Что-то пошло не так

[pinkunicorns]

Название: Что-то пошло не так
Авторы: kankouku-man & Мугивара
Бета: gdgdminnie
Артер: miyabi the magician
Фандом: Topp Dogg
Пейринг: Пак Хёнхо/Ким Сангюн; намёками Ким Хансоль/Ким Бёнджу/Шин Чихо, Ким Донсон/Ким Тэян
Персонажи: Ю Сандо, Ким Бёнджу (Биджу), Ким Тэян (Дженисси), Со Санвон, Пак Сехёк (Пигун), Джин Хёсан (Кидо), Пак Хёнхо (Согун), Ким Сангюн (Атом), Шин Чихо (Джеро), Ким Хансоль, Чон Ходжун, Ким Донсон (Гон), Шин Юнчоль (Накта)
Жанр: AU, мифические существа, h/c, экшен
Рейтинг: PG-13
Размер: 16800
Саммари: Не люди и не оборотни, просто в каждом из них живёт пёс.
Один работает в школе на полставки, другой с племянником живёт в лесу на опушке, третий вообще ещё не собака, а очень даже человек.
И ещё есть они – бродячая свора, пришедшая в город. Они хотят получить всех и парня-щенка в первую очередь.

Свора приходит в город. Они появляются в самом конце весны, когда вся зелень одновременно и неостановимо бросается расти, и новые запахи в этом буйстве почти незаметны. Они останавливаются за городской чертой, так, чтобы никому лишний раз случайно не попасть на глаза. Паркуют свой микроавтобус и пару мотоциклов, натягивают тенты, ставят палатки, обустраиваются не насовсем, но на какое-то время.

Сандо и не нужно знать, что они пришли, он просто чувствует. Несколько дней подряд его что-то смутно беспокоит – по вечерам шевелятся волоски на загривке, и очень хочется перекинуться. Он сдерживается, потому что сейчас не время, да и причины весомой нет. А потом однажды утром Сандо выходит за порог, вдыхает воздух полной грудью и понимает – псы здесь. Это не плохо и не хорошо, просто бродячая свора, наконец, добралась и до их городка. И значит, скоро что-нибудь здесь изменится.
Сандо пожимает плечами и идёт на работу, как обычно. Свора сворой, а бытовые дела никто не отменял. Он вглядывается в лица прохожих и не видит там ничего нового. Большая часть из них не чувствует никаких изменений, а те, кто что-то ощущает, не придают значения. Это успокаивает, и Сандо начинает приветливо улыбаться каждому встречному, перестав выискивать среди них чужаков. А в школе и вовсе становится не до этого. Он работает на полставки – помощником школьного психолога – и ведёт факультатив по биологии. Целые дни вытирает разбитые носы, да и не разбитые тоже, слушает истории, рисует деревья, домики и разноцветные геометрические фигуры, а потом тычет указкой в огромную хламидомонаду и рассказывает об эволюции. Сандо нравится его работа, он думает сдать пару экзаменов и перевестись на полный рабочий день. А детям нравится Сандо, они легко находят с ним общий язык и во многом доверяют. Детям вообще часто нравятся собаки.

У Сандо есть особенный подопечный. Его зовут Ким Бёнджу, и на самом деле они почти ровесники; он сирота, подброшенный в город давным-давно, и Сандо присматривает за ним, несмотря на то, что у него чудесные приёмные родители. Всё дело в том, что Бёнджу щенок – неинициированная собака. Обычно такого не случается – у собак сильные семейные связи. Щенки иногда рождаются у родителей-людей, но кто-нибудь в роду обязательно должен был быть псом. Дедушка, бабушка, дядя, двоюродная сестра, они помогают будущей собаке расти, а потом инициируют его, укрепляя семью.
Обычно щенков не бросают. У них здесь, конечно, не Монстрвилль, и большая часть населения просто люди, но и всякой нечисти хватает. Так что пока ты не пытаешься сожрать соседа, к тебе будут относиться как к обычному жителю города.
Сандо инициировал дядя, мамин брат. Большой, лохматый, с громким голосом и огромными руками, он много путешествовал, почти всегда был в разъездах и пугал маленького Сандо до ужаса. В тот год он остался у них почти на всю осень, брал Сандо с собой в лес, учил выживать там, возил в большой город, рассказывал про людей и разных монстров. Вообще очень много всего рассказывал. Он стал для Сандо целым новым миром, а когда решил, что тот готов, инициировал его, выходил после обряда и снова уехал. Это было не очень честно, но мама сказала, что её брат и так задержался намного больше, чем мог себе позволить. Сандо обижался неделю или две, а потом простил – в двенадцать ты либо обижаешься на всю оставшуюся жизнь, либо прощаешь. У Сандо была хорошая семья, хоть он и был единственной собакой в их мальком городке. Он вырос добрым, отзывчивым парнем, но как только стукнуло восемнадцать, обнял родителей, собрал вещи и уехал. Ему упорно казалось, что его место не там.
Нельзя сказать, что преподавание в школе было его мечтой. Сандо решил остаться когда, остановившись в городе на пару дней, узнал, что здесь есть щенок и ни одной собаки в округе.

Бёнджу светлый и солнечный, как весеннее утро. Сандо знает, что бывают такие люди, но уже несколько лет всё никак не может к нему толком привыкнуть. Он как тепличное растение, добрый и отзывчивый, смотрит на всё с улыбкой и не верит в плохое. Его приёмные родители милые старички, читали ему хорошие умные книги и растили приятным молодым человеком. Бёнджу и вырос. Его даже в школе почти не били. То есть били, конечно, но потом или совесть просыпалась, или находились какие-то внезапные защитники, или сам Бёнджу, неожиданно, оказывался способным защитить себя. И продолжал открыто улыбаться каждому встречному. Сандо уже давно намозолил язык, объясняя ему, что нельзя быть таким доверчивым. Последняя надежда Сандо – то, что Бёнджу изменится после инициации. Что получив больше звериного, он начнёт лучше чувствовать людей.

Сандо чувствует подвох в двух парнях, с которыми разговаривает Бёнджу, едва видит их, вывернув из-за угла. И дело не в том, что они выглядят как чужаки, а в том, что они настолько собаки, что псиной от них несёт за километр, только светящихся букв над головами не хватает. Один, высокий, с лохматой светлой шевелюрой, стоит, скрестив руки на груди. Второй, ростом поменьше, держит Бёнджу за руку и что-то говорит ему, улыбаясь. Высокий чувствует на себе обеспокоенный взгляд Сандо, смотрит на него внимательно и кладёт ладонь на плечо второго. Тот стряхивает его руку, оглядывается на секунду, отпускает Бёнджу, и они быстро уходят вниз по улице. Слишком далеко, чтобы было вежливым их окликнуть, и слишком быстро, чтобы догнать, не переходя на бег. Сандо ускоряет шаг, торопясь к Бёнджу, и морщится, когда тот, который пониже, оборачивается и показывает ему язык.
Почти налетев на Бёнджу, который замечает его в последний момент, Сандо с трудом давит в себе порыв обнюхать его.
– Привет, – говорит Бёнджу, вытряхивая Сандо из мира запахов и тревоги.
– Ты знаешь, кто это был? – спрашивает он, не здороваясь, хотя обычно не делает так.
– Они недавно в наших краях, спрашивали, что где в городе.
– Совсем ничего не почувствовал?
Бёнджу пожимает плечами:
– В каком смысле?
– Они собаки, Бёнджу. Как я. И как ты будешь когда-нибудь.
Сандо не помнит, чувствовал ли он других собак, когда был щенком. Он и видел-то тогда только дядю, про которого знал заранее. Но, наверное, не очень хорошо, что Бёнджу ничего не понял. Вообще не очень здорово, что он в таком возрасте всё ещё щенок, и давно пора решать этот вопрос. Вот только есть одна проблема – Сандо не знает, как.

Просыпаясь с куском боли вместо шеи Тэян в который раз обещает себе, что со следующего заказа они обязательно купят себе палатку и хороший надувной матрас. Потом он вспоминает, что уже почти год тешит себя этим обещанием, а шея все так же болит и даже не думает привыкать к неудобным позам.
– Ну давай уже снимем комнату где-нибудь, – ноет Санвон, раздувая угли под чайником, – хочу спать в кроватке.
– Ты мужик или кто? Кроватка для слабаков, только спальные мешки, только хардкор, – отвечает Тэян, выковыривая себя из кокона.
Разумеется, было бы лучше снять комнату, только вот где взять деньги? У них и с едой напряг тот ещё – того и гляди реально придётся осваивать ремесло охоты. Если Санвон его уже не освоил – вчерашняя курица была явно не курицей, да и цвет имела очень подозрительный. А сегодня тоже поеть бы не мешало, но тут либо еда, либо бензин. Третьего не дано.
– Ты опять выбираешь между этой махиной и нашим обедом?
Поймав задумчивый взгляд Тэяна меланхолично интересуется Санвон.
– Я буду выбирать между топором и ногой, если ты не перестанешь меня бесить едва я проснулся.
– Мы все равно никуда не ездим, так на кой нам нужна эта махина, давай её продадим...
Тэян даже не смотрит в его сторону, собирая спальный мешок. На это предложение у него всегда категоричное "нет". Стоит продать их внедорожник, и пожалуйста, вот вам деньги на еду, жилье, нормальную одежду, да на что угодно почти – в этом городе цены такие, что даже обычный студент из столицы покажется тут богачом. Но мысли лишиться своего детища у Тэяна не возникало.
– Ты сам знаешь ответ.
– Попробовать, в любом случае, стоит.
В споре "Санвон VS внедорожник" снова побеждает машина. Со счетом 1056:0. Разгромное поражение от кучи железа и пластика.
Чайник кипит, Тэян кромсает хлеб на неровные куски, утро перетекает в день, а ощущение грядущей беды всё крепнет с каждой минутой. В какой-то момент Санвону кажется, что вот прямо сейчас с неба упадет метеорит и размажет их обоих, машину и половину города в придачу. Такое бывало очень часто с тех пор как они оказалсь вместе – когда ты в стае, пусть и такой маленькой, собачье чутье усиливается. Если бы Санвон не знал Тэяна как облупленного, то мог бы посчитать себя истеричкой, но у старшего на лице было написано, что и он ждет беды.
Что-то приближалось. И это "что-то" было явно не самыми приятными известиями.
– Прекрати делать такое лицо, будто я тебе ногу отпиливаю, – ворчит Тэян, протягивая кривые бутерброды. – Я тоже чувствую, но, сам понимаешь.
Санвон молча жует, быстро прощается и уходит в город. Сейчас нужна разведка, а в таких делах он куда успешнее своего старшего товарища, хотя бы потому что знает, когда нужно остановиться.

Через лес Санвон бредёт осторожно – вокруг куча мелких подлянок и ловушек для охоты на кроликов и диких птиц, только вот мастерства всё ещё не хватает, чтобы делать их правильно. Иногда они разлетаются на составляющие от малейшего движений, а иногда срабатывают с какой-то невозможной задержкой или не срабатывают вообще. В какой-то момент Сандо пытался объяснить, как же правильно нужно загонять и ловить кроликов, но Санвон всё прослушал, потому что Бёнджу притащил домой пойманную в саду мышь и все следующие полчаса они эту мышь ловили под диваном. В итоге Сандо пообещал как-нибудь отпросить Санвона и устроить ему полномасштабные лесные учения.
Лес резко обрывается, уступая место старой брусчатке, которой выложены все мелкие улочки города. Кто-то здоровается, и Санвон по привычке кивает в ответ, стараясь понять, кажется ли ему, что запах тревоги стал сильнее, или просто паранойя окончательно захватила его разум. Кажется, источник ближе. Кажется, что запах слишком знаком. И это вездесущее «кажется» заставляет скрипеть зубами от бессильной злобы.
Санвон привычно здоровается со своими знакомыми, собирает по пылинкам новые события с их одежды и волос. Кажется, у той добродушной дамы из хозяйственного магазина наконец начал выздоравливать сын: от нее уже не чувствуется тяжелого запаха болезни. С другой стороны улицы машет рукой парень из мясной лавки, Санвон машет в ответ, но качает головой в ответ на предложение зайти. Сейчас нет денег, да и того, что ест Тэян, там тоже нет.
Привередливый дядюшка, чтоб его.
«Если ты думаешь, что я этого не слышал, то ты ошибаешься», – звучит в голове голосом Тэяна, и Санвон, чертыхнувшись, захлопывает канал связи.
Сколько лет уже эта херня, а он так и не запомнил, что за своими мыслями тоже надо следить. Хотя вот сам Тэян всегда на связи. Сначала это было необходимо – он боялся за только что прошедшего инициацию щенка, а потом просто слишком привык отзываться на любую просьбу. Когда же они приехали в этот городок, постоянная связь стала необходимостью. Хотя Санвон почти всегда этим пренебрегал, особенно после того, как стал проводить все больше времени с Сандо.
"Купи, пожалуйста, хлеб", – снова отдается голос Тэяна.
"Хорошо", – на автомате отвечает Санвон и снова тихо ругается. Конечно же, старший давно научился обходить все эти блоки, которые перед ним каждый раз тыкали.
До открытия булочной ещё час, за который Санвон успевает пройтись до книжного магазина, перехватить по дороге пару пирожков от малознакомой бабули, поговорить о жизни с безумным нищим и едва не упасть в открытый канализационный люк. Полный набор для одного утра. В своих блужданиях по городу он постоянно принюхивается, оглядывается, выискивает что-то взглядом, но так и не находит ничего, что успокоило бы паранойю.
– Прошу прощения...
В незнакомом голосе нет абсолютно ничего, кроме наигранного дружелюбия и лёгкого удивления. Интуиция бьёт в колокол, созывая все отряды, и Санвону становится дурно от крепкого запаха псины. От Тэяна, Сандо и, тем более, Бёнджу так не пахнет. И никогда не пахло. Это чужой. В их городе чужой.
– Я могу вам чем-то помочь?
Сохранять спокойствие очень сложно, ещё сложнее говорить и оставаться на месте, когда хочется заорать и сбежать.
"Я нашел их."
– Вы не подскажете, – человек криво улыбается, – где я могу найти книжный магазин? Мы с моими друзьями здесь совсем недавно, и нам нужна карта, чтобы не заблудиться.
Теперь понятно, почему запах был такой странный и сильный. Мало того, что их несколько, так они еще и только появились. Санвон так же оскаливается в ответ, указывая в сторону:
– Вам туда. На первом повороте налево. Вывеску сразу увидите.
Пёс в человечьей шкуре кивает, разворачиваясь, и уходит в нужном направлении. На его губах уже не мерзкая недо-улыбка – оскал, и на лбу написано "Да-да, парень, я тебя почуял", и Санвону становится откровенно страшно. Кто-то чужой, тоже пёс. Совсем недавно здесь. Это очень плохо. Совсем плохо. Нужно что-то делать. Бежать. Уехать из города и не возвращаться. Эта стая больше, сильнее. А еще жуткий запах, въевшийся в незнакомца, точно такой же, как у Тэяна. И их несколько. Несколько старших, несколько инициаторов.
Слишком страшно.
Надо сказать Сандо, чтобы он что-нибудь придумал и защитил Бёнджу. Но сначала домой. Интуиция подсказывает, что туда надо бежать сломя голову.
Улица размывается и поглощает шумы, когда он пытается выйти на связь с Тэяном. Тишина и пустота, хотя Санвона, кажется, услышит любой, кто обладает хоть какой-то склонностью к телепатии. Пустота и тишина с легким отзвуком ярости. Кажется, не один Санвон сегодня повстречался с чужаками.
Это усугубляет ситуацию до той степени, когда все рушится к чертям.
Чертов Тэян абсолютно не умеет держать себя в руках, когда чувствует, что дело пахнет жареным. Именно поэтому со всеми их клиентами, когда они еще были, всегда общался Санвон – милому личику доверяют куда больше, чем "идите-ка вы куда подальше" виду. Чертов Тэян совершенно не знает, когда лучше прижать уши и скрыться в тени.
Санвон выбегает с улицы, бросаясь в гущу деревьев, и перекидывается на ходу. Слишком больно, слишком непривычно, но времени нет, а человеческие ноги чересчур медленные и слабые. Зрение переключается очень резко, отдавая в голову колокольным звоном. Тэян все еще не отзывается, глухо рыча в ответ на каждый крик, а потом совсем затихает, ничего не сказав.
Во всем этом один большой подвох, точно связанный с пришедшими сюда псами.
Дорога до их импровизированного дома занимает куда больше времени, че обычно, или Санвону просто так кажется – даже на собачьих лапах он все еще слишком медленный, а в голове бьется въедливое "Опоздал". Он виляет между деревьями, стараясь не попасть в собственные ловушки для кроликов, пытаясь докричаться до Тэяна.
Пусто, ничего.
Так же пусто, как на их поляне. Ни Тэяна, ни машины. Только утренние угли и разложенная посуда.
Санвон глухо скулит.


Если бы Тэяну давали хотя бы одну монету за каждый раз, когда интуиция говорит ему "щасбудетплохо", то за последние несколько лет он сумел бы сколотить неплохое состояние. Ну или окончательно бы рехнулся, вытаскивая Санвона из всех передряг, в которые тот умудрялся влезать, наплевав на какое-то там чутье.
В это утро ощущение приближающегося явно не очень хорошего события заставило проснуться на пару часов раньше, совершить небольшую прогулку и вернуться добратно к лагерю в не самом хорошем расположении духа. Когда же проснулся Санвон, настроение испортилось окончательно, а интуиция достала свою любимую иголку и начала нудно тыкать куда-то в солнечное сплетение.
С каждой минутой, приходящий в этот день, Тэян все больше убеждается, что сегодня случится что-то из ряда вон выходящее и стопроцентно не самое приятное. Когда в нос резко бьет запах псины, Тэян окончательно примиряется с тем, что миллионером ему не быть, а вот вселенским неудачником завсегда пожалуйста.
Единственное, что хорошо в этой ситуации, так это ушедший в город Санвон. Он сейчас был бы лишним. Полез бы разбираться и устроил бы тот еще переполох. Сейчас лучше немного подумать. Просто сесть и немного подумать.
Надо идти. Прямо сейчас. Пока не вернулся Санвон, пока есть время.
В лесу запах усиливается, а потом разделяется на несколько составляющих. Тэян принюхивается, осторожно пробираясь между деревьями, и медленно гасит связь с Санвоном. Просит его о чём-то незначительном и тут же забывает, о чем. Чертыхнувшись, вспоминает, что не закрыл внедорожник, но продолжает двигаться вперед – возвращаться нет ни времени, ни желания. Да и никто из местных не сунется к ним, а против чужаков не поможет никакой замок.
Чужаки разделяются на несколько групп, и отслеживать их становится труднее. Тэян ускоряется.
Очень плохо.
Три инициатора это совсем не то, с чем хочется сталкиваться в одиночку. И еще какой-то совсем странный запах от той группы, что углубляется в лес – то ли инициатора все же четыре, то ли просто слишком долго с ними пробыл этот пёс. Минус один, который уходит с группой в сторону города. Остаются двое, оба не расходятся далеко, на них сконцентрироваться проще. С остальными разбираться придется потом. Если вообще придется. Главное, чтобы никто не добрался до Сандо с его щенком, вот тогда начнутся вполне реальные проблемы, которые не решишь простыми разговорами.
Связь с Санвоном приходится окончательно оборвать. Не хватало еще, чтобы мальчишка оказался "на линии" в неподходящий момент. Рванет же спасать и творить добро, снося все на своем пути. Если себя защитить Тэян всегда сможет, то своего подопечного – нет. По загривку бегут мурашки, и на несколько мгновений кажется, что человеческая форма медленно уступает место волколачьей. Наверное, все же не стоит заявляться к непрошенным гостям с душой нараспашку и в том виде, который буквально кричит "Да, я главный, давайте делить территорию".
Чертов запах псины никогда не выветрится из одежды, сколько ее потом не стирай и не суши над костром. Бесполезное занятие. Тэян давно уже не ощущал подобного – Сандо обычный пёс, а из семьи он ушел так давно, что успел позабыть все, что связано со звериным аспектом его жизни.
Чем ближе к лагерю чужаков оказывается Тэян, тем тише и размереннее его шаги. Он просто переступит ту самую черту, доказывая свое превосходство, плевать, что их больше, и пойдет на открытый конфликт. Это их территория.
Хотя на самом деле он просто боится за Бёнджу. Щенок может поставить под угрозу спокойствие в городе и, что куда хуже, Санвона. Чужаки не будут разбираться, кто тут кем приходится. Просто разорвут в клочья каждого, кто встанет у них на пути.
Между деревьев появляется хромированный блеск одного из мотоциклов, заставляя Тэяна неловко замереть на месте. Вот сейчас нужно собрать и человеческую, и звериную волю в кулак. Он шагает сквозь кусты, оглядывается по сторонам, выискивая хоть кого-нибудь, и рушится на землю.
Неизвестна нога скрывается в кроне над распростертым телом Тэяна.

В нос тыкается что-то мягкое и тёплое. Пахнет псиной, но не той мерзостью, по которой можно узнать вожака, а чем-то смутно знакомым и родным. Тэяну даже кажется, что это Санвон вернулся, обнаружил его дрыхнущим на земле и теперь крайне задумчиво тыкает пальцем в нос, изображая сломанный будильник. Лишь потом утренние события пробиваются сквозь трескающийся череп, напоминая.
Под головой жесткое дерево и трава. Руки и ноги, кажется, могут свободно двигаться. Ну, хоть не связали, спасибо и на этом. Глаза, наконец, распахиваются, и Тэян корчится от яркого света, отдающегося тошнотворной болью в затылке. Медленно приходит в себя, пытаясь проморгаться, и наконец умудряется сфокусировать взгляд на сидящем перед ним человеке.
На псе.
Пёс молчит и задумчиво смотрит на него. Сквозь него. В его глазах нет ничего – ни мысли, ни желания, ни слов. Он просто сидит и смотрит. Тэян принюхивается. Нет, этот не главный. Кто-то из стаи, тоже очень странный и непонятный, но обычный пёс. Как Санвон или Сандо.
– Так, мне что, провести с тобой воспитательную беседу?
Приближающиеся голоса заставляют пса отвести взгляд, а Тэяна резко сесть.
Вот и главный. Да не один.
Зверь внутри снова начинает бесноваться и проситься наружу. Хотя бы частично, хотя бы немножко, ну давай, ну покажи им, что ты тоже сильный и ровня им. Покажи свой оскал, свой характер. Огромных трудом стоит Тэяну не отозваться на этот вой. Хотя, если быть честным, куда больше его сейчас волнует боль в голове, нежели два инициатора одной стаи.
– Какую беседу? – уже другой голос.
Словно бы оправдывается, но лениво и неохотно. "Хозяин, ну чего тебе надо. Воров прогнал? Прогнал. Подумаешь, оставил после них пару отгрызенных ног".
Все медленно встает на свои места.
Вожак тот, что заговорил первым. Второй тоже из старших псов, но подчиняется первому. А вот это странное чудовище, которое все тем же немигающим взглядом таращится куда-то в сторону, вообще непонятно что здесь забыло и какую функцию выполняет.
– Вы со всеми гостями так обращаетесь? – интересуется Тэян, окончательно осмелев.
Самое время пойти ва-банк. К тому же, доселе невидимые псы, наконец оказываются в поле зрения. Один чуть выше, улыбается, и вообще похож больше на гориллу, нежели на собаку. Второй оскалившийся, расслабленный, шире в плечах. Только посмотрев на него становится понятно, кто в этой шайке хозяин. Даже принюхиваться не надо и взгляд задерживать – всё понятно без слов.
– Молчать, когда взрослые разговаривают, – небрежно фыркает вожак, – Донсон, дорогой, я тебе уже сколько раз говорил...
– Ну он же живой...
Тот второй, который Донсон, улыбается еще шире, и Тэян окончательно перестает верить их напускной дружелюбности. Захотят – свернут шею и даже не заметят.
– А вдруг у него головушка бо-бо?
– Сехёк, я тебя умоляю.
Сехёк.
– Юнчоль, пожалуйста, сходи погуляй на полчасика.
Юнчоль.
Все три имени отпечатываются в памяти Тэяна, готовые в любой момент оказаться уже у Санвона. Если его убьют тут, пусть хоть младший будет предупрежден. Они с Сандо обязательно что-нибудь придумают. А Тэян просто как-нибудь справится.
Прежде чем уйти Юнчоль снова переводит на него свой пустой взгляд. Тоже запоминает, учит, чтобы использовать при удобном случае. Или просто пытается делать это. Слишком уж он странный, и почему-то Тэяну кажется, что его инициация прошла не совсем правильно и сказалась на умственных способностях, но эту догадку он пока оставляет при себе.
– Буду краток, – Сехёк смотрит сверху вниз, слегка наклонив голову, – мы знаем, что в городе есть щенок. А еще мы знаем, что ты уже инициировал одного.
– Какие вы, блять, информированные.
– О господи, – Донсон начинает откровенно ржать, хлопая вожака по спине, – Сехёк, а ты умеешь выбирать их. Этот просто прекрасен, я уже его люблю!
"Выбирать"? Что еще за нахер. Кто тут кого и зачем выбрал. Что за гребаный конкурс, на участие в котором Тэян не подписывался, но умудрился выиграть гран-при с бесплатной поездкой на тропический курорт.
– Предпочитаю сначала ткнуть палкой в лужу, а потом наступать в нее. Ну, знаешь, чтобы там в яму не провалиться, например.
Все в поведении Сехёка выдает вожака. Его манера разговора, интонации, сам тембр голоса. Каждое его движение, каждая мелкая деталь слишком сильно бросается в глаза, чтобы их просто так игнорировать. И чертова аура. Не мудрено, что такая куча разрозненных псов почему-то оказалась вместе с ним, и, судя по всему, еще и слушается при этом. Донсон легко бы переломал ему кости одним движением ноги, но держится рядом как почетная стража, которой разрешили быть поближе к королевской персоне.
– Но, тем не менее, ты очень удачно зашел. Я все равно собирался идти за тобой. Тем более, что ты остаешься здесь.
Сехёк протягивает руку ладонью вверх, и Тэян хватается за нее, поднимаясь на ноги. Он понятия не имеет, зачем вообще это сделал и, главное, что тут вообще происходит. Зато понимает, что вляпался в нечто совсем уж безумное. Присутствие двух инициаторов заставляет пса внутри тихо скулить откуда-то из глубин подсознания, притупляя все чувства. Даже страх и злость уходят куда-то совсем далеко.
Если бы за каждую неприятность, в которую Тэян умудрялся влипать, когда не слушал свою интуицию, ему давали бы хотя бы грамм золота, то запас этого благородного металла подошел к концу уже на исходе третьей недели.
– Здесь?
– Мы уйдем, – Сехёк отворачивается и медленно шагает в сторону костра, – у нас нет дома. У нас есть только стая.
– И вы уйдете с нами, – это добавляет уже стоящий рядом Донсон, – к тому же, тебе, кажется, к подобному не привыкать.
– Но пока нужно завершить пару интересных дел, – вожак склоняет голову, – Я дам тебе несколько дней на раздумья.
Сейчас нужно обсудить все с Санвоном. В первую очередь сделать именно это, а потом уже все остальное.
С одной стороны – вполне себе заманчивое предложение. Судя по лагерю, который Тэян уже осмотрел со всех сторон, и тому, что в нем находится, стая не испытывает особых проблем. Это уже плюс. Наверное, Санвон даже не будет особо против. С другой – да какого черта тут вообще происходит?
– И потом я должен вернуться?
Сехёк пожимает плечами:
– Аудиенция окончена. Когда будешь готов – сообщи.
Немигающий взгляд Юнчоля на себе Тэян чувствует до тех пор, пока не отдаляется от лагеря метров на сто, и лишь потом с облегчением выдыхает, услышав отдаляющийся шорох. А вот теперь самое время связаться с Санвоном. Решать, что делать, нужно очень срочно.

– Как он тебе?
Спрашивает Донсон, стоит Юнчолю показаться на территории лагеря. Его подчиненный молчит и все так же невыразительно смотрит куда-то сквозь деревья, по-собачьи потряхивая головой.
– Кажется, забавный парнишка, – продолжает Донсон, и Юнчоль молча кивает, усаживаясь рядом с костром, – у Сехёка точно нюх на странных ребят.
– Не бери на себя слишком много, – голос вожака вырывается из подступающего полумрака леса, заставляя Донсона вздрогнуть.
За всё то время он так и не привык к тому, что Сехёк слышит и видит абсолютно всё, не прилагая для этого особых усилий. Как ему это удавалось, не имея связи с большей частью стаи, оставалось тайной. И это пугало и бесило Донсона, привыкшего к безопасности в каждом шаге.
– Я знаю, что я делаю.
Рычит Донсон куда-то в сторону и лезет обратно на дерево, с которого его согнал визит Тэяна.
– Тогда не ходи за ним, – голос Сехёка теряет последние капли эмоций, – Я запрещаю тебе. Если спугнешь его – будешь разбираться сам.
– Я уж как-нибудь разберусь.
Такие перебранки в последние дни стали случаться еще чаще. Даже Ходжун, обычно принимавший нейтральную сторону, оказывался втянутым в споры двух инициаторов и был вынужден наводить порядок. В какой-то момент Донсону даже начало казаться, что Сехёк специально его провоцирует, ожидая какой-то конкретной реакции, но потом отбросил эту идею.
– Помни, что один раз ты уже "как-нибудь" разобрался.
Юнчоль вздрагивает, когда слышит рык своего наставника.

"Санвон?"
"Господи, я думал, что ты умер"
"С чего такая забота обо мне?"
"Знаешь, когда я прихожу, а вместо нежно любимого мною автомобиля я нахожу только спальники, выброшенную палатку и посуду – заставляет думать о чем угодно. А еще и ты..."
"То есть как..?"
"Ничего нет. Посуда, спальники, костер, еще хрень какая-то..."
"К Сандо"
"Что?"
"Собирай все, что осталось и вали к Сандо. Посиди у него пару дней. Придумай что-нибудь. Или расскажи как есть. Думаю, про них он тоже в курсе."
"Про... Ты тоже знаешь?"
"Встретимся через пару дней. Надо кое-что обдумать."
"Тэян. Тэян. ЧЕРТ ТЕБЯ РАЗДЕРИ, ТЭЯН!!!"
Санвон в его голове орет так громко, будто стоит рядом, и Тэян старается обрубить связь как можно быстрее, чтобы не слышать всей этой вакханалии. Он точно разберется. Сначала проистерит, потом еще позлится, может, сломает пару растущих рядом деревьев, но точно пойдет к Сандо, а там уже они что-нибудь придумают и как-нибудь разберутся.
Ему самому сейчас действительно нужно подумать. Над Сехёком. Над пропажей его машины. Над всей этой чертовщиной, которая случилась за эти сутки. Немного подумать.
Где-то в лесу есть небольшой пруд и маленькая пещера. Санвон очень любил рассказывать про это место. Нужно только его найти.
"Со мной все будет в порядке" – телеграфирует Тэян в последний раз и разворачивается в чащу. Он уходит медленно, пока его шаги окончательно не становятся собачьими. Человеку надо отдохнуть.

Ходжун ждёт их на самой границе города. Они чувствуют его, потому что не могут не чувствовать, но не видят, тот слишком хорошо прячется. И всегда выговаривает им, что следопыты из них, как шеф-повар из Юнчоля. «Но он же у нас кашевар» – всегда удивляется Чихо. «В тот-то и проблема» – закатывает глаза Ходжун.
Они внимательно оглядываются вокруг, но всё без толку. Чихо вопросительно кивает на заросли боярышника у дороги, но Хансоль морщится и мотает головой. Слишком очевидно, а может и не слишком, в любом случае сейчас не время.
Хансоль складывает ладони рупором у рта и проникновенно зовёт:
– Ходжунни, выходи. Потом поиграем в прятки, у нас новости.
– Вломить бы тебе, Хансоль за твой дурацкий язык, – говорит Ходжун, появляясь где-то у них за спинами, – но слишком интересно вы пахнете. Рассказывайте.
Он идёт вперёд, а Чихо и Хансоль привычно пристраиваются у него за плечами, бесшумно ступая в ногу.
– Слухи не врут, – начинает Чихо, – в городе есть щенок.
– И прехорошенький, – влезает Хансоль и улыбается тому, как Ходжун дёргает плечом.
– И давно ты педофил?
– Ты не понял, Ходжуни, он наш ровесник.
– Такой взрослый?
– Он почти не пахнет, – говорит Чихо, – но это точно он. Больше некому. И тот здоровенный пёс нехило всполошился, когда увидел, что мы разговариваем со щенком.
– Его зовут Бёнджу, – говорит Хансоль, – а «здоровенного пса» Сехёк тоже, наверное, захочет получить.
– Ладно, остальное расскажете ему сами, – решает Ходжун.
– Ещё кое-что, – уточняет Чихо.
– Да?
– Он и правда хорошенький.
– Дебилы, – вздыхает Ходжун, пока подопечные ржут у него за спиной.

За годы проведённые бок о бок с Сангюном, Хёнхо привык к нему, как к самому себе. Зато неподготовленного слушателя этот парень выносит максимум минут за сорок. Сангюн специализируется на агрессивном варианте нытья и любыми методами всегда получает то, чего хочет.
Они заканчивают разбирать лагерь, и в нём становится основательно нечего делать. Ходжун со своими парнями уходит в город, Хёсан незаметно исчезает, Юнчоль устраивает ревизию запасам и рычит на всех, кого угораздит подойти ближе, чем на пару метров, а Донсон лезет на дерево и просит не трогать его до обеда. В город пока нельзя, чтобы как сказал Сехёк «мать вашу, не вышло, как в прошлый раз», в лагере делать нечего и доставать тоже некого. Сангюн скучает минут пять и идёт докапываться до Сехёка. Ещё через пятнадцать минут Сехёк предлагает Хёнхо взять своего дружка за шкирятник и выметаться из лагеря на все четыре стороны, за исключением города. Сангюн лыбится, обещает принести что-нибудь интересное и рысью уносится собирать свою сумку.
На «интересное» им всегда везёт больше остальных. И там, где менее удачливый Донсон бродил бы часами, они натыкаются на что-то, ещё не успев толком нагуляться. Хёнхо выходит на полянку и тормозит так резко, что Сангюн, копающийся в своей сумке, налетает на его спину.
– Сангюн?
– Мм?
– У меня есть идея.
Сангюн выглядывает из-за его плеча и расплывается в широкой зубастой улыбке.
– У твоей идеи четыре колеса и заманчиво открытая дверь?
– А ещё много веселья и слабый запах псины.
– Сехёку понравится.
Они явно наткнулись на чью-то долгосрочную стоянку. Кострище заботливо обложено камушками, котелков целый комплект, на дереве, так, чтобы не добралось зверьё, висит мешок с провиантом. Хотя местная живность наверняка давно пронюхала, кто живёт на этой полянке. Вещи разбросаны, местные явно уходили в спешке или сильном беспокойстве. А значит, в лагере скоро будут гости. Самой ухоженной вещью выглядит машина, видно, что о ней заботятся. Кто-то не такой рукастый, как Сангюн или Донсон, но всё-таки старательный. Хёнхо забирается на водительское сиденье внедорожника, ласково гладит руль и с улыбкой наблюдает за Сангюном, который обходит поляну.
– Здесь живут какие-то разини, – он подбирает с земли ложку и заботливо кладёт её в котелок над кострищем.
– Иди сюда, пока разини не вернулись и не наваляли тебе!
Сангюн фыркает и залезает на пассажирское место.
– Кто мне наваляет, пока ты здесь?
Он вылавливает в сумке кусачки, вскрывает что-то под приборной панелью, возится там какое-то время и радостно вопит, когда движок оживает.
– Время играть в угонщиков!
– Мы просто возьмём покататься, слышь, – Хёнхо отжимает ручной тормоз.
– Да-да, конечно, разумеется. А теперь – газу!
Внедорожник взрыкивает и, скрипя и подпрыгивая на ухабах, выруливает с поляны.
– Кажется, над деткой придётся поработать, – скалится Сангюн, перебираясь на заднее сиденье.
Хёнхо смотрит на него в зеркало заднего вида и с удовлетворением отмечает выражение лица ребёнка в лавке со сладостями. Ему нравится, когда Сангюн такой.

Места вокруг чужие, но из знакомых они ушли уже настолько давно, что страх заблудиться атрофировался за ненадобностью. Хёнхо пробирается по светлому сосновому лесу, там, где автомобиль проходит без проблем, забирая в сторону, так что между ними и городом в итоге оказывается их собственный лагерь. В бардачке находится карта этого района с какими-то пометками, и Сангюн добросовестно пялится в неё какое-то время, а потом ставит жирный крест на месте их стоянки. Они глушат внедорожник спустя минут сорок, забравшись в какую-то условную чащу. Прятаться смысла нет, если они действительно угнали машину у псов, те без проблем найдут их по запаху. Другое дело, что тот же самый запах, скорее всего, расскажет им, что с Хёнхо лучше не связываться. Но дураков всегда хватало.
Лучшим трофеем помимо карты и самого внедорожника становятся дробовик, коробка патронов и две коробки дроби к нему. Радость Сангюна растёт в геометрической прогрессии. Он чуть не облизывает внедорожник со всех сторон и решает, что ему понадобится расширенный набор инструментов, чтобы привести всё в порядок.
– И разрешение Сехёка, – говорит Хёнхо. Хотя знает, что за этим дело не станет.
Сехёк даёт добро. Даже если хозяева внедорожника не присоединятся к ним (что, на самом деле, уже почти не вопрос), хуже не будет. К тому же занять чем-нибудь Сангюна на пару дней – бесценно. За несколько часов безделья этот парень может довести до белого каления почти любого в стае.

Хёнхо инициирует Сангюна случайно. Он даже не подозревает, что парень, который стонет под ним, кусая губы и с вызовом глядя в лицо, щенок. Того просто выламывает в какой-то момент жутко, так, как люди не должны гнуться, глаза закатываются, и из горла вместо стонов рвётся сдавленный хрип. Хёнхо даже толком не помнит, как его зовут, зато быстро соображает, что происходит. Он не знает порядка и правил, но хорошо помнит, как это было с ним самим три года назад. Знает, что из парнишки сейчас рвётся зверь и что нужно выпустить его полностью, а потом помочь вернуться обратно. Хёнхо ловит его за запястья, не давая разодрать собственную грудь, и думает о том, как скоро им вынесут дверь, решив, что он здесь убивает парня. Пёс внутри Хёнхо рычит и вздыбливает шерсть на загривке, и Хёнхо выпускает его ближе к поверхности сознания, так чтобы последнюю черту можно было преодолеть в любой момент.
Всё проходит более гладко, чем Хёнхо боялся. На крики не сбегается половина города, и крови не так много. Щенок спит, свернувшись в клубок, и мелко вздрагивает, пока Хёнхо обтирает его влажной тряпкой, соскребая кровавые корки. Его зовут Сангюн, ему пятнадцать, и он не шлюха, но иногда ведёт довольно свободный образ жизни. И иногда берёт за это деньги. Когда Хёнхо выходит на улицу, чтобы добыть чего-нибудь пожрать, его там ждёт отец Сангюна и несколько горожан довольно угрюмого вида.
– Ты, значит, тоже из этих тварей?
Им дают времени до завтрашнего утра, чтобы отлежаться и убраться из города на все четыре стороны. В груди у Хёнхо клокочет ярость и желание вбить в пару голов несколько простых вещей. Но краем сознания он чувствует, что Сангюн просыпается, и вдруг осознаёт, что у него теперь целая куча других дел и проблем.
Сехёк потом говорит, что им обоим просто повезло. Для правильной инициации нужно, чтобы оба участника были максимально открыты друг другу. Поэтому для собак обычно важна семья – кровное родство делает всё проще.
Секс стал случайным катализатором и подходящим обстоятельством. Эта связь, не такая глубокая, как семейная, в тот день была достаточно сильной для того чтобы всё получилось как нужно.

Сандо заваривает чай и совсем не удивляется стуку в дверь. Он только что вскипятил воду и как раз выбирает, что подойдёт для этого вечера.
– Я открою, – подрывается с диванчика Бёнджу, которого Сандо ещё днём отпросил у приёмных родителей.
Он подумал, что и ломаного гвоздя не поставит на то, что вообще может случиться сегодня, и решил, что Бёнжу лучше и спокойнее быть где-нибудь поблизости. Незнакомый парень, пахнущий тревогой, проводивший их до самого дома, только подтвердил догадки. А когда в дверь поскрёбся бледный и скулящий Санвон, Сандо понял, что не ошибся, и достал с верхней полки сразу две чашки.
Ему не нужно оглядываться, для того, чтобы знать, что сейчас на пороге его кухни стоит собака. И этот пёс не из простых. С диванчика глухо ворчит Санвон, Бёнджу забирается к нему обратно, обнимает и гладит по плечам. На самом деле Сандо тоже с трудом подавляет порыв зарычать – от того уровня магии и силы, что прёт от гостя, мороз пробирает. Но он просто оборачивается и говорит:
– Добрый вечер. Вы пьёте чай? Чёрный подойдёт?
– Добрый, – пёс улыбается, рассматривая Сандо в упор, – любой подойдёт. Меня зовут Сехёк, и я вожак. Можно?
Он усаживается за стол, лицом к детям, спрашивая разрешения скорее для вида. Сандо ставит перед ним чашку и садится сам.
– Я Сандо, а там Бёнджу и Санвон.
Сехёк кивает и больше уже почти не отрывает взгляда от Бёнджу.
– Ты и правда совсем большой. Не страшно?
– Здравствуй, – отвечает Бёнджу невпопад и улыбается, не переставая поглаживать загривок Санвона.
– Чего он должен бояться? – интересуется Сандо.
– Опоздать, – говорит Сехёк, – сколько тебе было, когда тебя инициировали?
– Двенадцать.
– А тебе? – это уже Санвону.
Тот совсем не жаждет разговаривать с чужаком и не очень понимает, почему Сандо так вежлив, но вопрос довольно безобидный.
– Десять.
– Хорошее время, – кивает Сехёк, – от десяти до пятнадцати в самый раз. Раньше собака ещё не сформировалась, а после может быть поздно. Сколько тебе лет, щенок?
Бёнджу никогда не обижался на это слово. С раннего детства привык, что за глаза и в глаза его звали щенком. С первых минут появления в городе, это было написано на нём, в буквальном смысле слова.
– Двадцать.
– Его зовут Бёнджу, – влезает Сандо, которому не очень нравится, как идёт разговор.
– От тебя почти не пахнет магией, Бёнджу. Твоя собака почти ушла, тебе не страшно?
– Не знаю, – пожимает плечами Бёнджу.
– Когда она уйдёт совсем, то заберёт с собой твой разум, – говорит Сехёк и отпивает чай.
Сандо вздрагивает, Санвон испуганно оглядывается на Бёнджу, а тот продолжает рассеянно гладить его спину.
– Правда не знали? Никто из вас? Даже тот коротышка?
Коротышка, видимо, Тэян. Сандо ставит в голове пометку, оговорить с ним, когда тот вернётся. А Сехёк продолжает:
– Мы не оборотни, зверь внутри нас не живёт сам по себе, второй половиной. Собака приходит при рождении, растёт вместе с телом и духом, а потом её нужно выпустить наружу, инициировать. Если не сделать этого, она либо угаснет, отравляя личность, либо вырвется сама, как сможет, тупым животным.
Он ставит чашку на стол с глухим стуком, ставит точку в конце кошмарной мысли.
– Страшно, правда?
Бёнджу смотрит ему прямо в глаза, хмурится и кусает щёку. Конечно, страшно, покажите идиота, который не испугается новости о том, что в ближайшее время сойдёт с ума. Он просто молча кивает и отводит взгляд.
– У меня есть предложение.
Конечно, у него есть предложение. Такие типы вообще редко начинают разговор, если у них нет предложения. Но самое паршивое то, что от него обычно невозможно отказаться. Как бы тошно оно не звучало.
– Я могу провести обряд твоей инициации, щенок. Ваш коротышка, конечно, тоже справился однажды, но вы ведь кровные родственники, да, Санвон? А это значительно облегчает задачу. Думаю, он не рискнёт в этот раз, тем более учитывая обстоятельства, – он делает паузу, оглядывая притихшую кухню, и договаривает до конца. – Но мне нужны все вы. Все четверо должны стать членами стаи.
Сехёк делает последний глоток чая и встаёт из-за стола, он сказал всё, что собирался.
– Сколько у нас времени на раздумья? – спрашивает Сандо.
– Трёх дней должно хватить.
Проходя мимо Бёнджу, Сехёк не может отказать себе в искушении коснуться его головы.
– Хотя на твоём месте я бы не раздумывал долго. Доверишься мне?
– Меня зовут Бёнджу, – отвечает тот, снова, вроде бы, мимо вопроса.
Но что-то в его прямом взгляде и уверенной улыбке, заставляет Сехёка убрать руку. И довольно хмыкнуть, выйдя на улицу.

Хансоль считает, что самое кошмарное – это холод. День за днём он дрожит и стучит зубами, не помогают ни работа, ни дряблые прохудившиеся одеяла, ничего. Хансоль мёрзнет круглые сутки и почти ни о чём другом не может думать, он лезет под одеяло к Чихо и прижимается к его такому же холодному боку, в надежде сохранить хоть какие-то крохи тепла.
– Отвали, – шипит Чихо, который, вообще-то, на дух его не переносит.
Но двигается к краю койки, позволяя устроиться рядом с собой.
Сам Чихо думает, что куда хуже холода – отстойная жратва. Потому что зима рано или поздно закончится, а вот кормить их лучше не станут. И это плохо, действительно плохо. Потому что для того чтобы нормально вырасти, нужно нормально есть. Наивный Чихо всё ещё надеется на какое-то будущее. Хансоль надеется дотянуть до весны.

– Солнце встало, отбросы! Подъём! – орёт надзирающий воспитатель каждое утро и пинками поднимает их с кроватей.
Дети угрюмо огрызаются, но встают, стараясь делать это не слишком медленно – жирному баньши ничего не стоит наставить им синяков или выбить пару зубов. А не у каждого из них они вырастут снова. И что рычать, если они и есть отбросы. Сборище мелких монстров в городе людей. Их свозят сюда со всех окрестных деревень и городков, сироты, те, кому не повезло родиться у человеческой пары, проклятые, отказники. Привозят, селят в два убогих барака, и дальше как повезёт, сдохнешь, не сдохнешь. Каждый день в приют приходит список работ из города, на которые воспитатели распределяют их исходя из физических особенностей, запросов работодателя и собственного желания. Иногда это работа на несколько часов, иногда на несколько дней, может попасться что угодно. Щенков берут охотно, как и всех, кто внешне похож на человека и пока не опасен. А так как их в приюте всего двое, Хансоль и Чихо часто оказываются в связке. У них не то чтобы плохие отношения, просто недолюбливают друг друга.
Хансоль здесь очень давно, лет с пяти. Он плохо помнит, как жил до этого и как вообще всё. На самом деле, в глубине души, Чихо уважает его за то, что не сломался до сих пор, за то, что продолжает зло улыбаться и огрызаться в ответ на каждую оплеуху. Сам Чихо в этом богами забытом месте только с конца лета, и это уже четвёртый его приют. Он считает себя уже достаточно взрослым для того чтобы жить самому по себе, пусть и на улице. Те, кто пишет законы, думают иначе. Чихо сбежит и отсюда, как только наступит весна.
Хансоль говорит, что сбежать не сложно, сложно будет дальше. Особенно если ты неинициированный щенок без семьи и стаи.
Сегодня им везёт, надзиратель просто мажет по ним взглядом и отправляет в какой-то гнусный кабак, мальчиками на побегушках, сразу двоих, разумеется. Чихо морщится, Хансоль передразнивает его выражение лица, но только когда баньши уже отворачивается – работа в тепле большая удача. Весь день они подтирают лужи на полу, убирают столы, натирают вилки с ложками, таскают ведра с помоями и захлёбываются слюной, нюхая запахи с кухни. Кормят здесь, конечно, тоже препаршиво, но почти что угодно лучше еды в приюте. Где-то во второй половине дня появляется странный парнишка, нетипичный для этого места. Он садится в углу бара, просит крепкий чёрный кофе и выглядит одновременно на пятнадцать и на двадцать пять. Он пьёт свой кофе почти полтора часа и всё это время внимательно пялится на Хансоля и Чихо. Такое внимание немного нервирует, но они не замечают, когда он исчезает из-за стойки, слишком много работы, да им, в общем-то, всё равно. Ближе к вечеру повар сваливает на две тарелки объедков поприличнее и суёт им в руки:
– Пожрите, парни.
Они благодарно кивают и выбираются на заднее крыльцо, чтобы никому лишний раз не попасться на глаза, садятся рядом на ступеньку и торопливо едят. В приюте медленный, хилый и глупый обычно остаётся голодным. Ещё и поэтому они сразу замечают чужака в переулке. Это тот самый парень, который полтора часа мусолил чашку с кофе. Он не выглядит опасным, к тому же один и Чихо смотрит на него угрюмо:
– Иди, куда шёл.
Парень подходит ближе и выглядит как-то слишком спокойно:
– Не рычи на меня, щенок.
Чихо уже открывает рот, но Хансоль пинает его в лодыжку:
– Почему ты назвал его щенком?
– Потому что могу назвать тебя так же.
У Хансоля есть причина для того чтобы напрячься, на вид они ничем не отличаются от обычных подростков. Даже для монстров они пахнут почти как люди, только чуть-чуть отдают какой-то магией. Догадаться, что они будущие собаки может только другая собака. И даже если перед ними сейчас стоит кто-то из своих, что ему нужно? У них с Чихо ещё несколько лет до точки невозврата, которая, скорее всего и станет концом всему. Но кому какое дело? Ни у того, ни у другого нет собак ни в друзьях, ни в родственниках. У них вообще нет друзей и родственников. А значит шансы на то, что их инициируют, стремятся к нулю. Это не так уж важно, учитывая, что шансов прожить эти несколько лет у них пятьдесят на двоих.
– Шёл бы ты и правда своей дорогой, – говорит Хансоль, наклоняя голову, – даже если мы щенки, а ты и правда собака.
– Вы из приюта? – продолжает наглеть парень. – Меня зовут Ходжун и на вашем месте, я бы меня послушал.

Ходжун выбрал Хансоля первым, «более податливый» объяснил он, пожав плечами. Чихо тогда возмутился, на всякий случай, а сейчас не знает, радоваться или бежать, куда глаза глядят. Он сидит на холодной земле, зажав голову между коленей, и старательно затыкает уши руками. Это не помогает вообще, потому что звуки здесь не самое главное. У Хансоля всегда был довольно неприятный высокий голос, но сейчас он воет на какой-то совсем уж отвратительной ноте. Воет жалобно, вскрикивая и захлёбываясь, уже целую вечность. Голос Ходжуна ниже с рычащими нотами, вклинивается иногда и говорит что-то неразборчивое, то ли молитву древнюю читает, то ли командует что делать. Чихо отворачивается и всё сильнее сжимает голову, он бы раздавил её, если бы мог. Нужно было дать Ходжуну по морде при первой же встрече (и, скорее всего, остаться бы со сломанной рукой). Но тогда его предложение казалось решением всех проблем. Он сказал, что инициирует их, если они дальше пойдут втроём, одному путешествовать опасно. А им, по сути, нечего терять. И вот теперь Хансоль кричит, пока его тело ломает и перекручивает, а Чихо сжимается в комок, потому что на голоса Хансоля и Ходжуна, на ту магию, что сейчас широкой волной хлещет с поляны, откликается зверь у него внутри. Раньше Чихо видел свою собаку только во сне, она обычно лежит в серой пыльной комнате и изредка шевелит ушами. Сейчас Чихо кажется, что зверь у него внутри слепо мечется и бьётся о стены. И проблема не только в том, что это разрывает на куски, Чихо знает, что без помощи инициирующего собака не найдёт выхода.

Чихо приходит в себя от оглушительной тишины и холода. Резко открывает глаза и садится, пытаясь вспомнить, где он. В тёмном вечернем воздухе медленно падают крупные хлопья снега. Он осторожно поднимается на ноги и охает от боли, внутренности словно миксером взболтали, ему нужно хотя бы пару минут, чтобы прийти в себя. Ровно через тридцать секунд Чихо вспоминает всё и бросается бежать.
Ходжун сидит прямо на земле, прислонившись спиной к стволу дерева, он тяжело дышит и гладит по спутанным волосам Хансоля, который головой лежит на его коленях. На первый взгляд, кажется, что Хансоль не дышит совсем, но Ходжун улыбается спокойно. Чихо подходит ближе и видит, что у Хансоля разодрана рубашка и вся грудь под ней. В крови руки, почти по локоть, половина лица, голое плечо, большая часть одежды. Чихо оглядывается вокруг и понимает, что примятый тёмный снег вокруг тоже густо полит кровью.
– Вот же херня, – шепчет он просевшим голосом.
– Всё в порядке, – отзывается Ходжун, – ну почти. Сможешь поднять его?
Хансоль мычит и медленно водит руками в воздухе, когда Чихо отрывает его от Ходжуна. И успокаивается, когда тот касается его пальцев.
– Его нужно искупать и согреть, – говорит Ходжун, – меня, видимо, тоже.

Инициация Чихо проходит куда проще. Ходжун уже точно знает, что делать, а Хансоль рядом, на подхвате, не даёт Чихо сильно увечить себя, забирает немного боли через Ходжуна с которым теперь связан. Они ведут Чихо до самого конца стопроцентного превращения в зверя, держат его там до полного слияния и медленно вытаскивают обратно. Их голоса звучат в голове Чихо как колокольный звон, гулко и оглушающе. И не никуда не пропадают, когда он приходит в себя. Чихо знал, что так будет, но вздрагивает, когда слышит в голове «очнулся?» голосом Ходжуна. Он морщится и хочет ответить вслух, но понимает, что голос сорван к чертям и в глотке пересохло. Хансоль тычет ему в губы чашку с водой и говорит, что знает, каково это. «Ртом говори», – рычит на него Чихо, и тот только фыркает в ответ. Они ждут несколько дней, пока Чихо отлежится, а у Ходжуна в глазах перестанет плескаться зверь. Первым делом, как только получается подняться, Чихо идёт мыть руки, ему чуть не до трясучки нужно отмыть собственную кровь из под ногтей.

Они забираются глубже в лес, взламывают там охотничий домик и пережидают в нём конец зимы. Чихо запрещает Хансолю говорить с ним мысленно, и их связь постепенно глохнет. Ходжуна тоже со временем становится слышно хуже. Он уже не может влезать им в головы, говорить получается только на небольших расстояниях, и то, для этого нужны усилия всех троих. Он говорит, что это нормально и раз на раз не приходится. И что не у родственников эта способность может вобще исчезнуть. Ходжун учит их быть собаками и рассказывает всё что знает об этой жизни. Они притираются друг к другу и всё больше осознают, что втроём, такой маленькой стаей, действительно можно существовать.

У них неплохо получается. Через четыре года они встретят Сехёка с его только начинающей собираться сворой, и в схватке двух лидеров Сехёк порвёт Ходжуна в кровавые клочья.