К чёрту статистику

четверг, 24 августа 2017

23:59

все записи пользователя в сообществе Vikara

Not Today. | Богиня прокрастинации | Императрица страны сломанной техники ©

Название: К чёрту статистику
Автор: Ыцу-Ыцу
Бета: wakeupinlondon
Иллюстратор: Vikara
Количество слов: 27792
Фэндом: GOT7
Пейринг: Джексон/Марк, Югём/Марк, Марк/Джессика (подростки), Чжебом/Ёнчже, Чжинён/Джессика, Югём/БэмБэм
Рейтинг: NC-17
Жанры: Soulmate! AU, hurt/comfort, ER (отдельные персонажи)
Примечание: начиная писать этот текст, я не представляла, насколько всё плохо с американской системой обучения медиков. В связи с её особенностями три части повествования разделены большими временными промежутками:
— часть 段: предпоследний год учебы в школе, Марку 16 лет;
— часть 道: второй год обучения в медицинской школе, Марку 22 года;
— часть 王: работа спортивным врачом, Марку 28 лет.

Аннотация: Марк Туан до шестнадцати лет считал, что у него не может быть соулмейта, потому что оба его родителя не имели предназначенных, а статистика гласит, что только в 20% случаев у таких людей появляются дети с предназначением. Из четверых детей у одной из сестёр уже есть соулмейт. Каковы шансы Марка? Правильно — близятся к нулю. Но, возможно, статистику пора обновлять. Хотя, кажется, Марку рано радоваться.
Джексон Ван точно знает, что на том конце эфира его ждёт милая девочка, только до ужаса неловкая — то коленку ушибёт обо что-то, то и вовсе упадёт, судя по ощущениям. Но главное — у него есть соулмейт. И когда-нибудь он точно найдёт её, вот только закончит спортивную карьеру. А пока в планах Джексона только тренировки и бои, бои и тренировки.

— Интересно, а ты веришь в предназначение? — задумчиво говорит Джессика. Её голос приглушён снэпбэком, закрывающим лицо от палящего солнца.
— Ты о чём? — Марк поднимает голову, едва уткнувшись в сгиб локтя, и недоумённо смотрит на цветные зигзаги на широком козырьке, под которым предполагаются глаза подруги.

Они лежат на песке мокрые и солёные, утомлённые очередным заплывом на бордах в океанских волнах. Джессике сегодня исполняется шестнадцать, и провести этот день вдвоём на пляже Хантингтон-Бич — её пожелание к подарку.

— Мама утром сказала, что если у меня есть соулмейт, то с сегодняшнего дня я в любой момент могу начать его чувствовать: ощущать то же, что и тот человек. Если он ударится — мне будет больно, если заболеет — у меня тоже будет температура.
— М-м, — разочарованно тянет Марк и снова утыкается лбом в сложенные руки, закрывая глаза и концентрируясь на щекотке от высыхающих на спине капель.
— Это сейчас что за «м-м»? — Джессика приподнимается на локте, второй рукой стаскивая с себя снэпбэк и легонько щёлкая им друга по затылку. — Тебе не интересно? Или это типа ревность?

В голосе нет обычного для такого вопроса кокетства, только искреннее удивление. Они с Марком дружат с детства, а сейчас вроде как встречаются, но скорее из спортивного интереса, чем от внезапно осознанной влюблённости. Просто легко вместе, доверие почти безграничное и понимание едва не с полуслова — идеальный вариант, чтобы попробовать свидания и поцелуи, а потом обсудить всё, не краснея и не стесняясь. Инициатива принадлежала, конечно, Джессике — Марк слишком тихий, чтобы придумать такое или тормозить безумные идеи подруги. Он с детства не умел противостоять её уговорам и отказывать в реализации даже самых рискованных проектов.

— Ну, наверное, мне стоит париться — не я ли твой предназначенный — и ждать, что вот-вот между нами возникнет связь и мы начнём чувствовать друг друга, — бубнит Марк, не поднимая головы. — Но я в эту чудесную хрень не особо верю. Нельзя чувствовать боль, не ударившись. Если можно — объясните, как работает этот механизм.
— То есть, если что-то не расписано каким-нибудь очкариком, как, зачем и почему, то для тебя это не существует? Но есть куча вещей, которые до сих пор не объяснить физикой, медициной и прочим научным говном! — Джессика всегда заводится с пол-оборота в спорах, но, спасибо, так же быстро остывает к их предмету.
— Я в курсе. Но у них хотя бы есть намёки на логичный обоснуй: те же фантомные боли в ампутированных конечностях — плюс-минус понятно, как это работает. — Марк со вздохом садится по-турецки и пытается погладить по руке закипающую подругу. — А здесь вообще неясно, с хрена ли тебе чувствовать боль в рандомном месте на теле какого-то чувака, не зная о причине этой боли и вообще о его существовании еще секунду назад.
— А если сам почувствуешь своего соулмейта — тоже не поверишь и будешь говорить, что просто траванулся или не заметил, как ударился? — Джессика запускает в Марка снэпбэком и вскакивает на ноги, сложив руки на груди.

Она сейчас выглядит довольно воинственно со светлыми песчинками, налипшими на загорелую кожу, крохотным паучком, поблёскивающим в ямке проколотого пупка, и мокрыми волнистыми прядями, бросаемыми ветром на шею и в лицо. Марку нравится. Он привычным жестом надевает кепку на затылок, забыв про влажные волосы, и солнечно улыбается, глядя на подругу снизу вверх.

— Я скорее реально траванусь, чем буду страдать от чужих тактильных ощущений. Мои родители не предназначенные и никогда не чувствовали ничего и никого. Одна из старших сестёр давно уже ощущает что-то чужое, так что это вопрос времени — встреча с её соулмейтом. — Марк только виновато разводит руками. — По статистике, у таких, как мои родители, только в двадцати процентах случаев рождаются дети, имеющие соулмейта. А теперь прикинь, сколько людей на земле, сколько среди них непредназначенных, — вероятность, что у такой пары из четверых детей двое…
— Ой, да ну тебя, зануда занудная. — Джессика раздражённо ударяет по козырьку кепки, сбрасывая ту на песок. — Опять ты всё портишь своими сраными логическими выводами. Вот через месяц самому будет шестнадцать — тогда и поговорим!

Это она так съезжает с темы. И хорошо, что сегодня быстро. Последний раз они целый уикенд спорили, что круче обжигает — свежий халапеньо или высушенный чипотле, пока оба не сожгли к чертям языки и губы, добавляя перец во всё подряд: «Что-то мне не остро».

Они в этот день ещё долго остаются на пляже: то бегают и топят друг друга в попытке взять реванш, то катаются на досках или просто сидят на них на глубине, то выбираются из воды обсохнуть и перекусить. Наверное, будь подругой Марка любая другая девушка, они не проводили бы столько времени у океана, а ему пришлось бы стать более внимательным и ломать голову над местами для свиданий или подарками. Но с Джессикой всегда просто: раньше она почти не уступала его друзьям-мальчишкам в детских играх, до сих пор не боится синяков и ссадин, редко обижается, а сёрфинг и адреналин любит не меньше самого Марка.
Когда закат удлиняет их тени и красит волны и набережную оранжевым, говоря, что пора бы домой, Марк тянет Джессику за руку, а та стоит, зарывшись пальцами в песок, и не хочет уходить. Он обнимает её со спины и вместе с ней следит взглядом за последними лучами тонущего в океане солнца, за тёмными фигурками сёрфингистов, сидящих на своих досках в отсутствие волн, за двумя катерами, скользящими чуть поодаль, за неумолчно кричащей белой птицей, реющий высоко надо всем.
Это так ярко, цельно и наполняет душу ощущением свободы и полёта — самое то в шестнадцать. Вообще, вместо подросткового бунта Марк чувствует, что его всё устраивает: родители, друзья, место, в котором он живёт — пока у него нет и не было поводов сетовать на несправедливости. Пожалуй, ему больше ничего и не нужно, тем более, неизвестный человек в случайной точке планеты, пробивающийся в его упорядоченный мир с болью и прочими нейронными реакциями.

Очередной учебный год пролетает как-то уж слишком быстро, почти не отпечатываясь в памяти. Вроде бы только начался - а вот уже и рождественские каникулы. Учителя часто говорят, что в одиннадцатом классе пора начать задумываться о выборе будущей профессии, чтобы за два года к выпуску набрать количество баллов, необходимое для поступления в университет, а заодно и определиться со списком учебных заведений, куда отправлять свои заявления и резюме. Большинство ребят в параллели Марка разочарованно стонут и закатывают глаза на каждое такое напоминание, потому что уже задолбались думать об этом или пока не могут найти себя и дело по душе. Гораздо интереснее гонять по волнам, играть в футбол, сидеть в кафе, обжиматься на заднем сидении тачек, взятых у родителей или уже собственных, рубиться в приставку с друзьями - да мало ли ещё вариантов для шестнадцатилетних подростков.
Марк и сам не знает, чем он хотел бы заниматься по жизни. Ему нравится спорт, вода и все, что с ней связано, но и мозгами тоже вроде природа не обделила: ломать голову над заковыристой задачкой по физике или математике, пока не найдётся решение, так же круто, как и покорять сложную волну. Марк немного завидует, когда слышит от кого-либо уверенное “хочу писать музыку” или “пойду на ветеринара”, - люди уже определились, а у него всё не получается. И разговоры с отцом не помогают: тот не стремится выбирать за своих детей жизненный путь или лезть с советами - это и хорошо, и плохо одновременно. Возможно, если бы он подтолкнул в какую-то сторону, было бы проще исключить что-то, взвесить за и против и примерить на себя. Но нет, старшие сёстры определялись каждая со своим будущим самостоятельно, родители ни в чём им не противились, и Марку предстоит то же самое. Но пока есть ещё время на раздумья - учителя только достают немного, то и дело капая на мозг.

Рождество и Новый год вся семья Туан встречает в Бостоне. Они уезжают к родственникам, снегу и настоящему духу этого зимнего праздника, который никак не почувствовать в Лос-Анджелесе, где отсутствует как таковая смена сезонов. А здесь, среди сугробов, венки из остролиста на дверях и мерцающие гирлянды на голых деревьях смотрятся не так нелепо, как у них на пальмах, красно-белые колпаки и костюмы более уместны, когда ты сам кутаешься в шарф и шерстяные перчатки, чем когда из рукавов и шортов Санты торчат загорелые руки и ноги.
Это самое крутое Рождество на памяти Марка. Он шлёт кучу фоток друзьям и Джессике, слыша в ответ, что дразниться не честно и что надо поехать всем вместе куда-нибудь в снега и горы в следующем году. Идея хороша: Марк бы с удовольствием научился кататься на сноуборде - туда, до кучи к скейту и сёрфингу.
Когда он возвращается, вся его компания всерьёз начинает разрабатывать план: идёт обсуждение места, пожеланий и деталей, друзья думают, как уговорить родителей, как оплатить поездку. Марк решает, что весной надо получить права и устроиться на подработку курьером, чтобы скопить если не всю сумму, то большую часть. Джессика хочет сделать то же самое, хотя на самом деле не очень любит машины, - один из немногих случаев, когда она следует за ним, а не наоборот. Вот за это Марк ей благодарен: он всегда чувствует себя увереннее, когда рядом есть кто-то близкий и родной.
Правда, буквально через пять минут от этого чувства не остаётся и следа, стоит только одному из его друзей сказать, что почувствовал своего соулмейта на Рождество.

- С утра проснулся от того, что по пальцам словно ножом провели, выдёргиваю руку из-под одеяла - ни крови, ни пореза, а боль есть. Наверное, готовила что-то, - последние слова Эндрю произносит с нежностью, мечтательно улыбаясь.
- Чувак, это очень круто! - искренне радуется Марк, видя, как для него это важно.
- Эй, да в смысле? Ты же типа не веришь в эту связь! - возмущается Джессика. - Мы когда с тобой говорили…
- Не совсем, - перебивает её Марк, чувствуя, что та вот-вот снова заведётся, как летом. - Я сказал, что не верю в такое для себя. Забей, пожалуйста, - мы проспорим до вечера.

Он солнечно улыбается, стараясь подкупить Джессику и закончить на этом. Потому что она всё время пытается убедить его в существовании собственного соулмейта, а он только укрепляется в своём неверии – они никогда в этом вопросе не договорятся. Чем обижать или врать, Марку проще не поднимать какие-то темы. Их немного, но они есть - вещи, которые Марк скрывает от Джессики. Потому что не хочет расстроить или потому что не знает, какая может последовать реакция.
Например, он никогда не расскажет, что виноват в её худшем дне рождения, когда на шестилетие вместо куклы, на которую Джессика засматривалась каждый раз, когда по телевизору шла реклама, она получила велосипед. Марк тогда специально соврал её родителям, потому что в куклы не играл - для этого существовали Вэнди и Холли, которые ему не очень нравились, потому что “слишком девчонки”. Джессика разревелась, ещё пару дней подулась, а потом попросила научить её кататься. Куклу в итоге она больше не просила, но кто знает – вдруг детская обида ещё жива.

Рождественская поездка в Бостон неожиданно пополнила копилку того, о чём не хочется говорить Джессике.
На обратном пути самолёту, которым летела семья Туан, пришлось совершить вынужденную посадку из-за погодных условий. Самолёт начало отчаянно трясти из-за порывов шквального ветра, и, пока стюардессы проверяли, у всех ли пристегнуты ремни, от туалета к своему месту двигалась девушка. В какой-то момент она не удержалась на ногах и упала, инстинктивно выставив вперёд руки и болезненно ойкнув от удара.
Грейс, сидевшая от Марка через проход, почти одновременно издала тот же звук и схватилась за своё запястье. Она сидела с выражением вселенского удивления на лице, глядя на упавшую широко раскрытыми глазами. Та тоже выглядела немного обескураженной, но по лицу уже ползла слабая улыбка, слишком восторженная, чтобы принимать её за гримасу боли. Марку стало неловко, словно он подсматривал за чем-то интимным. Грейс, покраснев, протянула руку, а девушка в проходе приняла её, поднимаясь.
Они потом долго разговаривали, отойдя ото всех к окну в маленьком погребённом в метели аэропорту, пока все ожидали разрешения на вылет, а Марк, украдкой поглядывающий на них, не понимал, что чувствует по этому поводу. Нежная Патрисия в женственном платье, с длинными локонами и тёплой улыбкой и пацанка Грейс в одежде мужского кроя, с короткой стрижкой и светящимся взглядом - они здорово дополняли друг друга, будто даже внешний вид соулмейтов должен был кричать об обретённой целостности, идеальном сочетании и всём прочем, что люди привыкли вкладывать в это понятие. Тогда Марк впервые ощутил лёгкую зависть. Его мнение если не кардинально изменилось, то определённо пошатнулось.

Марк всё ещё скептически относится к связи между соулмейтами и вообще к самой идее предназначения, но пример собственной сестры и её найденной пары со всей остротой заставляет ощущать какую-то особую химию, недоступную обычным людям, какой бы сильной ни была любовь последних. Он сравнивает своих родителей, чьи размеренные взаимоотношения всегда казались идеалом, и Грейс с Патрисией, осознавая, что теперь тоже хочет так – безусловно и с химией.
Только он не готов признаться Джессике, что та права и действительно стоит верить и ждать своего соулмейта, но у него теперь точно нет шансов найти такого для себя. Лучше пока замять эту тему вовсе.

Весна в Лос-Анджелесе почти неотличима от зимы. Но не в этом году и не для Марка. Он думает, что отхватил кусок, который не сможет прожевать. Они с Джессикой получили права, и Марк уже вторую неделю мотается по городу курьером — доставляет после уроков цветы и подарки. Пока дают мало заказов, да и знания города не хватает, чтобы выполнять всё быстро, но дальше будет лучше, надо лишь привыкнуть.
А ещё у него в самом разгаре усиленный цикл тренировок перед ответственными матчами; ничего необычного, но в этом году усталость после них наваливается такая, словно Марк не в волейбол играет, а в регби. Тренер лишь пожимает плечами и советует пить витамины — больше в команде никто не жалуется.

В один из дней Марк смотрит на себя в зеркало и хмурится, не понимая, откуда у него синяки. Несколько мелких точек на левом плече и гораздо больше на груди и животе. Он поначалу принимает их за родинки, но потом сравнивает и думает, что здесь что-то не так. Смуглая, зацелованная солнцем кожа искажает оттенки, но всё равно видна разница. Одна из отметин находится как раз рядом с настоящей родинкой на груди — небо и земля. Чёрно-коричневая аккуратная точка и лиловое пятнышко с нечётким контуром. Марк нажимает пальцами на кожу, которую украшает крапинка отметин — почему-то ощущение, как если бы был ушиб, но уже сходил. Эдакая сильно притуплённая болезненность.
Марк теряется, пытаясь вспомнить, как выглядела кожа прошлым утром. С этими мыслями он встаёт под душ, и только когда из рук выскальзывает бутылочка с шампунем, его осеняет: кое-кто недавно неплохо навернулся со скейтборда, плашмя вперёд, проехав немного на руке и животе. Наверное, там были мелкие камушки, оставившие следы во время удара. Просто сразу не почувствовал, потому что охренел — давно так жёстко не падал.
Удовлетворившись логичным объяснением, Марк забывает о синяках — сами пройдут. Ему и без того есть, о чём сейчас думать: он помогает Джессике с проектом по физике, в которой она ничего не смыслит. Проект даёт баллы в личное дело для поступления в университет, где учились её родители, и это цена за машину, если она хочет подрабатывать курьером, а не подавать бургеры и блинчики в ближайшем кафе.

Марк только смеётся, когда она в очередной раз говорит, что пошлёт к чертям эти электролиты и катушки напряжения и пойдёт мыть тачки на заправке:
— У курьера чаевые лучше. Но я всегда помогу: всей семьёй будем только к тебе ездить.
— Не в должности дело, просто у кого-то мордашка смазливая. Тебе женщины или мужчины на чай дают? — строго спрашивает Джессика, тут же ломая эффект от интонации и показывая язык.
— В основном женщинам дарят цветы, так что да — женщины.
— Что и требовалось доказать. Если будешь мыть машины, то тебе и тут перепадёт неплохой чай.
— Я бы поставил эксперимент, но меня пока моя работа устраивает, — отвечает Марк, не отрываясь от схемы электрической цепи. — Осталось узнать, с какого перепуга моё лицо вдруг стало смазливым. Только недавно ты сравнивала его с…
— Не отвлекайся! — перебивает Джессика и, покраснев, утыкается в расчёты.

Марк старается не смеяться и делает вид, что ничего не заметил. Он с удвоенной силой берётся за дело: осталось совсем чуть-чуть, и проект будет готов, а значит у него станет чуточку больше свободного времени, которое можно потратить на сон, как советует тренер. Марку пока тяжело даётся график, когда и учёба, и работа, и спорт, а ещё домашние обязанности — никто их за него делать не будет, а если забить, то ещё и от родителей достанется. Зато он вдруг оценивает, сколько те делают и делали, воспитывая четверых детей, и его почти перестаёт напрягать стрижка газонов и чистка бассейна. Марк привыкнет, даже если иной раз просыпается разбитый и с ноющими мышцами, словно до этого таскал мешки с песком, хотя на деле не поднял за весь предыдущий день ничего тяжелее букета цветов или скейта.

Все игры школьной волейбольной лиги остаются позади — школа Аркадия не занимает первое место, но натягивает Колледж Эйркрафт, как котят, взяв реванш за прошлый год, и на пьедестал всё же попадает. И неважно, что состав ненавистной команды в этом году сменился, потому что часть старых игроков уже выпустились, главное, что долг чести отдан. Почти одновременно с этим Джессика сдаёт свой проект по физике, что радует почему-то несказанно больше.
Марк только собирается порадоваться освободившемуся времени, да и вообще — конец учёбы и летние каникулы не за горами, — как все его планы рушатся. Грейс с Патрисией хотят жить вместе и отдельно от родителей. Это здорово, конечно, но надо помогать с переездом и немного с ремонтом квартирки, которую они нашли для аренды. Марк с отцом и младшим братом уже осмотрели её и оценили «немного» Грейс. Хорошо, что переезд планируется только в июне.

— Я не смогу поехать с вами, — говорит Марк друзьям, когда те обсуждают двухдневную поездку в Сан-Франциско сразу после церемонии окончания учебного года. — У меня не будет столько времени.
— А если куда-то поближе одним днём? — Эндрю по-своему оценивает причины отказа Марка от поездки. — Можно тогда в Сан-Диего и Ла Хойя. Я на морских котиков не смотрел с детства!
— Не, чуваки, я совсем не могу никуда пока поехать, — Марк устало стонет. Он бы с удовольствием рванул и в Сан-Франциско, и в Ла Хойя, да даже просто вдоль побережья с остановками, где приспичит. — Сестра собирается жить отдельно, надо помочь ей с перевозкой вещей и мелким ремонтом на новом месте. Первую неделю каникул я точно никуда не смогу поехать.
— А что это она от вас съезжает? Личная жизнь наладилась? — спрашивает Джессика по дороге домой, когда они остаются вдвоём.
— А я тебе не рассказывал? — Марк деланно удивляется, пытаясь изобразить на лице намёки на забывчивость. — Она встретила своего соулмейта. Помнишь, я говорил, что она давно уже чувствует что-то чужое. Ну вот, этой зимой они с Патрисией встретились.
— Патрисией?! — удивлённо переспрашивает Джессика. — То есть это…
— Ага.

Марк рад, что за удивлением тому, что соулмейтом его сестры оказалась девушка, Джессика забывает обидеться, что он так долго молчал, и не пытается снова завести свою шарманку о предназначении. Спасибо!

— И как они друг друга приняли?
— Нормально. — Марк улыбается, вспоминая сестру с Патрисией у окна в маленьком аэропорту посреди нигде. — Первые пару часов после встречи они говорили, не умолкая, словно старые друзья, которые увиделись после долгой разлуки и пытаются наверстать упущенные годы, рассказывая обо всём, что у них произошло за это время.
— Так здорово! — Джессика искренне радуется за Грейс, почему-то она всегда тянулась к ней больше, чем к старшей Тамми.

Какое-то время они идут молча, разглядывая соседние дома от нечего делать. Марк машинально поглаживает большим пальцем запястье Джессики — они почти всегда ходят за руку, это уже сродни привычки, без которой неуютно. Даже пытались так ездить на скейтах, но было неудобно и эксперимент пришлось прекратить. Марк думает, что ему будет не хватать её руки в собственной, если появится её соулмейт. Но пока Джессика ничего не говорила о внезапно посетивших её чужих тактильных ощущениях, хотя, конечно, это вообще не показатель, что у неё нет предназначения.
Марк хочет предложить зайти в кофейню и взять что-нибудь с собой, но не успевает и рта раскрыть.

— Знаешь, я от тебя кое-что скрыла.

Голос Джессики звучит так виновато, а вздох такой тяжёлый, словно она сейчас будет признаваться, как минимум, в убийстве Кеннеди. Марк удивлённо смотрит на неё — впервые он видит подругу такой понурой.

— Я не знала, как тебе сказать, чтобы не расстроить. — Джессика смотрит куда-то вбок, в сумерках не понятно. — Я почувствовала своего соулмейта. И уже не один раз.
— Давно? — Марк задаёт вопрос больше на автомате, чем от реального интереса. Он пока не знает, что думать по этому поводу.
— Ещё когда готовили проект. Сначала я не поняла, что это оно. Мне просто прострелило локоть, словно я ударилась о спинку стула. Знаешь, когда попадаешь точно в нерв, — я даже подумала, что это я сама ушиблась. А потом боль повторилась, когда я зубы перед сном чистила, и тут я поняла, что это не моё, — чем больше Джессика говорит, тем больше воодушевления слышится в её голосе. — Понимаешь, это какое-то другое ощущение, не такое, как обычно, когда ты сам чувствуешь боль. Ты почти сразу начинаешь отличать, что это не твоё. Я даже не знаю, как объяснить — по-другому всё, хотя и похоже. И такое тепло остаётся, когда боль проходит.

Марк понимает, насколько для неё это важно, слышит, сколько радости в её голосе, но, оказывается, не может принять и порадоваться вместе с ней. Ему неприятно. И он совсем не уверен, что это ревность или что-то похожее. Скорее, обиду напоминает. Вот Джессика есть у него, есть всегда, рядом, и круто было бы, если бы и дальше так продолжалось. Потому что Марка всё устраивает, всё привычно и комфортно: это его человек, его девушка, на других он пока даже не смотрел. Точнее, смотрел, но как-то не вызывали те его интереса. А сейчас ему говорят, что так не будет всегда, что вот эта рука в его, вот эти их прогулки, катания на досках, её смех над его шутками — это всё скоро закончится. Марк против!

— Ну, ты ведь этого так хотела, да? — Он честно пытается порадоваться за Джессику, потому что для неё это важно, а значит, и для него должно быть важно. — Это же здорово!

Она внезапно останавливается и дёргает на себя их сцепленные руки. По инерции Марка, ушедшего на шаг вперёд, разворачивает, и он едва не заваливается на Джессику.

— Врёшь, — она говорит это без единой нотки укора в голосе.

А потом привстаёт на носочки и целует. Нежно, легко, словно пытается успокоить. Джессика всегда читает его, как раскрытую книгу. Именно поэтому Марк не говорит о чём-то, что хочет скрыть, вместо того, чтобы врать и переворачивать факты. Она поймёт всё, что он на самом деле чувствует или думает. Марк обнимает её за талию и притягивает к себе, перехватывая инициативу в поцелуе. Губы Джессики такие нежные, без дурацкого блеска, который едкой химией чувствуется на языке, у них вкус фруктовой жвачки, которую они оба совсем недавно жевали. Марку нравится целовать её, а может и вообще целоваться — пока не знает, больше ни с кем не пробовал.

— Я правда буду рад за тебя, — он смотрит ей в глаза, такие виноватые сейчас, хотя Джессика не сделала ничего плохого. — Мне просто нужно привыкнуть. Это как новый человек в компании — я же тяжело привыкаю к людям. И отпускаю тоже тяжело.
— Я знаю. Прости. — Она пытается улыбнуться, но заметно, что сейчас это ей нелегко даётся. — Я никуда не денусь. Я всегда буду рядом. Ну, и… Пока мы с соулмейтом не нашли друг друга, мы можем дальше встречаться.
— Можем, наверное. Хотя, это уже будут отношения втроём, не находишь? — Марк пытается шутить, чтобы напряжение отпустило, но получается как-то не очень.
— У тебя странное чувство юмора, — Джессика улыбается уже почти нормально. — Если ты хочешь, чтобы я пошла с тобой на бал в этом году, подбери пару-тройку шуток поприличнее.
— Хорошо, только ради этого возьму пару уроков у Эдди Мёрфи.
— О, нет! Лучше оставайся со странным юмором, чем с пошлым, — Джессика тихо смеётся, и Марка немного отпускает.

Он действительно привыкнет и будет рад за неё. После того, как Патрисия стала частым гостем у них дома и на семейных праздниках, Марк много наблюдал за ними с Грейс, их общением и счастливыми лицами. Его отношение к соулмейтам всё время меняется, благодаря им, поэтому сейчас он искренне желает, чтобы Джессика скорее встретила своего соулмейта.

Марк смотрит на испорченный букет у себя под ногами. Кто-то очень ждёт эти белые хризантемы, ковром рассыпавшие тонкие лепестки по лестнице. А ему ещё и штраф вкатают за недоставленный заказ. Вот просто блять! Марк не любит выражаться, но цензурных слов на эту ситуацию у него нет. Он вообще не понимает, как такое произошло.
Пару минут назад Марк приехал по адресу, указанному в его маршрутном листе, взял нужный букет из багажника и подошёл к дому. Оставалось только подняться на несколько ступеней и позвонить. Он был уже на середине лестнице, когда закружилась голова. Чудом удержавшись на ногах, Марк всё же пожертвовал букетом. И сейчас, когда от непонятного состояния, накатившего на него так внезапно, чувствуется лишь небольшая слабость и холодный пот по спине, он смотрит на ковёр из лепестков и злится от бессилия. Понятно, что уже ничего не поделать и надо звонить в фирму, объяснять свой косяк и просить новый букет, потому что заказ должен быть выполнен. Но какого хрена?
Марк не понимает, что с ним происходит в последнее время. Он всё чаще ощущает боли в мышцах, по всему телу, иногда с утра их так сводит, что он не может какое-то время после пробуждения встать. Мелкие точки синяков продолжают периодически появляться, в основном, на плечах, торсе и реже на бедрах. Их уже не получается списать на падение со скейтборда, потому что они возникают как будто сами по себе. Иногда на Марка накатывает слабость, словно он пробежал марафон, вот как сейчас на лестнице. Правда, обычно такое бывает поздно вечером, чтобы днём на работе - это впервые. Хорошо ещё, не за рулём.
Марк не дурак, и ему происходящее не нравится. Он уже погуглил и не нашёл ничего хорошего - закрыл браузер после третьей же ссылки. Понятно, что это могут быть симптомы какого-нибудь заболевания и что надо сходить к врачу, но сделать это без ведома родителей не получится. А если говорить маме, что с ним что-то не так, то она успеет переволноваться ещё до того, как они запишутся на приём. Да и стрёмно, если честно. Стрёмно идти сдавать анализы и потом получить подтверждение, что у тебя серьёзные проблемы и какой-нибудь ужасный диагноз, с которым либо живут и мучаются, либо вообще не живут. Вот просто блять!
Марк трясёт головой, резво сбегает с лестницы, не забыв подобрать огрызок букета и памятную открытку, и с видом смертника набирает номер менеджера, садясь в машину. Ему сейчас влетит, как пить дать. Его ещё ни разу не штрафовали, но кто-то из курьеров уже жаловался, что его лишили половины дневного заработка за потерянную открытку. Марк решает, что ему надо немного отдохнуть. Кажется, он переоценил свои силы, разъезжая курьером почти каждый день. Нет, закон не нарушен - у него и до сорока часов в неделю не дотягивает, - но, видимо, ему всё ещё непривычно и сложно.

На выходные они с друзьями наконец-то едут в Сан-Франциско. Пусть и с родителями Эндрю, но всё же это почти взрослое самостоятельное путешествие: те только помогают заселиться в гостиницу, но больше никак не контролируют перемещения школьников и их времяпрепровождение. Алькатрас, Ломбард-стрит, Пирс-39 — они не теряют времени даром, гуляя и обследуя всё, о чём слышали. Катаются на знаменитых канатных трамваях и любуются мостом Золотые ворота на закате, гуляют по Чайна-тауну — почти все из них имеют китайские корни, либо их родители, либо бабушки и дедушки переехали когда-то в Штаты в поисках своего места или лучшей жизни.

Марк долго сидит на пляже перед отъездом. Здесь совсем другие оттенки песка и воды, другой воздух и атмосфера. Он не может сказать, меньше ему нравится или больше, просто по-другому. Ему кажется, что рядом с любой водой он будет чувствовать себя комфортно и найдёт плюсы в том месте, где окажется. Она дарит ему умиротворение и уверенность, как это ни парадоксально звучит. Марк возвращается домой с чувством полной расслабленности, словно провёл не два дня в почти что соседнем городе, а, как минимум, побывал на другом конце света.
Он думает, что подождёт ещё немного, прежде чем говорить родителям о том, что у него что-то не так с организмом. Пока же не слишком часто всё это проявляется, да и где гарантия, что он не накрутил себя, а на самом деле виноват растущий организм и слишком большие нагрузки. Они ведь только разобрались с переездом Грейс, как мама решила устроить на этой волне и у них дома небольшой ремонт. А ещё так не хочется просирать лето в больницах и кабинетах докторов. Вдруг после возвращения из Сан-Франциско всё пройдёт.

Но, кажется, Марк переоценил свою удачу — ничего не проходит. На улице удушающая жара, даже вечный океанский бриз как будто решил уйти в отпуск, а он носит огромные безразмерные кофты, тогда как раньше летом всегда ходил в майках-борцовках. Мама скоро начнёт что-то подозревать.

— Дорогой, тебе не жарко? — в очередной раз спрашивает она, когда тот спускается к завтраку в черной, закрывающей руки ниже локтя футболке. — Сегодня обещают плюс тридцать пять.
— Нет, всё хорошо. Я понял, что не очень прилично работать полуголым. На прошлой неделе доставлял корзину фруктов пожилой леди, так она мне сделала замечание, что в таком виде надо не курьером, а на пляже спасателем работать, — смеётся Марк.
— Да ты что? А мне кажется, какая разница, во что одет курьер, — Дорин смеётся в ответ. Кажется, поверила.

Марку жутко неловко врать родителям, но что поделать. Как он объяснит, откуда на его теле крапинки синяков? Да и про замечание совсем не неправда. Пожилая леди была, слова про спасателя были, только в основном в их солнечном городе всем действительно плевать, как одето большинство персонала. И если ты не официант в фешенебельном ресторане или не продавец в Walmart, то можно смело разгуливать с открытыми руками, в шортах и сандалиях.
Марк быстро доедает яичницу с тостами, целует маму и едет развозить очередные букеты и подарочные корзины. Ему нравится эта работа, всяко лучше, чем стоять у горячей плиты или бегать официантом. В последнем случае надо ещё и с незнакомыми людьми трепаться, а Марк не то чтобы боится этого, просто не любит много говорить. У курьера обмен репликами с клиентом гораздо меньше — это огромный плюс.

После пяти часов разъездов по городу Марк обычно встречается с Джессикой, которая развозит китайскую еду, в ресторанчике, где она работает. Им владеет её тётя, поэтому они всегда могут спокойно поесть, несмотря на количество занятых столов. Чаще всего Марк берёт суп с уткой, из-за чего Джессика периодически смеётся над ним: «Маминого мало». А тот пожимает плечами и продолжает пить бульон. Он просто любит этот суп и не видит причин, почему не есть его, если вкусно.
Проведя с Джессикой пару часов, Марк едет домой, где помогает маме с ремонтом. Она решила обновить комнаты Тамми и Грейс, чтобы можно было использовать их как гостевые спальни, и комнату Джо, потому что из своих детских обоев он уже вырос, надо что-то соответствующее возрасту. Собственную спальню с плакатами музыкантов и сёрфингистов, со складом журналов и спортивного инвентаря Марк с боем отстоял — мама обещала взяться за неё, как только он поступит в университет. Отец тогда пошутил, что она искоренит в парне любое желание учиться дальше. А Джо только что не прыгал до потолка от восторга: он уже какое-то время стеснялся водить к себе друзей, потому что слишком детской казалась ему его комната.

Примерно по такому расписанию проходила уже третья неделя. Правда, в него ещё добавлялись вечерние катания на сёрфах или скейтах — куда же без этого, какое лето без скорости и доски! — или встречи с друзьями в кино, боулинге, простые прогулки. Тысячи фотографий, шуток, воспоминаний — типичное подростковое лето, но и абсолютно уникальное, потому что никогда больше не будет шестнадцать. Кажется, всё же Марк любит каждое его мгновение.

Марк просыпается не просто от боли в сведённых мышцах, ему кажется, что всё тело переехало катком, причём не один раз. Так плохо ни разу не было, чтобы до тошноты и желания застонать от любого действия. Он пытается лечь на спину и расслабиться, чтобы переждать немного, — потом должно стать легче, всегда становится. Но ни через пять минут, ни через пятнадцать ничего не меняется. Надо вставать, иначе мама забеспокоится и поднимется будить его, но какой там: болит всё постоянным фоном, не давая абстрагироваться. Попытки улечься удобнее не приносят результата.
Каким-то неимоверным усилием Марк отдирает себя от кровати и ползёт в ванную. Он надеется, что хотя бы горячая вода расслабит мышцы, и ему немного полегчает. Из зеркала смотрит его бледная копия — точнее сказать, серая — мама точно будет задавать вопросы. Ещё немного подумав, Марк решает, что нет смысла скрывать дальше, надо уже разобраться, что с ним происходит. Он быстро, насколько позволяет состояние, принимает душ, одевается, звонит на работу, чтобы предупредить о болезни, и спускается вниз.

— Ты не опоздаешь на работу? — спрашивает Дорин, едва заслышав его шаги, и смотрит не на него, а на часы на холодильнике. — Ты сегодня что-то заспался.
— Ма-ам, — осторожно тянет Марк, заставляя её встревоженно обернуться. — Кажется, я не иду сегодня на работу. Мне надо к врачу.
— О, господи! — Судя по тому, как перебегают её глаза, Дорин замечает и бледность, и синяки на голых плечах. — Что случилось?
— Я не знаю. Ты только не нервничай, пожалуйста! — Марк видит, как бледнеет уже она. — Это ещё во время учёбы началось. Сначала появились синяки точками, но быстро прошли — я тогда подумал, что просто со скейта упал, и забыл про них. Но позже у меня стали болеть по утрам мышцы, не особо часто, и я решил, что это всё из-за подготовки к соревнованиям. Сказал тренеру — он дал мазь и витамины. Мам, прости, я не хотел тебя беспокоить, думал — всё само пройдёт. Но что-то только хуже становится.
— Марк, как же… Ох, что же делать…

Марк в два шага подходит к матери, видя, как та стремительно бледнеет, и берёт её под локоть. Вот именно этого он и боялся — что ей от его слов будет хуже, чем ему.

— Мам, ты в порядке? — он обеспокоенно смотрит, пока та не кивает. — Поехали к врачу. Я не знаю, что происходит, но не хочу больше тянуть.
— Д-да, конечно. Сейчас, только отцу позвоню и переоденусь. Ох, господи.

Она, всё ещё бледная, берёт Марка за плечи и разворачивает к свету, льющемуся в огромные окна, чтобы ещё раз посмотреть на него. А потом просто обнимает, судорожно вздыхая. Марк обнимает её в ответ и прикрывает глаза, наклоняя голову и утыкаясь матери в плечо. Кажется, последний раз они стояли так же, когда ему было лет одиннадцать и он ободрал колени и локти, первый раз осваивая скейтборд. Марк отстраняется, когда Дорин гладит его по голове и целует.

— Всё будет хорошо, малыш, — ободряюще улыбается она, взяв себя в руки.
— Кого это ты называешь малышом? — Марк корчит рожицу.
— Ты всегда будешь нашим малышом, все вы. Я сейчас.

Марк следит за матерью, поднимающейся по лестнице. Он очень хочет, чтобы она оказалась права и всё действительно было хорошо. Но как же страшно услышать другой вердикт. Марк сжимает кулаки до побелевших костяшек и кривится: пусть это будет что-то неопасное, а лучше — всё, что угодно, кроме болезни. Он, конечно, ещё всерьёз не задумывался о своём будущем, но осознать, что его может вообще не быть, — это пиздец, простите.
Когда через полчаса они оказываются в приёмной их семейного врача, там кроме них уже сидит мужчина с маленькой девочкой, которая ревёт горькими слезами, уткнувшись ему в колени.

— Па-ап, я не хо-очу! — отчаянно всхлипывает она, пытаясь умилостивить родителя.
— Конфетка, так не пойдёт. Тебе нужно сделать прививку, это совсем не больно! — Мужчина отрывает от своих брючин кулачки дочки и опускается перед ней на колени, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Ну, посмотри на меня.

Девочка робко поднимает заплаканное лицо, в которых отражается вся вселенская скорбь.

— Конфетка, а если папа сделает прививку вместе с тобой? Давай сделаем её вместе, мм? — кажется, это последняя попытка уговорить ребёнка добровольно сделать укол.
— У на-ас б-буд-дут оди-инаков-вые? — девочка уже доревелась до икоты.
— Ага, парные.
— Ка-ак у Лю-уси?
— Да, как татуировки твоих тёти и дяди, — смеётся мужчина. — Хочешь парную с папой? Только татушку тебе рано ещё, а вот прививку мама разрешит, я уверен.
— Х-хочу! — девочка ещё судорожно вздыхает, но заметно воодушевляется.

Медсестра выглядывает из кабинета с вопросительным выражением лица — явно ситуация с уговорами малышки происходит либо не первый раз, либо не первый час.

— Мы готовы, — отвечает ей мужчина. — Только вы уж извините нас, можно и мне сделать укол? Нам нужна парная прививка, вы такие делаете?

Медсестра понимающе кивает на кавычки, которые показывает пальцами мужчина:
— Конечно! Специально для юных леди с их папами у нас есть такая услуга. Проходите.

Мужчина и всё ещё напуганная, но уже не ревущая в три ручья девчушка скрываются за дверью кабинета, а медсестра обращает внимание на Марка с матерью.
— Доброе утро, миссис Туан. Подождите пять минут, доктор Харрис сделает малышке прививку и сразу же примет вас.
— Да, спасибо, — кивает ей Дорин. Когда дверь в кабинет закрывается, она продолжает, но уже обращаясь к Марку: — Какие они милые, правда? Я про девочку и её папу.
— Ага. Папа клёвый! Нашего напоминает, — не может сдержать улыбки тот.

Он понимает, что мама пытается отвлечь его и отвлечься сама. У него вообще самые замечательные на свете родители: понимающие, дающие достаточно свободы и общающиеся с детьми на равных, позволяющие выбирать и думать своей головой, смешные и постоянно придумывающие что-то крутое. Тем больнее огорчать их и доставлять неудобства.

— Всегда хотел быть таким взрослым, как папа: умным и дурным одновременно, но безумно крутым!
— Это пока вы дети, вам кажется, что он крутой. А потом он будет вас позорить, — насупливается Дорин. Марк смотрит на неё удивлённо-вопросительно, а она только отмахивается: — Ничего, ещё подрастёшь — расскажу.
— Я теперь от тебя не отстану. — Удивление на его лице сменяется хитрой улыбкой. — Против папиных подколов работает только его же оружие, так что мне нужна эта информация!
— Иногда ты гораздо больше похож на отца, чем кажется на первый взгляд.

Дорин опасливо отодвигается от сына, поддерживая игру. Они ведут себя так, словно не сидят перед кабинетом врача, а попивают чаёк в кругу семьи на летней веранде. Эдакий негласный вариант взаимной поддержки. Этим всегда была сильна их семья: они друг другу в любой ситуации оставались первейшей опорой и защитой.

— Миссис Туан, Марк, проходите, пожалуйста. — Медсестра приглашает их жестом в кабинет, а потом лезет в верхний ящик своего стола и вытаскивает оттуда яркий леденец. — А это для маленькой смелой мисс!
— Спасибо! — застенчиво отвечает малышка, но не решается взять угощение.

На щеках уже ни следа от слёз, а когда отец подхватывает её на руки и сажает на плечи, то она и вовсе заливисто хохочет. Марк улыбается этой картине, но уже немного нервно, вытирает вмиг вспотевшие ладони о шорты и встаёт со своего стула. Мать следует за ним, положив руку ему на плечо в ободряющем жесте.

— Здравствуйте, здравствуйте! Давно не виделись с вами, — басит доктор Харрис и белозубо улыбается.

За столом не так бросается в глаза, но Марк помнит, какого внушительного роста этот человек, и как в детстве считал, что он играет в баскетбол, а отец над ними просто подшутил, приведя ненастоящего врача. Дорин неуютно ёжится на стуле и осторожно начинает:
— Добрый день, доктор Харрис. Извините, что так внезапно позвонила. У нас…
— Мам, можно я сам? — Марк не выдерживает. Глядеть на то, как ей тяжело здесь находиться и подбирать слова, — ножом по сердцу. — Доктор Харрис, можете меня осмотреть и, может быть, взять какие-то анализы, чтобы сказать, что происходит с моим организмом?
— Хм, что-то интереснее пубертатного периода? — Иногда он так бесит. Словно отец подбирал семейного доктора не по знаниям в медицине, а по чувству юмора, меряя по собственному. — А если серьёзно — выкладывай.
— В общем, примерно с марта или апреля у меня периодически появляются эти синяки, — Марк показывает на грудь и плечи, те их участки, которые не скрыты борцовкой, — иногда по утрам я просыпаюсь от мышечных болей или спазмов, а ещё слабость накатывает — последнее редко и по вечерам происходит, но вот один раз было на работе недавно. Я списывал всё на усиленные тренировки в разгар соревнований по волейболу, или на падения со скейта, а в какой-то момент тупо на переутомление. Но вот сейчас каникулы, у меня нагрузки в разы меньше, чем весной, а всё, кажется, только хуже становится.

Марк выкладывает это почти на едином дыхании. Ему кажется, что стоит только сделать паузу — доктор влезет со своими шуточками, чтобы разрядить обстановку, и потом будет ещё сложнее говорить. Марк чувствует, как мама не сводит с него взгляда: он рассказал сейчас гораздо больше, чем ей дома на кухне, и она, кажется, снова бледнее полотна.

— Так, если вы сюда пришли за чётким ответом, то я пока не могу вам ничего сказать. Мне действительно надо провести детальный осмотр и взять кое-какие анализы, прежде чем мы будем разговаривать о чём-то конкретном, — доктор Харрис говорит серьёзно, но по-доброму. Это чувствуется по голосу, хотя выражение его лица сейчас довольно сурово. — Миссис Туан, вам надо выйти, пока я буду осматривать вашего сына. Только, бога ради, не нервничайте так и попейте водички или, ещё лучше, чаю. Нэнси заваривает замечательный травяной чай по рецепту своей бабушки. Всё, что сейчас перечислил ваш ребёнок, может быть как симптомами чего-то серьёзного — не буду вам врать и раздавать розовые очки, — так и каким-нибудь следствием снижения иммунитета и нервной истощённости, переутомления, как справедливо поначалу решил Марк. Это же подросток — организм может выкинуть чёрт те что и сбоку бантик.
— Спасибо. Нам можно без бантика, но будет здорово, если и правда ничего серьёзного.

Марк отмечает, что его мама немного расслабилась от манеры разговора их доктора, и выдыхает. Может папа был и не так неправ, выбирая именно этого болтливого афроамериканца им в семейные врачи. Когда мама выходит, Марк встаёт и без напоминаний снимает майку и шорты, чтобы дать осмотреть свои синяки. Он всегда считал себя довольно смуглым, но в контрасте с тёмными пальцами доктора Харриса кажется себе едва ли не белокожим.

— Ты в курсе, что ты мелкий засранец, а? — спрашивает тот, начиная осмотр. — Какие у тебя причины были почти полгода молчать обо всём?
— Я действительно не сразу придал значение всем этим штукам. — Марк вздрагивает, когда его кожи касаются холодные пальцы доктора. — А потом не хотелось волновать маму. Вы видели её реакцию — я боялся, что она хлопнется в обморок, что на кухне утром, что сейчас здесь.
— А по-твоему, она легче бы реагировала, если бы ты сам вдруг при ней хлопнулся в обморок? Не смотри на меня так. Судя по тому, что ты рассказываешь, я могу предполагать у тебя до десятка довольно серьёзных заболеваний. Но все разговоры о диагнозе только после анализов. Тут больно, когда нажимаю? — доктор слегка надавил в местах скопления синяков-точек.
— Уже нет, но когда только появятся, ощущения, как при ушибе, но когда он уже рассасывается и проходит. Не говорите только ничего маме, пока не будете уверены в диагнозе, — Марк пронзительно смотрит в глаза доктору, надеясь, что тот выполнит его просьбу, а не как обычно принято — сначала всё рассказать родителям больного подростка, а самому ему только после того, как они дадут добро. — Пожалуйста.
— Я подумаю. Но это зависит от твоего диагноза. А сейчас ш-ш! — Доктор замеряет пульс и сразу следом суёт Марку градусник в рот.
— Значит, звоните папе, а не маме, если мне пиздец, — отвечает Марк некоторое время спустя, когда возвращает градусник.
— Одевайся и не матерись — всё маме расскажу! — улыбается доктор Харрис и садится за свой стол. — Я выпишу тебе несколько направлений: в первую очередь, сдай кровь на биохимию — мне не нравятся эти твои синяки, и ещё несколько анализов, затем тебе нужен осмотр эндокринолога и дерматолога, и только после этого тебя снова ждёт свидание со мной.
— Вы меня услышали? Пожалуйста, не пугайте маму, — Марк стоит на своём и ждёт ответа от доктора.
— Да слышал я тебя, слышал. Иди уже отсюда и маму позови, — тот шутливо замахивается на него его же больничной картой.

Марк исправно после работы таскается по больницам: сдаёт все необходимые доктору Харрису анализы, посещает эндокринолога и сдаёт ещё для чего-то море крови, а после визита ко второму врачу остаётся, кажется, вообще без кожи и без тайны своей личной жизни. Его выматывает этот процесс скитания по медицинским учреждениям, не столько физически, сколько морально: ему хочется развеять мамины опасения, когда он ловит на себе встревоженный взгляд, а еще Марк примеряет на себя все ужасы с картинок в больничных коридорах, и порой его подташнивает от представленного. У людей, которые выбирают своей профессией медицину, должны быть железные нервы — он бы точно не смог в этом всём работать.

Отец узнаёт всё после второй сдачи крови: во время её забора Марку неудачно вводят иглу, после чего несколько дней он щеголяет вполне наркоманским кровоподтёком на сгибе локтя. В отличие от мамы, второй родитель не паникует и на обморочного не сильно походит, только в своей обычной манере интересуется, не пора ли ему уже гуглить варианты производства того, на что подсел его сын, чтобы последний употреблял исключительно натурпродукт.

— То есть, с этим никаких проблем? А можно тогда я позову в гости моего дилера Рамона? Он как раз мастер-класс проведёт по производству, — отбивает подачу Марк.
— У меня свободны вечер среды и суббота. А видео мастер-класса можно делать? — заинтересовано продолжает отец.

Он неподражаем — с ним бесполезно тягаться в словесных перепалках. Марк поднимает руки в знак того, что признаёт своё поражение, и, пользуясь моментом, пока Джо помогает матери с сервировкой, предлагает отцу посидеть на веранде, где всё ему рассказывает: про визит к доктору Харрису, анализы и прочее. Оба какое-то время молча сидят и смотрят на закатное небо. Наконец, Реймонд снимает очки, потирает переносицу и кладёт руку на плечо сына, сжимая его несколько раз. Марк только ссутуливается сильнее от этого безмолвного жеста. Почему-то хочется плакать, наверное, с отцом можно побыть ребёнком, чего он не позволил себе с матерью.

— Не удивляйся, если тебе позвонит доктор Харрис и попросит прийти со мной. Я заставил его пообещать, что он не будет пугать маму сразу, если у меня всё плохо.
— Спасибо, что предупредил. Я бы наверное, поседел, если бы ничего не знал и мне позвонили бы. Хотя, не жалко — я и так наполовину седой, так бы хоть цвет сравнялся.
— Спасибо, пап! Без твоей поддержки — никуда, — шипит Марк, хотя, на самом деле, благодарен отцу за такую реакцию и то, что он пытается его смешить в любой ситуации. — Вы с мамой лучшие!
— Послушаю тебя, когда мы будем отбраковывать претенденток на роль твоей жены.
— Я тогда вообще домой никого приводить не буду — позвоню только, когда определюсь.
— Так я и поверил.
— Спорим?!

Марк с отцом просят Джо разбить их сцепленные руки, когда тот зовёт их ужинать. Он пытается узнать причину спора, но те молчат, как рыбы, только посмеиваясь с его предположений.

Когда доктор Харрис назначает Марку приём, то зовёт его почему-то в сопровождении обоих родителей. Это не просто пугает, это пиздец как пугает. Марк думает, что не хочет вообще знать ничего, что лучше бы он и дальше молчал, а потом неожиданно тихо умер, чем вот так. Он смотрит на родителей и понимает, что не один такой: отец нервно щёлкает пальцами и почти не шутит, мать ласково улыбается и гладит его по голове по поводу и без, но Джо сдаёт её перед сном — видел, как та из-за чего-то плакала, а потом папа её обнимал. Марк в итоге вообще не может уснуть в эту ночь и, как дурак, играет до утра в LOL.
В приёмной доктора Харриса он сидит «полный» энтузиазма, сияющий красным взором из-под опухших век. Когда медсестра Нэнси просит их всех пройти в кабинет, Марк готов убивать всё живое, только бы уже знать свой диагноз и перестать трястись от страха и неизвестности.

— Доброе утро! — до омерзения жизнерадостно приветствует их доктор. — А что вы такие весёлые — как на праздник?
— Доброе! Именно на него — прямо отсюда поедем отмечать. Знаете… — Рэймонд не успевает договорить, когда Марк вскакивает со стула.
— Пожалуйста, давайте по делу. Я очень люблю ваше чувство юмора, но сейчас есть вещи поинтереснее. Простите.
— Марк, если бы было интересно, я бы с тебя и начал, — снова пытается шутить доктор. Но, кажется, Марк сейчас выглядит на редкость кровожадно и достаточно убедительно, потому что тот поднимает руки, показывая открытые ладони. — Спокойно. Сейчас всё будет.

Марк садится на место, как только видит, что доктор достаёт из его больничной карты распечатки с результатами анализов и заключения двух других специалистов.

— В общем, тут всё в норме, тут неинтересно, тут скучно. — Доктор Харрис мог бы взять приз в номинации «Спровоцировать на убийство за несколько секунд». — А если серьёзно: все твои анализы говорят, что ты в окончательной и почти беспросветной норме. Если, конечно, не увлечёшься вдруг запрещёнными препаратами.
— Что? — Марку кажется, что он ослышался. — В каком это смысле?
— Да в самом прямом. Твои анализы в порядке. Эндокринолог и дерматолог, со своей стороны, тоже не нашла каких-либо отклонений, учитывая твой возраст. В принципе, ты вполне здоров, — смеётся доктор Харрис, глядя на недоумевающие лица всех троих.

Марк переваривает услышанное довольно долго, отказываясь верить. То есть всё-таки он просто сам себя накрутил, а на самом деле всё в полном порядке? Тогда какого хрена вообще происходит? Что это за говно с ним, что он со всем своим здоровьем, чувствует себя порой так, словно вот-вот закончится?

— А что тогда с ним, если предположить, что всё в порядке? Я никогда не слышал о подобном — чтобы здоровые люди страдали от болей или беспричинно едва не теряли сознание, — на этот раз не выдерживает Рэймонд.
— Готов спорить, что слышали. И сами были свидетелями, насколько я понимаю.

Марк и его родители снова непонимающе смотрят на доктора.

— Пожалуйста, давайте серьёзно. Я уже устала от ваших шуточек, — нарушает немую сцену Дорин.
— Хорошо, простите. Есть только один вариант, как у здорового человека могут проявляться подобные и многие другие симптомы. Марк, ты никогда не задумывался, а твои ли это вообще синяки и боль?
— Что, простите?
— Так, зайдём с другой стороны. Ваша вторая дочь, Грейс, имеет предназначение, не так ли?
— Да, но она тут при чём? — всё ещё не понимает логики доктора Харриса Рэймонд.
— Связь абсолютно прямая и прозрачная. Марк, что ты знаешь о соулмейтах? — Кажется, рот афроамериканца скоро порвётся от того, насколько широко он улыбается. И эта улыбка становится с каждым вопросом всё шире. — Ну, помимо того, что они существуют.
— Что у кого-то они есть, а кто-то не имеет предназначения, как мои родители, например. Что, начиная с шестнадцати, можно начать чувствовать своего соулмейта, его боль или прочие яркие и сильные ощущения. Что соулмейты — это другой уровень отношений, нежели дружба или любовь. И что у меня такого точно не будет, как бы мне ни хотелось.
— Это ещё почему? — Настала очередь доктора Харриса удивляться.
— Потому что по статистике, лишь у двадцати процентов людей, рождённых в парах непредназначенных, возможно наличие соулмейта. И в нашей семье эту возможность уже отхватила Грейс, — занудным тоном тянет Марк, испытывая чувство дежавю, словно опять спорит с Джессикой.
— Ну, значит пора обновлять статистические данные! Поздравляю, судя по всему, ты тоже «отхватил»!

Доктор Харрис встаёт из-за стола и подходит к Марку, протягивая ему руку. Это похоже на дурацкий розыгрыш, когда стоит поверить в реальность происходящего, как отовсюду выскакивает съёмочная команда и смеётся над тобой. Марк тянет руку в ответ, но вообще не удивится, если сейчас где-то за пальмой стоит Джессика и изо всех сил сдерживает хохот. Но чем дольше он смотрит на доктора, тем больше убеждается, что тот не шутит, ну вот ни капельки.

— Что? ЧТО?!! — Марк, повышает голос и отдёргивает руку. — Вы серьёзно?!

@темы: Strong Heart - 2017, band: got7

URL

Попросил Алекса поменять местами колонки дневников "... Наверное, мне стоило почувствовать себя еще хуже... С это... Корейская сборная прямо вот сейчас стойко и упорно пинает...

Порой собственные воспоминания кажутся принадлежащими ком... Да, как там - Мне нож по сердцу там, где хорошо, я дома т... сегодня ездила в институт, там ремонт, каждый раз когда п...

Комментарии

25.08.2017 в 00:12

Vikara

Not Today. | Богиня прокрастинации | Императрица страны сломанной техники ©

Лекция тянется медленно и мучительно. Слова отражаются от стен и повисают под потолком, не желая складываться во фразы, которые произносит преподаватель. Марк честно пытается вникнуть в суть и хоть что-то записать, но пространные формулировки звучат абстрактно и недоступно для понимания. После ночной смены голова отказывается работать, выставляя на первый план простые желания: сон, сухую обувь, горячую еду. Гистология — последнее, что сейчас интересует Марка.
Где-то на середине лекции он отрывается от порчи бумаги бессмысленными каракулями и отворачивается к окну. Всё равно на потоке есть куча задротов, у кого можно будет стрельнуть конспект, когда тот понадобится. Например, у старосты их группы, которая весь первый курс намекала, а если быть точным, семафорила, что не против встречаться. От особо активных её поползновений Марка до сих пор защищает его убийственный график из учёбы и работы. Ну и то, что в этом году её внимание отвлёк на себя преподаватель основ психиатрии. Хотя этот мужчина, выглядящий так, словно сошёл с обложки женского журнала, из года в год является предметом тайной (или не очень) страсти половины студентов обоих полов — Марку дал краткое резюме по всем преподавателям сосед по комнате, выпустившийся в прошлом году.
За окном ветер полощет мокрые ветви и швыряет в стекло бесконечные потоки воды: город зацепило остатком тропического циклона с Тихого океана и поливает второй день. Это не типичная погода для сентября в Солт-Лейк-Сити, но так бывает, говорят все вокруг. Марку не нравится грязно-серое небо и состояние анабиоза, в которое пытается впасть мозг, а ещё собственные мокрые кеды. После полутора месяцев в солнечном Лос-Анджелесе организм сопротивляется и хочет обратно. Марк тоже хочет, но он сам выбрал университет Юты для продолжения медицинского образования, поэтому жаловаться не на кого. Единственное, что радует его сейчас, — это последняя оставшаяся пара и пустая комната в кампусе, где никто не помешает завернуться в одеяло и выспаться.

Вообще, это, конечно, странно, что он пока живёт один. Марк всё хочет подойти к коменданту и узнать, что происходит: предыдущий сосед съехал после выпуска, а никого нового до сих пор почему-то не заселили, несмотря на то, что идёт уже вторая неделя учёбы. Не очень хочется прийти как-то после занятий или работы и обнаружить чужого человека, хозяйничающего в комнате, трогающего не свои вещи и заставившего всё коробками. Марка передёргивает от одной только мысли о таком. Хотелось бы, чтобы новенького привели, когда он будет дома, чтобы их познакомил кто-то третий, а не пришлось бы переживать неловкую ситуацию, когда кто-то должен представиться первым.
Марк с трудом досиживает полторы пары, к концу последней едва не сдавшись окончательно и не улёгшись прямо на парту. Привычный путь до кампуса оказывается новым проливом Золотые ворота — сухих участков, не скрытых водой, раз два и обчёлся. Марк идёт, не разбирая дороги, иногда уходя по щиколотку в воду, потому что кедам уже точно ничто не поможет, а он слишком хочет спать, чтобы тратить время не на сон. В комнате его хватает только на то, чтобы скинуть обувь, носки и джинсы в какой-то тазик — без собственного озера он точно обойдётся, — развесить на дверцах шкафа толстовку и футболку и нырнуть под тёплый уютный плед.

Будит Марка настойчивый стук в дверь. Причём, по его ощущениям, момент, когда он закрыл глаза, и это вторжение разделяет не больше пяти минут. Марк хочет настучать по голове тому говнюку, что мешает спать, но вылезти из-под одеяла сейчас равноценно купанию в апрельском океане — сплошное разочарование и сучий холод. Однако, человек под дверью то ли излишне настойчив, то ли туп, раз продолжает стучать в комнату, где никто не подаёт признаков жизни, то ли пришёл спасать жильцов от напасти, о которой они не знают. Ещё через несколько минут Марк решает, что проще открыть, чем дальше надеяться, что кто-то оставит его в покое.
В комнате оказывается неожиданно темно, значит, он всё-таки проспал до вечера, хотя отдохнувшим себя не чувствует. Но это погода виновата — Марк уже привык, что в дождливые дни здесь, в Солт-Лейк-Сити, он ходит разбитый и отчаянно тормозит, что моментально проходит, стоит только стрелке барометра поползти вверх. Возможно, он ещё привыкнет — только год здесь прожил, — а, возможно, это такая особенность организма.
Марк открывает дверь, не включая свет в комнате в расчёте на то, что это кто-то из соседей и одногруппников и он быстро отделается, а потом снова ляжет спать. Яркие лампы в коридоре режут по глазам, и приходится проморгаться, прежде чем получается рассмотреть стоящего перед ним.
Это оказывается комендант кампуса, мисс Кёртис, отчаянно молодящаяся дама, одевающаяся в свои сорок пять как студентка и требующая от парней называть её по имени — Хелен. Марка она не очень жалует, потому что он не может выкинуть из головы её возраст, который немногим меньше, чем у его матери, и заставить себя отвечать на её неприкрытый флирт. Это прерогатива студентов-социологов: те виртуозно обхаживают эту дамочку, оставляя её довольной, а она закрывает глаза на их нарушения — взаимовыгодное существование.

— Ты что — болеешь? — без приветствия начинает мисс Кёртис, едва взъерошенная голова и свёрток из пледа предстают её глазам.
— Добрый вечер. Нет, — Марк жмурится и смотрит на неё одним глазом, потому что света всё ещё слишком много, — просто спал, у меня была ночная смена до пар.
— Ох, прости, что разбудили, — сочувственно отвечает комендант и легонько хлопает его по плечу. Её нельзя упрекнуть в неискренности — она по-настоящему уважает и ценит чужой труд. — Но придётся потерпеть. Знакомься — это твой новый сосед.

Только сейчас Марк замечает, что на полшага позади мисс Кёртис стоит незнакомый парень. Только сегодня он вспоминал того, кто должен занять пустую кровать в комнате. Марк машинально отмечает, что парень немного выше него самого и много шире в плечах, смотрит открыто и с интересом, но взгляд скорее серьёзный, чем любопытный. Тот ничего не говорит и не лезет с рукопожатиями или другими приветственными жестами. То ли хорошо воспитан, то ли, в принципе, не относится к гиперактивным и взбалмошным людям — на одно опасение меньше.

— Приятно познакомиться, — говорит Марк и вежливо ожидает, что ещё хотела сказать ему комендант. Мозг так и не проснулся, и хочется обратно в кровать.
— Может быть, мы войдём? — наконец, раздражённо выдаёт мисс Кёртис после нескольких секунд неловкого молчания.

Марк внезапно осознаёт, что от него требуется, и его словно ледяной водой окатывает. Вот он, тот человек, который будет жить с ним следующие три года до выпуска. Странно, но он не выглядит как первокурсник, скорее мог бы сойти за преподавателя. Марк, наконец, отмирает и отступает назад, открывая шире дверь. Мисс Кёртис заходит первой и включает свет, следом за ней в комнату шагает новенький.

— Марк Туан, — машет она рукой, а потом зарывается взглядом в бумаги, которые держит в руке. — Ли… Лим Джи…
— Им Чжебом. Можно Джей Би, если так будет проще, — парень представляется сам, прерывая мучения мисс Кёртис. У него уверенный голос, но неуверенный английский с заметным акцентом.

Марк хмурится, потому что парень явно не американец. В этом нет ничего удивительного, потому что в университете Юты учится довольно большой процент иностранцев. Но таких студентов чаще всего стараются селить вместе. Хотя, по мнению Марка, лучше бы наоборот, чтобы практика языка была постоянной.

— Именно так. Спасибо, — ласково улыбается новенькому мисс Кёртис и треплет его по плечу. Это первый этап её флирта, машинально отмечает Марк. — Вот твоя половина комнаты: кровать, шкаф, стол. Располагайся!
— Спасибо, — улыбается ей в ответ Джей Би. Вежливо и сдержанно — вряд ли осознал, что с ним флиртуют.
— Думаю, вам как иностранцам будет интересно вместе, а Марк поможет тебе быстрее адаптироваться у нас в университете и в…
— Но я американец, — ошарашенно выпаливает Марк. Его удивление перекрывает все хорошие манеры, заставляя фразу слететь с языка.

Мисс Кёртис на секунду замирает с открытым ртом, не договорив фразу, а потом глупо смеётся, прожигая в Марке дыру.

— Ничего страшного. У вас всё равно много общего, — заканчивает она и протягивает Джей Би ключ от комнаты. — Всего доброго. Надеюсь, тебе у нас понравится. Если что — обращайся, я всегда готова помочь с чем угодно.
— Всего два вопроса, — говорит Джей Би, уже когда они остаются одни, а по коридору удаляется стук каблуков. — Это был флирт, или здесь так принято при первом знакомстве? А «много общего» — это разрез глаз?
Марк пару секунд удивлённо смотрит на нового соседа, а потом начинает смеяться. Что ж, у них действительно есть что-то общее — их одинаково не впечатляет мисс Кёртис. Да и чувством юмора парень не обделён. Кажется, у них есть все шансы ужиться вместе.

URL

25.08.2017 в 00:17

Vikara

Not Today. | Богиня прокрастинации | Императрица страны сломанной техники ©

С предыдущим соседом Марк просто делил общую комнату и почти не пересекался, изредка пользуясь небольшим бонусом в виде источника информации: что требует тот или иной преподаватель, у кого можно, а у кого не дай бог пропускать пары, есть ли у них какие-то плюшки, закидоны или особые требования. Обоих, в принципе, вполне устраивал такой вариант взаимодействия, точнее, почти полное его отсутствие. У них был разный круг интересов, у одного — уже сложившаяся компания друзей, у второго — добровольно взваленный на плечи адский график, где между учебой и работой практически не оставалось свободного времени.
Новый же сосед оказывается общительным малым, причём он явно не ставит себе цель очаровать всех вокруг и стать душой компании, главой студенческого братства и всех прочих формаций учащихся. Джей Би просто располагающий какой-то и надёжный, люди сами к нему тянутся, и за пару месяцев он обрастает друзьями и многочисленными знакомыми, вздыхающими по нему одногруппницами и различной общественной деятельностью.
Марк так не умеет: он тяжело сходится с людьми, в силу характера, первым не пойдёт знакомиться — это только в детстве в песочнице всё просто и начинается с фразы «Давай дружить?», — а чтобы к нему кто-то подошёл, надо заинтересовать. С этим совсем грустно. Даже если бы было желание, ему неоткуда взять лишнее время или как-то себя показать. Есть учёба и работа, ах да, ещё работа и учёба.
Если выдаётся свободный час — Марк тратит его на сон. Если есть свободная минута — звонит родителям или школьным друзьям. Их действительно хватает для душевного комфорта, чтобы не тосковать так уж сильно по отсутствию новых знакомств. Единственное, что реально расстраивает: любимый скейт превратился за прошедший год просто в транспорт, потому что на всякие трюки нужна площадка, до которой ехать нет ни сил, ни времени, а на улице их выполнять — опасно для окружающих.
Марк уверен, что если сокурсники и запомнят его, то только как парня с последних парт, который всё время клевал носом на лекциях и стрелял у всех конспекты, а потом сдавал тесты и экзамены едва ли не лучше всех на потоке, а ещё по нему староста сохла. Это плохо, наверное, ведь школьные и студенческие годы нужны, чтобы не только получить образование, но и найти друзей на всю жизнь, оставить в памяти кучу историй, которые потом будут пересказываться на семейных сборищах или встречах выпускников, постепенно обрастая подробностями и превращаясь в байки и анекдоты: о первой любви, о разбитых кулаках, о разгромленном кабинете химии-физики-биологии (или любого другого нелюбимого предмета), о ночных поездках к озеру-мосту-телебашне (и куче других романтичных мест), об эпичных костюмах к Хэллоуину, об отвязных вечеринках.

У Марка, на самом деле, тоже остаётся куча воспоминаний, отпечатывается на страницах памяти и в сердце. Он тоже сможет потом рассказывать истории: об одинокой женщине, которая вызывает врачей на дом, чтобы просто пообщаться, о ночной аварии, когда водителя вытащили из машины за несколько секунд до взрыва, о парне-ровеснике, пытавшемся покончить с собой, а умершем от анафилактического шока в скорой, которую самостоятельно вызвал, о вздорных взрослых, требующих внимания к незначительной царапине, словно это конец света, и взрослых не по годам детях, проводящих месяцы и годы между процедурными кабинетами и капельницами, не жалуясь.
Иногда Марк по-хорошему завидует своему соседу или встреченным на улице подросткам, у которых всё кажется таким простым в жизни. Почему у него иначе? Может, он как-то неправильно живёт, распределяет время? Ведь кто-то же умудряется сочетать карьеру и семью, ответственную работу и какое-нибудь затратное хобби. Но Марк тут же отбрасывает эти мысли: ему кажется, что время постоянно утекает сквозь пальцы, что если он хоть ненадолго остановится, то ничего не успеет.

— Такое ощущение, что ты всё время пытаешься догнать что-то. Или кого-то, — внезапно заявляет Джей Би в один из вечеров, когда Марк наспех доделывает задания по фармакологии, чтобы отправить их преподавателю и убежать на очередную смену.

Это, пожалуй, первый раз, когда сосед заговаривает с ним с момента заселения. Приветствия не считаются. Они почти не пересекаются в комнате, а тем более в универе — курсы разные. Марк смотрит удивлённо, как если бы с ним заговорил письменный стол. На самом деле, он увлёкся расчётами и был уверен, что Джей Би, куда-то собиравшийся, уже ушёл. Тот и правда стоит у двери в куртке и с рюкзаком, словно входил или выходил, и это его, а не Марка, застали врасплох на пороге.

— Я иногда наблюдаю за тобой — ты всё время куда-то торопишься, суетишься. Ты вообще ешь, отдыхаешь? Ни разу не видел.
— Ем, — отмирает Марк, потому что, в отличие от первого вопроса, на этот ждут ответ. — Просто здесь мало времени провожу — есть более полезные вещи, которыми его можно занять.
— По тебе не скажешь, — скептически оглядывает его Джей Би. — Я про первое, если что.

Марку вдруг становится весело, и он смеётся. Ничего такого — не было в словах ни шутки, ни особого оттенка эмоций — но что-то цепляет и заставляет улыбаться.

— Я всегда такой был — быстрый метаболизм. Отец говорит, что меня ничто не спасёт: даже если есть торты с кремом и запивать всё маслом, углеводы расщепляются ещё на подлёте к моему рту.

Вообще, не в привычке Марка вываливать малознакомым людям внезапные факты о своей семье, но Джей Би какой-то комфортный и не вызывает привычной настороженности. Особенно, когда заливается смехом и щурит глаза, что делает его похожим на кота. Марк не может не улыбнуться в ответ.

— Кажется, у тебя клёвый отец! — выдыхает Джей Би, отсмеявшись.
— Есть такое.

Взгляд Марка падает на часы, и он подскакивает как ужаленный. Ему надо не то что выходить — вылетать в течение пяти минут, если он не хочет получить выговор за опоздание. Вот тебе и расслабился немного.

— Блять. — Он смотрит на вопрос, оставленный напоследок, и понимает, что уже не успевает расписать его как следует. — Да ну блять.

Можно, конечно, отправить и так — Марк на хорошем счету, ему зачтут даже просто написанный ответ, без расшифровок и рассуждений. Но он не привык работать вполсилы или заниматься читерством. Марк мечется между двух огней, не зная, что выбрать, и это вводит его в лёгкий ступор.

— Я помогу? — слышится голос Джей Би. — Ты можешь одеваться и говорить, а я наберу.
— Э-э… Спасибо!

Марку неудобно принимать помощь, но ситуация патовая, и он встаёт, отдавая соседу ноутбук. Переодеваясь и укладывая форму в рюкзак, он надиктовывает ответ на вопрос, не глядя на соседа. А вот тот, оказывается, успевает и на него смотреть, и на экран.

— Откуда синяки? Это на работе? — Джей Би снова внезапен со своими вопросами. — А где…
— Это не мои, — обрывает его Марк на полуслове, выпрямляясь и одёргивая задравшийся край футболки. — Ты закончил?

Получается немного грубее, чем рассчитывает Марк. Сейчас ему уже не так весело: есть границы, куда он не приглашает никого. И уж точно он не намерен говорить кому бы то ни было про своего соулмейта или про то, что из-за него происходит с организмом. Марк забирает ноутбук у Джей Би, быстро пробегает глазами текст, исправляя несколько ошибок, и отсылает письмо профессору.

— Извини?
— Проехали, — Марк пожимает плечами, потому что сосед выглядит слишком виноватым, хотя ничего особенного не сделал. Он не может придумать, как сгладить ситуацию. — У тебя довольно неплохой английский
— Спасибо. Вообще, я бы не сказал, — Джей Би смущается, но перевод темы снимает возникшее напряжение. — На лекциях иной раз приходится тяжело — не всё успеваю понять или не все термины знаю.
— Я могу с тобой больше разговаривать, когда будем пересекаться дома, и объяснять непонятное. Тебе всего лишь нужна практика.
— Ого! Было бы здорово, — искренне радуется и удивляется Джей Би.

Марк пожимает плечами, охреневая от собственной внезапной благотворительности. Не то чтобы он ощущает потребность сблизиться с соседом, или тому действительно так уж нужна помощь с языком. Просто какой-то минутный порыв, но слов обратно уже не забрать. И, отмазываясь опозданием, Марк захлопывает ноутбук, ныряет в кеды и, вооружившись скейтом, практически выбегает из комнаты.

URL

25.08.2017 в 00:19

Vikara

Not Today. | Богиня прокрастинации | Императрица страны сломанной техники ©

Снег в этом году не спешит прикрывать газоны и деревья, измусоленные дождями и ветрами ноября. Состояние общей промозглости и серо-коричневой апатии поглощает всё вокруг. На фоне этой неправильной зимы организм Марка решает, что его хозяин охренел в край, и пора рассыпаться по кусочкам от такого небрежного использования, ну или, в крайнем случае, заболеть. Подхватить вирус несложно, учитывая работу в клинике, а довести себя до состояния умирающей развалины — и того легче, если брать в расчёт копящееся переутомление и постоянную гонку.

— А я предупреждал, — нудит Джей Би, неодобрительно косясь на хлюпающего покрасневшим носом Марка, и протягивает ему дымящуюся кружку с растворённым в ней лекарством. — Иногда надо думать головой, останавливаться и отдыхать.
— Отвали, — отмахивается от него Марк, но звучит как-то излишне скорбно и совсем не устрашающе, особенно когда голос срывается на фальцет в раздражённом горле, а его хозяин, укутанный в плед по самые уши, больше похож на беспомощного котёнка.
— Ты мог не брать лишние смены в этот уикэнд и отлежаться — ты же чувствовал, что заболеваешь. Вот вроде ты умный, хён, и в больнице работаешь, но тебе это почему-то не мешает тупить в отношении себя.
— А ты кореец и должен уважать старших, но тебе это не мешает пилить меня, — сипит Марк в ответ, потому что сколько можно нудить. — Я от твоих причитаний над ухом быстрее на ноги не встану.

В какой-то момент Джей Би начинает называть Марка непонятным «хён», а потом долго и упорно объясняет непонятливому американцу корейскую систему отношений и обращений полов и возрастов. И теряется перед закономерным вопросом «А зачем так усложнять?» Марка, в принципе, многое удивляет из того, что он слышит от Джей Би о Корее. Зато он начинает немного понимать, насколько тому тяжело в чужой стране и чуждой культуре.
С тех пор, как они завели традицию разговаривать по делу и не только во исполнение опрометчивого предложения Марка, парни довольно заметно сблизились. Причём, никто вроде бы не прикладывал особых усилий и не ставил целью сдружиться. Но слово за слово диалоги стали пространнее и постепенно перешли от тем лекций Джей Би на более отвлечённые или же совсем личные.

Они разговаривают весь октябрь: когда один собирается на пары, а второй только приходит домой, когда делают домашние задания, когда дежурят по этажу, когда ложатся спать, если у Марка нет ночных смен. У них оказывается много общих интересов, помимо области науки, которую изучают, куча тем для обсуждений и даже споров. А потом как-то сами собой в их отношениях появляются доверие, теплота и забота.
Марк понимает, что больше не может называть Джей Би просто новым соседом, когда отправляет ему перед важным зачётом фотографию своей любимой пациентки из детского отделения, смеющейся и держащей большие пальцы вверх, чтобы поддержать. Зачёт тот сдаёт и приходит после этого навещать малышку вплоть до выписки.

И то ли ответным жестом, то ли просто так сложились звёзды — Джей Би уламывает Марка забить один раз на учёбу и сон и погонять с ним на скейтах. Вряд ли он осознаёт, насколько Марка ломает без такого адреналина и как ему хочется, но настойчиво предлагает, просит, требует составить ему компанию, пока тот не сдаётся. Оказывается, Джей Би уже нашёл какую-то площадку недалеко от общежития, знаком там со всеми и чуть ли не завсегдатай. Марк в очередной раз удивляется, как тот располагает к себе людей. А потом отворачивается от треплющихся смеющихся парней и срывается вниз, скатываясь по рампе. Всё внутри ликует, переживая привычные, но такие давние ощущения полёта и гуляющего по венам адреналина — как же этого всего не хватало!

— Я так и думал, что ты любишь и умеешь подобные штуки, хён. Но почему-то сам себя лишаешь их, придумав себе какую-то гонку неизвестно за чем, — довольно жмурится Джей Би, когда Марк усталый, но весь сияющий пережитыми эмоциями, садится на свой скейт рядом с ним.

Марк в тот раз ничего не отвечает про свою мотивацию или упомянутую гонку, только щёлкает пальцами по чужому козырьку, смеётся и уходит дальше кататься. Он понимает, что когда-нибудь они вернутся к этому разговору, а пока можно спрятаться за шорохом колёс и шкалящим возбуждением полёта и отпустить себя.

И вот прямо сейчас, когда Марк болеет, давно замятая тема неожиданно снова всплывает. И вот он никогда бы не подумал, что сам станет случайным инициатором этого разговора.

— Тормози, а? Мне и так хреново от температуры и того, что болеть нельзя, а я такой красивый тут лежу, — не выдерживает Марк, когда тот снова пытается что-то сказать на тему своевременного лечения и отдыха.
— Конечно, нельзя. Без тебя же в больнице не справятся и Земля сойдёт с орбиты! — издевательски шипит в ответ Джей Би.
— Да при чём тут больница? Мне из-за соулмейта болеть нельзя! — рявкает на него Марк.
— В смысле? — отупело пялится на него Джей Би. На его лице можно прочесть весь мыслительный процесс, попытки сложить два и два, не увенчивающиеся успехом.

Марк тяжело вздыхает, потому что не любит обсуждать эту тему и почти никому не рассказывал. Вряд ли его случай единственный в своём роде, но среди его знакомых нет больше никого, кому так подфартило. Марк смотрит на Джей Би, оценивая шансы перевести тему либо свести всё к шутке, и понимает, что тот не даст.

— В прямом, — снова вздыхает Марк и рассказывает всё. — У меня есть соулмейт, который, судя по тому, что проявляется на моём теле, не совсем здоров. А точнее, совсем нездоров. Сначала и я, и родители, и наш семейный врач считали, что проблемы у меня. Но когда все анализы оказались чистыми, доктор Харрис сказал, что мне повезло иметь солумейта. Хотя смотря что называть везением, если он действительно болен. Именно из-за него я здесь, учусь и въёбываю, чтобы стать врачом, — так проще всего найти его. Но если честно, я уже так задолбался…

Марк только на второй ступени получения медицинского образования, а уже успевает насмотреться на несколько лет вперёд. Он постоянно берёт подработки в больницах: курьер, медбрат, водитель скорой — это можно считать своего рода карьерным ростом. На самом деле, спасибо профессору в колледже, где он учился до университета Юты. Тот проникся успехами и рвением Марка, закончившего экстерном, и замолвил за него словечко в паре местных клиник, принадлежащих его бывшим студентам. Если бы не это — не видать ему нормальной работы, а дальше бегать курьером или бумажки в архивах перекладывать.

URL

25.08.2017 в 06:29

Vikara

Not Today. | Богиня прокрастинации | Императрица страны сломанной техники ©

На время каникул Марк записывается в волонтёрские проекты, если нет учебной практики, выбирая реабилитационные и онкологические центры. Последние шесть лет он только и делает, что учится и вкалывает, и порою ему кажется, что он скоро кончится, что люди в его возрасте живут как-то по-другому. А потом Марк видит новую россыпь синяков на собственном теле как напоминание, зачем все эти усилия, и стискивает челюсти, заставляя себя шевелиться.
В отличие от большинства своих сокурсников, выбравших профессию врача из-за престижа или высокой зарплаты, Марк пошёл в эту сферу совсем по другой причине. Во всём был виноват его соулмейт, точнее, слова доктора Харриса. Тогда, шесть лет назад, когда он отмёл подозрения в болезни Марка и огорошил всех новостью о наличии у него соулмейта, он же предположил, что характер проявляющихся отметин и фоновое состояние организма говорят не просто о случайных травмах, а о нездоровье того. Внезапный подарок судьбы резко потускнел, и яркий бант на упаковке превратился в траурную ленту.

Марк долго размышлял на эту тему, снова перечитывая статьи, которые его напугали ранее. И где-то в процессе его накрыло осознанием, что ему необходимо найти своего соулмейта, успеть до того, как будет некого искать. Марк долго копался в интернете, но так и не обнаружил никакой информации о случаях, когда один из пары с предназначением не доживал до встречи. Исследований в данном направлении не проводилось, никаких статистических данных, которые могли бы успокоить или напугать, не существовало — это было странно. Марк не решился надеяться на вариант, что такой сценарий невозможен, и определился с будущей профессией.

Его родители приняли выбор сына, хотя вряд ли его одобрили. Отец только спросил, осознаёт ли он, что будет тяжело, и уверен ли, что это того стоит. Всегда находились люди, кто относился к связи соулмейтов скептически и не искал своих половинок, строя жизнь независимо от какого-то предназначения. Никто не осуждал их, по крайней мере, открыто — каждый сам волен делать свой выбор, следовать предопределению или торить самостоятельный путь. Но Марк в тот момент был слишком подростком и слишком впечатлён новостью о существовании где-то его родственнй души, на что и надеяться не смел. Естественно, ему больше импонировала история чистой и светлой любви, предопределённой на небесах. Тогда он запальчиво доказывал отцу, что выдержит и всё сможет, что не простит себе, если не попытается найти своего соулмейта, особенно когда велика вероятность, что тот далеко не наслаждается жизнью.

— Сейчас я бы сто раз подумал, прежде чем бросаться такими громкими фразами. Но, что сделано, то сделано, — Марк невесело усмехается, что с его заложенным носом звучит довольно мерзко. Джей Би держится, чтобы не засмеяться и не сбить волну откровений. Мог бы не дышать — не дышал. — Когда меня накрывает паника и отчаяние, что я творю какую-то херню и только зря упускаю время, — это самое отвратительное. Я начинаю сомневаться в выборе и себе, думать, что пока я тут топчусь на одном месте, кто-то предназначенный мне медленно умирает. Прямо руки опускаются.
— Но ты всё ещё не сдался, — не то вопрос, не то утверждение. Джей Би произносит его вполголоса, но Марк всё равно слышит.
— Нет. Меня держит мысль, что работа в медицинской сфере даёт доступ к информации. Здесь шансы найти человека определённого возраста с определённым диагнозом гораздо выше, чем если я просто буду идти по улице и вглядываться в лица всех проходящих мимо.
— Но многие выбирают второй способ.
— Потому что судьба рано или поздно всё равно сводит людей? — Марк сильнее укутывается в плед и корчит рожицу, полную презрения и скепсиса. — Меня такие голословные утверждения не впечатляют. Мне нужны цифры и логические обоснования. Пока я работаю и учусь, у меня есть знакомства в медицинских кругах, через кого я могу делать запросы в разные клиники и искать человека по известным мне параметрам. Это обеспечивает хотя бы какие-то гарантии на успех. А разглядывать прохожих и плыть по течению — что это даёт? Какие проценты положительного исхода? Эдак меня соулмейт не дождётся…

Джей Би смотрит на Марка сочувственно. Потом подходит к нему и кладёт ладонь на лоб.

— Жар так и не спадает. Давай ещё пакетик?
— С темы съезжаешь? — беззлобно посмеивается Марк. На самом деле, он очень рад, что не один сейчас. Он бы тогда совсем расклеился и поддался тому самому отчаянию, про которое рассказывал. — Но вообще, спасибо тебе.
— С такими интонациями благодаришь, словно я тебе не лекарство делаю, а из огня на руках вынес, — Джей Би отрывается от размешивания порошка в кипятке и смотрит внимательно на Марка. — Совсем похорошело от температуры?
— Не дождёшься. Я не о том, — Марк закатывает глаза и одновременно хлюпает носом, за что тут же огребает — в него прилетает коробка бумажных платков. — С твоим появлением стало гораздо легче. Мне, видимо, всё-таки не хватало общения в моей добровольной изоляции.

URL

25.08.2017 в 06:31

Vikara

Not Today. | Богиня прокрастинации | Императрица страны сломанной техники ©

— Ну, затворничество ещё никому не служило хорошую службу, — Джей Би отдаёт Марку очередную кружку с лекарством.
— Ага, но я думал, что справляюсь. Ладно, социализация прошла успешно. Мне бы ещё где-то время теперь найти и вернуть в свой режим тренировки, — Марк виновато улыбается и отхлёбывает кипяток. Слишком много, до слёз на глазах и матерной тирады.
— Какие тренировки, хён?! Тебе бы просто не убить себя и сохранить для соулмейта, — Джей Би смеётся, глядя на Марка, сидящего с высунутым языком, который только что ошпарил.
— Не шмешно. Он меня раньше убьёт такими темпами. Доктор Харрис мне тогда посоветовал ходить в качалку — мышцы нарастить, чтобы тело не так остро реагировало на болезненные ощущения от соулмейта. А с переездом сюда я всё забросил, и то ли в этом причина, то ли у него какое-то обострение, но синяков стало больше и снова общее состояние разбитости.
— То есть собственное переутомление из-за перегруженного графика ты принципиально отрицаешь? — Джей Би уже откровенно глумится.
— Конечно! Я же серебряный сёрфер — износу не подвержен!
— Не хочу разрушать твои прекрасные иллюзии, но сейчас ты скорее сопливый сёрфер, хён.

Рождественские каникулы Марк проводит дома. Причём, он зовёт с собой и Джей Би, но тот отказывается, ссылаясь на недоделанный научный проект, возможность спокойно посидеть в библиотеке или поработать в тишине пустого кампуса. Марк троллит его тем, что они ролями поменялись: кто уговаривает отдохнуть, а кто вдруг загорается желанием впахивать.
— Ну, вот и отдохни за нас обоих, — чуть ли не пинками выгоняет его Джей Би из комнаты. Марк смеётся на весь коридор своим дурацким смехом, привлекая шокированные взгляды — обычно он гораздо тише. Его впервые за долгое время отпускает состояние ожидания пиздеца, сопровождавшее каждый его шаг на протяжении нескольких последних лет. И так вдруг легко становится. Во время взлёта Марк слушает какой-то ритмичный бит, который идеально вписывается в характер момента и обрывается на высоких нотах, когда самолёт выныривает над облаками и всё вокруг растворяется в ярком свете и ослепительно-голубом небе.
Все те несколько дней, что Марк проводит в Лос-Анджелесе, залиты солнцем и засыпаны песком Санта-Моники, сверху щедро сдобрены маминым супом из утки и пивом из крабового ресторанчика, согреты объятиями друзей и поцелуями родных. Дух Рождества должен выглядеть совсем не так, но в этом году он принимает форму того, что крутится в голове и на языке. Марку просто необходимо просолиться океанским бризом и прогреться лучами солнца, чтобы восстановить боевой дух перед возвращением в холодные лапы всё ещё чужого города. Который где-то в январе накроет покрывалом ежегодного смога…
Марк прилетает в Солт-Лейк-Сити во второй вечер нового года, едва не забыв рождественский подарок Джей Би дома и почти обменявшись багажом с милой старушкой. Его кожа ещё помнит поцелуи солнца и совсем не рада ледяным ладоням январского ветра. Марк ныряет в первое попавшееся такси и заматывается шарфом в три слоя — ему всё равно, как это выглядит, ему понадобится хотя бы пара дней на то, чтобы привыкнуть к лёгкому морозу.

Кампус встречает его необычной тишиной. Большинство студентов ещё не вернулось с каникул: некому буянить, некому бегать или сидеть прямо в коридоре, некому пить или троллить соседей. В этом есть что-то настораживающее, как в фильмах ужасах, когда всё хорошо и спокойно, а потом из-под стола или из-за поворота что-то неожиданно выскакивает, обеспечивая инфаркт половине зрителей, как минимум. И Марк получает свою порцию заходящегося в бешеном ритме сердца, правда, оттуда, откуда совсем не ожидал.
Его комната заперта — приходится воспользоваться ключом. Марк не рассчитывал, конечно, на домоседство Джей Би, но было бы здорово увидеться с ним первым — он определённо скучал. Марк заходит в комнату, закрывая за собой дверь, и включает свет. Пожалуй, если бы он не был в наушниках, то успел бы что-то заподозрить и придумать отступной манёвр. Но в его ушах всё ещё играет музыка, а комнату заливает тёплый искусственный свет, освещая среди прочего кровать Джей Би и самого Джей Би, размеренно вбивающегося в кого-то, чьи ноги, скрещённые у него на талии, направляют угол и движение его бёдер.
Марк подвисает на этой картинке и стоит охреневшим изваянием несколько секунд, требующихся на то, чтобы все осознали присутствие нового действующего лица. А дальше происходит один за другим некоторый пиздец. Во-первых, партнёр(-ша) Джей Би несдержанно стонет в лучших традициях порно, во-вторых, Джей Би оборачивается и смотрит расфокусированным взглядом через плечо, а в-третьих, у Марка начинает надрываться телефон.
Выскочив в коридор и сгорая от смущения, как будто отец не за несколько сот миль, а зашёл вместе с ним в комнату, Марк сбросил вызов, успокоил дыхание и только потом перезвонил. Он стоит в коридоре в общей сложности порядка пяти минут, после чего из комнаты выходит абсолютно незнакомый парень, а Джей Би появляется на пороге, приглашая внутрь. Он не выглядит смущённым или виноватым — весь его вид излучает сытость.

— Привет! — Джей Би обнимает Марка. — Я скучал!
— Я так и понял, — неловко смеётся Марк, не то пытаясь пошутить, не то намекая на толстые обстоятельства. — Извини, если помешал.
— Скорее уж ты извини, — Джей Би смущается и опускает руку, которая лежала до того на плечах Марка. — Я не ждал тебя так рано, поэтому вот.
— Ничего, выглядело неплохо. Правда, я охуел раньше, чем оценил, — улыбается Марк, постепенно приходя в себя и пытаясь перевести всё в шутку, чтобы не смущать соседа больше, чем уже успел. — Кто это, если не секрет? Лицо какое-то незнакомое.
— Тебе тут половина общаги — лицо какое-то незнакомое, — бурчит Джей Би, а потом серьёзно смотрит на Марка. — И это вся твоя реакция?

Марк, уже взявшийся за чемодан, удивлённо оборачивается к соседу, отмечая настороженность во взгляде и общее напряжение в позе.

— А должна быть какая-то ещё?
— Ну-у, это наша общая комната, а я тут трахался, с парнем.
— Напоминаю, что соулмейт моей сестры того же пола, что и она, — это достаточное объяснение моей реакции? — Марк даже не пытается прервать разбор чемодана, словно они говорят о чём-то будничном, наподобие чистки зубов или очередности мытья полов. — Вы встречаетесь?
Теперь очередь Джей Би удивлённо смотреть на соседа.
— Нет, по крайней мере, не собирались. Это были бы очень бесполезные и краткосрочные отношения: у него есть соулмейт, у меня, в теории, тоже. У нас, скорее, что-то типа взаимовыгодного партнёрства.
— В теории? — Марк выдёргивает из контекста то, что поразило его больше всего.
Кажется, он грозится довести Джей Би сегодня, акцентируя внимание далеко не на ключевых моментах в его словах, потому что тот думает какое-то время, глядя в упор на Марка, прежде чем находится с ответом:
— Скажем так, моя история о соулмейте диаметрально противоположна твоей. Я точно знаю, кто он, и пытаюсь сбежать, чтобы не засветить нашу связь и не дать ему догадаться.

У Марка второй раз за вечер выражение тотального ахуя на лице и, кажется, Джей Би понимает всё без дополнительных вопросов.

— Здесь много причин: начиная с того, что мы одного пола, что наши семьи дружат и мы выросли вместе, всю жизнь воспринимая друг друга почти как братьев, заканчивая тем, что он публичная персона, а в Корее однополая связь хоть и не запрещается законами, но порицается общественным мнением — камин аут или случайное палево могут поставить жирный крест на твоей карьере, уничтожив тебя и сделав персоной нон-грата.
Марк слушает и внутри него всё кипит от негодования.
— Допустим, я понимаю публичные причины твоего избегания отношений с соулмейтом. Но в остальном — что за хуйня? То есть ты просто взял и решил за обоих, что эта связь и эти отношения никому не нужны?!
— Я не решал за него, я вижу, — пробует возразить Джей Би.
— Что ты там видишь? Ты знаешь его отношение к соулмейтам вообще? А вдруг ему жизненно важна эта связь и партнёр? Ты точно знаешь его сексуальные предпочтения? Или его отношение к тебе?
— Мы никогда не обсуждали это, но я же вижу, как он смотрит на меня и как он смотрит на какую-нибудь проходящую мимо девушку, — стоит на своём Джей Би.
— Знаешь, куда себе засунь свои знания? Ты не допускаешь мысли, что создал себе какой-то образ, поверил в него и пытаешься подгонять реальность под очерченные тобою рамки и прописанные роли.
Джей Би качает головой, не соглашаясь:
— Ты не видел его и наше взаимодействие. К тому же, в отличие от тебя, я как раз отношусь к тому типу людей, что «вглядываются в лица прохожих и плывут по течению». Судьба сведёт нас ещё не раз, тут можно даже не форсировать события — связь обретёт форму, даже если ты того не хочешь. Абсолютно с равной степенью вероятности ты встретишься с соулмейтом, если будете активно искать друга или если оставите процесс без контроля, занимаясь каждый своими делами. Пойми ты это!
— Даже если это так, нет гарантий, что ваша встреча не произойдет слишком поздно, когда всё время, отмеренное нам, будет потрачено на годы пустых ожиданий, — Марк начинает закипать, охреневая от того, что несёт Джей Би.
— Знаешь, слишком быстрый бег убил не одну лошадь за шаг до финиша. Подумай о том, что слишком поздно может быть и при активном поиске, когда ты перегоришь раньше, чем найдёшь правильного человека. Дай ему шанс дождаться тебя, а то получается, что твой соулмейт нечто безвольное.
— Но ты будешь знать, что ты хотя бы что-то предпринял! А не просрал впустую ваше время. Которого у второго может и не быть — при чём здесь вообще безволие? — Марк не выдерживает и, подхватывая куртку, выскакивает из комнаты.

Ему определённо надо проветриться, иначе он сейчас ударит Джей Би. И непонятно, по какой причине: потому что тот в корне неправ, или потому что его точка зрения расшатывает доводы, которыми руководствовался все эти годы Марк.

URL

25.08.2017 в 11:25

Vikara

Not Today. | Богиня прокрастинации | Императрица страны сломанной техники ©

Мирятся парни далеко не сразу.
Марк с удивлением узнаёт о себе, что может злиться долго и качественно, каждый раз выбешиваясь по новой от одного только взгляда на человека. Он старается лишний раз не пересекаться с Джей Би какое-то время, чтобы успеть остыть. И как-то незаметно от самого себя снова попадает в пройденную колею, где работа сменяет учёбу, учёба работу и никакого просвета. На очередном витке Марк с удивлением осознаёт, что это вообще не тот путь, который позволит двигаться вперёд, это, в принципе, даже не прямая.
Все эти годы он просто двигался по какому-то убогому кольцевому маршруту, стараясь сбежать от реальности. Не было никакой активной деятельности, пресловутого поиска, о котором он много раз распинался. Только видимость для успокоения совести: что с каждым днём он на полшага или шаг ближе к своему соулмейту, что с каждым днём он сильнее, потому что трудности закаляют, что он справляется в одиночку, что его решение единственно верное. Озарение, что всё наоборот, ударяет, словно обухом по голове.
Неужели Марк сам себе подменил реальность, ценности, ориентиры? К такому озарению он оказывается не готов. Но тяжелее всего ему даётся понимание, что их ссора с Джей Би высосана из пальца, а сам он незаслуженно обидел хорошего, в принципе, парня.
Марк вдруг останавливается, чувствуя себя в глазу бури, и фиксирует это ощущение, чтобы взять тайм-аут. Он берёт на работе отгулы, забивает временно на пары, а вместо этого много гуляет, катается на скейте, заходит в бар, мимо которого кучу раз проезжал по пути со смены на пары и обещал себе как-нибудь заглянуть, добирается до салона и просит сотворить с ним, что угодно на усмотрение мастера. Без причины, просто потому что иногда надо делать что-то от души и в порыве. Выходит из салона он уже платиновым блондином. Неожиданно, но ему нравится.

В какой-то из дней, когда Марк сидит на краю рампы, отдыхая после заезда с другим скейтером, за его спиной кто-то останавливается и внезапно ерошит его волосы. Он поднимает голову и видит улыбающегося Джей Би. Довольно щурящегося Джей Би, похожего на сытого кота. Марку становится так тепло и щемяще-грустно внутри, словно они не месяц не разговаривали, а не виделись несколько лет.
— Тебе идёт, хён, — говорит Джей Би. — Давно не виделись.

В каком-то детском искреннем порыве Марк хватается за его руку и вскакивает на ноги. Он обнимает Джей Би, крепко стискивая в объятиях, и бьёт кулаком в плечо. Не сильно, шутливо, но этого хватает для дружеской потасовки. Они балансируют на краю рампы, угрожая скинуть друг друга, пока не вызывают сердитый окрик кого-то из парней внизу.
— Всё ок, чуваки! — кричат Джей Би и Марк в один голос и перестают мутузить друг друга.

Они спускаются с рампы по лестнице и уходят со скейт-площадки. Марк приводит Джей Би в тот самый бар: «Давно хотел зайти, но всё времени не было, а тут ноги сами привели. Там довольно неплохо, серьёзно». Пожалуй, после ссоры и месяца страдания хернёй лучший выход — это выпить. Разговор не сразу клеится, потому что очень хочется извиниться, и, вроде как, есть за что, но не за что одновременно.
— У меня есть рождественский подарок для тебя, — говорит вдруг Джей Би.
— Да, у меня твой тоже до сих пор валяется в чемодане, — смеётся в ответ Марк.
— Ты мне ещё за День Рождения подарок торчишь, хён, — показывает язык Джей Би.
Марк едва не давится пивом и ошарашенно смотрит на него.
— Не делай так никогда, пожалуйста. Выглядит, э-э… странно.

Джей Би смеётся, но признаёт, что совсем не умеет корчить милые рожицы, да и не идут они ему. Они ощущаются отдельно от него — визуально более взрослого и серьёзного.

— Это всё детская привычка, от которой тяжело избавляться, — грустно заканчивает Джей Би.
— Тебе лет-то сколько? Всё ещё детская? — смеётся Марк.

Он когда-нибудь перестанет реагировать на все эти закидоны чужой культуры и менталитета, но пока сложно и смешно.

— А все корейцы такие — я даже эпитет боюсь подбирать, — теряется Марк. Как сказать, чтобы не обидеть и донести мысль.
— Не понимаю, пока, куда ты клонишь, но ко мне в апреле приедет друг из Кореи — сможешь сравнить, — пожимает плечами Джей Би.
— Это тот самый? — Марк светит понимающей улыбкой и двигает бровями.
— Обломись, хён. Это другой. Чжинён, мы вместе в старшей школе учились. Даже музыку пытались писать — было дело.
— Ого! Мне уже интересно, — Марк присвистывает от удивления. Какие таланты сткрываются в Джей Би, о чём он узнает в следующий раз? А потом он вспоминает, что тяготило его последние несколько дней. — Слушай, прости меня за ту ссору и этот месяц — я перегнул палку. Возможно, спустил на тебя пар, копившийся последние полгода…
— Да ничего, — улыбается Джей Би и легко пинает под столом Марка в голень. — Мы квиты — я тоже не был образчиком добродетели в той ссоре. Ты меня тоже прости. Не мне судить твой выбор и уж точно не мне обесценивать затраченные тобой усилия.
— Не хочу тебя разочаровывать, но с этим я и сам прекрасно справляюсь, — хмыкает Марк и поднимает руку, чтобы подозвать официантку.

Девушка подходит к ним на удивление быстро, хотя в баре полно посетителей. Она лучезарно улыбается и стреляет глазками, ну или Марку только кажется. Он всего лишь просит повторить заказ, а ему озвучивают кучу спецпредложений. Когда девушка, наконец, уходит, Марк машинально накидывает капюшон толстовки и прячет руки в рукава — он не любит такие ситуации, они заставляют его теряться и чувствовать себя неуверенно и дискомфортно.

— Ты определённо пользуешься популярностью с этим цветом волос, хён. Мне кажется, ты ей понравился, — подтрунивает над ним Джей Би.
— Да ну нахрен! Я сейчас чувствовал себя как на публичном выступлении — отвратительно!

Марк рассказывает про свою травму детства, когда надо было читать доклад или защищать проект перед классом, а у него дыхание перехватывало и он не мог вымолвить ни слова, даже если знал предмет от и до. Джей Би сочувственно хлопает Марка по плечу. В этот момент возвращается официантка и ставит перед ними новое пиво — всё это под едкие комментарии с соседнего столика «Я свой заказ полчаса уже жду, алё!»
Марк страдальчески морщится и сползает по стулу:
— За что?! Мне только понравилось это место…
— Мы можем узнать про заказ на вынос, забрать пиво и свалить отсюда, — предлагает Джей Би.
— Лучшее предложение вечера!

Они берут свои бокалы, пробираются к бару, расплачиваются и благодарят предусмотрительность владельцев за опцию «На вынос». Выходят парни уже в зимнюю ночь, старательно подсвеченную городскими огнями и припорошенную снегом, мелким как сахарная пудра. Они гуляют, куда ведут ноги, постепенно приближаясь к кампусу, но совсем не торопясь туда. Марк рассказывает, до чего додумался, анализируя свой образ жизни, поведение и всё, что делалось для поиска соулмейта.
— Я понял, что ты прав по многим статьям, а мой выбор был изначально обречён на провал и, мягко говоря, мало совместим с жизнью, — резюмировал он. — Мысль о соулмейте стала какой-то навязчивой идеей. Мне надо притормозить коней и пожить немного для себя, а не для какого-то бесконечного поиска.
Джей Би несколько метров проходит, хитро улыбаясь, а потом смеётся в голос:
— Странная фигня, но я пришёл примерно к тем же выводам, что в твоей теории есть рациональное зерно, а вот я творил полную хуйню. Я даже написал Ёнчжэ, хотя мы несколько месяцев до моего отъезда не разговаривали. Он так обрадовался, сказал, что ужасно скучал по хёну. Когда я летом поеду к родителям, мы должны встретиться и погулять, как раньше делали. Надеюсь, что я не дам задний ход и всё-таки расскажу ему, позволяя сделать свой выбор.
Марк удивлённо смотрит на Джей Би, а затем хлопает его по плечу, одобряя принятое решение. Они долго добираются до кампуса: блуждая окольными путями, катаясь на спине друг у друга, бегая точно дурные подростки. У обоих в крови кипит эйфория от внезапного примирения и наступившего взаимопонимания.
Перед сном Марк уточняет даты, когда приезжает корейский друг Джей Би, получается, что он попадает ровно на пасхальные каникулы. Планов особых у парней не оказывается — это почти спонтанное путешествие. Марк, недолго думая, предлагает поехать к нему домой в Лос-Анджелес. И нет, это никого не обременит. Да родители будут просто в восторге! Они вообще любят друзей своих детей.

URL

25.08.2017 в 11:26

Vikara

Not Today. | Богиня прокрастинации | Императрица страны сломанной техники ©

Чжинён оказывается совсем не таким, как представлял себе Марк. В его голове всё время фигурировал персонаж, довольно сильно похожий на самого Джей Би. Возможно, потому что у Марка нет других знакомых корейцев. А может быть, потому что вся информация о Чжинёне исходит из уст Джей Би и автоматически сплетается с какими-то его чертами. Ближе к приезду парня в голове Марка формируется некий кадавр, который взял лучшее ото всех, а получилась херня какая-то.
Когда из зоны прилёта к ним выходит строгий парень с жёсткой осанкой и аристократической внешностью, Марк не сразу понимает, что они встречают именно его. Он окидывает взглядом себя и Джей Би, одетых так, словно только слезли со сноуборда, а потом смотрит на идеально начищенные ботинки, классическое пальто и шляпу Чжинёна и думает: «Вот ведь твою мать!» Марк уже ждёт какого-то манерного голоса и снисходительного обращения, гадая, как вообще получилось, что таким разным парням удалось подружиться.
А потом холёный образ разбивается вдребезги, стоит только Джей Би крикнуть «Джуниор!» Чжинён моментально разворачивается к ним, улыбаясь широко и радостно, орёт «Джей Би!» и бежит к ним, лавируя между другими людьми с багажом. Улыбка совершенно преображает слегка высокомерное лицо, скидывая несколько лет хозяину и показывая лучики-морщинки у глаз. А ещё хочется автоматически улыбнуться ему в ответ — возможно, это какая-то особенная черта, совпавшая в этих двоих. Марк решает не задаваться дурацкими вопросами, а просто смеётся вместе с парнями, радуясь воссоединению друзей.

С Джуниором — фраза «если так будет проще» вызывает чувство дежавю — Марку получается сойтись даже быстрее, чем с Джей Би. И вот тут не мешает ни языковой барьер — из нормального английского в словарном запасе гостя только три-четыре фразы, остальное — волшебное явление под названием «конглиш», которое в ушах Марка звучит полной тарабарщиной, — ни разница культур. Чтобы валять дурака вместе, великосветские пассажи не нужны, да и с ними почти всегда Джей Би — переводчик поневоле. До знакомства с Джуниором Марк не подозревал, как весело троллить их общего друга.
— Спелись на мою голову, — беззлобно ворчит Джей Би, на что получает две синхронные улыбки без тени угрызений совести.

Джуниор без лишних усилий умудряется очаровать даже родителей Марка. Тот не особо удивлён. Он давно подозревал, что в их семье есть негласный девиз «Друзья наших детей — наши дети». Сейчас он только получил лишнее подтверждение этому. В первый день в Лос-Анджелесе они объедаются домашней стряпнёй Дорин Туан, смотрят фотографии под чутким руководством Рэймонда.
— Помнишь, я предупреждала, что однажды настанет момент, когда отец будет тебя позорить. Ну так вот он — твой звёздный час! — ворчит Дорин, когда видит огромный альбом детских фотографий и три головы, склонившиеся над ним.
— Бежать лучше к границе с Мексикой или с Канадой? — интересуется Марк, чувствуя, как сосёт под ложечкой.
— Вплавь через океан, заодно уши остудишь. — Дорин сочувственно треплет Марка по волосам. — Кстати, мне нравится твой цвет. Смело, но ты сразу таким солнышком стал.
— Ма-ам, я сейчас из-за тебя пойду уши остужать! — Марк действительно начинает краснеть от внезапного комплимента.
А потом полыхает аки маков цвет, не переставая, пока отец не переворачивает последний лист с фотографиями. Джуниор и Джей Би уже не могут смеяться, а только придушенно хрипят.
— Даже не знаю, кого из вас мне больше хочется утопить в океане! — возмущается Марк. — Завтра приедет моя тяжёлая артиллерия, и я буду мстить!
— О чём это он? — спрашивает Джей Би у Рэймонда.
— О, это Джессика — любовь всей его жизни! Точнее, Марк — раб всех её желаний.
— Папа, тормози! — Марк поднимает за шкирки друзей с дивана и выталкивает в прихожую. — Лучше пойдём прогуляемся по городу.
— Я же говорил, что у тебя клёвый отец! — восхищается Джей Би, стоит им только выйти из дома.
— Ему об этом только не говори — тогда вообще никто не выживет!

На следующий день действительно приезжает Джессика. Она налетает на Марка как ураган, запрыгивая на спину, когда он меньше всего этого ждёт. Они плюхаются в наполовину набранный бассейн, на краю которого стоит Марк со шлангом. Им больше не по десять лет, теперь они оба гораздо тяжелее и с размаху впечатываются в дно коленями и локтями.
К двум воплям из чаши бассейна присоединяется удивлённый третий. Это слышит только Джей Би и не сразу понимает, в чём дело, разрываясь между тем, кому первому помогать. Но когда Джессика и Марк вылезают на борт мокрые, охающие, но при этом смеющиеся, становится понятнее. Джессика мнёт левую коленку, которой приложилась сильнее всего, прощупывая кость, а Джуниор в это же время морщится и трёт синхронно собственную.
— Ма-арк! — зовёт того ошарашенный Джей Би. — МАРК!
— Что? Что? — хромает к нему тот.
— Просто смотри сюда, — Джей Би указывает одной рукой на Джуниора, а второй на Джессику, которые оба склонились, занятые каждый своими ногами и в упор не обращающие внимания друг на друга.
— Твою ж мать! — поражённо выдыхает Марк. — Джесс?
— Марк, погоди.
— Джесс! Голову подними и познакомься кое-с-кем!
— Туан, отвали! Твои друзья что — испарятся через пару минут с лица Земли и не могут потерпеть? — она поднимает злое лицо в обрамлении вьющихся от воды волос.
— Познакомься со своим солумейтом, — Марк с насмешливой улыбкой показывает на Джуниора.
— Что? ЧТО?!! — слышится в унисон на двух разных языках. — Ты серьёзно?!

URL

28.08.2017 в 13:39

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

Марк стоит перед двумя беговыми дорожками, наблюдая за сердцебиением и дыханием спортсменов. Очередной медосмотр для допуска к соревнованиям. На этот раз к Олимпийским играм, поэтому требования к командам и их физической форме выше обычного. Учитывая недавнее ужесточение допингового контроля, Марк знает, как минимум, двоих, кто не будет допущен в состав сборной. Глупо и жалко, на самом деле, парни и без химии могли многого добиться. Хорошо, что оба не из пловцов, к которым приписан Марк, — прибил бы собственными руками. Интересно, куда смотрит их врач?
Марк переключает своё внимание на парня по левую руку. Что-то в нём смущает, но он не может понять, что именно. Пульс — близко к верхней границе, но в пределах допустимых значений. Бежит ровно, дышит правильно. Но обо что-то же взгляд споткнулся? Марк смотрит пристально, на сей раз обращая внимание на движение мышц под кожей. И в то мгновение, когда он уже готов признать, что ему просто показалось, бегущий оступается. Даже не так. Он перекатывает вес тела от пятки к носку по внешнему краю, не касаясь дорожки полной стопой. Марк теперь вообще не отрывает взгляда от ног спортсмена. На восьмой счёт тот снова наступает неправильно.

— Замедляйтесь. Тэдон, иди к следующему врачу. Донён, садись сюда и сними, пожалуйста, левый кроссовок.

Судя по поджатым губам, кто-то нервничает. И этот кто-то сейчас получит по шапке. Марк аккуратно берёт в руки ногу Донёна, ощупывая голеностоп, затем пятку, свод, плюсну. Ему нет нужды смотреть на то, что делают его пальцы, а вот за лицом спортсмена лучше понаблюдать. Донён единственный раз расширяет ноздри, оставаясь в остальном спокоен, как будда, но Марку этого более чем достаточно.

— Ты сам скажешь, что у тебя, или ещё поиграем в святую невинность?
— Сонсенним, но всё же нормально. Плавать не бегать, — предпринимает ещё одну попытку спортсмен.
— Конечно. Плавать — это художественно тонуть посреди соревнования, если сведёт судорогой стопу. А её сведёт — это я тебе гарантирую, — Марк резко сжимает пальцы, не прерывая зрительного контакта. Донён морщится и матерится. — Неужели сложно пройти полный курс реабилитации, а потом спокойно тренироваться?
— Но сонсенним…
— Не ной и не делай такое лицо! — Марк строго смотрит на Донёна и вписывает своё резюме и диагноз в его бланк. — На меня не работает. Я не возьму тебя в команду даже под страхом смертной казни.

Марку действительно жалко парня, который пропустит очередные соревнования. Но виной тому исключительно его собственная дурость. Травмировать и не долечить, обманывать врачей, чтобы выпустили на соревнования, — такому человеку нет доверия. Марк не сможет поручиться не просто за его физическое состояние, он не сделает этого за него самого в ответственный момент.
На дорожки заходят следующие двое спортсменов. На них Марк почти не смотрит — эти молодцы, думают головой, понимают, что, зачем и почему в подготовке и самом соревновании. Такие ребята — золото! Но это золото — редкость. У многих просто крышу срывает после первых выигранных соревнований. И часто не столько у самих спортсменов, сколько у их амбициозных родителей. Интересно, хоть кто-то из этих гордых свершениями своих чад людей реально осознаёт, какими силами и лишениями зарабатываются эти победы?

— Замедляйтесь. Сонбин, бросай курить. Сердце не жалко? — Марк даже голову не поднимает, делая пометки в личных карточках. — Следующие.

И так целый день. И завтра будет то же самое. Марк прикидывает, сколько ребят отсеется по тем или иным причинам и не будут допущены в итоговый состав сборной. Только у него среди пловцов будет трое: сегодняшний Донён, Учжин, не восстановившийся ещё после операции на колене, и Сохи, на прошлой неделе огорошившая всех своей беременностью. За последнюю обидно: ей стоило подождать пару-тройку лет с детьми, добиться чего-то большего, чем пьедесталы национальных соревнований или международной универсиады. Теперь же она выкинет из карьеры полтора года, как минимум, за которые в сборную придут юные и сильные новички, и восстановиться до своего нынешнего уровня или улучшить его будет сложно.
Марк фиксирует результаты проверок в отчётах, выдаёт обновлённый план реабилитации Донёну и заглядывает перед уходом к единоборцам. Он находит Джей Би, который их курирует, чернее тучи. Марк уже давно привык к корейскому языку и к его имени — четвёртый год живёт в Корее, но всё равно использует прозвище студенческих времён.

— Сколько? — ему не требуется объяснение причины плохого настроения друга, интересны масштабы катастрофы.
— Двое дзюдоистов, трое боксёров и один в тхэквондо отличился, — Джей Би в сердцах хлопает планшетом с бумагами о стол.
— Неплохой улов. Допинг или травма?
— Не думал о нём в этом ключе, но, знаешь, ты вполне можешь быть прав. Травма головы там явно имела место, — Джей Би перекладывает всё на столе, что-то разыскивая. Наконец, он находит пачку сигарет. — Ты домой? Пойдём, выйду с тобой — перекурю.
— Я так понимаю, что вынесло тебя с кого-то конкретного?
— Вынесло — мягко сказано. Я охуел так, как ни разу в жизни!

Они выходят из здания, и Джей Би закуривает, не дойдя до курилки. Кажется, у него действительно выдался нервный день. Марк надеется, что дома ему помогут расслабиться.

— Так что там за эпичная история, которая довела непрошибаемого Им Чжебома до белого каления? — Марк не может не подтрунивать над другом, потому что не умеет по-другому.
— Есть в команде тхэквондистов Бён Хёнмин. Этот родился с чёрным поясом и в форме для борьбы — от юниорских до национальных соревнований на все пьедесталы поднимался. На него всегда возлагают большие надежды, а он их оправдывает и делает чуть больше. Короче, этот говнюк прыгучий сегодня пришёл самым последним на осмотр и сказал, что на него можно не тратить время, не сдалась ему Олимпиада, он один раз уже там был, и вообще спорт ему надоел, он любит музыку. Музыку, понимаешь? В айдолы он, блять, собрался!

Марк смотрит на Джей Би, который яростно тушит окурок, и прикуривает следующую сигарету.

— А их тренеру не надо скорую вызвать? А то если врач в состоянии бешенства, полагаю, у тренера случился сердечный приступ, — ржёт Марк, а Джей Би смотрит на него хмуро, явно не настроенный на шутки. — Ладно-ладно, заканчиваю. А если серьёзно, ну дурак он — в спорте явно заработок больше, а внимания фанатов немногим меньше. Но может правда, он всегда мечтал петь и плясать на сцене, а родители ждали от него медалей, кубков и трансляций по телевизору? Он им дал, что они хотели, а теперь решил реализовать себя.
— Да всё может быть. Но почему не после Олимпиады или не сильно заранее сказать это? У нас уже сформирована программа питания и медицинского сопровождения команды с его учётом. А теперь всё переделывать.
— А когда кто-то травмируется за пару дней до соревнований или на этапе квалификационных выступлений — легче что ли? Не впервой, ну. Не принимай так близко к сердцу. Твой Хёнмин, как моя Сохи — только тот в айдолы подался, а она в молодые матери.
— Да, точно. Ты рассказывал, — вздыхает Джей Би и тушит наполовину выкуренную сигарету. — Надеюсь, я выдохну до встречи с Ёнчжэ. Мы сегодня на какой-то концерт идём — это его сонбэ, он так долго ждал его живых выступлений.
— Ну вот, не порть ни себе нервы, ни ему настроение, — Марк улыбается и хлопает друга по плечу. — Расслабься и получай удовольствие. И не забудь взять с Хёнмина обещание прислать тебе билеты на его концерт, если он добьётся успеха. И не забудь меня взять с собой — сходим поржём.
— Предлагаю начинать копить тухлые яйца, — Джей Би криво усмехается, а потом переводит взгляд за спину Марка. — Давай, дуй домой. Тебя вон ждут уже.

URL

28.08.2017 в 13:39

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

Марк оборачивается и видит широкоплечую фигуру рядом со своей машиной. Он непроизвольно улыбается и, попрощавшись с Джей Би, идёт на парковку. Сняв машину с сигнализации и сев за руль, Марк ждёт три привычных щелчка — багажник, дверь пассажирского сидения, ремень безопасности — и плавно трогается. Он не смотрит на того, кто сидит сейчас справа, до первого светофора, когда на его плечо ложится широкая ладонь, а в щёку тычется палец.

— Югём-а, ты как маленький, — усмехается Марк и поворачивается к парню.
— Нет, маленький здесь ты, хён, — белозубо улыбается тот.

Он всё время сравнивает их, приходя в восторг от контраста. Высоченный широкоплечий Югём, благодаря плаванию, запелёнатый в сплошные мышцы, и хрупкий изящный Марк, который, сколько бы ни ел и ни качался, остаётся маленьким и тонким. Кто-то из коллег однажды пустил шуточку, что он вроде американец, а как будто азиат, — до сих пор кто-нибудь да вспомнит. Правда, немного осталось тех, кто обманывается его внешним видом и думает, что он щуплый и слабый. Югём и сам не всегда может одержать верх во время спарринга или шуточных потасовок. И это одна из вещей, которые ему нравятся в Марке. Когда им загорается зелёный, Югём снова тянет руку к водительскому креслу. А потом неожиданно ерошит волосы Марка.

— Эй, ну!
— Весь день хотел это сделать. Твоя аккуратная причёска на работе меня бесит. Так и хочется запустить в неё пальцы и испортить. Тебе гораздо больше идёт художественный беспорядок, как бывает по утрам, когда ты только вылезаешь из постели. — Югёму ничуть не стыдно, как будто в его организме вообще нет такой функции.
— Если я на работе буду выглядеть так, словно только что вылез из постели, всем резко станет интересно, из чьей. А я не уверен, что всем стоит знать об этом.
— Но все и так знают или догадываются про нас. — Югём усмехается и продолжает доставать Марка, на этот раз трогая затылок.
— Хочу верить, что это не так. В вашей стране почему-то любят игру в геев, но не любят геев самих, — Марк на мгновение прикрывает глаза под лаской чужих пальцев, но тут же снова возвращает внимание на дорогу.

Югём на это ничего не отвечает, лишь пожимает плечами и зарывается в телефон. Даже если слова Марка его задели, он не подаст виду. За год, что они вместе, Югём ещё ни разу не обижался и не пытался выяснять отношения, да и сам для такого не давал поводов. Иногда Марк думает, что это благодаря отсутствию сильного чувства. Они оба не пытаются обмануться или обмануть друг друга, клянясь в любви до гроба, между ними страсть, желание, доверие и уважение, но и всё, пожалуй.

У Югёма где-то есть соулмейт, просто они ещё не встретились, но ждать его, не позволяя себе ничего и ни с кем, — глупо, считает он. Потому что неизвестно, в каком возрасте вы найдёте друг друга. Потому что ты можешь оказаться вообще не нужен тому человеку. Да много ещё разных причин. У Югёма, в принципе, довольно разумное отношение к жизни: он ставит себе цели, оценивает силы и пути достижения и добивается, если это разумно, или отпускает, если это не его, не в своё время, не то, на что рассчитывал.
А Марк какое-то время именно так и жил — убивал все силы на поиски и не смотрел вообще по сторонам. А потом в какой-то момент он устал, настолько, что не сработала привычная мотивация, что время не ждёт. И вдруг оказалось, что планета не остановилась, а его самого не разорвало на части. Марк тогда с удивлением заметил, что он почти перестал чувствовать чужую боль и не смог вспомнить, когда последний раз видел на себе синяки. В своей добровольной гонке он отвлёкся от того, за чем изначально бежал.
Марк не знал тогда, радоваться, что соулмейту лучше, или огорчаться, потому что точно не успел. Но у него накопился такой стресс, что даже каких-то особых эмоций не родилось. Он несколько дней провёл словно зомби: всё время спал, тупо сидел и таращился в стену, снова спал. Вытащил его из этого состояния именно Джей Би. Заставил отказаться от подработок, распинал снова ходить на занятия, не давал быть одному и ничего не делать. Только теперь это отличалось от прошлой занятости Марка.
Они по несколько часов в день торчали на скейт-площадке, ходили в кино и на какие-то странные выставки современного искусства, сидели в старой церкви и любовались солнечным светом в витражах, тусовались на рэп-баттлах, потому что и тут Джей Би каким-то образом успел завести друзей, а одному из парней даже музыку для трека подогнал, что-то из написанного с Чжинёном, когда они играли в крутых композиторов. Марк уже обещал себе не удивляться, но почему-то не получалось.
Наконец, Джей Би затащил его на какую-то студенческую вечеринку. Марк за 6 лет, прошедших со школы, ни разу не был на них. Ему было громко, странно, голо — нет, правда, хотелось немного больше одежды на некоторых девушках и парнях. А потом Джей Би познакомил Марка с пуншем, если можно было так назвать это выжигающее пищевод пойло. Это было скорее неприятно, чем вкусно, но после пары стаканов становилось хорошо. При спонсорстве пунша Марк стал разговорчивым, смешливым, познакомился с какой-то компанией, игравшей во что-то алкогольно-раздевальное.
Та вечеринка и вообще ночь стали чередой открытий и откровений. Проснувшись поутру в чужой комнате на чужой кровати под чужим телом без одежды, Марк полностью осознал, что творил какую-то невообразимую хуйню несколько лет. Что он может и дальше ждать встречи с соулмейтом, но это не должно подразумевать полного отказа от себя и благ цивилизации. Чтобы как-то весомо повлиять на процесс нахождения своего предназначения, у него слишком мало данных и глупо искать то, не знамо что. Встреча Чжинёна и Джессики показала ему, насколько это вселенский рандом. Ведь, если бы сам Марк не был знаком с Джей Би, если бы не было спонтанного решения о поездке к другу, не было второго спонтанного решения о Пасхе в Лос-Анджелесе — вообще непонятно, когда бы и как могли встретиться люди с разных континентов, говорящие на разных языках и не имеющие изначально никаких точек пересечения. А ещё Марк осознал, что, конечно, он тяжело сходится с людьми, но совсем без них, оказывается, не может. Он не влюбился вдруг в дух студенческой вечеринки, не оценил поистине убийственный пунш, зато узнал о себе кое-что новое. Марку понравилось заниматься сексом — было такой дуростью лишать себя его. Он решил разбудить тело, под которым лежал, и повторить, чтобы точно убедиться.

Югём стоит у плиты и жарит стейки. Вообще-то ему нужно есть другое мясо по плану питания, но он упросил, да и от одного раза ничего не будет. К тому же Марк всегда ест то же самое, что и Югём, чтобы не действовать на нервы запрещёнными вкусняшками, когда у спортсменов есть какие-то ограничения, и он тоже соскучился по жареному мясу. В кухне витает аромат розмарина, оливкового масла и красного вина. Ещё одно маленькое послабление.
— А футболка более не входит в поварской наряд? — спрашивает Марк, глядя сквозь призму бокала на голую спину Югёма. Тот переворачивает стейк щипцами, а под кожей двигаются мышцы — завораживающее зрелище.
— Да, ты не знал? Я как раз читал новый регламент недавно. — Югём подходит к Марку, и тянется за бокалом. Тот отводит руку назад и отклоняется, не разрешая. Тогда Югём хитро ухмыляется и приобнимает Марка за талию, он пьёт по-другому: целуя его пахнущие вином губы, вылизывая рот, а напоследок проводя языком по зубам. — А если повару больше двадцати пяти, то на нём вообще не должно быть ничего кроме фартука.
— Вот оно что, — удивляется Марк, а потом пожимает плечами и делает ещё глоток. — Надо будет повесить табличку при входе на кухню: «Разденься всяк сюда входящий».
— Хороший план. Можем заняться её дизайном прямо сейчас.
— Плохой план — сгоревшие стейки, — напоминает Марк, когда Югём скользит ладонями по его бёдрам, запуская пальцы в брючины шорт.
— Да, хён!
Югём разворачивается и возвращается к плите, получая попутно ногой по заднице.
Марк отвлекается на звук сотового, валяющегося где-то в спальне, а когда возвращается — стейки уже на тарелках, Югём на стуле с вилкой на изготовку, а вино в бокалах. Он доделывает остальное, раскладывая салат, гася верхний свет и включая диоды под полупрозрачной столешницей.
— А у нас предполагался романтический ужин? — комментирует Югём, пережёвывая сочное мясо.
— Естественно. Долгожданное свидание со стейками — они этого достойны!
Марк не врёт — мясо действительно приготовлено достойно. Прихваченное с краёв и нежно-розовое на срезе, но без крови. Югём не особо любит готовить, но делает это мастерски. Возможно, если бы он не пошёл в плавание, ему стоило бы подумать о профессии повара. Хотя, сдлать это не поздно и когда закончится спортивная карьера. Югём с его мышцами и плечами эффектно смотрится у плиты. Да и не только у плиты.
Марк подвисает, перекатывая вино в бокале и глядя на чужие губы, чуть влажные, двигающиеся в такт челюстям. Наконец, он делает глоток и возвращается к еде.
— Подожди, у нас будет главное блюдо. — Югём придерживает Марка за талию и прижимается со спины, когда тот собирается снова включить верхний свет, закончив есть.
— А оно стесняется яркого освещения?
— Вообще, не замечал. Но у нас же была романтическая атмосфера, а оно этого тоже достойно, — Югём трётся носом о висок Марка и запускает руки под его футболку, ныряя пальцами под резинку шорт.
— А тарелки грязные можно убрать? Или ты собрался разложить блюдо прямо на них? — смеётся Марк, пытаясь убрать столовые приборы и грязную посуду.
— Тут такое блюдо, что разложить его хочется на чём угодно.
— Я заметил, — хмыкает Марк и выгибается, смазано потираясь ягодицами о набухающий в чужих шортах член.

URL

28.08.2017 в 13:40

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

Югём прижимает его бёдра к своим и трётся носом о затылок, шумно выдыхая. Чтобы удержать равновесие, Марку приходится завести одну руку назад и ухватиться за его шею. Он сам выдыхает прерывисто, ощущая мурашки зарождающегося возбуждения. Югём оглаживает бёдра Марка, подвздошные кости, сжимает его бока, а потом разводит руки, растягивая резинку его шорт, и спускает те вниз, в какой-то момент роняя. Следом за ними футболка падает на пол комком ткани.
Югём всегда так уверенно ведёт в постели, что Марк иногда ощущает себя игрушечным. И неважно, что у него самого немаленький размер ноги или не самые изящные руки. Югёмовы ладони кажутся огромными, сам он выглядит раза в два мощнее, чем есть на самом деле. Особенно, когда глаза горят возбуждением и весь облик становится каким-то хищным и жёстким. Марк в эти моменты ощущает себя слабым и хрупким, неспособным сопротивляться чужому напору и действиям, и это добавляет свою перчинку к его возбуждению и состоянию.
Югём трогает его член, но прикосновение недолгое — он слегка сжимает его, пару раз двигает рукой и отпускает. Марк только успевает прикрыть глаза и вдохнуть, как его обламывают. Он зарывается пальцами в волосы Югёма и требовательно тянет за пряди, подставляя шею, — сделай уже хоть что-то. Тот делает — долго упрашивать не надо. Ладонь Югёма скользит по животу и груди вверх, медленно, надавливая, отчего мышцы пресса подхватываются, непроизвольно сокращаясь. Когда она ложится на шею, сжимая, но не перекрывая дыхание, Марк кладёт свою руку поверх, хватаясь за запястье, скорее машинально, нежели в желании защититься. Развернув его голову к себе и немного наклонив, Югём с оттяжкой проводит языком от основания шеи к уху, приникая к нему ртом, вылизывая и ныряя внутрь.
Марк всхлипывает и приподнимается на носочки. Мурашки каким-то бесконечным приливом расходятся от уха по всему телу — волны бегут одна за одной, накрывая и захлёстывая друг друга. Когда Югём проделывает это, Марк каждый раз мечется между двух огней: прекратить всё к чертям, потому что невозможно терпеть, или приклеиться намертво, чтобы тот не переставал двигать языком, и медленно сходить с ума. Это ужасно, громко, мокро и так ему нравится.
Свободная рука Югёма в это время блуждает по телу Марка, нигде надолго не задерживаясь: ногтями по животу, подушечками пальцев по соскам, шлепком по ягодице. Последнее неожиданно, и Марк дёргается и ругается, избавляясь от языка в ухе и выдыхая судорожно, — его накрывает чем-то средним между разочарованием и облегчением. Югём рычит и и возвращает всё на свои места, прижимая его к себе сильнее.
— Блять! — с чувством выдыхает Марк, когда чувствует, что теперь помимо языка, толкающегося в ухо, есть ещё и палец, дразнящий анус, проникая в него самым кончиком и тут же выходя обратно.
Когда эти два движения совпадают, он ругается снова и машинально пытается вырваться, потому что слишком. Но Югём, мгновение назад державший так крепко, вдруг прекращает всё сам и отодвигается. Марк судорожно вздыхает, теряя опору и равновесие. Югём за плечи разворачивает его лицом к себе и просто целует, нежно, но требовательно. У Марка за закрытыми веками мельтешат какие-то электрические мушки, вздрагивая в такт частящему пульсу. А потом Югём берёт его под мышки и, словно пушинку, поднимает, перенося и сажая на стол, за которым они только что ужинали.
Марк, взъерошенный, с абсолютно пьяными глазами, сидит, подсвеченный снизу, и одной ногой с другой окончательно стаскивает шорты, болтавшиеся на щиколотках. Когда это удаётся, он опирается на руки позади себя, тянется ногами к бёдрам Югёма, сжимая их и подталкивая к себе. Тот подходит вплотную, стаскивая уже с себя шорты, оставаясь полностью голым. Когда-то в самом начале отношений, когда друг друга хотелось постоянно и нетерпеливо, оба столкнулись с проблемой лишней одежды, и быстро минимизировали домашний гардероб, выработав привычку не носить дома белья, потому что всё равно будет снято в течение нескольких минут.
Марк целует Югёма куда-то в район солнечного сплетения, а потом лижет по очереди соски, в то же самое время скользя по спине руками, сменяя подушечки и ногти. Он прослеживает мышцы, и это тоже своего рода удовольствие, досыпающее в копилку возбуждения. Марк надеется, что не только его, посматривая снизу вверх на Югёма и пытаясь читать его эмоции. Тот ловит взгляд и наклоняет голову, чтобы поцеловать. Марк подаётся навстречу и отвечает, машинально стискивая чужие почти каменные ягодицы. Югём коротко ругается и отстраняется, удивлённо глядя на Марка, когда тот в дурном порыве гладит его анус кончиком пальца и слегка вдавливает его.
— Издеваешься?
— Намекаю. Блюдо скоро перегреется.
Югём ухмыляется и снова целует Марка, зарываясь пальцами в его волосы, запуская язык в рот на всю длину, оглаживая им чужой, — теперь поцелуй не ласковый, а яростный и подавляющий. Марк послушно запрокидывает голову и прогибается в пояснице, чувствуя, как пальцы скользят между ягодиц. А потом вдруг пытается отстранится, мычит что-то в чужой рот и стучит ладонью по плечу Югёма, когда тот вводит погружается на пару фаланг.
— Ты чего? Сам же просил, — Югём смотрит ошарашенно, всё-таки притормозив.
— Масло хотя бы возьми! — возмущается Марк и тычет ему за спину пальцем. — Я, конечно, понимаю, что от частоты повторений я тебя и так могу принять, но со смазкой всем будет проще.
Югём оборачивается и тянется за оливковым маслом, стоящим рядом с плитой. Он выливает немного на пальцы и возвращается к прерванному занятию. Теперь Марк уже сам целует его, слегка прикусывая нижнюю губу и язык, и ласкает их члены, обхватив одной рукой, пока Югём растягивает его. С маслом действительно проще и тот потом спасибо скажет. Марк чувствует, как скользят внутри него пальцы и машинально прогибается в пояснице, подставляясь сильнее. Он бы ещё и поёрзал, насаживаясь сам, но влажная кожа уже прилипла к стеклянной столешнице, и теперь любое поползновение будет болезненно.
Ему уже давно не нужна длительная подготовка, и через несколько движений разведёнными пальцами Марк убирает руку Югёма и откидывается назад, подтягивая задницу к самому краю. Тот помогает, направляя его за бёдра и пристраивая свой член к блестящему от масла сфинктеру. Марку перестаёт казаться такой уж привлекательной и эротичной их столешница с подсветкой, когда всё становится похожим на долбаный акробатический этюд: он опирается на локти и согнутую, поставленную на край ногу, чтобы оставаться на весу и не елозить влажной спиной и задницей по стеклу. Югём жёстко фиксирует одной рукой его щиколотку, чтобы ступня не соскользнула в процессе, а другой придерживает бёдра, пропустив её под коленом. Марк почти не двигается навстречу его толчкам, потому что боится, что локти разъедутся. Это несколько ломает его, привыкшего более активно участвовать в процессе. Зато он весь напряжённый и оттого более узкий, чем обычно, — хоть какой-то приятный бонус. А ещё перед Марком встаёт очевидная проблема: на этом этапе руки закончились, а третью никто почему-то не отрастил. И его член может хоть орать о своих потребностях — некому и нечем помочь ему.
Югём доходит до своего пика в несколько толчков и вжимается в Марка, переживая оргазменные судороги и машинально поглаживая его бедро. Тот облегчённо падает на стол, позволяя расслабиться рукам и ноге и собираясь заняться своим стояком. Но Югём отталкивает его пальцы и накрывает член своим ртом.
— Блять! — в который раз за вечер повторяет Марк и невидящим взглядом уставляется в потолок, когда юркий язык и плотно сомкнутые губы дарят почти болезненное удовольствие.
Теперь пульсирующие мушки перед его глазами и без закрытых век. Они свиваются в причудливый хоровод, а потом превращаются в сплошную белую пелену, когда Марк кончает. Он машинально вплетает пальцы в волосы Югёма, подаваясь навстречу его рту в такт мышечным сокращениям, пока не затихает. Ласковые пальцы поглаживают его по бёдрам и животу, а на подвздошной кости ощущается поцелуй — если это, конечно, не фантомное после пережитого оргазма.
Когда Югём тянет Марка за руку, заставляя подняться, тот играет в безвольную куклу, потому что двигаться действительно лениво. Его губы накрывает солёный поцелуй, руки закидывают на шею, а широкие ладони ныряют под ягодицы. Марк догадливый, поэтому просто обхватывает чужие бёдра ногами, повисая на Югёме детёнышем коалы, и позволяет нести себя куда угодно.

URL

28.08.2017 в 13:40

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

С начала Олимпиады идёт только четвёртый день, а нервов потрачено на пару лет. Большие соревнования — это всегда повышенные нагрузки, крупные скандалы, недетские травмы. И, конечно, следует ожидать чего угодно, но тем не менее каждый раз находится какое-то говно, которое не учли или не предвидели. Для Марка это первая Олимпиада в должности одного из медиков сборной Корейской Республики. Они с Джей Би работают там чуть больше года, это удивительно, что их взяли в состав делегации на такие ответственные соревнования.
Хотя, каков бы ни был уровень и масштаб мероприятия, всегда хватает человеческого фактора, а может и наоборот — чем больше, тем быстрее он проявляется во всей красе. Марк порою не понимает, кто его удивляет и убивает больше: организаторы, спортсмены или их врачи. Хотя вот последние, пожалуй, вне конкуренции. Когда косячат или тупят они, вылезают гораздо большие проблемы.
Нет, Марк совсем не считает себя идеальным или просто хорошим медиком. Ему ещё многому предстоит учиться, что приходит с опытом и возрастом. Но есть же элементарные вещи, которые странно не учитывать или нарушать: несколько спортсменов какой-то из европейских сборных отравились местной едой после церемонии открытия; в первый же день соревнований легкоатлет травмировался, потому что получил перегруз в месте предшествующего разрыва связок, не окончив курс реабилитации; врач одной из команд пытался оспорить решение главного врача соревнования по боксу — Джей Би просто охренел, ведь по регламенту решение командного медика в этом виде состязаний не учитывается при снятии спортсмена в процессе матча.
Хорошо, что пловцы, находящиеся в ведении Марка, пока не вызывают проблем. Хотя у них только второй день соревнований — всё ещё впереди. Марк сейчас больше зрителем себя чувствует. Зрителем, который весь концерт сидит на коленях у звезды, — настолько он близко ко всему происходящему, к процессу и людям, виденным им в детстве только на экране телевизора. Марк украдкой снимает во время соревнований, делает фотографии олимпийской деревни и сооружений, отправляя всё в семейный чат и Джессике. Даже их селфи с Джей Би на фоне олимпийского факела улетает следом. Джессика пересылает комментарий Джинёна, в котором тот орёт, что завидует им, и если Джей Би не возьмёт автограф у каких-нибудь знаменитых спортсменов, то они больше не друзья.
Югём сейчас почти всё время проводит с друзьями по команде, и с Марком они общаются в основном только по работе. Даже присутствовать на соревнованиях в его дисциплине должен другой врач их сборной. Обидно немного, но может и к лучшему — Марк всё равно будет переживать за него, а этим может напрягать и отвлекать Югёма. Хотя тот практически не нервничает на соревнованиях вообще, либо хорошо умеет обуздывать свои эмоции. Марка всегда покоряло в нём это титаническое спокойствие и способность идти к поставленной цели, не отвлекаясь ни на что, соседствующие с детской непосредственностью и умением валять дурака. Взрослый ребёнок, в хорошем смысле.
В утро того дня, когда начинаются соревнования для Югёма, он вылавливает Марка на выходе из столовой, тащит его в какой-то тупиковый коридор и, пока никого, кроме них, нет, целует, требовательно и настойчиво, не позволяя отстраниться, как будто старается напиться воды после долгого забега.
— Совсем дурной? — шипит Марк, едва тот его отпускает. — Тут люди, вообще-то, и журналисты, камеры видеонаблюдения.
— Тут — нету, — показывает Югём на потолок. — Мне нужен был поцелуй на удачу. Знаешь, как в фильмах — мужчины уходили на фронт, забрав с собой поцелуй любимой.
— Ты сейчас договоришься до снятия с соревнований по причине травмы. И мне даже не будет жалко тебя бить, — щиплет наглеца Марк.
— А как же клятва Гиппократу и «не навреди ближнему»? — Югём строит жалостливую мордашку.
— Перед Гиппократом я оправдаюсь, оказывая тебе первую медицинскую помощь. Умирать не брошу.
— Вот так! Я ждал поцелуй на удачу, а не пиздюли на сдачу. — Огромные плечи пловца грустно поникают.
— Югём-а, знаешь, куда сходи? — шипит Марк, но воровато оглядывается и ещё раз целует его. — Ты лучший!
— Спасибо! Я знаю! — выпаливает уже на ходу Югём, сияя во все тридцать два.
Он не смотрит под ноги, полуобернувшись назад и всё ещё не прерывая зрительного контакта с Марком. И очень зря. Потому что в то самое мгновение, когда Югём равняется с входом в столовую, двери распахиваются, выпуская какую-то из азиатских сборных, и одна из створок прилетает ему по правой руке. Всё происходит настолько молниеносно, что поначалу никто не понимает, что случилось.
— Твою мать! — вырывается одновременно у Марка и Югёма.
Выходившая из столовой команда застывает в ступоре чуть ли не полным составом. Только один из парней с расширенными не то от ужаса, не то от удивления глазами пытается что-то спрашивать у Югёма на каком-то мяукающем языке. В это время к ним подлетает Марк и сходу начинает ощупывать руку. «Это пиздец, не дай Бог, травма», — бьётся единственная мысль в его голове, а пальцы холодеют от напряжения.
— Югём, ты как? Что ощущаешь? Сожми-разожми кулак, — тараторит Марк, проводя осмотр.
— Да вроде всё ок. В смысле, мне больно от удара, но не так чтобы. Вряд ли что-то сломано, — улыбается Югём, стараясь успокоить Марка. Шевелит рукой и пальцами, поворачивает её, как тот говорит.
— Синяк жди, но в остальном да — жить будешь, — облегчённо выдыхает Марк.
В этот момент он вдруг осознаёт, что они вместе с виновниками торжества создали небольшой затор на подходе к столовой. Марк терпеть не может публичные выступления, но тут ничего не поделаешь. Он собирает всю волю в кулак, поворачивается к чужой команде и на английском объясняет, что он врач, уже осмотрел ударенного дверью, с тем всё в порядке, претензий никто не имеет, в ситуации никто не виноват — чистая случайность, желает успехов и хорошего дня и приносит извинения за причинённые неудобства.
Уходит он на ватных ногах вместе с Югёмом, в какой-то момент схватившись за его руку для опоры, хорошо, что не за травмированную. Марк пытается выровнять сбитое дыхание и справиться с перехватывающим горло спазмом.
— Тебе нехорошо, хён? — испуганно спрашивает Югём, видя состояние того. — Ты несколько зеленее обычного.
— Меня сейчас стошнит, не говори пока со мной, — сквозь зубы цедит Марк.
Они продолжают идти в направлении домов, где разместилась их сборная. Югём опасливо поглядывает за состоянием Марка, но тот идёт всё увереннее, в какой-то момент отпуская его руку и начиная дышать полной грудью. Правда, бледность никуда не уходит.
— Я не люблю публичные выступления, — Марк виновато улыбается. — Вообще, когда на меня смотрит толпа людей и ждёт от меня каких-то слов — это худшее, что может случиться. Меня накрывает паника и ужас, и это почти неконтролируемый процесс. Я в школе вообще не мог читать доклады перед классом. А от стыда, что не получается сделать то, что должен, становилось ещё хуже. В колледже и медицинской школе оказалось проще — я научился собирать яйца в кулак и вещать перед аудиторией. Но потом меня накрывает отдача, вот как сейчас.
— Охренеть! Никогда не замечал за тобой такого.
— Так и ситуаций не было пока подходящих, — Марк пожимает плечами и ерошит волосы Югёма, улыбаясь солнечно, как обычно. — Не обращай внимания, всю жизнь так было — не смертельно.
— Хён, поедем вечером в город — погулять? — так же солнечно улыбается тот в ответ. — Если я возьму золото — место выбираю я. Если другую медаль — ты. Идёт?
— То есть вариант без наград ты не рассматриваешь?
— Не-а!
— Как самоуверенно, Югём-а.
— А зачем ждать малого? Ставить целью надо недостижимое, тогда получишь то, что тебе нужно. А будет цель на том уровне, какой хочешь сам, — не добьёшься ничего в результате, — с мягкой улыбкой раскладывает по полочкам Югём, словно поучает, хотя младший здесь он.
— И что же в твоей недостижимой цели, которая должна принести тебе золото, — усмехается Марк, — не Олимпийский рекорд?
— Он самый, хён! Он самый, — отвечает Югём уже на бегу, потому что ему машут парни, готовые ехать в бассейн, где проходят соревнования.
— Под ноги смотри — не повторяй утренних подвигов, — говорит себе под нос Марк и тоже ускоряется, чтобы забрать сумку из комнаты и загрузиться в автобус.
Золото Югём в итоге берёт, причём выигрывает с неплохим отрывом от ближайшего преследователя. До Олимпийского рекорда не дотягивает, да и до Мирового пока тоже, но он получает ровно, что хотел. На награждении Марк еле держится, чтобы не засмеяться в голос, когда видит гордую осанку и довольную улыбку Югёма на пьедестале под звуки корейского гимна. Ему помогает только осознание, что он будет выглядеть глупо и неуместно, веселясь из-за шутки, понятной двоим из здесь присутствующих.
Всё идёт по плану Югёма — золото, прогулка, выбор места — ровно до того момента, как они с Марком встречаются после ужина. Марк хочет воспользоваться одним из автомобилей, предоставляемых олимпийским делегациям под собственные нужды, а Югём предлагает смешаться с толпой зрителей и ехать на общественном транспорте. Пока они идут от домиков своей сборной, спорят и выбирают, им навстречу попадается растерянный парень. Он держит в руках схему олимпийской деревни и вертит головой, явно не понимая, куда попал.
— Мы можем вам помочь? — спрашивает его Югём на привычном корейском, а потом повторяет на английском.
Парень вздрагивает, переводит на него и Марка взгляд, а потом его глаза расширяются, позволяя узнать спортсмена из утренней сборной. Кажется, он единственный, кто сохранил способность думать в той ситуации и побеспокоился о Югёме. Надо бы его поблагодарить.
— Да, именно вы и можете помочь! — отвечает парень на английском со странным акцентом, подходя к ним с сияющей улыбкой.

URL

28.08.2017 в 13:41

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

Только тут Марк замечает на его форме флаг и понимает, что утренняя сборная с мяукающим говором из Таиланда. А ещё он видит, что парень смотрит во все глаза на Югёма, словно не замечая рядом его самого. Против воли по позвоночнику ползёт холодок надвигающегося пиздеца. Марк уверен, что сейчас их огорошат какой-то безумной новостью, которая ему стопроцентно не понравится.

— Я утром был в столовой, когда мы ударили тебя дверью. Конпимук Бувакуль, сборная Таиланда, — представляется парень и склоняет голову, предварительно сложив вместе ладони и прижав их к груди. — Как твоя рука? С ней ничего серьёзного?
— Эм-м… Да всё хорошо, на самом деле. Синяком отделался, — отвечает совершенно растерянный Югём, а потом словно вспоминает что-то: — Ким Югём, сборная…
— И у меня только синяк, — перебивает его парень из тайской сборной и закатывает рукав, демонстрируя предплечье. — У тебя такой же, да?

Югём отупело смотрит на протянутую ему руку, потом беспомощно опускает глаза на свою, пока скрытую толстовкой, и в довершение переводит взгляд на Марка.
— Такой же, ведь да, Югём-а? — ровным голосом спрашивает тот. Он не подаёт виду, что его как-то задевает ситуация, а внутри в это же самое время орёт и, позор врачу, хочет придушить этого высокого худющего тайца.
— Пожалуйста, скажи, что ты мой соулмейт, — выдыхает с мольбой парень, всё ещё не опустивший руку или рукав, демонстрируя кожу, расчерченную полосой кровоподтёка.

А Югём всё продолжает тупить и переводить взгляд с Марка на ворвавшегося несколько минут назад в его жизнь незнакомого человека. По его ошарашенному виду легко понять, что он не готов. Кажется, это тот редкий момент, когда трескается маска всегда спокойного, собранного и уверенного в себе Югёма. Марку уже начинает надоедать вся эта трагикомедия. Уж лучше бы ему сразу сказали, что он может сваливать в закат, потому что скрасил одинокие дни свободному человеку, а сейчас две половинки встретились — просьба освободить место.

— Марк-хён, — беспомощно зовёт его Югём, и это самое отвратительное, что тот мог сейчас сделать.
Парень, застывший перед ними с протянутой рукой, судорожно вздыхает, резко опуская руку и одёргивая рукав, переводит взгляд на Марка. Вопреки своим ожиданиям, тот видит в чужих глазах не ненависть, а всего лишь неверие и боль. Но вот лучше бы первое. А парень тут же отводит взгляд, снова складывает ладони и коротко кланяется.
— Простите, что побеспокоил. Я, скорее всего, ошибся.
— Югём! — рявкает разозлённый Марк, когда таец резко разворачивается и собирается уйти. — Какого хрена?
Это что — ему больше всех нужно? Марк удерживает за плечо почти стартанувшего парня, затем хватает под локоть Югёма, встряхивая, чтобы привести в себя. Тот охает и накрывает руку Марка своей.
— Господи, ты что — издеваешься? Так трудно закатать рукав? А ты почему сразу в истерику впадаешь? Если уверен в чём-то — стой до последнего, — последние две реплики предназначаются тайцу, который снова повернулся к ним лицом. — Как тебя зовут — повтори, пожалуйста. И желательно, по слогам.

Марк хочет ещё добавить «чтобы до этого дошло», но закрывает рот, потому что Югём уже стоит с закатанным рукавом, а по его предплечью бежит полоса, более темная и четкая, чем показанная до этого, ровнёхонько в том месте, где его с утра приложили дверью.
— Конпимук Бувакуль, — повторяет солумейт Югёма дрожащим голосом, во все глаза уставившись на чужой синяк.
— Хорошо. Вероятность того, что сегодня утром, когда Югёма убивали в столовой, где-то ещё на планете происходило идентичное событие с другим человеком — какие-нибудь тысячные доли процента. Так что как квалифицированный врач, могу вынести вердикт, что почти гарантированно вы являететсь соулмейтами, — Марк переходит на шутливый тон, чтобы разрядить обстановку и чтобы не показать, как ему сейчас больно. Он всё ещё стоит между ними и держит руки на плечах обоих — это выглядит, скорее всего, достаточно комично, учитывая, что оба выше него. — Можете подраться или пощипать друг друга, чтобы убедиться окончательно. Но это, пожалуйста, уже без меня. Оставляю вас, потому что вам действительно многое надо обсудить.
— Но, хён, — Югём ещё пытается по инерции цепляться за ускользающую часть его реальности, неспособный так резко принять новую.
— Югём-а, всё в порядке. Мы с тобой и потом можем поговорить. Вам важнее найти общий язык.

Марк отпускает парней и медленно уходит, оставляя их стоять в летних сумерках. Он старается не сорваться на бег, или крик, или просто не пнуть ближайшую скамейку. Югём и так оказался напуган внезапным появлением своего соулмейта, если Марк сейчас чем-то покажет своё недовольство сложившейся ситуацией, тот того и гляди пошлёт всё на хрен и выберет его. Нет, Югём-а, это плохой план. Ещё хуже, чем сгоревшие стейки.

Марк доходит до своей комнаты, которую вообще-то делит с Джей Би, но сейчас того нет. Счастливый говнюк тусуется где-то в городе со своим драгоценным Ёнчжэ, прилетевшим сегодня как зритель, — они купили ему билеты на несколько разных матчей, когда стал известен состав медицинского персонала сборной. Марк не знает, хорошо или нет, что он сейчас один. Может быть, он бы пожаловался или высказал в сердцах всё Джей Би, и стало бы легче. Но зачем портить тому жизнь чужими переживаниями, если у него сейчас всё так хорошо?

Марк очень хочет что-нибудь сломать или разбить, хочет заорать, чтобы сбросить напряжение, стиснувшее грудь и не дающее полноценно вздохнуть. Он много чего хочет, но не может себе позволить — потому что вокруг имущество организаторов, за порчу которого будет выставлен счёт. Надо просто лечь спать, а завтра либо отпустит, либо придётся дойти до тренировочных залов подопечных Джей Би и попросить спарринг или просто грушу.
— Твою ж мать! — единственный раз вырывается у Марка, когда он уже лежит в кровати и пытается уснуть. Жертвой становится подушка, в которую он остервенело несколько раз вколачивает кулак и останавливается только тогда, когда думает, что слышит треск рвущейся ткани.

Марк сидит в каком-то ресторанчике с панорамными окнами и сосредоточенно ковыряется в пасте с морепродуктами. Уже минут двадцать ковыряется и не понимает, зачем он здесь и хочет ли он вообще есть.
В принципе, заведение очень приятное. Они заходят в него с Джей Би и Ёнчжэ наобум, не рассчитывая на что-то особенное и даже готовые встать и выйти на этапе знакомства с меню. Но оказывается, что внутри уютно, цены приемлемые при переводе в воны, а дымящаяся еда, которую проносят мимо них официанты, выполняя чей-то заказ, так одуряюще вкусно пахнет.

И, наверное, в любой другой момент, да даже ещё вчера днём, Марк бы просто влюбился в это место и съел бы всё, что стоит сейчас на столе, самостоятельно. Но проблема в том, что он сидит здесь сегодня. Чувствует себя третьим лишним и вуайеристом. Потому что Ёнчжэ, конечно, замечательный человек и талантливый композитор, но в отношениях он такая капризная и изнеженная девочка, а Джей Би так носит его на руках и холит, и вместе они такие милые, заботливые и нежные, что у Марка сейчас всё слипнется от патоки, которая растекается литрами везде, где они прошли. Хотя, раньше они его и не раздражали так, как сегодня.

Просто не отпустило. Ответ лежит на поверхности и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что эта парочка всегда была такой, а вот Марк сейчас мало похож на себя обычного. После вчерашней встречи с соулмейтом Югёма остались не самые приятные ощущения и эмоции. Марк чувствует себя обманутым, хотя и понимал всегда, что эти отношения конечны, да и сам вчера сдался без боя. Да потому что какой к чёрту бой?
А ещё Марк чувствует опустошение и злость на цикличность происходящего. Вот у него был человек, были отношения и привычный уклад, а вот и нет ничего, всё это ты брал в аренду, потому что у него есть предназначение и это далеко не ты. И так раз за разом. Каждые долбаные отношения спотыкаются о появление соулмейта. И каждый раз это он не его.

Хочется заорать: «А где моё предназначение?» Действительно, где всё время носит этого человека, который вторая половинка души, идеально подходит Марку и, что там ещё любят вещать рекламные буклеты в медицинских учреждениях и психологических консультациях? Двенадцать лет. Прошло уже двенадцать лет с момента, когда появились первые синяки. Почему этот говнюк за всё то время, пока он отравляет жизнь Марку, так и не попытался ни разу найти его и встретиться? Это что же за хуйня такая — ему с той стороны эфира достался один из отрицающих предназначение? И теперь преспокойно игнорирует его?

— Блять! — Марк швыряет вилку в тарелку. Та с громким звоном подскакивает в воздух, ударяется о стол и дальше грохочет по полу. Только тут Марк осознаёт, что стало подозрительно тихо, и поднимает глаза — помимо обеспокоенных взглядов Ёнчжэ и Джей Би, на него оказываются обращены и другие, возмущённые. — Прошу прощения…
— Хён, ты как вообще? У тебя ничего не случилось? — Ёнчжэ искренне переживает за него, как и за всех близких друзей Джей Би.

Марк знает это и, действительно, благодарен за заботу. Только она ему сейчас поперёк горла почему-то. К тому же, совершенно не хочется снова пересказывать события вчерашнего вечера. Ему хватило одного раза, когда днём он объяснял Джей Би, зачем ему нужен либо спарринг-партнёр, либо груша для битья. Но тот не задавал лишних вопросов, а вот за Ёнчжэ Марк поручиться не может. А ему сейчас меньше вопросов — лучше. Он и с парнями согласился прогуляться и перекусить где-нибудь, только надеясь, что сможет отвлечься. Но не сложилось: ни сон, ни тренировка, ни вечер с друзьями не помогли восстановить душевное равновесие. Только костяшки днём отбил, когда не в то место ударил.

URL

28.08.2017 в 13:41

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

— Да, случилось. Вон — пусть расскажет. — Марк указал подбородком на Джей Би. — Извините меня, но не будете против, если я пойду? Я вас очень люблю, но сегодня вы скорее делаете хуже, чем наоборот, да и я явно не улучшаю вам настроение. Что-то мой план отвлечься провалился по всем фронтам.
Ёнчжэ выглядит явно расстроенным, но Джей Би уверенно кивает, что если так будет лучше, то иди, конечно. И вызывается выйти с Марком, покурить.
— Я могу всё рассказать или надо сделать краткую версию? — спрашивает он уже на улице.
— Всё, конечно. Там нет ничего особенного, — пожимает плечами Марк. — Мне просто лениво пересказывать её ещё раз. Ах, да, если он будет задавать вопросы — разрешаю придумывать любые подробности.
— Всё, что угодно?
— Всё, что угодно.
— Даже если в твоей истории появятся межгалактические шлюхи с тремя грудями? — Джей Би откровенно глумится, но лучше так, чем когда жалеют.
— Напоминаю, соулмейт Югёма из Таиланда — а там ни в чём нельзя быть уверенным, — криво усмехается Марк.
— Не поспоришь, — Джей Би смеётся и хлопает того по плечу. — Ты куда сейчас?
— Без понятия, пока просто пройдусь.
— Будь осторожнее.
— Ага, — хмыкает Марк и машет рукой над плечом, не оборачиваясь и уходя. — Хорошо проведите время.

Сумерки съедают тени и краски города, позволяя фонарям подменять их и искажать своим искусственным светом. Марк идёт по чужим улицам, не зная языка и не имея карты. В нормальном его состоянии такая ситуация родила бы, как минимум, беспокойство и лёгкую панику, потому что случись что, пришлось бы изобретать велосипед, налаживая коммуникацию с местными в попытке понять, где ты и куда двигаться. Но почему-то сегодняшнее состояние Марка притупляет обычные страхи и ему гораздо более комфортно сейчас потеряться в недрах неизвестного города, чем вернуться в олимпийскую деревню и свою комнату.
На перекрёстках Марк просто идёт в ту сторону, где горит зелёный для пешеходов, не задумываясь, удаляется ли он от центра, где они гуляли с Джей Би и Ёнчжэ, возвращается туда или ходит по кругу. Это всё так незначительно, когда у него получается раствориться в людском потоке и шуме чужих магистралей, рассеять свои мысли и не концентрироваться на пиздеце, происходящем в жизни и обуревающем сознание.

Всё ломается в тот момент, когда ему в руки впихивают бумажку. Обычный флаер, и Марку взять бы его да выбросить, в крайнем случае, убрать в карман, но зачем-то он начинает его рассматривать и читать. Из родного языка там только «бар» и его название, да акционная информация, вроде «2 по цене 1» или «безлимитный алкоголь». Марк делает ещё несколько шагов, двигаясь по инерции в старом направлении, когда мозг остался на предыдущем перекрёстке — где ему всучили этот флаер. Идея выпить и попытаться таким образом избавиться от мыслей кажется ему всё более привлекательной.
Марк возвращается к парню, который раздаёт флаеры, завлекая публику в увеселительное заведение. Кое-как на ломанном английском тот объясняет ему, как найти бар, который он рекламирует. Спасибо, что это оказывается недалеко, иначе Марк заплутал бы после таких безумных объяснений.

Когда он заходит внутрь, в нос ему ударяет аромат чесночных гренок и луковых колец, а по ушам бьёт какой-то ремикс популярной песни. Почему-то память услужливо подкидывает картинки дешёвой забегаловки в Солт-Лейк-Сити, куда они любили заходить с Джей Би и ребятами со скейт-площадки. Марк оглядывает помещение — оно оформлено в стиле американских баров с отсылкой к шоссе «Шестьдесят шесть». Такое чувство, что в любом городе любой страны есть хотя бы по одному такому бару.

Марк усмехается — не то чтобы ему не нравилось. Даже наоборот, рождает определённого рода ностальгию по родному городу и семье. Он присаживается за барную стойку, изучая меню, написанное мелом на тёмной стене за спиной у бармена, попутно ещё пару раз оборачивается и смотрит вглубь зала, оценивая обстановку и атмосферу. В принципе, Марк остаётся доволен этим местом. А когда подошедший бармен понимает его английский — это сражает в самое сердце. Марк думает, что стоит запомнить этот бар — вдруг ещё доберутся сюда до конца соревнований.

Он берёт, для начала, две стопки текилы и, недолго думая, опрокидывает их в себя одну за другой. Мусоля дольку лайма после, Марк рассматривает автомобильные знаки, расположенные всё там же, за спинами барменов, пытаясь хотя бы предположить, каким странам они принадлежат. Найдя номерные знаки из Кореи и Калифорнии, он снова заказывает две порции текилы, мысленно поднимая тост и салютуя стопкой калифорнийскому знаку.
— Замечательно сказано! — произносит чей-то низкий голос на довольно неплохом английском и слышится звон стеклянной тары, когда Марк собирается выпить второй раз.

Он недоверчиво косится в сторону от себя и видит там парня, примерно своего возраста, который секундой ранее нарушил его уединение, чокнувшись с ним своим роксом. Марк вопросительно изгибает одну бровь, скептически оглядывая своего непрошенного собутыльника. Судя по блестящим глазам, порция виски либо не первая, либо была больше совсем недавно. Марк глотает свою текилу и заедает её лаймом. Он обдумывает, считать ли вечер испорченным или спонтанное знакомство в баре может входить в программу его блужданий без карты.

Заказывая следующую стопку, Марк, на всякий случай, посматривает, куда можно пересесть, если ему надоест. К его разочарованию, за двадцать минут, прошедшие с его прихода в этот бар, он заполнился. Не под завязку, но сидячих мест больше нет точно. Марк вполголоса ругается и неодобрительно смотрит на приставучего парня. Тот словно ждёт зрительного контакта, тут же обезоруживающе улыбаясь:
— Следующий тост!
— А вы знаете, за что был предыдущий? — не может удержаться от вопроса Марк.
— Давай без условностей и на ты, — машет на него рукой сосед, немного выжидает, словно ощупывая лицо и фигуру глазами, а потом продолжает: — Тем более, ты, скорее всего, старше меня.
— Серьёзно? С чего такой вывод?
Марк удивляет самого себя, выпаливая этот вопрос. Что с его сдержанностью? Зачем он вообще поддерживает этот бесполезный разговор? Если заткнуться и не обращать внимания, то соседу, в конце концов, надоест трепаться с самим собой и он заткнётся.
— У тебя глаза взрослые. Не бывает такой глубины, если не видел жизни или не страдал. На надломленного ты не похож, значит то, что я вижу в твоих глазах, — это опыт, — легко пожимает плечами парень.

Марк даже не находится, что на это ответить. Да и нужно ли отвечать? Сам же только что хотел прервать бесполезный диалог. Обдумывая реплику соседа про опыт и боль в глазах, Марк машинально выпивает свою стопку текилы.
— Эй, а меня подождать?! — возмущённый возглас и шлепок по руке поначалу пугают, а потом оставляют раздражение. — Я хотел поддержать тост!
— А почему я должен ждать кого-то? — заводится Марк от фамильярного обращения и вторжения в личное пространство. — Мы пришли сюда поодиночке, у каждого свои проблемы — я в собутыльники не напрашивался и не искал себе таковых, мы вообще незнакомы.
— Вот именно — проблемы! — просто говорит парень и поднимает указательный палец. — Ты пьёшь за свои, я пью за свои — а в итоге пьём в одном баре, по одной причине, значит пьём вместе. Джексон Ван.

Марк смотрит на протянутую в приветствии руку как на ядовитую змею и не устаёт поражаться этому парню. Он размышляет, не уйти ли ему вообще из бара, но потом понимает, что внутри уже просыпается что-то похожее на любопытство.
— Марк Туан, — сдаётся он и пожимает протянутую руку. Сто лет Марк не слышал представления на американский манер, его даже немного ностальгией пробрало. — Что теперь — начнём делиться накипевшим?
— Мне кажется, ещё рано, — отвечает Джексон. — Время душещипательных историй начинается, когда язык достаточно прилипнет к нёбу. А то когда слишком понятно — не посочувствовать толком. Может выберем пока что-то более прозаичное? Ну там, за встречу, за знакомство, за Олимпиаду.
Марк морщится и качает головой:
— Я могу пить только за нахуй Олимпиаду!
— Меня полностью устраивает!
Марк заказывает ещё текилы, и они действительно поднимают этот тост. После него не отпускает, как по мановению волшебной палочки, но верный путь, кажется, намечен.
— У меня вдогонку есть ещё один, — внезапно выдаёт Джексон, помрачнев. — Нахуй соулмейтов!
— Вот так поворот! Но да — подпишусь под каждым словом, — Марк заметно оживляется и заказывает двойную текилу.
— Ничего себе масштабы боевых действий! Знатно же тебя припекла твоя вторая половинка.
— Скорее, чужие, — качает головой Марк и опрокидывает в себя стопку. — Но сначала твоя история.

URL

28.08.2017 в 13:42

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

Джексон допивает очередную порцию виски и решает пока притормозить.
— Да нет как таковой истории. У меня сегодня был матч, на котором в самый ответственный момент я пропустил несколько уколов противника, потому что не смог отразить атаку. В общем, благодаря тому, что на том конце эфира у меня неуклюжая девочка, я сегодня просрал золото в личном первенстве.

Джексон рассказывает довольно спокойно, словно о чём-то незначительном, хотя, на самом деле, довольно заметно, что сегодняшний проигрыш нелегко ему дался: на щеках ходят желваки, одна рука сжата в кулак, слова выдаёт порциями. Марк действительно сочувствует ему. Если спортсмен привыкает к одному уровню своей работы и занимаемых мест, получить результат ниже своего среднего — сильно рикошетит по гордости и может выбить надолго из колеи.

— Сочувствую, но впереди ещё есть твоя дисциплина? Чем ты, кстати, занимаешься?
— Да, групповой зачёт. Фехтование, сабля, — говоря это, Джексон машинально приосанивается. Марк делает вывод, что тот привык гордиться своими результатами и своим видом спорта. — Надеюсь, во время тех соревнований эта дурочка будет сидеть спокойно или вообще спать. Потому что сегодня было очень стрёмно: она то ли ударилась сильно, то ли по нерву попала, но у меня вся кисть онемела, я чуть саблю не выронил, если честно. Надеюсь, с ней там всё в порядке.
— Ты хотя бы знаешь, кто у тебя, — Марк не может сдержать в голосе разочарования и зависти. Он опускает голову, пряча лицо в ладонях, и несколько раз с усилием трёт его.
— Ну, как — знаю. Я догадываюсь. Но кто ещё может быть рядом с Джексоном Ваном?! — Джексон как-то слишком уж самонадеянно улыбается, отчего на лице Марка моментально появляется скептическое выражение. — Хрупкая нежная девочка, которой я буду опорой и защитой. Просто у меня пока не было времени на её поиски — я с детства в фехтовании. Вот закончится спортивная карьера, тогда и буду искать свою вторую половину. Уверен, она меня дождётся!
Если бы можно было надеть одно скептическое выражение лица поверх другого, Марк бы с удовольствием это сделал.
— Самонадеянно, знаешь ли! — комментирует он по окончании монолога Джексона. — Ты никогда не рассматривал вариант, что твой соулмейт может не разделять твоего энтузиазма касательно предназначения? Что она сознательно может бегать от тебя? Или что ей в силу каких-то причин не найти тебя или не дождаться?

И Марк как на духу вываливает Джексону — какому-то парню из сомнительного бара, с которым они знакомы от силы пару часов, — всю историю про своего соулмейта, свой поиск и свою усталость, про другие пары, которые соединяются у него на глазах, иногда вспарывая ножом его нутро и выдирая с мясом кусок привычной ему жизни… Это странно само по себе: говорить так откровенно о вещах, которые не до конца обсуждал с лучшим другом, которые себе нормально не мог объяснить, а тут вдруг разложил по полочкам практически перед первым встречным — на, мол, любуйся, вот моё самое болючее и мягкое.

Но почему-то Джексон, так бесивший Марка первые минуты их знакомства, вызывает симпатию на интуитивном уровне. Есть в нём что-то располагающее, что заставляет довериться и открыться, без боязни удара в спину. Чёрт знает, что тому причиной: выпитый алкоголь или огромные глаза доброй собаки — но Марку так хорошо и спокойно рядом с ним, как не было ни разу ни с кем.

— Знаешь, беру свои слова обратно — про твой возраст. Не знаю, сколько тебе лет, но могу точно сказать, что ты очень сильный, хотя первоначально не производишь такого впечатления. Я вот сейчас не смогу с ходу поручиться за кого-то из своих знакомых или друзей, кто смог бы так же. Снимаю шляпу, — Джексон в прямом смысле стягивает с головы снепбек и кланяется, демонстрируя довольно длинные блестящие пряди, — ты потрясающий, Марк Туан!
Даже будучи пьяным, Марк смущается от такого непосредственного проявления эмоций и восхищения. Он тянется к Джексону, чтобы заставить того выпрямиться, но вместо этого зарывается пальцами в его волосы, перебирая шёлковые пряди.

— Поехали домой? — тихо просит Марк. — Это уже перебор.
Непонятно, что именно он имеет в виду. Но Джексон поднимает голову, улыбается ему как-то уж слишком тепло и кивает, вызывая такси и расплачиваясь по счёту.
Практически всю дорогу до олимпийской деревни Марк спит на его коленях, а когда с утра обнаруживает себя в собственной комнате, очень удивляется. Но думать о волшебном перемещении ему некогда, потому что впереди очередной соревновательный день, где ему надо исполнять свои прямые обязанности как врача. И неплохо было бы делать это не на больную голову.

— Погоди, ты что же — серьёзно старше меня?! — Джексон стоит с выражением полнейшего разочарования во всём бренном мире на лице.
— Как видишь, — смеётся Марк, забирая у него свои водительские права.
— Это просто день подстав!

Джексон так похож на мокрого обиженного щенка, что Марк еле сдерживается, чтобы не потрепать его по голове и не сказать «Хороший мальчик». Но этой манипуляции его гордость точно не переживёт — и так уже трещит по швам.
Марк, честно говоря, весь день, следующий после незапланированных возлияний, проводит в уверенности, что на них знакомство со взбалмошным и эгоцентричным фехтовальщиком закончится. Возможно, он ощущает по этому поводу некоторую жалость, но по большей части ему пока всё равно — слишком мало времени они пообщались, чтобы можно было с уверенностью причитать, как же дальше без. Но Джексон находит Марка сам на следующее утро — подкарауливает на выходе из столовой.

— Это же корейской сборной лагерь, разве нет? — растерянно спрашивает он, являя на лице весь мыслительный процесс.
— Ну да, ты же меня тут выгружал после бара — не помнишь? — изображает искреннее удивление Марк. Хотя, он сам, скорее всего, помнит меньше Джексона.
— Я помню точно, что заплатил в баре и таксисту, а значит ничего нигде не должен — всё!
— Весело тебе жить с такой избирательной памятью, наверное, — глумится Марк по привычке, выработанной в общении с Джей Би.
— Хрен с ней с памятью. Погоди. Ты что же — не китаец?! — Джексон смотрит такими огромными глазами, как будто Марк только что растоптал его лучший детский рисунок.
А тот, стараясь не заржать в самый ответственный момент, делает скорбную мину и вздыхает:
— Нет, — Марк похлопывает Джексона по спине в ободряющем жесте, — не китаец. Я тебе больше скажу — я американец. Говорят, это не лечится.
Джексон молчит несколько секунд, переваривая услышанное, а потом снова расцветает:
— Но корни-то у тебя китайские — я же вижу!
— Не хотел тебя разочаровывать, — начинает Марк, но уже не может серьёзно играть и говорит сквозь смех: — корни мои на Тайване.

Джексон ругается и замахивается на Марка — хватит, мол, издеваться. Тот сбегает от него под прикрытие дома, где расположена его комната. Ему надо переодеться и взять всё необходимое на сегодня. И, кажется, он уже самую малость опаздывает. Потому что не было в его планах никаких прогулок с крикливыми гонконгцами между завтракаом и непосредственно соревнованиями. Когда Марк появляется через несколько минут в форме с сумкой и бейджем, Джексон орёт как раненый:
— Какого? Да в смысле?!
— Ты чего? — ошарашенно замирает Марк, не дойдя пары шагов до него. — С тобой всё в порядке?
— Ты не спортсмен что ли? Что за наебалово!
— А тебя что-то не устраивает? — Марк всё ещё даже близко не представляет, что вызвало такую реакцию Джексона. — Мы вроде в баре не обсуждали мою профессиональную деятельность.
— Я просто думал, что ты гимнаст или легкоатлет какой-нибудь. В смысле, всё за это говорит.
— Я вот сейчас потерялся — восстанови свою мыслительную цепочку, будь добр.
— Ну в смысле, мышцы у тебя, как у человека, занимающегося спортом, — Джексон мнётся, а потом договаривает, — на ощупь.
— Что, блять? — вырывается у Марка быстрее, чем он успевает мысленно зацензурить свою речь.
— Ну, я же нёс тебя до комнаты и укладывал, — Джексон испуганно тараторит и поднимает руки в защитном жесте, видя полыхающие глаза напротив. — Да и возраста тебе до врача не хватает, как по мне.
Марк тут же сменяет гнев на милость и начинает хохотать. Своим совершенно дурацким смехом, оглушительно, хватаясь за бока.
— Джексон, а сколько ты мне дашь? Мне чисто поржать — в кипу к национальности и профессии.
— Ну, я стопудово старше. Но может не так на много, как я себе представлял? — Джексон пытается нащупать верный ответ, чтобы не влететь как с предыдущими предположениями.
— А если поконкретнее — я всё ещё не знаю твой возраст? — уточняет Марк.
— Ну, допустим двадцать пять. Корейских. Нет, нормальных!

Марк с абсолютно смиренным лицом кивает Джексону и протягивает ему свои водительские права. Ему кажется, что вопли этого непосредственного парня слышны на орбите Марса. Перед тем, как им расстаться перед Домом водных видов спорта, в простонародье бассейн, Джексон, наконец, оправляется от шока и предлагает обменяться контактами. Теперь за рабочий день у Марка успевает появиться сотни сообщений в почте и катоке. Пока это забавно и ничуть не раздражает.

URL

28.08.2017 в 13:42

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

А на следующий день Марк встречает Югёма, впервые после знаменательного вечера явления его соулмейта миру. Сколько дней прошло — три, четыре? Честно, Марк не считал. Он вообще после знакомства с Джексоном немного выпадает из реальности, потому что у это парня шило в одном месте, причём какое-то многоступенчатое, что хватает на всех его друзей и знакомых. Как-то так получается, что пока Джей Би проводит вечера со своим Ёнчжэ, у Марка они тоже оказываются заняты новым другом.
— Привет, — неловко мнётся Югём.
— Привет, — ласково улыбается Марк, словно ничего не поменялось.
— Мне, наверное, надо извиниться и как-то объяснить всё. Просто…
Марку до безумия тяжело смотреть на то, как этот большой и добрый парень стоит перед ним, смиренно склонив голову, и мямлит что-то трагическим виноватым голосом. Словно он нажал на какую-нибудь красную кнопку в одной из ядерных держав и стёр с лица земли половину стран.
Так не должно быть…
— Югём-а, перестань. Всё в порядке, правда. Ты ни в чём не виноват — природа есть природа.
— Но так неожиданно. Некрасиво к тебе…
— Да с чего вдруг неожиданно-то? Мы оба отдавали себе отчёт, что наши отношения конечны. Рано или поздно кто-то из нас или мы оба встретим своих соулмейтов и тогда мы останемся всего лишь друзьями, — Марк всеми силами пытается объяснить этому большому ребёнку, что нет причин убиваться, всё идёт по плану. Их собственному плану.
— Я всё ещё хочу остаться друзьями, — печально поднимает голову Югём и смотрит настороженно исподлобья.
— Я тоже, — улыбается Марк и раскрывает руки для объятий. — Так зачем же дело стало?
Югём сгребает Марка в свои объятия, и тому хорошо, умиротворённо и правильно. И только самую чуточку больно, потому что тело помнит и другие прикосновения, которые теперь под запретом. Но счастливое лицо Югёма, сияющее полной луной, и не сходящая с него детская улыбка компенсируют всё.

Между днями соревнований по плаванию есть один свободный день — так составлено расписание. Но это не значит, что пловцы и их врачи вольны делать, что хотят. К сожалению, даже в этом случае есть предписанные регламентами обязанности. Но всё же, хоть немного времени, но можно потратить в своё удовольствие. И если раньше Марк планировал провести свободную половину дня с Югёмом, то теперь у него есть великое множество вариантов, а точнее три.
В этот день у Джей Би забитая под завязку сетка соревнований по тхэквондо и дзюдо. Он приписан дежурить во время поединков по первому виду единоборств. А где-то на трибунах будет сидеть Ёнчжэ, которому можно составить компанию. И Марк, на самом деле любит тхэквондо, правда больше смотреть, как парни кувыркаются или разбивают ногами планки, нежели наблюдать за самими боями.
Югём тоже зовёт пойти с ним, только на соревнования по стрельбе. Он теперь пытается быть образцовым семьянином — как его все троллят — выделять место в своей жизни для соулмейта и присутствовать в его, узнавая, что тот любит, чем живёт, какие у него привычки. И вот как раз Конпимук в этот день участвует в соревнованиях по стрельбе из винтовки с трёх положений. Марк всё ещё раздумывает, может быть заглянуть ненадолго — посмотреть на положения, которые демонстрирует соулмейт Югёма. Правда, каждый раз, когда он так говорит, в него прилетает огромная ладонь защитника слабых и невинных. Чаще Марк успевает увернуться, но пока у них ничья, потому что Югём творит справедливость отсрочено, когда все уже забыли причину и расслабились.
А ещё есть Джексон и последний день соревнований по фехтованию. Который тоже замечательным образом приходится на эту свободную дату между днями плавания. А ещё, в который замечательным образом вписан групповой зачёт по сабле — второй вид соревнований по дисциплине, в которой выступает Джексон. И пока что, это самый интересный вариант, к которому больше всего склоняется Марк. Да и Джексон больше всех ноет, что тот должен выбрать именно его: «Ты же сможешь посмотреть, как я владею саблей. Неужели не интересно? Незабываемое зрелище — обещаю! Ну, давай же, Марки!» И так по несколько сообщений в день, а иногда и вслух.
Отдельная история — это дурацкое Марки. В какой-то момент Джексон решает, что имя Марка звучит слишком грубо и не вяжется с его внешностью. Поэтому надо срочно придумать прозвище или сократить его имя. Джексона, как обычно, не волнует, что думают об этом другие и нужно ли им оно. Когда никаких идей, как можно было бы называть его, не рождая у посторонних в голове стойкой ассоциации с собакой, не появляется, начинаются художественные вариации на тему имени. В итоге, Джексон сокращает его — прибавляет пятую букву — и успокаивается довольный проделанной работой.
Когда наступает запланированный выходной-невыходной, с утра Марк возится с бумажными отчётами о прошедших соревнованиях. Он старается закончить побыстрее, чтобы успеть всё остальное, что ещё намечено на этот день, и, в общем, можно считать, что справляется с задачей.
На стрелковый стадион Марк и Югём заходят всего спустя двадцать минут после начала соревнований и даже не пропускают первые подходы Конпимука.
— А задница у него ничего, даром, что тощий, — хмыкает Марк, приспуская на носу солнечные очки, чтобы получше рассмотреть, когда тот стреляет из положения «с колена».
— Хён, ты себя давно в зеркало видел? — толкает его локтем в бок Югём.
— Я подкаченный и жилистый. А он — кожа да кости. Откармливай его, — говорит напоследок Марк, покидая эти соревнования ради своего конечного пункта программы.
— Утешай себя этим, хён. Но у него размер одежды больше, — кричит ему вслед Югём и смеётся, когда ему отвечают малоприличным жестом.
Марк добирается до комплекса, где проходят соревнования по фехтованию, когда поединок Джексона уже в разгаре. Он решает не лезть на трибуны, а воспользоваться привилегией врача сборной, и размещается с коллегами, но так, чтобы им не мешать. Отсюда видно лучше и ближе — с вовлечением, как шутит всегда Джей Би про их работу.
Джексон хорош — не надо быть знатоком этого спорта, чтобы понимать. Он напористый и быстрый, успевает нанести удар и отступить, не лезет на рожон необдуманно, практически не выходит за края площадки, стараясь вытянуть баланс тела. А ещё Марк видит другую сторону Джексона: он может быть не только взбалмошным и самонадеянным, умеет не только рисоваться, в нём скрыт ещё один человек, сосредоточенный, организованный, сильный и поражающий своей волей к победе. Марк смотрит во все глаза и не может налюбоваться — это такая замечательная метаморфоза.
Это открытие поражает его сегодня гораздо больше изящных выпадов и филигранной техники боя. Хотя, последнее определённо доставляет наслаждение. Битва сильного противника против сильного — лучшее, что может случиться на любых соревнованиях. Когда способности и умения практически равны, а вместо машинального выбивания очков зрителю представляется практически театр, только это театр физической силы, ловкости и отточенных приёмов.
Из плена восторженных мыслей Марка вдруг вырывает боль. Он даже не сразу осознаёт, что происходит, только чувствует саднение на шее чуть ниже челюсти. Машинально зажмурив глаза и подняв руку, Марк трогает болезненный участок, но не находит ничего, кроме небольшой набухшей полоски кожи, словно у него там послеоперационной шов. Он морщится и открывает глаза, убирая пальцы, чтобы больше не раздражать место очередного привета от соулмейта. Как не вовремя-то.
И вдруг Марк осознаёт, что пока он отвлекался на свою чужую боль, на площадке для боя что-то произошло. Сердце застучало сильнее, когда он увидел медиков, суетящихся вокруг одного из спортсменов. Окинув взглядом зал, Марк не нашёл второго и снова посмотрел на сгрудившихся врачей — вдруг кто-то отойдёт и можно будет прочесть надпись на куртке. А потом глаза зацепили тёмный предмет на краю площадки — защитный шлем. У Марка внутри всё скрутило, когда он раглядел на нём крохотный флажок с белым цветком на алом поле. Так не бывает, не должно быть. С Джексоном всё должно быть в порядке.
— Твою мать! — выдыхает Марк, ощущая собственную бесполезность и беспомощность со всеми своими медицинскими навыками и знаниями.
Он машинально впивается пальцами в собственные колени — главное, не сорваться и не влезть. Ему нельзя, он не аккредитован на это соревнование, он вообще, по сути, не должен находиться в зоне медицинского персонала. Сидеть, ждать и не нервничать.
Наконец, медики расступаются и вместе с Джексоном идут в сторону Марка. Он видит плотно сжатые губы, кровь на куртке, прижатый к шее тампон. Когда делегация во главе с травмированным Джексоном равняется с Марком, тот его замечает и даже пытается улыбнуться уголком рта. Его сажают совсем рядом и продолжают обрабатывать рану. Марк снова чувствует жжение под челюстью, но отмахивается от него, потому что вниманием сейчас полностью владеет другой человек. К Джексону уже идут судьи и главный врач соревнования, они что-то спрашивают, переговариваются с тренером и медиками, оказывающими помощь.

URL

28.08.2017 в 13:43

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

Встаёт вопрос о снятии с соревнований из-за травмы и неисправности шлема. Тренеры говорят, что проверяли обмундирование и что всегда можно заменить какую-то деталь. Джексон же доказывает, что рана не опасна — просто кровит сильно из-за множества сосудов, но её сейчас зашьют и он спокойно продолжит бой. Марку очень хочется дать ему по голове. Но также он понимает, что снятие с соревнования заденет спортивную гордость парня. Это палка о двух концах в спорте — здоровье и репутация — никогда невозможно решить, что важнее.
Вдруг Марк чувствует укол в шею и мерзкое ощущение, словно что-то тянется внутри. Его даже передёргивает, а рука машинально тянется к тому участку кожи, где чувствуется странное. Пальцы натыкаются на давешний набухший шов одновременно с тем, как глаза падают на рану Джексона, которую прямо сейчас зашивают. Марка окатывает холодом по позвоночнику, потом жаром, на смену этому ощущению внизу живота бегут мурашки. Этого не может быть. Нет, нет, нет…
Марк прикрывает рукой рот, чтобы не дай бог не заорать. И смотрит с каким-то мазохистским восторгом, как кожу Джексона протыкает игла, как тянется нить, сводя края пореза и фиксируя. Это ужасно признавать, но то, что Марк чувствует все те же ощущения от наложения шва, — крошит сознание и вызывает болезненное возбуждение. Он сводит ноги вместе и опирается на колено локтем, только бы никто ничего не заметил. Вот он пиздец во плоти.
Как только Джексону заканчивают зашивать рану и заклеивают её, а вся делегация возвращается на площадку для боя, Марк позорно сбегает в туалет. Ему плохо. И хорошо. И мозг отказывается признавать очевидное. Закрывшись в кабинке, Марк судорожно выдыхает, дрожащими руками расстёгивает джинсы, спускает их вместе с бельём и в несколько движений рукой кончает. Это ненормально…
Он одевается, а сам всё не может выкинуть из головы произошедшее двадцатью минутами ранее. Марк выходит из кабинки и останавливается перед раковиной, чтобы вымыть руки. Его всё ещё потряхивает, а когда он поднимает взгляд в зеркало и видит алую полосу под челюстью, ему приходится вцепиться в раковину, потому что ноги, кажется, не удержат. И это всё ещё какой-то пиздец. Других мыслей на ум не приходит.
— Блять, серьёзно?! Серьёзно! — шепчет Марк и начинает смеяться беспричинно.
Это похоже на зарождающуюся истерику. И Марк плещет холодной водой в лицо, чтобы хоть немного прийти в чувство.
Блять! Всё это время его соулмейт не был ничем болен, кроме спорта и самовлюблённости! Почему из всех людей этим человеком оказался Джексон? Нет, Марку нравилось общаться с парнем, валять дурака, и у него было много черт, которых не доставало Марку, и наоборот. Джей Би сказал как-то, что они очень гармоничны вместе: один становится более живым, а второй более спокойным. Но не соулмейты же, прости господи!
Зато теперь всё вставало на свои места. И почему тогда в баре Марку вдруг стало так спокойно и легко рядом с чужим человеком, почему он вывалили ему то, что никому ни за что, почему вообще так быстро сошёлся, хотя всегда испытывал с этим проблемы. Но пиздец же…
Марк выходит из туалета и практически как зомби бредёт в сторону командных раздевалок. С трудом находит ту, где расположилась команда Гонконга, показывает медицинский бейдж и без проблем проходит внутрь. Там переодевается Джексон: фехтовальная куртка уже снята, на торсе только борцовка, влажная от пота, загар и взгляд Марка. Допустим тело ему нравится. Но пиздец же…
— Джексон? — тихо зовёт Марк, но видимо слишком тихо. — Джексон!
— Марки? — подскакивает тот и хватается за сердце. — Напугал меня. А меня всё-таки сняли…
— Джексон, хочешь, покажу фокус?
— Давай, — Джексон окидывает взглядом Марка, который, скорее всего выглядит со стороны пьяным, потому что именно так себя чувствует. — С тобой всё в порядке?
— Нет, — растягивает губы в шальной какой-то улыбке Марк. — Смотри, фокус раз.
Марк задирает голову, показывая свежую ссадину и рубец под челюстью, проводит по ней ногтем т- Джексон морщится, поворачивает шеей, но не понимает.
— Ладно, фокус два, — тяжело вздыхает Марк.
Он берёт какое-то оружие со стола — вполне возможно, что это сабля Джексона. Трогает большим пальцем острый кончик и начинает давить — тем самым пальцем на тот самый кончик.

— Марки, осторожно, ты можешь пораниться, — пытается остановить его Джексон, тянет к нему руку и не замечает, что машинально потирает большой палец.
— Джексон, блять, слепой ты говнюк! Девочка тебя ждёт? Нежная и хрупкая девочка, блять? — Марк злится всё больше. — Подождёт ещё, пока спортивная карьера закончится? Знаешь, куда засунь своё ожидание?
— Марки…
Джексон смотрит растерянно и не понимает, что происходит, пока Марк не протыкает палец и Джексон машинально тянет в рот свой, фантомно отдавшийся той же болью.
— Господи, до тебя всё ещё не доходит?! — орёт Марк, показывая Джексону окровавленный палец. — Мне ладонь проткнуть или сразу живот?!
Наконец, в лице напротив появились проблески осознания. Джексон смотрит на свой целый, но саднящий палец и на окровавленный палец Марка…
— Что? ЧТО?!! — Марк удовлетворённо думает, что охуел Джексон сильнее, чем он. — Ты серьёзно?!

THE END

URL

30.08.2017 в 01:51

solnce.alex

~Stupid Beauty~ Dreams are my reality.

чудеснейшая история, марксоны те еще Дорки, прям как в жизни )
даже если бы я ничего не знал об идеальности Югема до прочтения, то точно бы влюбился после :heart:

и нца хат-хат, спасибо додали :inlove:

последний коллаж остановил мое сердечко, какие же они у вас красивые получаются :heart:

URL

30.08.2017 в 15:21

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

solnce.alex, очень рада, что понравилось)
Больше всего волновалась за характеры парней, но вроде пока говорят, что все узнаваемы)) А Югём очень котик, откуда он вообще такой...

последний коллаж остановил мое сердечко, какие же они у вас красивые получаются

Меня выбрал поистине замечательный артер! Мне было безумно приятно работать с ним))
И коллажи настолько попадают в то, как я вижу - что у меня просто слов не остаётся :inlove:

URL

30.08.2017 в 17:03

Karambella

astronaut.

вау, это было так классно, прекраснейшая история
было грустно видеть, как все находят соулмейтов вокруг Марка, но конец стоил того. эта фирменная глупость Джексона

ещё очень понравились отношения между Марком и Джейби, очень приятные тру френды >.<

URL

01.09.2017 в 12:10

Ыцу-Ыцу

Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)

Karambella, круто, если прочтение доставило удовольствие))

ещё очень понравились отношения между Марком и Джейби, очень приятные тру френды >.<
Мне тоже они такими очень понравились, и, боюсь, что я сама себе злобный буратино - Маркбомы, кажется, больше не будут прежними и вместо пейринга будут вытанцовываться все время во френдзону

URL

Добавить комментарий

Расширенная форма

Редактировать

Использовать аватар

Изображения

Подписаться на новые комментарии

Получать уведомления о новых комментариях на E-mail


Запомнить

К чёрту статистику

Happy Unicorns