Автор: gdgdbaby
Оригинал: здесь
Переводчик: BlinCHIC
Артер: пирогы
Фэндом: EXO
Пэйринг/Персонажи: Чанёль/Кёнсу, Бэкхён/Чондэ
Рейтинг: R
Жанр: романс, юмор, AU
Аннотация: в первый раз всегда больно… особенно если речь о смене редактора. Тем более, если тебе достаётся До Кёнсу. И, вдобавок, если ты – Пак Чанёль и ты рисуешь яойную манхву. Нельзя сказать, что жизнь Чанёля переворачивается с ног на голову, но в ней явно становится больше вопросов, вызовов и испытаний. А также Принца Тенниса.
Хёныль слышит лишь мерный шум воды из душевой в раздевалке, смешанный с собственным тяжелым дыханием. Чонсок делает аккуратный шаг вперед, затем ещё один. На его щеках появляются складочки, когда он, наконец, стоит вплотную к Хёнылю. Чонсок бережно проводит ладонями по его плечам, сгибает колено и опускает на лавку, щекоча волосами лицо Хёныля. Чонсок устраивается на его коленях, оцепляя тёплыми бёдрами за пояс. Хёныль откидывает голову, упираясь в дверцу шкафчика, и двигается назад по лакированному дереву скамьи, чтобы освободить место.
Чувствуя, как дёргается член Хёныля, Чонсок вжимается в него, поворачивается к его шее и захватывает губами нежную кожу под подбородком. У Хёныля перехватывает дыхание, капельки пота стекают вниз на его ключицы. Он, скорее, ощущает кожей, чем слышит тихий изумлённый выдох Чонсока, тёплым дыханием коснувшийся влажной кожи Хёныля. Он дрожит, когда Чонсок крепче сжимает его бедра и двигает своими в несложном круговом движении, губами проследив путь к уху.
За дверью в коридоре мимо раздевалки проходит техничка, толкая скрипучую тележку. Чонсок замирает, но Хёныль толкает бёдрами вверх и бездыханно смеётся.
— Чшш, – шепчет Чонсок, накрывая пальцами губы Хёныля. – Из-за тебя нас – аах – застукают, – он стонет, когда Хёныль хватает его за талию и вдавливает в себя, отчего они трутся пахом друг об друга, пока не превращаются в какую-то массу мокрых рук и ног. Хёныль отчаянно скачет на Чонсоке…
А ПОТОМ НА НИХ ОБРУШИВАЮТСЯ ГОРЫ И ВСЕ УМИРАЮТ потому что история тупее не придумаешь
Чувствуя, как дёргается член Хёныля, Чонсок вжимается в него, поворачивается к его шее и захватывает губами нежную кожу под подбородком. У Хёныля перехватывает дыхание, капельки пота стекают вниз на его ключицы. Он, скорее, ощущает кожей, чем слышит тихий изумлённый выдох Чонсока, тёплым дыханием коснувшийся влажной кожи Хёныля. Он дрожит, когда Чонсок крепче сжимает его бедра и двигает своими в несложном круговом движении, губами проследив путь к уху.
За дверью в коридоре мимо раздевалки проходит техничка, толкая скрипучую тележку. Чонсок замирает, но Хёныль толкает бёдрами вверх и бездыханно смеётся.
— Чшш, – шепчет Чонсок, накрывая пальцами губы Хёныля. – Из-за тебя нас – аах – застукают, – он стонет, когда Хёныль хватает его за талию и вдавливает в себя, отчего они трутся пахом друг об друга, пока не превращаются в какую-то массу мокрых рук и ног. Хёныль отчаянно скачет на Чонсоке…
А ПОТОМ НА НИХ ОБРУШИВАЮТСЯ ГОРЫ И ВСЕ УМИРАЮТ потому что история тупее не придумаешь
— Нет, ну нельзя же так заканчивать, – произносит Сону, пытаясь сдержать смешок в голосе. Он переворачивает страницу в блокноте Чанёля и видит недорисованный набросок, где Хёныль достаёт из-за спины самурайский меч и объявляет себя Властелином Вселенной. – Ну чего ты, Чанёль?
Чанёль запускает пальцы в волосы и припадает лицом к столику в столовке, где они расположились. Многолетний слой жвачки прилипает к его щеке.
— Я знаю! – стонет он. – Знаю. Мне бы только эту историю закончить, чтобы приступить к чему-то новому.
— Ты просто слишком долго её тянешь, – утешает Сону. – Не дрейфь, малец. В большинстве своём работа отличная, – уже успев вытащить красную ручку, он листает страницы, делая пометки на полях. – Правда… не думаю, что позиция, которую ты изобразил в сцене перед раздевалкой, анатомически возможна.
Чанёль отлепляет лицо от стола.
— Думаешь, тем, кто это читает, есть вообще дело до анатомии?
Сону цокает языком, кладет ручку на стол и делает глоток воды, а потом пристально смотрит на Чанёля, скривив рот так, что он похож на знак «/». В целом, это производит неизгладимое впечатление. В кулуарах, в обществе других художников и редакторов из отдела манхвы S&M, Чанёль называет это выражение лица Сону «лицом разочарованного папаши». За последние два года он бесчисленное множество раз удостаивался этого взгляда. По всем законам природы Чанёль уже должен был выработать стойкий иммунитет, но, как и прежде, напрягается и чувствует, как сердце ёкает в груди, и разваливается на стуле, будто куксящийся подросток.
— Ну ладно, хён, я всё поменяю.
— Отлично, – отзывается Сону, снова широко улыбаясь. – Я отметил всё, что ещё нужно поправить, – он протягивает блокнот, заправляя ручку за ухо, и обхватывает подбородок ладонью. – Итак, покажешь мне что-то новенькое?
Чанёль запихивает вещи в сумку.
— Извини, мне пора бежать, – говорит он и, проходя мимо, пожимает плечо Сону. Чанёль улыбается в 32 зуба. – Иду на свидание.
Сону поджимает губы.
— В таком виде? – он смеётся, когда Чанёль оглядывает свой наряд из фланелевой рубашки и рваных джинсов и через дверь показывает грубый жест. – Ты так ничему у меня не научился? Рубашку, блин, хотя бы заправь!
*
Обычно Чанёль прибегает к отмазке со свиданием, чтобы замять разговор о том, что уже больше месяца не может придумать ничего нового, но, на самом деле, у него есть идея. Вроде как. Чанёль едет на метро через реку, глубоко в сердце Каннама, и, как только выходит из подземки, у тротуара останавливается блестящий седан. По плитке цокает идеальный высокий каблучок: появляется Юра, как всегда неотразимая. Она с минуту его рассматривает, уперев руки в боки, и говорит:
— Выглядишь херовей не бывает.
Чанёль закатывает глаза и идет за ней в кафе.
— Спасибо, нуна.
Он кидает сумку на пол и утопает в плюшевом кресле. Юра садится напротив и кладет руки на колени.
— Зачем ты меня позвала?
— А мне нужна причина, чтобы повидаться с братишкой? – Юра подзывает официанта и заказывает холодный чай.
Чанёль выбирает двойной латте.
— А в какаоток написать? – говорит он, теребя в руках пакетик сахара.
— Я знаю, – её взгляд чуть-чуть смягчается. – Ну, ладно, ты вообще прав. Смысл отпираться... У меня есть скрытый мотив.
Чанёль ждёт. Речь может пойти только о двух вещах. О его потенциальной девушке или…
— На Pax TV открылась парочка отличных вакансий, – говорит Юра, помешивая свой напиток соломинкой. – Мне кажется, ты прекрасно подойдешь. И там уж точно платят лучше, чем… сам понимаешь.
Два года назад Чанёль окончил K-ARTS с двойным дипломом по анимации и телевещанию. Но вместо того, чтобы ожидаемо работать в новостной службе, он отказался от заманчивого предложения канала SBS и подписал контракт с S&M, которые им заинтересовались, как только Чанёль начал публикацию вебкомикса об айдол-группе, наделённой суперсилами. Его первый успешный ваншот о банде школьных хулиганов, которые иногда обжимались-целовались друг с другом, вышел два месяца спустя.
Озадачившись подобным решением, Чондэ выдвинул гипотезу о том, что Чанёль просто навечно застрял в образе старшеклассника, который хочет цеплять девочек всем, чем только можно.
— Чикули тащатся по манхве, – делится он с любым желающиму и лыбится как идиот. – Особенно яойной. Знаешь, в другой жизни Чанёль был бы отличным геем, но в этой жизни все его классные идеи придумываю я.
А Бэкхён просто обзывает Чанёля извращенцем, если кто-то интересуется его мнением. Вот такие лучшие друзья.
По правде говоря, тот, кто знает толк в ремесле Чанёля, может добиться достаточно большого успеха. А Чанёль очень, очень хорош. Конечно, ему помогает то, что он всегда любил рисовать. Кончики его пальцев, саднящие от рисовки трех скетчбуков в семестр, постоянно запачканы серым угольным цветом. Но ещё больше ему нравится разбираться, что нравится людям, что им доставляет больше всего удовольствия и как это им преподнести. На блюдечке с голубой каёмочкой. Какая ещё публика может быть лучше, чем девочки-подростки, которые любят так глубоко и крепко, едва ли не безумно?
Юра поджимает губы, когда Чанёль не отвечает сразу. Ей, правда, не нужно ничего говорить. Чанёль всё понимает по её глазам.
— Я не хочу менять работу, – наконец, говорит Чанёль и сжимает пальцы вокруг стакана. Размешивателем он в несколько штрихов рисует порнокартинку на кофейной пене. – Мне нравится то, чем я занимаюсь.
— Знаю, – отвечает Юра, накрывает подбородок пальцами и кривит губы. – Но подумай, ладно?
Чэнь спускается на верёвке в канализацию, шаркая ногами со следами паутины по стенам. Чем ближе становится поток еле тёплой воды, тем сильнее сужается труба. Нунчаки, привязанные поперек его панциря на спине, скребут по стене, пока он не застревает. Ему приходится подергаться, чтобы сначала упали нунчаки, и после этого протискивается внутрь. Всплеск посылает ему в лицо волну белой плесени.
ДиО поднимает голову, когда Чэнь вылезает из воды и поднимает решетку, чтобы залезть в логово.
— Ты где пропадал? – спрашивает он, крутя в руке гаечный ключ. Чэнь опасливо смотрит на инструмент, а потом отряхивается, морща нос от оставшейся вони.
— Патрулировал, – отвечает он, – Би попросил его подменить, – он подходит к рабочей станции ДиО – клубку из спутанных проводов под мощной жужжащей батареей. – Над чем работаешь?
ДиО вытирает масло с чешуйчатой кожи над бровью.
— Это реактивный ранец. Ты же говорил, что хочешь придумать, как летать, так что я решил протянуть руку помощи.
Чэнь обвивает ДиО за шею и трясёт, а потом хохочет, когда тот с отвращением вскрикивает, когда его панцирь пачкается плесенью.
— Так бы и расцеловал тебя, – горячо произносит Чэнь.
— Избавь меня, – закатывает глаза ДиО, отталкивает Чэня и возвращается к работе.
какого хрена я пишу яойную версию черепашек-нинздяㅠㅠ
ДиО поднимает голову, когда Чэнь вылезает из воды и поднимает решетку, чтобы залезть в логово.
— Ты где пропадал? – спрашивает он, крутя в руке гаечный ключ. Чэнь опасливо смотрит на инструмент, а потом отряхивается, морща нос от оставшейся вони.
— Патрулировал, – отвечает он, – Би попросил его подменить, – он подходит к рабочей станции ДиО – клубку из спутанных проводов под мощной жужжащей батареей. – Над чем работаешь?
ДиО вытирает масло с чешуйчатой кожи над бровью.
— Это реактивный ранец. Ты же говорил, что хочешь придумать, как летать, так что я решил протянуть руку помощи.
Чэнь обвивает ДиО за шею и трясёт, а потом хохочет, когда тот с отвращением вскрикивает, когда его панцирь пачкается плесенью.
— Так бы и расцеловал тебя, – горячо произносит Чэнь.
— Избавь меня, – закатывает глаза ДиО, отталкивает Чэня и возвращается к работе.
какого хрена я пишу яойную версию черепашек-нинздяㅠㅠ
Так повелось, что Чанёль обычно с удовольствием проводит время на еженедельных встречах с Сону. Он отличнейший редактор: резкий, когда это необходимо, но справедливый и искренне интересующийся работами Чанёля. Первое, что Чанёль делает, как только его поручили Сону, – разливает кофе на его колени в столовой. Вместо того, чтобы разораться или заставить Чанёля заплатить за химчистку, Сону приводит себя в порядок в туалете и называет произошедшее судьбоносной встречей.
— Это ведь мы и сочиняем – судьбоносные встречи, – говорит он, улыбаясь глазами и вытирая руки бумажным полотенцем. – Теперь твоя очередь.
С тех пор у Сону появляется несколько новых морщинок вокруг глаз. Но улыбка, правда, не меняется. И он всё так же качает головой, пролистывая паршивые раскадровки Чанёля.
— Пожалуйста, в следующий раз принеси что-то кроме плагиата c «Черепашек-Ниндзя», – говорит он, протягивая Чанёлю блокнот. – За нарушение авторских прав в нашей индустрии по голове не погладят.
— Прости, – отвечает Чанёль, потирая лицо, – в последнее время у меня напряг с новыми идеями, – он наклоняется назад, так что стул становится на две ножки, и кривится.
— Не нужно себя насиловать, – советует Сону. – Тебе нужно время. Но не слишком тяни. Я ведь не вечно буду рядом с тобой.
Чанёль вскидывает брови.
— Даже для понедельника это пугающее заявление. Ты не такой уж и старый.
— Я вообще не старый, ты, засранец, – парирует Сону, бьёт ногой по одной из поднятых ножек стула Чанёля и едва не отправляет его в полёт. – Я не это имел в виду. Я о том, что… в будущем у тебя будут другие редакторы, и не все будут такими терпеливыми, как я.
Чанёль отмахивается.
— Решу проблемы по мере их поступления.
Остаток встречи Сону пытается вытянуть одну из менее подсудных идей Чанёля: манхву о рок-группе, с которой он последние полгода время от времени играется, но она уж слишком вторична, чтобы её воспринимать всерьёз – но Сону просто любит тяжелый рок. Волосы у него отлично подходят для тряски головой.
По пути домой Чанёлю приходит сообщение от Юры: «Ты обдумал то, что мы обсуждали на прошлой неделе? Я могу к концу месяца организовать собеседование, если тебе интересно. Только скажи». Он, не отвечая, кладёт телефон в карман и выходит из метро на две остановки раньше. Солнце только начинает клониться к крыше здания, у которого он останавливается, а значит – ага, точно, с третьего этажа слышится до боли знакомый вой – Чондэ дома.
*
— Нет, – отрезает Чондэ.
Чанёль выставляет ногу, чтобы Чондэ не смог захлопнуть дверь, и в награду получает удар по пальцу.
— Чондэ, – стонет он в дверную щель, – пожалуйста.
— Ни за что. В прошлый раз из-за этих игр Бэкхён чуть глаза не лишился!
— Страсти-то какие, – фыркает Чанёль, – свеча даже не… ладно, неважно. Ну пожалуйста, братан, помоги мне…
— Тебе нельзя смотреть, как мы занимаемся сексом! – орёт Чондэ аккурат в тот момент, как соседка, болезненного вида аджумма, выходит из квартиры напротив в облаке резких духов и ошарашенно на них смотрит. Чондэ осекается, вытаращив глаза, а Чанёль, воспользовавшись случаем, протискивается в квартиру, нырнув под вытянутой рукой Чондэ.
— Пипец. Здрасте, всего хорошего, Сухён-шши! – Чондэ хлопает дверью и бьёт Чанёля в плечо. – Видишь, что ты натворил!
Чанёль вскидывает руки.
— Вот если бы ты меня сразу впустил, – говорит он, – ничего бы и не случилось.
Чондэ качает головой.
— Я серьезно. Я тебя обожаю, но в другом месте утоляй свои вуайеристские наклонности…
За его спиной снова распахивается дверь. Чанёль оборачивается, и его ослепляет ухмылка Бэкхена.
— Кто-то сказал «вуайерист»?
Чанёля силой заставляют остаться на ужин. Вернее, Бэкхён силой заставляет Чанёля приготовить ужин в обмен за советы по риммингу.
— Ох и сколько у меня было интересных случаев, – говорит Бэкхён, и Чанёль готов пожалеть, что задал вопрос. Но самгёпсаль, который Чондэ помогает переворачивать на сковороде, пахнет намного лучше, чем старая кимчи, которую бы он жевал дома.
Когда Чанёль впервые рисует самую настоящую НЦ-сцену с парнями, результат получается… ну. Далеко не блестящий. Кажется, та самая раскадровка всё ещё где-то припрятана у Сону в кабинете – в качестве компромата, если вдруг Чанёль его когда-нибудь разозлит. Поцелуи-то изображать легко и просто, но в то время рисовка даже гетеросексуальных откровенных сцен была для Чанёля неизведанной территорий. В колледже обычно проходят «Как заниматься сексом без обязательств для чайников», а не «Как его рисовать», а экскурс в человеческую анатомию на втором году обучения ни к чему его не готовит.
Но Сону – нужно отдать ему должное – всё понимает и советует Чанёлю пойти домой и заняться исследованием. Чанёль выходные напролёт проводит за просмотром гей-порно и возвращается с раскадровкой, которая Сону нравится ещё меньше.
— Нет, конечно, лучше погорячее, – произносит он, почесывая бороду, – но ты всерьёз считаешь, что у простого корейского парня под рукой всегда есть анальные шарики, или что это там была за хрень на тринадцатой странице? В нашем деле главное – реализм. Переделывай.
Бэкхён с Чондэ ржут как кони, когда они втроём собираются выпить в пятницу, и потом до полуночи, по доброте душевной, пускаются в рассказы о своих сексуальных приключениях, которые слушает ещё половина посетителей бара.
— Может, вам самим надо в авторы податься, – у Чанёля даже рука ноет столько записывать.
Чондэ наливает ему ещё рюмку, порозовев щеками.
— Очень жаль, что мы рисовать не умеем. Так что отдуваться тебе.
— Я верю, что ты станешь подходящим сосудом для достоверной гей-эротики, – встревает Бэкхён и поднимает бокал.
Сону в следующий понедельник смотрит на раскадровку и впервые с начала сотрудничества с Чанёлем не сразу вытаскивает красную ручку.
— Многообещающе, – отмечает он.
О тех временах теперь только языком трепать остаётся. Чанёль за два года заметно улучшает свои навыки и теперь не особенно и нуждается в помощи. Но иногда он спрашивает совета, если совсем не может поймать музу за хвост, но, в основном, только чтобы послушать, как говорит Бэкхён и ноет Чондэ. Чанёль представить не мог, что после четырёх лет в одном студгородке и двух в одной общаге будет скучать по хриплому голосу Бэкхёна и утреннему пению Чондэ в душе, но, наверное, после колледжа только так и бывает.
После ужина, когда они моют посуду, Чондэ осторожно толкает Чанёля локтем в бок.
— Извини, что на тебя собак спустил, – говорит он, опираясь на стойку, – на работе просто… жесть, – Бэкхён преподаёт фортепиано детям, поэтому не выходит за рамки своей ставки, а вот Чондэ занимается видеомонтажом в CJ E&M и вызвать его могут почти в любой момент. – Иногда мне кажется – ты правильно отказался от работы в SBS.
— Слышь, у меня тоже дедлайны есть, – говорит Чанёль, передавая тарелку, чтобы Чондэ вытер. – Список незавершенных проектов растёт, а манхва выходит раз в квартал. Если так и дальше пойдёт, то осенью мне пиздец.
— Что ж, у каждого из нас свои битвы, – с улыбкой говорит Чондэ. – Твои просто намного порнографичнее остальных.
Чанёль брызгает в него мыльной водой.
Лэй держит заляпанный кровью пистолет в считанных сантиметрах от лица Кая, но тот подаётся вперёд и облизывает дуло, розовым язычком проводя по верху и вокруг ствола, отчего металл становится влажным и блестящим. Лэй на мгновение медлит и затем спускает предохранитель с щелчком, звук которого эхом отдается в ушах. Глаза Кая сверкают. Он глубже заглатывает ствол, пачкая губы медно-красной кровью того отморозка, обагрившей пистолет когда Лэй пристрелил его за… что-то. Он уже и не помнит. Ослушался? Пожалел кого-то из банды конкурентов? До этой херни Лэю больше нет дела, ибо Кай делает пистолету минет в отчаянной попытке остаться в живых.
Кай подбирается ближе и пахом упирается в стопу Лэя – и, Господи, тот чувствует, что у Кая стоит, обжигая кожу через столько слоёв ткани.
— Ты ебанутый, – тяжело выдыхает Лэй.
Кай в ответ сосёт и втягивает щёки. Рукой он сжимает ногу Лэя и тянет за отутюженную брючину вниз, а бедрами в мучительном ритме трётся об его щиколотку.
- расширить мир мафии
- добавить главаря банды конкурентов
- тройничок
- профит???
Кай подбирается ближе и пахом упирается в стопу Лэя – и, Господи, тот чувствует, что у Кая стоит, обжигая кожу через столько слоёв ткани.
— Ты ебанутый, – тяжело выдыхает Лэй.
Кай в ответ сосёт и втягивает щёки. Рукой он сжимает ногу Лэя и тянет за отутюженную брючину вниз, а бедрами в мучительном ритме трётся об его щиколотку.
- расширить мир мафии
- добавить главаря банды конкурентов
- тройничок
- профит???
В среду днём Чонин приходит к Чанёлю, чтобы помочь с обводкой и тенью в итоговой версии истории про раздевалку. Когда Чанёль открывает дверь, он поднимает пакет с жареной курицей и пивом.
— На двоих хватит, – говорит Чонин, скидывая кеды и ставя пакет на обеденный стол.
— Не заляпай мне рукопись, – ворчит Чанёль, но уже тянется за крылышком.
Чонин уже около года работает в S&M младшим художником. Чанёль делит его с парой-тройкой других авторов, правда, Чонин недавно окончил колледж, и, скорее всего, его повысят, после чего он начнёт собственные проекты.
— Жаль, – говорит Чонин, разложив на столе ручки и взяв шестую страницу, на которой Чанёль остановился. – Может, это наш последний общий проект, хён.
— Мы же можем поработать соавторами, – предлагает Чанёль, заканчивая обводку пятой страницы и откладывая высохнуть. – Истории про юношу, который загадочным образом превратился в ножку человеческого роста – возможно, из-за того, что объелся жареной курицы…
Чонин шлёпает его по руке.
— Дурак.
Чанёль лыбится.
— Я? Ничуть. Ты просто не понимаешь моей гениальности.
Последнюю страницу они заканчивают уже поздно вечером. Чанёль собирает их все и кладёт в большой оранжевый конверт.
— Два дня до дедлайна, – констатирует Чонин, потягиваясь на стуле и массируя шею. – Неплохо.
— Стараюсь, – хвастает Чанёль, грызя кусочек редьки.
*
Зайдя утром в пятницу в здание S&M, Чанёль сразу понимает: что-то происходит. По этажам ходят, как на параде, люди в костюмах и планшетами с логотипом компании в руках. В отделе манхвы на четвертом этаже Чонин потерянно наматывает круги по общему кабинету. Чанёль находит посреди гвалта Сону, втиснувшегося между Чонхёном и Чунмёном и пытающимся объяснить происходящее.
— Руководство решило реструктуризировать некоторые отделы, – объявляет он поверх голов. – Не переживайте. Никого из нас не сократят, но приток свежей крови точно будет.
Весь этаж утопает в гуле голосов. Сону прячется в свой кабинет, спасаясь от шума. Чанёль бежит за ним и показывает рукопись.
— Слушай, я закончил, – говорит он, – свежайшая работа для публикации в летнем выпуске.
— Отлично, – как-то вымученно говорит Сону , – положи на стол, – увидев, кто перед ним стоит, он изменяется в лице, отчего у Чанёля душа уходит в пятки. – Мне, вообще-то, надо с тобой поговорить. Побудешь тут немного?
— Конечно, – отвечает Чанёль и располагается в кабинете Сону. Ему открывается прекрасный обзор на главные лифты, и он вытягивает шею каждый раз, как в кабинет входит незнакомый ему человек. Сону двадцать минут говорит по телефону с директором Ли, а потом заводит в кабинет еще и Чонина.
— Ты знаешь, что происходит? – шепчет Чонин, ссутулив плечи.
— Без понятия, – отвечает Чанёль и собирается сказать что-то в утешение, но тут дверь кабинета открывается.
Порог переходит директор Ли собственной персоной. Чанёль видел его пару раз на официальных мероприятиях; директор улыбается, а от стекол его очков бликует свет. Сону выдвигает для него стул и жестом приглашает зайти. За спиной директора Ли обнаруживается парень, который будто сошёл со страниц шота-манги – реально оживший персонаж. Мягкие волосы, огромные глаза, полные губы, узкие плечи – Чанёль может на его примере целую презентацию по архетипичному уке сделать.
Сону пожимает его руку.
— Рад наконец-то с вами познакомиться, Кёнсу-шши.
Кёнсу улыбается. «Ой блин, – думает Чанёль, – идеальное сердечко».
— Взаимно, – отвечает тот, а тембр его голоса низкий, глубокий и, на удивление, с хрипотцой. Чанёль моргает и вытягивается в струнку. Это… не то, что он ожидает услышать от этого Кёнсу.
Сону откидывается в кресле и обращается к Чанёлю с Чонином.
— Это До Кёнсу. Он переводится к нам из литературного отдела и будет твоим новым редактором, Чанёль. Чонин, ты теперь со мной.
Чонин сияет. Тянущее чувство в нутре Чанёля, едва начавшее угасать, возвращается в полную силу.
— Ого, – он чувствует сухость во рту, – серьёзно? А как же… я думал, мы… – Чанёль откашливается. Все собравшиеся пялятся на него в ожидании, а с лица Кёнсу испаряется улыбка. Чанёль прекрасно понимает, что ведет себя неподобающе, но ему плевать. – Простите, но я не понимаю, почему меня переводят. Я чем-то провинился? Я думал, мы успешно сотрудничаем. Хён, ты меня понимаешь.
Директор Ли наклоняется и качает головой.
— Сону-шши работает у нас десять лет. Он всех понимает, и в этом его талант. Он специализируется в том, чтобы помогать юным авторам оттачивать мастерство, и честно говоря, Чанёль, тебе он больше не нужен.
— Но…
— Вы отлично сработались, но мы уже слишком долго тебя с ним держим. Ему нужно сосредоточиться на наших новых художниках. А тебе – на своей работе, – директор Ли поднимается со стула и подзывает жестом Кёнсу. – Пойдем, нужно ещё подписать бумаги.
Кёнсу, огорчившись, выходит из кабинета Сону. Желудок Чанёля сворачивается узлом.
Повисает долгая тишина, во время которой Сону пытается общаться с Чанёлем при помощи бровей. Наконец, Чонин тянется и треплет Чанёля по руке.
— Как бы то ни было, мне очень жаль, хён.
Чанёль медленно выдыхает и проводит рукой по волосам.
— Не извиняйся, – говорит он и трёт лицо рукой. – Я… не соображал. У меня просто, ну, не было другого редактора, – прошло всего два года, но он уже едва помнит, каково это – рисовать без бережных наставлений Сону.
Сону возвращается к столу в свое кресло.
— По-другому и не бывает. Но директор Ли уверил меня в выдающемся мастерстве Кёнсу-шши, так что ты в надежных руках.
Чанёль пытается улыбнуться. Теперь он осознаёт, на что пытался ему намекнуть Сону в начале недели. Подготовить к грому среди ясного неба – и отпустить. А Чанёль просто дурак и ничего не понял, а теперь ему словно почву выбили из-под ног. Идей – ноль, осенний дедлайн висит грозной тучей, так ещё и назначили зелёного редактора, который и к искусству в жизни не прикасался, куда там к манхве. Не самая лучшая троица.
— Ага, – тяжело говорит он, – надеюсь.
*
— Хватит ныть! – ворчит Бэкхён. – Смирись уже.
Чанёль сыплет на его голову шелуху от арахиса. На одну голову. Другая плавает где-то возле его плеча. Чанёль фокусирует зрение и снова глотает соджу.
— Зачем я вообще у тебя ищу утешения?
— ХЗ, – отвечает Бэкхён, – я всё пытаюсь убедить тебя не приходить, но ты всегда возвращаешься. Как бумеранг-мазохист.
Чанёль фыркает. Чондэ сегодня работает допоздна, поэтому в баре их двое. Учитывая сегодняшние события, разговор очень быстро перетёк в русло «Пак Чанёль жалуется на свою работу». Спустя ещё три бокала пива, Бэкхён категорично не проявляет сочувствия. Чанёль сжимает в руке бокал и хмурится, вспоминая замершего Кёнсу и его широко распахнутые глаза.
— Просто… он переходит из…
— Литературного отдела, – подсказывает Бэкхён, – я в курсе. Все четыре раза, что ты мне сообщил, я услышал, – он кладёт ногу на ногу и теребит пальцем губу. – Мысли разумно, Чанёль. То, что он совершенно не разбирается в рисовании, не значит, что он плохой редактор.
— Поверить не могу, что ты поучаешь меня о выгоде разумного мышления, – Чанёль жуёт губу и смотрит, как Бэкхён кружится на барном стуле. – Ну, я ничего поделать не могу, так что придется как-то смириться.
— Вот это я понимаю! – восклицает Бэкхён, вполсилы стукая его кулаком. – Я… – он перестает улыбаться и чешет затылок, – волнуюсь за Чондэ.
Чанёль садится ровно.
— А что случилось?
— Он не хотел рассказывать, чтобы ты не волновался, – сам его знаешь – но в его отделе дела сейчас не фонтан. Он уверен, что в CJ E&M подумывают о сокращении штата.
Пьяная поволока тотчас выветривается из головы Чанёля. Лицо Бэкхёна мрачнеет, и по спине Чанёля ползут ледяные мурашки. В последний раз он видел друга с таким лицом на последнем курсе, когда тот места себе не находил – как же рассказать Чондэ, что по вине Бэкхёна его трусы после стирки в машинке стали розовыми. Как будто это было в прошлой жизни. А сегодня их переживания стали намного серьёзнее.
— Жалко. Я тут сижу и плачусь, что у меня новый редактор, а Чондэ вообще уволить могут.
Бэкхён пожимает плечами.
— Чему быть, того не миновать. Справимся, – и он зловеще улыбается. – Ты нам скажи, если в индустрии гей-порно найдутся вакансии.
Чанёль закатывает глаза.
— Да ты явно без меня это быстрее узнаешь.
— Ущипни меня, – напевает Мингю, пытаясь разобрать неровный почерк Чжеука, – если это лишь сон, надеюсь, я не проснусь.
— Мелодия точно эта? – хмуро спрашивает Сынхо. – Кажись, ты неправильно поешь, чувак.
— Отвянь, – говорит Чжеук, сведя брови. – Читай дальше.
Мингю просматривает страницу и переходит к следующей неровной строчке:
— Не помню, сколько минуло времени с нашей первой встречи, – медленно читает он. – Беги за мной… Хён, слова вроде ничего. А мелодия какая?
Чжеук напевает пару нот. Мингю поднимает гитару – у него зудят пальцы.
— Сынхо. Барабаны. Живо, – Сынхо плюхается на стул, вертя палочку между пальцев. Чжеук устраивается за синтезатором и вступает первым аккордом.
Сочинять музыку – всё равно, что расследовать убийство или шагать по канату без страховки: переплетаются умения и чутьё. В крови Мингю кипит адреналин каждый раз, как строчка становится на свое место, это инстинктивная реакция на складывающуюся песню. Крики «не нужно здесь тарелки», «тут громче, Чжеук» или «может, на октаву выше?» отдаются эхом в крошечной репетиционной, и… Боже, как же здорово снова хоть что-то творить. Это лучшие мгновения для группы, пусть они и не мылись и не ели толком уже несколько дней, пусть даже они ничего ещё не записали на бумаге. И это не имеет отношения к тому, выступают ли они на сцене или принимают в подарок кусок пластика, а их глаза слепят сотни вспышек.
К тому времени, как Мингю успевает примерно записать аккорды, проходит три часа. Чжеук валяется на старом драном диване и глотает воду бутылку за бутылкой.
— Наверное, это даже круче секса, – сухо говорит он, и Сынхо кидает в его довольную рожу подушкой.
— Мелодия точно эта? – хмуро спрашивает Сынхо. – Кажись, ты неправильно поешь, чувак.
— Отвянь, – говорит Чжеук, сведя брови. – Читай дальше.
Мингю просматривает страницу и переходит к следующей неровной строчке:
— Не помню, сколько минуло времени с нашей первой встречи, – медленно читает он. – Беги за мной… Хён, слова вроде ничего. А мелодия какая?
Чжеук напевает пару нот. Мингю поднимает гитару – у него зудят пальцы.
— Сынхо. Барабаны. Живо, – Сынхо плюхается на стул, вертя палочку между пальцев. Чжеук устраивается за синтезатором и вступает первым аккордом.
Сочинять музыку – всё равно, что расследовать убийство или шагать по канату без страховки: переплетаются умения и чутьё. В крови Мингю кипит адреналин каждый раз, как строчка становится на свое место, это инстинктивная реакция на складывающуюся песню. Крики «не нужно здесь тарелки», «тут громче, Чжеук» или «может, на октаву выше?» отдаются эхом в крошечной репетиционной, и… Боже, как же здорово снова хоть что-то творить. Это лучшие мгновения для группы, пусть они и не мылись и не ели толком уже несколько дней, пусть даже они ничего ещё не записали на бумаге. И это не имеет отношения к тому, выступают ли они на сцене или принимают в подарок кусок пластика, а их глаза слепят сотни вспышек.
К тому времени, как Мингю успевает примерно записать аккорды, проходит три часа. Чжеук валяется на старом драном диване и глотает воду бутылку за бутылкой.
— Наверное, это даже круче секса, – сухо говорит он, и Сынхо кидает в его довольную рожу подушкой.
Один только плюс от смены редактора – у Чанёля открывается второе дыхание по истории с рок-группой. Может только потому, что Сону она очень нравилась. Чанёль все выходные торчит в комнате, бегая от гитары к укулеле и игнорируя сообщения Юры о преимуществах работы на Pax TV. К вечеру воскресенья он даже достаёт старый джембе, и его поверхность вибрирует об руку, когда он выстукивает быстрый ритм.
Он барабанит так громко, что далеко не сразу понимает: кто-то стучится в дверь. По пути к двери он кидает взгляд на часы – девять. В тёмной гостиной он спотыкается о гриф гитары.
— Нахрен блять, – ругается он, включает свет и открывает дверь со злобной миной.
Меньше всего в воскресный вечер он ожидал увидеть на пороге Кёнсу, но это именно он.
— Замечательно, – говорит Кёнсу этим своим глубоким голосом, – ты живой. Очень не хотелось открывать ключом.
— Привет, – изумлённо произносит Чанёль, – что такое? Откуда ты знаешь, где я живу? – он смотрит на брелок в маленькой ладони Кёнсу. – Где ты взял ключи от моего дома?
Слова звучат агрессивнее, чем хотелось Чанёлю. Кёнсу неуверенно отступает на полшага.
— Прости, – морщится Чанёль, – я не так хотел сказать. В смысле, даже у Сону-хёна не было ключей.
— Были, – чуть улыбнувшись, говорит Кёнсу, – он мне их и отдал.
— Ну ладно, – отвечает Чанёль, – я и не знал. Наверное, он ими ни разу не воспользовался, – он прислоняется к косяку двери, чтобы впустить Кёнсу. – Что тебя ко мне привело? Что-то случилось?
— Мы должны были встретиться сегодня, – медленно произносит Кёнсу, – я же отправил тебе письмо.
— Я не захожу в рабочую почту, – говорит Чанёль, нащупывая в кармане телефон. – Мы с Сону-хёном всегда общались по… блин.
— Вот-вот, – сухо говорит Кёнсу, – я звонил. Ты не отвечал, и я решил зайти и удостовериться, что ты жив-здоров.
В журнале три пропущенных звонка и смс с неизвестного номера с вопросом о встрече. Чанёль с трудом подавляет желание уткнуться лицом в ладони.
— Прости меня, – стонет он, – я пытался избежать разговора с сестрой. Честное слово, я обычно не такой безответственный.
Кёнсу разглядывает разнообразные инструменты на мебели и приподнимает густую бровь.
— Неужели?
В какую-то секунду Кёнсу, кажется, по-настоящему злится, поджав губы и наморщив лоб. А потом улыбается, и Чанёль снова вспоминает, как дышать. Конечно, Кёнсу просто шутил.
— Слушай, – говорит Чанёль, ведя Кёнсу к дивану и убирая укулеле, чтобы тот присел, – не заладилось у нас начало. Я хочу извиниться за свои слова в пятницу, это было невежливо.
Кёнсу тихо смотрит на него.
— Мне сказали, что ты хороший, очень дружелюбный и общительный, поэтому я был немного ошарашен встречей с тобой не в самый лучший день. Но ты вправе во мне усомниться: действительно, у меня нет опыта в редактировании манхвы, – Кёнсу протягивает руку, и Чанёль машинально пожимает её. У Кёнсу мягкая ладонь, в отличие от его мозолистой. – Надеюсь, мы поможем друг другу.
— Постараюсь изо всех сил! – говорит Чанёль и отпускает руку. Потом он бездумно бренчит на укулеле.
Кёнсу смотрит на него.
— Зачем тебе столько инструментов?
Чанёль берёт аккорд.
— Мой последний незавершенный проект с Сону-хёном был про рок-группу, – объясняет он. – Я по чуть-чуть научился играть на нескольких инструментах, чтобы прочувствовать, о чем пишу. Я учился в институте культуры, так что, будучи среди музыкантов, понемногу то да сё схватываешь.
— Как-то чересчур много исследований для гомоэротического комикса.
— Не все мои коллеги этим занимаются, – говорит Чанёль. – У каждого свой творческий процесс. Мне просто нравится дотошность, – он щурится, увидев сомнение на лице Кёнсу. – Понимаешь, многие считают манхву чем-то низкопробным по сравнению с другими печатными изданиями, но это не всегда так. Моё дело – тоже искусство, – он лыбится. – Из манхвы можно почерпнуть много важных жизненных уроков – например, всегда использовать презерватив и не забывать о смазке при анальном сексе.
Кёнсу смеётся, так же глубоко и с хрипотцой, как и его говорит.
— Значит, – уточняет он, – ты еще и гейский секс изучал?
Чанёль склоняет голову набок и притворно задумывается:
— Да, у меня есть многочисленная коллекция порно. Посмотрим что-нибудь? – Кёнсу напрягается. – Да шучу я, – быстро добавляет Чанёль. – Насчет посмотреть. А не о существовании коллекции. Это – чистая правда.
Кёнсу снова смеётся, и Чанёль чувствует, что в его груди теплеет. Может, всё-таки они смогут поладить.
— Буду знать, – говорит Кёнсу и кладёт руки на колени. – Хочу послушать, как ты играешь.
*
Чанёль начинает проверять рабочую почту каждое утро. Во «Входящих» у него пара сообщений от Чонина годичной давности (когда он только стал младшим художником, а потом понял, что Чанёль не читает почту). Письмо от Кёнсу пришло короткое и «для галочки». Чанёль создает папку «РЕДАКТОР» и переносит письмо.
Первая официальная встреча проходит в кафе напротив здания S&M. На этот раз опаздывает Кёнсу.
— Извини, – запыхавшись, говорит он, садится рядом с Чанёлем и кладёт на стол стопку книг. – Вчера поздно заснул.
— Да? – спрашивает Чанёль. – Почему?
Кёнсу берёт одну из книг и листает маленькими ладонями.
— Вот, читал.
Присмотревшись, Чанёль узнает обложку.
— Это… мои?
— Да, – подтверждает Кёнсу, аккуратно кладёт книгу на верх стопки и толкает к Чанёлю. – Ты рассказывал, что много занимался исследованиями для работы, так что и я решил не отставать. Ознакомился.
Чанёль проводит пальцами по обложке. Конкретно в этой книге – коллекция яойных ваншотов, которые он опубликовал прошлой зимой. Он поднимает чашку с кофе и улыбается, делая глоток.
— Что-нибудь понравилось?
Кёнсу молча смотрит круглыми глазами, и Чанёль ёрзает на месте из-за внезапно повисшего молчания.
— Рисовка замечательная, – наконец, отвечает он, – но сюжеты все такие…
— Какие?
— Избитые? – заканчивает Кёнсу, теребя пальцами страницы.
— Это же манхва, – с легкостью парирует Чанёль, – я работаю в бизнесе, построенном на клише.
Кёнсу щурится.
— Я просто думаю… во всех твоих историях гораздо больше потенциала. У тебя неплохие сюжеты, но в них постоянно отсутствует обоснуй, – он листает к середине сборника. – Например, вот этот ваншот про оборотней. Growl. Ты не объясняешь, как устроена эта вселенная, а с места в карьер бу́хаешь НЦ после того, как Лу Хань спасает Тао от чужой стаи. Конфликт неправдоподобный, строение мира, мягко говоря, сырое, а вместо Лу Ханя можно подставить кого угодно.
— Ладно, – отвечает Чанёль, твердя себе не оправдываться, – может, ты и прав. Но это самая популярная история в сборнике
— А я говорю, что она могла быть ещё лучше.
Чанёль выдыхает.
— Признаю, что мы с Сону-хёном всегда уделяли большую часть внимания рисовке, потому что в этом отлично смыслим. В конце концов, секс продается. Читатели именно этого хотят, – он складывает руки под подбородком. – А что вы считаете хорошо написанной историей, Кёнсу-шши? Усложняю: кроме литературных произведений.
Кёнсу жуёт губу. Чанёль, пока тот думает, успевает заказать ещё один мокко. Когда официант приносит заказ, Кёнсу что-то бубнит под нос.
— Что-что? Я не расслышал…
— Принц Тенниса, – покраснев, бурчит Кёнсу.
Чанёль едва не плюётся кофе.
— Ты смотрел Тенипури? – хрипит он.
— Отличное аниме, – отвечает Кёнсу, – можно посмотреть на следующей встрече. Может, почерпнёшь что-то для себя.
Чанёль криво улыбается.
— А говорил, ничего не понимаешь в манхве.
— Я такого не говорил, – парирует Кёнсу, – это ты сам предположил, – он снова теребит листы чанёлевой книги. – Я ещё хотел спросить: ты не думал о более длинных историях? Я заметил, что ты рисуешь только ваншоты. Если у тебя будет выходить онгоинг в журнале S&M, ты мог бы лучше сюжет выписывать.
Чанёль размышляет, сколько у него сырых историй записано в блокноте, и едва не смеётся.
— Ага, – невнятно говорит он, – я подумаю.
За годы футбольных тренировок ноги Минсока стали крепкими, словно сталь. Когда он одет в штаны или шорты, не всегда заметны ровные линии, разрезающие изгибы его бёдер, но как только он их снимает в раздевалке – что ж. Это уже совершенно другая история.
Именно после матча с командой Кёнхи Минсок ковыляет с поля, неудачно растянув коленную связку. По меркам футбольных травм, это, конечно, не настолько страшно, как разрыв передней крестообразной, и не настолько опасно, как сотрясение – но всё равно он выбывает из игры минимум на месяц. Даже после выписки из больницы ему, по крайней мере, две недели нельзя будет ходить на тренировки.
— Ты хочешь вылечиться? – сварливо спрашивает тренер команды Ёнсэ, застукав Минсока за тем, как он пытался пронести мячи в свою комнату, чтобы набивать после занятий.
— Конечно, хочу.
— Тогда перестань выёбываться и отдохни.
////
Одно расстройство смотреть, как товарищи по команде огибают круги вокруг него на поле, когда даже мысль о том, что он неудачно повернётся, пробирает Минсока до мурашек.
— Ненавижу, – бурчит он, хватая бутылку со скамейки и плюхаясь вниз спустя час тренировки. Остальные пробивают мячи в ворота, и Минсок хочет быть на их месте. Хочет чувствовать, как мяч крепко соединяется с его мыском, а потом летит в сетку. Сейчас он только об этом и думает. – Пиздец, от меня вообще толку нет.
— Понимаю, – говорит Минхо, выхватывая бутылку из руки Минсока и выливая себе на голову. – Тебе же нельзя больше двух часов бегать. Нам тренер рассказал, что так доктор прописал.
Минсок скалится и разминает пальцы в бутсах. Ярко-зеленое поле расстилается вдаль. Как будто перед ним богатый обед, а ему нельзя даже прикоснуться к еде.
Ховон подбегает к ним с пустой бутылкой в руках и удостаивает Минсока сочувственным взглядом.
— Как самочувствие?
— Мерзко, – бурчит Минсок. – Хотя если б это повлияло на мнение врачей, я бы соврал, что отлично.
— Не испытывай удачу, – предупреждает Ховон. В прошлом году он пропустил пару месяцев из-за растянутой икроножной мышцы, и, в отличие от Минсока, совершил ужасную ошибку, вернувшись на поле слишком рано. Он настоял на том, чтобы сыграть против СГУ в первом осеннем матче, и сильно ушибся при неудачном захвате. Вне игры на полсезона, вот так. – По своему опыту говорю, – он улыбается. – К тому же, если ты ещё раз получишь травму, мы не сможем устроить тебе сюрприз на возвращение.
Минсок вскидывает брови.
— Сюрприз на возвращение? В каком смысле?
— Увидишь, – говорит Минхо, гладя Минсока по плечу. Он отдаёт ему полупустую бутылку и убегает, по пути набивая мяч коленом. Минуту спустя вся команда сгруждается вокруг мяча. А Минсок остается сидеть с тоскливым желанием выбежать на поле без следа боли в ногах.
Именно после матча с командой Кёнхи Минсок ковыляет с поля, неудачно растянув коленную связку. По меркам футбольных травм, это, конечно, не настолько страшно, как разрыв передней крестообразной, и не настолько опасно, как сотрясение – но всё равно он выбывает из игры минимум на месяц. Даже после выписки из больницы ему, по крайней мере, две недели нельзя будет ходить на тренировки.
— Ты хочешь вылечиться? – сварливо спрашивает тренер команды Ёнсэ, застукав Минсока за тем, как он пытался пронести мячи в свою комнату, чтобы набивать после занятий.
— Конечно, хочу.
— Тогда перестань выёбываться и отдохни.
////
Одно расстройство смотреть, как товарищи по команде огибают круги вокруг него на поле, когда даже мысль о том, что он неудачно повернётся, пробирает Минсока до мурашек.
— Ненавижу, – бурчит он, хватая бутылку со скамейки и плюхаясь вниз спустя час тренировки. Остальные пробивают мячи в ворота, и Минсок хочет быть на их месте. Хочет чувствовать, как мяч крепко соединяется с его мыском, а потом летит в сетку. Сейчас он только об этом и думает. – Пиздец, от меня вообще толку нет.
— Понимаю, – говорит Минхо, выхватывая бутылку из руки Минсока и выливая себе на голову. – Тебе же нельзя больше двух часов бегать. Нам тренер рассказал, что так доктор прописал.
Минсок скалится и разминает пальцы в бутсах. Ярко-зеленое поле расстилается вдаль. Как будто перед ним богатый обед, а ему нельзя даже прикоснуться к еде.
Ховон подбегает к ним с пустой бутылкой в руках и удостаивает Минсока сочувственным взглядом.
— Как самочувствие?
— Мерзко, – бурчит Минсок. – Хотя если б это повлияло на мнение врачей, я бы соврал, что отлично.
— Не испытывай удачу, – предупреждает Ховон. В прошлом году он пропустил пару месяцев из-за растянутой икроножной мышцы, и, в отличие от Минсока, совершил ужасную ошибку, вернувшись на поле слишком рано. Он настоял на том, чтобы сыграть против СГУ в первом осеннем матче, и сильно ушибся при неудачном захвате. Вне игры на полсезона, вот так. – По своему опыту говорю, – он улыбается. – К тому же, если ты ещё раз получишь травму, мы не сможем устроить тебе сюрприз на возвращение.
Минсок вскидывает брови.
— Сюрприз на возвращение? В каком смысле?
— Увидишь, – говорит Минхо, гладя Минсока по плечу. Он отдаёт ему полупустую бутылку и убегает, по пути набивая мяч коленом. Минуту спустя вся команда сгруждается вокруг мяча. А Минсок остается сидеть с тоскливым желанием выбежать на поле без следа боли в ногах.
— Это не рок-группа, о которой ты рассказывал, – говорит Кёнсу, придирчиво просматривая последнюю страницу.
— Не-а, – отвечает Чанёль, сжав пальцами карандаш, – она еще не готова. Я подумал, раз тебе так нравится спортивная манга, то я могу пока попробовать что-то новенькое. У меня осталась еще идейка про велосипедистов, если тебе интересно.
Лицо Кёнсу всё ещё оставалось ледяным. Чанёль уже быстро усвоил, что это плохой знак.
— Ты обязан выполнять какую-то квоту по порнушке? – интересуется Кёнсу.
— Ну, нет, но…
— Значит, перестань каждый раз так торопиться, – говорит Кёнсу, и на подбородке у него проступает ямочка. – Я понимаю, что тут всё ради порно и делается, но это же не гонка. И я не это имел в виду, упомянув спортивную мангу. Тенипури – отличная вещь, потому что заставляет тебя что-то чувствовать, – он лезет в рюкзак и достает тонкий ноутбук. – Садись. Давай посмотрим финал второго сезона.
В наушниках Кёнсу слышится ужасная корейская озвучка. Чанёль много лет назад, еще в начальной школе, смотрел «Принца тенниса», поэтому только в общих чертах помнит подробности каждой арки. Но даже десять лет спустя, он увлекается прекрасной рисовкой аниме. Когда они доходят до части, где Тезука отказывается покинуть команду и уезжать на учёбу в Германию, Чанёль бросает взгляд на Кёнсу и замечает, что его глаза блестят.
— Ты что, плачешь? – поражённо спрашивает он, и Кёнсу так убийственно на него смотрит, что Чанёль дергается.
Кёнсу опускает крышку ноутбука и выдергивает наушник из рук Чанёля.
— Об этом я и говорил, – сухо говорит он. – Иди домой и начни заново.
*
В течение следующих трех недель Кёнсу отвергает каждый сюжет, который приносит Чанёль. А ещё они смотрят приличное количество серий «Принца тенниса» дома у Чанёля, что само по себе весело, но не особенно продуктивно. Чем ближе становится дедлайн сдачи черновика для осеннего выпуска, тем сложнее Чанёлю избавиться от тяжелого ощущения в нутре каждый раз, как Кёнсу пролистывает раскадровку и возвращает её, утопив в красных чернилах – или, что ещё хуже, вообще без пометок.
— Хён, – хнычет Чанёль в трубку в конце августа, – меня уволят, потому что я не могу дать ему то, чего он хочет.
— Да не уволят тебя, – отвечает Сону.
Чанёль выстукивает стаккато карандашом по блокноту. Чистый лист с укором смотрит на него.
— Ему всё не то и все не так. Наверное, он ждёт, что я наваяю какой-то новый классический роман, – Чанёль апатично разваливается на диване, дрыгая пальцами ног на деревянном кофейном столике. Гитара неудобно сползает с его колен на живот. – Кажется, до него не доходит, что он больше не в литературном отделе. Он всё ещё относится ко мне, как к кому-то высокохудожественному.
— Неужели так ужасно, что тебе повысили планку? – интересуется Сону.
Чанёль откидывает голову назад и пялится в потолок. Такая формулировка, конечно…
— Да нет, наверное, – бубнит он, еще больше сдувшись. – Слушай, извини, что надоедаю, понимаю, что ты занят…
— Все наладится, Чанёль, – ласково говорит Сону, – просто успокойся и плыви по течению.
Слышится гудок. «Легко сказать», – несчастно думает Чанёль и снова бренчит на гитаре.
*
Чанёль уже пятнадцать минут ждет в кафе напротив здания S&M, когда приходит сообщение: «Сильно заболел. Не смогу прийти, извини, что поздно предупредил. Перенесем на среду?»
С одной стороны, Чанёль рад. В его блокноте не появилось ничего, кроме отрывочных набросков или порнушки, а ни то, ни другое Кёнсу не интересует. Он уже собирается попросить счет и закончить с делами на сегодня, но на улице он видит заходящего в здание Сону и тараторящего возле его плеча Чонина. В груди Чанёля разливается теплом волна ностальгии. Когда-то и он таким был – с бесконечным рвением, когда только и хочется, что зарекомендовать себя.
И он снова может стать таким. Прежде чем он успевает передумать, Чанёль звонит секретарю отдела манхвы.
— Привет, – говорит он, – у тебя есть адрес До Кёнсу?
*
Лицо Кёнсу кажется ещё бледнее обычного в полоске света, идущего из-за двери.
— Ты что тут делаешь? – недоуменно хрипит он.
Чанёль поднимает кастрюльку в руках.
— Слыхал, ты заболел, – говорит он, – и принёс волшебное лекарство.
Кёнсу смотрит мутным взглядом.
— Тут овсяная каша с курицей, – отчитывается Чанёль. – Впусти меня.
Маленькая квартирка Кёнсу аккуратная и чистая так же, как и он сам. Кёнсу, осоловелый от лекарств и утопающий в огромном свитере, опускается на диван и наблюдает, как Чанёль хозяйничает на его кухоньке.
— Не стоило тебе приходить, – бормочет Кёнсу, – я же сказал, что встречу можно перенести.
— Я в курсе, – отвечает Чанёль, ставя кастрюлю на печку и зажигая медленный огонь. – Мне захотелось. Это самое меньшее, что я могу сделать, – он оглядывает книжные шкафы. – Ну, и ещё мне любопытно было посмотреть на твоё жилище, раз ты у меня так часто бываешь.
Кёнсу влажно фыркает. Потом сразу же чихает (так мило, – ловит себя на мысли Чанёль и едва не обжигается об кастрюлю) и тянется за коробкой салфеток на столике.
Не проходит и минуты, как овсянка бурлит. Чанёль черпает немного в пустую миску и несёт к дивану.
— Включить «Принца Тенниса», может? – как бы между прочим спрашивает он.
— Козёл, – хрипло отвечает Кёнсу. Чанёль лыбится, устраивается в пушистом кресле возле дивана и смотрит, как Кёнсу отправляет в рот кусок курицы.
— Вкусно?
— Пойдёт, – бормочет Кёнсу, но уминает всю миску.
Чанёль улыбается еще шире.
— Добавки хочешь?
Кёнсу укладывается под тремя одеялами.
— Потом, может, – говорит он и отворачивается. После длинной паузы добавляет: – А вот «Принц Тенниса» не помешал бы.
Чанёль громко хохочет и включает DVD. В середине второй серии он оборачивается – Кёнсу уже успел отрубиться, и кокон вокруг него подымается вверх-вниз в такт его дыханию. Чанёль включает новости негромко бубнить на фоне, плотнее укутывает Кёнсу до самого подбородка и вытаскивает из сумки скетчбук.
Чанёль рисует, пока у него в животе не начинает урчать. Каша получилась чересчур вязкой, на вкус Чанёля, но всё равно вкусной. Он моет посуду и потом идет в туалет. Рядом с раковиной он видит открытый блокнот, забирает его с собой в комнату и пролистывает. Большую его часть занимает текст, но есть и пара рисунков. Впечатляющая волчья голова. Под июльским расписанием – набросок портрета директора Ли, а потом – разворот с темной лентой реки Хан.
Чанёль вскидывает голову, услышав срывающийся голос.
— Не трогай, – хрипло ото сна говорит Кёнсу, но слишком поздно: Чанёль переворачивает страницу и видит свой портрет – до плеч, с растянутыми в улыбке губами.
— Очень здорово, – медленно произносит Чанёль. Кёнсу наклоняется и вырывает блокнот из его рук. – А ты почему молчал, что рисуешь?
— Это просто… – Кёнсу глотает, отчего дёргается его кадык, – просто хобби, ничего серьезного.
— Ну ладно, – говорит Чанёль, всматриваясь в его лицо.
Что-то от него ускользает, он это понимает, но по Кёнсу ничегошеньки не поймёшь. Он сейчас выглядит таким же огорчённым, как в первую их встречу. Чанёль ёрзает в кресле, переплетя пальцы на коленях, и смотрит на экран телевизора – начались вечерние новости. Он явно понимает, что засиделся в гостях, но никак не может придумать, как не ухудшить положение ещё сильнее.
На экране появляется финансовая сводка.
— О, смотри, – говорит Чанёль, когда Юра указывает на зеленый экран позади себя, – это моя сестра.
Кёнсу тянется за пультом, увеличивает громкость, и слышится приятный голос Юры: «Ранее сегодня днём компания CJ E&M официально объявила о прекращении сотрудничества с Chrome Entertainment. Все сотрудники теперь либо переведены в другие отделы, либо попали под сокращение. Акции Chrome Entertainment рухнули вниз…»
— Извини, – Чанёль вскакивает на ноги, и Кёнсу смотрит на него нечитаемым взглядом, – мне нужно уйти.
— А кастрюля?..
— Отдашь на следующей встрече, – говорит Чанёль, вытаскивая телефон из кармана: там два пропущенных от Бэкхёна. – Появилось срочное дело.
*
Добравшись до дома друзей, Чанёль удивляется, увидев Чондэ довольно жизнерадостным.
— Только что слышал в новостях, – говорит Чанёль. – Ты как? Ещё не топишь горе в вине?
— Не то чтобы всё свалилось как снег на голову, – отвечает Чондэ, переглядываясь с Бэкхёном поверх грязных тарелок. Чанёль встаёт и помогает убрать со стола. – Я давно этого ждал. Не смог найти другую работу, но рассудил, что могу поработать фрилансом, чтобы счета оплатить. Бэкхён теперь даёт больше частных уроков. Живы будем – не помрём.
— Нифига себе, – произносит Чанёль, – говоришь совсем как взрослый. Куда делся Ким Чондэ, который сжёг свои трусы, чтобы Бэкхён без спроса не таскал их?
Бэкхён бурчит:
— Мой любимый цвет, мой любимый размер. Варвар.
Чондэ закатывает глаза.
— Да-да, а сейчас пойду делать очень взрослые вещи. Поиграю, например, в «League of Legends» часов пять, потому что завтра утром не нужно идти на работу, – он просовывает руку через руку Чанёля и ставит грязные тарелки в раковину. – Хочешь со мной?
Назойливое мычание с другого конца комнаты медленно сводит Мингю с ума. Он откидывается на спинку кресла и злобно зыркает на Чжеука. Тот, развеселившись, ещё громче напевает и что-то записывает на чистом листе в блокноте.
— Ты заткнешься когда-нибудь? – наконец, не выдерживает Мингю, кидает ручку и трёт виски. – Не могу сосредоточиться.
— Дверь вон там, – отвечает Чжеук. – Я вообще-то работаю.
— Когда сочиняешь тексты, необязательно мычать, – огрызается Мингю. – Музыку я пишу.
— Ну-ка, хватит, – слышится спокойный голос с порога. Мигню поворачивается на звук: в дверях стоит Тэун, скрестив руки и глядя строго. – Где Сынхо и Чжинхо?
— Решили не приходить, – бурчит Мингю и отмахивается. – Они песни не пишут, поэтому решил отдохнуть.
— Что?! У вас осталось две недели! Нужно же репетировать новый альбом…
— Ты же менеджер, – перебивает Чжэук, вскинув брови, – вот и разбирайся.
— Что я могу сделать, – холодно отвечает Тэун, – если только полгруппы приходит на репетицию?
— Ты заткнешься когда-нибудь? – наконец, не выдерживает Мингю, кидает ручку и трёт виски. – Не могу сосредоточиться.
— Дверь вон там, – отвечает Чжеук. – Я вообще-то работаю.
— Когда сочиняешь тексты, необязательно мычать, – огрызается Мингю. – Музыку я пишу.
— Ну-ка, хватит, – слышится спокойный голос с порога. Мигню поворачивается на звук: в дверях стоит Тэун, скрестив руки и глядя строго. – Где Сынхо и Чжинхо?
— Решили не приходить, – бурчит Мингю и отмахивается. – Они песни не пишут, поэтому решил отдохнуть.
— Что?! У вас осталось две недели! Нужно же репетировать новый альбом…
— Ты же менеджер, – перебивает Чжэук, вскинув брови, – вот и разбирайся.
— Что я могу сделать, – холодно отвечает Тэун, – если только полгруппы приходит на репетицию?
— Конфликт из пальца высосан, – отрезает Кёнсу, перечеркивая крест-накрест страницу в блокноте Чанёля. – Разве каждый участник рок-группы не может репетировать собственные партии независимо от того, пишут они песни или нет?
Чанёль потирает переносицу.
— Ты прав. Придумаю что-нибудь другое.
— И еще, этот Тэун… как будто ещё один проходной персонаж.
— Кёнсу…
— Либо сосредоточься только на группе, либо выпиши всех участников так хорошо, чтобы можно было позволить себе ввести нового персонажа…
— Кёнсу! – кричит Чанёль и хватает его за руку. Кажется, утихает гул голосов других посетителей кафе. – Господи Боже мой! Ты самый доёбистый человек из всех, кого я знаю! Да это, блин, просто тупая яойная манга! Я же не пытаюсь грёбаную Нобелевскую премию получить!
Кёнсу замирает, оглядывает лицо Чанёля и облизывает губы. Чанёль уже жалеет о сказанном, но Кёнсу первым говорит:
— Ты сам сказал мне, что манхва – это искусство.
— Да, сказал, но…
— Так докажи, Чанёль! – Кёнсу с вызовом вскидывает голову. – Я и не говорил, что твои истории должны быть высокохудожественными. Я и ушел из литературного отдела, потому что уже это в печёнках сидит. Не нужно, чтобы твоя история претендовала на Нобелевскую. Просто пусть она будет достоверной.
Он отдаёт блокнот Чанёлю, и тот молча его забирает, сжав пальцы вокруг пружины переплета.
— Позвони, когда соберёшь мозги в кучу, – говорит Кёнсу и уходит, ссутулив узкие плечи.
*
— Он меня ненавидит, – воет Чанёль.
— Ты как влюбленная девчонка, – утешает его Бэкхён.
— Ты не понимаешь! Это было ужасно. Я вслух назвал его доёбистым и даже не смог потом это обратить в шутку.
— Теряешь хватку, – говорит Чондэ, приобняв друга за плечи, и делает знак бармену. – Две бутылки соджу, пожалуйста, – Чанёль подвигается, чтобы освободить место у стойки, и Чондэ плюхается на стул между ним и Бэкхёном, проводя рукой по волосам. – Так, что там нового стряслось с твоим адовым редактором?
Чанёль рассказывает всё как на духу, а Бэкхён время от времени вставляет свои комментарии.
— Никогда этого парня не видел, но, судя по рассказу, он мудак, – подытоживает Бэкхён историю Чанёля.
Чондэ пихает его, чтобы он умолкнул.
— Не думаю, что он бы так пёкся о твоем успехе, если бы ты ему хоть чуть-чуть не нравился, – задумчиво произносит Чондэ. – Ну, то есть, если б ему было пофиг, зачем давать тебе столько советов?
Чанёль сжимает бокал пива. Его отношения с Кёнсу можно представить, как столкновение неудержимой силы с неподвижным объектом, – даже руки опускаются. Но был же какой-то беззащитный взгляд в глазах болевшего Кёнсу, который не был никак связан с его простудой.
Кёнсу через неделю после поручения ему Чанёля ночь напролет читал его манхву. Неделю назад Чанёль, листая блокнот Кёнсу, обнаружил свой портрет. Кёнсу даже зубы правильно нарисовал. На последующих встречах Чанёль об этом не заговаривал, но в глубине его души всё равно маячил этот очередной кусочек мозаики, который никуда не вписывался.
Чанёль качает головой.
— Как у тебя с поиском работы?
Чондэ сварливо смотрит на него, но поддаётся.
— Два запроса портфолио, один раз перезвонили, на собеседование не приглашали, – отвечает он, загибая пальцы. – Неплохо для первой недели. Наслаждаюсь пока свободой.
— А что ты ищешь? – спрашивает Чанёль. – Только монтаж?
Чондэ качает головой.
— Я и кое-чему другому в колледже учился – графика, видео. Всё, что может хоть как-то за уши притянуть к моему диплому.
— Погодь, – говорит Чанёль, – погодь… погодь. Производство видео.
Чондэ смотрит на него искоса.
— Ну да, помнишь, на первом курсе мы сделали дурацкий мультик на предмет профессора Чон, и она нам поставила «отл»?
Чанёль поднимает свой телефон со стойки и набирает №1. Юра отвечает после второго гудка.
— Привет, нуна, – говорит Чанёль, – самый важный человек в моей жизни…
Юра фыркает так громко, что в трубке слышатся помехи.
— Чего надо?
— А мне нужен повод, чтобы позвонить сестричке? Давно не слышались.
— И правда, – пауза. – Блин, ты где вообще, так шумно…
— Извини, я в баре с Бэкхёном и Чондэ, – Чондэ смотрит вопросительно, и Чанёль прикладывает палец к губам.
— Передавай привет, – смеётся она. – Слушай, Чанёль, я рада, что ты позвонил. Я как раз говорила тут с руководителем моего руководителя, она всё ещё ищет того, кто разгрузит от дел нашего финансового продюсера…
— Ага, – перебивает Чанёль, – собственно, потому и звоню.
Новость взрывается, как гром среди ясного неба, за две недели до первого концерта.
— Мы что? – переспрашивает Мингю, скрестив руки на груди и махнув Сынхо, чтобы тот перестал барабанить. – Как это мы отправимся в тур с новым менеджером? Куда делся Тэун-хён?
— Его перевели к другому артисту лейбла, – отвечает директор Ли, засунув руки в карманы. – К недавно дебютировавшей певице. Вы уже ветераны, а ей Тэун-хён нужен больше, чем вам.
— Ну ладно, – говорит Чжеук, – ладно, и кто наш новый менеджер?
Директор отходит в сторону. На пороге стоит невысокий очаровательный парень в пуловере и темных джинсах. Он кланяется группе.
— Привет, – говорит он, – я Чо Чжинхо. Очень рад возможности с вами работать.
Мингю, Сынхо и Чжеук долго переглядываются.
— Серьёзно? – говорит Мингю, приподнимая на руках гитару, и кривится, словно лимон съел. – Он, кажется, даже не слушает панк-рок. Каким макаром он сможет быть менеджером панк-рок-группы?
— Мы что? – переспрашивает Мингю, скрестив руки на груди и махнув Сынхо, чтобы тот перестал барабанить. – Как это мы отправимся в тур с новым менеджером? Куда делся Тэун-хён?
— Его перевели к другому артисту лейбла, – отвечает директор Ли, засунув руки в карманы. – К недавно дебютировавшей певице. Вы уже ветераны, а ей Тэун-хён нужен больше, чем вам.
— Ну ладно, – говорит Чжеук, – ладно, и кто наш новый менеджер?
Директор отходит в сторону. На пороге стоит невысокий очаровательный парень в пуловере и темных джинсах. Он кланяется группе.
— Привет, – говорит он, – я Чо Чжинхо. Очень рад возможности с вами работать.
Мингю, Сынхо и Чжеук долго переглядываются.
— Серьёзно? – говорит Мингю, приподнимая на руках гитару, и кривится, словно лимон съел. – Он, кажется, даже не слушает панк-рок. Каким макаром он сможет быть менеджером панк-рок-группы?
Кёнсу с нечитаемым выражением на лице откидывается на спинку стула.
— Э-э, – наконец произносит он, – я… не знаю, что сказать.
Чанёль бессильно пожимает плечами.
— Ты мне постоянно талдычишь, чтобы я выписывал реалистичные конфликты и приближал события к действительности, вот я и попробовал. Ну вроде того, – он крутит ручку между пальцев. – Если ты думаешь, что вышло плохо, я всё выброшу и начну заново.
— Нет, – медленно говорит Кёнсу, – не нужно. Вышло неплохо. Я… – он сверлит Чанёля взглядом, – то есть, ты именно так подумал, когда меня впервые увидел?
— Честно сказать?
— Конечно.
— Я подумал, что ты сошел со страниц шота-манги, – говорит Чанёль, несмело улыбаясь уголками губ. – Но явно ошибся. Ты слишком цундере, чтобы быть шота.
Кёнсу тускло смотрит на него и с силой шлёпает по руке.
Чанёль взвизгивает и трет саднящее место.
— Эй, ты сам попросил честно!
Кёнсу качает головой, наполовину с нежностью, наполовину с раздражением.
— Как тебе это пришло в голову? – указывает он на раскадровку. – Я впечатлён.
— Я размышлял над твоими словами, – отвечает Чанёль, – о реализме. Я всегда так зацикливался на рисовке работ, что не замечал, насколько страдает обоснуй, – колеблясь, он стучит ручкой по столу, но потом решает – а хрен с ним. – И… ну, ты нарисовал меня, и я подумал, что по-честному будет сделать наоборот. Пусть даже персонаж не очень похож на тебя. Нарисую тебя получше в следующий раз.
— Уволь, не нужно, – тихо говорит Кёнсу. – Вообще я подумал, что тебе это покажется странным… и я не ожидал, что ты такая любопытная варвара, но стоило догадаться.
Чанёль игнорирует подначку и наклоняет голову назад.
— У меня очень красивое лицо, – с улыбкой говорит он. – Прям подлинное произведение искусства, так что ты, естественно, захотел…
— Ты ничего не понимаешь, да? – перебивает Кёнсу, почему-то очень устало, и снова наклоняется близко к Чанёлю. Тот морщится, ожидая очередного удара, или щипка, или чего-то болезненного – но ладонь Кёнсу еле ощутимо касается его щеки, а потом полные губы тепло и мягко прижимаются к губам Чанёля. Он удивлённо вздрагивает; в мыслях его проносится бесячий голос Бэкхёна: «Ты как влюбленная девчонка». Чанёль думает: «Охренеть», смыкает веки и обвивает рукой чужое запястье, наклоняет голову и напористо скользит языком по зубам Кёнсу, чтобы коснуться теплого нёба. Кёнсу издаёт приглушённый стон, резко вдыхает и поддаётся, схватив Чанёля за воротник рубашки.
Они одновременно вдыхают и выдыхают, а потом отстраняются друг от друга. Чанёль тяжело дышит, обмякая в кресле. Его губы влажно блестят, и он медленно вытирает их рукой. Кончики ушей Кёнсу густо краснеют, и он всматривается в глаза Чанёля.
— Теперь понимаешь?
Что-то совсем невесомое укореняется в груди Чанёля и, кажется, теперь разрастается.
— Я… ого. Да. Кажется, начинаю, – он выпячивает нижнюю губу и снова тянется к руке Кёнсу. – Но придётся ещё разок повторить, чтоб наверняка.
*
Чанёль приглашает Кёнсу выпить вместе со всеми в пятницу, после того как Чондэ официально получает предложение работы от Pax TV. Бэкхён с Чондэ, сидя в привычном им баре, уже успевают пропустить три рюмки до того, как Чанёль с Кёнсу подсаживаются к ним за столик.
— Это Кёнсу, – перекрикивает музыку Чанёль, показывая на него. – А это два моих друга-дебила, Бэкхён и Чондэ.
Чондэ хлопает Кёнсу по плечу.
— Рад наконец-то познакомиться, – говорит он с блеском в глазах и опасно улыбается. – Чанёль нам многое рассказывал.
Кёнсу изгибает бровь.
— Правда? А ну-ка.
Чанёль торопливо поднимает сумку в руке.
— Ой, смотрите, я принес вам осенний выпуск. Запустили онгоингом мою историю про группу. Мы на обложку попали!
— Возьми с полки пирожок, – отвечает Бэкхён. Он щурится, глядя на Кёнсу, и игнорирует пинок Чанёля под столом. – Так ты – его назойливый редактор, да? У вас в компании поощряют служебные романы или вы встречаетесь противоправно?
— А ты с друзьями идёшь в комплекте "три-по-цене-одного"? – интересуется Кёнсу у Чанёля. – Где мне можно деньги вернуть?
Бэкхён разевает рот.
— Думаю, мы его себе оставим, – ржёт Чондэ и придвигает им две рюмки соджу.
— С самой первой нашей встречи, – говорит он, – я считаю тебя самым красивым мужчиной на свете, – он запускает пальцы в волосы Чанёля и приподнимается на цыпочки, разомкнув губы. – Умоляю. Возьми меня.
Я запрещаю это публиковать, Чанёль.
ㅋㅋㅋㅋ да лааадно, даже омаке низя? Нарисовал тебя няшно