да,я милая и чудесная.да,я вас убью.нет,мне не стыдно^_^ Белка всея фэндома. *пушит хвост*
Название: За номером
Автор: Decentra-chan
Бета: Вёрджил Ференце
Коллажист: Барвинка.
Фэндом: ToppDogg
Основные персонажи: Ким Хансоль, Шин Юнчоль, Ким Бёнджу, Ким Тэян
Пэйринг или персонажи: ТэянБёнджу, мимолетом ЮнСоль
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш(яой), Ангст, Драма, Фантастика, Экшн (action), AU
Предупреждения: ООС, Насилие, Нецензурная лексика, Смерть персонажа
Саммари: Механизированное будущее, в котором сделать из себя киборга – все равно, что к стоматологу сходить. Никаких постапокалипсисов, просто наука шагнула чуточку дальше граней разумного.
Хансоль - заключённый номер 930615 - обычный вор, загремевший во второй раз в места лишения свободы по собственной глупости и искренней любви к загребущим делам. У Хансоля в груди механическое сердце, а в друзьях Юнчоль, по совместительству один из медиков тюрьмы.
Посреди ночи Хансоль притаскивает в медкабинет незнакомого полуживого парня, на нашивке которого значится номер К0108...
Все коллажи кликабельны (увеличение по клику)


- Пшшшф… - дверь отъезжает с привычным шуршанием и клубами пара, впуская в комнатушку запах резины и хлорки.
- Заключенный номер 930615, на выход, - раздается громкое объявление от высокого мужчины в форме.
Обозначенный парень, до этого мирно читавший какой-то сальный журнальчик, соскальзывает со второго яруса коек, отряхивает комбинезон и вальяжно направляется к выходу.
- С вещами?
- Позубоскаль мне еще. Шуруй на прогулку.
Заключенный выходит из камеры, оставляя охранника наедине со своими вещами, и слышит, как дверь за ним закрывается все с тем же звуком и сопровождением из клубов пара. На прогулку его отправили, ага, как же. Он вот сейчас прогуляться пойдет, а ему камеру вверх тормашками перевернут и скажут, что так и было. Лохи. Неужели не понятно, что ни один из здравомыслящих здесь сидящих не станет прятать то, что они ищут, в камерах? Пф, детский сад какой-то.
Он медленно идет по коридору – куда ему тут, собственно, торопиться – отбивая пальцами ритм по перилам. В некоторых камерах тоже идут обыски: как всегда, ежедневная плановая проверка. Под потолком последнего яруса пять перегоревших лампочек, хотя еще вчера было только три «убитых», а к концу недели не останется ни одной целой, и гулять по коридорам будут выпускать только в дневное время, чтобы не было соблазна съебаться подальше в сумерках ночи.
Камеры у них проверяют по странному графику, и сейчас выходящие из них заключенные почти не знакомы. Разве что на ярус ниже пара примелькавшихся фотороботов.
- Хэй, Хансоль! – он оборачивается, смотря на нижний ярус, и замечает активно машущего ему знакомца.
Хансоль, на груди которого флуорисцирует нашивка «заключенный номер 930615», машет в ответ, а потом шутливо отдает под козырек. Знакомец – заключенный номер 950927 Со Санвон (в простонародье среди своих Яно) – радостно подпрыгивает на месте и припускает в сторону лестницы, ведущей на ярус Хансоля. Уж что-что, а быстро бегать этот малый умеет. Его поймать-то смогли только потому, что в переулке, в который он забежал, пытаясь уйти от копов, внезапно построили стену. От неожиданности даже встроенный в тело турбо-привод не помог, и в итоге шесть лет за ряд крупных краж из ювелирных и еще плюс три за сопротивление властям.
- Че, опять выгнали? – Яно виснет на плечах Хансоля и лыбится довольно.
- Ага. Все пытаются найти черную кошку в темной комнате, - Хансоль отлепляет от себя Санвона, ибо нехуй, не пушинка, чтоб на плечах висеть. – А ты чего один? Где Гона потерял?
Хансолю в принципе сложно представить, что Яно прискакал к нему, не таща на буксире Гона (Ким Донсон, заключенный номер 920801). Уж кто-кто, а эти двое «мы с Тамарой ходим парой». Точнее, «я несусь на скорости, вцепившись в руку Гона, и тащу его на буксире». Обычно это выглядело как-то так. Половина их тюремного крыла помнила, как радостно вопил Санвон, когда к нему в камеру перевели его, оказывается, давнего друга, временами подельника и вообще «ДОНСОН!!!!! ААААААА!!!».
- А, да он раньше ушел, а я подзадержался, хотел с собой блокнот прихватить, а охранка, суки, не дали. Сдались им мои тексты? Вот скажи мне, че они боятся? Че вот я им своими писульками сделаю? Я их для себя пишу, для своих, от скуки. А этим падлам лишь бы докопаться. Пусть только попробуют хоть листочек выдрать, камеру разъебу. Че, пошли в мясильню, что ли?
Быстрые смены тем – вполне привычное дело, если общаешься с Яно, и Хансоль в общем-то даже почти привык, но все равно дергается от неожиданности, а потом кивает, соглашаясь. По-другому Яно ходить с кем-то не умеет, и уже через мгновение Хансоль безрезультатно пытается отодрать пальцы младшего от своего запястья. Но ключевое слово понятно и так, и до «мясильни» они добираются картинкой, достойной иллюстрации в книге «как буксировать людей».
Огромное помещение бывшей пятой столовой наполнено своей жизнью. У дальних стен слышен шорох карт, маты и довольные возгласы, когда выпадает удачный расклад. Играть днем в карты в тюрьме довольно скучно из-за небольших ставок. Ну что может поставить заключенный? Пачку сигарет, блокнот, упаковку какой-нибудь жратвы, принесенной из внешнего мира заботливыми родственничками (у кого еще остались) или дружбанами. И днем играют в основном просто так, на мелкие ништяки или щелбаны. Серьезные игры начинаются ближе к ночи, когда в ставках образуются позиции вроде «бой против того-то», «вальс» или «роза». Два последних – самые рискованные и серьезные ставки. Проигравшего в случае со ставкой «вальс» после отбоя буквально пускают по кругу все, кому в партии повезло чуть больше. Как итог, проигравшие однажды, становятся подстилкой для всех, кому не лень достать член из комбинезона, до самого конца своего срока. Ставка «роза» же иногда заметно сокращает срок пребывания в тюрьме. Но с ней берутся играть только самые отмороженные и те, кому терять нечего. Срок-то, может, и сокращается, только кому хочется покидать стены тюрьмы ногами вперед?
Проходя мимо картежников, Хансоль невольно морщится, вспоминая, что пару дней назад за одним из этих столов как раз играли на «розу». Не повезло тому парнишке проиграть. Роза на его животе, вычерченная ржавым ножом (причуды заточки – весь клинок проржавел, а самая кромка, самое острие идеально чистое и предельно острое), мерцала кровавыми лепестками. Заражение крови, большая кровопотеря (на паре мест клинок вошел слишком глубоко), повреждение внутренних органов… На следующий день ворота радостно впустили в себя труповозку и столь же радостно выплюнули ее обратно, но уже с грузом на борту.
Гон обнаруживается возле одной из многочисленных групп, выстроившихся кругом, и Хансоль закатывает глаза. Конечно, интересней карт здесь только бои. Вообще, мордобой официально запрещен, отслеживается и карается. По крайней мере, так гласит бумажка с правилами, стабильно заменяющая заключенным бумагу на подтереться. Новые правила расклеивают раз в неделю, как и меняют лампочки. В остальное же время охрана только шманает камеры, да делает вид, что работает, поэтому заключенные нашли себе веселенькое развлечение.
Как и с картами, бои делятся на дневные и ночные. Дневные – обычная рукопашка, армреслинг, смесь сумо и разных боевых искусств. Все чистое, на одной только физической силе и до падения. Рефери отсчитал до десяти, а ты не встал? Проигрываешь. Выигравший продвигается в рейтинге и получает ништяки. Ну и может отыметь местную обслугу вроде поварих.
А вот после отбоя начинается самое интересное. Многие из заключенных (да процентов 98%, по правде сказать) модифицированы. У кого кости в руках заменены на титановые, у кого суставы шарнирные с причудливыми болтами, у кого-то (как у того же Яно) турбо привод встроен или сердце механическое. Благо, времена такие пошли, что сделать из себя гребаного киборга – все равно, что к стоматологу сходить. Зубы и те с механизмами стали делать. Главное – найти мастера поискусней. А если нашел, тут уже куда твоя фантазия, наличие денег и мастерство вывезет. Все, как писали в книжках всякие горе-фантасты. Интересно, что бы они сказали, видя, во что превратился род людской?
Среди заключенных даже почти полные киборги встречаются. Разве что мозг, да кожа-мышцы свои, а внутри сплошная механика. После отбоя это все можно применять, тут уже в бою никаких правил. Ты либо победил, либо проиграл и валяешься в лазарете, собираемый по кусочкам, а дядям врачам и охранникам врешь, что неудачно с лестницы упал. Без летальных исходов, конечно, тоже не обходится. По три смерти за ночь. Только кого это волнует? Заключенные – все равно мясо, не важно, за какие огрехи и на какой срок они тут поселены. Тюрьма все равно смешанная, самый полный букет от банального «за кражу» на год до пожизненных сроков. Ну, покромсают заключенные друг друга, ну, и хрен с ними. Тюрьма на отчетность забьет, а судмедикам и судмеханикам новое сырье для опытов там, для сборки новых киборгов. Волки сыты, а овцам быть целыми не положено.
За ночными мясорубками Хансоль любил наблюдать с высоты второго яруса, чтобы видно было и обоих бойцов и толпу. Самого его на ринг не тянуло от слова совсем. Приза как такового там не было, а просто ради титула и уважения всего крыла портить себя любимого ему не хотелось. К тому же была большая вероятность не выжить в ночном бою, чего ему совершенно не хотелось – его срок кончается через полгода-год (если не повезет с амнистией) и на свободу хочется все же больше, чем на ринг. Ради эксперимента и от большой скуки он участвовал пару раз в дневных боях, но быстро выигрывал и не был доволен победой.
- Привет, - жмет он руку Гону, получая в ответ уверенное рукопожатие и кивок.
Гон вообще не словоохотливый, в их с Яно тандеме за бесконечный пиздеж по теме и без отвечает Санвон, чем очень облегчает Донсону жизнь. Зачем утруждать себя бесполезными разговорами, когда рядом есть бесперебойное радио?
Гон отворачивается обратно к арене, явно посчитав, что все приличия и манеры соблюдены, и Хансоль с Яно тоже устремляют взгляды на дерущихся. Один из парней – шкаф ростом под два метра и соответствующей комплекции – с их крыла. Третий срок, грабеж с отягчающими (покушение на убийство, сопротивление правоохранительным органам), а вот второго Хансоль видит в первый раз. Они, на взгляд Хансоля, примерно одного возраста. Только Хансолю всегда думалось, что настолько смазливенькие пацаны (ага, а сам Хансоль прям эталон мужественности… пока не порезал пару упырей, все выебать пытались) по тюрячкам не сидят, а дома джинсики в облипочку носят, да ноги бреют. Парень даже на вид весь тонкий и хрупкий, а уж по сравнению с громилой оппонентом так вообще щепка.
Однако, уже через минуту наблюдения, Хансоль смотрит даже с каким-то уважением на парня. Благодаря своей небольшой комплекции, приправленной то ли природной, то ли выработанной гибкостью, от ударов он уходит мастерски. К тому же успевает наносить свои так, что противник глупой юлой вертится вокруг своей оси в попытках достать поганца.
- Эт че за крендель? – Санвон рядом чпокает жвачкой, выражая свой и попутно мысленный хансолев вопрос. – Новенький что ли? На змею похож. Я когда года три назад в горах прятался, видел такую змейку. Шустрые они, древесные. Так че, откуда парень?
Поединок продолжается явно в пользу неизвестного паренька, толпа болельщиков громилы медленно перетекает на сторону незнакомца, а сам громила нетвердо стоит на ногах. Его шатает не столько от самих ударов парня-змеи, сколько от постоянного кружения на месте и общей усталости. Он делает еще пару оборотов вокруг и валится на пол.
- …три, четыре, пять…
Гон отворачивается от арены – и так понятно, что громила не встанет – и смотрит на все еще не утоливших свое любопытство Хансоля и Санвона.
- Не новенький.
- В смысле? А че я его не видел? Да не, точняк новенький. Ща народ рассосется, надо подойти, познакомиться. Такой редкий экземпляр в наших краях. Интересно, с какой камеры?
- Не новенький? – Хансоль переводит взгляд на парня, который, кажется, даже не запыхался от боя.
- Да. Нашивка.
Даже этих слов хватает, чтобы заткнуть Яно, продолжающего пиздеть на тему «вот какой новый клевый чувак будет в нашей компашке», и обратить внимание Санвона и Хансоля на сам объект разговора. Тот стоит, сунув руки в карманы форменного комбинезона, и скучающе осматривает помещение, лишь на секунду задерживаясь взглядом на рассматривающих его парнях. На нашивке, блестящей в свете ламп, значится «заключенный номер К0108».
- Хах? – в два голоса восклицают Хансоль с Яно и теряют челюсть в районе пола.
Тюрьма хоть и была смешанная, но во избежание путаницы заключенных селили в разные корпуса и в зависимости от корпуса давали нашивки. Перемещение по тюрьме все равно не ограничено (хотя правила, конечно, и говорят о другом), так что это, скорее, просто маячок для своих. У Хансоля, Яно, Гона и прочих воров, живших в этом корпусе, были простые номерные нашивки. У корпуса, где базировались наркоторговцы, нашивки были буквенные. Корпус насильников сочетал в себе три буквы и три цифры и т.д. Главное, что каждая нашивка в итоге имела шестизначный личный код для каждого заключенного. А вот самый дальний корпус имел отличительные нашивки – одна буква и четыре цифры.
Пятизначники. Эти ребята в другие корпуса заглядывали редко, предпочитая отсиживаться у себя. Появлялись разве что на финалах ночных турниров. И не хотел бы Хансоль биться хоть с одним из них. Он как-то, еще в свой первый срок, от скуки заглянул к ним в корпус… Неизгладимые впечатления. Особенно когда ты весь из себя такой хорошенький и чудесненький, а на тебя пялится, как на кусок мяса, целая куча голодных псов с откровенно маньячными мордами. Пятизначников в народе называли питбулями, и даже для тюрьмы те были слишком уж криминального фоторобота.
Тем больше сейчас было удивление, когда Хансоль смотрел на парнишку и его пятизначную нашивку. Пятизначники – самые большие отморозки всей тюрьмы, за плечами которых жестокие преступления. Собственно говоря, пять знаков на нашивке – признак пожизненного за самые тяжкие грехи.
Пятизначник тем временем еще раз осматривает помещение, будто прикидывая что-то, и разворачивается, неторопливой походкой двигаясь в сторону перехода к своему корпусу. Со спины он еще более тонкий, а Хансоль успевает подметить довольную полуулыбку и завитушки татуировки чуть выше локтя.
Неожиданный гость скрывается в переходе, и Санвон, горя интересом, уносится расспрашивать зрителей боя о пятизначнике. Хансоль же остается рядом с Гоном. Они приземляются на одну из скамеек, расставленных тут же, и молчат. Вообще, Хансоль бы сейчас с удовольствием забурился в медчасть их корпуса и попиздел о внезапном участнике этого боя с тамошним сотрудником, но хочется еще чего узнать от Санвона. А может и Донсон разродится информацией. Тогда уж можно и к медику заскочить.
- Он здесь не первый раз.
Хансоль мысленно подпрыгивает от радости – знал, чуйка сработала!
- Не первый?
- Нет. Уже с месяц приходит. До этого просто наблюдал, а сегодня в участники записался. Вы когда пришли, он уже четверых положить успел.
- Четверых? Да ладно. Он к бою с громилой на ногах вообще стоять не должен был от усталости!
Не то чтобы Хансоль не верил Донсону, смысла не верить не было, но… Да как так! Этот пацан на вид хлюпих хлюпиком! Какие пять противников за один день!?
- Ну, сам видел, - Донсон лениво разводит руками, а потом потягивается. – Первые два боя ни о чем. И минуты не проходило, а противники уже на лопатках. Третий ниче так был. Пацан отлично каким-то боевым владеет. Четвертый сам себя покарал: запутался в ногах и башкой об пол приложился, а на пятый вы уже пришли.
- Неждан, конечно… Интересно, чего он вообще сделал такого? В пятизначники так просто не попадают… - Хансоль задумчиво чешет затылок, пытаясь вспомнить, а видел ли он этого парня раньше где-нибудь в коридорах тюрьмы.
На память Хансоль никогда не жаловался, но вспомнить парнишку не получается. Из раздумий и привычного молчаливого оцепенения Гона их вырывает принесшийся, как ураган, Санвон с пачкой печенья в зубах и новой зажигалкой.
- Че? Да выиграл я их, выиграл. Короче, я узнал про этого питбуля. Не много, правда, но тут ваще мало кто че про него в курсе. Так вот че…
- И короче сидит он уже четвертый год. Имя его никто не знает, за что сидит – тоже. Так только, общая информация. Да, еще говорят, что он один в камере все время, представляешь? Это ж ебнуться в одиночке можно…
Хансоль довольно лыбится, рассевшись на смотровом столе и болтая ногами в воздухе. Как только Санвон закончил делиться информацией и отказался делиться трофейными печеньками, Хансоль слился в сторону медчасти. Мол «ну и хрен с вами, жрите ваши печеньки, а у меня че-то живот прихватило, прогуляюсь-ка я до доктора». Доктор встречает его почти обреченным стоном, но все же улыбается. Можно позволить себе неуставные отношения. Как-никак, не один год друг друга на самом деле знают (администрация тюрьмы старательно делает вид, что не в курсе, а то пришлось бы переоформлять заключенного в другую тюрьму, писать кучу бумаг, подвергаться проверкам).
Хансоль же, закончив передавать последние сплетни и вести с полей, бодренько спрыгивает со стола, потягивается, что кошак, и наглым буксиром курсирует к холодильнику (при желании комнату отдыха, соединенную со смотровым кабинетом, можно даже расценивать, как неплохое жилье, тем более, что все удобства есть, раз медику приходится часто оставаться на ночные дежурства). Пять минут копания в недрах священного агрегата, и на свет появляется приличных размеров бутерброд с ветчиной и салатом. Хансоль отгрызает от бутерброда добротный кусок и удовлетворенно щурится.
- Блаженство, - выдает он с полным ртом, чуть не теряя часть еды. – Не то, что наша мерзкая тюряжная жратва. Честное слово, если эта тюряга и нарушает какие-то права, то только право на качественную еду. Кстати, Гон говорит, питбуль уже месяц к нам ходит. Может и завтра навестит. Ты приходи, посмотришь на парня. М, Юнчоли?
Хансоль приземляется на диванчик в дальнем конце кабинета и принимается дирижировать бутербродом, попутно уменьшая его размеры. Медик (чуть старше самого Хансоля, но уже на хорошем счету у тюремной администрации) достает из холодильника две банки газировки и закрывает кабинет на ключ, чтобы их привычные посиделки не спалили особо любопытные носы.
- Хансоль… ты идиот, - Юнчоль протягивает одну банку этому расхитителю чужих холодильников и сам садится рядом. – Представь реакцию остальных на штатного сотрудника. Разгар боя, нарушение всех правил тюрьмы, каких только можно, и тут я такой в халатике стою, наблюдаю, поп-корн жую. Представляется-то нормально, только оно ни тебе, ни мне не надо.
В словах Юнчоля, конечно же, есть огромный кусок истины. Это они с Хансолем давние знакомцы (и чуть-чуть больше, чем знакомцы), а для остальных Шин Юнчоль – штабной медицинско-технический сотрудник (к слову, первоклассный). То есть заведомо враг, предатель и потенциальная угроза, и вряд ли хоть кто-нибудь, кроме Хансоля и знающих фишку Гона и Яно, будет рад увидеть его во время боев.
Да, корпус если не полностью в курсе, то хотя бы догадывается, что медик и заключенный номер 930615 как минимум знакомы. Но пока медик не лезет в жизнь корпуса больше, чем того требуют его уставные обязанности, все нормально и на это всем плевать. Тут так принято. И у администрации, и у охраны, и у заключенных. Эдакая всем известная и всеми любимая традиция: до тех пор, пока рамки не нарушаются слишком грубо и вопиюще, все нормально и на это можно закрыть глаза. Главное, что все, в общем-то, соблюдается, а небольшие нарушения это так – мелочи. Мы ведь все дружная и хорошая семья и всегда поддержим друг друга. Ну, или пырнем заточкой в живот. Смотря какая ситуация будет. Родственнички тоже разные бывают.
- Резонно, - Хансоль отпивает газировку и морщится, когда пузырьки попадают в нос. – А у нас сегодня, кстати, опять ночные бои. Список в этот раз просто чумовой. Десять человек заявлено аж. Несколько человек с других корпусов есть, я их, правда, не знаю даже по номерам. Только количество и что не нашего корпуса. Смотри-ка, наш корпус бои начал, так они быстренько в народ пошли. Все ради адреналина. Хотя странно, что мы начали, у нас же так – мелочевка, а не сроки. Смысл себя калечить? Кстати, после боев может и до тебя кого сегодня притащат.
- Скорее, сразу в экстренный. До меня если только живот болит, винт какой расшатался – закрутить надо. А вы со своими боями же в месиво друг друга превращаете. Мне там делать-то нечего.
- Чоль, ты зануда. Я ж знаю, что ты отличный медик. Да и механик классный. Кто мне сердце поменял на механическое? Мастер ты. Мы таких на воле только так называем. И че только здесь штаны протираешь? Мог бы давно уже нормальную такую карьеру построить в любом частном пункте медицинского и технического обслуживания. Или даже на подпольных услугах. Они сейчас поболе официальных же востребованы…
- Хансоль, не начинай… - Юнчоль закатывает глаза: эти разглагольствования на тему он уже слышал раз сто.
Его вполне устраивала эта работа. А захочет уволиться – держать не будут, наверно. Вот поработает еще полгода-год, и может правда свалит. Вместе с Хансолем, следить, чтоб этот придурок больше не попал на очередной срок.

Хансоль достает Юнчоля до самого сигнала к ужину, попутно успевая попиздеть на сотню разных тем, опустошить добрую часть запасов еды и газировки и даже стрельнуть дорогущих сигарет. Юнчоль не курит, да и Хансоль балуется максимум одной сигаретой в неделю, но тюрьма есть тюрьма. Здесь сигареты это и мамка, и нянька, и любимая, и самая ходовая валюта. А уж тем более такие дорогие и качественные. На них, при желании и наличии определенных навыков, можно и у охраны чего для себя любимого выцыганить.
Столовка встречает шумом, гамом, запахом пережаренной еды и крикливыми кухарками на раздаче. Хансоль даже умиленно вздыхает – ну все как всегда, аж сердцу приятно – а потом сам с себя иронично хмыкает, не забывая пробираться к маячащим в очереди Донсону и Санвону.
- Да занимал я! Вон мои кореша стоят. А я говорю, занимал. Ой, нахуй иди, сказано тебе, что моя очередь, значит моя. Ща ножом пырну, я неадекватный, даже справка есть! Ну че, теперь хочешь это место в очереди? Хочешь?
Под громкий ржач Санвона и фэйспалмы Донсона место в очереди ему в итоге уступают.
- Слыш, неадекватный, - Санвон почти проржался, но улыбка все равно такая, что харя вот-вот треснет. – Ты кетчуп с губ-то убери. Опять заебывал высшую инстанцию?
Хансоль быстренько избавляется от улик (о, те самодельные хот-доги…) и довольно лыбится, цапая один из подносов со жратвой с раздачи.
- А че сразу заебывал? Нет, всего лишь подтверждал свой диагноз в справке. Плановое обследование, все дела. Че тут нового случилось?
Они приземляются за один из свободных столов, и, пока Донсон с Санвоном без особого энтузиазма уплетают ужин, Хансоль пытается рассмотреть всех посетителей сразу – вдруг где среди них затесался тот пятизначник?
- Да ниче, - Санвон, когда ест, очень на хомяка похож, и Хансоль опять ржет. – Харе ржать, рожа. Утвердили списки на ночь, а еще у одного с твоего яруса в камере кой-чего нашли. Не спрятал как надо, вот и поплатился. Вообще говорят, в карцер направили, но ты ж знаешь, где этот карцер и каким образом из него выходят. Завтра, по любому, труповозка припылит.
Хансоль переводит взгляд на Санвона и задумчиво грызет вилку. Единственное, чем занимаются охранники – ищут. Заключенные народ интересный, не простой, и найти у них можно много всякого разного. От самодельного напильника до хорошей такой наркоты. Только кому оно все сдалось? Даже охране плевать, пропишут пару раз в морду, конфискуют найденное и слиняют делить добычу. Единственная находка, за которую отправляют в карцер (на деле – в пыточную, где избивают до смерти и откуда потом забирают труповозы), это маленькие капсулки с особым веществом. На вид – красивые мелкие шарики серебристого цвета. На деле – шикарный и ценный мутаген, превращающий на сутки в практически сверх-человека. Кости становятся нереально прочными, любая рана затягивается за какие-то доли секунд, а самое главное, что скорость реакций и движений становится такая, что тому же Санвону с его турбо приводом подобная скорость и не снилась. Единственный минус – цена за чудо пилюлю, равняющаяся минус семь лет жизни. Но что такое семь лет для людей и полукиборгов? Абстрактная величина.
Шарики эти ¬– товар редкий, его не афишируют и стараются спрятать получше. Даже не верится, что кто-то смог попасться вот так просто.
- Подбросили.
Хансоль уверенно клацает зубами по зубцам вилки и сцапывает прямо у Санвона из-под носа кусок яблока.
- Канеш подбросили. Яблоко положил, рожа криминальная. Отожрался за день, так и нехуй последнюю радость у других отнимать, - Хансоль получает по загребущей ручонке, а Гон тем временем с покерфэйсом умыкает с его тарелки еще несколько долек яблока. – Мне единственное интересно, с чего вдруг эта внезапная находочка? Проверки правительства ж три месяца назад как закончились.
- Видимо, не в правительстве дело, - Донсон скармливает довольному Санвону добытые не честным путем (вор он и в тюрьме вор) дольки яблока. – Есть у меня подозрение, что опять к нам припылят эти, ребята в черных костюмах. Помните, как около года назад, когда у кого-то много шариков нашли?
- Хватит разговоры разводить, шавки. Дожрали, так валите по камерам.
Их разговор прерывает один из охранников корпуса, и парни понимающе переглядываются между собой – значит, их рассуждения не так уж ошибочны. Охрана вмешивается в терки заключенных только в одном случае: когда поднимаются темы, обсуждать которые не положено. За такие разговорчики расстрела, конечно, не полагалось, но можно было влететь на наказание, которое отсрочит свободу на пару-тройку месяцев.
Влетать на наказание слишком лениво, да и перед ночью бы отдохнуть, и Хансоль быстренько утекает к себе в камеру, прощаясь с Донсоном и Санвоном в районе лестницы с их яруса на его. Ему еще весь тот бардак разгребать, который охрана старательно навела. Да еще и в одиночку – соседа его месяц назад выпустили, а нового все никак не найдут на подселение. Впрочем, Хансоль не жалуется, ему даже лучше.
В камере настоящий погром, и Хансоль тратит добрые два часа, чтобы привести помещение в первоначальный вид. Особенно сложно водружать тяжеленный толстый матрас на второй этаж койки. Хансоль без понятия, сколько лет этому ватному монстру, но тот своим весом и монументальностью уже не раз пытался его убить во время таких вот уборочек.
Через два часа камера выглядит так, будто и не было никакого обыска. Даже журнальчик (ну хоть святое не тронули, а то и конфисковать могли) с мисс-апрель на обложке лежит поверх простыни, многообещающе шурша страницами. Хансоль смотрит на улыбчивую модельку с большими сиськами, призывно глядящую на него с обложки, и откладывает журнал в сторону.
- Прости, любимая, но папочка устал. Папочка сегодня слишком бурно общался с друзьями и Юнчоли, а ему еще ночь продержаться надо, пока всякие другие будут фарш друг из дружки готовить.
Заснуть у Хансоля получается мгновенно – скил прокачан за годы, проведенные в тюрьме. Ему снится свобода, черный мустанг с пошлой наклейкой на весь капот и тот самый день, когда свобода второй раз покрылась решеткой камерного окна. Глупо он, в общем-то, попался. Хотел красиво грабануть одну вредную даму, а дама оказалась с секретом. Впаянные три года (два с половиной при условии амнистии) и здравствуй, родная и любимая камера.
Просыпается Хансоль ровно на том моменте, когда во сне дверь в камеру закрывается, отрезая путь к свободе. Он устало трет лицо – этот сон ему, кажется, запрограммировали, чтобы он снился каждый день – и смотрит на часы, висящие под потолком (адская пыточная машинка, пищащая каждый час). Времени до начала боев около часа, значит, можно прийти в себя и выдвигаться на поиски места поудобней: если уж и наблюдать за этим месивом, то только с вип-мест.
Свет в коридорах приглушили, и кажется, будто тюрьма действительно спит, даже храп из-за одной из дверей слышен. Хансоль продвигается в бывшую пятую столовую, различая только тени идущих все туда же других заключенных. Звуков столовой здесь не слышно – первоклассная звукоизоляция во всей тюрьме, – но чем ближе к пункту назначения, тем отчетливей и чаще врываются в коридоры крики и одобрительные возгласы из-за бесконечно открывающихся туда-сюда дверей. Столовая вся заполнена людьми: заключенные этого корпуса, других корпусов, несколько «своих» охранников. Как ни странно, но Донсона и Санвона найти в этой толпе довольно просто. Особенно, если знаешь, в каком месте они будут базироваться. Это Хансоль подсказал им наилучшую точку обзора – второй этаж возле входа в подсобные помещения. Оттуда вид на ринг просто потрясающий, ни колонны не мешают, ни люди.
- Опять проспал? – Санвон привычно чпокает жвачкой, опершись на перила заграждения.
- Зато бодр и свеж и готов смотреть на мясорубочку. Что тут у нас?
- Первый бой: наш корпусник, номер 910827, с последнего вроде яруса, - Донсон как всегда с блокнотом в руках, чтобы было проще вести хронику.
Вообще, Донсона об этом никто не просил, но тот внезапно сам проявил инициативу, и теперь после ночных боев в каждой кабинке мужского туалета их корпуса лежали сводки поединков, замаскированные под туалетную бумагу. Идея была интересная и заключенным нравилась, а Донсон, работавший когда-то спортивным журналистом в мелкой газетенке, тешил своего эго.
- А, знаю этого парня. Так ему сидеть-то месяц осталось, нахуя в ночную смену лезть?
Хансоль вытягивает из кармана припасенную пачку орешков и деловито шуршит упаковкой.
- Понятия не имею. Второй парень не наш. Буквенный корпус, номер ARUNLA. Сидеть еще три года, пятый срок.
Санвон с Хансолем одновременно присвистывают и ставят на корпусника с буквами. Тут и ежу понятно, кто выиграет. Впрочем, всегда важны детали.
- Модификации?
- У нашего титан вместо костей от пальцев до запястья обеих рук. Плюс настройка зрения – прекрасно реагирует на малейшие движения. У буквенного шарнирные колени с усилителем. Прыгуч и опасен.
- Я остаюсь при своей ставке, - Санвон под шумок утаскивает у Хансоля целую горсть орехов, и уже приканчивает ее, все больше напоминая хомяка.
- А я воздержусь. Здесь не понятно.
Санвон хочет ляпнуть что-то на тему «да че тебе, блять, не понятно?», но очень вовремя звучит сигнал к началу поединка, и парни обращают свое внимание на ринг. Их собрат по корпусу – высокий молодой парень – первым делает пробный удар. Буквенник с виду неповоротливый мужик, но тот, у кого шарнирные колени, по определению не может быть неповоротливым. Он с легкостью уходит от удара и тут же проводит серию выпадов, пытаясь дезориентировать противника. Во время одного из выпадов, буквенник получает по носу кулаком от парня и чуть не падает. Удар неожиданный, а титановые кости создают незабываемые спецэффекты. Впрочем, он быстро приходит в себя и подпрыгивает на месте, на секунду пропадая из поля зрения противника, чтобы уже через мгновение обрушиться прямо ему на голову, пытаясь переломать шейные позвонки. Реакция у парня действительно отменная, и задевает его падающим телом лишь немного, но и этого хватает, чтобы очутиться на коленях и пропустить еще ряд ударов по лицу, спине и солнечному сплетению.
- Я ж говорил! – радуется Санвон.
Но мужик внезапно падает на пол, буквально захлебываясь криком. Санвон непонимающе пялится на ринг, а Хансоль ухмыляется. Мужик так увлекся избиением парня, что пропустил тот момент, когда подошел слишком близко, забив на защиту. Вот и поплатился вырванными шарнирами. Титановые-то захваты посильнее простых человеческих будут – вырвать шарниры это как моргнуть.
Двое охранников из «своих» оттаскивают мужика с ринга, давая сигнал рефери, что бой окончен. Пострадавший орет от боли, оставляет за собой кровавую дорожку и почти теряет сознание, когда его по полу тащат в сторону экстренного медпункта. Выигравший парень стирает с лица кровь и сплевывает на пол, уходя в темноту подальше от толпы. Где-то там, в тени медик из числа заключенных, который поставит укол обезболивающего.
- Следующий бой. Оба гастролеры. Один из того же корпуса буквенных: механическое сердце и литые позвоночные диски из титана. Второй из насильников. Шарнирный весь.
На этот бой и Хансоль и Санвон решают не делать ставок. Смысла просто нет, а угадайка будет чистой воды фарсом: шарниры дают преимущество в гибкости и нанесении ударов, но механическое сердце дает отличное подспорье стимуляции организма (плюс модификаторы разные для мышц) и повышает уровень выносливости, так что бой может продолжаться очень долго. По прогнозам Гона, этот бой должен закончиться смертью одного из противников. Это не предыдущий поединок, когда разница в силе была очевидной (хоть и не в ту сторону). В этом бою соперники были равны, и решить все мог банальный случай. К удивлению Яно и Хансоля, бой действительно заканчивается смертью. Только не одного, а обоих бойцов. Их поединок длится около сорока минут, а заканчивается за долю секунды. Удар, усиленный шарнирами в костяшках, приходится на левую часть спины, ломая кости. И пока те острыми краями врезаются в механизм сердца, останавливая его навсегда, литой позвоночник своими дисками дробит грудину. Смерть почти одинаковая – повреждение сердца, не совместимое с жизнью, но исполнения различны, и толпа ревет одобрением.
- Как-то сегодня скучновато, - Хансоль даже показательно зевает, со скукой смотря на ринг, который на скоряк протирают от крови, чтобы было не скользко следующим бойцам.
- Ничего. Следующий бой тебе понравится, - в голосе Гона откровенное довольство человека, который знает немного больше остальных, и Хансоль напрягается, уж больно непривычно.
- А ну-ка?
- Питбуль. Сегодняшний.
Хансоль, лениво повернувшийся к Донсону, тут же разворачивается обратно к арене, внимательно осматривая толпу. Пятизначник как раз выходит на ринг. Совсем не торопясь, как днем.
- Характеристики? – у Хансоля разве что глаза не горят (хотя и умеют, спасибо маленькому мутагену за кошачье зрение).
- Человек.
- Че блять? – не выдерживает даже Яно, переставая жевать уже откуда-то спизженные печеньки.
- Человек от и до. Ни один сканер не выявил ни мутагенов. Ни модификаций. Простой, обыкновенный человек. Редкость, вымирающий вид.
- Да ладно. Не бывает так. Да хули он тогда на ринг полез? Его ж блять щас размажут, а потом на хлеб вместо паштета…
Хансоль краем уха слышит, о чем говорит Донсон, но фильтрует очень медленно, только успев удивиться на тему «человек? В тюряге? Да что ж ты такого натворил». Пятизначник тем временем спокойно стоит, выжидая, пока противник разомнется. Хансоль даже немного сочувствует и успевает мысленно попрощаться с парнем. Противник – детина с их корпуса, выигравший немало боев и гордо носящий кличку «Зверь».
Как только раздается сигнал к началу боя, Зверь тут же наносит удар. Силы и скорости хватило бы, чтобы с легкостью уложить пятизначника на лопатки, но кулак только бестолково дробит пустоту в том месте, где еще секунду назад была голова противника. Питбуль же со скучающим видом стоит чуть левее. И снова уходит от прицельного удара. Это напоминает Хансолю дневной поединок пятизначника. Они примерно похожи, по крайней мере, техника абсолютно та же: пятизначник заставляет противника крутиться вокруг своей оси и постепенно терять силы. У Зверя, конечно, прокачанное тело, как-никак, полностью титанированные кости рук, шарнирные суставы пальцев и турбо привод, но со всем этим оснащением тоже не всегда можно сделать что-либо быстро. Зверь бесится и рычит, совсем как настоящий, а пятизначник вдруг улыбается и вместо того, чтобы уйти от очередного удара, резко приближается, лишь мельком получая по скуле. Пока Зверь пытается среагировать на смену позиций, пятизначник наносит ряд ударов, но увлекается и пропускает удар в спину. Парня хорошо так шатает – еще бы, получить титаном по спине – и Зверь наносит еще несколько быстрых ударов по спине, лицу и ногам. Если сбить противника с ног, дальше дело пойдет быстрее: можно просто прыгнуть сверху и задавить весом, можно перебить ребра пинками… Да много вариаций, и принцип «лежачего не бьют» тут не действует. Пятизначник, на удивление, остается стоять, вытирая кровь со скулы, и даже перемещается в сторону от очередного удара, направленного на ноги.
Зверь, почуяв кровь, лупит уже без разбора, входя в какой-то транс. С высоты второго яруса это больше похоже на танец, на водоворот из двух людей. Зверь старается достать как можно чаще, больше, больнее. Пятизначник перемещается, бьет редко. Хансоль кое-как отцепляет онемевшие пальцы от перил, но взгляд не отрывает ни на секунду. Даже не моргает.
Удар. И пятизначник приседает, уходя от кулака. Удар. Смещение влево. Удар. Подошел ближе к Зверю. Удар. Пропуск, Зверь вытирает кровь из разбитой губы. Они кружатся уже бесконечно долго, крики толпы призывают кончать с пятизначной шавкой, а Зверь заметно выдыхается. Шесть ударов подряд, врезающихся в пустоту, а пятизначник внезапно оказывается за спиной противника. Хансоль не успевает понять, как это все, а Зверь грузным мешком оседает на пол, безвольно повесив голову.
Рефери в растерянности переводит взгляд с одного бойца на другого, не понимая: закончен бой или еще нет. Пятизначник же медленно подходит к Зверю и аккуратно толкает его в спину, наблюдая, как противник сломанной куклой падает на пол. На пару секунд в помещении наступает полнейшая тишина: такого исхода боя не ожидал никто. Сигнал об окончании поединка буквально разрезает повисшее молчание, тут же взрывая тишину сотнями криков. Одобрительных, осуждающих, не понимающих.
Хансоль не реагирует. Только следит внимательно за перемещениями пятизначника. Тот почти твердой походкой скрывается в темноте. Хансоль видит, как парень отказывается от помощи подошедшего медика, и сам срывается к пятизначнику, заметив, что тот сползает по стенке.
- Куда ты, блять? Еще семь боев! – слышится ему в спину громкий оклик Санвона.
Хансоль только отмахивается, попутно заезжая рукой какому-то заключенному по шее. Извиняется на ходу и крейсером пробирается между толпы к стене. Пятизначник сидит, тяжело дыша и прижав колени к груди.
- Эй, ты как?
Хансоль почти кричит, ведь надо переорать толпу, чтобы пацан его услышал. Тот дергается и поднимает голову, смотря почти не одупляемым взглядом.
- Ёб твою… Так, парень, давай-ка прогуляемся до одного моего знакомого.
Хансоль приседает, пытаясь поднять пятизначника. Но тот явно иного мнения и подниматься не желает, всячески пытаясь отлепить от себя чужие цепкие пальцы.
- Да не дергайся ты, блять. К нормальному доктору отведу.
Хансоль шипит еще что-то про неумных долбоебов, не ценящих чужие альтруистические порывы, а пятизначник продолжает упираться. Правда, в конце концов, неудачно выворачивается и тревожит какую-то из невидимых ран, и сопротивляться перестает.
- Вот и молодечик. А теперь давай, не торопясь, вот тут ступенька, ага, умничка.
Хансоль за такие причитания получает по ребрам, ржет, но тащить парня не перестает.
Они выходят из столовой в тишину и пустоту тюремных помещений. Сейчас здесь не мелькают даже тени: все там, за дверями бывшей столовой. Разве что все тот же храп раздается из-за одной из дверей в камеры. Охрана им по пути не встречается, И Хансоль рад этому безмерно. Очень уж не хочется объяснять, чего это они такие красивые тут делают, когда должны быть явно не здесь и не в таком виде.
В коридоре, ведущем к пункту назначения, тоже все чисто. Хансоль чувствует себя героем какого-то шпионского боевика, пытающимся спасти заложника в здании, полном террористов-смертников. Только эпичной музычки на фоне не хватает для полного комплекта и ощущения реальности картины. Он отмечает, что ночью огонек камеры слежения, рыбьим глазом охраняющей коридор, не горит. Значит, их прогулочку вообще никто не заметит, разве что пауки под потолком, но они ребята свои, не выдадут, не расскажут.
Нужная дверь оказывается запертой, и приходится усиленно барабанить по проклятому железу, пока за ней не слышится откровенный мат, обещающий скорую расправу и пытки тому, кто посмел разбудить. Пятизначника Хансоль прислоняет к стене, потому что держать его не так-то легко – это с виду хрупкий и легкий, а на деле та еще тушка.
- Кого там черти принесли посреди ночи? Сироп от кашля кончился, винты сами закручивайте.
- Хэй, это я.
За дверью слышится многострадальный стон, но щелканье замков и скрежет задвижки не может не радовать. Юнчоль заспанный, с гнездом на голове и следом от подушки через всю щеку.
- Хансоль, твою мать… Че тебе надо? Ты время видел? Ты же говорил, у вас бои. Иди и смотри их…
- Юнчоли, - Хансоль лыбится что стоваттная лампочка. – Помнишь, я тебе сегодня про пятизначника рассказывал?
- Хансоль… Бля, ну помню. Помню. Не знаю я про него ничего. Не успел узнать. Ночь на дворе, пиздуй давай отсюда…
- Фу, как не культурно. Да пофиг мне на информацию. Хочешь, познакомлю лично?
- Чего?
- А вот…
Хансоль наклоняется, подхватывает под руки уже начавшего сползать по стене пятизначника и демонстрирует его Юнчолю, как будто пятизначник щенок или котенок.
- Правда милашка? Нам помощь нужна.
- Ёб твою мать, Ким Хансоль!

Юнчоль буквально за шкирку втаскивает горе-посетителей в кабинет и закрывает дверь, щелкая всеми замками сразу. Даже цепочку вешает. Порывается еще дверь чем-нибудь забаррикадировать, но вовремя останавливается.
- Какого хуя? – сон как рукой сняло и остро хочется убивать.
- Ну, он в боях участвовал. Кстати, победил нашего Зверя, прикинь? Разделал просто под ноль, Зверика завтра труповозка в большой мир повезет. Я за ним весь бой смотрел. Не за Звериком, а вот за ним, - Хансоль встряхивает парня у себя в руках. – Ты бы видел, как он двигается! Юнчоли, это же нечто! Он шмыг, шасть, прыг и крутится, крутится! Как юла какая-нибудь! Я такое первый раз вообще в боях вижу. Ты прикинь, такой хлюпик и Зверя уделал! А потом после боя я смотрю, он в тенек ушел и че-то хлобысь по стеночке сползает. Ну, я его под белы рученьки, идиота, ты представляешь, сопротивлялся, и к тебе! Классно, правда?
Пока Хансоль пиздит на тему его увлекательных приключений и знакомства с пятизначником, Юнчоль успевает нацепить халат, сцапать со стола фонендоскоп, отобрать все у того же Хансоля почти бессознательного парня и даже уложить того на смотровой стол.
- Если бы вот он сейчас не был без сознания, я бы тебя убил.
- Да ладно тебе, Юнчоли, ты ж меня любишь.
Юнчоль даже собирается придушить этого кретина, но врачебная этика не позволяет убивать одного потенциального пациента (пусть и клиента психиатрии), пока на смотровом столе лежит другой пациент.
- Сколько раз ему прилетало?
- А? А… Раз, наверно, семь, десять… Не знаю! Много!
- Ты же следил неотрывно.
- Ага. А еще у меня с математикой плохо. Учительница всегда била меня линейкой и выставляла из класса. Да много он раз по голове получил. Зверик его и по спине долбанул неслабо. Лицо, ноги, тело… Я вообще думал, что он после первого удара окочурится!
Юнчоль осторожно осматривает парня. Если верить этому вечно пиздящему по делу и не по делу придурку, то живого места на парне быть просто не должно. Однако внешних повреждений почти нет, если не считать пару синяков. Руки и ноги на манипуляции сгибания и разгибания тоже вполне себе адекватно реагируют, будто и не был парень на ринге только что. Юнчоль хмурится, не видя вообще ни одной причины такого состояния пациента.
- Какие у него модификации?
Хансоль за спиной Юнчоля клацает какими-то медицинскими инструментами и самодовольно хмыкает.
- А вот тут самое интересное. Он человек.
- Да быть не может.
Юнчоль отбирает у Хансоля инструменты, отвешивает смачный подзатыльник и садится за компьютер – надо найти этого парня в базе данных.
- Вот и я то же самое примерно сказал Донсону! Ну как человек может вообще выжить, да еще и против Зверя? Он бы от первого же удара в спину коньки отбросил. Но нет, наш умник утверждает, что ни один сканер не нашел изменений ни в строении, ни в генах. Такие пироги.
Юнчоль мотает список заключенных, бегло улавливая характеристики. Воры, насильники, наркоторговцы, убийцы… Тысячи имен, а базе данных все никак не могут сделать поиск по идентификационным номерам. Точнее, делали уже, но кто-то влез в базу и все полетело.
Профайл парня находится далеко не сразу. Ким Бёнджу. На год младше Хансоля. Преднамеренное групповое убийство. Не модифицирован. Анализ генетических мутаций отрицательный.
- О, я ж говорю, человек! Бёнджу, значит. А ниче так имя, хотя мое лучше, конечно, – Хансоль буквально укладывается на Юнчоля, отбирая у того мышку и принимаясь прокручивать данные. – Смотри-ка, данные о семье неизвестны, групповое преднамеренное, да как смог только? И психиатрия в норме.
- Да слезь ты с меня! Если он человек и видимых повреждений нет, то что тогда с ним? Ну-ка, уйди.
Юнчоль поднимается из-за стола и подходит к большому шкафу. Дверцы поддаются с огромным трудом, особенно потому, что Хансоль лезет под руки и старается поскорее сунуть свой любопытный нос в содержимое шкафа.
- Крутяяяк. Это всегда тут было? Ой, какие клевые. А можно потрогать? А это что за кнопочка?
- Еще движение, и я тебя замкну.
Юнчоль отдирает пальцы Хансоля от приборов, достает нужный и побыстрее закрывает шкаф, пока одна любопытная морда не потестила там всю аппаратуру, в некоторых случаях с вредом для себя любимого и окружающих.
- Ты злой. Ой, а че за штука?
Хансоль который раз за день получает по рукам, но все равно тянется к прибору, мигающему кучей лампочек.
- Портативный МРТ. Если внешних повреждений и переломов нет, значит, дело в повреждении мозга. Надо проверить.
- Ты тааакой умный. Ай! Больно же. Ладно, ладно, не лезу. Делай ему МРТ, а то, судя по виду, он щас коньки отбросит.
- Так надо было его в экстренную тащить, а не ко мне!
- Какое в экстренную? Я что ему, враг что ли? Знаем мы эту тюремную коновальню. По первости туда всех и таскали. Так эти суки-медики, нет, ты хороший, это они суки, детали в модифицированных меняют! Конечно, мы ж уголовники, мясо! Подумаешь, титановый штырь на свинцовый заменить. А ты знаешь, что бывает в таких случаях. И хрен потом докажешь чего. У многих модификации незаконно сделаны были, а в карте после таких вот посещений значится новая комплектация, а старые данные стерты. Херушки. Даже если он человек, он такого не заслужил.
- И откуда ты только все знаешь? – Юнчоль спрашивает больше для виду, чтобы поддержать разговор пока Хансоль не допизделся до совсем уж невероятных теорий заговоров (с ним случалось).
- А я вообще умный. Ну чего там?
Юнчоль всматривается в экран прибора, надеясь увидеть хотя бы малейшие изменения, но ничего. Вообще. Совершенно здоровый. Абсолютно нормальный человек. Такие только в учебниках встречаются в разделе «вымирающий вид».
- Ничего.
- Нет, ну ты и зануда. Скажи чего с ним? Тебе жалко что ли? Столько лет знакомства, а теперь не доверяешь! Юнчоли, я обижусь.
- Хансоооль, замолкни. Никаких повреждений. Абсолютно здоровый. Нихрена не понимаю. Он же вот он, без сознания валяется, а здоровье в норме. Не бывает же так.
Юнчоль убирает аппарат МРТ в шкаф, но возвращаться к столу не торопится, пустым взглядом гипнотизируя дверцы шкафа. В голове отказывается укладываться информация. Парень этот – Бёнджу – абсолютно нормальный человек, здоровый, но ведь без сознания, ушибы… Да и просто стопроцентного здоровья быть не может. Условия жизни совершенно не те: тюремное заключение, стрессы, хреновая еда. В любом случае должно было отразиться хоть как-то. Да элементарный гастрит был бы в порядке вещей, но и этого нет.
- Ауч! Блять…
- Что опять?
Юнчоль поворачивается к столу и имеет удовольствие созерцать Хансоля, скачущего вокруг своей оси и трясущего рукой.
- И что за пляски?
- Юнчоль, он меня током шандарахнул! Я его потормошить хотел, думал, он в себя придет. Да я даже не прикоснулся, только руку к плечу поднес, а он меня током шибанул!
- Господи, за что мне все это?
- Нет, я серьезно! Не так, что разрядик небольшой – укололо и все, а прям реально током! У меня сердце удар пропустило! Я правду говорю!
В глазах у Хансоля вполне ощутимые паника и непонимание: уж что-что, а свое механическое сердце он старается беречь и очень пугается, когда случается нечто подобное (как-никак, сердечко это его с того света вытащило, благодаря умелым рукам Юнчоля и своевременной операции). Юнчоль переводит взгляд с Хансоля на Бёнджу и обратно, а потом почти мгновенно подлетает к столу. Он быстро стягивает с Бёнджу майку и прикладывает руку к груди как раз напротив сердца. Юнчоль замирает на целую минуту, в которую Хансоль старается даже не дышать, чтобы не помешать диагностике. Если Юнчоли так сосредоточен, значит, творится что-то серьезное и мешать не следует.
- Как ни один прибор не смог этого увидеть? Черт, электрификация кожного покрова в области груди и левого плеча на тридцать единиц выше нормы, сокращения сердечной мышцы учащенные, механические, не равномерные. Человек, говоришь?
Хансолю приходится отступить и почти вжаться в стену, потому что Юнчоль вдруг начинает перемещаться по кабинету со скоростью торпеды. Он придвигает к столу тумбочку с инструментами, достает какие-то растворы, тряпки, провода. Подключает Бёнджу к странного вида аппарату и ставит капельницу. Цифры на аппарате скачут, меняются со скоростью света, но в итоге стабилизируются. Юнчоль к тому времени успевает надеть хирургический халат, колпак и маску.
- Ю-юнчоль, ты чего? Ты же не будешь его прямо здесь? Юнчоли, - нет, Хансолю не страшно, он в панике!
- Если хочешь, уйди за ширму и не выглядывай, пока не позову.
Хансоль и хочет сбежать, чтобы не видеть того, что будет происходить дальше, да только природное любопытство и врожденная тяга к новым ощущениям совершенно не позволяют. Юнчоль тем временем достает скальпель (хотя, по мнению Хансоля, это скорее нож для разделки туши, впрочем, он любит преувеличивать) и делает разрез.
- Юнчоли, а тебе не надо вскрыть его, ну, кости там разрезать?
- Будешь мешать, заставлю ассистировать.
- Понял. Молчу.
Юнчоль разрезает кожу Бёнджу уверенно и без какого либо усилия. Даже не разрезает, а аккуратно вырезает на груди напротив сердца квадрат кожи вместе с мышцами и слишком легко отсоединяет отрезанное от тела. Кровь из разрезов течет яркая, красивая, пачкает руки и халат Юнчоля, а Хансоль кидается к раковине, знакомя ее с теми орешками, что успел съесть во время поединков.
- Какой слабонервный, – Юнчоль только хмыкает, хладнокровно (почти) отсасывая лишнюю кровь прибором. – Может, все же за ширму?
- Иди нахер. Минутная слабость.
Хансоль полощет рот и возвращается к столу. Правда, на кусок человечины, лежащий в специальной ванночке с раствором, старается не смотреть.
Юнчоль промывает вырезанный участок и останавливается.
- Юнчоли, ты чего? Алло, прием. Мы его щас потеряем!
- Заткнись. Первый раз такое вижу.
Хансоль пересиливает себя и приближается к столу, заглядывая через плечо наклонившегося к пациенту Юнчоля.
- Это еще что за нахуй?
В том месте, где у обычного, совершенно не модифицированного, человека должны быть кости, ребра, мышцы и прочие радости жизни, у Бёнджу металлическая пластина. У Хансоля у самого такая же, только не такая. У Хансоля она небольшая, прикрывающая механическое сердце (по другому его никак не установить, нужна связь не только с организмом, но и с каким-то металлом). Обычная титановая такая. У Бёнджу же пластина какая-то странная, как будто двойная. Верхний слой пластины прозрачный и идет рябью, как если бы по воде гулял ветер. Да и размерами она больше, чем хансолевская.
Юнчоль берет с тумбы какой-то прибор и располагает его над пластиной, начиная сканировать. Как только прибор издает сигнал старта процедуры, поверхность пластины становится совершенно гладкой, а потом будто сходит с ума, то поднимаясь неровными выступами-колючками, то опадая и снова становясь гладкой.
- Быть не может.
Юнчоль только мотает головой, отказываясь верить в происходящее. По данным прибора – перед ними обыкновенный человек с абсолютно здоровым сердцем. Никаких данных о модификации. Ни намека на механический характер сердца.
Он убирает прибор, и пластина снова идет мелкой рябью.
- Надо посмотреть, что за ней.
Хансоль за спиной только мелко-мелко кивает, ошалелыми глазами смотря на все происходящее. Вот так ночка.
Юнчоль выдыхает и берет отвертку. Нужно всего лишь открутить вот эти винтики и открыть пластину. Винтики поддаются с трудом, будто с каждым поворотом отвертки только сильнее впиваются в кость. Юнчоль тратит на каждый винтик по десять минут, но в итоге откручивает их и осторожно поддевает пластину, открывая сердечный отдел.
За пластиной механическое сердце почти искрит и бьется очень и очень часто. Юнчоль присматривается к механизму, отмечая, что на нем, как и на пластине, слой идущей рябью жидкости или какого-то текучего покрытия. Да и сама модель сердца… Он такую ни разу не видел. Казалось бы, как сердце может отличаться, но это было совершенно не похожим на те сердца, с которыми приходилось работать Юнчолю. Даже у Хансоля модель была обычная, широко распространенная. Сердце Бёнджу же скорее было составлено из трех разных моделей, плюс покрытие непонятным веществом и три дополнительных индикатора работы, как один сейчас горящих красным.
- Все очень и очень херово. Надо перезапускать.
- В смысле? Ты собираешься остановить ему сердце? – Хансоль за спиной медика заходится кашлем от неожиданностию – Юнчоли, но ты же сам говорил, что нельзя этого делать. Потом перезапустить сложнее, осложнения, а вдруг что не так пойдет?
- Да. Только если мы сейчас не перезапустим, протянет он еще часа два.
Юнчоль зыркает на пришибленного поступившей информацией Хансоля и тяжело вздыхает. Руки трясутся неимоверно. Операция по перезапуску сердца (тем более, не обычного сердца) это охренительный риск. Исход никогда не известен, а статистики процентной вероятности успеха просто нет: механические сердца штука капризная, их стараются не тревожить такими варварскими методами. Впрочем, выбора-то особо нет. Юнчоль либо перезапускает сердце этого парня, либо через два часа они имеют на столе труп, в биографии Юнчоля – врачебную ошибку, нарушение правил и фееричное увольнение, а Хансоля просто отправят в карцер, откуда на волю только вперед ногами. Сомнительная такая альтернатива, ничего не скажешь.
Автор: Decentra-chan
Бета: Вёрджил Ференце
Коллажист: Барвинка.
Фэндом: ToppDogg
Основные персонажи: Ким Хансоль, Шин Юнчоль, Ким Бёнджу, Ким Тэян
Пэйринг или персонажи: ТэянБёнджу, мимолетом ЮнСоль
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш(яой), Ангст, Драма, Фантастика, Экшн (action), AU
Предупреждения: ООС, Насилие, Нецензурная лексика, Смерть персонажа
Саммари: Механизированное будущее, в котором сделать из себя киборга – все равно, что к стоматологу сходить. Никаких постапокалипсисов, просто наука шагнула чуточку дальше граней разумного.
Хансоль - заключённый номер 930615 - обычный вор, загремевший во второй раз в места лишения свободы по собственной глупости и искренней любви к загребущим делам. У Хансоля в груди механическое сердце, а в друзьях Юнчоль, по совместительству один из медиков тюрьмы.
Посреди ночи Хансоль притаскивает в медкабинет незнакомого полуживого парня, на нашивке которого значится номер К0108...
Все коллажи кликабельны (увеличение по клику)



- Пшшшф… - дверь отъезжает с привычным шуршанием и клубами пара, впуская в комнатушку запах резины и хлорки.
- Заключенный номер 930615, на выход, - раздается громкое объявление от высокого мужчины в форме.
Обозначенный парень, до этого мирно читавший какой-то сальный журнальчик, соскальзывает со второго яруса коек, отряхивает комбинезон и вальяжно направляется к выходу.
- С вещами?
- Позубоскаль мне еще. Шуруй на прогулку.
Заключенный выходит из камеры, оставляя охранника наедине со своими вещами, и слышит, как дверь за ним закрывается все с тем же звуком и сопровождением из клубов пара. На прогулку его отправили, ага, как же. Он вот сейчас прогуляться пойдет, а ему камеру вверх тормашками перевернут и скажут, что так и было. Лохи. Неужели не понятно, что ни один из здравомыслящих здесь сидящих не станет прятать то, что они ищут, в камерах? Пф, детский сад какой-то.
Он медленно идет по коридору – куда ему тут, собственно, торопиться – отбивая пальцами ритм по перилам. В некоторых камерах тоже идут обыски: как всегда, ежедневная плановая проверка. Под потолком последнего яруса пять перегоревших лампочек, хотя еще вчера было только три «убитых», а к концу недели не останется ни одной целой, и гулять по коридорам будут выпускать только в дневное время, чтобы не было соблазна съебаться подальше в сумерках ночи.
Камеры у них проверяют по странному графику, и сейчас выходящие из них заключенные почти не знакомы. Разве что на ярус ниже пара примелькавшихся фотороботов.
- Хэй, Хансоль! – он оборачивается, смотря на нижний ярус, и замечает активно машущего ему знакомца.
Хансоль, на груди которого флуорисцирует нашивка «заключенный номер 930615», машет в ответ, а потом шутливо отдает под козырек. Знакомец – заключенный номер 950927 Со Санвон (в простонародье среди своих Яно) – радостно подпрыгивает на месте и припускает в сторону лестницы, ведущей на ярус Хансоля. Уж что-что, а быстро бегать этот малый умеет. Его поймать-то смогли только потому, что в переулке, в который он забежал, пытаясь уйти от копов, внезапно построили стену. От неожиданности даже встроенный в тело турбо-привод не помог, и в итоге шесть лет за ряд крупных краж из ювелирных и еще плюс три за сопротивление властям.
- Че, опять выгнали? – Яно виснет на плечах Хансоля и лыбится довольно.
- Ага. Все пытаются найти черную кошку в темной комнате, - Хансоль отлепляет от себя Санвона, ибо нехуй, не пушинка, чтоб на плечах висеть. – А ты чего один? Где Гона потерял?
Хансолю в принципе сложно представить, что Яно прискакал к нему, не таща на буксире Гона (Ким Донсон, заключенный номер 920801). Уж кто-кто, а эти двое «мы с Тамарой ходим парой». Точнее, «я несусь на скорости, вцепившись в руку Гона, и тащу его на буксире». Обычно это выглядело как-то так. Половина их тюремного крыла помнила, как радостно вопил Санвон, когда к нему в камеру перевели его, оказывается, давнего друга, временами подельника и вообще «ДОНСОН!!!!! ААААААА!!!».
- А, да он раньше ушел, а я подзадержался, хотел с собой блокнот прихватить, а охранка, суки, не дали. Сдались им мои тексты? Вот скажи мне, че они боятся? Че вот я им своими писульками сделаю? Я их для себя пишу, для своих, от скуки. А этим падлам лишь бы докопаться. Пусть только попробуют хоть листочек выдрать, камеру разъебу. Че, пошли в мясильню, что ли?
Быстрые смены тем – вполне привычное дело, если общаешься с Яно, и Хансоль в общем-то даже почти привык, но все равно дергается от неожиданности, а потом кивает, соглашаясь. По-другому Яно ходить с кем-то не умеет, и уже через мгновение Хансоль безрезультатно пытается отодрать пальцы младшего от своего запястья. Но ключевое слово понятно и так, и до «мясильни» они добираются картинкой, достойной иллюстрации в книге «как буксировать людей».
Огромное помещение бывшей пятой столовой наполнено своей жизнью. У дальних стен слышен шорох карт, маты и довольные возгласы, когда выпадает удачный расклад. Играть днем в карты в тюрьме довольно скучно из-за небольших ставок. Ну что может поставить заключенный? Пачку сигарет, блокнот, упаковку какой-нибудь жратвы, принесенной из внешнего мира заботливыми родственничками (у кого еще остались) или дружбанами. И днем играют в основном просто так, на мелкие ништяки или щелбаны. Серьезные игры начинаются ближе к ночи, когда в ставках образуются позиции вроде «бой против того-то», «вальс» или «роза». Два последних – самые рискованные и серьезные ставки. Проигравшего в случае со ставкой «вальс» после отбоя буквально пускают по кругу все, кому в партии повезло чуть больше. Как итог, проигравшие однажды, становятся подстилкой для всех, кому не лень достать член из комбинезона, до самого конца своего срока. Ставка «роза» же иногда заметно сокращает срок пребывания в тюрьме. Но с ней берутся играть только самые отмороженные и те, кому терять нечего. Срок-то, может, и сокращается, только кому хочется покидать стены тюрьмы ногами вперед?
Проходя мимо картежников, Хансоль невольно морщится, вспоминая, что пару дней назад за одним из этих столов как раз играли на «розу». Не повезло тому парнишке проиграть. Роза на его животе, вычерченная ржавым ножом (причуды заточки – весь клинок проржавел, а самая кромка, самое острие идеально чистое и предельно острое), мерцала кровавыми лепестками. Заражение крови, большая кровопотеря (на паре мест клинок вошел слишком глубоко), повреждение внутренних органов… На следующий день ворота радостно впустили в себя труповозку и столь же радостно выплюнули ее обратно, но уже с грузом на борту.
Гон обнаруживается возле одной из многочисленных групп, выстроившихся кругом, и Хансоль закатывает глаза. Конечно, интересней карт здесь только бои. Вообще, мордобой официально запрещен, отслеживается и карается. По крайней мере, так гласит бумажка с правилами, стабильно заменяющая заключенным бумагу на подтереться. Новые правила расклеивают раз в неделю, как и меняют лампочки. В остальное же время охрана только шманает камеры, да делает вид, что работает, поэтому заключенные нашли себе веселенькое развлечение.
Как и с картами, бои делятся на дневные и ночные. Дневные – обычная рукопашка, армреслинг, смесь сумо и разных боевых искусств. Все чистое, на одной только физической силе и до падения. Рефери отсчитал до десяти, а ты не встал? Проигрываешь. Выигравший продвигается в рейтинге и получает ништяки. Ну и может отыметь местную обслугу вроде поварих.
А вот после отбоя начинается самое интересное. Многие из заключенных (да процентов 98%, по правде сказать) модифицированы. У кого кости в руках заменены на титановые, у кого суставы шарнирные с причудливыми болтами, у кого-то (как у того же Яно) турбо привод встроен или сердце механическое. Благо, времена такие пошли, что сделать из себя гребаного киборга – все равно, что к стоматологу сходить. Зубы и те с механизмами стали делать. Главное – найти мастера поискусней. А если нашел, тут уже куда твоя фантазия, наличие денег и мастерство вывезет. Все, как писали в книжках всякие горе-фантасты. Интересно, что бы они сказали, видя, во что превратился род людской?
Среди заключенных даже почти полные киборги встречаются. Разве что мозг, да кожа-мышцы свои, а внутри сплошная механика. После отбоя это все можно применять, тут уже в бою никаких правил. Ты либо победил, либо проиграл и валяешься в лазарете, собираемый по кусочкам, а дядям врачам и охранникам врешь, что неудачно с лестницы упал. Без летальных исходов, конечно, тоже не обходится. По три смерти за ночь. Только кого это волнует? Заключенные – все равно мясо, не важно, за какие огрехи и на какой срок они тут поселены. Тюрьма все равно смешанная, самый полный букет от банального «за кражу» на год до пожизненных сроков. Ну, покромсают заключенные друг друга, ну, и хрен с ними. Тюрьма на отчетность забьет, а судмедикам и судмеханикам новое сырье для опытов там, для сборки новых киборгов. Волки сыты, а овцам быть целыми не положено.
За ночными мясорубками Хансоль любил наблюдать с высоты второго яруса, чтобы видно было и обоих бойцов и толпу. Самого его на ринг не тянуло от слова совсем. Приза как такового там не было, а просто ради титула и уважения всего крыла портить себя любимого ему не хотелось. К тому же была большая вероятность не выжить в ночном бою, чего ему совершенно не хотелось – его срок кончается через полгода-год (если не повезет с амнистией) и на свободу хочется все же больше, чем на ринг. Ради эксперимента и от большой скуки он участвовал пару раз в дневных боях, но быстро выигрывал и не был доволен победой.
- Привет, - жмет он руку Гону, получая в ответ уверенное рукопожатие и кивок.
Гон вообще не словоохотливый, в их с Яно тандеме за бесконечный пиздеж по теме и без отвечает Санвон, чем очень облегчает Донсону жизнь. Зачем утруждать себя бесполезными разговорами, когда рядом есть бесперебойное радио?
Гон отворачивается обратно к арене, явно посчитав, что все приличия и манеры соблюдены, и Хансоль с Яно тоже устремляют взгляды на дерущихся. Один из парней – шкаф ростом под два метра и соответствующей комплекции – с их крыла. Третий срок, грабеж с отягчающими (покушение на убийство, сопротивление правоохранительным органам), а вот второго Хансоль видит в первый раз. Они, на взгляд Хансоля, примерно одного возраста. Только Хансолю всегда думалось, что настолько смазливенькие пацаны (ага, а сам Хансоль прям эталон мужественности… пока не порезал пару упырей, все выебать пытались) по тюрячкам не сидят, а дома джинсики в облипочку носят, да ноги бреют. Парень даже на вид весь тонкий и хрупкий, а уж по сравнению с громилой оппонентом так вообще щепка.
Однако, уже через минуту наблюдения, Хансоль смотрит даже с каким-то уважением на парня. Благодаря своей небольшой комплекции, приправленной то ли природной, то ли выработанной гибкостью, от ударов он уходит мастерски. К тому же успевает наносить свои так, что противник глупой юлой вертится вокруг своей оси в попытках достать поганца.
- Эт че за крендель? – Санвон рядом чпокает жвачкой, выражая свой и попутно мысленный хансолев вопрос. – Новенький что ли? На змею похож. Я когда года три назад в горах прятался, видел такую змейку. Шустрые они, древесные. Так че, откуда парень?
Поединок продолжается явно в пользу неизвестного паренька, толпа болельщиков громилы медленно перетекает на сторону незнакомца, а сам громила нетвердо стоит на ногах. Его шатает не столько от самих ударов парня-змеи, сколько от постоянного кружения на месте и общей усталости. Он делает еще пару оборотов вокруг и валится на пол.
- …три, четыре, пять…
Гон отворачивается от арены – и так понятно, что громила не встанет – и смотрит на все еще не утоливших свое любопытство Хансоля и Санвона.
- Не новенький.
- В смысле? А че я его не видел? Да не, точняк новенький. Ща народ рассосется, надо подойти, познакомиться. Такой редкий экземпляр в наших краях. Интересно, с какой камеры?
- Не новенький? – Хансоль переводит взгляд на парня, который, кажется, даже не запыхался от боя.
- Да. Нашивка.
Даже этих слов хватает, чтобы заткнуть Яно, продолжающего пиздеть на тему «вот какой новый клевый чувак будет в нашей компашке», и обратить внимание Санвона и Хансоля на сам объект разговора. Тот стоит, сунув руки в карманы форменного комбинезона, и скучающе осматривает помещение, лишь на секунду задерживаясь взглядом на рассматривающих его парнях. На нашивке, блестящей в свете ламп, значится «заключенный номер К0108».
- Хах? – в два голоса восклицают Хансоль с Яно и теряют челюсть в районе пола.
Тюрьма хоть и была смешанная, но во избежание путаницы заключенных селили в разные корпуса и в зависимости от корпуса давали нашивки. Перемещение по тюрьме все равно не ограничено (хотя правила, конечно, и говорят о другом), так что это, скорее, просто маячок для своих. У Хансоля, Яно, Гона и прочих воров, живших в этом корпусе, были простые номерные нашивки. У корпуса, где базировались наркоторговцы, нашивки были буквенные. Корпус насильников сочетал в себе три буквы и три цифры и т.д. Главное, что каждая нашивка в итоге имела шестизначный личный код для каждого заключенного. А вот самый дальний корпус имел отличительные нашивки – одна буква и четыре цифры.
Пятизначники. Эти ребята в другие корпуса заглядывали редко, предпочитая отсиживаться у себя. Появлялись разве что на финалах ночных турниров. И не хотел бы Хансоль биться хоть с одним из них. Он как-то, еще в свой первый срок, от скуки заглянул к ним в корпус… Неизгладимые впечатления. Особенно когда ты весь из себя такой хорошенький и чудесненький, а на тебя пялится, как на кусок мяса, целая куча голодных псов с откровенно маньячными мордами. Пятизначников в народе называли питбулями, и даже для тюрьмы те были слишком уж криминального фоторобота.
Тем больше сейчас было удивление, когда Хансоль смотрел на парнишку и его пятизначную нашивку. Пятизначники – самые большие отморозки всей тюрьмы, за плечами которых жестокие преступления. Собственно говоря, пять знаков на нашивке – признак пожизненного за самые тяжкие грехи.
Пятизначник тем временем еще раз осматривает помещение, будто прикидывая что-то, и разворачивается, неторопливой походкой двигаясь в сторону перехода к своему корпусу. Со спины он еще более тонкий, а Хансоль успевает подметить довольную полуулыбку и завитушки татуировки чуть выше локтя.
Неожиданный гость скрывается в переходе, и Санвон, горя интересом, уносится расспрашивать зрителей боя о пятизначнике. Хансоль же остается рядом с Гоном. Они приземляются на одну из скамеек, расставленных тут же, и молчат. Вообще, Хансоль бы сейчас с удовольствием забурился в медчасть их корпуса и попиздел о внезапном участнике этого боя с тамошним сотрудником, но хочется еще чего узнать от Санвона. А может и Донсон разродится информацией. Тогда уж можно и к медику заскочить.
- Он здесь не первый раз.
Хансоль мысленно подпрыгивает от радости – знал, чуйка сработала!
- Не первый?
- Нет. Уже с месяц приходит. До этого просто наблюдал, а сегодня в участники записался. Вы когда пришли, он уже четверых положить успел.
- Четверых? Да ладно. Он к бою с громилой на ногах вообще стоять не должен был от усталости!
Не то чтобы Хансоль не верил Донсону, смысла не верить не было, но… Да как так! Этот пацан на вид хлюпих хлюпиком! Какие пять противников за один день!?
- Ну, сам видел, - Донсон лениво разводит руками, а потом потягивается. – Первые два боя ни о чем. И минуты не проходило, а противники уже на лопатках. Третий ниче так был. Пацан отлично каким-то боевым владеет. Четвертый сам себя покарал: запутался в ногах и башкой об пол приложился, а на пятый вы уже пришли.
- Неждан, конечно… Интересно, чего он вообще сделал такого? В пятизначники так просто не попадают… - Хансоль задумчиво чешет затылок, пытаясь вспомнить, а видел ли он этого парня раньше где-нибудь в коридорах тюрьмы.
На память Хансоль никогда не жаловался, но вспомнить парнишку не получается. Из раздумий и привычного молчаливого оцепенения Гона их вырывает принесшийся, как ураган, Санвон с пачкой печенья в зубах и новой зажигалкой.
- Че? Да выиграл я их, выиграл. Короче, я узнал про этого питбуля. Не много, правда, но тут ваще мало кто че про него в курсе. Так вот че…


- И короче сидит он уже четвертый год. Имя его никто не знает, за что сидит – тоже. Так только, общая информация. Да, еще говорят, что он один в камере все время, представляешь? Это ж ебнуться в одиночке можно…
Хансоль довольно лыбится, рассевшись на смотровом столе и болтая ногами в воздухе. Как только Санвон закончил делиться информацией и отказался делиться трофейными печеньками, Хансоль слился в сторону медчасти. Мол «ну и хрен с вами, жрите ваши печеньки, а у меня че-то живот прихватило, прогуляюсь-ка я до доктора». Доктор встречает его почти обреченным стоном, но все же улыбается. Можно позволить себе неуставные отношения. Как-никак, не один год друг друга на самом деле знают (администрация тюрьмы старательно делает вид, что не в курсе, а то пришлось бы переоформлять заключенного в другую тюрьму, писать кучу бумаг, подвергаться проверкам).
Хансоль же, закончив передавать последние сплетни и вести с полей, бодренько спрыгивает со стола, потягивается, что кошак, и наглым буксиром курсирует к холодильнику (при желании комнату отдыха, соединенную со смотровым кабинетом, можно даже расценивать, как неплохое жилье, тем более, что все удобства есть, раз медику приходится часто оставаться на ночные дежурства). Пять минут копания в недрах священного агрегата, и на свет появляется приличных размеров бутерброд с ветчиной и салатом. Хансоль отгрызает от бутерброда добротный кусок и удовлетворенно щурится.
- Блаженство, - выдает он с полным ртом, чуть не теряя часть еды. – Не то, что наша мерзкая тюряжная жратва. Честное слово, если эта тюряга и нарушает какие-то права, то только право на качественную еду. Кстати, Гон говорит, питбуль уже месяц к нам ходит. Может и завтра навестит. Ты приходи, посмотришь на парня. М, Юнчоли?
Хансоль приземляется на диванчик в дальнем конце кабинета и принимается дирижировать бутербродом, попутно уменьшая его размеры. Медик (чуть старше самого Хансоля, но уже на хорошем счету у тюремной администрации) достает из холодильника две банки газировки и закрывает кабинет на ключ, чтобы их привычные посиделки не спалили особо любопытные носы.
- Хансоль… ты идиот, - Юнчоль протягивает одну банку этому расхитителю чужих холодильников и сам садится рядом. – Представь реакцию остальных на штатного сотрудника. Разгар боя, нарушение всех правил тюрьмы, каких только можно, и тут я такой в халатике стою, наблюдаю, поп-корн жую. Представляется-то нормально, только оно ни тебе, ни мне не надо.
В словах Юнчоля, конечно же, есть огромный кусок истины. Это они с Хансолем давние знакомцы (и чуть-чуть больше, чем знакомцы), а для остальных Шин Юнчоль – штабной медицинско-технический сотрудник (к слову, первоклассный). То есть заведомо враг, предатель и потенциальная угроза, и вряд ли хоть кто-нибудь, кроме Хансоля и знающих фишку Гона и Яно, будет рад увидеть его во время боев.
Да, корпус если не полностью в курсе, то хотя бы догадывается, что медик и заключенный номер 930615 как минимум знакомы. Но пока медик не лезет в жизнь корпуса больше, чем того требуют его уставные обязанности, все нормально и на это всем плевать. Тут так принято. И у администрации, и у охраны, и у заключенных. Эдакая всем известная и всеми любимая традиция: до тех пор, пока рамки не нарушаются слишком грубо и вопиюще, все нормально и на это можно закрыть глаза. Главное, что все, в общем-то, соблюдается, а небольшие нарушения это так – мелочи. Мы ведь все дружная и хорошая семья и всегда поддержим друг друга. Ну, или пырнем заточкой в живот. Смотря какая ситуация будет. Родственнички тоже разные бывают.
- Резонно, - Хансоль отпивает газировку и морщится, когда пузырьки попадают в нос. – А у нас сегодня, кстати, опять ночные бои. Список в этот раз просто чумовой. Десять человек заявлено аж. Несколько человек с других корпусов есть, я их, правда, не знаю даже по номерам. Только количество и что не нашего корпуса. Смотри-ка, наш корпус бои начал, так они быстренько в народ пошли. Все ради адреналина. Хотя странно, что мы начали, у нас же так – мелочевка, а не сроки. Смысл себя калечить? Кстати, после боев может и до тебя кого сегодня притащат.
- Скорее, сразу в экстренный. До меня если только живот болит, винт какой расшатался – закрутить надо. А вы со своими боями же в месиво друг друга превращаете. Мне там делать-то нечего.
- Чоль, ты зануда. Я ж знаю, что ты отличный медик. Да и механик классный. Кто мне сердце поменял на механическое? Мастер ты. Мы таких на воле только так называем. И че только здесь штаны протираешь? Мог бы давно уже нормальную такую карьеру построить в любом частном пункте медицинского и технического обслуживания. Или даже на подпольных услугах. Они сейчас поболе официальных же востребованы…
- Хансоль, не начинай… - Юнчоль закатывает глаза: эти разглагольствования на тему он уже слышал раз сто.
Его вполне устраивала эта работа. А захочет уволиться – держать не будут, наверно. Вот поработает еще полгода-год, и может правда свалит. Вместе с Хансолем, следить, чтоб этот придурок больше не попал на очередной срок.

Хансоль достает Юнчоля до самого сигнала к ужину, попутно успевая попиздеть на сотню разных тем, опустошить добрую часть запасов еды и газировки и даже стрельнуть дорогущих сигарет. Юнчоль не курит, да и Хансоль балуется максимум одной сигаретой в неделю, но тюрьма есть тюрьма. Здесь сигареты это и мамка, и нянька, и любимая, и самая ходовая валюта. А уж тем более такие дорогие и качественные. На них, при желании и наличии определенных навыков, можно и у охраны чего для себя любимого выцыганить.
Столовка встречает шумом, гамом, запахом пережаренной еды и крикливыми кухарками на раздаче. Хансоль даже умиленно вздыхает – ну все как всегда, аж сердцу приятно – а потом сам с себя иронично хмыкает, не забывая пробираться к маячащим в очереди Донсону и Санвону.
- Да занимал я! Вон мои кореша стоят. А я говорю, занимал. Ой, нахуй иди, сказано тебе, что моя очередь, значит моя. Ща ножом пырну, я неадекватный, даже справка есть! Ну че, теперь хочешь это место в очереди? Хочешь?
Под громкий ржач Санвона и фэйспалмы Донсона место в очереди ему в итоге уступают.
- Слыш, неадекватный, - Санвон почти проржался, но улыбка все равно такая, что харя вот-вот треснет. – Ты кетчуп с губ-то убери. Опять заебывал высшую инстанцию?
Хансоль быстренько избавляется от улик (о, те самодельные хот-доги…) и довольно лыбится, цапая один из подносов со жратвой с раздачи.
- А че сразу заебывал? Нет, всего лишь подтверждал свой диагноз в справке. Плановое обследование, все дела. Че тут нового случилось?
Они приземляются за один из свободных столов, и, пока Донсон с Санвоном без особого энтузиазма уплетают ужин, Хансоль пытается рассмотреть всех посетителей сразу – вдруг где среди них затесался тот пятизначник?
- Да ниче, - Санвон, когда ест, очень на хомяка похож, и Хансоль опять ржет. – Харе ржать, рожа. Утвердили списки на ночь, а еще у одного с твоего яруса в камере кой-чего нашли. Не спрятал как надо, вот и поплатился. Вообще говорят, в карцер направили, но ты ж знаешь, где этот карцер и каким образом из него выходят. Завтра, по любому, труповозка припылит.
Хансоль переводит взгляд на Санвона и задумчиво грызет вилку. Единственное, чем занимаются охранники – ищут. Заключенные народ интересный, не простой, и найти у них можно много всякого разного. От самодельного напильника до хорошей такой наркоты. Только кому оно все сдалось? Даже охране плевать, пропишут пару раз в морду, конфискуют найденное и слиняют делить добычу. Единственная находка, за которую отправляют в карцер (на деле – в пыточную, где избивают до смерти и откуда потом забирают труповозы), это маленькие капсулки с особым веществом. На вид – красивые мелкие шарики серебристого цвета. На деле – шикарный и ценный мутаген, превращающий на сутки в практически сверх-человека. Кости становятся нереально прочными, любая рана затягивается за какие-то доли секунд, а самое главное, что скорость реакций и движений становится такая, что тому же Санвону с его турбо приводом подобная скорость и не снилась. Единственный минус – цена за чудо пилюлю, равняющаяся минус семь лет жизни. Но что такое семь лет для людей и полукиборгов? Абстрактная величина.
Шарики эти ¬– товар редкий, его не афишируют и стараются спрятать получше. Даже не верится, что кто-то смог попасться вот так просто.
- Подбросили.
Хансоль уверенно клацает зубами по зубцам вилки и сцапывает прямо у Санвона из-под носа кусок яблока.
- Канеш подбросили. Яблоко положил, рожа криминальная. Отожрался за день, так и нехуй последнюю радость у других отнимать, - Хансоль получает по загребущей ручонке, а Гон тем временем с покерфэйсом умыкает с его тарелки еще несколько долек яблока. – Мне единственное интересно, с чего вдруг эта внезапная находочка? Проверки правительства ж три месяца назад как закончились.
- Видимо, не в правительстве дело, - Донсон скармливает довольному Санвону добытые не честным путем (вор он и в тюрьме вор) дольки яблока. – Есть у меня подозрение, что опять к нам припылят эти, ребята в черных костюмах. Помните, как около года назад, когда у кого-то много шариков нашли?
- Хватит разговоры разводить, шавки. Дожрали, так валите по камерам.
Их разговор прерывает один из охранников корпуса, и парни понимающе переглядываются между собой – значит, их рассуждения не так уж ошибочны. Охрана вмешивается в терки заключенных только в одном случае: когда поднимаются темы, обсуждать которые не положено. За такие разговорчики расстрела, конечно, не полагалось, но можно было влететь на наказание, которое отсрочит свободу на пару-тройку месяцев.
Влетать на наказание слишком лениво, да и перед ночью бы отдохнуть, и Хансоль быстренько утекает к себе в камеру, прощаясь с Донсоном и Санвоном в районе лестницы с их яруса на его. Ему еще весь тот бардак разгребать, который охрана старательно навела. Да еще и в одиночку – соседа его месяц назад выпустили, а нового все никак не найдут на подселение. Впрочем, Хансоль не жалуется, ему даже лучше.
В камере настоящий погром, и Хансоль тратит добрые два часа, чтобы привести помещение в первоначальный вид. Особенно сложно водружать тяжеленный толстый матрас на второй этаж койки. Хансоль без понятия, сколько лет этому ватному монстру, но тот своим весом и монументальностью уже не раз пытался его убить во время таких вот уборочек.
Через два часа камера выглядит так, будто и не было никакого обыска. Даже журнальчик (ну хоть святое не тронули, а то и конфисковать могли) с мисс-апрель на обложке лежит поверх простыни, многообещающе шурша страницами. Хансоль смотрит на улыбчивую модельку с большими сиськами, призывно глядящую на него с обложки, и откладывает журнал в сторону.
- Прости, любимая, но папочка устал. Папочка сегодня слишком бурно общался с друзьями и Юнчоли, а ему еще ночь продержаться надо, пока всякие другие будут фарш друг из дружки готовить.
Заснуть у Хансоля получается мгновенно – скил прокачан за годы, проведенные в тюрьме. Ему снится свобода, черный мустанг с пошлой наклейкой на весь капот и тот самый день, когда свобода второй раз покрылась решеткой камерного окна. Глупо он, в общем-то, попался. Хотел красиво грабануть одну вредную даму, а дама оказалась с секретом. Впаянные три года (два с половиной при условии амнистии) и здравствуй, родная и любимая камера.
Просыпается Хансоль ровно на том моменте, когда во сне дверь в камеру закрывается, отрезая путь к свободе. Он устало трет лицо – этот сон ему, кажется, запрограммировали, чтобы он снился каждый день – и смотрит на часы, висящие под потолком (адская пыточная машинка, пищащая каждый час). Времени до начала боев около часа, значит, можно прийти в себя и выдвигаться на поиски места поудобней: если уж и наблюдать за этим месивом, то только с вип-мест.
Свет в коридорах приглушили, и кажется, будто тюрьма действительно спит, даже храп из-за одной из дверей слышен. Хансоль продвигается в бывшую пятую столовую, различая только тени идущих все туда же других заключенных. Звуков столовой здесь не слышно – первоклассная звукоизоляция во всей тюрьме, – но чем ближе к пункту назначения, тем отчетливей и чаще врываются в коридоры крики и одобрительные возгласы из-за бесконечно открывающихся туда-сюда дверей. Столовая вся заполнена людьми: заключенные этого корпуса, других корпусов, несколько «своих» охранников. Как ни странно, но Донсона и Санвона найти в этой толпе довольно просто. Особенно, если знаешь, в каком месте они будут базироваться. Это Хансоль подсказал им наилучшую точку обзора – второй этаж возле входа в подсобные помещения. Оттуда вид на ринг просто потрясающий, ни колонны не мешают, ни люди.
- Опять проспал? – Санвон привычно чпокает жвачкой, опершись на перила заграждения.
- Зато бодр и свеж и готов смотреть на мясорубочку. Что тут у нас?
- Первый бой: наш корпусник, номер 910827, с последнего вроде яруса, - Донсон как всегда с блокнотом в руках, чтобы было проще вести хронику.
Вообще, Донсона об этом никто не просил, но тот внезапно сам проявил инициативу, и теперь после ночных боев в каждой кабинке мужского туалета их корпуса лежали сводки поединков, замаскированные под туалетную бумагу. Идея была интересная и заключенным нравилась, а Донсон, работавший когда-то спортивным журналистом в мелкой газетенке, тешил своего эго.
- А, знаю этого парня. Так ему сидеть-то месяц осталось, нахуя в ночную смену лезть?
Хансоль вытягивает из кармана припасенную пачку орешков и деловито шуршит упаковкой.
- Понятия не имею. Второй парень не наш. Буквенный корпус, номер ARUNLA. Сидеть еще три года, пятый срок.
Санвон с Хансолем одновременно присвистывают и ставят на корпусника с буквами. Тут и ежу понятно, кто выиграет. Впрочем, всегда важны детали.
- Модификации?
- У нашего титан вместо костей от пальцев до запястья обеих рук. Плюс настройка зрения – прекрасно реагирует на малейшие движения. У буквенного шарнирные колени с усилителем. Прыгуч и опасен.
- Я остаюсь при своей ставке, - Санвон под шумок утаскивает у Хансоля целую горсть орехов, и уже приканчивает ее, все больше напоминая хомяка.
- А я воздержусь. Здесь не понятно.
Санвон хочет ляпнуть что-то на тему «да че тебе, блять, не понятно?», но очень вовремя звучит сигнал к началу поединка, и парни обращают свое внимание на ринг. Их собрат по корпусу – высокий молодой парень – первым делает пробный удар. Буквенник с виду неповоротливый мужик, но тот, у кого шарнирные колени, по определению не может быть неповоротливым. Он с легкостью уходит от удара и тут же проводит серию выпадов, пытаясь дезориентировать противника. Во время одного из выпадов, буквенник получает по носу кулаком от парня и чуть не падает. Удар неожиданный, а титановые кости создают незабываемые спецэффекты. Впрочем, он быстро приходит в себя и подпрыгивает на месте, на секунду пропадая из поля зрения противника, чтобы уже через мгновение обрушиться прямо ему на голову, пытаясь переломать шейные позвонки. Реакция у парня действительно отменная, и задевает его падающим телом лишь немного, но и этого хватает, чтобы очутиться на коленях и пропустить еще ряд ударов по лицу, спине и солнечному сплетению.
- Я ж говорил! – радуется Санвон.
Но мужик внезапно падает на пол, буквально захлебываясь криком. Санвон непонимающе пялится на ринг, а Хансоль ухмыляется. Мужик так увлекся избиением парня, что пропустил тот момент, когда подошел слишком близко, забив на защиту. Вот и поплатился вырванными шарнирами. Титановые-то захваты посильнее простых человеческих будут – вырвать шарниры это как моргнуть.
Двое охранников из «своих» оттаскивают мужика с ринга, давая сигнал рефери, что бой окончен. Пострадавший орет от боли, оставляет за собой кровавую дорожку и почти теряет сознание, когда его по полу тащат в сторону экстренного медпункта. Выигравший парень стирает с лица кровь и сплевывает на пол, уходя в темноту подальше от толпы. Где-то там, в тени медик из числа заключенных, который поставит укол обезболивающего.
- Следующий бой. Оба гастролеры. Один из того же корпуса буквенных: механическое сердце и литые позвоночные диски из титана. Второй из насильников. Шарнирный весь.
На этот бой и Хансоль и Санвон решают не делать ставок. Смысла просто нет, а угадайка будет чистой воды фарсом: шарниры дают преимущество в гибкости и нанесении ударов, но механическое сердце дает отличное подспорье стимуляции организма (плюс модификаторы разные для мышц) и повышает уровень выносливости, так что бой может продолжаться очень долго. По прогнозам Гона, этот бой должен закончиться смертью одного из противников. Это не предыдущий поединок, когда разница в силе была очевидной (хоть и не в ту сторону). В этом бою соперники были равны, и решить все мог банальный случай. К удивлению Яно и Хансоля, бой действительно заканчивается смертью. Только не одного, а обоих бойцов. Их поединок длится около сорока минут, а заканчивается за долю секунды. Удар, усиленный шарнирами в костяшках, приходится на левую часть спины, ломая кости. И пока те острыми краями врезаются в механизм сердца, останавливая его навсегда, литой позвоночник своими дисками дробит грудину. Смерть почти одинаковая – повреждение сердца, не совместимое с жизнью, но исполнения различны, и толпа ревет одобрением.
- Как-то сегодня скучновато, - Хансоль даже показательно зевает, со скукой смотря на ринг, который на скоряк протирают от крови, чтобы было не скользко следующим бойцам.
- Ничего. Следующий бой тебе понравится, - в голосе Гона откровенное довольство человека, который знает немного больше остальных, и Хансоль напрягается, уж больно непривычно.
- А ну-ка?
- Питбуль. Сегодняшний.
Хансоль, лениво повернувшийся к Донсону, тут же разворачивается обратно к арене, внимательно осматривая толпу. Пятизначник как раз выходит на ринг. Совсем не торопясь, как днем.
- Характеристики? – у Хансоля разве что глаза не горят (хотя и умеют, спасибо маленькому мутагену за кошачье зрение).
- Человек.
- Че блять? – не выдерживает даже Яно, переставая жевать уже откуда-то спизженные печеньки.
- Человек от и до. Ни один сканер не выявил ни мутагенов. Ни модификаций. Простой, обыкновенный человек. Редкость, вымирающий вид.
- Да ладно. Не бывает так. Да хули он тогда на ринг полез? Его ж блять щас размажут, а потом на хлеб вместо паштета…
Хансоль краем уха слышит, о чем говорит Донсон, но фильтрует очень медленно, только успев удивиться на тему «человек? В тюряге? Да что ж ты такого натворил». Пятизначник тем временем спокойно стоит, выжидая, пока противник разомнется. Хансоль даже немного сочувствует и успевает мысленно попрощаться с парнем. Противник – детина с их корпуса, выигравший немало боев и гордо носящий кличку «Зверь».
Как только раздается сигнал к началу боя, Зверь тут же наносит удар. Силы и скорости хватило бы, чтобы с легкостью уложить пятизначника на лопатки, но кулак только бестолково дробит пустоту в том месте, где еще секунду назад была голова противника. Питбуль же со скучающим видом стоит чуть левее. И снова уходит от прицельного удара. Это напоминает Хансолю дневной поединок пятизначника. Они примерно похожи, по крайней мере, техника абсолютно та же: пятизначник заставляет противника крутиться вокруг своей оси и постепенно терять силы. У Зверя, конечно, прокачанное тело, как-никак, полностью титанированные кости рук, шарнирные суставы пальцев и турбо привод, но со всем этим оснащением тоже не всегда можно сделать что-либо быстро. Зверь бесится и рычит, совсем как настоящий, а пятизначник вдруг улыбается и вместо того, чтобы уйти от очередного удара, резко приближается, лишь мельком получая по скуле. Пока Зверь пытается среагировать на смену позиций, пятизначник наносит ряд ударов, но увлекается и пропускает удар в спину. Парня хорошо так шатает – еще бы, получить титаном по спине – и Зверь наносит еще несколько быстрых ударов по спине, лицу и ногам. Если сбить противника с ног, дальше дело пойдет быстрее: можно просто прыгнуть сверху и задавить весом, можно перебить ребра пинками… Да много вариаций, и принцип «лежачего не бьют» тут не действует. Пятизначник, на удивление, остается стоять, вытирая кровь со скулы, и даже перемещается в сторону от очередного удара, направленного на ноги.
Зверь, почуяв кровь, лупит уже без разбора, входя в какой-то транс. С высоты второго яруса это больше похоже на танец, на водоворот из двух людей. Зверь старается достать как можно чаще, больше, больнее. Пятизначник перемещается, бьет редко. Хансоль кое-как отцепляет онемевшие пальцы от перил, но взгляд не отрывает ни на секунду. Даже не моргает.
Удар. И пятизначник приседает, уходя от кулака. Удар. Смещение влево. Удар. Подошел ближе к Зверю. Удар. Пропуск, Зверь вытирает кровь из разбитой губы. Они кружатся уже бесконечно долго, крики толпы призывают кончать с пятизначной шавкой, а Зверь заметно выдыхается. Шесть ударов подряд, врезающихся в пустоту, а пятизначник внезапно оказывается за спиной противника. Хансоль не успевает понять, как это все, а Зверь грузным мешком оседает на пол, безвольно повесив голову.
Рефери в растерянности переводит взгляд с одного бойца на другого, не понимая: закончен бой или еще нет. Пятизначник же медленно подходит к Зверю и аккуратно толкает его в спину, наблюдая, как противник сломанной куклой падает на пол. На пару секунд в помещении наступает полнейшая тишина: такого исхода боя не ожидал никто. Сигнал об окончании поединка буквально разрезает повисшее молчание, тут же взрывая тишину сотнями криков. Одобрительных, осуждающих, не понимающих.
Хансоль не реагирует. Только следит внимательно за перемещениями пятизначника. Тот почти твердой походкой скрывается в темноте. Хансоль видит, как парень отказывается от помощи подошедшего медика, и сам срывается к пятизначнику, заметив, что тот сползает по стенке.
- Куда ты, блять? Еще семь боев! – слышится ему в спину громкий оклик Санвона.
Хансоль только отмахивается, попутно заезжая рукой какому-то заключенному по шее. Извиняется на ходу и крейсером пробирается между толпы к стене. Пятизначник сидит, тяжело дыша и прижав колени к груди.
- Эй, ты как?
Хансоль почти кричит, ведь надо переорать толпу, чтобы пацан его услышал. Тот дергается и поднимает голову, смотря почти не одупляемым взглядом.
- Ёб твою… Так, парень, давай-ка прогуляемся до одного моего знакомого.
Хансоль приседает, пытаясь поднять пятизначника. Но тот явно иного мнения и подниматься не желает, всячески пытаясь отлепить от себя чужие цепкие пальцы.
- Да не дергайся ты, блять. К нормальному доктору отведу.
Хансоль шипит еще что-то про неумных долбоебов, не ценящих чужие альтруистические порывы, а пятизначник продолжает упираться. Правда, в конце концов, неудачно выворачивается и тревожит какую-то из невидимых ран, и сопротивляться перестает.
- Вот и молодечик. А теперь давай, не торопясь, вот тут ступенька, ага, умничка.
Хансоль за такие причитания получает по ребрам, ржет, но тащить парня не перестает.
Они выходят из столовой в тишину и пустоту тюремных помещений. Сейчас здесь не мелькают даже тени: все там, за дверями бывшей столовой. Разве что все тот же храп раздается из-за одной из дверей в камеры. Охрана им по пути не встречается, И Хансоль рад этому безмерно. Очень уж не хочется объяснять, чего это они такие красивые тут делают, когда должны быть явно не здесь и не в таком виде.
В коридоре, ведущем к пункту назначения, тоже все чисто. Хансоль чувствует себя героем какого-то шпионского боевика, пытающимся спасти заложника в здании, полном террористов-смертников. Только эпичной музычки на фоне не хватает для полного комплекта и ощущения реальности картины. Он отмечает, что ночью огонек камеры слежения, рыбьим глазом охраняющей коридор, не горит. Значит, их прогулочку вообще никто не заметит, разве что пауки под потолком, но они ребята свои, не выдадут, не расскажут.
Нужная дверь оказывается запертой, и приходится усиленно барабанить по проклятому железу, пока за ней не слышится откровенный мат, обещающий скорую расправу и пытки тому, кто посмел разбудить. Пятизначника Хансоль прислоняет к стене, потому что держать его не так-то легко – это с виду хрупкий и легкий, а на деле та еще тушка.
- Кого там черти принесли посреди ночи? Сироп от кашля кончился, винты сами закручивайте.
- Хэй, это я.
За дверью слышится многострадальный стон, но щелканье замков и скрежет задвижки не может не радовать. Юнчоль заспанный, с гнездом на голове и следом от подушки через всю щеку.
- Хансоль, твою мать… Че тебе надо? Ты время видел? Ты же говорил, у вас бои. Иди и смотри их…
- Юнчоли, - Хансоль лыбится что стоваттная лампочка. – Помнишь, я тебе сегодня про пятизначника рассказывал?
- Хансоль… Бля, ну помню. Помню. Не знаю я про него ничего. Не успел узнать. Ночь на дворе, пиздуй давай отсюда…
- Фу, как не культурно. Да пофиг мне на информацию. Хочешь, познакомлю лично?
- Чего?
- А вот…
Хансоль наклоняется, подхватывает под руки уже начавшего сползать по стене пятизначника и демонстрирует его Юнчолю, как будто пятизначник щенок или котенок.
- Правда милашка? Нам помощь нужна.
- Ёб твою мать, Ким Хансоль!

Юнчоль буквально за шкирку втаскивает горе-посетителей в кабинет и закрывает дверь, щелкая всеми замками сразу. Даже цепочку вешает. Порывается еще дверь чем-нибудь забаррикадировать, но вовремя останавливается.
- Какого хуя? – сон как рукой сняло и остро хочется убивать.
- Ну, он в боях участвовал. Кстати, победил нашего Зверя, прикинь? Разделал просто под ноль, Зверика завтра труповозка в большой мир повезет. Я за ним весь бой смотрел. Не за Звериком, а вот за ним, - Хансоль встряхивает парня у себя в руках. – Ты бы видел, как он двигается! Юнчоли, это же нечто! Он шмыг, шасть, прыг и крутится, крутится! Как юла какая-нибудь! Я такое первый раз вообще в боях вижу. Ты прикинь, такой хлюпик и Зверя уделал! А потом после боя я смотрю, он в тенек ушел и че-то хлобысь по стеночке сползает. Ну, я его под белы рученьки, идиота, ты представляешь, сопротивлялся, и к тебе! Классно, правда?
Пока Хансоль пиздит на тему его увлекательных приключений и знакомства с пятизначником, Юнчоль успевает нацепить халат, сцапать со стола фонендоскоп, отобрать все у того же Хансоля почти бессознательного парня и даже уложить того на смотровой стол.
- Если бы вот он сейчас не был без сознания, я бы тебя убил.
- Да ладно тебе, Юнчоли, ты ж меня любишь.
Юнчоль даже собирается придушить этого кретина, но врачебная этика не позволяет убивать одного потенциального пациента (пусть и клиента психиатрии), пока на смотровом столе лежит другой пациент.
- Сколько раз ему прилетало?
- А? А… Раз, наверно, семь, десять… Не знаю! Много!
- Ты же следил неотрывно.
- Ага. А еще у меня с математикой плохо. Учительница всегда била меня линейкой и выставляла из класса. Да много он раз по голове получил. Зверик его и по спине долбанул неслабо. Лицо, ноги, тело… Я вообще думал, что он после первого удара окочурится!
Юнчоль осторожно осматривает парня. Если верить этому вечно пиздящему по делу и не по делу придурку, то живого места на парне быть просто не должно. Однако внешних повреждений почти нет, если не считать пару синяков. Руки и ноги на манипуляции сгибания и разгибания тоже вполне себе адекватно реагируют, будто и не был парень на ринге только что. Юнчоль хмурится, не видя вообще ни одной причины такого состояния пациента.
- Какие у него модификации?
Хансоль за спиной Юнчоля клацает какими-то медицинскими инструментами и самодовольно хмыкает.
- А вот тут самое интересное. Он человек.
- Да быть не может.
Юнчоль отбирает у Хансоля инструменты, отвешивает смачный подзатыльник и садится за компьютер – надо найти этого парня в базе данных.
- Вот и я то же самое примерно сказал Донсону! Ну как человек может вообще выжить, да еще и против Зверя? Он бы от первого же удара в спину коньки отбросил. Но нет, наш умник утверждает, что ни один сканер не нашел изменений ни в строении, ни в генах. Такие пироги.
Юнчоль мотает список заключенных, бегло улавливая характеристики. Воры, насильники, наркоторговцы, убийцы… Тысячи имен, а базе данных все никак не могут сделать поиск по идентификационным номерам. Точнее, делали уже, но кто-то влез в базу и все полетело.
Профайл парня находится далеко не сразу. Ким Бёнджу. На год младше Хансоля. Преднамеренное групповое убийство. Не модифицирован. Анализ генетических мутаций отрицательный.
- О, я ж говорю, человек! Бёнджу, значит. А ниче так имя, хотя мое лучше, конечно, – Хансоль буквально укладывается на Юнчоля, отбирая у того мышку и принимаясь прокручивать данные. – Смотри-ка, данные о семье неизвестны, групповое преднамеренное, да как смог только? И психиатрия в норме.
- Да слезь ты с меня! Если он человек и видимых повреждений нет, то что тогда с ним? Ну-ка, уйди.
Юнчоль поднимается из-за стола и подходит к большому шкафу. Дверцы поддаются с огромным трудом, особенно потому, что Хансоль лезет под руки и старается поскорее сунуть свой любопытный нос в содержимое шкафа.
- Крутяяяк. Это всегда тут было? Ой, какие клевые. А можно потрогать? А это что за кнопочка?
- Еще движение, и я тебя замкну.
Юнчоль отдирает пальцы Хансоля от приборов, достает нужный и побыстрее закрывает шкаф, пока одна любопытная морда не потестила там всю аппаратуру, в некоторых случаях с вредом для себя любимого и окружающих.
- Ты злой. Ой, а че за штука?
Хансоль который раз за день получает по рукам, но все равно тянется к прибору, мигающему кучей лампочек.
- Портативный МРТ. Если внешних повреждений и переломов нет, значит, дело в повреждении мозга. Надо проверить.
- Ты тааакой умный. Ай! Больно же. Ладно, ладно, не лезу. Делай ему МРТ, а то, судя по виду, он щас коньки отбросит.
- Так надо было его в экстренную тащить, а не ко мне!
- Какое в экстренную? Я что ему, враг что ли? Знаем мы эту тюремную коновальню. По первости туда всех и таскали. Так эти суки-медики, нет, ты хороший, это они суки, детали в модифицированных меняют! Конечно, мы ж уголовники, мясо! Подумаешь, титановый штырь на свинцовый заменить. А ты знаешь, что бывает в таких случаях. И хрен потом докажешь чего. У многих модификации незаконно сделаны были, а в карте после таких вот посещений значится новая комплектация, а старые данные стерты. Херушки. Даже если он человек, он такого не заслужил.
- И откуда ты только все знаешь? – Юнчоль спрашивает больше для виду, чтобы поддержать разговор пока Хансоль не допизделся до совсем уж невероятных теорий заговоров (с ним случалось).
- А я вообще умный. Ну чего там?
Юнчоль всматривается в экран прибора, надеясь увидеть хотя бы малейшие изменения, но ничего. Вообще. Совершенно здоровый. Абсолютно нормальный человек. Такие только в учебниках встречаются в разделе «вымирающий вид».
- Ничего.
- Нет, ну ты и зануда. Скажи чего с ним? Тебе жалко что ли? Столько лет знакомства, а теперь не доверяешь! Юнчоли, я обижусь.
- Хансоооль, замолкни. Никаких повреждений. Абсолютно здоровый. Нихрена не понимаю. Он же вот он, без сознания валяется, а здоровье в норме. Не бывает же так.
Юнчоль убирает аппарат МРТ в шкаф, но возвращаться к столу не торопится, пустым взглядом гипнотизируя дверцы шкафа. В голове отказывается укладываться информация. Парень этот – Бёнджу – абсолютно нормальный человек, здоровый, но ведь без сознания, ушибы… Да и просто стопроцентного здоровья быть не может. Условия жизни совершенно не те: тюремное заключение, стрессы, хреновая еда. В любом случае должно было отразиться хоть как-то. Да элементарный гастрит был бы в порядке вещей, но и этого нет.
- Ауч! Блять…
- Что опять?
Юнчоль поворачивается к столу и имеет удовольствие созерцать Хансоля, скачущего вокруг своей оси и трясущего рукой.
- И что за пляски?
- Юнчоль, он меня током шандарахнул! Я его потормошить хотел, думал, он в себя придет. Да я даже не прикоснулся, только руку к плечу поднес, а он меня током шибанул!
- Господи, за что мне все это?
- Нет, я серьезно! Не так, что разрядик небольшой – укололо и все, а прям реально током! У меня сердце удар пропустило! Я правду говорю!
В глазах у Хансоля вполне ощутимые паника и непонимание: уж что-что, а свое механическое сердце он старается беречь и очень пугается, когда случается нечто подобное (как-никак, сердечко это его с того света вытащило, благодаря умелым рукам Юнчоля и своевременной операции). Юнчоль переводит взгляд с Хансоля на Бёнджу и обратно, а потом почти мгновенно подлетает к столу. Он быстро стягивает с Бёнджу майку и прикладывает руку к груди как раз напротив сердца. Юнчоль замирает на целую минуту, в которую Хансоль старается даже не дышать, чтобы не помешать диагностике. Если Юнчоли так сосредоточен, значит, творится что-то серьезное и мешать не следует.
- Как ни один прибор не смог этого увидеть? Черт, электрификация кожного покрова в области груди и левого плеча на тридцать единиц выше нормы, сокращения сердечной мышцы учащенные, механические, не равномерные. Человек, говоришь?
Хансолю приходится отступить и почти вжаться в стену, потому что Юнчоль вдруг начинает перемещаться по кабинету со скоростью торпеды. Он придвигает к столу тумбочку с инструментами, достает какие-то растворы, тряпки, провода. Подключает Бёнджу к странного вида аппарату и ставит капельницу. Цифры на аппарате скачут, меняются со скоростью света, но в итоге стабилизируются. Юнчоль к тому времени успевает надеть хирургический халат, колпак и маску.
- Ю-юнчоль, ты чего? Ты же не будешь его прямо здесь? Юнчоли, - нет, Хансолю не страшно, он в панике!
- Если хочешь, уйди за ширму и не выглядывай, пока не позову.
Хансоль и хочет сбежать, чтобы не видеть того, что будет происходить дальше, да только природное любопытство и врожденная тяга к новым ощущениям совершенно не позволяют. Юнчоль тем временем достает скальпель (хотя, по мнению Хансоля, это скорее нож для разделки туши, впрочем, он любит преувеличивать) и делает разрез.
- Юнчоли, а тебе не надо вскрыть его, ну, кости там разрезать?
- Будешь мешать, заставлю ассистировать.
- Понял. Молчу.
Юнчоль разрезает кожу Бёнджу уверенно и без какого либо усилия. Даже не разрезает, а аккуратно вырезает на груди напротив сердца квадрат кожи вместе с мышцами и слишком легко отсоединяет отрезанное от тела. Кровь из разрезов течет яркая, красивая, пачкает руки и халат Юнчоля, а Хансоль кидается к раковине, знакомя ее с теми орешками, что успел съесть во время поединков.
- Какой слабонервный, – Юнчоль только хмыкает, хладнокровно (почти) отсасывая лишнюю кровь прибором. – Может, все же за ширму?
- Иди нахер. Минутная слабость.
Хансоль полощет рот и возвращается к столу. Правда, на кусок человечины, лежащий в специальной ванночке с раствором, старается не смотреть.
Юнчоль промывает вырезанный участок и останавливается.
- Юнчоли, ты чего? Алло, прием. Мы его щас потеряем!
- Заткнись. Первый раз такое вижу.
Хансоль пересиливает себя и приближается к столу, заглядывая через плечо наклонившегося к пациенту Юнчоля.
- Это еще что за нахуй?
В том месте, где у обычного, совершенно не модифицированного, человека должны быть кости, ребра, мышцы и прочие радости жизни, у Бёнджу металлическая пластина. У Хансоля у самого такая же, только не такая. У Хансоля она небольшая, прикрывающая механическое сердце (по другому его никак не установить, нужна связь не только с организмом, но и с каким-то металлом). Обычная титановая такая. У Бёнджу же пластина какая-то странная, как будто двойная. Верхний слой пластины прозрачный и идет рябью, как если бы по воде гулял ветер. Да и размерами она больше, чем хансолевская.
Юнчоль берет с тумбы какой-то прибор и располагает его над пластиной, начиная сканировать. Как только прибор издает сигнал старта процедуры, поверхность пластины становится совершенно гладкой, а потом будто сходит с ума, то поднимаясь неровными выступами-колючками, то опадая и снова становясь гладкой.
- Быть не может.
Юнчоль только мотает головой, отказываясь верить в происходящее. По данным прибора – перед ними обыкновенный человек с абсолютно здоровым сердцем. Никаких данных о модификации. Ни намека на механический характер сердца.
Он убирает прибор, и пластина снова идет мелкой рябью.
- Надо посмотреть, что за ней.
Хансоль за спиной только мелко-мелко кивает, ошалелыми глазами смотря на все происходящее. Вот так ночка.
Юнчоль выдыхает и берет отвертку. Нужно всего лишь открутить вот эти винтики и открыть пластину. Винтики поддаются с трудом, будто с каждым поворотом отвертки только сильнее впиваются в кость. Юнчоль тратит на каждый винтик по десять минут, но в итоге откручивает их и осторожно поддевает пластину, открывая сердечный отдел.
За пластиной механическое сердце почти искрит и бьется очень и очень часто. Юнчоль присматривается к механизму, отмечая, что на нем, как и на пластине, слой идущей рябью жидкости или какого-то текучего покрытия. Да и сама модель сердца… Он такую ни разу не видел. Казалось бы, как сердце может отличаться, но это было совершенно не похожим на те сердца, с которыми приходилось работать Юнчолю. Даже у Хансоля модель была обычная, широко распространенная. Сердце Бёнджу же скорее было составлено из трех разных моделей, плюс покрытие непонятным веществом и три дополнительных индикатора работы, как один сейчас горящих красным.
- Все очень и очень херово. Надо перезапускать.
- В смысле? Ты собираешься остановить ему сердце? – Хансоль за спиной медика заходится кашлем от неожиданностию – Юнчоли, но ты же сам говорил, что нельзя этого делать. Потом перезапустить сложнее, осложнения, а вдруг что не так пойдет?
- Да. Только если мы сейчас не перезапустим, протянет он еще часа два.
Юнчоль зыркает на пришибленного поступившей информацией Хансоля и тяжело вздыхает. Руки трясутся неимоверно. Операция по перезапуску сердца (тем более, не обычного сердца) это охренительный риск. Исход никогда не известен, а статистики процентной вероятности успеха просто нет: механические сердца штука капризная, их стараются не тревожить такими варварскими методами. Впрочем, выбора-то особо нет. Юнчоль либо перезапускает сердце этого парня, либо через два часа они имеют на столе труп, в биографии Юнчоля – врачебную ошибку, нарушение правил и фееричное увольнение, а Хансоля просто отправят в карцер, откуда на волю только вперед ногами. Сомнительная такая альтернатива, ничего не скажешь.
@темы: Strong Heart - 2015, band: ToppDogg
По-моему Теян жив, а Бенджу не хило так подставили.
Динамичная история, держит до конца в напряжении. Спасибо)
P.S. простите за наглость, но хочется продолжения или вторую часть)
да, Бёнджу не повезло. Сильно не повезло...
Спасибо, что прочитали *рыдает*
хочется продолжения или вторую часть)
*вздох* мне тоже хочется, но эти вот все на меня, наверно обиделись... и писаться не хотят. хотя, кто знает, может еще напишутся. они товарищи своенравные)))
МНЕ ТОЖЕ ХОЧЕТСЯ ВТОРУЮ ЧАСТЬ *от коллажиста*
Спасибо за эту историю! Она заставила меня и посмеятсья от души, и погрустить. Очень красивые коллажи и заглушки *.*
спойлерно
во-первых, ОБОГИЭТОКТОТОПРОЧИТАЛ!
во-вторых, автор и коллажист сейчас натурально вопят друг в друга от радости, что все это безобразие не только прочитали, но и оставили отзыв.
и, в-третьих, спасибо большое, что прочитали, что оставили такие теплые слова р.р
Очень красивые коллажи и заглушки
мой коллажист - моя фея
Мне очень понравился Хансоль. Я с него ржала полфика)))
любимая дебилушка автора) старалась как могла его прописывать) и очень рада, что, кажется, удалось прописать его таким, каким хотелось)
все стало печально((( тэян заечка такой, его очень жалко((
остальные очередной фейспалм и ржака)
*тяжелый вздох* мне тоже печально за них и что все обернулось вот так... сознаться честно, мой коллажист даже собиралась меня убить тт
а остальные хддд балбесы неугомонные)
мне очень понравилась любовная линия между юнчолем и хансолем. Парочка весьма милая)))
*вопит в саму себя* ну правда же хорошие? умный и рассудительный Юнчоль и крыша-на-резиночке Хансоль хддд правда, иногда мне жаль Юнчоля хд
спасибо вам большое, за эту интересную историю
это вам огромное спасибо. безумно приятно, что работа понравилась.
коллажист тоже машет благодарственно лапкой.
иллюстрации, действительно здоровские!)
любимая дебилушка автора) старалась как могла его прописывать) и очень рада, что, кажется, удалось прописать его таким, каким хотелось)
у вас получилось *.* я рыдала с этой дибилушки
мой коллажист даже собиралась меня убить тт
хд))) втихаря присоединяется
*вопит в саму себя* ну правда же хорошие? умный и рассудительный Юнчоль и крыша-на-резиночке Хансоль хддд правда, иногда мне жаль Юнчоля хд
очень хорошие
это вам огромное спасибо. безумно приятно, что работа понравилась. коллажист тоже машет благодарственно лапкой.
да не за что))) это было очень интересно читать)))))
вдохновения всей вашей команде на следующие работы)))