Ночная смена

[Iron Queen]

Название: Ночная смена
Артер:  Рене
Автор:  miksar
Бета:  Mysterious O_o
Гамма:  RingO_o
Фандом: DBSK
Пейринг/Персонажи: Юнхо/Чанмин, Джеджун
Категория: слэш
Рейтинг: R (за обилие крови)
Жанр: ER!AU, драма, повседневность
Количество слов: ~22000
Краткое содержание: В команду парамедиков приходит новичок - Чанмин. Напарником в дежурствах ему дают Юнхо. Доверие и взаимопонимание - очень важная часть их работы. Но как сложно бывает его добиться, имея свои скелеты в шкафу....
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей. Не советую читать во время еды)
От автора: спасибо большое моему артеру  Рене, оформление прекрасно <3 очень надеюсь, что фик тебе понравился)) спасибочки за поддержку и пинки  Mina 666,  Катсяшь и героической бете  Mysterious O_o Отдельный низкий поклон удивительному человеку  RingO_o Без тебя я бы никогда не дописала...

Пролог

— Юнхо, просыпайся, нас вызывают, — в тишине голос Канина раздается пушечным выстрелом.
— Встаю, — шепчут губы.
— Жду тебя в машине, — говорит Канин и громко хлопает в ладоши.
— Мы сделаем всё, что в наших силах, — со скороговоркой подскакивает на койке Юнхо и резко просыпается от звука своего же голоса.
— Нас ждут великие дела, — улыбается Канин и выходит из подсобки, слыша как за спиной напарник спешно натягивает обувь и куртку.
Через минуту они уже рассекают дороги ночного Сан-Франциско, спеша помочь людям, попавшим в беду, или хотя бы просто попытаться максимально облегчить их страдания.

— Скажи, почему ты хочешь стать парамедиком? — женщина спрашивает Чанмина, а ему кажется, будто это калитка скрипит, и он прикрывает глаза, чтоб хотя бы не видеть обладателя этого жутко неприятного голоса.
— Потому что я хочу помогать людям? — вопросом на вопрос отвечает он, сжимая руки в кулаки под столом. Ему невероятно сильно хочется сказать кучу гадостей этому странному психиатру, который не только не успокаивает, а еще больше раздражает.

Юнхо выдыхает, и клубочки пара растворяются в холодном воздухе. Руки мерзнут даже в недавно купленных перчатках, денег на новую печку в машине не выделяют, а у Канина всё руки не доходят самому покопаться и попробовать починить. И Юнхо не винит его в этом, после ночных смен единственное, на что они оба способны — сон. Он даже не помнит, когда в последний раз заезжал домой, оставаясь спать в подсобке их базы. Да и не ждет его никто в пустой необжитой квартирке на последнем этаже в каком-то старом доме. Кошку ему заводить нельзя с такой работой, ведь подохнет, пока дождется своего занятого хозяина, а собаку ещё и выгуливать надо. Канин молчит, насупив брови, и изо всех сил старается не вырубиться прямо за рулём. Несчастных случаев с парамедиками гораздо больше в ночную смену, все об этом знают. До базы они добираются без происшествий, а там их уже ждёт начальник со строгим лицом. Юнхо думает, что ругать за что-то пришёл, но тот представляет новенького. Стажёр, ещё совсем зелёный, длинный и весь какой-то нескладный и не к месту с таким мальчишеским лицом, но упрямый. Это видно невооружённым глазом по сомкнутым губам и взгляду карих глаз.
— Шим Чанмин, прошу любить и жаловать, — сообщает начальник, подталкивая парня в середину на всеобщее обозрение.
Стажёр чувствует себя неловко, судя по тому, как прячет глаза за чёлкой. Юнхо улыбается, вспоминая себя на его месте, а потом раздаётся: "Третьи на выход. Алкогольное отравление".
— Стажёр твой, — говорит начальник и уходит.

На лестнице в подъезде сыро и темно, так ещё и ступеньки такие скользкие, что Юнхо пару раз чуть не сворачивает себе шею, поднимаясь на шестой этаж.
— Здесь требуется помощь? — бодрым голосом спрашивает он, пока недоверчивая соседка оглядывает его и нехотя пропускает вперёд.
— Что произошло? Как зовут пациента?
— Джон. Напился в стельку, буянил, а потом затих, вот-вот коньки откинет, — поясняет женщина совершенно бесстрастно, пока Юнхо подбегает к пациенту. Чанмин спешит следом, и не может не сморщить нос. В душной комнатке пахнет просто отвратительно — спиртом, потом и рвотой. От вида пациента Чанмину самому хочется вывернуть содержимое желудка на ковер, и только сила воли не дает этому случиться.
— Что с ним, Чанмин? — спрашивает его Юнхо, спешно открывая свою сумку.
— Алкогольное опьянение, пациент в коме.
— Надо освободить дыхательные пути, вот ты этим и займешься, — командует Юнхо.
Чанмина самого подташнивает, но ослушаться своего наставника на первом же вызове он просто не может, сжимает зубы и считает про себя, убирая рвоту изо рта пьяного. Судя по виду, это не первый раз для него. Лицо опухшее, красное и липкое. При соприкосновении пальцев в перчатках с его кожей Чанмина неуловимо передёргивает. А глядя на этого пьянчужку Чанмин думает о том, что они спасут его от ужасной смерти, а тот уже через день будет так же хлестать водку и мешать соседям. Дети, беременные женщины, несчастные люди искусства с сердечными приступами — им действительно дорога жизнь и нужна срочная помощь.
— Спасибо, Чанмин. Теперь интубация, смотри и запоминай, — выверенным движением руки Юнхо устанавливает ларингоскоп и вводит внутрь трахеи трубку. Чанмин заворожено смотрит на сосредоточенное лицо парамедика, когда интубация проходит без сучка и без задоринки. Лишь тихий вздох облегчения говорит о том, что Юнхо тоже переживает.
— Что дальше? — спрашивает он, заставляя Чанмина судорожно вспоминать.
— Промывание желудка, — выпаливает он.
— Помоги мне, живее, — говорит Юнхо, вытирая со лба выступивший пот от духоты в комнате.
— Приоткройте форточку, пожалуйста, — обращается он к соседке, которая стоит поодаль и считает монеты, вынутые, вероятно, из кармана пациента, — и дайте мне какой-нибудь тазик, а нет, не надо, — Юнхо первым замечает грязный таз и подставляет его к пациенту, укладывая его голову себе на колени. Чанмин придерживает больного и наблюдает, что делает Юнхо. Парамедик ловко вытаскивает язык пациента и вставляет зонд.
— Глюкоза, — поясняет парамедик, когда предыдущая процедура завершается, вводя иглу в вену, — тиамин... На этом всё, понесли.
Лестница обратно кажется Чанмину гораздо длиннее и круче. Выносить на носилках больного тяжело и невероятно неудобно, и, только оказавшись в машине, он вздыхает. Свежий воздух становится настоящим спасением от рвотных позывов, Чанмин плюхается в сиденье и спешит довезти больного в ближайшую больницу. Фонари за окном освещают пустые ночные улицы, а в машине Юнхо что-то успокаивающе говорит мужчине.
Оставшееся время смены проходит спокойно. В их районе все спят, и никому срочно не требуется помощь, разве что голодным бомжам, толпящимся у разваленного дома. Но им они помочь ничем не могут, только посочувствовать. Не напасёшься на всех тёплых одеял и пайков с едой. На циферблате часов стрелка медленно, но верно ползёт, равномерно тикая и этим усыпляя Чанмина. Для того чтобы не уснуть, он вспоминает стишки, которые учили в школе на уроках словесности. Взгляд его натыкается и останавливается на небольшом кофейном пятнышке на форме Юнхо, ресницы и веки тяжелеют, зрение теряет чёткость. И спустя несколько секунд тёмное пятно разливается и заполняет всё пространство. Чанмин засыпает, но снится ему не что-то светлое и прекрасное, а красное и липкое лицо алкоголика, поэтому он даже рад, когда его будят руки напарника, трясущего за плечо.
— Скорее! На шоссе чп, много жертв, — первое, что слышит он, когда просыпается и вскакивает в ужасе, что всё проспал, и где-то люди ждут помощи.
— Где? — в панике спрашивает Чанмин, но натыкается на улыбку Юнхо и сразу всё понимает.
— С окончанием первой рабочей...ночи, — говорит парамедик и хлопает его по плечу, в очередной раз, — это надо отметить, правда?
— Угу, — кивает Чанмин.
— Пошли поедим вместе, а? — спрашивает Юнхо. — Я угощаю.
От бесплатной еды Чанмин просто не может отказаться, хотя всё ещё немного злится. Больше на себя, что попался. Много раз же видел в сериалах, слышал от друзей, как разводят новичков в первый день, но всё равно оказался неподготовленным.
— Будешь чанджан рамён? Или заказать суши? — спрашивает Юнхо, разглядывая скудное меню забегаловки, в которой из посетителей только они. Хозяйка, заспанная и недовольная, смотрит на них не очень приветливо и, в глубине души, как думает Чанмин, надеется, что они возьмут что попроще, чтобы она не до конца проснулась в такую рань. Он не мечтает ночами о суши, но из чувства противоречия заказывает их. И с удовольствием глядит на то, как хозяйка прощается со своей надеждой урвать ещё часик сна.
— Самые вкусные, можно? — говорит он. — Чтобы у нас были силы всех вас лечить!
От такого заявления хозяйка шарахается и спешит готовить.
— Хотел предложить выпить, но тебе, судя по всему, и так хорошо? — улыбается Юнхо глазами.
— Может, действительно, выпьем? — с надеждой спрашивает Чанмин, позабыв о самом понятии "субординация".
— Не жди от меня пьяных откровений, — предупреждает Юнхо, заказывая соджу. Всё-таки празднование вступления новенького в команду важнее, чем долгожданный сон.
— Не жди от меня пьяных откровений, — повторяет парамедик ещё раз после пятой бутылки, и, противореча своим словам, рассказывает о своём пустом доме. И о том, как хочет завести кошку, но не может.
Чанмин улыбается, но сам ничего не рассказывает, думает лишь о том, какой же простой его напарник. При первой же встрече выкладывает такие личные вещи. Чанмину даже неудобно перед ним, такие откровенности требуют ответных. А он не может, да и не хочет распахивать свою душу перед человеком, которого знает без году неделю. Чанмин думает о том, как же забавно звучит: "Познакомились ночью, в машине скорой помощи". Юнхо в это время говорит что-то о своей сестре, которую не видел уже несколько лет, а потом вырубается на полуслове, уронив голову на скрещенные руки. Чанмин достаёт телефон и, не зная зачем даже, фотографирует спящего напарника с кучей пустых бутылок. Он взваливает Юнхо себе на плечи и выходит из заведения. Хозяйка осуждающе провожает их взглядом. Но Чанмину совершенно плевать на неё и её мнение. Не далее, как несколько часов назад, он своими глазами видел Юнхо спасающим человека. Он заслужил расслабиться и заснуть. У Чанмина немного побаливает живот от суши и соджу. И он думает о том, что эта хозяйка, с презрением посмотревшая на Юнхо, отравила своей стряпнёй многих его же пациентов.
На такси Чанмин отвозит спящего и на руках переносит в подсобку, укрывает одеялом, не раздевая, и желает сладких снов. А сам располагается рядом. После ночного бодрствования неимоверно клонит в сон, и Чанмин засыпает, когда солнце освещает улицы Сан-Франциско. Муравейник оживает, люди торопятся на работу и занятия, а пара парамедиков дрыхнет в подсобке, готовая вскочить и помчаться на казённой машине спасать. Спасать всех нуждающихся в помощи, даже тех, кто одаривает их презрительными взглядами. Чанмин вздыхает во сне и переворачивается на другой бок.

@темы: band: dong bang snin ki, Star King - 2014

Comments

[Iron Queen]

1 глава

К хорошему быстро привыкаешь, а вот к работе, какой бы она ни была, ещё быстрее. И это совсем необязательно, чтобы она очень нравилась. Просто в какой-то момент Чанмин понимает, что увяз с головой. Как болото, эти ночные смены засасывают в пучину, откуда уже не выбраться. Сначала рушится режим дня — время сна и приёма пищи, а потом появляются первые признаки профессионального заболевания в виде тёмных кругов под глазами и вечной усталости. Это только кажется, что можно бодрствовать ночами, отдыхая днем, и нормально себя чувствовать. Не зря люди придумали спать в тёмное время суток. Чанмин понимает весь вкус ночных смен уже через несколько дней, когда организм спешно перестраивает всё с ног на голову.
Свою нынешнюю жизнь он сравнивает с работой стюардессы на мировых маршрутах. Сейчас в Америке, где день, а через несколько часов абсолютно в другом месте, где раннее утро. Часовые пояса скачут, сменяют друг друга, а стюардессе за ними не успеть. Чанмин часто думает о том, что теперь тоже ничего не успевает. Когда он соприкасается головой с подушкой и проваливается в забытье, все обычные люди только просыпаются, спешат на работу или учёбу, гуляют и ходят в кино. Чанмин даже не помнит, когда в последний раз ходил в музей или в театр. Ранним утром и ночью они закрыты, да и некогда ему. Работа не оставляет ни секундочки свободного времени. Чанмин наблюдает за своим наставником, отыскивая в его глазах и поведении те крупицы депрессии и обреченности, которые заполняют его самого. Но, сколько не старается, не замечает. Юнхо всегда собран, улыбчив и до приторного доброжелателен с пациентами, будь то наркоманка или же профессор со слабым сердцем. Он относится к ним всем одинаково, и в глубине души Чанмин даже немного завидует, потому что сам он не может (или не хочет) понимать и сочувствовать пьяницам и наркоманам.
Он прекрасно помнит глаза своего брата, умоляющего дать ему денег, много денег, на дозу. Чанмин не заканчивает институт как раз благодаря этому. Сначала он даёт половину своих заработанных потом и кровью денег с тяжелой работы грузчика, потом отказывает, но брат просто крадёт их. Сложно спрятать так, чтобы он не нашёл в одной-то комнатке. Чанмин устраивает брата в лечебницу, но тот сбегает, чтобы снова появиться под дверью с явной передозировкой. Вероятно, по этой самой причине он не может скрыть своего презрения к таким людям. Они прожигают жизнь, так ещё и портят её окружающим. Чанмин терпеть не может таких "паразитов", особенно печально, когда тебя тоже касается эта проблема, о которой предостерегали ещё в школе.
— Ты сегодня слишком растерян, — недовольно говорит Юнхо, — что-то произошло?
Чанмин не отвечает, думая, что наставник чисто из вежливости спросил, а на самом деле подразумевал "соберись". Смотря на дорогу, он ведёт машину по безлюдным улицам, когда чувствует на себе взгляд.
— Мы можем отказаться от вызова, если что-то произошло, — серьёзно говорит Юнхо. — Всё равно Хичоль с Канином ближе к месту происшествия.
— Всё нормально, я просто устал, — нехотя поясняет Чанмин, но Юнхо уже говорит в рацию. Их вызов уходит в другие руки, а нового пока нет. Юнхо просит остановить машину и выходит, чтобы вернуться с горячим дешёвым кофе и какими-то бургерами из ближайшей круглосуточной забегаловки.
— Ешь, — улыбается он и протягивает булочку в обертке, которая своим шелестом раздражает Чанмина почти так же, как эта вечно подбадривающая улыбка Юнхо.
— Спасибо.
У Юнхо красный нос и чуть слезящиеся глаза от холода и это даже немного забавно. Чанмин сразу вспоминает детскую книжку, где изображён Санта Клаус. С таким же красным носом и добрыми глазами. Проведённая аналогия настолько в точку, что даже плохое настроение Чанмина рассеивается по мере того, как наполняется его желудок.
— Не торопись, подавишься, — смеётся Юнхо и в машине сразу становится теплее и светлее от этого звонкого неприкрытого веселья.
— Хорошо, — буркает Чанмин, но темп не сбавляет, пока последний кусочек не отправляется в рот.
— Расскажи что-нибудь, — просит Юнхо, — а то я сейчас усну точно.
И действительно, глаза у него слипаются, а голова запрокинута на спинку кресла. Чанмин переводит взгляд на маленькое кофейное пятнышко на вороте его синей формы и усмехается про себя. В этом весь Юнхо — всё делает для других, а для себя даже форму не сдаёт куда-нибудь в химчистку.
— Спи, я разбужу, — вежливо говорит Чанмин, только после того, как произнес слова, понимая, что тот уже уснул. В машине холодно, кондиционер так и не починен, зато где-то за передними сидениями валяется покрывало. Чанмин вытаскивает его как можно тише, чтобы не разбудить напарника, и аккуратно укрывает его. При ближайшем рассмотрении Юнхо совсем не такой свежий, каким желает всегда казаться. На спящем лице явственно виднеются тёмные тени под глазами. У Юнхо сомкнуты губы и брови домиком, как будто что-то плохое снится. И Чанмину впервые в жизни хочется обнять кого-то, чтобы эта складочка на лбу расправилась. И этот кто-то никто иной, как его же наставник. Чанмин душит неожиданный порыв, и так удачно по рации их снова вызывают.
— Едем, — отвечает он и пинает локтем спящего, который взвивается и первые несколько секунд не понимает, что происходит, а потом кивает и снова нацепляет на себя эту ужасную одинаковую улыбку. Чанмину очень хочется треснуть его, чтобы показал истинные эмоции. Ведь не может же Юнхо действительно радоваться вызову, когда только-только заснул.
До нужного адреса они добираются довольно быстро, и к пациенту даже не надо подниматься. "Он обитает в студии", — так говорит взволнованная девушка с неестественным, но таким обычным для этого района, цветом волос — зелёным. Она заламывает руки и почти плачет, пропуская Юнхо вперёд.
— Эпилепсия, — он сразу оценивает происходящее и подбегает, на ходу раскрывая свой сундучок и вытаскивая шпатель, который так удачно прихватил перед выездом. Часто такого инструмента с собой нет, и в ход идут любые подходящие по материалу и размеру вещи.
— Воздуховод надо вставить, справишься? — спрашивает Юнхо, хотя уже итак, по-видимому всё решил, раз отходит к девушке и что-то у неё спрашивает.
У Чанмина немного трясутся руки, и пересыхает в горле, хотя ничего особо сложного в этом нет. У пациента чистая полость рта и можно сразу преступать. Правда, больного трясёт, и вообще видок у него, честно говоря, страшный. Безумные глаза на выкате, дрожь всего тела. Как тряпичная кукла на ветру. Чанмин задерживает дыхание и, придавив пациента, быстро вставляет трубку, стараясь не повредить ничего внутри, закрепляет и выдыхает — вроде получилось.
— Кордиамин и цититон, — говорит Юнхо, отодвигая Чанмина, и вкалывая нужную дозу пациенту, которого всё ещё мелко трясёт.
— В машину, — приказывает парамедик, — живо, пока следующий припадок не случился.
Чанмин реагирует, мгновенно очнувшись от своих мыслей и сравнений, помогая поместить парня на носилки и крепко держа донести до машины.
— Седуксен внутривенно, быстрее, — напоследок говорит Юнхо, усаживаясь за руль.
Чанмина потряхивает при виде того, что ему надо как-то сделать укол в абсолютно неуправляемое тело парня. Он приваливается всем весом, стараясь на секунду обездвижить. Это получается, и игла мягко входит в вену.
— Диазепам и глюкозу вколи ещё, — командует Юнхо, но не грубо, а мягким голосом, как будто подсказывает очевидное, что Чанмин итак собирался сделать.
Вену снова найти не так уж и трудно, особенно, когда ты раньше видел, как это делает брат. Чанмин делает необходимые уколы и вздыхает. Пациент успокаивается, не бьется, как рыба, вынутая на берег. Парню не больше двадцати и, судя по пятнам на одежде и руках, художник. У него даже ногти в разноцветной краске, а на запястье фенечка. И Чанмин думает о том, что, вероятно, её плела та самая зелёноволосая девушка.

[Iron Queen]

Они приезжают в больницу и сдают своего подопечного слишком быстро, Чанмин даже не успевает запомнить хорошенько лицо своего первого пациента. Но искренне желает ему удачи и творческих успехов в его будущей жизни. Ведь это можно делать, даже не зная имени и не помня лица.
После окончания рабочего времени Чанмин не идёт спать, как обычно, а едет на другой конец города. Не то, чтобы он не устал и не желает вздремнуть, просто совесть не позволяет. К Джеджуну он не заезжал уже слишком давно, что уже неприемлемо, именно поэтому он трясется в душном полном автобусе, а не дрыхнет в подсобке, видя десятый сон, как Юнхо. В кармане его новая пачка каких-то крепких сигарет, ехать в гости без гостинца нельзя. На нужной остановке он выходит и покупает сетку с ароматными апельсинами, которые так любит Джеджун. Они знакомы уже несколько лет, но Чанмин всё не может никак повлиять на упрямого подростка, чтобы тот бросил вредную привычку курить. Каждый раз он вздыхает, выкладывая за пачку те же деньги, что и за килограмм вкуснейших фруктов. Но Джеджун неисправим, и Чанмин не может его за это ругать, только журить иногда, не зло. Он просто не имеет на это никакого права. Чанмин звонит в дверь и не сильно удивляется, когда оттуда вываливается Джеджун и сразу лезет обнимать. Этот парень не скуп на всякие нежности, в отличие от самого Чанмина, который недовольно кривится, но не отталкивает, а даёт на себе повиснуть и заводит его в комнату, провожает до кухни и усаживает в кресло, прихватив в прихожей палку. Джеджун довольно сносно ходит, но прихрамывая и опираясь. Без палки ему всё ещё сложновато, Чанмин это прекрасно видит, поэтому терпит все его обнимашки и "повисания", как он называет.
— Где мой гостинец? — интересуется Джеджун, улыбаясь.
— Сейчас порежу, — отвечает Чанмин, вытряхивая апельсины из сетки в раковину и моя руки.
— Да не этот, — отмахивается парень, вытянув ноги.
— Джеджун-и, хватит уже курить. Рак лёгких плохая вещь, честно.
— Не занудничай, доктор, — корчит забавную рожу Джеджун.
— Я не доктор, а парамедик, — между делом поправляет Чанмин и ставит перед парнем тарелку с нарезанными колечками апельсинами, с которых стекает сок, — снова покрасился? Тебе идёт, — замечает он красные кончики волос Джеджуна.
— Один фиг. В прошлый раз просто чуть порыжее были, — объясняет он, будто не знает, что Чанмин не очень ладит со всеми этими оттенками.
— Видел сегодня ночью девушку с зелёными волосами. Не хочешь такие? — спрашивает он, наблюдая, как Джеджун быстро поглащает порезанные фрукты.
— Неа. Синий ещё ладно, но не зелёный же.
— Как хочешь, — усмехается Чанмин, — а я уже собирался тебе купить такую краску, — бросает он пробный камень.
— Купишь? Реально купишь? — недоверчиво уточняет Джеджун. — Т — огда хочу!
— Океюшки, — улыбается Чанмин. Джеджун совсем ещё ребёнок, несмотря на своё приближающееся восемнадцатилетие.
— Гони мой второй гостинец, — безаппеляционно требует парень, бросая последнюю апельсиновую корку на тарелку.
Чанмин роется в карманах, надеясь, что Джеджун забудет, но он проворно выуживает пачку сам. На сигареты у него нюх.
— Как работа? Нравится? — спрашивает он, щёлкая зажигалкой и закуривая.
— Временами очень, но бывают и хреновые дни. Куда ж без них, — отвечает Чанмин, с трудом удерживаясь не врезать подзатыльник этому юному курильщику. — Как нога?
— Всё хорошо, успокойся, наконец. Ты же не из-за неё приезжаешь ко мне, надеюсь? — в голосе сквозит плохо скрытая обида.
— Нет же, просто интересуюсь, — заглаживает неприятную тему Чанмин, а сам думает, что, не наедь он на него тогда, они б и не встретились никогда. Перед собой он не врёт, его действительно живо беспокоит джеджунова нога и пристрастие к курению. Чанмин винит себя во всём этом, поэтому и старается чаще его навещать.

[Iron Queen]

2 глава

Возвращаясь от Джеджуна, Чанмин засыпает в автобусе и проезжает нужную остановку, а потом винит себя на чём свет стоит, потому что последние деньги потратил на билет. Кошелёк мирно остался в кармане других штанов, а взятые купюры ушли на сигареты, апельсины и билеты. У Чанмина даже карточки с собой не было, и обратно идти пришлось пешком. Время обеда давно прошло, на улице было оживлённо, рабочий день у многих уже закончился. Люди толпой шныряли туда-сюда, разглядывая витрины магазинов, разговаривая по телефону и просто куда-то спеша. Укутанные в разноцветные шарфы школьницы смеются, обгоняя уставшего Чанмина, делясь друг с другом впечатлениями о каком-то праздничном концерте. И только сейчас он понимает, что совсем скоро Новый год, а подарков у него никаких не приготовлено. Вообще, он сам не подготовлен. Руки стынут в вязанных варежках, а ветер со снегом проворно пробирается за синий шарф, заставляя краснеть от холода чанминовский нос и щёки. Посередине улицы стоит наряженная ёлка со светящейся звездой наверху и огромными блестящими шарами на ветках. Вокруг неё бегает детвора. Чанмин даже не пытается посчитать, сколько там детей, так они рябят перед глазами. Он обходит ёлку стороной, но шальной снежок всё равно догоняет его, приземляясь прямо в капюшон. Чанмин шипит от холода, разворачивается, чтобы кому-нибудь накостылять, но ребятишек и след простыл. Видимо, поняли, что пора линять. От чувства неудовлетворенности Чанмин ещё больше злится и бурчит себе под нос в шарф, который моментально намокает от конденсации горячего дыхания на холодной ткани.
— Дядечка, возьми пряник, — улыбается ему мальчуган, протягивая что-то в серебряной обёртке.
Чанмин смотрит на него, не понимая, с чего бы такая честь, когда замечает отставленную корзину с десятком таких же пряников. И понимает.
— У меня денег нет, — буркает он и пытается обогнуть парня, чтобы затеряться в толпе. Но мальчуган не сдаётся, пихает ему в карман свой гостинец. Кричит напоследок: "С праздником" и растворяется в той самой толпе, куда так хотел свалить Чанмин. По правде говоря, в желудке пусто и тёплый пряник в кармане греет и в прямом, и в переносном смысле. Чанмин вытаскивает его, рвёт блестящую упаковку и вгрызается в сладкое вкусное тесто. Вкус пряника так напоминает детство, что в глазах его щиплет. В голову лезут воспоминания о маме, которой уже давно нет. Перед мысленным взором всплывают картинки из прошлого, где они всей семьёй отмечали этот праздник, ещё в Сеуле. С тех пор прошло столько времени, но возвращаться на родину Чанмин не собирается. С ней связаны не только счастливые, но и трагичные воспоминания. Ему некуда туда возвращаться. Даже могил близких там нет, пепел развеян над рекой Хан. Переезжая в Сан-Франциско, Чанмин думает, что навсегда покончил с прошлым, но, как на зло, судьба постоянно сводит его с корейцами. Даже напарник оказывается азиатом. Да и Канин с Хичолем, вторая команда парамедиков, тоже корейцы. Хорошо хоть, что начальник европеец и остальные тоже.
Чанмин доедает пряник, комкает обложку и суёт в карман куртки, не замечая поблизости урны. Зимой темнеет быстро, поэтому фонари загораются, освещая дорогу. А дойдя, наконец, до базы, Чанмин смотрит на часы и мысленно воет. Всего два часа до смены, а он так и не сомкнул глаз. Тихо пробравшись в знакомую подсобку. Он скидывает ботинки и забирается под одеяло, мгновенно вырубаясь, чтобы проснуться от толчка и извиняющегося выражения лица напарника.
— Пора, — кратко говорит Юнхо и первый уходит в машину.
У Чанмина слипаются глаза, и раскалывается голова от недосыпа, но работа не ждёт. И спустя минуту он ведёт машину.
— Сообщили, что пациент упал на штырь. Рядом с домом проводятся какие-то строительные работы, — сообщает Юнхо то, что передали ему по рации. Чанмин старательно кивает, надеясь, что не вырубится в самый важный момент.
Торчащий из человека штырь — довольно красочное зрелище, точно не для слабонервных. Особенно, если это симпатичная девушка с мертвенной бледностью и испугом в глазах. Она не шевелится, но внутри её всю трясёт, судя по всему. И Чанмин прекрасно понимает её, это действительно жутко. Что она здесь делает в такое время, загадка, особенно в юбке и на каблуках. Возможно, собиралась на свидание, губы намазаны, а глаза подведены. Из порванного пуховика торчит штырь, кровавое пятно отлично видно на белой ткани.
— Чанмин, помоги мне, хватит стоять истуканом, — окликает его Юнхо, — повреждено лёгкое. Вставляй воздуховод, — приказывает он, вкалывая пострадавшей обезболивающее.
— Спасатели прибудут через минуту, — сообщает по рации диспетчер, Юнхо спешно благодарит за информацию и возвращается к девушке.
— Сейчас мы тебя подержим, пока спилят штырь, — объясняет он ей их дальнейшие действия с такой непринуждённой улыбкой, будто это совсем обычное дело для неё. Но девушка согласно хлопает ресницами, пока Чанмин методично сжимает и разжимает препарат, который помогает ей дышать.
Спасатели, как и обещала диспетчер, приезжают быстро и сразу берутся за дело. Чанмину очень жалко бедную девушку, которой больно и вообще крайне неприятно, несмотря на вколотое обезболивающее, которое лишь снижает, но не устраняет до конца боль. Юнхо улыбается ей и шепчет какие-то успокаивающие слова перед тем, как они помещают её на каталку и устраивают в машину.
— Домчи нас с ветерком, — говорит парамедик, красноречиво давая понять взглядом, что стоит поторопиться. Девушку он старается не напугать ещё больше, бедняжка итак уже натерпелась. Чанмин включает мигалку и ведёт машину так, как только возможно быстро.

[Iron Queen]

За окном снова идёт снег, хлопьями залепливает стекло, и Чанмину приходится включить дворники, потому что видимость на нуле. Юнхо посапывает, уткнувшись носом в шарф, спёртый у него и обвязанный вокруг шеи прямо поверх синей формы. Динамики молчат, пока они объезжают свой район, но стоит Чанмину подумать о том, что ночь выдалась спокойной, как рация оживает: "Третьи, приём. Колотое ранение на углу .... Да, я знаю, что это не ваш район, но постарайтесь побыстрее".
— Юнхо, вызов, — трясёт он напарника за плечо.
— Погнали, — пробуждается тот и улыбается так, будто только этого и ждал. Чанмин кривится и отворачивается к дороге. Он всё никак не может привыкнуть к этой дурацкой привычке Юнхо улыбаться, даже тогда, когда это абсолютно не требуется. Каждый раз его подмывает заметить, что он не пациент, и не надо перед ним что-то строить из себя. Это и раздражает и расстраивает.
До нужного поворота они добираются довольно быстро, благодаря пустым ночным дорогам. Чанмин выскакивает из машины и тут же втягивает в себя шею, нахохливается, как снегирь на ветке. Холодно. А при взгляде на пациента Чанмину становится ещё хуже — это тот самый мальчуган с пряниками. Только теперь он не улыбается, а прикусывает губу от боли. Прямо из груди у него торчит заточка. Юнхо, как всегда, профессионален и доброжелателен, сначала немедленно приступает к первой помощи, откладывая вопросы на потом.
— Подготовь обезболивающее, — командует он, делая тампонаду и накладывая асептическую повязку на рану. Мальчуган изо всех сил пытается сдержать слёзы, поэтому вид у него недовольный, когда скупая слезинка предательски скатывается по щеке.
— Всё будет хорошо, — успокаивающим голосом говорит Юнхо, и его словам очень хочется верить.
Но в машине мальчику становится хуже, из горла вырываются хрипы, а потом он вдруг начинает кашлять с кровью. Его трясёт, глаза такие беспомощные, умоляющие помочь. Чанмин видит это в зеркало заднего вида. Юнхо вплоть до больницы изо всех сил старается облегчить страдания мальчугана, но со внутренним кровотечением сложно бороться. Мальчик умирает в нескольких метрах от здания. В больницу уже отправляется его холодный труп. Даже запоздалой справедливости не последует, потому что мальчик так и не успевает рассказать, кто же его пырнул. Чанмин глядит на неподвижное тело и вспоминает его улыбку. Мальчуган-то спас его от голода сегодня, а вот они его спасти не смогли.
В горле у Чанмина першит, очень хочется разрыдаться, но это не похоже на него. Он никогда не плачет. Но Чанмин не сопротивляется, когда Юнхо, видя его состояние, приобнимает и прижимает к себе. От напарника пахнет лекарствами, перемешанными со слабым запахом духов. Чанмин вдыхает эту смесь и затихает, уткнувшись носом в плечо Юнхо. Рация молчит, не тревожа больше. Утро медленно, но всё же наступает, а Чанмин так и засыпает на Юнхо. И тот его не скидывает, хотя плечо неприятно немеет, затекая.

[Iron Queen]

3 глава

Даже у парамедиков бывают проблемы со здоровьем, и Чанмина это тоже касается. Он сполна чувствует это, когда в один день зуб начинает ныть. Чанмин терпит и пьет обезболивающие, но ничего хорошего в этом нет, и на сеанс к зубному приходится записаться в ближайшее время. Он пьёт горький кофе после смены, чтобы не уснуть прямо в кресле у врача, где и тепло, и удобно. Чанмин поэтому и пешком идёт в стоматологию, зимний воздух освежает. Это тебе не автобус с мягкими сидениями и печкой под ними. Когда Чанмин видит своего врача, ему становится не по себе. Совсем молодой, как будто только что колледж окончил. Он усаживает его в кресло и просит подождать несколько минут, пока он разберется с предыдущим пациентом. Глядя на врача, Чанмин понимает, как себя чувствуют родственники или соседи пациентов, к которым они приезжают с Юнхо. Пациенты их, скорее всего, не боятся - их беспокоят гораздо больше собственное состояние, чем возраст парамедика. Чанмин прекрасно знает, что ему всегда дают 18, слишком молодо выглядит. И это плохо, как он искренне считает. "Любимчик нун", — как всегда смеялся Джунсу, его друг со школы. Это было так давно, что превратилось в крайне расплывчатое воспоминание. Чанмин даже не помнит, как Джунсу выглядит, но вот фраза намертво закрепилась в мозгу.
— Всего момент, — уверенно говорит врач пациенту за соседним креслом. Чанмин туда не смотрит, морально готовясь к своему лечению. Несмотря на то, что сам он стажёр-парамедик, стоматологию он от души терпеть не может. Этот дребезжащий звук инструментов и специфический запах его раздражают и напрягают ещё с детства. Чанмин думает о том, что всего через несколько минут, в его рту будут копаться, сверлить и тому подобные прелести делать, и всё это его не радует от слова совсем. И сначала на кашель он не обращает никакого внимания. Но потом раздаётся грохот от падения подставки, на которой лежит большинство инструментов, и Чанмин поворачивает голову. Ему хватает секунды, чтобы понять, что происходит — врач с испуганным лицом и закашлявшийся, задыхающийся его пациент. Ещё секунда уходит на спрыгивание с кресла, в голове Чанмина проносятся картинки из учебных пособий. Мужчина судорожно хватается за горло, из горла у него вырываются хрипы, лицо стремительно краснеет.
— Зуб, он проглотил... — невнятно бормочет парень.
— Помогите, — говорит Чанмин, но врачу самому явно требуется помощь. Парень пребывает на грани истерики и обморока. Поэтому Чанмин бросает это бесполезное занятие, подбегает к затихшему пациенту, находящемуся без сознания и пытается перевернуть его на бок. Но это получается только со второго раза, мужчина тяжёлый, как бык. У Чанмина идёт кругом голова от переживаний, но внешне он этого не выдаёт, понимая, что вся ответственность теперь лежит на нём. Он наносит четыре отрывистых удара по позвоночнику больного, но это не приносит никакого результата. "Спокойно, Чанмин. Есть ещё один приём". Приложив все силы, он переворачивает мужчину обратно на спину и располагается руки внизу его живота, укладывает, как помнит по картинке в учебнике (хорошо иметь фотографическую память) и наносит снова 4 удара, молясь, чтобы пациент подал признаки жизни. Но мужчина не шевелится.
— Звони в скорую, — приказывает Чанмин испуганному парню-врачу и пихает ему свой телефон, — быстрее! — прикрикивает он, не обладая таким же железным спокойствием и уверенностью, как Юнхо в подобных ситуациях. И действует, врач трясущимися пальцами набирает нужный номер и говорит адрес, пока Чанмин быстро ищет подходящий инструмент для проведения коникотомии. Скорая приедет через несколько минут, но пациент может и не дождаться, надо действовать очень быстро. Скальпель находится быстро, но вот никакой трубки под рукой не оказывается. Чанмин хлопает себя по карманам и благодарит высшие силы, когда к его ногам падает ручка. Стержень тут же оказывается под креслом, а Чанмин вкалывает скальпель, надеясь, что не промахнулся. Пинцетом раскрывает края раны, кровь не хлещет, и он в который раз мысленно благодарит провидение. Последний штрих — он вставляет облитую антисептиком ручку и облегченно вздыхает, мужчина приходит в сознание и открывает глаза, хочет что-то сказать, но из горла не вырывается ни звука. Но Чанмин понимает всё без слов.
— Всё хорошо, я парамедик. Жить будете, — говорит он, подбадривающе улыбаясь, и убирает руки за спину, чтобы никто не видел, как их потряхивает. В этот момент вбегают врачи со скорой и благодарят стоматолога за грамотно оказанную помощь. Парень неловко кивает, смотря в пол. И Чанмин спешно уходит, решив, что на сегодня ему зубов хватит.

Дни сменяют друг друга так быстро, что праздник застаёт абсолютно внезапно. Прозрение, что сегодня рождественская ночь, приходит на вызове, когда по рации передают, что требуется помощь в элитном ресторане. Пищевое отравление праздничным гусём. Юнхо кивает, а Чанмин смеётся и говорит, что желает видеть этих неудачников, которым повезло даже меньше, чем им самим. Работать в праздники всегда немного печально: все развлекаются, пируют, а они пьяниц подбирают по подворотням. Правда, в этот раз им везёт больше, они едут в ресторан. Пищевые отравления — это всегда "весело", с самого первого взгляда на паникёра, съевшего лишнее, и до конца, пока он не отстанет от унитаза, пролив несколько слезинок и поведав всему миру, какой же он несчастный. Поэтому Чанмин оказывается совсем не готов к шумной компании, щебечущей на незнакомом языке, держащейся за животы, но при этом не теряющей веселость и ощущение праздника. Первое, что крайне удивляет, так это неунывающие лица, второе — юмор, с каким эти необычные пациенты принимают своё нынешнее состояние, а уж поздравления на ломаном английском с последующим вручением и Юнхо, и ему самому подарков сражает наповал. Оказывается, что паникёрами являются совсем не иностранцы, а предусмотрительная официантка, решившая перестраховаться. Конечно, на тридцать гостей Чанмин с Юнхо тратят все свои запасы соды, но уезжают оттуда с гораздо более ценным материалом. Всю дорогу обратно они напевают колядки и грызут подаренные леденцы. А вернувшись на базу, чистят мандарины, оставленные в качестве презента от ресторана, и в машине пахнет самым настоящим праздником — цитрусовыми корками и жжёным сахаром.
"Не хватает лишь еловой веточки и запаха хвои", — успевает подумать Чанмин, перед тем, как рация бодрым голосом поздравляет с наступившим праздником и передаёт им в руки вызов в парковой зоне. Юнхо размышляет вслух о том, как опасны петарды, пока они едут по улицам, освещённым не столько фонарями, сколько яркими разноцветными гирляндами.
— Помню, в детстве видел, как у парня из соседней школы оторвало руку из-за бракованного фейерверка. Жуткое зрелище для детской психики, — рассказывает парамедик, включая тихо радио, по которому играет "Волшебная скрипка". Юнхо закрывает глаза и в такт покачивает головой. — Прекрасная музыка.
Чанмин согласно мычит и резко тормозит, не заметив рыжую кошку, перебегающую дорогу. Юнхо испуганно открывает глаза и облегченно вздыхает, снова улыбаясь.

[Iron Queen]

"Ты и в гробу будешь улыбаться?" — подмывает Чанмина язвительно спросить у парамедика, но вопрос остается в голове, потому что они подъезжают, и голова начинает усиленно работать в другом направлении. Как и говорил Юнхо, опасная это вещь — петарды. Среди гуляющих компаний пациента они замечают сразу. Юноша сидит на скамейке с поникшей головой, рядом плачет девочка с красной шапкой и таким же красным зарёванным носом, а вокруг толпятся его друзья с белыми лицами, несмотря на мороз. Подбежав ближе, Чанмин на секунду стопорится, ужасаясь увиденному. Некогда красивое лицо сейчас покрасневшее, как у алкаша, так ещё и с подпаленными ресницами и бровями. Глаза юноши как у вампира красные и слезятся, а в одном торчат ошмётки от злосчастной петарды. Вокруг шеи у него обмотана блестящая мишура, каким-то чудом не загоревшаяся при взрыве. Юнхо улыбается и, говоря что-то вроде: "Да ты в рубашке родился", вкалывает парню анальгин, чтобы обезболить. Аккуратно вытаскивает пинцетом бумагу и промывает глаз юноши раствором. Парень уже успел набраться, и Чанмин уверен, что именно алкоголь не даёт развиться панике и смягчает боль. Его дружки тоже под градусом, но поменьше, поэтому их лица испуганны, и сами они в шоке.
— Повязку сам наложи, — говорит ему Юнхо, — вот и всё, не балуйся больше с пиротехникой. А на неделе покажись офтальмологу, — обращается он к парню, и тот искренне обещает, несмело улыбаясь в ответ на улыбку парамедика.
Чанмину остаётся лишь удивляться, как легко Юнхо возвращает пациенту позитивный настрой, так ещё и ненавязчиво наставляет на путь истинный. Дружки парня жмут ему руки, а девушка этого удачливого юноши, чуть не сгоревшего заживо, отделавшегося всего ожогом глаза, пихает в карман парамедика шоколадку со слезами счастья на глазах и лезет обниматься к своему спасенному. Юнхо прощается со всеми своей коронной улыбкой, и возвращается в машину, как со свадьбы довольный, а не как со вызова.
— Будешь? — протягивает он свой презент, но Чанмин вежливо отказывается, в глубине души восхищаясь своим дружелюбным, просто золотым напарником. В праздник работать не очень-то здорово, но с Юнхо и на вызовах чувствуется то самое настроение, бывающее только в рождественскую ночь.
— Руки бы оторвать производителям этого г... — качает парамедик головой, когда по рации передают ещё один вызов с термическим ожогом.
Но Чанмин не совсем согласен с Юнхо, считая, что свою голову надо иметь на плечах. Даже маленькому ясно, что пиротехника опасна, а уж дешёвые петарды в магазинчике на углу, вообще противопоказаны к применению. Чанмин не может согласиться, что виноват производитель этой злосчастной петарды. По его мнению, виновато отсутствие мозгов у покупателя, не действующего по инструкции, так ещё и в нетрезвом состоянии. Вероятно, Чанмин слишком принципиален, но он просто не в состоянии определить, где заканчивается его ненависть к пьющему наркоману брату и начинается отношение к остальному миру. Поэтому он ничего не отвечает Юнхо, закрываясь в своих собственных мыслях вплоть до самого приезда на вызов. И уже там на месте понимает, что тот был прав. Абсолютно прав в своих словах. Чанмин сразу видит знакомый бренд на обложке фейерверка, валяющийся неподалёку. Эта петарда дороже той раз в десять, как это заметно по крупным цифрам на обертке. Поэтому дешевизна тут явно не при чем. Чанмин в который раз поражается прозорливости своего напарника. А Юнхо вовсю уже работает, срезая перчатки с обожжённых рук мужчины в дорогой кожанке, за брюки которого держится маленький испуганный мальчик. Чанмин достаёт канистру с водой, которая как раз холодная, благодаря сломанному кондиционеру, и поливает руки пострадавшего, предварительно избавившись от его сына с помощью напарника. Юнхо отводит его в сторону, достаёт откуда-то чупа-чупс и что-то рассказывает, в результате чего мальчик перестаёт плакать и даже начинает улыбаться. После обильного поливания холодной водой, Чанмин прыскает мужчине на ладони аэрозоль и вкалывает обезболивающее. А краем глаза наблюдает за своим миротворцем напарником, который подводит мальчика поближе и советует ему посмотреть какой-то мультик с совершенно идиотским названием. После этого Юнхо сразу переключается на мужчину, оглядывает плоды трудов своего стажёра и отпускает его домой на праздничный ужин.
— Молодец, так держать, — говорит парамедик Чанмину хотя ничего сложного он и не сделал, — как насчет выпить после конца смены? — спрашивает он и спешно добавляет: — Если, конечно, тебе не с кем праздновать.
— Я не против, — отвечает Чанмин, решив отпраздновать сначала с напарником, а потом уже поехать к Джеджуну. Ему не хочется оставлять Юнхо в праздник пить в одиночестве.
До конца смены ещё несколько часов, Чанмин ведёт машину по району, в котором всё говорит о том, что сегодня рождество. На пустующих обычно улицах гуляет народ. Лепят снеговиков парочки, стреляя друг в друга снежками, мужчины выпивают, сидя на скамейке и обсуждая что-то, бурно размахивая руками, пешеходы куда-то спешат с пакетами, в которых, скорее всего, подарки. Юнхо засыпает, убаюканный тихим шипением радио, а Чанмин останавливает машину, решив дождаться следующего вызова, а не просто кататься по району. Он смотрит за окно, размышляя о том, как же эти петарды испортили праздник тем, кто их купил, когда замечает знакомый бренд на петарде, которую держит в руках девушка в парке. Чанмин не успевает ничего подумать, просто выпрыгивает из машины и перебегает дорогу, крича: "Не двигайся". Девушка недоверчиво смотрит на него, но с места не двигается. Чанмин вырывает у неё из рук петарду, замахиваясь ей подальше в сугроб, когда она взрывается прямо у него в руках. Девушка вскрикивает и пускается бежать, напугавшись до ужаса. Чанмин смотрит на кровь на руках и судорожно прячет их за спиной, когда, разбуженный Юнхо выскакивает из машины и направляется к нему. Чанмин изо всех сил старается не выдать себя и нацепляет на лицо вымученную улыбку, ладони рвет на части от боли и капли крови скатываются прямо в снег за ним.
— Вызов? Надо ехать? — как ни в чем не бывало, спрашивает он.
— Руки покажи, — игнорирует его вопросы Юнхо и дёргает на себя, когда Чанмин сопротивляется. Ладони у него представляют собой месиво из крови и мяса, парамедик, ни слова не говоря, запихивает его за собой в машину, а там накладывает жгут, останавливая кровотечение, и вкалывает обезболивающее. А после отворачивается к окну и молча глубоко дышит. А Чанмин чувствует себя последней скотиной.
— Прости, что ли? — шепотом говорит он. Чанмин не умеет извиняться.
— Дурень, — отвечает Юнхо бесцветным голосом, но поворачивается, чтобы посмотреть ему в глаза, — сам же знаешь, что в таких случаях помощь необходимо оказать сразу. Думал, я не замечу, а ты сам как-нибудь справишься?
Чанмин молчит, не зная, как на такое отвечать, и смотрит на опускающиеся на стекло снежинки. А Юнхо не может долго обижаться, особенно на напарника с перевязанными руками.
— Пошли пить, — говорит он, — всё равно смена закончилась уже как минуту назад.

[Iron Queen]

4 глава

Кафешка, в которую они идут праздновать, работает всю ночь, несмотря на праздник. Чанмин думает, что там никого не будет, но таких же неудачников, которым не с кем провести рождество, оказывается достаточно, чтобы занять половину столиков. Мужчины по большинству сидят в одиночестве, потягивают глинтвейн и наслаждаются приятной музыкой, льющейся из-под пальцев молодого музыканта, приглашённого развлекать слушателей всю ночь. Девушки, напротив, с подругами, что-то тихо обсуждают и многозначительно смотрят на одиноких особ противоположного пола, надеясь, что те тоже обратят на них своё внимание. Всем хочется человеческого тепла, особенно в рождественскую ночь, когда даже злейшие враги пожимают руки в знак примирения при встрече, когда рассорившиеся влюбленные ностальгируют и звонят друг другу поздравлять с наступившим праздником. Пианист играет что-то невероятно прекрасное, и Юнхо счастливо улыбается, пока Чанмин заказывает уйму всякой вкусной еды и выпивки. В это время особенной популярностью пользуется глинтвейн. А у Чанмина с этим напитком связана конкретная ассоциация с рождеством. Раньше, ещё в Корее, он всегда делал себе его в небольшом ковшике. Подогревал и добавлял кучу разных приправ и порезанных фруктов. И сейчас он не может устоять и заказывает глинтвейн, хотя даже не знает, как будет есть с пораненными руками. Юнхо смеется над выбором Чанмина, едва только официант, уточнив заказ, удаляется. Парамедику весело от того, сколько всего он заказал.
— Ты когда в последний раз ел? — спрашивает он и понимающе кивает, когда слышит ответ.
Но на самом деле Чанмин всегда хочет есть. До сих пор растущий, как он упорно считает, организм требует к себе много внимания и, следовательно, много пищи. Юнхо улыбается так светло, будто это не он только что всю ночь разъезжал по вызовам. Чанмин не перестаёт этому удивляться, потому что его самого клонит в сон. Пианист поздравляет всех присутствующих с праздником, неожиданно пододвигает к себе микрофон и начинает петь "Jingle bells". И даже Чанмин не выдерживает, начинает подвывать себе под нос мелодию популярной песни, раскачиваясь из стороны в сторону. Официант тем временем приносит первые блюда и желает им приятного времяпровождения. Юнхо благодарно кивает и разворачивается ко все ещё кайфующему от рождественской песенки Чанмину, расстегивая свою куртку и протягивая ему из внутреннего кармана небольшой пакетик.
— С праздничком, — говорит он, счастливо улыбаясь и смотря в округлившиеся глаза напарника, не ожидавшего такого сюрприза. Чанмин даже не верит сначала, что это ему и уточняет, а после уже неловко благодарит, бормоча какие-то подобающие этому слова себе под нос, умиляя этим Юнхо ещё больше. Из-за забинтованных рук открыть подарок сам Чанмин не может, поэтому за него это делает парамедик, выуживая из пакетика новые часы. Судя по всему, довольно дорогие. Чанмину становится еще более неловко от осознания, что сам-то он приготовил напарнику подарок гораздо дешевле. Правда, от всего сердца. Это вязанные красные варежки, которые Чанмин как-то связал на досуге, прямо перед тем, как устроился стажёром. Он никогда в жизни не признается, что умеет вязать, но совершенно не стыдится своих вещей — полностью им сделанный шарф вообще его любимый. Юнхо не знает, конечно, о том, кто связал ему подарок, но искренне благодарит зардевшегося Чанмина, готового сквозь землю провалиться от неловкости. Но все становится только хуже, когда Юнхо садится рядом и подносит ложку с бульоном к его губам. Тут Чанмин понимает, что ничего не знал о неловкости до этого, пытается доказать, что все нормально и он поест сам, но роняет вилку, не успев ее даже поместить в забинтованные ладони. Попытки избежать кормления с рук с крахом проваливаются под ободряющую улыбку Юнхо. И Чанмину приходится терпеть и чувствовать себя полным кретином. Количество заказанного играет с ним злую шутку, потому что даже глинтвейн пить самому парамедик ему не даёт, пресекая все попытки завладеть стаканом. Юнхо обращается с ним как с хрустальной вазой, что могло бы польстить, но Чанмин видит в его обращении другие нотки. Ему кажется, что с ним нянчатся как с ребенком, не иначе. И Чанмина это раздражает, но ещё больше его угнетает то, что изменить это сейчас он не в состоянии. Мало того, в глубине души, очень глубоко, он благодарен заботливому напарнику. Юнхо успевает и сам есть и с ложечки кормить его, при этом не теряя присутствия духа. Чанмина давно бы уже выбесила такая перспектива — нянчиться с кем-то, когда сам голоден и устал. Но Юнхо это как будто вообще не напрягает, будто он всю жизнь этим занимался. Чанмину невольно думается, что будь у его напарника больше денег, он бы жертвовал их на благотворительность. Он как раз из тех людей. Чанмину этого не понять, но не уважать таких, как он, просто не может.
— У тебя есть домашнее животное? — спрашивает он в перерывах между приемами пищи.
— Очень хотелось бы завести, но работа не позволяет, — поясняет Юнхо, и Чанмин мысленно хлопает себя по лбу, что сам не догадался, ведь это же очевидно.
Пианист объявляет небольшой перерыв и уходит, и тут же из колонок начинает литься мертвая музыка заместо живой. Какой-то неизвестный Чанмину рокер рвет глотку в попытках побить собственный рекорд, но его быстро выключают, переключая на спокойную волну, где поёт Эдит Пиаф. Гирлянды на окнах загораются мягким светом, не напрягая глаз. Чанмина сложно напоить, особенно, чтобы он стал рассказывать какие-нибудь личные секреты, поэтому его так смущает и удивляет, как быстро развозит напарника. Юнхо быстро доходит до кондиции, расположившись на его плече.
— Думаешь, я идеален? — с каким-то внутренним надрывом шепчет он ему в ухо, прикрыв глаза.
Чанмин не отвечает, просто не знает даже как. Его напрягает сложившаяся ситуация. Ему многие поведывали в таких ситуациях все, что у них на душе, и это никогда не приводило к добру. Чаще всего, протрезвев эти люди ограждали себя от Чанмина, а то и вообще начинали плести про него какие-то гадости за спиной. К Юнхо последнее точно нельзя отнести. Но Чанмину абсолютно не хочется неловкости на работе из-за пары пьяных признаний. Но Юнхо до этого дела нет, парамедик расслаблен и явно хочет излить душу.
— Не так...Думаешь, я весь такой хороший? — он шепчет Чанмину в ухо, щекоча, но тот держится и не сбрасывает его голову с плеча, хотя инстинкт самосохранения кричит об обратном, — а вот и нет...совсем не хороший...абсолютно не хороший...Чанмини, — Юнхо впервые называет его так, и сердце пропускает удар то ли от неожиданности, то ли от ещё чего-то, так похожего на страх, — я ...ненавижу его.
Чанмин не уточняет, кого именно. Чанмину вообще больше всего на свете хочется заткнуть уши, чтобы не слышать эти признания. Только не от Юнхо. Но с другой стороны, Чанмин понимает, что тому надо выговориться. Что ему это просто жизненно необходимо, чтобы не сойти с ума. И Чанмин даже не хочет себе представлять, что было бы, если б он не согласился пойти выпить с ним. Накопившиеся переживания все равно бы выплеснулись из Юнхо, и неясно ещё, каким способом. Чанмин ненавидит чувство жалости, которое так неуловимо граничит с состраданием, что грань почти не видна. Но при этом он часто служит плакательной подушкой другим, сам же никогда не обращается к чьей-либо помощи, не жаждет сочувствия.
— Ненавижу его...так, что...хочу убить...иногда... — Юнхо трясёт от своих же слов, и Чанмин неловко прижимает его голову ближе. Успокаивающе поглаживает забинтованной рукой по непослушным волосам. Чанмин не умеет утешать словами, да и действиями тоже, но парамедик все-таки затихает и замирает, привалившись ему на плечо. Пианист возвращается с новым репертуаром, держа в руках ноты, время близится к утру. Вести машину Чанмин не может, потому что все же немного выпил, поэтому добираться приходится на автобусе. Юнхо пьян и дождаться от него адреса не представляется возможным. Поэтому Чанмин тащит его к себе домой, приобнимая и стараясь не касаться забинтованным ладонями, для которых любое прикосновение отдается тупой болью. Уже на лестничной площадке ему кажется, что они не доберутся никогда, но добрая соседка не спит, празднуя, и спешно открывает им дверь ключом из чанминовского кармана, охая и ахая по поводу его ожогов. Она даже помогает дотащить Юнхо до кровати, а потом, качая головой, удаляется, оставляя их одних. У Чанмина нет ни сил, ни возможности раздеться и раздеть напарника, поэтому он просто ложится рядом, отворачивается к стене и тут же отрубается.

[Iron Queen]

На утро Юнхо ничего не помнит и смущённо извиняется, обещая приготовить за доставленные проблемы завтрак. Чанмин только кивает в ответ и идёт в ванную комнату, чтобы умыться и почистить зубы, но только зайдя внутрь вдруг понимает, что это невозможно. От бессилия больше всего на свете ему хочется разгромить всё, но руки итак достаточно натерпелись, поэтому в ход идёт нога. От сильного удара зеркало, висящее на одном гвоздике, с треском падает вниз. Большой палец ноги ноет от боли. Но Чанмина заносит ещё больше, его рвёт изнутри, в жилах вскипает гнев. Та самая потухшая уже было ярость, периодически вспыхивающая вновь.
Он размахивается башмаком, чтобы закончить начатое и раскрошить на миллион осколков треснувшее зеркало, как в проёме двери появляется Юнхо. У него испуганное лицо и в руке кухонный нож, которым он, скорее всего, резал сэндвичи, когда раздался грохот. Он кидается к Чанмину и крепко обнимает его, прося успокоиться. Нож со звоном выпадает из его пальцев, приводя в чувство потерявшего было контроль над собой стажёра. Чанмин отстраняется от Юнхо и глухо говорит, что все нормально. Хотя уж нормальным происходящее точно нельзя назвать. Юнхо сажает его на край ванной и включает кран с холодной водой. Он споласкивает руки и, ничего не говоря, протирает ими лицо Чанмина, смывая его эмоциональное напряжение, охлаждая разыгравшиеся нервы. Юнхо достаёт единственную стоящую в стаканчике щётку и выдавливает детскую вишневую пасту. Чанмин плотно сжимает губы, капризничая, как маленький, упорно не желая быть настолько беззащитным перед своим напарником. Но Юнхо разворачивается и улыбается, и желание сопротивляться таинственным образом исчезает на корню. Чанмин послушно открывает рот и даёт напарнику почистить ему зубы, а в конце снова бурчит «спасибо». Это уже входит в привычку. Потом Юнхо собирает осколки и подметает в ванной, после чего доделывает завтрак и кормит Чанмина с рук. Стажёр ловит стайку мурашек, встречаясь взглядом с напарником, и удивлённо подмечает, что сердце стучит, как бешенное. Чанмин решает разобраться с этим всем позже, а пока хмурит брови и отмалчивается. Юнхо уходит в душ и потом разгуливает по его квартире в одном махровом халате, который абсолютно некстати распахивается, оголяя его грудь. Чанмин бурчит себе под нос что-то о наглости и невоспитанности, но глаз оторвать не может, как ни старается. Юнхо же будто вообще ничего не замечает, предлагает устроить не только праздничный завтрак, но и ужин, раз уж у них все равно выходной. Чанмин пропускает все мимо ушей, нескладно кивая и не понимая даже, на что подписался. Юнхо хлопает в ладоши и уходит в магазин, заглянув предварительно в чанминовский холодильник, где с успехом могло повеситься целое полчище пушистых грызунов, а не один их представитель.
Чанмин с десятой попытки все же включает радио и располагается в кресле-качалке, у которого забаррикадированная всяким мусором, тщательно скрытая от посторонних глаз стоит коробка со всем, что требуется для вязания. И, убаюканный тихой мелодией, засыпает, хотя итак недавно встал. Он не слышит, как возвращается Юнхо, хозяйничает на кухне, гремя кастрюлями и сковородками. Даже не чувствует разливающийся по квартире аромат приготавливающегося праздничного ужина. Его будит только негромкое : "Ай" рядом. Чанмин открывает глаза и еле сдерживает крик, видя перед собой расплывчатую со сна голову, которую венчает шапка брата. Красная с большим помпоном. Чанмину на секунду кажется, что он видит привидение, но моргнув он понимает, что ошибся. Это не брат, а Юнхо в его шапке. Чанмин облегченно вздыхает, осознавая, что пока не сошел с ума.
— Я напугал тебя? — озабоченно спрашивает Юнхо, глядя на гамму эмоций, что успела промелькнуть на лице стажёра.
Запоздалая паника охватывает Чанмина, до которого, наконец, доходит, что его тайник обнаружен. Он ждёт шутки по этому поводу, всего, что угодно, кроме неприкрытого восхищения, которое явственно написано на лице Юнхо.
— Это ты? Сам? — спрашивает парамедик, разглядывая шарф и варежки, связанные Чанмином уже лет сто назад.
— Сам, — неохотно отвечает он, хотя самому хочется прыгать от гордости и радости, что его труды оценили.
— Здорово! У меня был друг раньше, он часто ходил в жёлтых вязанных вещах. Ючон.
— Почему был? — не подумав ляпает Чанмин и внутренне сжимается, поняв, что сморозил глупость. Но Юнхо спокойно поясняет, что то был его пациент с раком. И что ушёл он тихо, безболезненно, во сне. Неприкрытая нежность в голосе парамедика говорит больше, чем слова. И Чанмин в который раз удивляется тому, как Юнхо так может. Дружить с пациентом с таким диагнозом, он бы точно не смог. Постоянно, каждую секунду знать, что этот человек умрет и все равно общаться, искать встреч. Чтобы там не говорил Юнхо прошлой ночью, это ни в коем разе не изменит отношения Чанмина к нему. Для него парамедик удивительный Человек с большой буквы.
Пока Чанмин сладко посапывал в кресле, Юнхо, как оказалось, уже успел завершить все приготовления к праздничному ужину. Поэтому они поднимаются и вдвоем направляются на кухню. Юнхо Чанмина к готовке не подпускает, но готовить одному скучно, поэтому стажёр сидит и развлекает повара, как может. То есть, просто чтит его своим присутствием, и Юнхо в конце концов заводит разговор сам. Ловко нарезая овощи, он рассказывает об интересных случаях из своей практики, говорит о том, как же ему хочется в кино. И Чанмин хватается за эти слова, как за соломинку, потому что сам об этом мечтает уже неизвестно сколько времени. Юнхо счастливо улыбается и кивает на предложение сходить на сеанс перед ужином. Чанмин тут же бросается набрать на ноуте ближайший кинотеатр и посмотреть афишу, но вспоминает о своих недееспособных сейчас руках и оседает на стул обратно, поручая все делать напарнику. Юнхо быстро находит сеанс, удовлетворяющий всем требованиям. Ближайший час, пока парамедик готовит, Чанмин предвкушает.
А потом они шумно собираются в последний момент, потому что дел на кухне оказывается больше, чем предполагалось. Юнхо трясется над Чанмин, как над маленьким, опускается на одно колено, чтобы завязать ему шнурки на зимних ботинках, задевая стойку, и в этот момент его погребает под ворохом курток.
— Осторожнее! — успевает только вскрикнуть стажёр, а позже не может скрыть улыбку, глядя на парамедика, который как медведь из берлоги выбирается из-под разноцветного вороха одежды.
— У тебя куртки на каждый день, что ли? — спрашивает Юнхо, нацепив на смущённого Чанмина яркую красную вязаную шапку и обмотав его шарфом по глаза.
— Почти, — выдавливает из себя стажёр, надеясь, что разошедшееся сердце все-таки сбавит свой ритм до нормального.
На улице так холодно, что дыхание видно по облачкам пара, а нос моментально превращается в помидор от мороза. Чанмин улыбается в шарф, поглядывая иногда на шагающего рядом напарника, который невероятно похож на Санту сейчас. Ему только мешка с подарками за плечами не хватает для полноты образа. До кино они добираются в молчании, думая каждый о своём. В зале кинотеатра тепло, они снимают шапки, варежки и даже куртки. Зрителей оказывается совсем мало, поэтому в их ряду, кроме них, никого нет. Чанмин вытягивает свои длинные ноги, готовясь погрузиться в долгожданный просмотр фильма. И ожидание его не напрасно. Динамичный сюжет и прекрасная актерская игра. Стажёру всё нравится, а вот Юнхо быстро засыпает, привалившись к его плечу. Чанмину абсолютно неудобно, рука затекает, но он всё равно не шевелится. Да и мысли о предстоящем вкусном ужине отвлекают от неприятных ощущений. К концу сеанса Юнхо резко вздыхает и просыпается,
— Как фильм? Понравился? — спрашивает он, поднимаясь, когда по экрану начинают спускаться вереницей титры.
— Интересный, — согласно кивает Чанмин, старательно сдерживая смешок. Юнхо такой забавный со сна. Со взлохмаченными волосами и чуть опухшими щеками.
А дома их ждёт вкусный ужин с шампанским, который плавно перетекает с кухни на диван в гостиной со включенным на тумбочке караоке и годовыми запасами соджу. Юнхо поёт какие-то веселые рождественские песни, вцепившись в микрофон, как в последнюю соломинку. А Чанмина тянет на сентиментальные баллады Джон Кука, поэтому вечер, перетекающий в ночь, заканчивается на высокой и длинной ноте.
Они засыпают на диване, не удосужившись его даже разложить, из-за чего Юнхо утром просыпается на полу. А когда открывает глаза Чанмин, в квартире уже пусто, в прихожей стоит мешок с собранным мусором, у раковины сушится вымытая посуда, а на тумбочке ждёт записка. Юнхо пишет, что строго-настрого запрещает ему показываться на работе еще два дня, желает хорошенько отдохнуть и вылечиться. Чанмин строит наполеоновские планы на эти несколько вынужденных выходных, но в итоге почти все время лежит на диване, изредка вставая, чтобы что-нибудь съесть. В итоге, о том, что он должен был съездить к Джеджуну, Чанмин вспоминает в последний выходной и остается дома, чтобы к вечеру без опозданий прибыть на работу.

[Iron Queen]

5 глава

Чанмин считает себя вполне дееспособным, но Юнхо все равно не позволяет приближаться к пациентам, держа его за водителя. Рука практически зажила, хоть и побаливает всё ещё при прикосновении. И Чанмину обидно, что парамедик не доверяет ему, но поделать он всё равно ничего не может, поэтому молча садится за руль. Первая рабочая смена после выходных начинается сразу с вызова в ближайший парк. По рации сообщают, что мужчина лет тридцати упал с дерева, требуется срочная помощь. Чанмин бодро подтверждает вызов и направляет машину в нужную сторону. Он полностью уверен, что мужчина упал из-за какого-нибудь домашнего зверька. Из-за кошки или горностая, полез спасать питомца и свалился. Ничего интересного! Какого же его изумление, когда приехав, они видят пострадавшего с пакетом разноцветных ленточек. Причем на верхушке дерева рядом завязана как раз такая ленточка. Бантиком.
— Вам нравятся ленточки? — улыбаясь спрашивает Юнхо, осматривая ногу пациента.
— Мир красивее так, правда? — вопросом на вопрос отвечает мужчина. На нём длинное пальто и шляпа, что делает его похожим на какого-нибудь офисного служащего, правда вместо брюк на нём надеты светлые штаны в полоску.
"Сбежавший псих", — запоздало догадывается Чанмин, направляясь обратно к машине и отправляя запрос про сбежавших пациентов из ближайших психбольниц. Юнхо тем временем облегчённо вздыхает, поняв, что мужчина отделался лёгким испугом и растяжением. Он накладывает фиксирующую повязку и просит пройти вместе с ним в машину. Мужчина улыбается, сжимая в руках свой пакет с ленточками, и беспрекословно следует за Юнхо, оперевшись на него и чуть прихрамывая.
— Красоту творить сложно, — глубокомысленно замечает он, садясь рядом с парамедком, пока тот обменивается взглядами с Чанмином.
— Пока не нашли откуда, — говорит стажёр, — что делать будем?
Юнхо уже собирается ответить, как по рации передают следующий вызов.
— Берём, — уверенно говорит парамедик и поворачивается к больному, который закусив нижнюю губу, сосредоточенно перебирает свои разноцветные ленточки в пакете.
— Алый или лимонный? — спрашивает он у Юнхо так серьёзно, будто от этого зависит чья-то жизнь.
— Алый, — не теряется парамедик.
— Приехали, — говорит Чанмин, сворачивая и останавливая машину.
— Подождите нас несколько минут, хорошо? — обращается Юнхо к психу и улыбается, получив согласный кивок в ответ. Парамедик выбегает из машины, закрыв за собой дверь. А Чанмин уже бегло осматривает новых пациентов.
— Обморожение, — говорит он, когда Юнхо подбегает.
— В машину быстро, — командует парамедик, — старшего в одеяло и аспирин внутривенно, младшему согревающую асептическую повязку, то же внутривенно и побыстрее.
— Джон... Он упал, понимаете? — лепечет старший парень, пока Чанмин делает ему укол и укутывает в принесенное пуховое одеяло. Чего только в их машине не найдешь! Чанмин даже не знал, что такое есть.
— Так лучше? Ноги чувствуешь? — спрашивает он, глядя на бледное обескровленное лицо пациента. Парень напуган, об этом говорят его глаза. Но с ним всё практически нормально. Немного оттает, согреется и всё будет хорошо. Но этого нельзя сказать об пациенте Юнхо. Младшему пареньку, которого зовут Джоном, больше идет сейчас имя Кай. Он весь похож на ледышку, не только в глазах осколки. Чанмину больно даже представить, сколько этот парень пробыл в ледяной воде. Юнхо делает всё, чтобы облегчить его участь, снимает с него мокрую одежду, накладывает согревающую повязку, колит в вену лекарство. Но Чанмин видит, что парень одной ногой уже в другом мире, и от этого ещё хуже. Ведь совсем рядом отогревается брат пациента, в глазах у которого ужас от всего происходящего. Но они, недомедики, не могут больше ничем помочь этим родственникам, только первая помощь и довезти до больницы. И на этот раз Чанмин очень рад, что они даже не узнают, чем закончится эта печальная история о том, как брат спас брата в ледяной проруби. Иногда проще жить, не зная, чем все закончилось. Оттаял ли в итоге Кай-Джон или ушёл всё-таки в другой мир? Чанмин действительно не хочет это знать, довезя пациента ещё в сознании. Старший брат на прощанье что-то говорит им, жмёт руки, смотрит в глаза. Но Чанмин больше всего мечтает убежать побыстрее оттуда. Ему банально страшно узнать, чем всё закончилось. И Юнхо неожиданно тоже понимает его настрой и позволяет увезти себя от этой больницы, чтобы ждать следующий вызов на нейтральной территории, где нет вестей от предыдущих вызовов.
— Чанмин, а куда делся наш псих с ленточками? — помолчав спрашивает Юнхо, оборачиваясь назад и разглядывая пустую машину.
— Чёрт, — в сердцах озвучивает мысли обоих Чанмин. За всей этой нервотрёпкой с обмороженными братьями они совсем забыли о том забавном неопознанном психе.
И, будто издеваясь, рация оживает: "Бригада номер два, вы сообщали о пациенте из психбольницы? Везите его в отделение клиники."
— Да мы просто молодцы, — качает головой Юнхо и отворачивается к окну.
Чанмин сам не понимает, зачем поддается своему неясному подозрению, но привозит их к тому самому месту, откуда они некоторое время назад забрали братьев. Интуиция внезапно оказывается полностью права, их потерявшийся псих сидит на поребрике, ссутулившись от холода. Рядом с ним весь куст пестрит разноцветными ленточками. Душу Чанмина затапливает какое-то теплое чувство. "Не ушёл, ждёт на том же месте, где стояла машина", — думает он и сам не понимает, почему улыбается, когда Юнхо заводит их пациента в машину, усаживает и дает ему то самое одеяло, которым они отогревали братьев.
— Творить красоту так прекрасно, — говорит мужчина, и Чанмин ловит себя на мысли, что тот "цветущий" кустик действительно необыкновенно красив и незабываем.
Они привозят своего клиента обратно в психбольницу, и медсестра искренне их благодарит, уводя мужчину в палату.
— Альберт, как же так? Зачем ты убежал? Ведь мы по тебе так скучали! — слышат они, уезжая. Юнхо откровенно улыбается, а Чанмин мысленно его поддерживает. Ведь они тоже будут если не скучать, то вспоминать точно.
Ночь подходит к концу, и Чанмин думает, что больше вызовов не будет. Но на этот раз интуиция не срабатывает. Их вызывают на передозировку снотворным. Молодая девушка в красивой ночнушке с жёлтыми цыплятами лежит без сознания на кушетке, когда они приезжают. Перед глазами Чанмина пролетают картинки из прошлого, вызывая головокружение. В последний момент он хватается пораненной рукой за край стола. И внезапная боль приводит его в чувство. Юнхо, к счастью, занят пациенткой и не замечает всего этого, расспрашивая испуганную и зарёванную мать девушки.
— Её бросил парень... Но мы даже не могли...представить...себе, — всхлипывает женщина, пока парамедик вкалывает иглу с раствором глюкозы.
— Чанмин, надо перенести её в машину и в больницу быстро. Пациентка без сознания, — говорит Юнхо под судорожные вздохи женщины, которая готова упасть в обморок.
Чанмин раскладывает носилки как во сне, смотря на количество раскрытых оберток от лекарств, разбросанных по тумбочке и на полу рядом. "Передозировка", — колоколом бьется в голове. "Зачем таких спасать?!" — хочет сказать Чанмин, но не может, видя слёзы матери недоделанной самоубийцы.
— Чанмин! — прикрикивает Юнхо, обращая внимание на себя.
Они довозят её до больницы живой, девушка приходит в себя по дороге, благодаря стараниям парамедика. Юнхо вызывает у неё рвоту прямо в машине, чем дарует ей еще один шанс на жизнь. А Чанмин позже молча сдаёт пациентку в отделение скорой помощи. Он даже не смотрит на то, как её увозят. В его голове до сих пор не утихает звон колоколов. "Самоубийц даже не отпевают", — думается ему. "Самоубийц ненавидят родные", — говорит он сам себе.

[Iron Queen]

6 глава

— Третьи, примите вызов, — шипит динамик рации, Чанмин, погружённый в свои мысли, смотрит на дорогу, а Юнхо спит, прислонившись к запотевшему стеклу.
За окном снова начинается снегопад, эта зима богата на осадки. Свет фар освещает лишь несколько метров впереди, и фонари в этом районе не работают.
— Третьи, — надрывается диспетчер, и Чанмин наконец снисходит до того, чтобы поинтересоваться, зачем они понадобились.
— Несчастный случай на стройке. Это всё, что нам известно, — сообщают по рации. А упоминание адреса наводит на Чанмина тихий ужас. Это далеко за чертой города, и ехать туда не менее часа.
— Третьи, едем, — обречённо говорит он и трогает машину с места.
Чанмин не хочет будить напарника, но Юнхо просыпается сам и сонно хлопает ресницами.
— Что-то меня вырубило, — говорит он, потягиваясь.
— У меня остался глоток кофе, — понимающе отвечает стажёр, и Юнхо благодарно улыбается.
Стройка — понятие растяжимое, понимает Чанмин, когда вместо какой-нибудь площадки с торчащей арматурой, они видят наполовину вырытый туннель посреди поля. Позже здесь будут ходить поезда, а пока что только внедорожник может подъехать из-за грязи и колдобин. И их машина не совершает чуда, застревает посередине. Чанмин жмет на газ, но безуспешно. Вздыхает и выбирается наружу, навстречу холодному ветру, который гуляет по этим просторам свободно, не сдерживаясь. Юнхо зябко ёжится и спешит к машущим людям. Пострадавший, как оказывается, находится внутри туннеля, придавленный какой-то плитой. Юнхо качает головой и оборачивается к стажёру. Чанмин понимает и возвращается в машину, вызывая на подмогу бригаду спасателей. Диспетчер обещает направить к ним ближайших, но они оба понимают, что из-за расположения трудно будет найти команду быстро. А тем временем Юнхо вовсю спрашивает очевидцев о несчастном случае, попутно натягивая на голову каску.
— Там небезопасно, — предупреждает начальник стройки.
— Времени ждать спасателей нет, будем вытаскивать сами, — не соглашается с ним Юнхо, когда Чанмин возвращается.
Начальник разводит руками и понимающе кивает. Если они ехали сюда целый час, то можно себе представить, что будет с несчастным пациентом ещё через такой же промежуток времени. На Чанмина тоже надевают каску, дают им в проводники одного из строителей с налобным фонариком и большим переносным в руке. Захватив с собой всё, что может понадобиться, они впотьмах пробираются к нужному месту. Туннель сворачивает за угол, и луч света натыкается, наконец, на их пациента. Крупный мужчина лежит прямо на промерзшей земле, а нога его находится под свалившимся столбом. Пациента зовут Марк, и он приветственно слабо улыбается. Картина эта напоминает какой-то фильм ужасов. Здесь не только темно и холодно, но и жутковато. Рядом со стен то и дело отрываются и падают вниз камушки и комки земли.
— Чанмин, накладывай жгут, — говорит Юнхо, опускаясь на корточки рядом с пациентом и вкалывая ему в вену иглу с обезболивающим, — приподнимаем по команде, — обращается он к их проводнику, и тот кивает. Чанмин ловко орудует с эластической повязкой, пока парамедик вкалывает больному еще смесь трамала и диазепама, облегчая ему боль.
— Раз, два, подняли, — командует Юнхо, когда все приготовления готовы. Но столб не движется с места.
— Намертво, — зачем-то поясняет он очевидное.
— Не бросайте меня, — просит мужчина и умоляюще смотрит на оцепеневшего напарника, на лице которого написана нерешительность. Парень из пугливых.
— Никто никого бросать не собирается, — успокаивающе заверяет Юнхо. И тут землепад вокруг них внезапно учащается, а по туннелю прокатывается какой-то гул. Юнхо кидается к пациенту, не обращая внимание на то, как подозрительно быстро на стенах и потолке появляются и расползаются в разные стороны трещины.
— Бежим, нас сейчас завалит! — в панике кричит напарник пациента, оглядываясь по сторонам.
— Стоять, — пытается остановить его Чанмин, но тот вырывается и с криками трусливо сбегает один, даже не оглянувшись назад, бросая их вместе со своим напарником.
На лице мужчины мелькают различные эмоции — от презрения до отчаяния, но Юнхо успокаивающе говорит, чтоб он не волновался. Что они-то его точно не кинут. А в следующую секунду Чанмину кажется, что его барабанные перепонки лопаются, когда прямо за их спиной всё обрушивается, блокируя путь обратно. Поднявшаяся пыль закрывает обзор, оставляя еще капельку надежды, что не все потеряно. Но эти крупицы разлетаются в прах, когда всё оседает на землю, и они видят только стены из грязи и камня вокруг.

[Iron Queen]

Чанмин первым приходит в себя и медленно оседает на пол, хватаясь руками за голову. Первый понимает, что они оторваны от всего остального мира, погребены под зёмлей заживо. После неистового грохота тишина кажется ещё более зловещей. Чанмин смотрит перед собой невидящим взглядом, и думает о том, как всё быстро меняется. Еще час назад они спокойно ожидали очередного вызова, готовые помогать, а теперь им самим нужна помощь.
— Нас скоро вытащат отсюда, — уверенно говорит Юнхо, и Чанмин поражен его безграничному оптимизму, — а пока нам обязательно надо вытащить ногу из-под столба.
— Надо, — соглашается Чанмин и придвигается ближе.
Юнхо судорожно оглядывается в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить домкратом, но кругом только горы камней и пыли. Чанмин без слов понимает, что ищет напарник, и присоединяется к поискам, шерудя грунт под ногами. И, к собственному удивлению, находит. Юнхо тут же спешит ему на помощь, и за несколько минут казавшаяся неподъёмной плита приподнимается.
— Быстрее, — говорит парамедик, удерживая приспособление из последних сил. И Чанмин действительно поторапливается, но Марк весьма крупный мужчина и вытаскивать его оказывается сложнее, чем представлялось. Юнхо закусывает губу до крови, смотря в одну точку и надеясь, что они справятся. И, будто вняв его молитвам, Чанмин справляется со своей задачей.
Юнхо облегченно вздыхает, пока стажёр быстро перевязывает посиневшую то ли от холода, то ли от прилившей крови ногу пациента. "Получилось. У нас получилось", — радостно стучит в мозгу. Марк что-то говорит про то, как же он благодарен, но Чанмин ничего не слышит. После удачного освобождения пациента из-под столба всё хорошее резко заканчивается, вытесняемое пониманием, что неизвестно, сколько им еще ждать спасателей. И вообще, дождутся ли они. Юнхо о чем-то разговаривает с пациентом, а Чанмин исследует положение, в которое они попали, прислушивается к образовавшейся стенке, но за завалом ничего не слышно. Видимо, люди еще далеко, потому что нет никаких признаков раскопок.
Раньше Чанмин часто представлял себя на месте главного героя в фильме, думал о том, как он бы себя вёл, оказавшись в той или иной ситуации. Ему казалось, что он бы справился гораздо лучше, что им точнобы не завладела паника. А сейчас он сидит под землей, заваленный в наполовину вырытом туннеле, и понятия не имеет, что ему делать, как себя вести. Одно дело представлять, и абсолютно другое — испытать на собственной шкуре. Чанмин внешне спокоен, но внутри у него все бурлит от чувства беспомощности. Конкретно сейчас он ничего не может сделать для того, чтобы выбраться отсюда, и это пугает и раздражает одновременно.
— Мне нужна твоя помощь. У Марка лихорадка, — как во сне слышит Чанмин, и все остальные мысли постепенно отодвигаются на второй план. Коленки уже не трясутся, ком в горле волшебным образом рассасывается сам собой, а руки ловко вкалывают пациенту очередную дозу лекарства.
Юнхо что-то успокаивающе говорит, впрочем, как всегда, но когда Чанмин встречается с ним взглядом, то резко понимает, что пациент по-настоящему плох. Он кидает взгляд на Марка, и все вопросы отпадают. Мужчина действительно плох, он лежит с закрытыми глазами. Покрытый испариной, хотя здесь очень холодно, вдыхает шумно и часто, будто ему не хватает воздуха. Едва взглянув на ногу, Чанмину становится тошно. Как у мертвеца, синюшного цвета с кровоподтеками. Чанмин кидает взгляд на часы на руке и слишком хорошо понимает, что если их не раскопают в течение часа, ногу Марка придется ампутировать. Незаметно для пациента, он больно щиплет его в районе голени, но тот явно не чувствует этого.
Юнхо сидит рядом с Марком и держит его за руку. Чанмин, нерешительно мнется, но потом все же подсаживается к ним. Так теплее, а у него уже руки больше похожи на ледышки. Он придвигается поближе, а Юнхо, будто прочитав его мысли, расстегивает свою форменную куртку и обнимает его незанятой рукой. И Чанмину сразу становится непривычно жарко. Наверное, оттого, что на напарнике под формой надет шерстяной свитер. Сидеть так близко уютно, но Чанмину невероятно неловко. Ему кажется, что Юнхо чувствует, как бешено стучит его сердце и видит, как полыхают уши. Но внимание парамедика приковано к пациенту, поэтому он и не подозревает, что сейчас творится на душе у напарника.
Марк еле слышно, но все же стонет, и Чанмину жалко этого бедного мужчину, которому, вероятно, очень больно. Он мог бы уснуть, чтобы не мучиться, но Юнхо не позволяет. Боится, что тот околеет. Они уже полчаса неподвижно сидят, слушая только дыхание друг друга. Чанмин давно согрелся, но почему-то не спешит выбираться из пригретого местечка. Ему нравится странное сочетание запахов, исходящих от одежды Юнхо. Лекарства перемешиваются с еле заметным сладковатым ароматом духов. К этому прибавляется еще и запах самого Юнхо. И Чанмин чувствует себя полным извращенцем, но он не может заставить себя отодвинуться, хотя сидеть, практически уткнувшись носом в плечо парамедика совсем неудобно. Он переводит взгляд на воротничок формы напарника и улыбается. Кофейное пятнышко все еще не выведено, как и тогда. Краем глаза, он замечает, что на петельке, за которую куртку вешают в гардероб, что-то алеет. Чанмину не видно, что это, поэтому он дотрагивается пальцем. Это ленточка. В голове мелькают как в калейдоскопе воспоминания, и на одном из них он останавливается. Чанмин хорошо помнит того забавного психа, пытающегося украсить весь мир. Он еще спрашивал "лимонный или алый", и только сейчас стажёр понимает, зачем. "И когда он только успел её привязать?"
Юнхо неожиданно дергает плечом, наклонившись к пациенту, и Чанмину приходится отстраниться. Он снова смотрит на часы и бледнеет.
— У нас нет выбора. Надо готовиться к ампутации, — одними губами говорит парамедик, и Чанмин знает, что тот прав. Совсем скоро будет поздно, поэтому лучше приготовиться заранее. Чанмин встает и трет затекшие ноги. Как бы это не было ужасно, судя по всему, у них нет выбора. Марк угрюмо молчит, пока они готовят инструменты. А Чанмин про себя молится, чтобы случилось чудо. Эта искусственная пещерка, в которой они заперты, все больше напоминает ему захлопнувшуюся мышеловку. И от ощущения, что они — никому не нужные мышки в ней, хочется выть. Но вместо воя из горла его вырывается крик, который пугает Юнхо и отдается гулом вокруг. Все приготовления закончены, но парамедик медлит, тоже в глубине души надеясь, что произойдет чудо.
— Сейчас мы наложим жгут, — Юнхо начинает объяснять Марку дальнейшие действия, когда до них доносится заветный звук. И в первую минуту все они не могут в это поверить. Затаив дыхание, они слушают доносящийся стук и скрежет.
— Мы спасены, — как-то неестественно глухо говорит Юнхо, кусая свои многострадальные губы. И Чанмин сгребает его в охапку, крича что-то похожее на "Ура!" прямо ему в ухо.
Когда они выбираются наружу, Марка увозят на вертолете в больницу, а их отпускают домой, потому что смена давно уже закончилась. Чанмину все еще не до конца верится, что все позади. А Юнхо, видя это, предлагает вместе позавтракать, а скорее, уже пообедать. И стажёр счастливо улыбается соглашаясь.

[Iron Queen]

7 глава

Чанмин возвращается домой и спит весь остаток дня, зашторив окно в комнате и выключив телефон, чтобы отгородиться от всего остального мира. После нервов и выплеснутого адреналина ему жизненно необходимо хорошенько отдохнуть и набраться сил. В тумбочке он находит бируши и довольный заваливается под одеяло, надеясь на отдых без сновидений. Но ему снится. И никто иной, как напарник. Юнхо во сне поправляет ему волосы и невесомо касается губами лба. Чанмин просыпается в холодном поту, но красный, как рак. И, открыв глаза, сначала пугается, что оглох. Настолько звеняща тишина вокруг, а потом вспоминает и вытаскивает из ушей затычки. Будильник надрывается на тумбочке. Чанмин замирает от предчувствия и не решается взглянуть на время. А когда смотрит, понимает, что безбожно опаздывает. На телефоне светятся пропущенные вызовы от Юнхо. Чанмин ругается, кляня и бируши, и смену, и самого напарника. Это проще, чем разбираться в том, почему же он ему покоя не дает, даже во сне.
На смену он опаздывает ровно на полтора часа, заскакивает в машину и ждет выговора. Но Юнхо, этот чертов ангел, только спрашивает, не случилось ли у него чего, говорит, что начальник об опоздании не знает, и что он все равно только на один вызов успел. Ожидающий ругани Чанмин чувствует себя последним придурком. И молчит все время, пока они едут на вызов. Ему даже смотреть на Юнхо стыдно, не то, что разговаривать и, тем более, оправдываться, по какой причине он опоздал. Чанмин смотрит в окно, лишь бы не видеть напарника, и думает о том, что надо бы сходить на свидание с какой-нибудь девушкой. За своими думами, он даже не замечает, как они прибывают на место, и Юнхо приходится окликнуть его.
По лестнице Чанмин поднимается, смотря исключительно под ноги. Не потому, что боится упасть, а потому что щеки предательски горят при воспоминании о сне. А не думать об этом никак не удается. Юнхо слишком много. Он все время рядом, все время напоминает о себе насвистыванием под нос какой-то популярной нынче мелодии, изредка кидаемыми взглядами, да даже таким странным, но незабываем запахом. И Чанмина это попросту сводит с ума. Настолько, что он даже думает поговорить с начальником, чтоб тот поставил его в другие смены. Стоя перед дверью и ожидая, когда её откроют, Чанмин надеется, что случай тяжёлый и отвлечет его, наконец, от всех этих смущающих мыслей. Им открывает добродушного вида старичок и на вопрос, кто больной, указывает на себя. Он жалуется, что плохо спит, что очень скучает по сыну, который женился и уехал в Австралию. Чанмин уверен, что Юнхо выпишет тому обычное снотворное, и они уйдут. Но парамедик ставит чайник на огонь, а его отправляет в ближайший магазин за печеньем. Чанмину никогда этого не понять. Какой-то одинокий дедуля отвлекает их от работы, а Юнхо не только не ругается, а даже собирается устроить совместное чаепитие. Чанмин покорно бредет в магазин и покупает, что просил напарник, но совершенно не принимает его точку зрения. С кислым выражением лица он слушает, о чем разговаривает Юнхо и этот говорливый дедок, но сам наотрез отказывается участвовать в этой затее. И, когда по рации передают, что у них новый вызов, Чанмин не может скрыть своей радости.
Изначально, он не собирается указывать Юнхо, но все выплескивается наружу само собой. Когда парамедик говорит о том, какой весёлый этот дедуля, Чанмин просто не может промолчать.
— Очень весёлый, — с неприкрытым сарказмом в голосе, — пока мы вот на такие лже-вызовы отвлекаемся, кому-то, может, действительно нужна срочная помощь! А мы возимся с такими одинокими весёлыми дедулями!
— Мы уехали сразу, как нас вызвали, — не соглашается Юнхо, — одиночество так же ужасно, как и несчастные случаи. Оно ведь тоже может привести к самым разным плохим последствиям.
— Конечно! Одинокий он. Позвонил бы лучше своему сыну, чем рассказывал о своём одиночестве незнакомым парамедикам! — Чанмина несёт, он это чувствует, но остановиться уже не может. — Одинокий он! Мы ему лекарство от одиночества, что ли, выпишем? А если бы из-за его вызова, мы опоздали на какой-нибудь серьезный? Человек бы умер из-за того, что дедуле одиноко стало!
— Все же нормально, — слабо защищается Юнхо, — ты не прав.
— Не прав? — переспрашивает Чанмин и замолкает, отвернувшись к окну. Он невероятно зол и только остатки благоразумия останавливают его от того, чтобы не наговорить Юнхо все, что он думает о его дружелюбии к незаконченным самоубийцам и пьяницам, которые портят жизнь не только себе, но и всем окружающим.
Юнхо обдумывает ответ, но Чанмин не дает ему сказать ни слова, быстро откопав в кармане штанов наушники, и заткнув ими уши, чтобы немного успокоиться. Он включает любимую музыку, но его все равно трясет и внутри все кипит. Знакомая успокаивающая мелодия ни капельки не расслабляет, и, в конце концов, он просто выключает всё, но наушники не вытаскивает, не давая Юнхо шанса поговорить. Даже, приехав на место вызова, Чанмин избавляется от них только выйдя из машины. По рации передавали просто название перекрёстка, но никакого пациента не видно. Чанмин ходит взад и вперед по улице, ожидая где-нибудь увидеть пострадавшего, но вместо этого слышит приглушенный плач. Неуверенно, он идет на голос и удивленно распахивает глаза, заметив его источник. Завернутый в кулек, на скамейке лежит маленький ребенок. Ляльке даже года, судя по всему, еще нет. Бедный ребёнок весь холодный и, наверное, голодный. Во всяком случае, плачет он очень горько. И даже у Чанмина, который терпеть не может детей, сердце колет.
— Где же твои родители? — зачем-то спрашивает у младенца стажёр, оглядываясь по сторонам. Но вблизи нет магазинов, куда могли бы зайти мать или отец ребенка. Юнхо подходит к скамейке и улыбается малышу, вытаскивая из кармана вырезанную из дерева игрушку. Как будто он ждал именно этот момент и носил её с собой как раз для такого случая.
— Ты всё осмотрел? Пациента не видать? — спрашивает Юнхо, не смотря на Чанмина, уделяя все внимание малышу, который даже плакать перестал, разглядывая деревянную лошадку. Как мало всё-таки надо для счастья. А то, что он счастлив, видно по мягким ямочкам на щеках малыша, по его блестящим глазёнкам, которыми он заворожено рассматривает игрушку.
— Никого, — говорит Чанмин, смотря на пухлые ручонки ребёнка. Тот тянет их к лошадке и так умоляюще смотрит. Такой маленький, а уже понимает, что для того чтобы получить желаемое, нужно постараться. Юнхо улыбается и протягивает игрушку, которая тут же оказывается наполовину во рту у ребёнка.
— Жаль, что соски нет, — качает головой парамедик, — дети такие забавные. Все проверяют не только на цвет, но и на вкус, — говорит он и берет ребенка на руки, — знаешь, что-то подсказывает мне, что он и есть наш пациент. Давай подождём еще минут десять, если никто за это время о нем не спохватится, уедем?
Чанмин согласно кивает, и Юнхо несет малыша в машину, где меняет ему памперс и заворачивает в теплое одеяло. Покормить мальчика, к сожалению, нечем, но малыш любопытный и умный, не кричит, а разглядывает все внутри машины и ни на секунду не отпускает мизинец Чанмина. Понимает, наверно, что так тот никуда не денется. Юнхо теребит край своей куртки, выдавая то, что переживает за дальнейшую судьбу этого малыша. Ребёнок что-то лепечет и дрыгает ногами, хоть те и находятся под одеялом, будто пытается его сбросить.
— Ну уж нет, — смеётся Чанмин, и резко останавливается, удивляясь своему же собственному смеху. Это так на него не похоже, так эмоционально показывать своё умиление чему-то, а конкретно сейчас ребёнку. Но малыш улыбается в ответ и еще крепче вцепляется ему в палец, как будто чувствует, что Чанмину сейчас очень хочется немного оградиться. Но ребёнок, возможно, гораздо лучше знает, что по-настоящему нужно стажёру, ведь тот улыбается всю дорогу до больницы, когда они так и не дожидаются никого и уезжают. Уже отдавая малыша в руки медсестры, Чанмин очень жалеет, что они так быстро приехали. Даже за эти несколько десятков минут малыш оставляет в его сердце неизгладимый след. И прощаться с ним даже грустно. Малыш в последний раз улыбается, а потом медсестра отцепляет пальчики от мизинца Чанмина. Ребёнок широко распахивает глазёнки и готовится зареветь, судя по всему. Чанмин машет ему рукой и молча возвращается в машину.

[Iron Queen]

Он все так же избегает разговоров с Юнхо, поэтому вернувшись сразу врубает рок в наушниках и откидывается на сидении. И парамедику ничего не остается, как сесть снова на водительское место. По рации передают, что неподалёку горит здание отеля и есть пострадавшие. Юнхо отвечает на вызов и разворачивает машину. Парамедик чувствует себя неуютно рядом со злым и обидевшимся Чанмином, поэтому включает канал с классической музыкой. Но, как назло, в это время там играет какая-то тревожная музыка, которая не только не повышает настроение, но ещё сильнее его опускает. И на душе совсем паршиво, когда они добираются до пылающего на фоне черного неба отеля. Пожарные тушат очаг пожара и выносят или выводят людей из здания. Сейчас глубокая ночь, поэтому большинство пострадавших в одном нижнем белье. Чанмин выскакивает из машины первым и сразу спешит осматривать пациентов, прихватив с собой карточки. Первое, что необходимо делать в таких случаях, это распределение по степени тяжести. И именно это Чанмин делает, оставляя рядом с пострадавшими карточки определенного цвета. Юнхо присоединяется к нему, поэтому с предварительной подготовкой они расправляются очень быстро. Выявив самых "плохих", Чанмин зовет напарника, но Юнхо сначала договаривается с другими только что приехавшими парамедиками о том, кто кем занимается и кого везет. А сразу после этого бежит к своему стажёру и застывает на полпути, поражённый.
— Юно? — хрипит мужчина. И у Чанмина сердце переворачивается от осознания, что этот, практически безнадежный, пациент — знакомый Юнхо. У мужчины кожа вся покрыта жуткими струпьями, кое-где переходящими в пузыри с кровью. На это даже просто смотреть и то больно. Чанмин смотрит на парамедика, ожидая какой угодно реакции, но только не её полного отсутствия. Юнхо никак не отвечает на приветствие. А вместо обычного сочувствия пополам с дружелюбием, Чанмин видит плохо скрытое презрение.
— В машину. Супрастин и промедол внутривенно. Завернешь его в простынь. После — зови меня, — командует Юнхо и уходит, оставив Чанмина в полнейшем замешательстве.
Вокруг все шумят: кто-то кричит, кто-то рыдает, а кто-то молчит, не зная, что ему вообще предпринять. Пожарные носятся туда-сюда, решая какие-то свои дела, и среди всей этой суматохи Чанмин удивленно смотрит вслед своему напарнику, ангелу Юнхо, который внезапно испачкал свои белые крылья. Но ступор проходит так же быстро, как и начался. Чанмин подзывает незанятого стажёра из другой скорой и вместе с ним переносит мужчину на носилках в машину, где укладывает и заворачивает в белую простынь. Некстати в голову приходит сравнение с мумией. Обгоревшее лицо пациента на фоне белой простынки очень смахивает на фотографии лежащих в саркофагах фараонов. Чанмин вкалывает то, что говорил парамедик и выскакивает из машины, ища глазами напарника. Тот носится от пациента к пациенту явно занятый. И Чанмин решает сначала сделать все, что может, а уже потом отвлекать Юнхо. Он возвращается в машину и ставит мужчине капельницу с необходимыми лекарствами. Пациент стонет и просит позвать Юнхо, на что Чанмин разводит руками и просит подождать немного. "Откуда вы его знаете?" — так и вертится у него на языке. И для того, чтобы не задать этот вопрос, Чанмин призывает на помощь всю свою силу воли. Всё-таки некрасиво такое узнавать от пациента, а не от самого Юнхо.
— Где Лили? — еле слышно хрипит мужчина. Его глаза покраснели и слезятся. И Чанмину немного жутковато смотреть на него.
— Скорее всего, ей сейчас помогают другие парамедики.
Он аккуратно забинтовывает все пораженные участки кожи пациента, превращая его в белый кокон, оставляя только глаза, нос и рот открытыми. Мужчина глухо стонет, смотря в потолок. А из его глаз непрерывно текут слезы, из-за чего бинт намокает слишком быстро. Чанмин садится еще ближе и берет ватку, которой собирает раздражающую обгоревшую кожу влагу. Юнхо возвращается спустя несколько минут. Он молча смотрит на результаты трудов стажёра, кивает и садится за руль, оставляя Чанмина с пациентом. В голове стажёра столько вопросов, что удивительно, что она еще не лопнула. Но приходится терпеть, пока они не доедут до больницы, куда сдадут пациента. Чанмин думает о том, кто же этот человек и почему Юнхо так себя ведет. Но решительно не может понять. Юнхо сам на себя не похож рядом с этим мужчиной, и Чанмина все больше мучает любопытство. Поэтому он еле дожидается, когда каталка исчезает в дверях больницы, и оборачивается к напарнику. Он уже собирается задать свои вопросы, но все слова застревают у него в горле при виде белого, как полотно, лица Юнхо. Парамедик не моргая смотрит на давно закрывшуюся дверь.
— Выпей со мной, пожалуйста, — тихо говорит он, и Чанмин напрочь забывает о ссоре в начале смены. Он приобнимает Юнхо и ведет его в круглосуточную забегаловку, где заказывает несколько банок пива. Все, что заботило Чанмина, отходит на второй план, вытесненное пустыми глазами напарника. Юнхо молча пьет алкоголь, рассматривая свои ботинки. И Чанмин ни о чем не спрашивает, понимая, что тот сам все скажет чуть позже. Хозяйка забегаловки смотрит на них недоуменно, но приносит еще несколько бутылок. Чанмин уже не надеется ничего узнать, когда Юнхо наконец открывает рот.
— Это мой отчим, — говорит он, закрыв лицо руками, чтобы не видеть выражение лица Чанмина.
На некоторое время между ними повисает тишина. Чанмин не хочет давить, и дает время Юнхо самому решить, рассказывать ли дальше.
— Предал...он меня предал...маму предал — язык у парамедика уже немного заплетается из-за количества выпитого, — изменял ей.
Чанмин подсаживается к Юнхо и осторожно приобнимает его. Сейчас это кажется единственно верным решением. Плечи Юнхо чуть подрагивают, также как и голос.
— Мама ... Она умерла из-за ...из-за, — парамедик не выдерживает и всхлипывает.
Чанмин ненавидит слёзы. Ему физически больно смотреть на расклеившегося Юнхо, который всегда улыбается и вообще сосредотачивает в себе все позитивное в их команде. Может, поэтому у Чанмина так ноет сердце сейчас. Он прижимает голову Юнхо к своей груди и успокаивающе гладит, как щенка.
— Пошли-ка спать, — говорит он и поднимается, не выпуская напарника из своих объятий. Этой ночью Юнхо спит в его постели, укрытый теплым одеялом.

[Iron Queen]

8 глава

Чанмину никак не уснуть, хотя он даже просидел полчаса в горячей ванне, гоняя по поверхности набранной воды айсберги воздушной мыльной пены. На часах стрелки неумолимо приближаются к времени будильника, с улицы доносится шум машин из-за дороги, находящейся неподалёку. Он сидит и смотрит, как сладко спит Юнхо, раскинув руки и ноги по всей кровати. И ему даже немного завидно, потому что у самого сна ни в одном глазу. Юнхо вздыхает, как будто ему снится что-то печальное, Чанмин замечает малейшее изменение в его мимике, размышляя о том, что же ему снится.
Признание об отчиме расставило все на свои места. И Чанмин прекрасно понимает, почему парамедик повел себя именно так. Даже ловит себя на мысли, что сам бы, возможно, вообще не подошел, попадя в такую ситуацию. Белые перьевые крылья незаметно для Чанмина мысленно возвращаются обратно на спину Юнхо. Он оправдывает его, что так непривычно. Ведь обычно ищет, к чему бы придраться и пораздражаться. Что-то неуловимо, но бесповоротно меняется. Чанмин чувствует это, глядя на спящего Юнхо будто заново. Он подсаживается ближе, убирая ему челку с лица. Чанмин сам не понимает, когда умудрился так привязаться к этому человеку. Но факт остается фактом: он все больше думает о нем, сходит с ума от ставшего родным запаха напарника, улыбается в ответ на его улыбку.
Когда звенит будильник, Чанмин не успевает отсесть, поэтому судорожно ретируется на кухню, чтобы не встречаться с чуть удивленным взглядом Юнхо. Он готовит им обоим "завтрак" в начале их нового дня, пока парамедик принимает душ. Юнхо выходит оттуда заметно посвежевшим и радостным. От него приятно пахнет гелем для душа и шампунем, а Чанмин старательно отводит глаза, чтобы не смотреть на повязанное полотенце на бедрах парамедика, на его мокрые волосы, с которых скатываются по шее капельки воды.
— Вытираться не пробовал? — резко говорит он, скрывая за сарказмом собственное смущение.
Чанмин идет в спальню и берет из шкафа еще одно полотенце. И, когда возвращается на кухню, кидает его на голову Юнхо, который благодарит и улыбается. Чанмину очень хочется побиться головой об стену, но вместо этого он спешно допивает чай и идет одеваться. Они проводят полдня в обществе друг друга, играя в стрелялки, а на ночь Юнхо возвращается к себе.

После выходных дней всегда трудно настроиться на рабочий лад. Он даже боится, что будет витать в облаках во время работы, но с первым же вызовом эта опасность растворяется в воздухе, будто её и не было. Чанмин видит перепуганные лица сотрудников завода, на который они приехали. Мужчина схватился за провода, его, естественно, шарахнуло током. Кто-то неумело пытается завести ему сердце снова, как будто это возможно с такими-то неумелыми движениями. Чанмин просит посторониться, присаживается рядом с пострадавшим, отмечая про себя неприятный запах гари и пота. "От хорошей жизни в ночную смену не работают", — думает он, практически разрывая рубашку на его груди. Чанмин работает ловко и быстро, подключая электроды, когда Юнхо хватает его руку, останавливая.
— Стимулятор, у него, похоже, кардиостимулятор, — парамедик показывает на виднеющийся бугорок на груди.
— Да, ему год назад поставили, — подтверждает его догадки один из работников с синяками под глазами.
Чанмин удивляется зоркому взгляду напарника, а тот подключает наружный стимулятор. Перепрограммировать тот, что был у пациента, нелегко. А скорее, почти невозможно без особых знаний в этой области. Они подсоединяют наружный, но сердце все равно не бьется. Как сломанный механизм, оно не подает никаких признаков жизни. Девушка, стоящая рядом, вытирает слезы платком. У неё покрасневшие глаза и трясущиеся руки. Её яркий шарфик поверх рабочей формы притягивает ненужное ей сейчас внимание. Скорее всего, она лучше всех знает пациента. Потому что остальные сотрудники просто шокированы, но не очень-то сочувствуют. А на её лице явно отражается боль и переживания.
— Разряд, — командует Чанмин, держа дефибриллятор. Тело мужчины прошибает током, всколыхивая грудь и живот, как тряпичную куклу. Глаза всех устремлены на монитор, но мольбы девушки не доходят до адресата. Линия тянется как по линеечке.
— Разряд, — еще раз. И еще раз. Сердце не хочет оживать.
Юнхо спрашивает о том, сколько уже прошло времени, но, так и не добившись вразумительного ответа, бросает это дело. Счет идет на секунды. К счастью, на заводе есть лифт, что весьма облегчает спуск вниз. Мужчина не из лёгких. Продолжая реанимацию, они добираются до машины в считанные минуты, благодаря помощи работников, которые несут носилки, позволяя парамедику заниматься своим делом. Юнхо усаживается снова за руль, оставляя пациента на Чанмина. Стажёр подключает его к монитору и с замиранием сердца все-таки видит конец. Линию, тянущуюся в бесконечность. "Не умирай! Та девушка не переживет", — думается Чанмину. И на экране появляется слабый ритм. Неожиданно сердце бьется, хотя еще в лифте Чанмин морально готовился к худшему. Но мужчина, по-видимому, не торопится в другой мир. Чанмин смотрит на монитор и видимая диаграмма восхищает его гораздо больше, чем все красивейшие полотна известных художников. Эта картинка жизни гораздо дороже, она бесценна.
Не успевают они отъехать, как поступает новый вызов - "Дорожная авария". Юнхо разворачивает машину и на всех парах спешит на место происшествия, а Чанмин все ещё думает о чуде, совершившемся прямо на его глазах. Не каждый день видишь, как сердце вдруг само включается, хотя на пациенте уже поставлен крест.

[Iron Queen]

Дорожные аварии — это всегда весьма зрелищно. Миллион разбитых стекол, развернутые поперек дороги машины, впечатавшиеся в столб или друг в друга. Чанмин терпеть не может ездить на такие вызовы, потому что в эти моменты его посещают мысли, а что было бы, если бы Джеджуна не спасли. Дорожные происшествия пробуждают воспоминания, мешающие сосредоточиться на работе. Каждый раз Чанмин боится, что они окажутся хуже тех парамедиков, которые спасли Дже, или вообще ничего не смогут сделать по независящим от них обстоятельствам. Такие вызовы словно ожившие картинки из чанминовских кошмаров. Вот и сейчас, стажёр пытается думать о чем угодно, кроме того, что им предстоит увидеть, когда они наконец подъезжают. Две легковые, практически всмятку.
Чанмин выскакивает из машины прямо на ходу, не дождавшись, пока Юнхо полностью остановит скорую. Им снова овладевает то самое чувство дежавю из своих снов, где он не успевает на несколько секунд, и пациент умирает. Правда, в кошмаре это всегда Джеджун, а это невозможно, ведь он практически безвылазно сидит дома. Но Чанмину все равно всегда невероятно страшно. Он подбегает к ближайшей машине и осматривает повреждения водителя. Это молодой парень, так еще и изрядно выпивший, судя по запаху. Чанмин спрашивает, что болит, но тот в ответ только что-то пьяно лепечет и жалуется на боль в разбитой подушкой безопасности губе. Парень просто везунчик, решает он, убедившись, что тот отделался легким шоком и парой царапин.
— Чанмин! Помоги, быстрее! — зовет в это время Юнхо, и стажёр кидается на помощь.
Второму водителю — молодой женщине, везет гораздо меньше. И это видно с первого взгляда. Машина въехала в забор, который своими прутьями впился в лобовое стекло, изрешетив его. Лицо девушки все в ранах и кровоточит, а в получившихся углублениях торчат осколки. Подушка безопасности сдутая висит на руле, а на сидении рядом лежит открытая бархатная коробочка. В таких дарят обручальные кольца. Да и девушка в красивом платье, будто была в ресторане. По её лбу вниз стекает струйка крови, заливая всё лицо и делая её больше похожей на вампира, чем на человека. Все это Чанмин отмечает в течение нескольких секунд.
— Надо вытащить её для начала, обезболивающее уже ввел, — говорит Юнхо, и стажёр тут же приступает к заданию.
Из машины чаще всего сложновато вытаскивать человека, но эта девушка оказывается легкой, как перышко, и они справляются с первого раза. Чанмин замечает на пальце пациентки блестящее колечко. Совсем новое. Стажёра прошибает дрожь от осознания, что возможно, она и не доживет до свадьбы. Девушка все еще без сознания, и он поспешно открывает ей рот расширителем. Внутри месиво из крови и рвоты. Стажёр в ускоренном темпе наматывает на пальцы марлю и вычищает все это, попутно вытаскивая распухший язык, закрывающий дыхательные пути. Он надеется, что у девушки восстановится дыхание само, но этого не происходит. Поэтому он вставляет трубку, попутно прикрепляя к ней воздушный мешок. Нажатие, еще нажатие, еще нажатие. Без изменений. Ещё нажатие и, наконец, девушка резко вдыхает воздух, но глаза не открываются. Юнхо ставит ей капельницу с целым букетом лекарств и командует:
— Поднимаем. Раз, два, три!
На носилках они переносят пострадавшую в машину скорой. Юнхо остается с больной, напутствуя Чанмина, как проехать к больнице быстрее. А в этот момент к месту аварии, наконец, подъезжают полицейские. Юнхо командует скорее отъезжать, но их внезапно останавливают.
— Где второй водитель? — спрашивает молодой парень в форме, указывая на вторую машину, в которой Чанмин осматривал пьяного парня.
— Сбежал? — в шоке вопросом на вопрос отвечает стажёр. — Но он там...
— Ищите сами! — жёстко обрывает Юнхо, встревая в разговор. — У нас девушка с тяжёлой черепно-мозговой, и если вы сейчас же не уйдете, она умрёт!
Поражённый такому напору полицейский отходит от машины, освобождая Чанмину дорогу. И стажёр давит на газ, тоже впечатленный словами парамедика. Юнхо, однако, умеет быть жёстким, когда это требуется. И Чанмин в глубине души этим неприкрыто восхищается, ведя машину как можно быстрее, пока Юнхо борется за жизнь девушки, которой так не повезло в день помолвки. Только у больницы он тормозит и бежит открывать двери, чтобы помочь вынести носилки. Но его встречает грустный взгляд Юнхо.
— Кровоизлияние в мозг, — тихо говорит он, как будто может разбудить девушку, которой уже не суждено проснуться.
Чанмин выдыхает и хватается за дверцу машины, от того, что в глазах темнеет. Ночной кошмар становится явью. Человек, попавший в автомобильную аварию, погибает у них на руках. Чанмин явственно чувствует, как комок подступает к горлу, и поспешно ретируется в здание больницы, на прощание кивнув головой. И, только спрятавшись в подсобке, он вымещает всю злость и отчаяние, барабаня кулаками по коленям. Боль от ударов слабо, но всё же помогает смириться. Хотя ничто не в силах оправдать несправедливость, когда виновник аварии, а Чанмин в этом уверен, получает пару царапин, а невольный участник умирает. С этим не смириться никогда. Засыпает он там же, привалившись к стене. И снится ему эта девушка, еще живая, в белом подвенечном платье, бросающая букет толпе улыбающихся друзей и родственников.

[Iron Queen]

9 глава

От неудобного положения, у Чанмина затекает шея и болит голова. Из-за этого просыпается он не в лучшем расположении духа. Да и не первой свежести одежда не повышает настроение, прочно скатив его куда-то далеко в минусовую отметку. До смены у него остается всего час, а за это время вернуться домой и обратно он точно не успеет. Приходится запастись терпением и пережить всю ночь в грязной одежде. В принципе, это не первый и не последний раз, когда такое происходит, но на фоне головной боли все видится совсем в мрачных тонах.
— Есть будешь? — Юнхо, как всегда бодр и весел, чем еще больше раздражает итак недовольного Чанмина. Но чувство голода всегда побеждает в неравной схватке с собственным цинизмом и сарказмом. Поэтому вместо язвительных замечаний Чанмин кивает и протягивает руку. Иногда стажёру всерьез кажется, что Юнхо умеет читать мысли. А иначе, откуда он узнал, что Чанмин уже неделю спит и видит куриные наггетсы? Юнхо даже подогрел их, из-за чего они просто тают во рту, возвращая стажёру хорошее настроение и вообще желание жить дальше. Час они разговаривают о каких-то пустяках, пока у Чанмина не начинает звонить телефон, оповещая о начале смены. А первым вызовом становится поездка в цирк, в котором он был всего однажды, еще в младшей школе. Чанмин помнит из этого только гимнасток, совершающих трюки под потолком на канатах, да тигра, прыгающего в огненные обручи. Может быть, поэтому ему так интересно ехать туда, лелея свои детские воспоминания, в которых столько неприкрытой восторженности, характерной для того возраста, когда и сахарный петушок не просто сладость, а всеобъемлющее счастье. Приятно порой вспоминать это чувство, поэтому Чанмин ждет от этого вызова каких-то необыкновенных ощущений.
Но первым и последним чувством по приезде становится жалость и удивление храбрости. Их пациентом оказывается совсем школьник еще — мальчик-гимнаст, свалившийся с каната во время позднего прогона перед завтрашней праздничной программой. Чанмин подходит ближе, и при взгляде на пострадавшего его охватывает смешанное чувство. В таком возрасте большинство еще ходит под стол и клянчит в магазинах дорогие игрушки, а не занимается опасной работой под самым куполом цирка. Из-за близящегося выступления они репетируют в сценических костюмах, и среди разноцветной толпы бледное лицо мальчика кажется еще более белым и неживым. А грустные лица клоунов и плачущая в сторонке стайка гимнасток в воздушных юбочках, как у белых лебедей из балета, еще более контрастируют с яркими декорациями позади. Цирк — место зрелищ, только весёлых, а не драматичных, как сейчас.
— Надо иммобилизировать его, и захвати воротник с собой,— говорит Юнхо, вкалывая мальчику солюмедрол и запрещая шевелиться. Чтобы не ухудшить состояние, транспортировка необходима очень аккуратная, поэтому стажёр кидается выполнять просьбу-приказ.
Возвращаясь назад, Чанмин замечает развешанные по всему периметру огромного шатра афиши о предстоящем выступлении. Их пациент украшает эти листовки своей яркой улыбкой. И Чанмину становится не по себе при мысли, что вполне возможно, что тот больше не только не появится в цирке, но и вообще окажется на всю жизнь прикованным к кровати. Падение с такой высоты очень опасно, и мальчику невероятно повезло, что он не свернул себе шею и не отправился на тот свет сразу. Хотя, Чанмин допускает мысль, что тот, вероятно, еще не раз задумается о том, что было бы лучше умереть сразу, чем мучиться все оставшуюся жизнь в инвалидном кресле. Но то будет потом, да и Чанмин все-таки надеется на лучший исход. Может, сделают ему в больнице операцию и все обойдется. Придется, конечно, уйти с этой работы, но мальчишка молодой, может выучиться на кого-нибудь другого. Гораздо хуже, когда певцы рвут связки на пике карьеры, а танцоры ломают коленную чашечку, навсегда закрывая себе путь дальше по ступенькам профессии.
Вернувшись, они аккуратно фиксируют на шее мальчика жёсткий воротник и закрепляют позвоночник на доске, после чего медденно, чтобы не встряхнуть ненароком, несут к машине. Юнхо берет пациента за руку и что-то успокаивающе ему говорит. А Чанмин надолго запоминает прощальный взгляд мальчика на яркий шатер цирка, перед тем, как закрывает дверцы машины и садится за руль.
Уже сдав мальчика в приёмный покой, они катаются по району, ожидая вызова. Юнхо напевает под нос какую-то незамысловатую мелодию, а Чанмин смотрит вперед на пустую дорогу и думает о том, когда же уже закончится зима. Ему порядочно надоедает холод в машине, почти такой же, как и на улице, пронизывающий ветер, из-за которого он постоянно балансирует на грани простуды. Вспомнив об этом, Чанмин достаёт пузырёк с витаминками и отправляет парочку себе в рот, а, немного подумав, протягивает несколько и Юнхо. Болеть не самое приятное занятие. Юнхо благодарно улыбается и чуть кривится от кислого вкуса лимонной витаминки.
— Пациент истекает кровью на углу 4-ой и 8-ой, большее неизвестно, — сообщают по рации, и Чанмин принимает вызов, потирая руки.
— Прекрасно, а то я уже замерз, — поясняет он, засовывая их в карманы.
— Сейчас согреемся, — обещает Юнхо, выруливая на место вызова и оглядывая место происшествия. Кучка парней окружает подростка, держащегося за руку, из которой хлещет кровь. Чанмин выскакивает из машины первый и спешит к пострадавшему, думая, что тот налетел на что-нибудь и поранился. Но в действительности виной оказывается пуля. Юнхо наклоняется к Чанмину и на ухо шепчет, чтоб тот срочно вызвал полицию, но не тут-то было. В бок ему как по щелчку внезапно упирается что-то холодное и металлическое.
— Ещё шаг, и я стреляю, — говорит один из парней, и Чанмин понимает, что тот не шутит.
— Спокойно, без паники, — выставив руки вперед говорит Юнхо, — опусти пистолет, мне нужна его помощь, — уверенно командует он, глядя на парня с "пушкой".
Парни окружают их со всех сторон, отрезая путь к отступлению, и только после этого самый грузный из них кивает головой и дуло опускается в пол.
— Мне нужен пинцет, чтобы достать пулю, — говорит Юнхо, осматривая рану, — Чанмин, принеси из машины.
Стажёр повинуется, надеясь, что сможет и попутно сообщить в полицию, но парень с пистолетом следует за ним по пятам. И возвращается Чанмин ни с чем. Юнхо ловко вытаскивает пулю, предварительно наложив жгут и вколов обезболивающее, под улюлюканье подростковой банды, когда морозный воздух вдруг рассекает звук выстрела. Парни разбегаются врассыпную, прячась за урнами и деревьями вдоль пешеходной дорожки. А Чанмин и Юнхо вместе с пациентом оказываются видны, как на ладони. Раненный парень начинает дёргать парамедика за рукав и просить, чтоб они его спасли.
— Они меня убьют! Спасите! Вы должны! — он кричит так, что, наверно, слышит весь район. А Чанмину очень хочется сказать, что они ничего не должны ему. И что он сам виноват в этом, так еще и невинных людей втягивает. Но Юнхо только твердо убирает руку парня.
— Мы сделаем все возможное, только не мешай нам работать, — говорит он, и раненный чуть успокаивается, но только до нового звука выстрела.
Чанмин удерживает парня на месте, чтобы тот не дергался, пока Юнхо его перевязывает. Попутно стажёр оглядывается, в поисках стрелявших. Но фонарей здесь немного, поэтому каждая тень кажется подозрительной. Смерть сейчас слишком близка к ним, Чанмин даже чувствует её запах, когда пуля просвистывает прямо рядом с его ухом. Юнхо делает последние штрихи, когда установившуюся после выстрела тишину прорезает рев мотора, а следом за этим показывается мотоцикл, который на всех парах несется на них. Даже при большом желании отпрыгнуть самим и оттащить раненного, который потерял много крови, невозможно. Чанмин закрывает глаза, готовясь к худшему. Он мысленно прощается с жизнью, когда гремит выстрел, и Юнхо вскрикивает. Мотоцикл проезжает мимо них, свернув в последнюю секунду. Чанмин распахивает глаза и медленно сглатывает. Парень на их руках мертв. Пуля попала прямо в сердце.

[Iron Queen]

Чанмин заново учится дышать, а Юнхо бежит к машине, вызывать, наконец, полицию. Вообще, непонятно, почему никто из живущих в этом районе до сих пор туда не позвонил. Ведь выстрелы точно были слышны всем. До приезда подкрепления, Чанмин бродит рядом с местом происшествия, но других раненных не обнаруживает. Либо их просто нет, и стреляли, чтобы припугнуть, либо пострадавшие предпочли укрыться и разобраться с ранениями сами. Чанмина, честно говоря, это уже мало заботит. Как и то, что с виска у него стекает струйка крови. И первым ее замечает Юнхо. Всплеснув руками, он усаживает стажёра и спрашивает, болит ли голова. Сейчас Юнхо совсем не улыбается, он серьёзен, как никогда. И очень переживает, что заметно по тому, как судорожно он пытается выдавить мазь на кусочек ваты. Паста замерзла на морозе и вылезает только с третьей попытки. Юнхо повторно тщательно осматривает голову напарника и только после этого выдыхает.
— Пуля только немного царапнула, — говорит он и расплывается в счастливой улыбке, — везучий ты, Чанмин-а.
Стажёр вспыхивает до корней волос от необычного ласкательного обращения и смущенно улыбается в ответ, пока парамедик делает несколько швов и накладывает сверху повязку. В это время слышатся сирены, оповещающие о прибытии полицейских. Те расспрашивают Юнхо и отпускают их, оставшись разбираться со всем сами. Чанмина за руль парамедик не пускает, чему он одновременно и радуется, и огорчается. После перестрелки ему очень нужно прийти в себя, отвлекаясь на что-то другое, но с другой стороны, он не в состоянии сейчас контролировать себя. И Юнхо прекрасно это видит, потому что протягивает ему бутылку с водой и таблетку валерьянки. Чанмин отнекивается, но в итоге ломается под напором и принимает то, что ему дают. Юнхо и старше, и опытней. У стажёра изначально нет выбора. Правда, он думает, что Юнхо отмажет их от смены из-за непредвиденной ситуации, в которую они попали до этого, но тот принимает первый же вызов. Чанмин не понимает этого, но не спрашивает. Дрожь потихоньку проходит, и адреналин в крови успокаивается. А когда они приезжают Чанмин уже практически совсем успокаивается. Этот район гораздо приветливее выглядит, чем тот, откуда они приехали. Здесь даже в домах консьержи есть. Добродушного вида женщина провожает их прямо до квартиры к пациенту, которого зовут Стивеном. Юнхо заходит и приветливо кивает, открывая чемоданчик. В квартире, судя по всему, ремонт, отчего весь пол покрыт слоем белой пыли.
— Что именно случилось? — спрашивает Юнхо, подходя и осматривая красный глаз пациента.
— Случайно растворителем в глаз попал, — говорит мужчина и представляется, — Стивен.
— Юнхо, — отвечает парамедик и наклоняется, чтобы посмотреть этикетку на бутылке с растворителем, и сразу преступает к промыванию глаза мужчины водой.
— Юнхо дурак!
Чанмин не может сдержать смешка и давится в кулак, отвернувшись от напарника.
— Простите? — уточняет Юнхо, и хозяин квартиры поспешно извиняется за своего попугая.
— Он у меня разговаривает, но, сами понимаете, какая самая распространенная фраза для обучения...
— Кеша красивый! — раздается следующая выученная, скорее всего, фраза.
И Чанмин только теперь замечает птицу, сидящую на шкафу. Попугай не только разговорчивый, но и большой, красивый. С жёлто-зелёными пёрышками и белым клювом. Чанмин таких только на картинках в книжке видел. Юнхо продолжает протирать глаз хозяину попугая, а стажер тем временем находит нужный пузырек с каплями и закапывает их, после того, как парамедик свою часть миссии выполняет. Птица оказывается еще и любопытной до ужаса, потому что пикирует на стол рядом с Чанмином, чуть не доведя последнего до инфаркта. Попугай наклоняет голову и сосредоточено смотрит на то, как Юнхо закладывает за веки её хозяина мазь. После этого парамедик поворачивается к Чанмину и тоже вздрагивает, увидев птицу так близко.
— Противостолбнячную сыворотку дай, пожалуйста, — говорит он, и Чанмин погружается с головой в чемоданчик, отыскивая нужное.
— Буду я теперь пиратом, Кеша,— говорит своему попугаю мужчина, и птица серьезно кивает соглашаясь.
Юнхо вкалывает сыворотку и просит Чанмина доделать все самому, что стажер и делает, заранее приготовив бинт.
— Некоторое время Вам придется походить с повязкой на оба глаза, чтобы зажило, — говорит парамедик, пока стажёр погружает пациента в мир темноты.
— Буду одноглазым пиратом, — усмехается мужчина, и Чанмин улыбается, представляя хозяина попугая с бутылкой рома в руке и в треуголке. Здорово, когда пациенты с хорошим чувством юмора.
На прощанье "пират", как его мысленно окрестил уже Чанмин, дарит им по шоколадке и желает удачной работы. За что Юнхо его благодарит и пожимает протянутую руку. Но перед выходом сначала интересуется, есть ли родственники у него, и ждет, пока тот позвонит дочке, скажет, чтоб приехала, и только потом прощается. И, уже закрывая за собой дверь, слышит:
— Пока! Юнхо дурак!
Садясь в машину, Чанмин улыбается и думает о том, как было бы здорово, если бы все пациенты были такими. Так еще и с такими забавными птицами в придачу.
Ночь уступает место утру, что означает конец смены. И Чанмин, как никогда, очень рад этому. Дежурство в этот раз оказалось весьма наполненным событиями, они даже чуть не погибли, защищая пациента. Чанмина неумолимо клонит в сон, чему он изо всех оставшихся сил сопротивляется. Он долго смотрит на шоколадку, решая оставить ли её к чаю, либо сухим пайком съесть сейчас. И, в конце концов, склоняется ко второму варианту, раскалывая её на несколько частей и запихивая одну из них Юнхо в рот.
— Домой! — радостно говорит стажёр, потягиваясь и смотря на гладь воды, в которой отражаются первые лучи восходящего солнца. Они как раз проезжают мимо залива, когда видят расплывчатый силуэт какого-то ненормального, решившего, наверно, позакаляться и искупаться в холодной воде. Чанмин крутит у виска, показывая его Юнхо, и отправляет себе в рот еще один ломтик шоколада. Он уже мечтает о горячей ванной и кружке какао перед сном, когда рация вдруг оживает.
— Третьи, скажите свое расположение.
— У нас смена закончилась, — отвечает Чанмин недовольно, но потом неохотно добавляет, — залив проезжаем.
— Третьи, вызов как раз туда! Утопление!
— Это дело жизни и смерти, возьмем?
"Как будто это не всегда так", — думает Чанмин, Юнхо не командует, как всегда, а спрашивает у него. И ему ничего не остается, как согласно кивнуть, отложив свои мечты о ванной и какао на потом.
— Третьи, вызов принят, — рапортует Юнхо и, остановив машину, выпрыгивает на асфальт, торопясь на песчаный пляж. Чанмин вздыхает и убирает остатки шоколадки в карман, присоединившись к парамедику. Он идет по песку, увязая в нем из-за неудобной для таких прогулок обуви, и думает о том, что он вообще-то устал и хочет спать, а не спасать какого-то идиота, полезшего в воду в такую холодную погоду, так еще и захлебнувшегося в ней. Чанмин страсть, как зол и недоволен, когда подходит, наконец, к кромке воды. Рядом на берегу девушка в спортивной одежде, держа за поводок маленькую собачку, говорит Юнхо о том, что это она позвонила на первый вспомнившийся номер и указывает на причину вызова. Чанмин поднимает глаза и видит вдалеке распростертого на водной глади мужчину, силуэт которого он разглядывал в машине.
— Вы поможете ему? Я недавно выбежала на прогулку и видела, как он сидел здесь на песке. Сегодня мне надо было вернуться пораньше домой, поэтому я не стала убегать далеко. А когда обернулась, увидела, как он тонет!
Чанмин смотрит на Юнхо и сбрасывает куртку. "Теперь я еще и спасателем заделался, прекрасно", — думает он, скидывая сапоги и разбегаясь по песку, чтобы сразу оказаться в воде. Чанмин смотрит вперёд и видит только макушку того, кого ему надо вытащить на берег. Парень еще не захлебнулся, судя по тому, что он еще двигается. Вода холодная, как в колодце, но стажёр сжимает зубы крепче и двигается только вперед. А , когда уровень уже достигает его плеч, пускается вплавь, не упуская из виду копну волос. Ему кажется, что прошло уже сто лет, как он зашел в воду, хотя протикало чуть больше минуты. Чанмин доплывает до бездвижного тела и разворачивает утопленника лицом вверх. И время для стажёра останавливается, так же, как и сердце, при взгляде на того, кого он бросился спасать.

[Iron Queen]

— Дже! О Боже, Дже! — Чанмин захлебывается воздухом от ужаса, который прошибает его с головы до кончиков пальцев. Не помня себя, он хватает недышащего парня за подмышками и гребёт к берегу, молясь, чтобы успел. Он тянет за собой легкого, как пушинка, Джеджуна, а перед глазами все расплывается, в голове гудит сирена скорой помощи. "Совсем еще юный", — проносится в голове. Чанмин видит подростка, лежащего на асфальте в луже крови и не двигающегося. "Скорая! Где же она?! Почему так долго?!" Чанмин хватает ртом воздух и плывет изо всех сил. Ещё чуть-чуть, ещё немного, и они будут на берегу. Юнхо уже все подготовил и ждет их у кромки воды, готовый сразу забрать Джеджуна из его рук. Чанмин бежит, расплескивая брызги и нагоняя волну на берег. Он не чувствует свое тело, не чувствует рук, когда Юнхо забирает у него Дже и, положив на носилки, тут же начинает реанимацию.
— Чанмин, искусственное дыхание. Ты сможешь? — стажёр слышит голос Юнхо и кивает. Он сможет, он сделает, он всё сделает, лишь бы Джеджун был жив. Слезы заволакивают глаза, размывая картинку, но одно он видит четко. Губы Джеджуна, мертвенно-бледные белые губы.
— Давай, — командует Юнхо. И Чанмин немедля делится кислородом с Джеджуном, пытаясь вместе с этим вдохнуть в него и саму жизнь.
Чанмин не видит, как Юнхо методично надавливает на грудную клетку парня, не слышит, как всхлипывает девушка и громко дышит её собака, которая чувствует, что происходит что-то страшное и прячется за ноги хозяйки. Он будто находится на дне колодца, заполненного до краев мучительными воспоминаниями. Он даже не чувствует, как одеревенели от холода его руки и ноги, как тело пробивает крупная дрожь. Он видит подростка, над которым склонился какой-то парамедик из скорой.
— Парень не дышит! — слышит он глухой голос, и не сразу понимает, настоящее это или прошлое.
— Давай! — говорит ему Юнхо, и Чанмин снова выдыхает, прикасаясь губами к холодным, как у мертвеца, губам Джеджуна.
— Ты поможешь мне? — голос в голове становится четче. Чанмин медлит, рассматривая окровавленную ногу подростка. — Он умрет, если ты не поможешь мне!
Чанмин кивает и падает на колени перед мальчиком, выполняя все, что говорит парамедик.
— Он дышит, Минни! Сработало! — Юнхо улыбается, но не спешит заканчивать реанимацию, пока дыхание не стабилизировалось.
Чанмин выдыхает и встречается глазами с Джеджуном. Тот смотрит на него и не понимает, что происходит. А Чанмин внезапно чувствует, как ветер хлещет его по мокрым волосам и одежде. Ему становится холодно. Юнхо что-то вкалывает Джеджуну и просит Чанмина помочь ему донести парня до машины. Парамедик протягивает ему руку.
— Ты молодец, — говорит Юнхо.Чанмин смотрит на руку напарника и ощущает дежавю.
— Ты молодец, — говорит парамедик. Чанмин поднимает глаза и, наконец, видит его лицо. Это Юнхо.
— Минни, не смей! — голос парамедика совсем тихий. Чанмин кивает, и в глазах у него темнеет.

Необычно тихо и пахнет лекарствами. Чанмин открывает глаза и охает от того, как ломит все тело.
— Ты меня напугал, — Юнхо действительно выглядит немного испуганным, а еще очень усталым.
— Сколько я здесь? — спрашивает Чанмин, оглядываясь по сторонам и замечая спящего Джеджуна на соседней койке.
— Почти сутки, — отвечает Юнхо и добавляет, глядя на подростка, — то была попытка суицида.
Чанмин вздыхает и одними губами просит напарника наклониться.
— Он же не сделает этого больше, правда? — шепчет он ему на ухо, чтобы Джеджун ненароком не услышал.
Юнхо согласно кивает и накрывает пальцы Чанмина ладонью.

[Iron Queen]

10 глава

Чанмин берет отгул по болезни и сидит безвылазно дома. В кромешной темноте, зашторив все окна, выключив телефон и интернет. Юнхо просит ни о чем не спрашивать сейчас Джеджуна, сказав, что поговорит с ним сам. И Чанмин даже благодарен ему за это. Потому что не знает, что бы сказал. И как бы сказал. Он не знает и не хочет знать, что побудило подростка пойти на это. Он боится узнать причину, хотя ему кажется, что он итак ее знает. Чанмин снова винит себя, закрывшись в собственном мирке. Он не ест и не выходит на улицу, добровольно отказываясь от всего. Он сходит с ума, прокручивая в голове заново воспоминания о дне аварии. Он терзает себя снова и снова, будто надеется, что так сможет простить себя. И, когда в дверь звонят, он не идет открывать, уверенный, что нежданному посетителю это скоро надоест и тот уйдет. Но вместо этого он слышит шум и треск. На пороге появляется Юнхо. Он что-то говорит, размахивая руками, но Чанмин не слушает. Юнхо распахивает шторы и окатывает его водой из кувшина, приводя в чувство. Он нагло, без спроса врывается в его жизнь, но Чанмин не может возразить. Чанмин вымотан. Он ничего не отвечает даже тогда, когда Юнхо тащит его в душ. Чанмин послушно моется и выходит из ванной.
— Дурак, — говорит Юнхо. И Чанмина прорывает. Он кричит и бьет кулаками стену, выплескивая наружу все то, что накопилось глубоко внутри. И Юнхо не останавливает его, только после перевязывает кровоточащие костяшки пальцев.
— Нам пора, Минни, — говорит он. И Чанмин кивает. Им действительно пора.

— Третьи, примите вызов, — шипит рация.
— Выезжаем, — отвечает Юнхо и направляет машину по указанному адресу. Дорога пустая, и доезжают они очень быстро. Природа словно насмехается, посылая на Сан-Франциско очередной снегопад. Чанмин кутается в шарф и выскакивает из машины, оглядываясь в поисках их пациента. Он обводит взглядом близлежащие скамейки и двери домов, и только подняв глаза выше, вдруг замечает их старого знакомого. Альберт сидит на ветке старого разлапистого дуба и загибает один за другим пальцы на руках, будто играя в считалочку. Чанмин подходит ближе, ломая голову над тем, как же заставить этого психа спуститься на землю, а потом решает сложить с себя эту обязанность и возвращается в машину. Юнхо всегда проще найти общий язык с пациентами. И Чанмин ни капли не удивляется, когда видит, как тот идет под ручку с Альбертом в машину.
— Кого же ты искал? — спрашивает Юнхо, обращаясь к мужчине и усаживая его поудобнее.
— Человека с ленточками, — отвечает тот, — я его потерял.
— А этот человек случайно не любил алые ленты? — задает свой вопрос Юнхо, заранее зная ответ.
— Любил. Откуда Вы знаете?
— Встречал его как-то раз. Поехали, Чанмин.
Они сдают Альберта в клинику той же медсестре, что и в прошлый раз. И она так же благодарит их за помощь, которая является по сути их прямой обязанностью. А Чанмин с грустью смотрит вслед пациенту, думая о том, как же тому, наверно, грустно. Ведь терять себя же — ужасно.
Он заезжает в круглосуточный магазин, где покупает пару булочек и бутылку газировки. Вызовов больше нет, а есть хочется. Юнхо не против, пока это не мешает работе, именно поэтому среди ночи они сидят в парке на поребрике и едят явно не двухдневной свежести, как клялась продавщица, а больше, булочки. У Чанмина слезятся глаза от резкого холодного ветра с позёмкой, но он предпочитает потерпеть, чем сидеть снова в машине. Ему вспоминается то странное время, когда он был стажёром одной из известных компаний в Корее. Годы тренировок, совмещенных со специализированной медицинской школой, и потраченных нервов, закончившихся срывом и полнейшим крахом надежд. Тогда, в Сеуле ему казалось, что стоит еще немного постараться, и все получится. Ему дадут дебютировать с толпой таких же, как и он подростков. Они вместе репетировали допоздна, стирая ступни в кровь от количества тренировок, а потом шли к круглосуточному магазину, где брали два рамена на шестерых. Они съедали это в мгновение ока, и шли по домам, лелея свои мечты, чтобы потом плакать от бессилия, уткнувшись в подушку, чтобы заглушить звуки боли, исходящие от самого сердца.
Чанмин думал, что никогда не оправится после такого жестокого урока жизни. Он ушел с головой в учебу, навсегда перечеркнув те розовые мечты о пении на сцене. Выбрал своей сценой обычную жизнь, только уже вдалеке от Кореи. Здесь он чувствует себя лучше, чем там, где все напоминает о несбывшихся мечтах, ведь некоторые из тех стажёров, с которыми он учился бок о бок, все-таки дебютировали. Здесь он чувствует себя спасенным от собственного отчаяния. Ему нравится быть полезным людям, помогать облегчать их страдания. Возможно, это помогает и ему самому излечить свое раненное сердце. Он до сих пор не может слушать песни на корейском. И, когда известный певец из числа его знакомых бывших стажеров, давал концерт здесь, он не смог заставить себя пойти.
— Ты не замерз? — повисает вопрос Юнхо в морозном воздухе, и Чанмин не сразу понимает, что обращаются к нему.
— Пошли в машину, холодно, — бросает он и, не поднимая глаз, залезает на переднее сиденье.
Мысли о несбывшемся приходят к нему очень редко, но когда приходят, бередят незажившие раны. Юнхо молчит, ничего не спрашивает, видимо понимает, что сейчас Чанмину больше всего хочется побыть с самим собой. Парамедик откидывается на сидении и накрывает себе ноги покрывалом. А Чанмин разворачивает машину и везет их мимо тех кварталов, из которых они везли в больницу своих пациентов. Здесь все наполнено его последними воспоминаниями, а это помогает запрятать нежелательные старые подальше. Здесь они подобрали психа с ленточками, а вот там обнаружили двух обмороженных братьев. Листики памяти с шорохом переворачиваются. И Чанмин улыбается, вспоминая свой первый день. Тогда он так боялся, что что-то не получится, а теперь об этих переживаниях даже вспоминать смешно. Чанмин сворачивает за угол и резко тормозит, заметив женщину, машущую им руками. "Что-то стряслось".

[Iron Queen]

— Помогите! Я сбила его только что. Такой красивый! Такой молодой! Вы должны помочь! — женщина сразу обрушивает шквал информации на стажера и, схватив за рукав, поспешно ведет за собой к машине. Чанмин уже мысленно готов увидеть незадачливого студента, попавшего под колёса. А рядом с бампером на асфальте оказывается не человек, а золотистый лабрадор. Чанмин собирается сказать, что ничего не понимает в ветеринарном деле, и чтобы она вызывала соответствующую клинику, но собака так умоляюще смотрит на него и поскуливает. Он просто не может отказать в помощи этому прелестному животному. Чанмин не фанат собак, но не любить лабрадоров просто невозможно. Юнхо, проснувшись от резкого торможения, появляется вовремя, чтобы удивленно ойкнуть в паузу, установившуюся, пока женщина готовится к очередному потоку просьб и даже угроз. Чанмин осматривает раненную лапу собаки, судорожно придумывая, что же предпринять, когда парамедик протягивает ему бинт.
— Действуй. Перевяжем и отвезем к ветеринару, — говорит он и треплет лабрадора за ухом. А собака отзывается на ласку радостным вилянием хвоста. Женщина убивается и распинается по поводу того, как же она так не заметила животное на дороге. А Чанмин думает о том, что лабрадор слишком холеный, чтобы быть бездомным. Скорее всего, потерялся. Чанмин, стараясь не причинять лишней боли собаке, перевязывает ей лапу. До клиники они едут, слушая неугомонную женщину, но даже это не портит Чанмину настроения. Лабрадор оказывается необыкновенно ласковым и умным. Из чего Чанмин делает вывод, что в столкновении явно виноват человек, а не животное. На прощание он несколько раз проводит по гладкой шерсти, надеется, что его хозяин найдется, и жалеет, что пошел учиться не на ветеринара.
"Лихорадка, спутанность сознания", — передают по рации. По радио играет очередной хит, и Юнхо потихоньку подпевает, пока они направляются на следующий вызов.
— Лихорадка — довольно частый симптом, — говорит Чанмин, глядя на проносящиеся мимо столбы с проводами и редкими фонарями. Юнхо зачем-то гонит на большой скорости.
— На что ставишь? — спрашивает он, лихо поворачивая на переходе. — Я на грипп.
— А я на какую-нибудь тропическую инфекцию, — говорит Чанмин, увеличивая громкость радио.
— Типун тебе на язык, Минни!
Чанмин чуть не теряет на полу под сидениями свою челюсть от неожиданного обращения. И ему и неловко, и в то же время нравится. "Минни" звучит мягко, по-родному. Чанмин уже хочет что-нибудь по этому поводу сказать напарнику, но они останавливаются, приехав.
Свисающие со стен пласты краски и тускло горящие лампочки. Небогатый район, наводненный людьми, борющимися с жизнью каждодневно ради куска хлеба. Чаще всего скорую вызывают сюда. Здешние люди не посещают больницу сами, только на носилках. Это не дело принципа, а жестокая действительность. Чанмин поднимается по лестнице, считая про себя ступеньки, заранее готовясь идти обратным путем с носилками. "Пятьдесят четыре, пятьдесят пять..." Их пациент живет на чердаке в совсем маленькой комнатке. Но он не похож ни на пьяницу, ни на человека, недовольного своей жизнью. Это Чанмин понимает сразу, как видит, как обставлена комната. Стол, заваленный какими-то географическими картами, большой глобус и уйма книг, которые буквально повсюду. И на комоде, и в шкафчике рядом с посудой. Они даже на полу стоят аккуратными стопками. "Путешественник", — решает Чанмин. Юнхо, по-видимому, приходит к тому же выводу, раз говорит стажёру надеть повязку. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть. Чанмин подходит к напарнику и протягивает маску. Юнхо кивает, меряя температуру пациенту, лежащему на кровати в одних пижамных штанах. Щупленький мужчина весь горит, смотря на парамедика огромными по сравнению с размерами головы глазами. "Тридцать девять и пять", — Юнхо смотрит на градусник. Это может быть что угодно. Любое инфекционное заболевание так реагирует на раздражитель.
— Кай, — шепчет мужчина, вцепившись в запястье Чанмина, — слон... Убийство... Кай!
Чанмин беспомощно оглядывается на напарника. "Бредит", — одними губами говорит Юнхо, и в этот момент мужчину начинает рвать прямо на надевающего маску парамедика.
— Тьфу, блин, — вырывается у парамедика при взгляде на запачканную форму. Но он даже не пытается её отряхнуть, потому что пациента снова мутит, сворачивая чуть ли не в буквальном смысле. Пара уколов, холодная мокрая повязка на лоб, и мужчина расслабляется. Видимо, полегчало.
— Несём, — говорит Юнхо, глядя на безмятежное лицо пациента.
— Подожди секунду, — Чанмин вытирает платком рвоту с лица напарника, который так и не успел надеть маску, — весь испачкался, — зачем-то поясняет он очевидное.
Количество ступенек не пригождается Чанмину, потому что он банально забыл их число. Пациент совсем как пушинка, поэтому спускаются они очень быстро. В машине за руль садится Чанмин. Их смена стремительно заканчивается, а вместе с этим уходит и ночь, уступая место новому дню. Домой Чанмин едет на автобусе и просыпает одну остановку. Приходится возвращаться пешком. Но Чанмин даже не расстраивается, ведь он уже почти дома, где его хоть и не ждет никто, зато есть кровать и теплое одеяло, под которым можно согреть замерзшие пальцы.

[Iron Queen]

Эпилог

Просыпается стажёр от трезвонящего на всю квартиру домашнего телефона, а не от будильника, что сразу настораживает. Чанмин с трудом заставляет себя подняться с постели, потом еще пару секунд шарит ногами рядом с кроватью, отыскивая тапки, и только после этого идет на кухню. На домашний ему не звонили уже лет сто, поэтому он и не думал раньше о его местоположении. Подняв трубку, Чанмин недовольно интересуется кто это и что ему надо, всерьез задумываясь о том, чтобы просто выдернуть шнур из розетки и вернуться в постель, пока весь сон не ушел.
— Это приемное отделение больницы. Через десять минут за Вами приедет машина, будьте готовы.
У Чанмина миллион вопросов, но девушка просто вешает трубку, сказав напоследок, что он скоро все сам узнает. Оставленный без ответов, он несколько минут просто смотрит за окно, где хлопьями валит снег. В этом году зима прямо как на картинках в детских книжках, такая, какой и должна быть. Снежная, холодная и долгая. В такую зиму забываешь о том, что бывает лето. Чанмин безотрывно смотрит на узор инея на стекле и так некстати, невовремя вспоминает о том дне, когда его мечте сказали "нет". Тогда ощущение было точно таким же, как сейчас. Ему позвонили из компании и сказали немедленно придти. Брат наивно предположил ещё, что его просто, наконец, решили взять в группу дебютантов. Не зря же ходили слухи, что компания готовится выпустить на сцену новых звезд. Брат пожелал удачи, но Чанмин каким-то шестым чувством ощущал, что это конец, а не начало. Тогда, как и сейчас шел снег. Чанмин брел по заснеженным улицам Сеула к зданию компании медленным шагом, оттягивая неизбежное. В глубине души он знал, что ему скажут, хоть и надеялся до последнего. "Вы нам не подходите". Порой всего несколько слов способны убить годы жизни и перечеркнуть мечты жирной линией. Чанмин помнит, хорошо помнит, то чувство и те мысли, которые приходили ему в голову, пока он шел к компанию, чтобы услышать слова, поставившие точку на всем, к чему он стремился. И сейчас, сидя с трубкой в руке, у него в душе поднимается буря, как и тогда в снегопад на улицах Сеула. Только теперь у него почти нет предположений, зачем его вызвали. "Что-то сделали неправильно? Меня уволят?" — это новый уровень мучительных догадок, когда даже не знаешь, в какую сторону копать. Где промахнулся? Чанмин плохо помнит даже вчерашних пациентов, не говоря уже о тех, что были раньше, за исключением некоторых, особо отличившихся, вроде психа с ленточками. Объезжая район, он может вспомнить, кого они увозили и откуда, но что именно он делал помогая — память не сохраняет. Только расплывчатые образы. И к моменту, когда за ним приезжает Юнхо на их машине, Чанмин уже сходит с ума от головной боли.
— Что случилось? — вместо приветствия говорит он, глядя на такого же вымотанного переживаниями Юнхо. Тот тоже ничего не знает. Сказано приехать — приедут, а зачем, узнают уже в больнице. Всю дорогу Чанмин молчит, заламывая пальцы на руках и теребя немытую челку. Юнхо тоже занят своими мыслями и не заводит разговор. А у ворот в приемный покой их встречают люди в специальных белых костюмах и проводят в закрытый бокс "до выяснения обстоятельств". Им говорят, что вчерашний пациент-путешественник скончался на утро, несмотря на видимую поправку до этого.
— Мы подозреваем эболу, — заканчивает врач и уходит, взяв с собой анализы и плотно закрыв за собой герметичную дверь.
— Карантин, — говорит в установившейся тишине Юнхо и ложится на койку, закрывая глаза. Как будто это обычно, как будто каждый день ему сообщают о подозрении на вирус, который унес за собой тысячи заразившихся людей. Чанмин кусает губы в немом удивлении спокойствию напарника.
Предчувствие его не обмануло, он снова оказывается зависимым от ответа тех, к кому пришел. Только теперь "нет" означает жизнь, а не разрушенную мечту. Теперь совсем другой уровень. Юнхо мирно посапывает во сне, а Чанмин не может даже заставить себя лечь. Он ходит по кругу в этом герметичной коробке для возможных смертников, как тигр по клетке. Он не может опустить руки и отдаться на волю судьбе, хоть и знает, что в любом случае ничего изменить не сможет. Он не может успокоить своё бьющееся сердце, которое так и готово вырваться наружу вместе с криком. На висках выступают капельки пота, и ладони мокрые, как будто его уже лихорадит. Чанмин резко вдыхает и выдыхает, пытаясь хоть немного успокоиться. "Ещё ведь ничего не ясно. Может, анализы отрицательные. Они должны быть отрицательными, иначе... Иначе что?" Чанмина трясет от одной лишь мысли, что же будет "иначе". Процент выживших настолько мал, что с его "везучестью", если свершится то "иначе", он в их число не попадет.
— Минни, не нервничай ты так, — слышит он и поворачивается на голос. Юнхо смотрит на него и улыбается. УЛЫБАЕТСЯ. Чанмину кажется, что напарник просто сошел с ума, либо он сам сошел. Ведь как можно в такой ситуации улыбаться?
— Мы можем быть заражены. Его вырвало на тебя, — говорит он, пряча за спиной трясущиеся руки, а за челкой слезящиеся глаза.
— Чему быть, того не миновать, — голос у Юнхо успокаивающий. Но для Чанмина он, как красная тряпка для быка, как солнечный свет для пещерного жителя.
— На мне-то была маска! А ты её надеть не успел, — выплевывает он ему в лицо и отворачивается, не в силах скрыть то, что он в действительности очень переживает за него. — И хватит уже улыбаться! Смотреть тошно!
Чанмину очень хочется выпустить все свое отчаяние и весь свой страх подравшись. Как в школе. Просто и действенно. Не знаешь, что предпринять — подерись, получи синяки и царапины, а после залечивай их. Если болит рука, наступи на ногу. И болеть уже будет нога, а не рука. Такой же принцип.
— Как же ты меня бесишь, — Чанмин нарывается, изо всех сил, отчаянно, — ты и получив положительный ответ анализов будешь лыбиться? Ангел Юнхо. Крылышки не тяжелые?
Чанмин выжидает, когда же точка максимального терпения напарника достигнет, наконец, пика. Но вместо этого Юнхо просто стирает улыбку со своего лица, и становится просто уставшим и чуть-чуть напуганным человеком. Просто поднимается с койки и порывисто молча обнимает Чанмина. Просто рвет его сердце на части одним прикосновением. Чанмин выше, но в этих объятиях ощущает себя совсем маленьким. А еще чуточку влюбленным и совсем немного счастливым. Ровно до того момента, как выйти из этой герметичной коробки просят одного. Его. А у Юнхо берут анализы еще раз, чтобы наверняка перепроверить положительный результат.
Чанмин выходит за парегородку, но никуда не уходит. Он просто не может оставить Юнхо сейчас одного, без поддержки. Чанмин думает о том, что они не успели сделать вместе. И список этот пополняется с каждой следующей секундой размышлений. Юнхо сидит на койке и смотрит в пол, не видя устремленного на него взгляда. Чанмин понятия не имеет, о чем тот сейчас думает. Может, молится, а может вспоминает родных. Кажется, у него есть старшая сестра. Чанмину страшно представить себя на его месте. Что бы он чувствовал? О чем думал бы? Скорее всего, бился бы в истерике, но Юнхо спокоен, во всяком случае внешне. Чанмину никогда это не понять. Сейчас он готов все отдать, лишь бы повторные анализы оказались отрицательными. Сейчас он думает о том, что они не успели вместе, а не о том, что уже сделали. Сейчас он запускает пальцы в волосы и до крови прикусывает губу, виня себя в том, что происходит с Юнхо. Сейчас он думает о том, что лучше бы они и не познакомились никогда, чем вот так становиться причиной гибели напарника. Чанмин смотрит за стеклянную перегородку, отделяющую его от объекта всех своих мыслей, и удивляется, как обычная с виду палата может казаться вратами его личного ада. Тысячи мелочей, происходивших с ним и Юнхо проносятся у него перед глазами, больно укалывая где-то в районе сердца. Чанмин думает о том, как много он не сказал напарнику, и, возможно, уже никогда не скажет. Он бесконечно благодарен Юнхо за то, что тот приказал ему тогда надеть маску, и в то же время непрестанно винит себя, за то что спасся он, а не напарник. Маска. Обычная тряпичная повязка, которая порой может помочь избежать смерти. Чанмин смотрит на Юнхо так, будто пытается навсегда запечатлеть его образ в мыслях и перед глазами. Он ловит на себе взгляд парамедика и его улыбку, от которой комок в горле становится совсем невыносимым.
- Кажется, я полностью пропал, - беззвучно говорит он одними губами, когда Юнхо отворачивается, - кажется, я влюблен.

— Чанмин, просыпайся, нас вызывают, — в тишине голос напарника раздается пушечным выстрелом.
— Встаю, — шепчет он, но вопреки своим словам не двигается.
— Нас ждут великие дела, — говорит напарник и выходит из подсобки.
Чанмин спешно натягивает обувь и куртку и спешит за ним. А через минуту они уже рассекают дороги ночного Сан-Франциско, спеша помочь людям, попавшим в беду, или хотя бы просто попытаться максимально облегчить их страдания.

[Скальди]

ЭТО ПРЕКРАСНО! ОБОЖАЮ МЕДИЦИНСКУЮ ТЕМУ!!!!

[Iron Queen]

Крапивный Оладушек, хддд
Спасибки))))
Я и сама ее обожаю)))) *.*

[Скальди]

Текст очень детализирован, к тому же есть очень много интересных описаний в случаях, которые происходят с парнями. Особенно меня зацепил момент с "зубом", так как сама работаю в этой сфере. А так же, интересно было наблюдать за тем, как меняются герои с момента притирки друг к другу. В тексте очень много вкусных пометок, и, как я их называю, "плюшек" для того, кто любит медицину. Очень интересны выписаны характеры персонажей, особенно доставил момент с неудавшимся айдолством Мина. Вроде бы маленькая отсылка к канону, но как же приятно читать такое.

[Iron Queen]

Крапивный Оладушек, ^^^^^ можно я тебя расцелую?))) Я просто невероятно счастлива, что понравилось!)) Ыыыыы *.*

[Рене]

Сколько важных моментов оказалось в непрочитанной мной части - и про несложившуюся певческую карьеру Чанмина, и момент с подозрением на лихорадку, когда Чанмин осознал как важен для него Юнхо, момент со спасением утопающего, оказавшегося другом Чанмина, так же, как до этого был отчим Юнхо, такие ненарочные совпадения, оживляющие призраков прошлого.)
По сути, история без конца и края, состоящая из разных эпизодов, значимых и не очень, смешных и грустных, и обыденных, как по сути наша жизнь. Все же таки мне кажется они оба и Юнхо, и Чанмин нашли свое призвание - колесить так по вызовам, спасая жизни, и друг друга они тоже нашли и притерлись, несмотря на всю непохожесть.)
так что, несмотря на общий довольно агстовый фон считаю, что завершилась она просто замечательно.)

Автор, спасибо большое, за работу и воплощение коллажа в истории!

[Iron Queen]

Рене, ыыыыыы *.*
Спасибище за такой прекрасный отзыв ^^^ прямо рецензия на фик)))
Хд да, в последние главы уложилось очень много)) не хотелось никак прощаться с этой работой)))
И я очень рада, что тебе понравилось *.*

[el cetera]

aw спасибо за историю!
случайно открыла, потом не могла оторваться, теперь опять любовь к дбск ;;

[Iron Queen]

athma, ыыыыы *.* я рада, что, несмотря на фандом, понравилось и прочитали)))

[Haide Mai]

Ииии вот я наконец дочитала эту работу *_* Просто шикарно. Все так круто, что я не могу выделить ничего конкретного, просто машу руками и нахожусь в диком восторге.
Такой Чанмин вот прям очень, в самую точку OuO И его история, как он начал работать, все это прям так живо и ярко представляется.
И все насыщенно событиями, просто читаешь, читаешь а потом - бац! - конец. Это стоит того, чтобы прочесть еще раз OuO