Нравится это окно?

[your little Desert Eagle]

Название: Нравится это окно?
Авторы: Zincum и your little Desert Eagle
Коллажист: Vikara
Фандом: BTS
Пейринг/Персонажи: Сокджин/Чонгук, Чонгук/ОЖП, а также друг года Юнги и остальные участники BTS на подтанцовке
Рейтинг: PG-13
Жанр: АУ, юмор, романтика, повседневность
Количество слов: ~ 26000
Предупреждения: небольшое количество нецензурной лексики, сюжетная незамутненность, некоторая условность отдельных описываемых моментов
Саммари: эта история о том, что рефлексия Сокджина переходит все границы разумного, Юнги получает титул друга года без малейших усилий, Чонгук не очень умненький, но потом исправляется, а в конце всё становится хорошо
От авторов: этот фик изначально задумывался как вольное переосмысление клипа BTS «Boy in luv», однако перерос в масштабные размышления о поисках своего места в жизни, так что в целом от посыла BTS мы ушли не так уж и далеко, хе-хе. Огромное спасибо нашему героическому коллажисту Викаре, без вклада которой в нашу работу нас бы тут не было. Спасибо BTS за материал, вдохновение и не сломанные, но треснувшие жизни. И огромное спасибо тем, кто это прочтёт
p.s. коллажи, конечно же, увеличиваются по клику

Сокджин опаздывает на урок просто безбожно – это он понимает, мимоходом взглянув на часы в витрине магазинчика. До начала урока пять минут, а до школы, даже если он сейчас перейдёт на бег, ещё пятнадцать. От этого легче не становится, так что Сокджин только обреченно вздыхает и переходит на размеренный шаг, поправляя сползшую лямку рюкзака. Он, конечно, не заучка, но лишний пропуск без уважительной причины ему совершенно не нужен.
Настроение у Сокджина портится практически с каждым шагом, и чтобы хоть как-то скрасить так отвратительно начавшийся день, он берет себе в кофейне неподалеку от школы латте с карамельным сиропом. Пенка оседает на краях стаканчика, пока Сокджин стоит у светофора, зеленый на котором не зажигается, кажется, уже целую вечность. Отпив немного кофе, он дожидается наконец, пока красный мигнёт напоследок и погаснет, и уже собирается шагнуть вперед, как кто-то осторожно трогает его за плечо.
– Оппа, можно тебя на минутку?
Сокджин оборачивается – на него испытующе смотрит совершенно незнакомая ему девушка в такой же, как у него, форме.
– Ты же из старшей школы «Сувон», да? – спрашивает она.
Сокджин кивает и привычно нацепляет на лицо одну из самых милых своих улыбок. В конце концов, девушка ведь не виновата, что настроение у Сокджина сейчас просто паршивое.
– Я в верную сторону иду? – говорит она, тыкая пальцем с аккуратно подпиленным ноготком в экран своего смартфона. – А то совсем запуталась в этой дурацкой карте и, кажется, свернула где-то не туда.
Сокджин, прищурившись, всматривается в экран.
– Да нет, всё правильно, – говорит он. – После этого светофора прямо и до первого поворота направо, а потом снова всё время прямо. Ты даже не заблудилась.
Девушка сворачивает карту и убирает смартфон в карман пиджака, а потом поднимает голову и благодарно улыбается Сокджину.
– Спасибо, оппа. А теперь пойдем?.. – тянет она вопросительно. – Пока мы снова не пропустили зелёный.
Сокджин на ходу допивает кофе и комкает стаканчик в руке. Девушка молча идёт рядом, то и дело осматриваясь по сторонам.
– Недавно переехала? – спрашивает он, выкидывая стаканчик в попавшуюся по пути урну.
– Да, два дня назад, – кивает девушка, а потом, вспомнив что-то, резко останавливается. – Хван Суджин.
– А меня зовут Сокджин. Ким Сокджин. Третий класс старшей школы.
– Оппа такой взрослый, – смеется Суджин, заправляя волосы за ухо. В её смехе нет ни капли кокетства, и поэтому Сокджин со спокойной душой улыбается ей в ответ. Он не дозирует свои улыбки, нет, просто девочки вот смотрят на него, словно на какого-нибудь героя аниме, а Сокджину они эти самые девочки совсем неинтересны. Ни капли, и поэтому каждый раз Сокджин говорит «нет» на все предложения сходить в кино, кафе или просто погулять.
Сокджину просто не нравятся девочки. Так бывает.
– Эй, Сокджин-оппа, – зовёт Суджин рядом. – Мы уже пришли, да?
Сокджин кивает.
– А ты знаешь, куда тебе дальше?
Суджин задумчиво кусает губу, а потом, по очереди проверив каждый из карманов пиджака и наружный карман рюкзака в поисках записки с инструкциями, расстроено мотает головой.
Здание школы возвышается над ними, во дворе непривычно тихо, и они, стоящие прямо перед воротами, выглядят совершенно по-киношному. Но Сокджин думает даже не об этом, а о том, что до конца урока ещё есть время, и поэтому говорит:
– Учительская на втором этаже. Проводить?
– А ты не опоздаешь на урок? – лукаво щурится Суджин.
Сокджин выразительно закатывает глаза. Наверное, этим утром в нем просыпается джентльмен, потому что он доводит Суджин до учительской и вместе с ней терпеливо ждёт звонка в коридоре, а потом лично подталкивает её к госпоже Кан, в чьем классе теперь Суджин учится. И прежде чем скрыться за дверью, она машет ему ладонью и одними губами говорит:
– Спасибо!
Настроение повышается буквально на глазах, и поэтому Сокджин, войдя в свой класс, приветственно ерошит волосы полулежащего на парте Юнги. Тот недовольно бурчит что-то невнятное, а потом поднимает голову. Сонное выражение его лица заставляет Сокджина насмешливо хмыкнуть.
– Плохой день?
– Плохая жизнь, – хмуро отвечает Юнги и трёт глаза, в мешках под которыми можно хранить урожай риса с какой-нибудь небольшой плантации. Сокджин пристраивает рюкзак у парты и опускается на свой стул.
– Слушай, – он даже понижает тон, словно заговорщик. – А ты спать не пробовал? Говорят, это помогает.
Юнги выразительно смотрит на него из-за пальцев.
– Пробовал, – после паузы все-таки соизволяет ответить он.
– Больше часа?
– Больше, больше, – и прежде чем Сокджин успевает сказать что-то ещё, добавляет: – пойду умоюсь.
Сокджин провожает его взглядом и думает, что надо бы ради приличия и учебник с тетрадями достать, и, отвернувшись, совершенно пропускает момент, когда в дверях показывается Чонгук. От с размаху опустившейся поверх его учебника по английскому тетради Сокджин вздрагивает. Чонгук улыбается его реакции, но тут же меняет взгляд на просящий.
– Хёёоон, – тянет он нарочито жалобно, умоляюще заглядывает в глаза и вообще выглядит брошенным котёнком в теле человека. Сокджин на такое не ведется уже давно, поэтому лишь легонько щёлкает его по лбу.
– Опять тебе что-то от меня нужно, мелкий засранец, – говорит он беззлобно.
– Ну почему «опять»-то? – возмущается Чонгук, моментально забывая о том, что что-то от Сокджина хотел.
– Не «опять», ладно, – соглашается Сокджин миролюбиво. – Снова.
И улыбается, когда Чонгук обиженно фыркает.
– Ладно, показывай давай, что там у тебя?
Чонгук всё ещё обиженно тыкает пальцем в ряды уравнений на странице, и Сокджин вчитывается в них.
– Я тебе их решать не буду, – как и всегда предупреждает он, скользя взглядом по строчкам. – Просто объясню.
Чонгук привычным движением разыскивает в его рюкзаке пенал, который сам Сокджин ещё не успел вытащить, вытаскивает оттуда ручку и готовится записывать. Сокджин косится на часы.
– Давай, только быстро. Вот, смотри: если здесь икс равен пяти…
Чонгук водит кончиком ручки по строчкам, и Сокджин практически видит, в какой из моментов его настигает озарение.
– Стой-стой, я сам! – восклицает Чонгук и торопливо принимается писать – Сокджину только и остается следить за тем, чтобы он не перепутал знаки. До звонка он успевает разобраться с начатым и наполовину решить второе уравнение и выбегает из класса одновременно с входящим в него учителем. Сокджин отчетливо слышит, как рядом кто-то хихикает, когда Чонгук каким-то чудом умудряется на бегу обогнуть пожилого господина Сона, явно удивленного такой встречей, и ему же поклониться.
Пару минут спустя Юнги перекидывает Сокджину записку. Скомканный комок бумаги валяется у локтя, привлекая внимание, но Сокджин зачем-то выжидает несколько минут, прежде чем её развернуть.
«Что, опять? И прекрати уже так тупо ухмыляться, когда объясняешь Чонгуку математику»
Сокджин комкает бумажку и суёт её в карман рюкзака, потому что ответить ему нечего. Он не видел себя со стороны, но если уж про его странную улыбку даже Юнги сказал, то дело явно дрянь.
Урок английского уже привычно затягивается на целую вечность – очень тяжело сосредоточиться, когда за распахнутыми настежь окнами стоят последние дни осенней жары. Сокджин пытается смотреть на доску и временами делать пометки в тетради, но на деле всё равно ошибается в тесте, путаясь во временных формах.
Спрятанный в пенал телефон вибрирует и мигает подсветкой, и Сокджин осторожно загораживает его учебником, а потом прячется за тетрадью уже сам, чтобы скрыть улыбку.
«Меня хвалят тут за домашку», – пишет Чонгук. – «Спасибо, хён»
«Не за что», – думает Сокджин, потому что он действительно ничего такого не сделал, – всего лишь натолкнул на верную мысль, – но улыбаться перестаёт только тогда, когда в голове почему-то голосом Юнги проносится: «ну ты еще позаниматься с ним предложи».
«Вот и предложу», – упрямится Сокджин. – «Математика – это важно»
«Математика, как же»
Сокджин хмыкает, мотает головой, пытаясь сбросить с себя ощущение, будто настоящий Юнги сейчас подозрительно смотрит ему куда-то в затылок, и осторожно оборачивается просто на всякий случай.
– Это презент симпл, – слышит Сокджин голос Донхёка, когда косится в сторону другого ряда. – А это – континиус. Смотри, тут форма глагола различается, – Донхёк указывает ручкой куда-то в учебник Юнги, опасно балансируя на стоящем на двух ножках стуле.
– Я вроде понял, – раздражённо отзывается Юнги, закрывает учебник и мягко отталкивает раскачивающегося на стуле Донхёка к его парте. – Прикрой, я попробую поспать, – говорит он уже Сокджину и почти укладывает голову на изгиб локтя, бормоча что-то про поступление в Сеульский заборостроительный, как учитель стучит указкой по доске. Юнги дёргается, Сокджин едва сдерживает смешок и переводит взгляд на висящие над доской часы, которые показывают, что до конца урока еще пятнадцать минут.
Если подумать, в его, Сокджина, жизни, где-то сейчас должен быть тот самый переломный момент, когда следует принять одно-единственное, но очень важное решение, и следовать ему в дальнейшем. Для Юнги всё кажется простым – подать документы в университет с понравившимся названием (Сокджин невольно улыбается, вспоминая шутку Юнги и Донхёка про Сеульский заборостроительный, в который они собираются поступать в любой непонятной ситуации) и полностью посвятить себя музыке. Намджун из параллельного класса, кажется, собирается учиться за границей, а сам Сокджин, неуверенно размышляющий о медицинском, вместо подготовки к экзаменам думает, придёт ли Чонгук к нему на выпускной.
– Так и будешь стоять? – Юнги упирается Сокджину подносом в поясницу и подталкивает вперед. – Я хочу успеть поесть.
Сокджин натыкается на недовольный взгляд Юнги, работающей в раздаточной аджуммы и какой-то девочки-первогодки, спешно извиняется и указывает на первый попавшийся салат, чтобы не задерживать очередь и дальше.
– Пойдем на улице поедим, – бурчит он потом, в свою очередь поторапливая Юнги. – Может, и Хосок подтянется.
Хосок не подтягивается, зато Чонгук объявляется сразу же, как они занимают свободный столик.
– Привет, – улыбается он, с грохотом опускает свой поднос на стол, скидывает висящий на плече форменный пиджак на стул и усаживается напротив Сокджина. – Можно к вам?
– Песочница в другой стороне, – тянет Юнги, лениво ковыряясь палочками в рисе, и посылает в сторону Сокджина выразительный взгляд. Сокджин с лёгкой улыбкой пихает ногой стоящий под Юнги стул.
– Садись, конечно, – запоздало разрешает он уже устроившемуся за их столом Чонгуку и получает лучезарную улыбку в ответ. Сидящий рядом Юнги демонстративно закатывает глаза.
– Почему этот хён всегда такой недовольный?
– Потому что этот хён не очень понимает, что ты здесь делаешь.
– Ну а что, – Чонгук невозмутимо перемешивает рис с карри и лезет в сумку за пакетом с печеньем. – Намджун-хён всё равно болеет, так что его место свободно. А Хосоки-хён придёт?
– Очень надеюсь. Кто-то же должен спасти ситуацию.
Хосок действительно приходит, но ситуацию не спасает – начинает дурачиться вместе с Чонгуком и читает рэп про еду и хмурое лицо Юнги, которое с каждым их словом становится всё напряжённей.
– Эй, ДжейКей, – Сокджин тоже поддаётся общему дурашливому настроению. – Зачитай рэп со словами «молоко будет вкуснее, если его встряхнуть».
– Хосоки-хён, помоги, а?
– Хосок, даже не смей.
Хосок весело фыркает.
– Пожалуйста, нет, – снова взывает к голосу разума Юнги, но получает только сосисочку в форме осьминожки из ланчбокса Хосока.
Хосок битбоксит, Чонгук вливается в ритм и читает заказанные строки, Юнги бледнеет, а потом и вовсе ударяется лбом о столешницу, когда Сокджин тоже решает попробовать:
– Молоко такое… Вот так! Йоу-йоу-йоу! Встряхни и пей.
– Что здесь происходит? – с опаской уточняет проходящий мимо Донхёк и опускает ладонь на растрёпанную макушку Юнги. – А с ним что?
– Хип-хоп мёртв, – стонет Юнги, поднимает голову и смотрит на Донхёка с едва уловимой надеждой в глазах. – Я слышал то, что не должен был. Спаси меня, а?
– Не вопрос, – он пожимает плечами, сгребает Юнги за воротник рубашки и вытягивает из-за столика.
– Еду-то возьми! – смеётся Хосок, размахивая перед собой сосиской, зажатой между палочками, но Донхёк только отмахивается. Сокджин сдавленно смеётся в кулак, провожая взглядом спину Юнги, задумывается о словах Юнги про Чонгука и песочницу и внезапно, как по щелчку, осознаёт, что прошло уже без малого два года с того самого момента, как.

Всё начинается с Хосока.
Начинается с того момента, как он однажды приводит к Сокджину какого-то мелкого школьника и выглядит при этом заботливой мамочкой, забравшей ребёнка из школы. Ребёнок бестолково мнётся в прихожей, с с любопытством выглядывая из-за плеча Хосока, пока тот рассказывает про бестолкового донсэна, умудрившегося оставить дома ключи.
На ребёнке форма средней школы, в которой они с Хосоком когда-то сами учились, и этот Чон Чонгук, как гласит приколотая к нагрудному карману табличка, вызывает у Сокджина спонтанное желание потискать его за щечку.
– Да проходите уже.
Сокджин машет рукой в сторону кухни и идет ставить чайник под тяжелым взглядом Юнги, который «не помнит, чтобы нанимался в сиделки».
– Да брось, он славный, – дружелюбно улыбается Сокджин, наливает воду, поворачивается к всё ещё молчащему Чонгуку и треплет его по волосам, за что неожиданно получает ощутимый шлепок по ладони.
Юнги присвистывает, берет Хосока под руку и уводит в комнату к сидящему над очередным треком Намджуну, бросая вслед ничуть не обнадеживающее «вот сам с ним и нянчись»
– А я смотрю, ты малой не промах. – Сокджин не злится, скорее просто удивлен.
– Мне почти четырнадцать, – хмурится Чонгук, скрещивая руки на груди, осматривается на кухне и забирается с ногами на стоящий возле окна стул.
Сокджин хмыкает и отворачивается к плите. Извиняться Чонгук, кажется, не собирается вовсе.
– Ты, наверное, Сокджин?
– Хён.
– Сокджин-хён, – помедлив, соглашается Чонгук. – А можно звать тебя Джин-хён?
– Ну попробуй.
– Я ДжейКей.
Сокджин оборачивается, услышав имя, и рассматривает Чонгука, слегка наклонив голову вбок. Чонгук ерзает на стуле, незаметно прикрывает ладонями носки с Железным Человеком и не то смущается, не то просто сдается, потому что отворачивается и тихо добавляет:
– Чон Чонгук.
– Накормить тебя раменом?
Для малолетки, оказавшейся в незнакомой компании, Чонгук осваивается на удивление быстро, расслабляется и смотрит на Сокджина с неприкрытым любопытством, пока тот возится у плиты.
– Что?
– Хосоки-хён говорит, что вы очень клевые.
Сокджин вопросительно выгибает бровь и ставит перед Чонгуком кастрюлю с раменом.
– И?..
– Пытаюсь понять, правда ли.
Сокджин открывает было рот, но так и не находится с ответом, поэтому прокашливается и желает приятного аппетита, чтобы не выглядеть совсем нелепо. Дети пошли не то слишком самоуверенные, не то просто наглые.
– Хён, – зовёт вдруг Чонгук. – Ты извини, – говорит он и дотрагивается до растрепанной челки. – Просто не люблю, когда со мной, как с ребенком.
Сокджин мягко улыбается, кивая.
Чонгук оказывается забавным.

Сокджин думал тогда, что Чонгук в их компании – разовая акция, что-то вроде специального предложения в супермаркете в виде семидесятипятипроцентной скидки или двух товаров по цене одного, когда махал ему на прощание рукой и закрывал за ним дверь. А вот чего он совершенно не ожидал, это что получит Чонгука в виде весьма сомнительного бонуса буквально на следующий день.
Потому что Чонгук приходит, чтобы забрать забытую куртку.
Приходит, чтобы одолжить один из комиксов, про который вскользь рассказывал Сокджин.
Приходит, потому что опять забыл ключи.
Дальше Сокджин просто перестал спрашивать, а Хосок только пожимал плечами и виновато чесал затылок – что поделать, Чонгуку просто нравится их компания.
– Хён, – Чонгук щёлкает пальцами перед носом Сокджина и берёт его лицо за подбородок. – Последнее тебе отдаю, ешь, – говорит и водит перед его лицом сосиской, наколотой на палочку. – Не думай. Не знаю, как у тебя, а у меня сейчас физика, и до звонка всего минут пять. Ешь.
Сокджин послушно стаскивает зубами сосиску и жует, постепенно возвращаясь в реальность, где у него вот-вот начнётся сдвоенный урок истории, а ещё есть Чонгук, тянущийся к нему через стол.
Сосиска вкусная, и на осьминожку похожа очень – Хосоку наверняка готовит мама – но сам Сокджин может и лучше.
– Я могу подождать тебя после уроков, хён, вместе домой пойдем, – Чонгук натягивает на плечи пиджак и берёт со стола свой поднос. – Хорошо?
Два года – с ума сойти – полтора из которых Сокджин, кажется, уже.
– Хорошо.

– Второго урока не будет, – сообщает учитель Мо, как только класс после приветственного поклона опускается на свои места. – Не радуйтесь раньше времени, – он машет рукой, призывая учеников к тишине. – Вместо этого придёт завуч, чтобы обсудить с вами некоторые моменты, касающиеся вашей дальнейшей жизни, поэтому после звонка не расходимся.
– А устный опрос? – спрашивает кто-то с первых парт. Сокджин хмыкает себе под нос – в каждом классе всегда есть тот, кто напоминает о контрольных, не заданных домашних работах и дополнительных занятиях – и лениво перелистывает страницы учебника, вспоминая, что вообще нужно было готовить на сегодняшний день. Учитель Мо всегда спрашивает строго сверху вниз по списку, и сегодня он должен отвечать вторым, сразу после Ким Ёны, которая опять сошлётся на какую-нибудь совершенно очевидную глупость и откажется от ответа. Сокджин перелистывает страницы, останавливается на смутно знакомой теме; к опросу он не готов совершенно, но вместо того, чтобы прочесть хоть что-нибудь, загибает уголок страницы и с силой скребет ногтем по бумаге. От ощущений передергивает, но Сокджин царапает по полям страницы снова, и думает о том, что его совершенно неуместное желание получить заслуженное наказание за то, что он не готов, скребется где-то внутри точно так же:
« – Что вы можете рассказать о преодолении «эпохи Международного валютного фонда», Ким Сокджин? А об основных достижениях политики Ким Дэчжуна?
– Я не готовился к уроку, учитель.
– Значит, совсем ничего?
– Ничего. И плевать я хотел на вашего Ким Дэчжуна, и на его валютный фонд. И вообще на всё хотел плевать».
«Так себе время ты выбрал для подросткового бунта, Ким Сокджин» – Сокджин сам себе улыбается и с каким-то болезненным удовольствием представляет десятый лист ещё не законченного конспекта про Корейскую Республику в условиях демократии, на которую он на самом деле хотел плевать. На демократию, на историю, на учителя Мо, на то, что все от него чего-то ждут, и этим ожиданиям он обязательно должен соответствовать.
– Опроса не будет, – сдержанно отвечает учитель. – Но я включу эту тему в контрольную, поэтому не учить у вас не получится. А сейчас откройте учебники на странице триста девяносто четыре.
Сокджин на автомате выполняет требование, берет ручку в руки и за урок исписывает полтора листа в тетради, и это тоже раздражает на подсознательном уровне. До завершающего перемену звонка остается четыре с небольшим минуты – Сокджин больше следит за временем, чем вникает в суть своих записей – и Чонгук уже наверняка его ждёт. Учитель Мо замолкает и закрывает свою тетрадь только тогда, когда в классную комнату заходят завуч вместе с социальным работником.
– И, кто-нибудь, разбудите Мин Юнги, – напоследок говорит учитель и выходит из классной комнаты.
Сокджин трёт уставшие глаза кончиками пальцев, тянется назад и толкает Юнги в плечо, а после почти не слушает стандартные фразы про выбор профессии, светлое будущее и успешных выпускников их школы, но полностью игнорировать опущенные перед ним на парту бланки тестов на профориентацию не может.
Шестьдесят вопросов о сфере интересов и тридцать – о мотивации.
И Чонгук, у которого уже закончилась его физика, обещал подождать.
Сокджин щелкает ручкой и просматривает первый лист.
«Мне нравится, когда люди…», – читает Сокджин и давит в себе желание спросить, можно ли на полях вписать свой ответ, потому что из предложенного ему выбрать сложно. Потому что Сокджину нравится, когда люди не навязывают ему свои идеи и мысли, не ждут чего-то особенного и не напоминают каждый раз, что от его выбора сейчас будет зависеть вся его жизнь, но отмечает «радуются выполненной работе», потому что этот вариант кажется наиболее общественно приемлемым.
«Изучение законов, законодательных актов, отслеживание изменений в законодательстве – это ...»
На мгновение обернувшись назад, он замечает, что Юнги переворачивает, кажется, уже третий лист, и везде отмечает второй вариант.
«Придурок», – ласково тянет про себя Сокджин и ставит галочку напротив «не вызывает отторжения».
Тест кажется настолько примитивным и предсказуемым, что Сокджин, перелистывая страницу, невольно начинает думать о том, что у всех школ есть определенная количественная норма будущих программистов, учителей и медицинских работников.
Юнги тянет вверх руку и спрашивает, можно ли сдать, поднимается с места, не дожидаясь ответа, а мифический Сеульский заборостроительный всё ещё кажется Сокджину вполне достойным местом для дальнейшего обучения.
Все тридцать вопросов на мотивацию Сокджин даже не читает – просто отмечает самый длинный вариант ответа.
– Я тоже закончил, – говорит он и подхватывает свой рюкзак.
– Вы уверены в том, что ответили на все вопросы правильно? – настороженно спрашивает завуч.
«Правильно».
Сокджин морщится.
– Так, как хотели ответить на самом деле, – поправляет социальный работник.
– Если я уверен, то могу быть свободен?
– Конечно.
Сокджин не успевает догнать Юнги в коридоре, но на выходе из школы его всё же ждёт уткнувшийся в телефон Чонгук.
– Идём? – спрашивает Сокджин, расстегивает пуговицы пиджака и скидывает с плеча рюкзак – одна лямка волочется за ним по асфальту.
– Ты что-то рано, хён, – Чонгук расплывается в улыбке и прячет телефон в карман. – Ещё двадцать минут до звонка.
– У нас отменили последний урок, притащив вместо этого кучу дурацких тестов, – Сокджин щурится от солнечного света, поднимает голову и откидывает назад чёлку.
– Замучили?
– Немного.
– Тогда давай по пути купим оденг, а?
– Давай. Как прошла твоя физика?
Чонгук перебрасывает свой пиджак через плечо, прячет руки в карманы брюк и рассказывает что-то про задачи на оптику, которые он принципиально решает по формуле второго закона Ньютона, потому что может, а потом запускает ладонь в волосы и ерошит их на затылке.
«Потому что я туповат для физики, на самом деле», – говорит, и Сокджин совершенно некстати находит это милым, но отвечает только – «ну и ладно».
– Физика – это не для каждого, – мягко улыбается Сокджин. – Когда я был в средней школе, меня отправили на олимпиаду, а потом вся учительская неделю смеялась с того, что у меня в одной из задач плотность огурцов в бочке получилась меньше плотности воды.
Чонгук сдавленно хихикает.
– Так что в этом мы с тобой немного похожи, – Сокджин опускает ладонь на чонгукову макушку.
– Ну хён, ты же знаешь, что я это не люблю, – дуется Чонгук, но от прикосновения не уходит.
– Мне можно.
– Только тебе, понятно?
Сокджин кивает и прячет руки в карманы точно так же, как Чонгук – они даже идут нога в ногу – а потом покупает на оставшуюся в карманах мелочь оденг – Чонгуку четыре шпажки, а себе две, просит стаканчик бульона для Чонгука.
– А пойдем ко мне, хён? Можно поиграть в приставку, пока мои с работы не вернулись, – Чонгук стаскивает зубами с палочки рыбный блинчик и кивает в сторону своего дома. – Пойдем, а?
– В другой раз, Чонгукки, хорошо?
– Я слежу за тобой, – Чонгук хмурится, переводит два пальца с себя на Сокджина и уносится, дождавшись зелёного. – Слежу! – напоследок кричит он снова.
Сокджин повторяет его жест, дожидается, пока Чонгук скроется за поворотом, смотрит на остывший оденг и вытаскивает из кармана пиджака наушники. До дома остаётся всего полторы улицы, но идти туда совершенно не хочется.
Один трек сменяется вторым, а затем и третьим, и Сокджин просто безуспешно пытается растянуть время, потому что к концу последней песни всё равно оказывается возле своего подъезда с недоеденным оденгом на шпажке и запоздалой мыслью о том, что лучше бы Чонгук со своим Мортал Комбатом на приставке, в который Сокджин раз за разом проигрывает.
Он бережно сматывает наушники и убирает в рюкзак, зажав шпажку зубами, и ищет по карманам ключи, когда замечает сидящую под балконом кошку.
– Хочешь? – спрашивает он осторожно и присаживается на корточки, вытягивая перед собой оденг. Кошка принюхивается, переминается с лапы на лапу и облизывается, но не подходит. Сокджин не торопится – вытягивает руку сильнее и опускает шпажку к самой земле. – Иди сюда?
Сокджин привык ждать – всю свою жизнь, кажется, всё время чего-то ждёт, никогда особенно не надеясь, правда. Ждет сначала родителей, которые пропадают неделями в командировках с тех пор, как Сокджину исполняется девять, ждёт маячащий на горизонте того времени переезд в Сеул, все три года, пока живёт у бабушки в пригороде. Ждет звонков от старых друзей, а потом, уже в Сеуле, записывается на все дополнительные занятия, чтобы дождаться, когда у Юнги закончится тренировка по баскетболу, пусть в то время Юнги и не был для него кем-то особенным – Юнги просто был. Сокджину хватало и этого. И, когда устаёт ждать совместных семейных ужинов, ждёт разрешения пойти в ту же старшую школу, что и Юнги, который всё ещё есть, но уже не совсем просто. Сокджин ждёт и после – пацана, который по чистой случайности оставляет у него свою куртку, и упускает тот момент, когда начинает ждать его без веской причины, а потом Чонгук дожидается его сам – после занятий, чтобы пойти домой вместе, как сегодня.
Кошка принюхивается, громко мяукает и делает осторожный шаг навстречу. Сокджин опускает голову, упираясь подбородком в колени, чтобы казаться ниже и не вызывать опасений – когда-то давно он читал о том, что с кошками нужно именно так, чтобы не спугнуть.
– Я тебя не обижу, – заверяет он ласково и наклоняет голову вбок, прижимаясь к коленям щекой. – Хочешь же?
Сокджин видит, что та хочет, и всё ещё ждет – не просто кошку, а того, о чём вслух родители в его присутствии пока не говорят, но Сокджин уже не настолько наивный и глупый, и ему уже давно не четырнадцать. Кошка подходит совсем близко и Сокджин тянет к ней другую руку, касаясь кончиками пальцев макушки и ушей – та едва слышно урчит и лижет кончик шпажки.
– Вот так, – Сокджин снимает рыбный пирожок с палочки, гладит принюхивающуюся к еде кошку по спине, и её шерсть под пальцами жесткая, совсем не такая, как у домашних. – Будешь со мной дружить?
Кошка мурлычет и дёргает кончиком хвоста.
– Сокджини? Ты уже вернулся?
Сокджин оборачивается на голос матери и приветливо улыбается.
– Поможешь мне, милый? Отец скоро вернется, вместе поужинаем, – она шуршит пакетами и треплет Сокджина по волосам, проходя к двери подъезда. Сокджин гладит кошку за ухом и нехотя поднимается.
– Конечно.
– И не прикармливай тут котика, хорошо?
Сокджин прячет руку в карман брюк, всё ещё ощущая кошачье мурлыканье кончиками пальцев, а другой придерживает подъездную дверь, а потом забирает один из пакетов.
– Что будем готовить, мам?

Вместе с матерью на кухне Сокджин чувствует себя не в своей тарелке: сталкиваться с кем-то возле рисоварки или тянуться к одному и тому же ножу – ощущение непривычное, и Сокджин не может с уверенностью сказать, что ему это нравится. Чего-то подобного не хватало – может быть, отрицать это попросту глупо – но отделаться от ощущения подкрадывающегося неизбежного Сокджин оказывается не в силах.
«Сегодня», – проговаривает он про себя раз за разом и под непринужденный рассказ матери о дочери одной из её близких подруг, выпускает из рук кусок говяжьей вырезки, который звучно шлёпается на дно раковины.
– Сокджини?
– Нужно промыть мясо, – Сокджин выворачивает воду в кране на максимум, шлепает вырезку о раковину другой стороной, возит по ней ладонью, а потом – губкой по стене, стирая брызги.
Дочь близкой подруги, что на третьем курсе университета Сонгёль. Сокджину впервые за последнее время жаль, что ему не четырнадцать, потому что тогда всё казалось пусть не намного, но проще.
Значит, обратно в Анян.
Сокджин раздражённо сам себе улыбается, укладывает вырезку на разделочную доску, режет тонкими полосками, и у него получается аккуратнее, чем у матери, что раздражает ещё сильнее.
– Открой дверь, мам, – Сокджин вываливает мясо в маринад, перемешивает, косится на таймер рисоварки. – Нам ещё минимум минут сорок нужно, – говорит и грохает чайник на плиту с такой силой, чтобы было слышно даже в прихожей.
Сокджин уже почти не сомневается – Анян – когда относит отцу чашку чая в гостиную, натянуто улыбается, когда слышит, что они давно уже не обедали всей семьёй, и прикусывает губу с внутренней стороны, чтобы не спросить, сколько ещё можно тянуть – притворяться, что он ни о чём не догадывается, оказывается гораздо сложнее.
– Отцу предлагают новую работу, да? – спрашивает он у матери тихо, переворачивает мясо и зачем-то машет над ним ладонью.
– Ты знаешь?
– Скорее догадывался, – Сокджин убавляет огонь и перекладывает ломтики говядины с одной стороны сковороды на другую, только чтобы не поворачиваться. – Слышал ваш разговор не так давно. И как отец обсуждал перевод с начальством по телефону – тоже.
– Сокджин.
– О таких вещах нужно сразу говорить, а не тогда, когда уже всё решили, – Сокджин мягко ведет плечом, уходя от прикосновения.
– Позови отца, пожалуйста, и садись за стол, а то рис остынет.
– Мам. Я должен был знать об этом, разве нет?
– Этот вопрос еще обсуждается, а тебе нужно сосредоточиться на выпускных экзаменах. Мы ещё ничего не решили.
– А моё мнение вообще будет учитываться?
– Сокджин!
– Я, кажется, не голоден, – врёт Сокджин, убирает свою тарелку со стола обратно в шкаф и уходит к себе в комнату, чувствуя на себе тяжелый взгляд. От злости его почти трясёт. Дверь за собой он закрывает тихо, пусть и хочется со всей силы ударить ей о косяк, чтобы с шумом и треском. Плюхнувшись на кровать, Сокджин утыкается лицом в подушку и орёт в неё, пока хватает воздуха. Как ни странно, после этого ему становится чуть легче. Перевернувшись обратно, он утыкается взглядом в потолок.
Сокджин не понимает сам себя. Он всё ещё не знает, что хочет дальше сделать со своей жизнью, но не хочет, чтобы ею распоряжался кто-то другой. И, на самом-то деле, он может всё исправить, но для этого ему нужно разобраться с собой. Но если бы прямо Сокджину дали выбор между этим самым «разобраться с собой» и квестом на победу над драконом, он выбрал бы дракона – потому что дракона победить легче, чем себя. Отвлекшись на навязчивые мысли, Сокджин сам не замечает, как проваливается в сон и просыпается только ближе к одиннадцати с тяжелой головой, пустым желудком и не сделанным домашним по математике. Но вместо того, чтобы сесть за учебники, он включает ноутбук и кликает по первой попавшейся иконке игры с трудночитаемым названием, которую установил еще месяца три назад.
«А мог бы в нормальные игры играть», – назидательно говорит воображаемый Чонгук, машет перед собой джойстиком и выбирает Саб-Зиро.
«Мог бы», – соглашается про себя Сокджин, вздыхает и закрывает окно запуска, раздражённо кликая мышкой. – «Но не буду. Ничего делать не буду». И сам себе противоречит, когда тянется за телефоном и набирает Юнги.
– Не хочешь пройтись?
– Встретимся, где обычно? – предлагает тот, из трубки раздаётся шорох и звук отбиваемого об асфальт мяча.
– Идёт, – Сокджин открывает дверцу шкафа и копошится на полках, прижимая телефон к плечу щекой. – Минут через двадцать буду.
– Хорошо.

Сокджин зябко ёжится, прячет руки в карманах толстовки и вжимает голову в плечи, игнорируя вибрирующий в кармане телефон – родители наверняка заметили его отсутствие, но разговаривать с матерью, а тем более с отцом – последнее, чего Сокджину сейчас хочется. В мыслях раз за разом прокручивается их так и не состоявшийся разговор, но Сокджин и так знает, что ничем хорошим он бы в любом случае не кончился, сжимает телефон в руке и переходит на бег – до школы так всего минут десять.
Сокджин притормаживает возле закрытых ворот, успокаивает сбившееся дыхание и вслушивается в густую и тяжелую тишину школьного двора, цепляется за металлические прутья, прижимается к ним лбом и закрывает глаза – мимолетное желание и очень странный, смущающий жест. Телефон в кармане вибрирует снова, но на этот раз это скорее всего Юнги, и Сокджин поднимает взгляд на само здание школы, всматриваясь в пустые окна, и ловит себя на мысли, что наверное, будет скучать, но не по людям – по месту.
Экран мобильника снова вспыхивает, высвечивая входящее сообщение, и Сокджин отрывает себя от ворот и осматривается по сторонам.
«Поднимайся уже, а то выглядишь тупо», – пишет Юнги. Видел, значит.

Уведомления о восьми пропущенных вызовах от матери Сокджин сбрасывает без зазрения совести, закатывает рукава толстовки и привычно уже перебирается через ворота, пробегает через баскетбольную площадку и забегает за угол здания, туда, где соединяются два корпуса. Запрыгивает на мусорный бак, цепляется за пожарную лестницу и подтягивается на руках – со второго, правда, раза. У Юнги получается куда лучше.
– Серьёзно, Сокджин, очень тупо.
Юнги сидит к нему спиной на бортике крыши, свесив ноги вниз, и даже не поворачивается, просто вскидывает вверх руку.
– Да иди ты, – Сокджин улыбается, подходя ближе, и слышит характерный щелчок открываемой Юнги банки.
– Не пиво, кола, – поясняет Юнги, хотя Сокджин не говорит ни слова. – Там в рюкзаке еще одна, возьми себе.
Сокджин наощупь находит в рюкзаке банку, подходит к краю крыши и облокачивается о перила. Небо низкое, тяжелое, словно собирается дождь, и ветер совершенно не летний, холодный.
– Иногда я думаю, что оттуда, снизу мы выглядим потенциальными суицидниками.
Юнги хмыкает, откидывается назад, держась за поручень, и смотрит на Сокджина в упор.
– Случилось чего, да?
Сокджин неопределенно ведет плечами и с удивлением замечает, что раздражение отступает, оставляя после себя усталость и пустоту, и если разговора с родителями так и не вышло, почему бы не поговорить с Юнги.
– Моему старику предлагают новую работу.
Юнги хлопает по бортику рядом с собой, лезет во внутренний карман ветровки за сигаретами и щелкает зажигалкой. Сокджин садится, отгоняет от себя дым ладонью и возит пятками кроссовок по стене. Юнги стряхивает пепел вниз и молча смотрит перед собой – не торопит.
– В Аняне.
– Это, конечно, круто, – говорит Юнги, немного помедлив. – Но я не совсем понимаю, причём тут ты, – вопрос ставит Сокджина в тупик, но Юнги продолжает, прокашлявшись. – Ты меня извини, конечно, но они решили вдруг, что ты недостаточно самостоятельный для того, чтобы жить отдельно?
– Скорее, недостаточно состоятельный. Но мы об этом пока не говорили.
– Почему?
– Я сбежал, – Сокджин накидывает на голову капюшон толстовки, свешивается вниз и следит за угасающим огоньком сброшенной вниз сигареты, отстраненно представляя, какой завтра поднимется шум, когда на окурок наткнется кто-нибудь из учителей. – Мать хочет, чтобы я поступал в Сонгёль.
– Никогда о таком не слышал.
– Вот-вот.
– А сам ты чего хочешь?
Сокджин вздыхает тяжело и опускает подбородок на сцепленные в замок пальцы.
– Понятия не имею. А ты?
– Same shit.
– На переводчика иди, хорошо получается, – Сокджин толкает Юнги локтем в бок, и тот весело хмыкает. – А то всё тесты на профориентацию какие-то.
– Нет уж, лучше в заборостроительный. Плевать, на самом деле, – Юнги подхватывает лежащий возле него мяч и раскручивает его на пальце. – Поступлю куда-нибудь на заочку, буду работать у тёти в кофейне, накоплю немного денег. Мне проще – чтобы заниматься тем, чем я хочу, вышка не так уж и важна. Эй, Сокджин.
– М?
– Смотри, как я могу, – Юнги перехватывает мяч двумя руками, целится в баскетбольное кольцо внизу, высунув кончик языка, выпускает мяч в полёт, но в итоге промахивается на добрых пару метров. – Блин, я думал, что получится.
– Придурок, – весело усмехается Сокджин, Юнги только разводит руками – мол, я правда пытался – и Сокджин вдруг предельно чётко осознает одну вещь: он всё ещё не знает, что делать со своим будущим, но по-настоящему уверен только в одном.
Он хочет остаться в Сеуле.

На следующий день, ближе к вечеру, родители уезжают снова. Из их разговоров даже можно понять, куда именно, но Сокджин нарочно не прислушивается. Глупо и по-детски, но Сокджин чувствует себя неожиданно усталым от всего этого дерьма.
– Мы уехали! – привычно оповещает мама перед тем, закрывается входная дверь.
– Пока, – говорит Сокджин, прекрасно зная, что его не слышно.
Несмотря ни на что, он всё равно любит своих родителей, но из-за их постоянных поездок в промотуры уже привык жить один и быть самостоятельным. Да и сами родители, как ему иногда кажется, порой не совсем понимают, что делать с сыном, который вырос у них как будто сам собой.
Немного бесцельно покопавшись в интернете, Сокджин принимается за домашнее задание, которое, несмотря на его мечты и желания, никогда не делает само себя, и неожиданно так погружается решением задачи по физике – той, что усложненная, что и не замечает, как проходит время. И только когда записи в тетради становятся не такими уж разборчивыми, он понимает, что скоро уже стемнеет.
Сокджин закапывает тетрадь в ворох других, потому что ближе к последней формуле она начала его смутно раздражать, и понимает, что хочет есть. Дверной звонок раздается как раз тогда, когда он открывает холодильник. Сокджин бросает последний взгляд на еду и захлопывает дверцу.
– Иду! – громко оповещает он, когда звонок повторяется.
– Хён, ты один сегодня? – слышит Сокджин прежде, чем успевает до конца открыть дверь. На лестничной клетке темно, и Чонгук отворачивается прежде, чем полоса света из прихожей успевает скользнуть по его лицу. – Я переночую сегодня у тебя, можно? – спрашивает он снова, упрямо пряча лицо под капюшоном толстовки, натянутой поверх форменного пиджака.
Сокджин молча отступает назад, прислоняется к стене и скрещивает руки на груди.
Чонгук натягивает капюшон на глаза и заходит внутрь, разувается, не поворачиваясь к Сокджину лицом, и закрывает дверь так намекающе долго, что Сокджину уже давно следовало бы отвернуться.
– Ну что? – раздражённо огрызается он, запинывает рюкзак под полку для обуви и сдергивает головы капюшон. – Давай, отчитай меня ещё.
Сокджин цокает языком, тянет руку к чонгуковым волосам – тот едва заметно вжимает голову в плечи, но взгляда не отводит – и аккуратно убирает с лица встрепанную чёлку. Чонгук пытается держать лицо, но морщится и закрывает глаза, когда Сокджин задевает пальцем ссадину на скуле, выдыхает медленно и тихо и весь сникает.
– Толстовку снимай, бестолочь. В стирку закину. И штаны тоже.
– Я упал, – раздражение Чонгука сменяется сомнительным желанием оправдаться. – С мотоцикла.
«Ага, лицом на чей-то кулак», – хмыкает про себя Сокджин, но вслух лишь спрашивает:
– Голодный?
Чонгук пожимает плечами, переминается с ноги на ногу и аккуратно стряхивает с себя ладонь Сокджина.
– В душ можно?
– Я оставлю полотенце и одежду на стиральной машинке, – кивает Сокджин и прячет руки в карманах потасканной домашней толстовки, пока Чонгук осторожно проскальзывает мимо него, и стоит в прихожей до тех пор, пока не слышит, как в ванной включается вода.
Когда Сокджин перебирает свои вещи в поисках того, что более-менее может подойти Чонгуку, то уже не пытается отрицать очевидное. Чонгук, скорее всего, сейчас сидит в самом углу ванной, подставившись под горячий душ и обняв руками колени, и Сокджин думает, чего ему хочется больше – приложить головой о стену тех, с кем он подрался, самого Чонгука или же приложиться самому.
Третий вариант неплох.
Сокджин стучит в дверь, толкает её плечом – замок сломался ещё вчера, а руки никак не дошли починить – кладёт чистые вещи на стиральную машинку и задергивает шторку в ванной плотнее.
– Хён? – Чонгук высовывается из-за занавески с зубной щёткой Сокджина во рту, стирает потекшую по подбородку пасту, и только потом спрашивает. – Я тут взял, можно же?
– Можно, – кивает Сокджин. – И задергивай плотнее, лужу нальешь.
– Извини.
Сокджин растирает брызги по кафелю упавшим с батареи полотенцем, собирает вещи Чонгука с пола, закидывает в машинку, на автомате засыпает порошок и выставляет режим.
– Хён, я не буду сейчас есть, наверное, – говорит Чонгук и тянется к стоящему на полке под зеркалом шампуню. Сокджин цепляется взглядом за ссадины на костяшках пальцев – упал он, да-да – дожидается, пока барабан машинки начинает вращаться, и выходит, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Есть он, пожалуй, тоже не будет, а вот выпить – можно.
Сокджин раздвигает контейнеры с едой на нижней полке и достает из холодильника припасённые для Юнги две банки пива, которые родители никогда не успевают найти, открывает первую и делает большой глоток, крутит банку в руках и выпивает залпом почти половину. Душевного равновесия это не возвращает, но едва уловимо становится легче.
Чонгук в ванной выключает воду, чем-то гремит и выходит на кухню, шлепая по полу босыми ногами, в тот момент, когда Сокджин заканчивает доставать всё необходимое из аптечки. Чонгук мнётся в проходе, но садится на специально для него выдвинутый стул, отводит взгляд в сторону и даже не морщится, когда Сокджин щедро поливает его разбитую скулу перекисью, стирает лишнее ватой и лепит дурацкий детский пластырь с котятами.
– Ты же не упал, правда?
Сокджин захлопывает аптечку, отодвигает на другой край стола и прислоняется спиной к холодильнику. Чонгук хмурится, двигает к Сокджину его пиво и в его вещах выглядит нелепо – футболка велика в плечах размера на три. Да ещё и эти мультяшные котята на пластыре.
– Отдай мне эту футболку, хён? Люблю оверсайз.
Чонгук скребет ногтем по пластырю, поджимает под себя ногу и смотрит на Сокджина снизу вверх. Сокджин сдаётся, устало трёт глаза кончиками пальцев и бросает по Чонгуку вторую банку.
– На вот. С боевым крещением, что ли.
Чонгук недоверчиво крутит банку в руках, но ничего не спрашивает.
– Пей, – кивает Сокджин. – Лучше уж со мной, чем неизвестно где. И не ковыряй ничего, а то шрам останется.
– Девчонкам нравятся шрамы. Нравятся же?
– Не знаю, не дрался никогда.
– Тепличный хён, – улыбается Чонгук, прижимая к щеке холодную банку. Сокджин несильно пихает ногой стул под ним. – Хотя ты и так девчонкам нравишься. Ты красивый, я бы даже на свидание с тобой пошел.
Сокджин давится на последнем глотке, и приложиться о стену головой самому – всё ещё ничего мысль. Чонгук тихо смеётся в кулак, поднимает взгляд и будто бы без слов спрашивает – «ну а что? Правда же».
– Пойдем, – Сокджин наконец справляется с лицом и добавляет: – спать.
Чонгук не хочет спать, а хочет говорить по душам и, может быть, еще выпить, но Сокджин перестилает постель в своей комнате, стягивает со спинки стула пижамные штаны и выходит из комнаты, включив Чонгуку ночник. Ссадина на скуле противно тянет; Чонгук снова скребет ногтем по пластырю, забирается на кровать с ногами и рассматривает комнату Сокджина. Не то, чтобы он тут никогда не был, но вот ночует впервые, и с доверием к нему, Чонгуку, у Сокджина никаких проблем нет – отчего-то очень тёплое, приятное осознание.
Чонгук падает головой на подушку и закрывает глаза – наволочка жесткая, отглаженная и пахнет порошком. В ванной за стеной стиральная машинка несколько раз пищит и выключается, и Чонгук почти тут же слышит шаги Сокджина, будто бы тот специально не ложился, чтобы не пропустить время.
Сокджин – хороший хён, думает Чонгук. Быть Сокджином, наверное, здорово.
Судя по звукам, Сокджин заканчивает развешивать постиранную одежду, чем-то гремит в ванной, а затем прикрывает за собой дверь, выключает свет и уходит в гостиную. Чонгук слышит сигнал выключающегося телевизора – в квартире Сокджина очень тонкие стены – но сон всё ещё не идёт.
Ночник расчерчивает комнату на светлые и тёмные полосы, и Чонгук принципиально рассматривает только светлые – выбоину на паркете возле самой кровати, дверцу шкафа в наклейках, настенную полку, заставленную фигурками Марио, краешек стола со светильником и уголком фоторамки. Чонгук улыбается – Сокджин никогда не казался ему тем человеком, который ставит на письменный стол совместные фотографии с родителями – и даже поднимается с кровати, чтобы лучше рассмотреть, а потом пытается задавить в себе рвущуюся наружу тупую улыбку.
На снимке первый учебный день – последний год Сокджина в этой школе, а для Чонгука наоборот, первый. Юнги пытается втащить в кадр Донхёка, который запаздывает и влезает только наполовину, Намджун щурится в улыбке, Хосок выпрыгивает откуда-то сзади, и его волосы очень смешно торчат в разные стороны, а в центре всего этого Сокджин, держащий его, Чонгука, в захвате.
– Ну Сокджини-хён.
Чонгук бережно ставит фоторамку обратно на стол, заворачивается в одеяло, как в мантию, подхватывает подушку и выходит из комнаты, совсем не думая о том, что хочет так тоже в свой последний год – чтобы эти же улыбки, люди, и Сокджин всё так же ерошит ему волосы – очень дурная привычка, которая только ему и простительна. Чтобы Юнги и Донхёк в своём заборостроительном, вечно спасающий в неловких ситуациях Хосок, и даже Намджун, с которым Чонгук общается, но всё ещё весьма поверхностно.
Такие друзья-хёны – это здорово, думает Чонгук. Такое должно быть навсегда и насовсем.
Сокджин обнаруживается на неразложенном диване в гостиной, повернувшимся лицом к спинке, и Чонгук бросает одеяло на пол рядом с диваном, ложится на один край и накрывается другим, а потом зовёт тихо:
– Хён?
А затем тянет руку и легко царапает Сокджина где-то под лопаткой, на что тот отзывается сонным «мм?», возится, переворачиваясь, и переводит на Чонгука бездумный взгляд.
– Ты почему не спишь?
Судя по тону, гнать Чонгука спать он, кажется, не думает.
– Ты очень клёвый друг, хён, – говорит Чонгук.
«Клёвый», – мысленно соглашается с ним Сокджин, но вслух только хмыкает и заворачивается в плед точно так же, как и Чонгук.
– Тогда тебе повезло? – шутливо уточняет он.
Клёвый, как же, ага.
– Хён, – Чонгук пропускает вопрос мимо ушей, а потом будто задумывается и спрашивает. – А тебе какие девушки нравятся, хён?
Сокджин натягивает плед выше и на мгновение жмурится – так сильно, что под веками начинают плавать цветные кляксы.
– Забавные и смешные, – наконец говорит он неуверенно, будто бы не знает, какие нужно подобрать слова. – И чтобы тёмные волосы.
– А короткие или длинные?
– Короткие. Ну, или до плеч.
– А грудь? – ехидно хмыкает Чонгук и выставляет ладони перед собой, обозначая размер. Сокджин закатывает глаза и давит в себе желание отвернуться обратно и притвориться спящим.
– Грудь – это второстепенное, – выходит очень нравоучительно. – Главное, чтобы человек был хороший. Чтобы понимал, чтобы доверие и всё такое, – Сокджин прикладывает ладонь к лицу – настолько тупо это звучит. – А ещё здорово, когда она не просто бегает за тобой и «оппа, то», «оппа, это», а имеет своё мнение и может за себя постоять.
Сокджин с силой сдавливает виски пальцами и в буквальном смысле прикусывает кончик языка, чтобы не сказать что-нибудь ещё.
– Это какая-то Юнджи-нуна, хён, – вдруг совершенно серьёзно говорит Чонгук. – Ты уверен, что оно тебе надо?
«Это ты, придурок», – сам себе говорит Сокджин и всё же отворачивается к стене, потому что говорить о своём идеальном типе девушки, которая и не девушка вовсе, в действительности оказывается не так уж и просто, но всё равно переспрашивает:
– Юнджи-нуна?
– Ну Юнги, Юнги-хён. Я думаю, будь он девчонкой, был бы Юнджи. Знаешь, такая очень опасная нуна, которая курит на крыше, пока никто не видит, и говорит «I have a gun in mу bag», когда к ней пытаются подкатить, – Чонгук шумно ворочается и очень тупо хихикает.
Сокджин глубоко вздыхает и пытается провалиться в медитативный сон, но Чонгук снова хихикает и говорит что-то ещё – Сокджин почти уже не слышит, но перед тем, как заснуть окончательно, всё же улавливает одну фразу.
– Мне кое-кто нравится, хён.
Сокджин просыпается, только небо за окном начинает светлеть, и, если не поворачиваться лицом к комнате, а так и лежать, уткнувшись лицом в щель между подушкой и спинкой дивана, можно даже поверить в то, что замотанный в одеяло Чонгук со своими ночными откровениями ему просто приснился.
«Мне кое-кто нравится, хён»
Сокджин прижимает пальцы к противно ноющим вискам и закапывается глубже в плед, но всё оставшееся до будильника время лежит без сна, рассматривая то узоры на обоях, то тень на полу, то растрепанную макушку Чонгука, который вдруг дёргается, скидывая с себя одеяло, вздыхает во сне и переворачивается к Сокджину лицом.
Рано или поздно это должно было случиться, и Сокджин в какой-то степени даже рад, что ни на что никогда не надеялся.
Утром они идут в школу вместе, и ночную тему никто из них не поднимает.
До обеденного перерыва Сокджин дотягивает на чистом энтузиазме, потому что – видимо, от Юнги заразился – спать хочется невыносимо. Прозвеневший звонок слышится Сокджину как благословение свыше.
– Хочу спать, – ноет он, повисая на Юнги. Тот бурчит что-то нелестное себе под нос и порывается уложить Сокджина прямо на пол. – Юнги, ты же не бросишь меня здесь?
– С крыши я тебя брошу, – неласково бросает Юнги.
– Не ври, – Сокджин тянет его за щеку. – Я твой друг, если что.
Юнги очень выразительно молчит, и Сокджин, занятый выведением его из себя, даже не замечает, как они выходят на улицу. Бледное солнце неожиданно слепит, и Сокджин жмурится, подставляя лицо его лучам. Юнги же тем временем с облегченным вздохом сгружает его на траву и сам опускается рядом, тут же затихая. И, черт, Сокджин всегда завидовал его способности засыпать в любое время и в любом месте.
Впрочем, Сокджин с большим удовольствием и сам лег бы рядом, и проспал бы до вечера прямо в школьном дворе, но расписание и врожденное чувство ответственности перевешивает все его революционные порывы, так что он лишь устало вздыхает и косится на часы. До конца перерыва остается ещё почти пятнадцать минут, и он улыбается уголками губ, совершенно не обращая внимание на громкое «Оппа!», раздавшееся за спиной.
– Сокджин-оппа! – раздается снова, но уже совсем рядом с ухом, и уже на этот раз Сокджин понимает, что зовут его.
– Зову тебя, зову, а ты не реагируешь, – недоуменно говорит Суджин.
– Так я же тут не один, – хмыкает Сокджин, чуть склоняя голову набок. – Полный двор учеников, вдруг ты зовешь не меня?
– И то верно, – Суджин заправляет за ухо выбившиеся от ветра волосы и лезет в карман форменного пиджака. – Вот, это тебе.
Сокджин слегка растерянно принимает пакетик клубничного молока.
– Спасибо за помощь тогда.
– Пожалуйста, – он пожимает плечами. – Хотя не то чтобы я помогал, знаешь ли, у тебя же была карта.
Суджин пожимает плечами тоже.
– Ты мой первый знакомый в этой школе, так что не спорь, – упрямо говорит она.
Логики в этих словах чуть, но Сокджин сдается и кивает.
– Спасибо ещё раз.
– Обращайся, если что-то понадобится, – зачем-то говорит Сокджин.
– Я запомню, – Суджин расцветает в улыбке, взмахивает рукой на прощание и вприпрыжку уносится к школе. Сокджин провожает её взглядом и дергается от неожиданности, когда Юнги рядом спрашивает:
– Заводишь новых друзей?
– Не то чтобы. Просто как-то помог ей найти дорогу до школы.
– Привет! – бодро восклицает Чонгук, плюхаясь на траву рядом с ними. – Хён нашел себе девушку?
– Что?
– С девушкой вон сейчас говорил. Ууу, мой хён стал таким взрослым, – тон Чонгука веселый, а вот глаза, Сокджин видит, почему-то серьезные.
– Я знаю Суджин всего ничего, о чём ты вообще.
– Суджин, значит, – нарочито певуче тянет Чонгук, и Сокджин сам не знает, кто тянет его за язык.
– Могу вас познакомить, если хочешь.
Чонгук в упор смотрит на него.
– Я подумаю.
– Идиоты, – с неодобрением говорит Юнги и садится. И Сокджин прекрасно понимает, к чему он это говорит, но привычно уже решает притвориться дурачком.
– Мы тебя разбудили? Прости.
– Все равно звонок скоро, – вклинивается Чонгук. – Ты не можешь проспать всю жизнь, хён.
– А я-то так надеялся…
Слушая их ленивую перебранку, Сокджин протыкает соломинкой фольгу и одним глотком выпивает, наверное, сразу половину молока. Чонгук перешучивается с Юнги, но не перестает коситься на Сокджина – внимательно, испытующе, из-за чего молоко будто застревает в горле. Сокджину очень хочется спросить, что же происходит, но он попросту не успевает – перемена заканчивается одновременно с молоком.

После школы он снова бредет домой один, потому что Юнги, похоже, реально рассматривающий будущую работу в кафе, уходит туда.
– Тетя взялась за меня всерьез, – объясняет он Сокджину, пока они вместе идут к выходу. – Этот бесконечный кофе снится мне по ночам.
Сокджин, не сдержавшись, фыркает, и его не останавливает даже то, что Юнги прямо на ходу пытается сделать ему подсечку.
– Тебе смешно, – ворчит он.
– Естественно, – подтверждает Сокджин, даже не пытаясь скрывать, как его это веселит.
– Ненавижу тебя.
– Конечно-конечно.
От дальнейшей бесцельной ругани их останавливает только развилка, так что они дают друг другу «пять» и расходятся. Оставшись в одиночестве, Сокджин совершенно не удивляется, обнаружив, что его мысли снова сводятся к Чонгуку.
На самом деле, Сокджин не может понять, когда он вообще в него влюбился. Он ведь знает Чонгука с тех пор, когда тот был смешным (это сам Чонгук яростно отрицает) и не слишком-то приветливым с незнакомцами мелким донсэном Хосока. И, казалось бы, это только должно подтверждать, насколько вкусы Сокджина необычны. Но… это же Чонгук. Чонгук, на улыбку которого Сокджин не может не улыбнуться в ответ. Чонгук, который обожает зависать дома у Сокджина, когда его родителей нет. Чонгук, который неожиданно и так быстро стал слишком взрослым.
«Чужие дети быстро растут», – всплывает в голове дурацкая фраза, которую любят повторять все их родственники, приезжая в гости. Следом же, цепляясь за какие-то непонятные ассоциативные связи, приходит и то самое воспоминание.
Да, Сокджин не может понять, когда он влюбился в Чонгука, но он прекрасно помнит, как он это осознал. Не было никаких драматичных озарений, лепестков роз, летающих вокруг ангелочков со стрелами.
Они тогда в очередной раз сидели дома у Сокджина, который должен был следить, чтобы Чонгук сделал домашку, но вместо этого позорно проигрывал этому самому Чонгуку уже третий заезд в гонках.
Машины на экране пересекли финишную черту, следом всплыла и таблица с результатами. Чонгук довольно вскинул кулак вверх, а Сокджин досадливо отбросил джойстик в сторону, а потом и вовсё лег на пол.
– Да как ты это делаешь вообще?! Щупальца отрастил и втихую ими кнопки нажимаешь?
– Ну у тебя и фантазии, хён, – показательно сморщился Чонгук, отодвигаясь подальше. – Щупальца, надо же такое придумать…
– А тебя что-то смущает в щупальцах? – лениво протянул Сокджин, жмуря уставшие от долгого напряжения глаза. – Хочешь поговорить об этом с хёном? Хочешь пожаловаться ему на проблемы?
– Вот это сейчас прозвучало ещё более странно. Вообще, хён…
– М? – Сокджин приоткрыл один глаз и обнаружил, что Чонгук нависает над ним.
– Тебе пора уже признать, что я постоянно обыгрываю тебя потому, что клёвенький.
В голосе Чонгука было невыразимое самодовольство, его палец утыкался в сокджинов нос, а сам Сокджин смотрел Чонгуку в глаза, ничего не отвечая, и с отчаянной остротой понимал, что в голове крутилось только одно: «Я влюбился в тебя, потому что ты клёвенький».
Осознав наконец, что пауза слишком уж затягивается, он практически на автомате отшутился, понимая, что это осознание, кажется, перевернет всю его жизнь с головы на ноги. Чонгук тогда ничего не заметил, а сам Сокджин ещё с неделю переваривал неожиданное осознание, и собственные мысли ему не нравились вовсе.
Тогда его состояние заметил именно Юнги. Нет, конечно, другие заметили тоже, но именно Юнги тогда спросил практически мимоходом: «Ты там влюбился, что ли?». По мере краткого рассказа Сокджина он становился всё более мрачным, а в конце сказал только:
– У тебя ещё будут из-за этого проблемы.
– С тобой тоже?
Юнги выразительно посмотрел на него в ответ.
– Ты придурок. Мне вообще без разницы, кого ты там любишь. С Чонгуком у тебя проблемы будут.
И до недавнего времени он был неправ. А потом Чонгук сказал с пола: «Мне кое-кто нравится, хён». И его тон говорил о том, что эта проблема только что появилась.
Сообщение приходит, когда Сокджин уже закрывает за собой дверь квартиры. Он некоторое время смотрит на пиксельный конвертик, уже зная, что увидит на экране, а потом быстро тыкает в него. Мама спрашивает, поел ли он, а потом добавляет, что ей звонили из школы. «Ты уже давно должен был решить, куда поступишь, Сокджини. Нельзя больше тянуть» – это вместо точки. Только вот проблема в том, что Сокджин не знает, чего он хочет от жизни. Внутренний голос иногда на полном серьезе предлагает поддаться шуткам Донхёка с Юнги про Сеульский Заборостроительный и пойти каким-нибудь маляром на стройку. Ну а что, тоже ведь профессия.
Уже в своей комнате Сокджин отбрасывает телефон на кровать, а сам останавливается у окна и утыкается взглядом в крыши соседних домов. В блокноте Юнги он как-то подсмотрел строчку «А вообще у меня нет мечты»; Сокджин в другие-то дни был согласен с ней целиком и полностью, а именно сейчас так и вообще задумывается о том, чтобы сделать её своим девизом, жизненным кредо и статусом в соцсетях.
– Медицинский? – на пробу спрашивает Сокджин сам у себя, а потом хмыкает. Это, конечно, не очко в его пользу, но он пока ещё не готов морально так близко сталкиваться с чужим горем. Слабоват. Юнги бы сказал, наверное, что лучше быть честным никем, чем лицемерным всем, и это слегка утешает.
Нужно бы, в принципе, собраться с мыслями и приняться за уроки, но вместо этого Сокджин так и остается стоять, бесцельно прокручивая в голове список любовно отобранных профессий. Среди приличных вкрадывается почему-то переворачиватель пингвинов, Сокджин хмыкает, представляя себя возящимся с пингвинами, и понимает, что перспектива-то в целом неплохая. В Антарктике ведь точно не будет Чон Чонгука, начавшего наконец-то интересоваться девушками. Любого Чон Чонгука там не будет, и это прекрасно. Наверное.
Сокджин вздыхает (в последнее время он делает это слишком часто), смотрит на стоящую на столе фотографию, и первое, что он видит – улыбку Чонгука.
Чонгук, Чонгук, везде Чонгук, всегда Чонгук, Чонгук в мыслях, Чонгук по соседству, всегда, везде. Угораздило же Сокджина в него вот так – с головой, пусть даже и Чонгук мальчишка ещё совсем, иногда смешной, иногда серьезный, с этой своей улыбкой невыносимой. Где-то на этом пассаже Сокджин себя обрывает с привычной уже решимостью, потому что бесперспективная влюбленность в собственного донсэна и самокопания по этому поводу мира ему не принесут, нет.

@темы: band: bangtan boys, Strong Heart - 2017

Comments

[your little Desert Eagle]

В классе шумно, и Юнги досадливо морщится, торопливо дописывая заданный неделю назад диалог по английскому.
– Ты не мог сделать этого раньше? – чисто из вредности спрашивает Сокджин, заглядывая в его тетрадь.
– Не мог, – отрезает Юнги, выразительно щелкая кнопкой ручки.
Сокджин хмыкает и расспросы прекращает, хотя ему хочется продолжить дразниться. Но Юнги не любит, когда ему мешают чем-то заниматься, а Сокджин все ещё хочет жить.
– Сокджин, открой окно, а, – просит кто-то от двери, и он уходит к окну, а возвращается на свое место одновременно со звонком.
– Держи, – говорит Юнги, чувствительно тыча пальцем в его спину. – Прочтешь со мной.
Сокджин кивает, но в протянутую бумажку даже не вчитывается и, наверное, делает это зря. Потому что двадцать минут спустя, стоя вместе с Юнги перед доской, он слышит потрясающий, но совершенно не подходящий по смыслу сказанному ранее вопрос:
– Do you like this window?
Откуда взялось окно, если до этого темой диалога были CD-диски, Сокджин не понимает. А вот до Юнги доходит прекрасно, но он на автомате договаривает:
– Three dollars.
Улыбку сдержать не удается, из-за чего Юнги смотрит на него, словно на предателя. Впрочем, смешки проносятся и по классу, даже учительница прикрывает рот ладонью, и остаток диалога они дочитывают быстро.
– Ты же понимаешь, что только что стал создателем самой эпичной фразы, что я слышал за последний месяц? – спрашивает Сокджин уже после звонка.
– Ты же понимаешь, что это произошло из-за вашей болтовни фоном? – копируя его тон, отвечает Юнги.
– Ты же понимаешь, что задания надо делать вовремя?
– Вы же понимаете, что звучите со стороны, как два идиота? – весело спрашивает подошедший к ним Хосок, сгружая на стол перед Юнги пару учебников.
Сокджин со смешком кивает.
– Спасибо, что одолжил, – продолжает Хосок, благодарно хлопая Юнги по плечу. – Вообще, ребята, я чего сказать хотел… Придёте ко мне на День рождения?
– Если зовёшь, – кивает Сокджин.
Хосок выразительно надувает губы, но надолго его не хватает.
– Придурки, – ласково говорит он. – Конечно, зову.
– Эй! – возмущается Юнги, явно недовольный тем, куда его походя отнесли.
При виде его лица Хосок хохочет.
– В следующий раз не приходи ко мне, если забудешь учебник. Даже к кабинету не приближайся.
– Что, на пороге соляную черту проведешь?
– Кирпичную, – бурчит Юнги, подпирая подбородок ладонью. – А Сокджин будет цемент месить.
– Готовишься в заборостроительный?
– Без очереди берут. Сказали, в жизни таких одаренных, как я, не видели.
Хосок ерошит его волосы.
– Надеюсь, ты не руки сейчас вытираешь, – говорит Юнги с видом кота, которого пытаются погладить против его воли.
– Какой ты параноик, – ухмыляется Хосок, с гордым видом осматривая устроенный им беспорядок на макушке Юнги.
– Беги, – одними губами предлагает ему Сокджин. Хосок кивает, на всякий случай делая шаг назад, и добавляет напоследок:
– Я ещё скажу, как будем День рождения праздновать!
Юнги тем временем с выразительным лицом зачесывает пальцами волосы обратно. Почти весь следующий урок он проводит в поддержании подобия интереса к происходящему, но ближе к концу оживляется.
– Я тут подумал, – шепчет он, больно ткнув Сокджина ручкой.
– Молодец, – шипит тот, сохраняя самое невинное выражение лица. – Держи меня в курсе.
Учитель ещё немного буравит их обоих подозрительным взглядом, а потом снова отворачивается, переводя взгляд на доску.
– И решил, – продолжает Юнги, и на сей раз тычка удостаивается вторая лопатка Сокджина.
– Да говори уже, а!
Учитель поворачивается снова, но Сокджин уже делает вид, что переписывает в тетрадь решение задачи.
– Короче, ты мазохист, – громко шепчет Юнги, и Сокджин ловит на себе взгляды уже соседей.
– Заткнись, – шепотом просит Сокджин, давя в себе желание спрятаться за учебником.
– Продолжай, – доносится откуда-то справа, и от развития темы их спасает только звонок.
– А ну пойдем, – бормочет Сокджин, вытаскивая Юнги из-за парты в коридор. Тот послушно тащится следом, пока Сокджин не устает и не останавливается у окошка в конце коридора.
– Ну и что ты нёс там?
– А что? – спрашивает Юнги, скрещивая руки на груди. – Как ещё тебя назвать-то?
Сокджин закатывает глаза.
– Ну хоть ты не начинай, а? – просит он. – Пожалуйста. Я и так уже знаю, что ты мне скажешь.
Юнги смотрит на него, но потом всё же кивает.
– Ты как вредная мать, честное слово.
– Или как твой потерянный здравый смысл.
Сокджин закатывает глаза снова и дергается от неожиданности, когда в ухо ему без особой нежности выдыхают: «Бу!». Юнги ухмыляется, а вот Чонгук смеется в голос, выходя из-за спины Сокджина.
– Видел бы ты свое лицо сейчас, – сквозь смех говорит он.
– В следующий раз останешься ночевать в подъезде, – бессильно грозит Сокджин.
– Ну хён, – ноет Чонгук.
Юнги со скучающим лицом смотрит в окно, но потом, что-то высмотрев, оживляется.
– Смотри-ка, Сокджин, там не твоя новая подружка?
Сокджин вглядывается в группу девочек внизу и действительно замечает среди них Суджин. Та не обращает на них внимания, оживленно что-то обсуждая, но потом вскидывает голову, поправляя лезущие в глаза волосы, и замечает устремленные на неё взгляды. Её лицо оживляется, она машет рукой, и Сокджин машет ей в ответ, улыбаясь. Фразу про подружку он решает пропустить мимо ушей.
Чонгук рядом вздыхает, тихо и восторженно, и это напрягает Сокджина гораздо больше, чем та тупая попытка его напугать. Он переводит взгляд вбок и понимает, что напрягся не зря, потому что Чонгук сейчас смотрел на этих же девочек – и улыбался так глупо, что сомнений не оставалось.
– Чонгуки, – мягко зовёт Сокджин. – Я же твой любимый хён?
– Ммм, – тянет Чонгук машинально.
Юнги рядом подбирается, переводя на Сокджина вопросительный взгляд.
– И ты обещаешь честно ответить любимому хёну на его вопрос?
– Ага. Стоп, что?
– Ты обещал, – говорит Сокджин напряженно, подается вперед и почти шепчет, – так что скажи-ка хёну, в кого ты успел влюбиться?
Чонгук мнется, закусывает губу.
– Ты обещал, – жестко напоминает Сокджин. Юнги ненавязчиво кашляет, но Сокджин не обращает на это внимания – сейчас ему не до намёков.
– Только никому, ладно?
Юнги кашляет чуть громче.
– И ты тоже, Юнги-хён.
– Никому, – заверяет Юнги. Сокджин кивает.
– Она, – несчастным тоном говорит Чонгук, кивая куда-то вниз. – Суджин. С первого взгляда, как только её увидел.
Сокджину очень хочется заорать, встряхнуть Чонгука, так, чтобы у того зубы клацнули, но вместо этого он пожимает плечами.
– Она симпатичная и мне нравится. Одобряю.
Чонгук снова расплывается в глупой улыбке.
– Она самая прекрасная в мире, хён.
Напоследок Чонгук ещё раз берет с них обещание, что «никому-никому», и уходит в свой класс, а Сокджин говорит, глядя на растущее напротив окна дерево:
– Ничего не скажешь?
– А что я скажу, – отвечает Юнги и встает рядом с ним, плечом к плечу, тоже глядя на дерево. – Ты и сам все понимаешь.
Сокджин чувствует, как кривится в усмешке.
– Как тут не понять.
Весь остаток дня он не может выкинуть из головы ни Чонгука, ни Суджин, и поэтому не сразу реагирует на все оклики. Юнги даже приходится толкать его в спину, когда на уроке от Сокджина что-то требует, и Сокджин почему-то представляет себя божьей коровкой, только вместо пятнышек у него спине – синяки от ручки. Ему остро хочется домой, побыть в одиночестве и тишине.

[your little Desert Eagle]

Однако его лишают даже этого. Когда Сокджин проворачивает ключ в замке, то останавливается на пороге, чувствуя доносящиеся с кухни вкусные запахи. На мгновение он ощущает острое желание сбежать, пока его не заметили, и даже машинально делает уже шаг назад, но в коридоре уже слышатся шаги. Сокджин обреченно вздыхает, закрывает дверь и принимается очень медленно расшнуровывать ботинки.
– Сокджини? Всё в порядке?
Сокджин осторожно ставит обувь, стараясь, чтобы носки стояли ровно, и выпрямляется.
– Привет, мам, – говорит он, цепляя на лицо самую безмятежную из своих улыбок. – Я забыл, что вы приезжаете сегодня.
– Был занят учебой? – мама придирчиво осматривает его, заставляет покрутиться, а потом тычет в щеку. – И опять не ел.
– Ну мам, – совсем как в детстве тянет Сокджин. – Я ел, ты же знаешь.
Мама смеется.
– Конечно, знаю, но ты каждый раз так забавно реагируешь!
Сокджин и сам не понимает, как в итоге оказывается на кухне, а мама ставит перед ним тарелку с едой, а сама садится напротив.
– Папа спит, так что будь потише, когда пойдешь к себе.
Сокджин кивает и принимается за еду. Они ведут себя так, будто никакой ссоры до этого и не было, так что картинка выходит практически идиллическая. Но Сокджин прекрасно знает, что сейчас последует.
– Мне звонили из школы.
– Ты уже писала, да.
– Ты так и не определился с выбором, да?
– Мгм.
– Сынок, пойми, ты тянешь с этим уже полгода…
Сокджин кивает, принимаясь торопливо запихивать в себя рис.
– Твоя профессия, вот что сейчас важно, ты ведь и сам знаешь…
Рисинки в тарелке будто множатся, пока Сокджин быстро-быстро орудует ложкой. А мама всё продолжает говорить, и её слова – те же, что сам Сокджин говорил себе уже, наверное, тысячу раз. Только вот толку что-то говорить, когда сам ты не знаешь, что делать со своим будущим, потому что единственная твоя мечта – обрести мечту.
– Мам, – с набитым ртом говорит Сокджин, отставляя пустую тарелку. Мама, оборванная на полуслове, смотрит на него с вопросом. – Я всё понял, правда, обещаю подумать над твоими словами, но у меня завтра доклад, мне ещё нужно готовиться, так что я к себе, хорошо?
И он скрывается в коридоре, не дожидаясь ответа. Оказавшись в комнате, он бросает сумку на пол и прямо в одежде валится на кровать. Сокджин просто ненавидит те моменты, когда его родители приезжают домой из командировок. Мама постоянно пытается говорить с ним о будущем, отец не вмешивается, только смотрит неодобрительно, а сам Сокджин не может избавиться от вины и растерянности. И сейчас он соврал про доклад, который сдавать-то только через неделю, только чтобы оказаться подальше от этих бесконечных разговоров. Сокджин очень хочет быть послушным сыном, но получается у него как-то не очень.

Родители, судя по всему, в очередную командировку не торопятся, так что количество серьезных разговоров в жизни Сокджина увеличивается чуть ли не втрое.
Благодаря этому непрекращающемуся мягкому прессингу и постоянному переживанию крушения собственных бесплодных надежд Сокджин чувствует себя гранатой, до взрыва которой остается лишь пара секунд. Очередной утренний разговор лишает его не только аппетита, но и большей части самообладания, так что в школу он приходит откровенно злым. Зло черкает ручкой в тетради, записывая с доски очередные уравнения, зло шуршит страницами учебника, и даже не дергается, когда Юнги шепчет ему в спину:
– Полегче, парень.
Странно, эта короткая фраза немного приглушает сокджинову злость, но не может перекрыть назойливо крутящуюся в голове фразу отца, брошенную им как-то в пылу спора.
«Собрался сидеть на нашей шее? Я тебя не так воспитывал».
Воспитывал, ха. Со всеми этими родительскими командировками Сокджин скорее воспитывал себя сам. Занятый собственным душевным раздраем, о Чонгуке он не вспоминает до тех пор, пока тот привычно уже не плюхается за их стол. Поднятую в приветствии руку Юнги и кривую улыбку обычно приветливого к нему Сокджина он игнорирует вовсе; глаза его сияют.
– Хёны, – восторженно полушепчет полувыдыхает он, – сегодня она мне улыбнулась. У Суджин такая улыбка, вы бы только знали.
Злость и раздражение вспыхивают в душе Сокджина с новой силой. Юнги кидает на него торопливый взгляд и стремится перевести тему, спрашивая, что у Чонгука было сегодня на литературе.
– Не знаю, – легкомысленно отмахивается Чонгук, рассеянно гоняя по контейнеру остаток сосиски. – Я в окошко смотрел, там у их класса физкультура как раз была...
Эта подростковая любовь, думает про себя Сокджин, не замечая, что его начинает потряхивать. Такая наивная. Такая светлая. Такая… не для него.
Палочки в его руках с хрустом ломаются. Сокджин откладывает их в сторону – медленно, осторожно, не обращая внимания на чужие взгляды. Пара секунд до взрыва и так уже растянулись.
– Сиди здесь, Чонгук, – говорит он жестко и встает.
Юнги приподнимается было с места, и на лице у него огромными буквами написано «остановись, еблан», но Сокджин уходит быстрее, чем Юнги успевает его догнать.
Маршрут у Сокджина короткий и рассчитанный. Коридор, четыре лестничных пролёта, две лестничных клетки, один коридор, открыть дверь – вторую по левой стороне. Взгляд у него, наверное, странный, потому что попавшиеся ему навстречу девушки умолкают на полуслове и шарахаются к стене.
Суджин, как он и думал, обнаруживается в своём классе. Сокджин на мгновение останавливается, рассматривая её. Красивая: перекинутые через плечо длинные волосы, тёмные ресницы, легкий румянец на бледных щеках… Сокджин и сам бы мог в неё влюбиться, наверное, если бы не Чонгук.
Чонгук, Чонгук, всегда Чонгук.
– Оппа! – восклицает Суджин, замечая его, расцветает в приветливой улыбке, которая меркнет при виде его сосредоточенного лица. – Что-то случилось?
– Пойдем со мной.
– Что? – она машинально приподнимается, но взгляд у неё встревоженный. – Сокджин-оппа, всё в порядке?
– Сейчас будет, – хмыкает Сокджин, бесцеремонно сгребает её за запястье и тянет за собой по всё тому же выверенному маршруту. Открыть дверь, коридор, четыре лестничных пролета… Суджин пытается было вырвать руку, но хватка у Сокджина крепкая.

Чонгук вскидывается, глядя почти с отчаянием, когда они останавливаются у стола. Юнги вскидывается тоже, но Сокджин останавливает его движением свободной руки.
– Оппа, да что происходит?! – восклицает Суджин.
– Сейчас объясню, – Сокджин любезно улыбается.
– Хён. Не надо.
– Итак, друзья мои, познакомьтесь. Чон Чонгук, это Хван Суджин. Хван Суджин – это Чон Чонгук, он учится с тобой в параллельном классе. Хороший донсэн, любит петь, ненавидит физику. И ещё он прожужжал нам все уши воспеванием твоей, Суджин, красоты. Так почему бы вам не начать встречаться, пока экзамены не разлучат вас, а?

[your little Desert Eagle]

Наступает тишина. Сокджин втискивает ладонь Суджин в ладонь Чонгука, подхватывает оставленную сумку и уходит, почти убегает обратно в школу. Его трясет так, что зубы выбивают неадекватную дробь. Кажется, Сокджин только что сделал невероятной глупости хуйню, как сказал бы Донхёк. Но Сокджин слишком устал, чтобы не делать ничего.
Об оставшихся трёх уроках он даже не думает, и до позднего вечера шатается по улицам. Телефон вибрирует почти не переставая, пока наконец не отключается вовсе. Сокджин бездумно нахаживает круги по районам, не раз кого-то толкая, и только чудом не нарывается на драку. В голове у него впервые за последнеё время – ни единой мысли; Сокджин знает, что чуть позже его наверняка настигнет отходняк после такого эмоционального взрыва, и хочет только, чтобы этот отходняк настал не сейчас.
К дому он притаскивается, когда уже темнеет, тенью проскальзывает по коридору к собственной комнате, краем сознания отмечая, что в квартире пусто. Бросает сумку на пол, ложится на кровать прямо в одежде, но тело, привыкшее к какому-никакому порядку, действует на автомате. Переодеться, сложить учебники и тетради в ровную стопку, повесить форму в шкаф, кинуть рубашку в машинку… От тупого гипнотизирования крутящейся за стеклом белой ткани его выводит звонок в дверь, и подходя к двери, Сокджин бросает в пустоту коридора отчаянно-бессвязное: «Пожалуйста».
За дверью, к его облегчению, обнаруживается Юнги. Как всегда хмурый и непривычно собранный, он останавливается на пороге и просто говорит:
– Пойдем-ка погуляем.
На прогулку это не похоже вовсе: Юнги целенаправленно ведет его дворами и переулками в неизвестность и молчит, только косится изредка, будто проверяя, на месте ли Сокджин. Вслед за ним Сокджин переходит дорогу, спускается к мосту и выходит на речной берег. Там на удивление пусто: нет даже романтичных парочек и энтузиастов-собачников; Сокджин останавливается у самой кромки воды, и плеск и шорох машин за спиной сливаются в его ушах. Юнги рядом сосредоточенно копается в рюкзаке, потом шуршит упаковкой – и втискивает в ладонь Сокджина пучок бенгальских огней.
– На Рождество берёг, – говорит он. – Но ладно.
Следом суёт Сокджину и зажигалку, бросает пустой рюкзак на песок и садится.
– Они твои. Жги.
Тоненькая палочка в сокджиновой ладони шипит тихо, разбрасывая во все стороны искры, и Сокджин смотрит на них, будто завороженный. Одна за другой он сжигает всю пачку и останавливается только тогда, когда сухо чиркающая зажигалка перестает высекать огонёк.
– Легче? – спрашивает Юнги снизу.
Сокджин молчит, а потом опускается рядом с ним, вытягивая ноги к волнам, и прислушивается к себе. Сменившая злость глухая апатия исчезает, будто сожженная искорками огней.
– Наверное, – говорит он неуверенно.
– Тогда я наконец-то могу сказать тебе, какой ты феерический долбоёб, – ворчит Юнги. – Тупее вещи, чем сегодня, ты не мог сделать, а.
Сокджин согласно хмыкает, а потом, помолчав, спрашивает:
– Что было, когда я ушел?
– Тебе в подробностях или кратко описать?
– Не уверен, что я хочу знать подробности, – честно отвечает Сокджин.
– Когда я уходил за тобой, то слышал, как Чонгук пытается за тебя извиниться. А после уроков они шли вместе, Хосок видел. Выглядели, по его словам, как парочка.
Сокджин кивает сам себе. Не то чтобы он надеялся на какое-то внезапное просветление Чонгука… Ладно, надеялся, конечно, но знал, что не будет его никогда.
Юнги, не дождавшись ответа, толкает его кроссовок носком своего.
– Знаешь, когда я был маленький, то был тем ещё плаксой.
– А сейчас стал придурком.
Сокджин чувствительно тычет его в бок.
– И когда я очень хотел домой, то забирался в шкафчик, где висели вещи, и плакал. А однажды я понял, что просто застряну, если туда залезу, а значит, больше нельзя плакать. Надо справляться самому. Иногда я жалею, что больше туда не помещаюсь. Очень жалею.
– Шкафчик как уход от внешнего мира, – задумчиво бормочет Юнги. – Звучит как название научной работы.
Сокджин невольно фыркает.
– Вот взял и посмеялся над моей драмой, – говорит он с нарочитым укором.
– Не буду же я над ней плакать.
– Да и я тоже.
– Ну смотри, – неопределенно говорит Юнги.
Они лежат на песке почти до полуночи, и Юнги едва-едва успевает на последний автобус. Сокджин же проскальзывает домой, не зная толком, нет ли родителей до сих пор или они уже спят. Скинув вещи на стул, он проскальзывает под одеяло и наконец-то засыпает. И всё, что ему снится ночью – отблески бенгальских огней на его собственных ладонях.
Утром Сокджин просыпается до странности спокойным – этакое хрупко звенящее спокойствие человека, которому уже больше нечего терять. Он собирается в школу, все ещё не зная, один дома или нет, впихивает в себя завтрак и зачем-то смотрит утренний выпуск новостей, до которого ему все равно нет дела. У ворот школы, конечно же, он встречает Чонгука, который – ха, та ещё неожиданность – держит за руку Суджин. При виде него оба они замедляют шаг и смотрят странно, будто дожидаясь, что он кинется.
Сокджин взрослый мальчик. Сокджин не кидается.
– Мне нужно с вами поговорить, – улыбается он невозмутимо, не обращая внимания на торопливо огибающих его учеников, спешащих занятия.
– Хён?
– Я сорвался на вас вчера, простите, – речь льется гладко, будто заготовленная. – Простите, я не должен был этого делать, но нервы сдали. Эта подготовка к экзаменам слишком выматывает…
Он говорит что-то ещё и не дергается, когда Суджин мягко и сочувственно гладит его по предплечью.
– Всё в порядке, оппа, – вполголоса заверяет она. – Только не делай так больше, хорошо? Ты был пугающим.
Сокджин кивает.
– Если у тебя проблемы, – сердито добавляет Чонгук, – то лучше выговаривайся мне или Юнги-хёну. Но лучше мне. Мы же друзья?
«Ты – моя проблема».
– Друзья, – вновь кивает Сокджин, прекрасно зная, что исповедоваться Чонгуку не сможет точно. Но в момент кивка он почему-то верит, что однажды наберется сил и всё Чонгуку расскажет.
В школу они заходят вместе, и Юнги, вопреки обыкновению ждущий его в холле первого этажа, не говорит ничего, только на его лице читается что-то вроде «Делай, что хочешь». А Сокджин что? Сокджин и делает. Только от этого ему как-то не легче.

Все решается как-то само собой. У них отменяют физкультуру, потому что преподаватель умудрился загреметь в больницу с аппендицитом как раз в начало обеденного перерыва, и Сокджин, пользуясь моментом, срывается сразу после школы в магазин – выкупить обещанные в подарок Хосоку кроссовки. Кроссовки-то он выкупает, пусть денег хватает едва-едва, но до дома приходится брести пешком. И, наверное, именно поэтому Сокджин идет мимо одного из тех университетов, которые постоянно, как бы невзначай, упоминали родители. Проходя мимо здания, он с вялым интересом смотрит в окна на первом этаже. В аудиториях – судя по обстановке, это они – ожидаемо томятся студенты, и Сокджин с секунду им завидует, потому что у этих ребят в жизни, наверное, больше определенности. Он отводит взгляд от окон, и только это спасает его от столкновения с приветливо улыбающимся ему парнем. Впрочем, пакетом, по инерции покачивающимся по ходьбе, парню все же прилетает, отчего его улыбка на секунду меркнет.
– Извините, – быстро кланяется Сокджин и намеревается было пройти дальше, но его мягко придерживают за рукав.
– Вы ведь школьник? – спрашивает очевидное парень, пытливо рассматривая его. Сокджин, подумав пару секунд, все же кивает.
– Отлично. Тогда я займу минутку вашего времени. Меня зовут Ча Хакён, я второкурсник и учусь на юридическом в этом, – парень небрежно кивает назад, – университете. На следующей неделе у нас день открытых дверей, а юридическим факультетом выбор не ограничивается, так что, если ты все ещё сомневаешься, куда поступать, можешь забежать к нам.
Сокджин берет протянутый ему буклет, решая не обращать внимания на переход на «ты».
– У нас хорошие преподаватели, – Ча Хакён разливается соловьем, – неплохо кормят, а в библиотеках при желании можно остаться жить. Сам университет не из последних в стране…
– Я знаю, – почти машинально отзывается Сокджин, открывая-закрывая буклет. – Он один из тех, что мне предлагали родители.
– Тем более, – ослепительно улыбается Ча Хакён. – Разве это не знак?
– Может быть. А, может, и нет.
Ча Хакён чуть склоняет голову набок и с интересом заглядывает Сокджину в лицо.
– Подумай, – советует он мягко. – Может быть, это все же он.
Ободряюще похлопав Сокджина по плечу, он устремляется навстречу парочке увлеченно обсуждающих что-то девочек по виду одного с ним возраста.
– Леди, – краем уха слышит Сокджин, проходя мимо, – не уделите ли минутку своего драгоценного времени?..
Слышит – и почему-то улыбается.

[your little Desert Eagle]

Во время оставшихся уроков Сокджин все время отвлекается, чтобы пролистать буклет, данный ему Хакёном. Ничего нового там не появляется, но Сокджин чувствует странное успокоение, пробегая взглядом по ровным строчкам.
«Разве это не знак?» – раз за разом проносится в его голове.
Дома его встречают родители, оба, что странно.
– Сокджин, мы ждем тебя на кухне, – строго говорит отец. Сокджин, похоже, знает, о чем они будут говорить, и поэтому тянет время – выкладывает учебники из сумки практически по одному, педантично расправляет сложенные форменные брюки, а умывается и вовсе так тщательно, словно он смывающий с себя косметику айдол. Но вечно тянуть у него не получается, и поэтому на кухню Сокджин выходит ничерта не готовым к грядущему серьезному разговору.
Обед уже ждёт его на столе; Сокджин обреченно садится и берет ложку.
– А теперь ешь и слушай, – говорит отец.
– Я решил, куда хочу поступить, – в то же время говорит Сокджин.
Мама вздыхает.
– Давайте по очереди, – говорит она, отстраненным киношным жестом массируя переносицу.
– И, с твоего позволения, я начну первым, – добавляет отец. – Сегодня мы говорили по телефону с господином Чхве, и он предложил нам повышение. Больше не нужно будет ездить по стране, и мы больше времени сможем проводить вместе. Ты же этого хотел, помнишь?
– Да. Когда мне было лет десять, – Сокджин опускает взгляд и перемешивает лапшу с соусом так усердно, что слышит скрежет палочек о тарелку.
– Сокджин.
– Да, извини, я слушаю.
– И ты же вырос в Аняне – знакомые места, школьные друзья. Это ведь лучше, чем уезжать в неизвестность, правда? Поступишь в Сонгёль – известный университет, между прочим. А если переедем в район поближе к университету, сможешь приходить домой в перерывах. И с зарплатой, которую мне предлагают, мы сможем позволить себе гораздо больше, чем сейчас. Тебе всё же нужно об этом подумать, и…
– Но я хочу остаться здесь, – воспользовавшись образовавшейся паузой, встревает Сокджин. – И насчет университета я как раз хотел с вами поговорить. Я выбрал, куда хочу пойти.
И кладет на стол буклет, который прихватил с собой из комнаты и всё это время отчаянно сжимал в ладони.
– Юридический.
– Только сейчас? – отец выразительно поднимает бровь.
– Да, именно сейчас, – подтверждает Сокджин, прямо выдерживая направленный на него взгляд.
– Когда до выпуска осталось всего ничего?
– Именно.
– Ты понимаешь, что ты можешь не поступить туда? – спрашивает уже мама.
– Понимаю.
Разговор постепенно перетекает в подобие допроса.
– И почему ты думаешь, что тебе нужно остаться?
– Тут остаются мои друзья.
– Будете переписываться.
– А на выходных сможешь к ним ездить.
Наступает время последнего аргумента.
– А ещё тут останется человек, которого я люблю.
«Правда, это Чонгук, и недавно я своими руками свел его с Суджин, так что хэппи-энда тут не будет», – добавляет Сокджин уже мысленно, пока отец пристально смотрит на него.
– Дорогой… – мягко зовет мама.
– Сиди и ешь уже, – не зло, а скорее задумчиво бросает отец и переводит взгляд на неё. – Пойдем, нам надо ещё поговорить.
Уже на ходу мама быстро целует Сокджина в макушку.
– И правда, ешь, – шепчет она.
Сокджин послушно ест, почти не чувствуя вкуса, на автомате моет посуду и наливает себе чай. Он слышит тихие голоса из комнаты, но слов практически не разбирает, а подслушать не решается. Родители возвращаются, когда чая в кружке осталось едва ли половина, и на этот раз не садятся.
– Мы не сможем отказаться от работы, – начинает мама, – так что мы все-таки будем переезжать.
Сокджин прикусывает щёку изнутри и обреченно думает, что это было все-таки ожидаемо.
– А ты пока останешься здесь и попробуешь поступить туда, куда выбрал.
– Что? – после паузы переспрашивает Сокджин.
– Останешься пока здесь и попробуешь поступить туда, куда хочешь. Если не получится, приедешь к нам. А если получится, останешься уже совсем.
Отец согласно кивает в такт её словам, но по его не слишком довольному лицу видно, что происходящее он не совсем одобряет. Впрочем, уже то, что он всё же не стал настаивать на своем, пусть и мог, дорогого стоит.
– И убери руки ото рта, – добавляет мама уже строже. Сокджин дёргается, обнаружив, что успел наполовину сгрызть ноготь на большом пальце свободной руки. Совсем как в детстве, когда переживал из-за чего-то. Поддавшись порыву, он обнимает родителей – обоих сразу – и говорит, улыбаясь:
– Я поступлю.
– Мы на это надеемся, – кивает отец.
Оказавшись в своей комнате, Сокджин сразу же звонит Юнги, и тот берет трубку буквально после пары гудков. Даже не дав ему издать хотя бы звук, Сокджин торопливо пересказывает случившееся только что.
– Привет, – говорит Юнги, когда Сокджин умолкает. – Тоже рад тебя слышать.
– Прости. Привет.
Юнги смеется.
– Поздравляю, придурок. Хотя бы что-то в твоей жизни пока идет нормально. Надеюсь, хотя бы это ты не про…
– Юнги!
Намёк прозрачен, словно вода.
– Что? Кто ещё скажет тебе, что ты придурок?
– Ты спрашиваешь об этом чаще, чем зовешь меня придурком. Задумайся, на что ты тратишь своё время, друг.
– Когда мне надоест, я запишу эти фразы на диктофон, – с предвкушением в голосе отвечает Юнги. Сокджин представляет себе эту картину и не может сдержать улыбку.
– Ну, а что ты? – спрашивает он после паузы. – Всё ещё думаешь о заочке в заборостроительном?
– Не то чтобы у меня были какие-то мечты, знаешь же, – отвечает Юнги. – Видимо, всё же, отправлюсь помогать тетушке с её кофейней. Она не настаивает, но на Рождество подарила мне какую-то энциклопедию про напитки и фирменный фартук с эмблемой.
Он делает паузу, а потом добавляет с ноткой нежности в голосе:
– Обожаю её чувство юмора.
– Всё хочу с ней познакомиться.
– Как-нибудь, когда-нибудь, – обещает Юнги.
Следующие дни и недели Сокджин тратит на подготовку к экзаменам. Появившаяся в его жизни хоть какая-то определенность как-то даже отвлекает его от раздражения на самого себя. Он, конечно, хочет получить образование; было бы глупо потерять полученный шанс из-за неудачной влюбленности. В конце концов, с кем ведь не бывает.
Если относиться к своим чувствам с ноткой пренебрежения, можно сделать вид, что они не такие важные.
На самом деле нет, но Сокджину нравится так думать.
Он привыкает засыпать и просыпаться с книжками, привыкает улыбаться Чонгуку и Суджин с настоящей симпатией, привыкает к тому, что Юнги, кажется, начинает считать «придурка» его официальным именем.

[your little Desert Eagle]

А в один из дней – вечером, если быть точным – на пороге его квартиры возникает Чонгук. Переминается с ноги на ногу на пороге, знакомится с мамой Сокджина, которая, конечно же, выходит на звук голосов; Сокджин дает ей несколько минут, прежде чем все-таки напомнить, к кому именно пришел этот «чудесный мальчик». Впрочем, с этой характеристикой Сокджин согласен, ведь Чонгук и впрямь чудесный. Математику вот только знает плоховато.
– В этот раз могу предложить тебе только чай, – говорит Сокджин, пропуская Чонгука вперед и закрывая за собой дверь комнаты.
– Не надо, – Чонгук машет рукой и привычно расслабленно плюхается на стул, с интересом перекладывает с места на место открытую тетрадь и сборники тестов. – Я ненадолго.
– Что-то случилось? – Сокджин чувствует смутное беспокойство.
– Я решил сам предупредить тебя, что уеду. До следующего семестра, наверное, – Чонгук делает оборот на стуле, и его лицо освещается тихим восторгом кружащегося на карусели ребенка. – Нужно будет присмотреть за бабушкой, она внезапно решила приболеть.
– Что-то серьезное?
– Неа, но родители не хотят оставлять её одну. И сиделку не хотят нанимать тоже, бабушка не слишком любит незнакомых. А вот меня она любит очень, так что выбор очевиден, да?
– Конечно, – кивает Сокджин, проглатывая вертящееся на языке «я тоже люблю тебя». – А как же экзамены? А Суджин в курсе?
– Насчет экзаменов, папа сказал, можно не волноваться, они это как-то решат. А Суджини я уже сказал, – Чонгук мягко улыбается. – Сказала, будет звонить мне каждый день.
– Будете, как Ромео и Джульетта.
– А глупо умирать в конце обязательно?
– Не глупо, а из-за драматичного недопонимания, – строго поправляет его Сокджин. Чонгук кидает на него обиженный взгляд.
– Ты, хён, только что не принял мою трактовку художественного произведения? Убил во мне право на индивидуальность?
Его голос звенит от возмущения.
Сокджин нарочито медленно складывает пальцы для подзатыльника.
– Иногда я не понимаю, почему ты мой самый любимый хён, – сообщает ему Чонгук.
– Иногда я не понимаю, почему ты мой самый любимый донсэн, – с ангельской улыбкой отвечает Сокджин.
Чонгук сидит у него ещё немного, а потом собирается уходить. Натянув кроссовки, он выпрямляется и делает шаг вперед.
– Я вернусь, а ты уже поступишь в университет, наверное, – говорит он. – И вообще мы долго не увидимся.
И протягивает руки для объятий. Сердце Сокджина на мгновение замирает, он сглатывает – к счастью, бесшумно – и обнимает Чонгука. Это тепло, и очень, очень здорово. Хорошее останется воспоминание.
– Увидимся после каникул!
– Увидимся, – кивает Сокджин, не собираясь говорить, что он не планирует видеться с Чонгуком ближайшую жизнь.

В середине января родители уезжают, а сам Сокджин перебирается в подобранную совместными усилиями небольшую квартирку в соседнем районе. Ему обещают оплачивать аренду, но про себя Сокджин решает обязательно найти подработку. Сокджин учится и учится, на выходных ездит к родителям или гуляет с Юнги, и сам не замечает, как учёба… заканчивается. Неожиданный момент для человека, который этого самого конца ждал весь предыдущий год. Они с Юнги, Намджуном, Хосоком и Донхёком празднуют начало взрослой жизни – ожидаемо – у Сокджина дома, и после этого невинного торжества Сокджин ещё пару дней находит крошки от чипсов в самых неожиданных местах.
Чонгук периодически пишет ему, а в ночь перед вступительным экзаменом звонит и минут пять рассказывает Сокджину, что тот со всем справится. Сокджин, конечно, не сомневался – ладно, сомневался и очень сильно – но поддержка была очень кстати. Особенно от Чонгука.
Но утром Сокджин все равно волнуется так, что не может смотреть даже на кофе. В голове вместо нужной информации крутятся только прилипчивая песня из рекламы кукурузных хлопьев и ободряющее сообщение от Чонгука, которое приходит, как только Сокджин выходит из метро. Чонгук пишет, что «ты сможешь, хён!», и ради этого не то специально встает в семь утра, не то не ложится вовсе. Сокджин сам себе улыбается и прячет телефон в карман – это не придаёт уверенности в собственных знаниях, но всё равно становится легче.
Тестовые задания не внушают особого оптимизма, и Сокджин проводит за распечатками часа три, не меньше, и выходит из аудитории одним из последних. Абитуриенты всё ещё толпятся в коридоре – кто в очереди к автомату с напитками, кто ищет свои вопросы в учебниках, кто разговаривает по телефону, и Сокджин вроде бы даже замечает парня из параллельного класса, но у него нет ни сил, ни желания заводить разговор. Он ощущает себя если не выжатым лимоном, то где-то близко, и думает, что кофе и чего-нибудь перекусить он заслужил точно, поэтому вместо остановки сворачивает к примеченной с утра пиццерии и вместо меню первые десять минут листает учебник.
– Может, вам помочь с выбором? – ненавязчиво подталкивает к заказу официант. Сокджин просит большой американо и два куска пепперони и уже после того, как ему приносят кофе, задумывается, что, может быть, не стоит тратить деньги так, будто они у него на самом деле есть.
«Сегодня можно» – решает Сокджин, стаскивает с пиццы кружок колбасы и думает, что пора позвонить родителям и рассказать про экзамен, по которому по ощущениям он должен набрать пусть не высший, но всё же проходной балл.
Отрезав пару кусочков, Сокджин плюёт на правила этикета и берет кусок пиццы рукой, складывает пополам и запихивает себе в рот, запоздало осознавая, что вместо кофе нужно было взять колу, вытирает руки салфеткой и тянется к рюкзаку за телефоном, но внутри наощупь находит только несколько ручек, учебник и какую-то шелестящую обёртку.
– Не понял, – тянет себе под нос Сокджин, осматривает стол, хлопает по всем карманам и медленно, стараясь не поддаваться панике, снова смотрит в рюкзак, выкладывая содержимое за стол, и не паниковать получается так себе.
После того, как он убирает всё обратно и залпом выпивает оставшийся в стаканчике кофе, всё совсем как в тумане: вот Сокджин просит позвонить со служебного телефона на свой, который предсказуемо оказывается выключенным, вот идет обратно к университету, внимательно смотря под ноги, вот обходит все коридоры и несколько раз спрашивает у охранника, не находили ли они его «Самсунг». Спрашивает и в местном бюро находок, где кроме забытого кем-то зонта новых вещей не было уже недели три, обходит все коридоры и даже заглядывает в аудиторию, где проходил экзамен, уже ни на что не надеясь. Он и в полицейский участок идёт только из-за того, что вроде как надо заявить не то о потере, не то о краже – Сокджин так и говорит даже под запись, а потом спрашивает, каков процент того, что его телефон отыщут.
– Процента два, если вообще станут искать, – пожимает плечами парень в форме и сочувствующе хлопает Сокджина по плечу.
– Да уж, очень обнадеживающе. – Сокджин устало усмехается, но всё же благодарит за уделённое ему время и выходит из участка, на ходу застёгивая пальто. По пути домой в голову закрадываются ненужные мысли о переезде, перетекают в размытые картинки другого, альтернативного будущего, которые Сокджин силится отогнать, но не может. Он кутается в шарф и с силой пинает валяющийся возле дороги камешек, который отскакивает и теряется под колёсами машин. В пропавшем телефоне особую ценность для него имеют три вещи – переписка с Юнги, контакты Чонгука и собственная сим-карта, первая в жизни и оформленная ещё на отца.
«Может, оно и к лучшему?», – мысленно спрашивает Сокджин, заходит в первый попавшийся салон связи и покупает новую сим-карту с нескладным, некрасивым номером; он помнит, что в какой-то из коробок должен лежать старый телефон отца же, ещё кнопочный, с потёртыми цифрами.
«Может», – убеждает себя, когда в записной книжке обнаруживается только телефон Юнги и необслуживаемый номер Намджуна. Телефоны родителей он помнит и так – этого набора на сегодня вполне хватит.
Сокджин переодевается, падает на кровать и сухо и коротко разговаривает с родителями об экзамене и новом номере, криво шутит про самостоятельную взрослую жизнь и обещает позвонить, когда будут известны результаты. Отключившись, он пишет сообщение Юнги и прячет телефон под подушку. И всё. Никакого Чонгука, рассказывающего про то, как тот хочет обратно в Сеул, или же желающего удачи. А Чонгук наверняка волнуется сейчас и звонит на номер, который Сокджину больше не принадлежит и вряд ли когда ещё раз будет в сети. Или же звонит своей Суджини – Сокджин невольно хмыкает и закрывает глаза – и вообще о нём не думает.
«К лучшему», – Сокджин переворачивается на другой бок и раздраженно спихивает сбившееся покрывало к другому концу кровати, потому что пора отвыкать, пора отпустить и не думать больше, пора что-то наконец менять, и если это – не лучший момент, то что же?
Здравый смысл и призрачная надежда на что-то говорят голосом Юнги, что это не самое лучшее его решение. Настоящий Юнги же несколькими днями после называет Сокджина идиотом, тяжело вздыхает и добавляет ещё несколько витиеватых эпитетов, заставляющих Сокджина поморщиться, но это всё равно ничего не меняет – Сокджин может, хочет, но искать Чонгука не будет.
– Ты-то не будешь, – хмыкает Юнги. – А вот он да.
– И если Чонгук придет к тебе с вопросами, тебе даже в голову не придет рассказывать, как меня можно найти, – говорит Сокджин тихо, но твёрдо.
– Конечно, – кивает Юнги, и тон у него откровенно язвительный. Сокджин молча смотрит на него, и под этим взглядом Юнги с явной неохотой повторяет уже более серьезно:
– Конечно.
Внутренний голос упрямо заверяет, что Сокджин прямо сейчас делает большую ошибку, но Сокджин заглушает его глотком пива.

[your little Desert Eagle]

За три года Сокджин ни разу не жалеет о том, что однажды встретил Ча Хакёна с его веером буклетиков и что настоял – ха! – на юридическом. Ему нравится учиться, нравятся его одногруппники; наверное, его энтузиазм нравится преподавателям, потому что в начале третьего курса ему предлагают поработать лаборантом на кафедре международного права. Конечно, зачеты и экзамены ему принимать не доверяют, но бумажки перекладывать и плюсики в ведомостях проставлять ему разрешают. И то, что за это ему ещё и платят, только добавляет Сокджину энтузиазма.
Истории с этой работы и второй подработки в книжном Сокджин и пересказывает родителям в разговорах, периодически переключаясь на истории о кофейне, где работает Юнги. И только одну тему он обходит с изяществом вора, крадущегося к добыче сквозь лазеры. И это, конечно же, его «личная жизнь». За три года там вот не поменялось практически ничего, разве что о Чонгуке он стал думать не каждый день, а изредка. Правда, сам Чонгук и его дурацкая яркая тёплая улыбка снится Сокджину во снах о школе. Сон, точнее, всегда одинаковый, и в нём Сокджин совсем как тогда тянет Суджин за руку, но не к столику с Юнги и Чонгуком, а в какой-то кабинет. Парты там отодвинуты к стенам, а освободившееся пространство освещено будто прожектором, и именно под этот яркий свет он и вталкивает Суджин, вталкивает навстречу Чонгуку, сжимающему в руках розу. Дурацкий сон, и Сокджин очень рад бы его забыть, если бы не собственная хорошая память.
Помимо этого, в его жизни всё было хорошо. До одного осеннего дня.
То, что этот самый день у него не задастся, Сокджин понял ещё утром, когда в спешке застирывал кофейное пятно на своем любимом бежевом свитере. Осознал, вытаскивая из взявшейся посреди университетского коридора лужи неизвестно чего распечатки с вопросами к экзамену. Убедился, обнаружив, что денег ему не хватает даже на обед, потому что кошелек он благополучно забыл дома.
Так что в кофейню к Юнги он вползает практически на автопилоте, и поэтому игнорирует предупреждающий взгляд, устремленный на него от стойки. Доползя до неё, он оседает на стул, вяло подпирая голову рукой, и устало просит:
– Можно кофе в долг до завтра?
– Не лучшее ты время выбрал, – бормочет Юнги, не торопясь приниматься за работу. – Сокджин, серьезно, лучше бы тебе уйти прямо сейчас.
Юнги называет его полным именем практически никогда, и поэтому Сокджин хмурится и даже выпрямляется, проникаясь важностью момента.
– В чём дело?
– Вали отсюда. Пожалуйста.
Подошедший к ним официант осторожно пристраивает поднос на стойку, смотрит на лицо Юнги и уже через секунду буквально растворяется среди столиков, будто стремясь от чего-то скрыться. Чудеса, да и только.
– Да в чём дело-то?! – восклицает Сокджин чуть громче, чем нужно. Юнги косится поверх его плеча куда-то в сторону и досадливо хмурится.
– Вот и не говори потом, что я тебя не предупреждал, а.
Сокджин прослеживает направление его взгляда, оборачиваясь, и не видит в зале ничего подозрительного – за одним из столиков спиной к ним сидит какой-то парень в форме, да из приоткрытой двери подсобки слышится тихий шум будто бы от передвигаемых коробок.
– Ты уверен, что тебе не нужен отпуск? – спрашивает он, все ещё осматривая зал, и Юнги за его спиной цокает языком. А парень в форме тем временем дергается, будто от толчка, а потом медленно – Сокджину почему-то кажется, что время тянется, словно жвачка – оборачивается. На знакомом лице – сначала смутное узнавание, потом недоверие, а потом радость, от которой Сокджину моментально хочется оказаться подальше отсюда.
– Хён! – расцветает в улыбке Чон Чонгук, и Сокджину стоит больших усилий улыбнуться ему в ответ. Выходит, видимо, не очень, потому что в глазах Чонгука на секунду мелькает недоумение, но улыбка у него не меркнет.
– Хён, – повторяет он. – Не могу поверить, что это ты.
– Я тоже, Чонгук-а, – выдыхает Сокджин на автомате. – Я тоже.
Если бы неодобрительное молчание Юнги было словами, в этот момент в воздухе витала бы целая поэма. Но Чонгук на повисшую в воздухе атмосферу внимания не обращает совершенно, лишь кивает на стул рядом с собой, садись, мол, хён-старый-знакомый, поговорим. Сокджин обреченно кивает, забирает свой кофе – не сразу, после тычка в спину – и садится.
Поговорим.
– Не думал, что встречу тебя здесь, – говорит Чонгук приветливо. – Впрочем, – его интонации неуловимо меняются, – не думал, что вообще тебя больше встречу.
Сокджин бормочет что-то извиняющееся, а потом добавляет торопливо и неловко:
– Как у тебя дела?
– Я закончил школу, как ты мог уже догадаться и, – Чонгук кивает на лежащую у края стола фуражку, – поступил в полицейскую академию. Увольнительную дали вот.

Сокджин рассеянно кивает, но что-то тянет его за язык.
– Ты же хотел, кажется, идти в медицинский?
– Не думал, что ты помнишь, хён.
«Я помню о тебе всё, Чон Чонгук».
– За кого ты меня принимаешь? – сердито спрашивает Сокджин уже вслух.
Чонгук выразительно хмыкает.
– Скажем так, я передумал становиться врачом. А вот академия…
Он говорит что-то ещё, но Сокджин забывает следить за его словами, потому что в голове всплывает логичная, но такая больная ассоциативная цепочка «Чонгук-Суджин». И что-то внутри его головы почти умоляет спросить, встречаются ли они ещё. Наверное, это и есть надежда. Впрочем, ей возражает холодный голос здравого смысла, который утверждает, что, если они и расстались, у Чонгука точно есть кто-то другой. Потому что, ну, Чонгук слишком прекрасен, чтобы быть в одиночестве.
– …Хён? Хён! Ну ты меня даже не слушаешь! – восклицает Чонгук, бесцеремонно встряхивая его за руку, совсем как это было в школе, и Сокджина охватывает беспричинная нежность.
– Прости, – покаянно просит он, – чересчур задумался. Административное право ест моё время и мозги.
– Юридический?
– Он самый.
И Чонгук только-только открывает рот, чтобы ответить, как его обрывает зазвонивший телефон.
– Извини.
Чонгук улыбается экрану, когда видит, кто ему звонит, и торопливо сбрасывает блокировку.
– Да. Я в кафе, встретил Сокджина-хёна, ну ты помнишь его, мы в школе вместе учились. Да. Почему сейчас?..
Сокджин следит за тем, как движутся его губы, и отстраненно думает, что голосу надежды можно заткнуться примерно вот сейчас. Потому что, ну, с кем ещё Чонгук может говорить вот так? А Чонгук тем временем добавляет торопливое:
– Сейчас приеду! – и сбрасывает вызов, одним длинным глотком допивая оставшийся в чашке чай.
– Прости, хён, – говорит он уже Сокджину, – мне нужно идти. Был рад тебя видеть!
Он вскакивает, надвигает фуражку на голову, шутливо отдает честь и скрывается за дверью под нежный звон колокольчика.
– Хорошо, что заплатил сразу, – вполголоса комментирует Юнги от стойки, остервенело натирая чашку манерой киношного бармена.
Но Чонгук неожиданно появляется снова, в несколько длинных шагов оказывается рядом с Сокджином и говорит:
– Дай мне свой номер телефона. Я тебе позвоню позже.
Сокджин обреченно диктует цифры, Чонгук вбивает их в память телефона и бросает в Сокджина ослепительно яркую улыбку.
– Наконец-то с тобой снова можно связаться! – говорит он вместо прощания и уходит, теперь уже окончательно. Колокольчики звенят ещё более нежно, чем в прошлый раз, телефон в кармане Сокджина коротко вибрирует и тут же затихает.
– И не говори, что я тебя не предупреждал, – повторяет Юнги, но тон у него практически сочувственный.
– Не буду.
Официант выныривает из подсобки, с тихим щелчком закрывая за собой дверь, проскальзывает к стойке и вполголоса, думая, что Сокджин не слышит, бормочет:
– Что-то случилось?
– Кажется, анонсировали второй сезон дорамы, которую я смотрел ещё в старшей школе, – любезно объясняет ему Юнги.
– Ты смотришь дорамы?
– Редко, но именно эту вот ни разу не пропускал.
Сокджин борется с желанием показать лучшему-но-не-всегда другу средний палец, но проигрывает. Юнги, впрочем, его жест игнорирует, а через пару минут и вовсе передает ещё один кофе.
– За счет заведения.
Но даже такая мелочь не делает этот день лучше.

[your little Desert Eagle]

Уже вечером Сокджин понимает, что не может сосредоточиться на домашней работе, и поэтому просто бесцельно нарезает круги по комнате, периодически выбредая в кухню и коридор. Ему очень хочется снова сменить номер, не появляться больше в кофейне и, возможно, сделать пластическую операцию, чтобы Чонгук не узнал его нигде и никогда. Потому что с трудом, но он привык к тому, что где-то в глубине души привычно уже гнездится безответная любовь к собственному донсэну. Гораздо легче было переживать это, когда Чонгука не было рядом, когда он так и оставался воспоминанием и несколькими фотографиями в памяти телефона. Но воспоминания внезапно перечеркнулись реальностью, в которой Чонгук вырос, стал ещё красивее и, кажется, искренне был рад тому, что Сокджин вновь появился в его жизни. А та самая влюбленность, уже капельку запылившаяся, но все такая же сильная, будто проснулась и теперь вновь мягко царапала душу.
Действительно, дорама и есть, правильно Юнги говорил.
Уснуть у него тоже не получается, и поэтому он дергается от неожиданности, когда телефон, небрежно сунутый под подушку, начинает вибрировать. Свет экрана слепит привыкшие к темноте глаза, Сокджин жмурится и вслепую находит нужную кнопку.
– Приветики, – задушевно шепчут в трубку, и этот голос он узнает из тысячи. Ослепленные было глаза тут же распахиваются сами собой, пока Сокджин торопливо подыскивает нужный ответ.
– Чон Чонгук, – наконец обретя дар речи, тоже почему-то шепчет-шипит Сокджин в ответ. – Ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Нет. А ты? – Чонгук сдавленно смеется, и из динамика что-то шуршит так, что его становится еле слышно. Сокджин морщится от громкого треска, просыпается окончательно, и это всё очень и очень плохо, потому что единственное, о чём он сейчас может думать – что он снова в старшей школе, и не было всех этих лет без, и у Чонгука, который опять не может подогнать решение под ответ, с утра первым уроком физика.
– Нет у меня сейчас физики, хён, – отвечает Чонгук всё так же весело, но тихо, и неясно, сказал ли Сокджин об этом вслух, или они с Чонгуком просто думают об одном и том же.
– А что есть?
– Много разного. Могу рассказать, если тебе интересно.
– Мне интересно, почему я с тобой разговариваю, – Сокджин убирает телефон от уха, включает подсветку и щурится, смотря на время. – В два ноль восемь.
– Потому что ты по мне соскучился? – осторожно предполагает Чонгук, и Сокджину попросту нечем крыть. Из динамика шуршит снова, будто Чонгук прячет телефон под одеяло или куда ещё, а после звонок и вовсе сбрасывается. Сокджин слышит пару коротких гудков и один длинный, и, когда снова смотрит на экран телефона, не видит ничего, кроме заблокированного паролем меню.
«Я перезвоню», – высвечивается в уведомлении о входящем смс, и Сокджин сбрасывает его, не читая само сообщение, прячет телефон обратно под подушку и думает о том, что разговор прервался как нельзя кстати, потому что в действительности он не то, чтобы на самом деле скучал по Чонгуку. Он с ума сойти, как по нему скучал.
Телефон под подушкой вибрирует снова, Сокджин стучит пальцем по сенсорному экрану – двадцать три-девятнадцать – и совершенно внезапно в голове голосом Чонгука проносится «мне девятнадцать, хён, а тебе двадцать три. Я не буду спрашивать, почему наш возраст является твоим паролем».
Сокджин оправдывается мысленно, что всё не так, и это – «корпорация монстров», а не то, что его подсознание притягивает за уши и пытается выдать за действительное, но отвлекается – Чонгук находит его в какао и присылает стикер, где Нео тискает Фродо за щёчку, вызывая у Сокджина нервный смешок. Потому что у Чонгука никнейм «сержант Чон», и аватарка, где кроме его форменной фуражки почти ничего не видно. Потому что «сержант Чон», ну серьёзно.
Потому что Чонгук теперь почти с него ростом, уже совсем взрослый и, в самом деле, слишком прекрасен, чтобы быть одному. Потому что от того Чонгука, которого знал Сокджин, осталось, наверное, только подростковая дурость, которая ещё не успела выветриться окончательно. Потому что Чонгук после нескольких секунд узнавания улыбался ему так, будто они виделись всего с неделю назад. Потому что опять Чонгук, Чонгук, Чонгук, который однажды и вправду может оказаться сержантом.
Сокджин жмёт пальцем на этот дурацкий стикер, будто бы тот от этого может исчезнуть вместе с его отправителем, и на самом деле ему всё ещё хочется сказать-спросить слишком многое, но вместо этого он отправляет короткое «спи» в надежде, что если не Чонгук, то хотя бы он сам этому совету последует.
Сокджину снится собственный кабинет, ворох папок на столе и история болезни, в которую он никак не может написать заключение. Снится белый халат на плечах, недописанная статья на конференцию и едва заметное пятно от чернил на нагрудном кармане.
И Чонгук в форме офицера полиции тоже снится.
Чонгук, который заходит к нему, сдвигает стопку историй болезни и садится на самый край стола. Чонгук, который улыбается едва заметно и говорит, что сначала пытался искать его в ординаторской, а потом что-то про то, что он с напарником привёз какого-то лихача на освительствование, а к Сокджину зашёл просто поздороваться. Чонгук, который дожидается, пока Сокджин отложит ручку, поднимется и обойдёт стол, становясь напротив. Чонгук, который называет его «доктор Ким», а потом говорит, что соскучился, тянет его к себе за лацканы халата и целует куда-то под ухом.
А потом говорит – «у меня под формой бронежилет, хён. Хочешь посмотреть?»
Сокджин не хочет вовсе, но почему-то всё равно поддаётся, расстегивая пуговицы на форменном пиджаке, и просыпается на последней за двадцать минут до будильника с весьма неловким ощущением, будто ему снова четырнадцать – подобные сны редко когда снились ему даже в школе.

[your little Desert Eagle]

Сокджин сползает ниже по сиденью и нажимает раз за разом кнопку блокировки на телефоне, экран светится, запрашивая пароль, и потухает, загорается, гаснет снова. Суетное утро растягивается в бесконечность, стоит только Сокджину выйти из дома, и преследует едва уловимым ощущением ожидания. Перед нужной станцией еще четыре, телефон приятно греет руку – включить-выключить – и молчит, а в том, что Сокджин думает о Чонгуке с того самого момента, как засыпает под утро, очень тяжело признаться. Сокджин переключает в плеере трек за треком в поисках чего-то мелодичного и мягкого, плавно отодвигает все мысли на второй план, прикрывает глаза и тонет в ощущении блаженной пустоты под звучащую в наушниках музыку.
Вагон метро выходит на поверхность – Сокджин под закрытыми веками видит отражающиеся в стекле солнечные блики-вспышки – а потом снова ухает под землю, качнувшись в сторону на повороте.
Всё правильно.
Сокджин уже давно не школьник и умеет расставлять приоритеты правильно. У Сокджина защита курсовой через четыре недели, ненаписанные конспекты по экономике и две подработки, чтобы оплачивать счета за квартиру, и ожидание вскользь обещанного звонка в его планы совсем не входит. Сокджин сам себе кивает, поднимается с места и подходит ближе к дверям вагона, но всё равно думает, на сколько хватит его с Чонгуком общения после этой случайной встречи, а после мысленно ставит на три недели, потому что это вряд ли было чем-то большим, чем проявлением элементарного вежливого интереса – оно даже к лучшему.
Ему никто ничего не обещал ни тогда, ни сейчас, и это почему-то бесит – Сокджин просто не выспался. Куда уж там, с такими-то снами. Юнги обязательно засмеёт, если узнает.
Сокджина хватает на две пары и половину лекции по экономике, преподавателю которой он и так должен показать конспекты чуть ли не за весь семестр, потому что «молодой человек, вы сейчас на лекции или где?» становится своего рода ниточкой в реальность, за которую Сокджин не спешит хвататься.
«Ты на работе?» – спрашивает он у Юнги в какао-токе, как только лектор объявляет перерыв, скидывает со стола вещи обратно в рюкзак, даже не дожидаясь ответа, и, стараясь не привлекать внимания, выскальзывает из аудитории. До невозможности тупой ник «сержант Чон» болтается в списке диалогов третьим сверху, сразу после Юнги и старосты группы, которую Сокджин просит в случае чего его прикрыть, и Сокджин запрыгивает в подъехавший к остановке автобус ещё до того, как окончательно осознаёт в себе желание развеяться и поболтать с кем-нибудь на отстранённые темы.
Юнги молчит все полчаса, которые Сокджин тратит на дорогу, а после и вовсе оказывается вне зоны доступа – Сокджин звонит ему сразу после того, как видит в кафе крутящуюся за стойкой возле кофемашины девушку со смешными косичками. Но зато парнишка-официант, с которым Юнги так любит работать, оказывается рядом, едва Сокджин успевает присесть за столик.
– Он сегодня не работает, взял выходной, – сообщает он вместо приветствия, вежливо улыбается и прижимает к себе блокнот.
– Кто?
– Ваш друг, Юнги-хён. Вы часто к нам приходите, так что я запомнил. Сокджин-хён?
Сокджин отчего-то теряется и осознает, что всё ещё ничего об этом парнишке не знает – даже имени – и это как-то элементарно не вежливо, но давится невысказанным вопросом, потому что официант прижимает к себе блокнот ближе, улыбается весело и говорит:
– И тот ваш друг, который в форме, тоже больше не заглядывал.
– Ясно, – с трудом говорит Сокджин. – Спасибо за информацию, – говорит, зачем-то притягивает к себе меню и мысленно материт Юнги последними словами.
– Принести что-нибудь? Водички, может?
Сокджин тяжело вздыхает, плавно опускает книжку меню на стол, и этот пацан не то прикалывается, потому что Юнги ему все разболтал, не то беспокоится по той же причине.
– Американо, пожалуйста.
– Счет сразу?
– Если можно.
Официант кивает и уносится к стойке, а Сокджин понимает, что не чувствовал себя так неловко и глупо с того самого момента, когда ещё в школе притащил к Чонгуку девушку его мечты, запускает пальцы в волосы и прикладывается лбом о столешницу.
– Кофе.
– Спасибо, – отвечает Сокджин, не поднимая голову.
Прошло три года, а всё почему-то всё ещё вертится вокруг Чонгука.
Колокольчик над дверью мелодично звенит, и чьё-то мило-просящее «оппа, купи мне то пирожное?» возвращает Сокджина в реальность, в которой он хочет спокойную жизнь, свой кофе и убить Мин Юнги, который пропадает неизвестно где, но даже в своем отсутствии умудряется его достать. Вместо заказанного американо на столе стоит большой бокал, накрытый огромным овсяным печеньем, с чем-то слоистым и пахнущим карамелью. Сокджин моргает, ищет взглядом официанта и почти поднимает руку, чтобы его подозвать, но решает сперва посмотреть в чек, где его американо превращается в карамельный маккиато с двадцатипроцентной скидкой по карте сотрудника, и никакого печенья нет и в помине. Под временем и номером кассовой операции значится фамилия, и к этому официанту Паку, одобрительно кивающему ему с другого конца зала, становится на пару претензий меньше, к Юнги же – на несколько вопросов больше.

[your little Desert Eagle]

Пока Юнги находится вне зоны доступа, Сокджин успевает побродить по городу, приехать обратно в университет на пару часов раньше нужного, повозиться с начавшим жевать бумагу принтером на кафедре, несколько раз сбегать за кофе, дождаться нужных документов, и даже выпросить их домой. Телефон оживает в тот момент, когда Сокджин, обвешанный пакетами из супермаркета и с баскетом из KFC в зубах, вытирает ноги о коврик у двери и вваливается в тёмную прихожую. Юнги пишет, что перезвонит через пару минут, и Сокджин мысленно даёт ему десять, но почему-то не удивляется, когда ничего не происходит. Сокджин хочет пива и какой-нибудь самый вредный и огромный бургер, который только есть в мире, но у него только еле тёплая картошка фри, чай и куча документов для деканата, которую нужно оформить до завтра.
Ближе к девяти глаза начинают болеть и слезиться – не спасают даже очки – и Сокджин зависает на третьей странице списка и никак не может продвинуться дальше, ощущая себя вымотанным и совершенно неработоспособным. Мобильник вспыхивает подсветкой, и Сокджин проводит пальцем по экрану ещё до того, как включается мелодия звонка, неловко перехватывает телефон со стола и зажимает телефон между щекой и плечом.
– У тебя есть пять секунд на то, чтобы рассказать, почему я не должен тебя убить, – Сокджин тяжело вздыхает, трет глаза кончиками пальцев и пытается найти на мониторе строку, в которую необходимо вбить данные. – Время пошло.
Сокджин на самом деле отсчитывает, но где-то между тремя и двумя начинает думать, что что-то не так, потому что молчание в трубке сменяется тихим и осторожным смехом и:
– Ты злишься, потому что я позвонил?
И это Чонгук, который потом уточняет, что «позвонил только сейчас».
Сокджин закрывает глаза, плавно прижимает ладонь к лицу и не может решить, что в данной ситуации будет более уместным – заорать или рассмеяться, потому что так просто не бывает, не должно быть.
– Хён, ты здесь? Злишься, что я не звонил? – Чонгук улыбается в трубку.
– Да, нет. В смысле, да, я тут, но я не злюсь, – Сокджин наконец отмирает, смеется и чувствует, как горят кончики ушей – ему почему-то очень неловко. Чонгук удовлетворённо хмыкает в ответ, просит подождать немного, и выходит куда-то на лестницу или в коридор – Сокджин слышит его шаги.
– Тогда поговори со мной, хён.
– Говорю, – Сокджин откидывается на спинку стула, запрокидывает голову и рассматривает потолок. Неловкость постепенно проходит, и происходящее снова напоминает школу, словно это время, из которого Сокджин никак не может вылезти.
– Ты же не занят сейчас, правда?
Сокджин косится на кажущуюся бесконечной таблицу, и электронный журнал сам себя не заполнит тоже, но захлопывает крышку ноутбука, прокручивается на стуле, закидывает ноги на подлокотник стоящего рядом дивана и, кажется, всё ещё не умеет расставлять приоритеты правильно.
– Только что освободился.
– С работы?
– Что-то около того.
Фоновым звуком в разговор врезаются приглушенные гудки входящего вызова – Юнги вспоминает об обещании позвонить, причем несколько раз подряд. Эти гудки в трубке наверняка слышит и Чонгук, но молчит.
– А где ты работаешь? В доставке?
– Хочешь сказать, что если бы я развозил пиццу, ты бы её постоянно заказывал? – Сокджин не очень понимает, зачем это говорит, мысленно прикладывается головой о стол и пытается спасти ситуацию хоть как-то. – Как в дорамах обычно.
– Я курочку люблю, вообще-то, хён, – серьёзно отвечает Чонгук, хмыкает в трубку и осторожно добавляет чуть после. – Но я бы подумал.
Сокджин дергается, перехватывает телефон и жмёт на сброс раз десять подряд, потому что пора бы уже перестать видеть то, чего нет, но тут же перезванивает сам.
– Прости, связь обрубило.
– Я так и понял, хён. Расскажешь про работу?
Голос Чонгука спокойный и немного любопытный, и Сокджин задерживает дыхание на пару секунд и ровно выдыхает – просто показалось. Показалось же?
Юнги звонит ещё несколько раз, но Сокджин его показательно не замечает – Чонгук даже что-то шутит про это и просит не относиться так же к его звонкам – и после того, как почти через час Чонгук сбрасывает вызов, протараторив что-то про обход, Сокджин думает, что проигнорировать Чонгука может быть и стоило. Или же стоило дать себе по лицу, потому что пора бы уже наконец повзрослеть и забыть то чувство, которое когда-то было его школьной влюблённостью. И кажется, что ещё немного, и оно и вправду бы исчезло, растворилось в других воспоминаниях, если бы не Чонгук, объявившийся так внезапно, как в своё время исчез Сокджин. Чонгук со своим тупым подбором ников для мессенджеров, «ты по мне соскучился?» и этой улыбкой, которая почти не поменялась со школы.
«Спокойной ночи, хён» – пишет Чонгук.
Сокджин вздыхает, открывает ноутбук и лезет на сайт SK Telecom в поисках подходящему ему тарифа, потому что Чонгук, судя по всему, вряд ли спрашивал его телефон в кафе просто из вежливости. Потому что скорее всего, он сам будет ему звонить. Потому что это уже давно не влюблённость.

– Ты мудак, – говорит Юнги, когда Сокджин устраивается на своем любимом стуле возле стойки, но все равно подсовывает ему меню и печенье из вазочки. – Если бы это было что-то срочное?
– Сам не лучше, – хмуро отзывается тот и просит себе как обычно.
– Чимини! – Юнги повышает голос и подозрительно щурится, не сводя взгляда с Сокджина, крутящего по столу печенье. Сокджин поднимает в ответ недоумённый взгляд, и печенье укатывается от него к другому краю стойки.
– Да?
– Принеси ванильный сироп, пожалуйста, у нас закончился. И плед из подсобки захвати, ладно?
– Сейчас будет, хён.
– Юнги, ты чего?..
– Варю тебе кофе, – Юнги тянется за чашкой, медленно натирает её вафельным полотенцем и всё ещё смотрит на Сокджина в упор.
– Ладно, – Сокджин моргает несколько раз, зевает, устраивает локоть на стойке и утыкается в него лицом. Глаза закрываются сами собой, но фоновая музыка не убаюкивает, а больше раздражает, кофемашина шипит слишком громко, а погода на улице такая же паршивая, как и настроение. Сокджин вздыхает и ёрзает на стуле, когда снова слышит голос официанта.
– Я всё принёс.
– Набрось на Сокджина.
– Сироп или плед?..
Сокджин чувствует, как у него дергается веко.
– Я вам не мешаю?
– Расслабься, – Юнги двигает к нему огромный стакан, от которого пахнет ванилью сильнее, чем самим кофе.
Официант Пак накидывает Сокджину на плечи коричневый клетчатый плед и скрывается где-то в зале. На белой пенке кофе выведено JK. Юнги улыбается так, что его хочется убить ещё сильнее, чем вчера.
– Ты серьезно?
– Нравится это окно? – Юнги кивает на окно в половину стены, протягивает к Сокджину руку и улыбается едва заметно, сжимая в ладони четыре купюры по тысяче вон.
– Напомни мне, почему мы всё ещё друзья?
– Самому интересно. А сейчас я соберу заказ, и ты выложишь мне, что у тебя случилось.

[your little Desert Eagle]

Сокджин кивает, устраивает плед на спинке стула и думает, как вообще принято рассказывать о том, чего не понимаешь сам, о том, о чём даже думать не очень хочется. Юнги ловко вырисовывает на чьём-то латте большого зайца, выкладывает на тарелку вафли и взбивает молочный коктейль, и Сокджин уже думает заказать что-нибудь ещё сам, лишь бы отсрочить разговор, но с Юнги это вряд ли сработает.
– А теперь начнём.
Сокджин звучно прикладывает ладонь к лицу, смеётся невесело и рассказывает о Чонгуке, разговорах и о том, что всё почти как тогда в школе. О том, что у него и без этого проблем хватает. О том, что Чонгук настойчиво зовёт куда-нибудь пройтись или выпить, потому что им есть, что обсудить. Что с самого начала он надеялся на то, что выдает желаемое за действительное, и сейчас Чонгук совершенно не тот, каким он его знал, но ошибся. Потому что Чонгук лучше.
– Только не вздумай вляпаться в это снова, ладно?
– Снова? Я и в прошлый раз-то не выбрался. Знаешь, мне уже начинает казаться, что сломать симку и переехать – ничего такой вариант.
– Мне кажется, или где-то я уже это видел?
– Слушай, а если… – Сокджин сбивается на полуслове, отвлекаясь на сообщение в телефоне.
– Что пишут?
– Что я делаю на выходных.
– А что ты делаешь на выходных?
– Не нагнетай, ладно? Лучше сделай американо, пожалуйста.
– С собой?
Сокджин кивает, дожидается своего заказа, расплачивается и уходит, махнув Юнги рукой на прощание.
– Юнги-хён, – тянется через всю стойку Чимин и шепчет, прикрывая рот ладонью, словно рассказывает секрет. – А можно перемотать эту дораму до счастливого конца?
Юнги улыбается и треплет Чимина по волосам.
– Терпи, рано ещё.

Чонгук пишет ему вечером пятницы, и Сокджин чувствует неладное, только-только разблокировав экран. Но Чонгук не пишет ничего такого, а наоборот, предлагает: «Пойдем в караоке?». Сокджин вспоминает о курсовой, которую нужно скоро сдавать, но Чонгук присылает ему стикер с плачущим котиком, а потом ещё один, и Сокджин сдается.
«Куда идём?»
Чонгук закидывает его радостными стикерами, среди которых едва не теряется адрес. Хорошо, что добираться недолго, думает Сокджин, замирая перед шкафом. Задумчиво перекопав стопку «рубашек-для-учёбы», Сокджин в итоге вытаскивает с полки обычную белую футболку и не менее обычные темно-синие джинсы. Самое то для встречи со старым другом. И уже сгребая ключи со столика, Сокджин обнаруживает себя надевающим кожаную куртку, в которой, если верить вечно чем-то воодушевленному Чжехвану, его одногруппнику, сам Сокджин выглядит просто потрясающе. Чжехван не врёт, конечно, думает Сокджин, напоследок покосившись на себя в зеркало. Чонгука это должно впечатлить.
Оказывается, что Чонгук уже ждёт его у входа, и Сокджин невольно вздыхает – возможно даже, что облегченно – когда обнаруживает, что формы на нём нет. Второго раза он бы не выдержал; ему и первый-то сложно было забыть… Хотя не то чтобы Сокджин собирался, ведь, оказывается, Чонгука в полицейской форме забыть сложно. Чонгук вообще вырос… запоминающимся парнем.
– Давно ждёшь? – вместо приветствия спрашивает Сокджин и чувствует удовольствие от того, каким взглядом его окидывает Чонгук.
– Нет, – будто бы задумчиво отвечает тот, делает шаг вперед и зачем-то ведет кончиком пальца по вороту куртки.
– Чонгук?
– Ты выглядишь, как айдол, хён, – говорит Чонгук, не сводя с него всё того же восхищенного взгляда. Сокджин невольно улыбается.
– Спасибо.
Комплимент ему приятен.
– Пойдем. – Чонгук кивает на вход. – Я уже всё оплатил.
– Какой ты стал сознательный, – хмыкает Сокджин и ловит себя на, казалось бы, давно уже позабытом желании потрепать Чонгука по волосам. Раньше это сделать было проще, ведь Чонгук был ниже и не нужно было задирать руку так высоко.
– Да я вообще хороший, – Чонгук улыбается.
Они проходят мимо уткнувшейся в телефон девушки за стойкой и входят в коридор, в котором горит приглушенный свет. Чонгук выбрал для них комнату в самом конце, и Сокджин лениво скользит взглядом по одинаковым дверям. Именно это его и подводит – он запинается о, судя по ощущениям, собственный же ботинок и едва не летит вниз. Чонгук вовремя подхватывает его под локоть, не давая проскользить лицом по полу; у него тёплые ладони, думает Сокджин. Впрочем, его взгляд цепляет ещё кое-что, отчего тут же хочется поскорее выпить.
Чонгук ещё в школе был, мягко говоря, симпатичным. Вырос же он красивым, до невозможности, до одурения красивым, неважно, надета на нём форма или же простая куртка. Только этого Сокджину было бы достаточно для того, чтобы его сердце дрогнуло… но Чонгук на обычную встречу друзей надел – натянул, пожалуй – кожаные штаны. Блядские кожаные штаны, облегающие ноги, словно вторая кожа и подчеркивающие каждое – о Господи – каждое движение мышц на бёдрах Чонгука. Восхитительных бёдрах Чонгука, поправляет Сокджин сам себя, машинально облизывая губы.
– Господи, за что мне это, – бормочет он уже вслух. – Просто за что?
– Ты чего? – с любопытством спрашивает Чонгук, распахивая перед ними дверь.
– О курсовой вспомнил.
– Ну хоть на сегодня забудь ты об учёбе своей, а? Расслабься, мы ведь так давно не виделись, хён!
– И дольше бы не виделись, – усилием воли отводя взгляд от обтянутых штанами бёдер, привлекающих всё внимание, говорит Сокджин.
– А вот об этом, хён, мы ещё поговорим, – на удивление жестко отвечает Чонгук, и Сокджин видит, как он хмурится. – Ты не отвертишься.
– Ты меня пугаешь, сержант Чон.
– Я не сержант, – а вот теперь Чонгук улыбается. – Но мне нравится, что ты меня так зовёшь.

[your little Desert Eagle]

Сокджин снова залипает – на сей раз на его улыбке, а Чонгук тем временем удобно устраивается на диванчике и хлопает ладонью рядом с собой.
– Хочешь, споём что-нибудь из Твайс? – предлагает он.
– Shy shy shy~, – тут же напевает Сокджин, копируя жест Саны.
Чонгук улыбается снова.
Сокджин тем временем тянется к расставленному пиву и подтаскивает к себе одну из банок. Ему всё ещё надо выпить.
Час и три с четвертью – да, он отмерял – банки пива спустя Сокджин отдает Чонгуку микрофон и оседает на диван, чувствуя, как в горле начинает слабо першить. Из колонок тем временем доносятся последние ноты «If you» Биг Бэнг, и он тянется к чипсам.
– Я доел последние, – ухмыляется Чонгук, и Сокджин мстительно пинает его ботинок своим.
– Вот хён совсем опьянеет из-за тебя, – ноюще тянет он.
– Но ты и так пьяный.
– Ты тоже, – фыркает Сокджин, глядя, как Чонгук пытается подцепить ногтем заламинированную страницу каталога песен. Выходит у него с трудом, но пьяный Чонгук оказывается ещё более упрямым, чем Чонгук трезвый, и пару минут спустя он всё же с торжествующим возгласом переворачивает страницу.
– Нашел! – восклицает он, вводит нужные цифры и сгребает микрофон со стола. – Зацени, хён!
И уже от одного только энтузиазма в его глазах Сокджин чувствует какой-то подвох. Впрочем, от названия песни, высветившегося на экране, легче ему становится. Чонгук поет хорошо, это они успели выяснить ещё во время первой песни, но сейчас его голос становится по-пьяному проникновенным. Чонгук поет, что они не разговаривают больше, что он не может «забыть о тебе так же легко, как ты забыла меня», и при этом не сводит глаз с Сокджина, которому с каждой секундой становится всё сложнее держать лицо.

Он готов поклясться, что это намёк, намёк, написанный огромными буквами и подсвеченный неоновыми лампами. Чонгук поет, глядя прямо ему в глаза, и Сокджин не может перестать смотреть на него в ответ, потому что они не разговаривали почти три года.
Но потом Чонгук откладывает микрофон, мгновение стоит неподвижно, а потом с силой трясет головой.
– Ух, кажется, я немного перебрал, – говорит он. – Ты как, хён?
– Нормально, – бормочет Сокджин. – Заслушался просто.
Чонгук довольно улыбается.
– Я старался.
И с этим сложно поспорить.
В дверь с силой стучат.
– Осталось пять минут! – возвещает девушка за дверью.
– Давай собираться, хён.
Сокджин практически вскакивает с места, умудрившись не пошатнуться. В голове слегка шумит, и ему, как и всегда, когда он напивается, начинает хотеться спать.
– А хорошо посидели, правда? – а Чонгук вот будто второе дыхание обретает, потому что выглядит и звучит слишком бодро для вечера пятницы.
– Ага, хорошо.
Сокджин надевает куртку, в спешке едва не перепутав рукава, застегивает молнию едва не до горла, и делает шаг к двери. Ему срочно нужно домой, где можно перестать следить за лицом и попытаться понять, что же это было вот сейчас.
– Хён, постой, – тихо зовёт Чонгук в микрофон.
Сокджин, уже успевший взяться за дверную ручку, оборачивается в недоумении и в следующий момент оказывается к этой самой двери прижатым.
– Чонгук? – зовёт он недоуменно.
Чонгук не отвечает, но и выпускать Сокджина не торопится.
– Чонгук, эй? Решил тренировать на мне какой-то ваш захват?
От Чонгука пахнет дурацкой смесью чипсов и туалетной воды, и он так близко, что Сокджину кажется, что он дышит этим вместо кислорода.
– Выпускай ты меня уже, – говорит он, легко толкая Чонгука в плечо. Но Чонгук ловит его ладонь, незнакомо привычным жестом переплетая их пальцы.
– Мы с тобой такие тупые, хён, – бормочет он затем. – Слишком тупые для взрослых людей.
И в следующий момент они уже целуются, пусть и первые секунды Сокджин пытается просто не заорать в голос от новых ощущений. Чонгук, оказывается, горячий не только в переносном смысле, но и в прямом, его пальцы скользят от виска по щеке и ниже, отчего Сокджин довольно вздыхает. Чонгук же подхватывает его свободную руку, пристраивает на поясе тех самых кожаных штанов, которые вот именно сейчас нравятся Сокджину особенно сильно. Он ведет ладонью по обтянутому кожей бедру, сжимает пальцы, снова ведет ладонью. Чонгук на мгновение отстраняется от него, облизывая губы, бормочет что-то вроде: «опасно, хён» и приникает губами к шее Сокджина.
– Эй, вы и так сидите лишние десять минут! – без особой радости оповещают их из-за двери. Чонгук вздрагивает от неожиданности, цепляя зубами кожу на сокджиновой шее, и медленно, с явной неохотой поднимает голову. Сокджин открывает глаза – он успел их закрыть? – и, часто моргая, пытается понять, где он вообще находится. Локация с прошлого раза не меняется совершенно, но Сокджину всё равно кажется, будто он сейчас где-то в другой вселенной.
Чонгук вытаскивает руки из его расстегнутой куртки и делает шаг назад.
– Нам пора, да? – говорит он.
Сокджин кивает, ожесточенно застегивая куртку снова. Ему кажется, что тепло Чонгука осело на ткани.
Один за другим они наконец выходят в коридор, и та самая девушка уже ждет их у стойки, выразительно сложив руки на груди. Сокджин пытается улыбнуться ей, но получается у него плохо. Чонгук же рядом выглядит так, будто всего лишь перебрал немножко, и именно поэтому его пошатывает. Сокджина вот пошатывает совсем от другого – ну и, если честно, от выпитого тоже, да.
– Сколько нужно доплатить? – хрипловато спрашивает Чонгук.
Девушка смотрит на них, а потом устало вздыхает и дергает плечом.
– Всё равно клиентов нет, идите уже. Спасибоприходитекнамещё.
Последнюю фразу она добавляет уже из-за стойки.
– Я вызову такси, – говорит Чонгук, когда они оказываются на улице. Машина приезжает быстро, и это избавляет Сокджина от необходимости заводить разговор. Сначала они едут отвозить домой Чонгука, и всю дорогу Сокджин успешно притворяется спящим. Но как только хлопает дверь, он открывает глаза и называет адрес.
Водитель изредка посматривает на него через зеркало заднего вида, а сам Сокджин чувствует, как потихоньку начинает трезветь. В висках потихоньку расплывается головная боль, но Сокджин не обращает на неё никакого внимания, потому что на кончиках пальцев всё ещё чувствуется фантомно бедро Чонгука.
Кажется, сегодня всё стало ещё сложнее, чем было.

[your little Desert Eagle]

Сокджин открывает глаза только к обеду следующего дня, и первое же воспоминание, что всплывает в его блаженно пустой после сна голове, – Чонгук и его пальцы, скользящие по сокджиновой щеке. Сокджину очень хочется, чтобы это стало обычным сном, но у него нет машины времени, чтобы вернуться во вчерашний вечер и выбросить себя в окно, чтобы избежать встречи с Чонгуком.
Застонав, он тянется к телефону и открывает чат.
«Случился пиздец»
Юнги отвечает моментально.
«Рассказывай»
«Вчера мы с Чонгуком целовались»
«Приезжай»
Приведя себя в порядок, Сокджин выбирается на улицу и нацепляет на нос темные очки. Погода к ним не сильно располагает, но как защита от фирменного буравящего взгляда Мин Юнги они должны сработать.
К слову, этот Мин Юнги даже делает к его приходу кофе. Американо.
– Без добавок? – грустно спрашивает Сокджин, садясь.
– Нет, он со вкусом моего разочарования в тебе, – отрезает Юнги. – Ну и что ты, блядь, натворил вчера? И сними уже очки свои дурацкие, а.
– Не только я, к слову, – поправляет его Сокджин, снимает очки и сам не замечает, как принимается вертеть их в руках, сгибая-разгибая дужки. К концу его рассказа пластик начинает жалобно поскрипывать, а Юнги всем своим видом выражает неодобрение.
– Вы не могли сделать ничего хуже, – подытоживает он наконец и фэйспалмит – от души и с чувством.
Сокджин не успевает себя остановить.
– Вообще-то, могли бы. Если ты понимаешь, о чем я.
– Знать даже не хочу, – резко отзывается Юнги, а потом отнимает руку от лица. – Ким Сокджин, Господи, твою мать, ну зачем ты тупой такой?
«Слишком тупые для взрослых людей», всплывает в голове у Сокджина голосом Чонгука.
– Я просто был пьян, – вяло защищается он.
Юнги только рукой машет.
– Мы сто раз пили вместе, и уж мне ли не знать, что ты любишь вытворить невообразимую хрень, когда ничего не соображаешь.
– Но я соображал.
– Это меня и печалит. Я почти вижу, как ты продолжишь использовать меня как жилетку для твоих страданий.
Тон Юнги меняется, становится более мягким.
– Сокджин, серьезно. Оно что, того стоит?
Сокджин отпивает уже остывший кофе. Стоит ли оно того?
Улыбка Чонгука, его взгляд – глаза в глаза, а не снизу вверх, как это было в школе… Всё это вспышками-воспоминаниями всплывает в голове, и Сокджин ловит себя на том, что улыбается.
– Да, – говорит он тихо, но твёрдо. – Стоит.
Юнги с шумом выдыхает.
– Ладно, делай, что хочешь. Одно меня радует, что я не в баре работаю, а то спился бы от твоих приключений.
– Не нужно оправдывать мной свой несложившийся алкоголизм, – немедленно отзывается Сокджин.
Юнги закатывает глаза одновременно со звучным пиликаньем телефона Сокджина. Тот смахивает с экрана блокировку, тычет в иконку сообщения и чувствует, как кофе застревает в горле.
«Хён, привет!»
«Как ты?»
«Слушай, надеюсь, я ничего не натворил вчера? Я просто плохо помню, что вообще было, надо было пить меньше»
«Хён?»
«Ответь, как сможешь»
Сокджин не отвечает, а просто суёт телефон обратно в карман, правда, не с первого раза туда попав.
– Что? – спрашивает Юнги недоуменно.
Сокджин натягивает на лицо улыбку.
– Чонгук только что написал и спросил, не творил ли он чего вчера, потому что сам он ничего не помнит. Здорово, правда?
– Нет.
– А мне кажется, что да, – фыркает Сокджин, замечая, что голос его подрагивает.
– И что ты теперь будешь делать?
– Ничего. Скажу, что вчера он вёл себя прилично, разве что пел песни Джи-Дрэгона в такси.
– И после этого ты всё ещё считаешь, что оно того стоит?
– Я всё ещё его люблю, Юнги, – выдыхает Сокджин обреченно. – Так что я уверен. Чонгук этого стоит.

[your little Desert Eagle]

В следующие несколько дней Чонгук не появляется, но забрасывает Сокджина сообщениями, в которых тема того самого поцелуя не всплывает ни разу. Сокджин чувствует себя так, словно пытается не думать о розовом слоне, и поэтому в очередной раз с головой углубляется в учёбу, засиживается на кафедре и даже соглашается подменять в книжном всех, кто только об этом попросит. Но вечно быть занятым у него не выходит, и в один из свободных вечеров он привычно вваливается в кофейню. Столики заняты почти все, но свободный в уголке всё же находится. Там Сокджин и обустраивается в компании учебника и распечаток с заданиями. Юнги машет ему от стойки, а через несколько минут Чимин приносит ему кофе и печенье. Сокджин благодарно кивает ему и уныло переводит взгляд на лежащие перед ним задачи по уголовному праву. Он их уже почти ненавидит, но сдавать нужно уже завтра, так что он находит в портфеле ручку и утыкается в распечатки. Отвлекается он только тогда, когда понимает, что кофе давно уже кончился, и он уже второй раз пытается глотнуть ничего.
– Можно мне ещё кофе? – просит он, поднимая голову, и на полуслове затыкает себя. В кофейне успело наступить очередное затишье, и официант Пак Чимин практически повисает на стойке, что-то обсуждая с Юнги. И Юнги, тот самый Мин Юнги, ходячая иллюстрация к слову «раздражение», мало того, что поддерживает разговор, так ещё и улыбается, так ярко и открыто, как не улыбался на памяти Сокджина даже своей собаке. Пак Чимин улыбается ему в ответ, и Сокджин невольно чувствует себя так, будто ворвался к кому-то в спальню прямо посреди того самого процесса.
– Можно мне ещё кофе, пожалуйста? – повторяет он уже громче, пытаясь перестать чувствовать себя так неловко. Получается не очень, особенно когда Юнги переводит на него взгляд, все ещё храня на губах след улыбки. По позвоночнику Сокджина бежит холодок ужаса, потому что, кажется, возраст не щадит и Юнги.
– Серьезно, парень, – продолжает Юнги, ожесточенно разыскивая что-то за стойкой, – сколько ещё ты будешь висеть здесь?
– Я, если ты вдруг забыл, ваш клиент, – назидательно говорит Сокджин, мстительно опуская локти на чистую стойку. – Так что могу висеть хоть сколько, пока плачу.
Юнги отмахивается от него, а потом, покосившись на подсобку, вытаскивает с витрины поднос с пирожными и принимается придирчиво их осматривать.
– Думаю, до завтра доживут, – констатирует он, а потом тянет поднос обратно. Пальцы скользят по краю, сминая бок чего-то воздушного и украшенного, и Юнги вполголоса матерится под нос.
– Теперь списывать, – добавляет он скорее для Сокджина.
– Что списывать? – доносится из подсобки.
– Я пирожное помял, – громко отзывается Юнги. – Съешь?
В ответ слышится радостное «Конечно!», Юнги с каменным лицом откладывает испорченное пирожное отдельно и убирает поднос обратно. А Сокджин, конечно, не эксперт, но может поклясться, что Юнги только что провернул все это специально.
– Дай десятку, – тем временем просит Юнги. Сокджин шарит по карманам, протягивает ему купюру и следит за тем, как она скрывается в кассе.
– Хён, – говорит вышедший из подсобки Пак Чимин, уже успевший переодеться из рабочей рубашки в обычную толстовку. – Ты в порядке? Просто это уже четвертое пирожное за месяц…
– У подноса скользкие края, вообще-то, – раздраженно говорит Юнги. – Тебе что-то не нравится?
– Всё хорошо, спасибо, пирожные вкусные, можно я съем его прямо сейчас?
– Ешь уже, – вздыхает Юнги и машет рукой. – Я подожду.
– Я тоже, – широко улыбаясь, заявляет Сокджин. – Выйду вместе с вами.
Происходящее отчего-то начинает его веселить.
И уже вечером Юнги в какао прилетает «Ты ничего не хочешь мне поведать, друг?».
«Ничего».
И Сокджин практически чувствует вес лапши на своих ушах.

– Вы не поможете мне с выбором? – слышит Сокджин, уже закрывая кассу.
– Извините, но мы уже закрываемся, приходите завтра, и я обязательно подберу вам то, что вас интересует, – отвечает Сокджин на автомате, даже не поднимая взгляд.
– А я так надеялся, что ты мне поможешь, хён.
Сокджин нервно сглатывает и смотрит на стоящего возле полок Чонгука, который снова в форме, и – Господи – зачем он вообще сюда пришел.
– Ну, завтра так завтра, – Чонгук снимает форменную фуражку, ерошит волосы и подходит ближе, улыбаясь. – А сейчас я могу подождать, пока ты закончишь. Хочешь?
Сокджин не хочет, совсем-совсем не хочет, потому что Чонгук словно издевается над ним не просто присутствием, а самим фактом своего существования, но вместо этого отвечает:
– Хорошо.
Чонгук кивает, берёт какую-то книгу со стеллажа – Сокджин по обложке узнаёт в ней тысячу и один способ приготовления говядины и фыркает – и рассматривает её с неподдельным интересом. Сокджин уходит в подсобку, переодевается и передвигает там несколько коробок с новой поставкой классической литературы, чтобы только растянуть время, но не помогает и это – Чонгук все так же листает книгу с рецептами, и спасибо, что держит её хотя бы не вверх ногами.
– Ты пересмотрел слишком много тупых фильмов, Ким Сокджин, – сам себя укоряет он, гасит в подсобке свет и выходит обратно в зал.
– Я всё.
Чонгук кивает, бережно пристраивает книгу на полку с руководствами по рыбной ловле, чем вызывает у Сокджина ещё один смешок, дожидается, когда Сокджин попрощается с кем-то в зале и выходит с ним на улицу.
– А какую книгу ты хотел найти?
– Ту, в которой написано, как у тебя дела, хён, – Чонгук весело фыркает и расплывается в тупой улыбке. Сокджин мысленно прикладывает ладонь к лицу, потому что ну – серьёзно? – На самом деле я просто напросился с сонбэ на патруль, проходил неподалеку, вспомнил, как ты тогда в караоке говорил, что работаешь здесь, и просто наудачу решил заглянуть.
Чонгук идёт с ним рядом как-то уж слишком близко, расспрашивает про работу и немного рассказывает про свою академию, но Сокджин пару раз задевает его локоть рукой и думает, что ему срочно необходимо всё прояснить.
– Слушай, Чонгук-а?
– Мм?
Сокджин прикусывает губу с внутренней стороны и думает, как лучше спросить, есть ли у Чонгука кто-нибудь – это всё же проще, чем завести разговор о том самом поцелуе, который Чонгук не помнит, а Сокджин наоборот помнит слишком хорошо.
– Я всегда думал, что девчонки вешаются на парней в форме, а ты для будущего копа ты какой-то слишком свободный.
Чонгук начинает улыбаться ещё на середине фразы, но отвлекается на зазвонивший телефон, тормозит и придерживает Сокджина за рукав, чтобы тот остановился тоже.
Сокджин чувствует руку Чонгука на своем предплечье, чувствует повисшую между ними одностороннюю неловкость и даже не пытается вникнуть в чужой разговор, приходя в себя только тогда, когда Чонгук говорит:
– Да, конечно. Я сейчас буду, – кладёт трубку, прячет телефон обратно в карман и поднимает на Сокджина взгляд. – Ты что-то хотел спросить, хён?
Катись ты к чёрту со своими надеждами, Ким Сокджин – вот что он хотел, только вот не спросить, а сказать, и не Чонгуку, а самому себе.
– Да нет, ничего такого.
Чонгук улыбается и опускает ладонь Сокджину на плечо, и тому на секунду кажется, что не просто опускает – гладит.
– Я потом тебе всё расскажу, ладно, хён? Мне сейчас бежать пора, прости, что выдернул тебя со сверхурочной работы.
– Ничего страшного.
Чонгук отдаёт ему честь двумя пальцами, улыбается и перебегает дорогу, наскоро осмотревшись по сторонам.
Ничего страшного, думает Сокджин, глядя ему вслед. Конечно. Совсем ничего.

[your little Desert Eagle]

Сокджину кажется иногда, что того вечера в караоке не было, он попросту ему приснился однажды. Впрочем, сходивший несколько дней небольшой синячок на шее намекает, что Сокджин просто загоняется. А ему сложно не загоняться, ведь он будто в школьные дни вернулся, разве что Чонгук сейчас стал ещё красивее.
«Очень хочу запретить Чонгука», – не сдержавшись, пишет он Юнги.
«Господи, Ким Сокджин, ты можешь страдать менее гейски?»
«Нет»
«Этот пользователь добавил вас в черный список, поэтому вы не можете отправлять ему сообщения»
«Ты же понимаешь, что тут другая формулировка при добавлении в чс?»
«Это мой мысленный черный список, отстань»
«Только что он сломался, какая жалость»
«Напомни, почему я с тобой дружу?»
«Я не реагирую на твои подколки. А ещё мы знакомы столько, что у меня на тебя есть слишком много компромата. Солью его, например, тому официанту из твоей кофейни, и что?..»
«А причем тут Чимин?»
«А я не говорил, что речь именно о нём. Ты всё ещё ничего не хочешь мне рассказать?»
«Нет»
«Подумай»
«Этот пользователь добавил вас в черный список, поэтому вы не можете отправлять ему сообщения»
Не выдержав, Сокджин смеется в голос и решает, что пора прекращать доставать Юнги, пока тот не разозлился. Конечно, на что-то масштабное он не способен, но вот попросту игнорировать Сокджина – вполне.
Это даже на некоторое время отвлекает Сокджина от собственных грустных мыслей, так что он успевает сгрести в единую стопку разбросанные по дому распечатки, развешивает выстиранное белье и наконец обнаруживает себя на кухне, высчитывающим по календарю день, когда ему нужно в книжный. Выходит, что послезавтра, и удовлетворенный выводами Сокджин даже не смотрит на экран зазвонившего вдруг телефона, а берёт трубку сразу.
– Хён, – говорит Чонгук вместо приветствия. – Нам нужно поговорить.
– Что-то случилось?
– Случилось.
– Рассказывай, – предлагает Сокджин слегка недоуменно, но Чонгук только предлагает встретиться.
В памяти Сокджина всплывает вечер, который начался практически точно так же, а закончился поцелуем у двери. Правда, судя по тону Чонгука, сегодняшняя встреча закончится какими-то проблемами. Сокджин невольно хмурится, предчувствуя неладное.
Чонгук уже ждёт его у остановки, застыв у фонарного столба так неподвижно, что почти сливается с ним.
– Так что случилось-то? – взволнованно спрашивает Сокджин вместо приветствия. Чонгук оборачивается на голос, на его лице злость и раздражение.
– Пойдем со мной, – говорит он, хватает Сокджина за запястье и тащит за собой. В голове тут же всплывает, казалось бы, давно забытое воспоминание: недоуменное лицо Суджин, школьные коридоры... да он даже за руку её схватил так же, как Чонгук держит его сейчас. Как иронично.
Сокджин послушно притаскивается вслед за Чонгуком в какой-то из смутно знакомых парков и позволяет усадить себя на скамейку. Чонгук же молчит, рассматривая сокджиново лицо, а потом глубоко вдыхает и заявляет:
– Я ждал хоть какой-то твоей реакции, хён!
Сокджин зависает.
– Что?
– А ты ходишь и делаешь вид, будто ничего не было! – свои слова Чонгук сопровождает чувствительным тычком в грудь. – А мы с тобой целовались тогда в караоке, вообще-то!
Сокджин остро хочет исчезнуть.
Ну вот и всё, наверное. Сейчас-то, наверное, и произойдет что-нибудь, из-за чего Чонгук исчезнет из его жизни окончательно.
– И что? – говорит он только чтобы продолжить чонгукову мысль. – Целовались, и? У тебя же девушка есть, что тебе с того поцелуя?
Чонгук давится воздухом и кашляет.
– Девушка? – спрашивает он.
– Ну или должна быть, – добавляет Сокджин уже не так уверенно. Мозг подкидывает ему картинку с саркастично хлопающим подобному красноречию Юнги.
– Какая девушка вообще? – спрашивает Чонгук. – С чего ты взял вообще, что у меня кто-то есть?
– Да потому что ты слишком красивый, чтобы быть в одиночестве! – с неожиданной злостью восклицает Сокджин.
– Ты тоже, хён, и что?
– И то!
Сокджину кажется, что ему больше нечего терять.
– И зачем я тебя любил тогда, а, Чон Чонгук? – спрашивает он резко.
Чонгук не отвечает, и взгляд у него ошарашенный, а Сокджина тем временем несёт.
– Не знал, да? Я тебя, придурка, так давно, а ты был слишком тупой и ничего не замечал, о Суджин всё вздыхал. Как думаешь, зачем я её вообще к тебе привёл, а? Только чтобы ты был счастлив…
– А сейчас что? – тихо спрашивает Чонгук, перебивая его почти на полуслове.
– Сейчас? – Сокджин находит в себе силы улыбнуться. – Сейчас ты слишком тупой, чтобы тебя любить. Всё? Расходимся по домам?
– Нет уж, – говорит Чонгук довольно и улыбается – так, как ещё в школе улыбался при виде Суджин. – Теперь ты, хён, никуда вот не денешься. И да, я не тупой, я не умненький, и то это было раньше.
– Ты издеваешься надо мной, что ли? – спрашивает Сокджин и встает, собираясь уйти отсюда и напиться в первом же попавшемся ресторанчике.
– Я не издеваюсь, – говорит Чонгук, преграждая ему дорогу. – Давай так. Я задам тебе два вопроса, и ты уйдешь, если ответы тебе не понравятся. Хорошо?
– Хорошо.
– Тогда вопрос первый. Как думаешь, если бы у меня был кто-то, стал бы я целоваться с моим старым добрым хёном, пусть даже и пьяным? И пока ты не ответил, сразу вопрос второй. Стал бы мой старый добрый хён, которого я давно не видел, целоваться со мной в том караоке, пусть даже и был пьяным?
Сокджин молчит, закусив губу, а Чонгук обнимает его, быстро прижимается губами к щеке и почти шепчет в ухо:
– Хён бы не стал целоваться со мной просто так, если бы не любил. А я бы не стал целовать его, если бы не хотел сам. Смотри, как всё логично выходит, а?
Сокджин сглатывает, чувствуя, что, кажется, сейчас расплачется, и обнимает Чонгука в ответ.
– Правда? – спрашивает он приглушенно.
Чонгук быстро целует его в висок.
– Конечно. Однажды я расскажу тебе историю о некоем Чон Чонгуке, который как-то осознал, почему именно ему не хватает своего пропавшего хёна. А пока поверишь на слово, что я тебя люблю?
– Однажды я расскажу тебе об одном Ким Сокджине, который понял, что любит своего не очень умненького донсэна, и поэтому начал творить невообразимую хрень, – тихо говорит Сокджин, не в силах стереть с лица глупую улыбку. – Так что поверишь мне на слово, что я тебя тоже?
Сокджин чувствует, как Чонгук улыбается ему куда-то в щёку, но замирает, потому что тот скользит ладонью по его руке от плеча к запястью и отстраняется, хотя сейчас, признаться, Сокджину уже не так страшно, как минутой до. Он поднимает взгляд на серьезное лицо Чонгука, который одними уголками губ, но всё же действительно улыбается.
– Сержант Чон, у тебя сейчас такой вид, будто бы ты арестовал меня, будь у тебя наручники.
– Арестуй себя сам, пожалуйста? – не то просит, не то указывает Чонгук, но всё равно смыкает пальцы на сокджиновом запястье на манер стального браслета. – Поверю. А ты?
– Да.

[your little Desert Eagle]

Эпилог

«Ты сможешь, хён!» – печатает Чонгук и улыбается сообщению, когда дотрагивается до кнопки отправки, потому что Сокджин действительно сможет – Чонгук точно знает. За окном ещё нет ни намёка на рассвет, но бабушка уже поднялась и чем-то гремит на кухне, а потом заглядывает в комнату – Чонгук еле успевает спрятать телефон под подушку и притвориться спящим.
Сон почему-то не идёт даже в половину восьмого, и Чонгук ныряет под одеяло с головой, снова достаёт мобильник и бездумно листает сначала список контактов, а потом лезет в папку с фотографиями и листает последние, где среди фотографий контрольных и домашних заданий мелькает смущённо улыбающаяся Суджин, их руки с переплетёнными пальцами и смазанное лицо Сокджина. Чонгук тихо фыркает, тыкает пальцем Сокджину на снимке в нос, перелистывает на предыдущий снимок и понимает, что скучает.
«Доброе утро, милая~» – набирает он, улыбается в подушку, всё же меняет обращение на имя и смешно фыркает, когда телефон автозаменой исправляет «Суджини» на «Сокджини». Суджин отвечает практически сразу и спрашивает, почему Чонгук ещё не спит, и загоняет его этим вопросом в тупик, потому что Чонгук не знает, что ответить, и гипнотизирует сообщение взглядом так долго, что подсветка экрана гаснет несколько раз подряд.
Потому что у Сокджина сейчас экзамен, и он волнуется так, будто бы от этого зависит его, а не Сокджина будущее. Потому что хочется обратно в Сеул, чтобы сидеть в своей комнате по вечерам, уткнувшись в комиксы, гулять с Хосоком и обыгрывать Сокджина в видеоигры. Потому что на соседней улице недавно открылось новое кафе, куда хочется сводить Суджин, потому что та любит милые места и мятное мороженое. Потому что что-то едва уловимо меняется – Чонгук не может это понять, но чувствует на подсознательном уровне. Потому что больше не у кого будет спрашивать про математику или физику, не к кому подсесть с ланчбоксом на перемене, и когда он вернется обратно, Сокджин, наверное, уже поступит в свой университет и будет совсем взрослым. Потому что он очень соскучился, но не как не может понять, чего – кого – именно ему больше всего не хватает, и при очередном просмотре галереи снова зависает на смазанном лице Сокджина, пытающемся спрятаться от камеры.
– Чтобы сдал свой экзамен, понятно? – шепчет фотографии Чонгук, снова тычет пальцем Сокджину в нос и переключается на окно с сообщениями.
«Потому что я соскучился по тебе», – наконец отвечает он Суджин, улыбается на пришедший в ответ смущающийся смайлик и засыпает, так и не дождавшись ответа.
А Сокджин не отвечает четыре дня подряд, и Чонгук ловит себя на мысли, что начинает нервничать – результаты экзамена уже должны быть известны, и Сокджин в принципе никогда себя с ним так не вёл. Суджин говорит, что у него могут быть и свои дела, когда Чонгук вскользь упоминает об этом, и ему ничего не остаётся, кроме как согласиться, потому что да, так и есть, и дело вовсе не в том, что телефон Сокджина всё это время выключен, и уж конечно не в том, что Чонгук беспокоится и – какой смысл врать – на него обижается.
Бабушке понемногу становится лучше, и Чонгук случайно подслушивает её телефонный разговор с родителями – к новому семестру он вернётся в Сеул. Чонгук прижимается к дверному косяку, закрывает глаза и выдыхает. Он очень любит бабушку и беспокоится о её здоровье не меньше родителей, но не просто чувствует – знает, что сейчас должен быть совершенно не здесь, и уверяет себя, что неделя с небольшим до его возвращения пролетит незаметно.
«Незаметно» растягивается на чуть больший срок, и Чонгук приезжает на вокзал на третий учебный день, вдыхает полной грудью Сеульский воздух и первое, что делает – звонит Сокджину, который всё так же вне зоны доступа.
Чонгук рассерженно застегивает на себе куртку и заматывается в шарф, ловит такси, называя домашний адрес, и уже сидя в машине, набирает Суджин сообщение, состоящее из двух слов – «я в городе».
«Я в городе, а ты мудак, хён» – пишет он тут же Сокджину, прячет телефон в карман и ждёт ответа хоть от кого-нибудь, но от Сокджина – это почему-то очень тяжело и странно признавать – немного сильнее, и то, что родителей не оказывается дома, играет Чонгуку на руку, потому что выяснить происходящее сейчас куда важнее семейных разговоров и ужинов.
К дому Сокджина Чонгук подходит куда быстрее, чем раньше – за две с половиной песни – поднимается на нужный этаж и звонит в дверь, одновременно набирая телефонный номер.
– Где тебя носит, блин, – почти шипит Чонгук и пинает дверь носом кроссовка, несильно, но достаточно для того, чтобы из противоположной квартиры высунулась смутно знакомая пожилая соседка.
– Ты чего шумишь, сынок?
– Извините, – Чонгук неловко ерошит волосы на затылке. – Я просто ищу кое-кого.
– Ты друг сына прошлых жильцов, наверное?
– Наверное?
– Так они съехали почти уже месяц как.
– Как – съехали? Все?
Соседка только кивает и поправляет накинутую на плечи теплую кофту.
– Всё, дорогой. И взрослые, и тот красивый парень-сын. Видела, как он долго ругался с родителями, но потом загрузил в машину коробки и уехал тоже.
– Ага, – невпопад отвечает Чонгук и всё ещё мнётся возле двери. – Спасибо вам.
– А я и тебя помню, – улыбается женщина. – Ты часто сюда приходил.
– Видимо, больше не буду. Спасибо, что сказали, – Чонгук выдавливает из себя кривую улыбку, кланяется почти на девяносто градусов, говорит, что ему пора и, уже сбегая по лестнице, слышит сказанное себе в спину «ты позвонил бы ему».

[your little Desert Eagle]

«Было бы, куда звонить», – думает Чонгук, выбегает из подъезда и бестолково мнётся на улице, не зная, куда ему пойти. В телефоне вроде бы ещё был номер Юнги, на который он не звонил ни разу, и сейчас, кажется, самое время, но вместо этого он звонит Суджин и приглашает её в то самое кафе, в которое хотел её сводить.
– Что случилось, оппа? – спрашивает она осторожно и даже не смотрит на страницу с десертами в меню.
«Я тебе не оппа», – мельком проносится в голове Чонгука, и не то, чтобы он не прав – Суджин старше его на несколько месяцев. Чонгук мотает головой из стороны в сторону и кивает на меню – выбирай – а сам думает, нужно ли всё это Суджин. Нужно ли это всё ему.
Суджин смотрит обеспокоенно, но кивает, заправляет за ухо прядь волос и заказывает мятное мороженое с шоколадным топпингом, Чонгук молча указывает официанту – два.
– А ещё латте с карамельным сиропом и американо, пожалуйста.
Суджин смотрит в окно, пока Чонгук смотрит на Суджин и думает, что окно – очень даже выход из проблемных ситуаций, и даже готов отдать за это три доллара – спасибо спонтанно возникшей школьной шутке Сокджина и Юнги.
Опять Сокджин.
– Чонгукки, с тобой в последнее время что-то странное творится, – издалека начинает Суджин и собирает в ложечку на длинной ручке шоколадный сироп, а Чонгук смотрит на эту длинную десертную ложку, на аккуратный изгиб запястья Суджин, её настороженный взгляд и заторможенно, словно в замедленной съемке, понимает, что это всё не то. Что изящные милые девочки – не то, так же как и свидания в кафе за мороженым. Что Суджин – не то тоже, и его телефон всё еще автоматически исправляет её имя на «Сокджини». Что он будто в центре тупой сюжетной линии из манги для девочек до пятнадцати, где «ничего страшного, если это ты», потому что даже сейчас думает тупом хёне, который неясно, почему, всё ещё самый любимый, даже несмотря на то, что пропал, не удосужившись даже намекнуть, где, и стоит ли его искать.
– Суджин-а, – тянет Чонгук, но замолкает, не договорив.
– Ты тоже думаешь, что мы немного поторопились, да? – Суджин улыбается виновато и отводит взгляд; мороженое перед Чонгуком начинает таять. Неплохая кафешка, Чонгук как знал, что нужно сюда прийти.
Суджин протягивает к нему руку, переплетает их пальцы и накрывает их ладони другой рукой.
– Ты очень нравишься мне, Чонгукки.
– Но я тебе не оппа? – выходит немного агрессивнее, чем хотелось бы, но Чонгук сглаживает всё неловкой улыбкой.
Суджин качает головой.
– Но я рада, что Сокджин-оппа нас познакомил.
Чонгук же думает, что Сокджин-оппа тот ещё придурок – хоть в чём-то Юнги оказывается прав – но кивает, потому что в какой-то степени рад тоже. Без Сокджина почему-то оказывается гораздо сложнее, чем без Суджин.
Уже ночью, лёжа в кровати, он думает о том, что, может быть, всё же немного жалеет, но не сильнее того, что никак не может Сокджина найти, а потом спрашивает, нормально ли Суджин добралась до дома, и желает ей спокойной ночи. И улыбается пришедшему в ответ милому смайлику точно так же, как раньше, только уже с тем осознанием, что друзьями им будет лучше.

Весна приходит незамеченной, с проглядывающим сквозь завесу облаков солнцем, сезонными распродажами, простудой и перманентным «тупой хён, мог бы и оставить новый номер «Я совсем не думаю о тебе, ты в курсе?», – всплывает тогда, когда Чонгук пролёживает в постели третий день больничного с никак не спадающей температурой в обнимку с ноутбуком, где в браузере с десяток вкладок со списками абитуриентов всевозможных университетов Сеула, а в телефоне исходящее сообщение в адрес Юнги с просьбой о помощи.
Юнги перезванивает ближе к вечеру, и первое, что делает – спрашивает:
– Это кто?
– Песочница всё ещё в другой стороне, я помню, – осипшим голосом тянет Чонгук. – Но мне правда очень нужна твоя помощь.
Юнги выжидающе молчит, но потом всё же уточняет сам:
– Почему я?
– Потому что мне больше не к кому обратиться.
– Ты же знаешь, что всё ещё не очень мне нравишься? – спрашивает Юнги тоном, в котором почему-то его привычной язвительности и недовольства в адрес Чонгука не слышно.
– Хён, пожалуйста.
– Что случилось?
– Ты знаешь, где сейчас Сокджин-хён?
Юнги молчит так долго, что Чонгук отнимает телефон от уха и смотрит, не сбросился ли вызов.
– Не знаю, – отвечает наконец он. – И ты выздоравливай там, – и кладёт трубку. Чонгук слышит сигнал сброса вызова и ещё долго лежит с телефоном возле уха – не то, чтобы он правда думал, что Юнги ему поможет, но ему всё равно обидно.
– Я правда о тебе не думаю, – говорит Чонгук в потолок, с силой захлопывает крышку от ноутбука и накрывается одеялом с головой, потому что Сокджину бы с размаху в челюсть за такое – Чонгук уже не тот мелкий школьник со смешным пластырем на щеке, удар должен выйти хорошим. – Пошёл ты, хён, а.
Но хён, кажется, и так пошёл.

[your little Desert Eagle]

Чонгук постепенно, но привыкает к тому, о чём он думал тогда у бабушки – не к кому подсесть на перемене с ланчбоксом и не у кого спросить про физику, не с кем поесть оденг на том перекрестке, где они с Сокджином обычно расходились по домам. Не то, чтобы Чонгуку нравится, но смириться всё равно приходится. Где-то на краю сознания маячит спонтанное желание поступить в полицейскую академию, и Чонгук постепенно понимает, что это стоит того, чтобы воплотить в реальность, и Чонгук просто учится дальше. С трудом подтягивает математику и ненавистную физику, записывается в тренажерный зал, изредка выбирается куда-нибудь с Суджин, потому что она всё ещё кажется ему классной, и о Сокджине больше не думает, но потом всё равно, хоть это и совсем глупо, спрашивает о нём у Донхёка при случайной встрече. Донхёк добрые пять минут пытается понять, что перед ним за школьник – как-никак два с лишним года прошло – но потом вроде бы узнаёт, но о Сокджине тоже ничего не знает. Чонгук пожимает плечами – он же просто так спрашивает, без какой-либо цели, просто Сокджин вдруг вспомнился, и они расходятся, пожелав друг другу удачи во всяческих начинаниях чисто из вежливости.
Но потом в телефон прилетает сообщение от Юнги, в котором только адрес и ничего больше – Чонгук сперва даже думает, что это какой-то спам, и то, что он через какое-то время оказывается на пороге кофейни, находящейся по этому адресу, происходит совершенно случайно.
«Заходи уже, я сделаю тебе скидку» – читает Чонгук, и всё это выглядит так, будто Юнги сейчас за ним наблюдает, а потом оказывается, что и правда видит, потому что слабо кивает в знак приветствия и даже отрывается от натирания столешницы, как только Чонгук заходит внутрь.
– Про скидку – это правда? – Чонгук забирается на стул возле самой стойки, и это совсем не то, что ему сейчас хочется у Юнги спросить, но у них всё ещё весьма натянутые отношения, когда Сокджина рядом нет.
А его нет уже очень и очень давно.
– Было бы неправдой, я бы уже испортил репутацию заведения. Что будешь?
– Американо? – Чонгук почему-то спрашивает, а Юнги вскидывает брови, непонятно хмыкает в ответ и отворачивается к кофейной машине.
– Ну, как живёшь? – дружеские диалоги выходят у Юнги так себе, но кажется, он правда старается.
– Собираюсь в полицейскую академию.
– А мозгов-то хватит? – Юнги спрашивает так, будто у него к Чонгуку что-то личное, но выставляет на стойку его кофе, даже даёт пару венских вафель и кивает на блюдце с десертом. – В знак старой дружбы.
– А ты? Учишься в заборостроительном?
– Что, так похоже?
Чонгук давит в себе улыбку.
– Спасибо, хён.
Чонгук пьёт свой кофе молча, Юнги педантично протирает маленькие кофейные чашечки и бросает на него быстрые взгляды, словно ждет вопроса, который Чонгук почти готов задать.
– Юнги-хён?
– М?
– Ты же видишься с Джин-хёном, да?
– Вижусь, – Юнги кивает, выставляет чашечки в ровный ряд и принимается натирать бокалы. – Он тут частенько бывает. Сидит там же, где и ты сейчас.
Чонгук опускает бокал на блюдце, и то жалобно звякает.
– И обычно заказывает то же, что и ты.
– Спасибо за кофе, – Чонгук чувствует, как у него начинает колотиться сердце, но только вряд ли это связано с кофе. – Я пойду, хорошо?
Чонгук прижимает деньги блюдцем к столу, спрыгивает со стула и уже на выходе слышит:
– Ты заглядывай иногда.
Чонгук думает, что да, обязательно. Чонгук же любит кофе, особенно американо в этой кофейне.
Поступление и непрерывный курс физподготовки отнимает куда больше времени и сил, на что Чонгук изначально рассчитывает, но в кофейню всё равно заглядывает при первой возможности, и никак не может перестать окидывать взглядом зал, как только открывает дверь. Юнги за стойкой только поднимает взгляд к потолку и один раз даже говорит, что Чонгук как был придурком, так таким и остался, но всё равно угощает бесплатным печеньем и кофе варит отменный.
– Давно тебя не было, – Юнги выставляет на стойку кофе перед Чонгуком, раздумывает и отдаёт одно из пирожных с витрины.
– Выглядит так, будто бы ты беспокоился, хён.
– От тебя ведь тоже зависит прибыльность заведения, разве нет?
Чонгук фыркает, расплачивается за кофе и впервые за долгое время уходит за столик возле окна, усаживается и дует на кофейную пенку. Юнги прав, потому что Чонгуку пора бы уже выдавать карту постоянного посетителя, если здесь такие вообще предусмотрены, но вот Сокджина он ещё не встретил ни разу – Чонгук соврет, если скажет, что не надеется на это.
Колокольчик над дверью мелодично звенит, и Чонгук оборачивается на звук, замирает и понимает, что не может сдерживать рвущуюся наружу тупую улыбку, потому что Сокджин.
Потому что Ким, мать его, Сокджин, которого всё ещё очень хочется посильнее ударить, проходит к стойке, вяло машет рукой Юнги и, не замечая Чонгука, заказывает кофе. Юнги вздыхает тяжело и долго, выглядя так, будто решает судьбы мира, а потом стягивает с плеча полотенце и указывает в его, Чонгука, сторону.
– Хён, – Чонгук всё же не справляется с лицом. – Не могу поверить, что это ты!
– Я тоже, Чонгук-а. Я тоже.

[your little Desert Eagle]

Эпилог эпилога

– Это отвратительный кофе! – разоряется посетительница, потряхивая кулаком в воздухе. – А ваш официант подал мне его, не пожелав приятного дня!
– Хорошо, мы учтем ваши замечания, – скучающе говорит Юнги, незаметно переступая с ноги на ногу. Он слушает эту речь уже пять минут, но претензии за это время по сути не меняются, сводясь к одному: кофе отвратительный, а Чимин невежливый. В принципе, Юнги не может поверить ни в первое, потому что сам Юнги прекрасно знает, что он готовить не умеет, а вот кофе варит просто отличный, ни во второе, потому что Чимин и вежливость – это, наверное, задокументированные в каком-нибудь словаре синонимы. Так что, судя по всему, женщине просто был нужен скандал ради скандала.
– И это всё, что вы можете сказать? – не унимается женщина, отмахиваясь от пытающегося успокоить её Чимина.
Юнги всё так же скучающе пожимает плечами.
– Извинения вы не принимаете, пожелания ваши мы учтем, – говорит он, – но этого вам недостаточно.
– Хорошо, – женщина почти уже шипит от злости. – Я нажалуюсь на тебя и на него вот, и обоих вас отсюда уволят!
«Неужели…»
– Позовите администратора сюда! – заканчивает она торжествующе.
Юнги чувствует, как начинает улыбаться.
– Администратора? – уточняет он. – Хорошо.
Нырнув под стойку, он разыскивает среди салфеток бейджик и выпрямляется, прикалывая его к рубашке.
– Здравствуйте, меня зовут Мин Юнги, я администратор этой кофейни. Вы хотели меня видеть?
Женщина хватает воздух ртом, силясь что-то выговорить, а потом молча разворачивается и вылетает на улицу, хлопнув дверью так, что стекла в ней – не самые тонкие, между прочим – жалобно звенят.
– Обожаю эти моменты, – доверительно говорит Юнги застывшему у стойки Чимину. – Особенно угрозы, что меня уволят.
Вопреки обыкновению, Чимин не улыбается в ответ, а продолжает нервно крутить в руках полотенце.
– Эй, Чимини, – мягко зовёт Юнги. – Ну чего ты, всерьез, что ли, воспринял это всё?
Чимин молча кивает.
Юнги тянется вперед и быстро гладит его по волосам.
– Нашел причину, тоже мне. Нас с тобой даже не уволили, а.
– А ты можешь уволить сам себя? – наконец отмирает Чимин, возвращая полотенце на место.
– Я талантлив во всем, – пожимает плечами Юнги. – Смотри лучше, что покажу.
Вытащив из кармана фартука коробочку с цветными кнопками, он кивает на висящую сбоку маленькую пробковую доску, на которой нет ничего, кроме ряда таких же кнопок. Вытащив из коробочки ещё одну, Юнги вгоняет её рядом с остальными.
– Сколько кнопок, – поясняет он Чимину, – столько раз и обещали меня уволить. Хорошо быть главным, потому что ты племянник хозяйки.
Он несёт ещё что-то, а сам следит за Чимином, ловя момент, когда тот перестанет так нервничать и придёт в себя.
– А ты теперь можешь тоже вести счёт, держи.
Прикрепляя кнопку к доске, Чимин наконец начинает улыбаться, и Юнги удовлетворенно выдыхает.
В кофейне с уходом женщины наступает тишина, потому что кроме неё никого и не было в последний час, и поэтому Чимин так и остается сидеть у стойки, уткнувшись в какую-то игрушку на телефоне и напевая себе под нос что-то приятное, но незнакомое Юнги. Так что, по стандартам Юнги, день плавно переходит в идиллию, пока он наконец не замечает на горизонте знакомые фигуры.
– Чимини, – зовёт Юнги полушепотом. – Как ты относишься к продолжению моей любимой дорамы?
Чимин, судя по какофонии из его телефона, проигрывает именно в тот момент, когда крутится на табурете, разворачиваясь к двери.
– Отлично, хён, – говорит он азартно. – А почему они вместе?
– Сейчас и узнаем, – отзывается Юнги.

[your little Desert Eagle]

– Привет, – говорит Сокджин с порога, и Юнги щурится, прикидывая, не показалось ли ему. По всему выходит, что нет, и они с Чонгуком действительно держатся мизинцами.
– Здравствуйте, – тем временем начинает Чимин, пока Юнги занимается осмыслением происходящего. – Вы к хёну или как посетители?
– Всё сразу, наверное, – кивает Чонгук.
Они вместе с Сокджином садятся за тот из столиков, что ближе к стойке, и пока Юнги готовит заказанное – латте маккиато, американо и мокко для Чимина – он не перестает коситься на сидящих Сокджина с Чонгуком. Они о чем-то тихо переговаривается, и Юнги окончательно убеждается в своих подозрениях.
Прихватив чай для себя и вручив Чимину его чашку, Юнги лично приносит Сокджину с Чонгуком их заказ и подсаживается на соседний стул.
– Итак, – скучающим тоном начинает он, делая глоток чая, – как ваши дела?
Сокджин выразительно поднимает бровь.
Чонгук не менее выразительно наклоняет голову.
– Моя любимая дорама закончилась хэппи-эндом?
Что ж, Юнги никогда не был силён в намеках. Сокджин пытается пнуть его под столом, но Юнги вовремя поджимает ноги и ухмыляется, глядя, как он шипит от боли.
– Ладно, перефразирую. До вас двоих наконец-то дошло, что вы столько лет тупили зря?
– Юнги, – не предвещающим ничего хорошего тоном говорит Сокджин, а Чонгук всё так же молча ловит Сокджина за руку, сжимает его в ладонь в своей и выкладывает их на стол.
– Ух ты, – шепчет Чимин от стойки. Чонгук бросает на него короткий взгляд и ухмыляется, безуспешно пытаясь скопировать самого Юнги.
– Так что, – говорит уже он, – а вы двое встречаетесь? Ты, хён, и твой официант.
– Чимин, – подсказывает Сокджин негромко.
Повисает тишина; Юнги уверен, что Чимин сейчас очень напряженно ждёт его ответа.
– Эй, Пак Чимин, как думаешь, мы с тобой встречаемся?
– Я за, хён, – отвечает Чимин, помедлив. – А ты?
– И я тоже за, – говорит Юнги спокойно. – Окей, мы встречаемся.
– Так и знал, что всё к этому придёт, – удовлетворенно говорит Сокджин.
– Могу сказать то же самое, – парирует Юнги. Дальше они каким-то чудом налаживают подобие разговора, но это не мешает Юнги отвести Чонгука в сторону перед их с Сокджином уходом.
– Ты мне до сих пор не слишком нравишься, потому что тупой, – без всяких предисловий предупреждает Юнги. – Но пока Сокджину с тобой хорошо, мы будем с тобой дружить, как и раньше.
– Я его люблю, – говорит Чонгук словно бы невпопад, но Юнги от этой фразы чувствует, что весь его боевой настрой теряется. А Чонгук тем временем добавляет:
– Так что мы с тобой будем дружить, хён.
А Чимин, дождавшись, пока они уйдут, спрашивает осторожно:
– Хён, ты же не шутил?
И Юнги даже в голову не приходит съязвить в ответ, когда он отвечает:
– И не думал даже.
И глядя на солнечную улыбку Чимина Юнги вдруг думает мимоходом, что в личной дораме Сокджина теперь всё будет хорошо. И в его собственной, конечно, тоже.

the and.

[Decentra]

цитатное

– Плохой день?
– Плохая жизнь,

*дает Юнги пятюню*

– Юнджи-нуна?
– Ну Юнги, Юнги-хён. Я думаю, будь он девчонкой, был бы Юнджи. Знаешь, такая очень опасная нуна, которая курит на крыше, пока никто не видит, и говорит «I have a gun in mу bag», когда к ней пытаются подкатить, – Чонгук шумно ворочается и очень тупо хихикает.

ох, эта Юнджи, взбудоражившая не одну фантазию, не один воспаленный ум...

– Отлично. Тогда я займу минутку вашего времени. Меня зовут Ча Хакён, я второкурсник и учусь на юридическом в этом, – парень небрежно кивает назад, – университете. На следующей неделе у нас день открытых дверей, а юридическим факультетом выбор не ограничивается, так что, если ты все ещё сомневаешься, куда поступать, можешь забежать к нам.

Думается мне, если бы Ча Хакён подрабатывал продавцом пылесосов кирби, в каждой айдол-группе и в каждом агентстве было бы по десять пылесосов на человека...

– Я всё принёс.
– Набрось на Сокджина.
– Сироп или плед?..

я за первый вариант!

– Ладно, делай, что хочешь. Одно меня радует, что я не в баре работаю, а то спился бы от твоих приключений.

Юнги, знаю я один бар... тебе там не то что бы понравилось, но за своего бы сошел хд

– Администратора? – уточняет он. – Хорошо.
Нырнув под стойку, он разыскивает среди салфеток бейджик и выпрямляется, прикалывая его к рубашке.
– Здравствуйте, меня зовут Мин Юнги, я администратор этой кофейни. Вы хотели меня видеть?

обожаю этот момент хд

очень классная дорамка получилась, мне нравится
в духе реальных. тут тебе и тупенькие гг, и чувак, который самый адекватный, и линия любовная. все как надо, все как я люблю
Сеульский заборостроительный - навсегда в моем сердце
Сокджин и Чонгук правильно тупые, Хосок как всегда, Юнги *люблюнемогу* шикарен, Чиминни котятонька.
по старой ностальгии пересмотрела бой ин лав, представила, что пока эти жрали на лавочках в перемену, где-то в туалете вытанцовывал Чимин.

коллажи очень ламповые и очень втекстовые *пострадала над разделителем с оденом, боги, как хочу, как скучаю по вкусняшке*
ЭПИЛОГ ЭПИЛОГА СЕРЬЕЗНО ХД

команда, вы очень сильно молодцы, всех люблю, всем цветочки

ну и звание "диалог фика" присуждается:

– Эй, Пак Чимин, как думаешь, мы с тобой встречаемся?
– Я за, хён, – отвечает Чимин, помедлив. – А ты?
– И я тоже за, – говорит Юнги спокойно. – Окей, мы встречаемся.

vk.com/doc161426679_440067010

[Кот Том]

Очень хорошая и приятная работа, прочитал с удовольствием. И коллажи классные получились
Отдельно порадовали юнмины

– Эй, Пак Чимин, как думаешь, мы с тобой встречаемся?
– Я за, хён, – отвечает Чимин, помедлив. – А ты?
– И я тоже за, – говорит Юнги спокойно. – Окей, мы встречаемся.

Очень романтишно
Спасибо за ваш труд

[your little Desert Eagle]

Decentra,

Думается мне, если бы Ча Хакён подрабатывал продавцом пылесосов кирби, в каждой айдол-группе и в каждом агентстве было бы по десять пылесосов на человека...

и это были бы только те, что влезали в жильё xDD

обожаю этот момент хд

он наш любимый тоже, если честно

очень классная дорамка получилась, мне нравится в духе реальных. тут тебе и тупенькие гг, и чувак, который самый адекватный, и линия любовная. все как надо, все как я люблю

... а я-то думал, что оно мне напоминает...

по старой ностальгии пересмотрела бой ин лав, представила, что пока эти жрали на лавочках в перемену, где-то в туалете вытанцовывал Чимин.

чимин старается скорее
уравновесить трэш собой
увидел где то жрут ребята
красиво рядом станцевал

ЭПИЛОГ ЭПИЛОГА СЕРЬЕЗНО ХД

ЭТО НОРМА!

vk.com/doc161426679_440067010

гифку не видно тт


Кот Том,

Очень романтишно

ну не всем же тут тупить несколько лет xDDDD


Decentra, Кот Том, спасибо за то, что прочитали *О*

[Мотока]

Совершенно не шиппер этого пейринга, так что очень с опаской отнеслась к данной работе. Но на огромном доверии к одному из авторов текста она провисела в открытых вкладках с моральной пометкой "прочитать позже, когда будет хотеться качественного текста несмотря на пейринг". И спустя все это время этот момент настал.
Совершенно нет слов, чтобы описать как сильно понравился текст! И пейринг отлично шипперится, несмотря на опасения. И вообще акцент на восприятие Сокджином мира, нежели на юст, и это очень круто.
Очень понравились нотки тоски и адекватности по отношению к Чонгуку от Сокджина, и, главное - как хорошо это прописали! Очень вхарактерно и вполне верибельно. Всегда с опаской отношусь к этому пейрингу, потому что химия химией, но ощущение, что Сокджинбыникогда иногда бывает сильнее. В данной работе авторам удалось выписать отлично становление влюбленности Сокджина и его дальнейшие ябыникогда.
А еще прекрасный Донхек. При том, что я совершенно ничего о нем не знаю, этот персонаж получился настолько объемный и красочный, что невольно хочется пойти почитать что-то еще про него, же отдельно.
Кстати о вбоквельных персонажах, Юнги тоже получился замечательным. Не в смысле как характер персонажа, а в смысле насколько живым и прописанным он является в тексте.
Самое крутое, это когда у вбоквельных персонажей тоже есть своя жизнь, свои проблемы заборостроительный и авторы могут это очень четко выписать в истории, но не "перетягивая одеяло" с главного персонажа.

В общем, авторы, спасибо вам большое за текст, он очень крутой и к нему незаслуженно мало внимания.

[Smejana]

Я попала сюда как-то совершенно случайно, но зависла почти на неделю, позволяя себе новый кусочек перед сном. Неделя была адская, история была просто бальзамом на мою душу. Спасибо вам за это.