Упоролись и гуляем.
Название: Этому герою нужен новый город
Автор: команда Дэ
Иллюстратор: Pinora
Фандом: Super Junior, немного Big Bang
Персонажи: основные: Шивон, Генри, Реук. Хотя в целом присутствует вся группа Super Junior, немного BigBang и CL.
Рейтинг: PG-13
Жанр: Джен, AU, Noir, Юмор, Философия, Экшн
Предупреждение: постирония, штампы, кросс-дрессинг, разговоры о гробах.
Содержание: С тех пор, как в городе появился Хичоль, у Шивона начались сплошные проблемы, но, когда Хичоль исчез, проблем только прибавилось.
Скачать: fb2 pdf
В дверь постучали.
Шивон со вздохом отложил в сторону давно просроченный выпуск какой-то паршивой местной газетенки и, заставив себя выбраться из объятий старого кресла, отправился открывать. Посетитель попался беспокойный: стук повторился снова, на этот раз настойчивей, громче. Шивон поморщился:
– Иду я, иду.
Так бесцеремонно ломиться в квартиру мог только один человек, и это оказался именно он. Точнее, она. Промокший насквозь бежевый плащ плотно облеплял хрупкие плечи и небольшую грудь, пояс подчеркивал тонкую линию талии. Лицо обрамляли светлые волосы, набрякшие на концах и от того казавшиеся на несколько тонов темнее.
– Наконец-то, – проворчала девушка, стягивая с головы шляпку и выпутываясь из плаща. Она небрежно развесила одежду на стоявшей в прихожей вешалке и принялась за высокие кожаные сапоги на металлической шпильке. Шивон наблюдал за ней, прислонившись плечом к стене.
В их первую встречу, где-то около недели тому назад, тоже шел дождь. Вдалеке громыхало, изредка сверкала молния. Генри, вместо того, чтобы заниматься бумагами, испуганно поглядывал на окна, исполосованные косыми прозрачными струями, и зябко ежился – парень не на шутку боялся грозы. До конца рабочего дня оставалось еще часа четыре, но из-за туч на улице стемнело так, будто уже наступила ночь. В такую погоду вряд ли кто-то захотел бы тащиться в их контору, поэтому Шивон использовал спонтанную передышку, чтобы немного разобраться с бюрократическими делами – месяц выдался слишком беспокойным, чтобы успевать управляться еще и с бумажной волокитой. Он как раз собирался сварить себе кофе и дать отдых нещадно слезящимся глазам, когда раздался стук, а потом, не дожидаясь ответа, дверь бесцеремонно распахнули.
Вместе с тогда еще незнакомой Шивону девицей в комнату ворвались холодный ветер и мелкая морось, а за ее спиной предвестником надвигающихся неприятностей сверкнула молния. Шивон, в последнее время нутром чуявший проблемы, с трудом подавил желание тут же выставить ее за порог. Генри наоборот тихо присвистнул, окинув незнакомку оценивающим взглядом. Словно не заметив его пристального внимания, та неторопливо сложила цветастый зонтик, пригладила растрепавшиеся короткие кудряшки и неожиданно низким голосом спросила:
– Кто из вас Чхве Шивон?
Так Шивон познакомился с Реуком.
Реук был далеко не тем, за кого себя выдавал. Под париком оказались короткостриженые волосы, под слоем помады – узкие губы, а под личиной хорошенькой девчонки, к великому сожалению Генри, – парень с характером бронетранспортера, таким же прямолинейным и непрошибаемым.
Реук принес с собой новости, которые еще полгода назад Шивон воспринял бы как приятные. Я ищу Хичоля, сказал Реук. Он пригласил меня в гости, сказал Реук. В баре никого нет, сказал Реук. Телефоны не отвечают, сказал Реук. Хичоль велел обращаться к Чхве Шивону в крайнем случае, сказал Реук. Ему, Реуку, отсутствие Хичоля показалось крайним случаем, но он выждал два дня для верности, прежде чем прийти в участок. Наверняка, что-то случилось.
Наверняка, всему есть рациональное объяснение, – не согласился Шивон и отправился в бар. Под ногами противно хлюпали лужи, свинцовое небо тяжело нависало над головой, а внизу живота неприятно, тянуще ныло, заставляя ускорять шаг. Реук семенил следом, желтые резиновые сапоги на фоне окружающего пейзажа казались неуместно яркими.
Бар встретил их темнотой и тишиной. Обычно в это время он уже начинал работу, но сейчас окна не светились ни в рабочей, ни в жилой части дома, а деревянные, стилизованные под Дикий Запад двери слабо поскрипывали, терзаемые неумолимым ветром. Внутри оказалось сыро и неуютно, будто все тот же вездесущий ветер выдул все тепло. Шивон первым делом потянулся к рубильнику, но лампочки, пару раз мигнув, вспыхнули снопом искр и погасли. В свете фонариков силуэт стойки и столов с торчащими вверх ножками стульев выглядел немного зловеще, однако следов борьбы Шивон не заметил.
Зато в гостиной словно ураган прошел. Разбросанные по полу некрасивыми кляксами вещи, альбомные листы, опрокинутый диван – все это заставило внутренности Шивона в очередной раз скрутиться тугой спиралью. Любимая чашка Хичоля валялась на полу в давно засохшей коричневой луже кофе, а сам Хичоль… Пропал.
Вместе со своей сумасшедшей компанией.
Сейчас, вспоминая свои ощущения от осознания этой новости, Шивон не мог выделить что-то конкретное. Немного удивления, капля тревоги, может быть. Ничего похожего на грусть или обиду. Хичоль всегда был довольно странным, и в рамки его эксцентричной натуры без труда вписывалось внезапное исчезновение без видимых причин. Возможно, он даже уехал насовсем. Шивон тогда позволил себе улыбнуться этой мысли, представить на секунду все плюсы такого поворота. А потом плотно закрыл двери бара, повернул в замке запасной ключ, извлеченный из цветочного горшка над входом, и отправился обратно в участок. Искать Хичоля.
Если подумать, их отношения носили довольно странный характер. Шивон терпел, изредка запуская пальцы в коробку с успокоительным, а Хичоль иногда приходил среди ночи и оставался до утра. Он мог развалиться на шивоновой кровати, не сняв обувь, мог позвонить с его телефона в Бразилию, мог говорить ему что-то по-испански, наплевав на то, что Шивон не знает языка. Хичоль мог задолбать Шивона настолько, что его хваленое самообладание оказывалось бессильно. Хичоль и задалбывал его настолько. Шивон спрятал в самом дальнем ящике стола телефон, номер которого Хичоль умудрился найти, и пользовался только рабочим. К сожалению, Шивон не мог спрятаться от Хичоля сам. Бесконечное давление на мозг, нередкие бессонные ночи. Хичоль мог превратить его жизнь в ад.
А исчезнуть просто так… Нет, не мог.
После его исчезновения Шивон поднял все свои связи, созвонился с людьми, которых никогда в жизни не решился бы беспокоить по пустякам, но единственное, что удалось выяснить, – яркий отчетливый след Хичоля вел в столицу. И там обрывался. Уже в поезде, отправив Генри осведомиться об ужине, Шивон выдохнул, вдохнул и попробовал сам у себя выяснить – почему он вообще согласился на поиски, не имея никакой информации. Внутренний голос и чутье, будто сговорившись, молчали. Реук задумчиво смотрел в окно, провожая взглядом пролетающие и скрывающиеся в сгущавшемся тумане столбы, изредка его глаза оставались закрытыми чуть дольше, чем нужно для того, чтобы моргнуть. Шивон предложил ему поспать и сам откинулся на спинку сидения, точно зная – сон не придет. В голове вертелись пугающие картины – одна мрачнее другой, – а монотонный стук колес напоминал тревожную музыку из старых фильмов. Заснуть под этот звук не представлялось возможным. Вернувшийся Генри оповестил, что с ужином какие-то проблемы, привалился плечом к задремавшему Реуку и тоже закрыл глаза. Шивон остался один на один со своими мыслями. Совершенно безрадостными.
Оказавшись в столице, они первым делом сняли квартирку на окраине и скинули багаж. Шивон предпочел бы с удобством обустроиться в одной из гостиниц, которыми город набит едва ли не под завязку, но Реук настойчиво требовал закрепиться именно на окраинах. Он упрямо молчал на все вопросы и шел вперед с уверенностью ядерной ракеты. Памятуя о том, кто числится у Реука в друзьях, Шивон предпочитал особо не расспрашивать. И ничему не удивляться.
В полиции, куда Шивон, как законопослушный гражданин, направился первым делом, его вежливо и ненавязчиво отшили. Конечно, ему пообещали, что займутся поисками, но по усталому взгляду парня, сидевшего в приемной, чувствовалось, что без особого рвения. Возможно, стоило все-таки положиться на коллег, но ощущение, что помощь нужна и нужна срочно, неприятно скреблось где-то на задворках сознания. Как бирка на одежде, которую отрезали не до конца. Вроде бы и неприятностей не доставляет, и жить можно – но и забыть надолго не получается.
Масла в огонь подлил Реук. Шивон как раз раздумывал, не будет ли все-таки лучше вернуться обратно, когда тот ворвался в их временное жилище, едва не ободрав о порожек нос явно дорогущих ботинок на каблуках. Выглядел он еще бледнее, чем обычно, и, даже не отдышавшись толком, выпалил:
– Все плохо.
– Что плохо? – забеспокоился Генри, торопливо распрощавшись с таинственной «подругой из Китая», с которой разговаривал до этого по телефону.
– Все плохо, – зачем-то повторил Реук, и Шивон, не дожидаясь, пока беседа пойдет по кругу, поспешил вмешаться:
– Начни с начала.
– Когда-то давно мы занимались одним делом в Молдове…
«Не удивляться», – напомнил себе Шивон. С Хичоля и его больных на всю голову друзей сталось бы оказаться не только в Молдове, но и в местах похуже и подальше.
– … и так сложилось, что после этого дела мы условились всегда оставлять в определенном месте знаки.
– Ух ты, – восхитился Генри. – Прямо как тайные агенты.
Реук как-то странно дернул краем рта. Шивон мог его понять: Генри своей любовью к киношной романтике и приключениям довел бы и святого. Хотя эта традиция показалась Шивону странноватой даже для Хичоля.
– Так вот. Я сегодня проверил, никаких знаков там нет.
Возможно, паника оказалась заразительной. Позже, оглядываясь назад, Шивон никак не мог понять, почему вообще счел это существенным аргументом, чтобы продолжить поиски. Но тогда этого хватило, чтобы остаться. Они задержались в столице на день, потом еще на день, а потом и еще на день. Время шло, часы тикали, безжалостно отсчитывая секунды бездействия, но ни зацепок, ни плана действий не было.
Ровно до сегодняшнего дня.
– Есть одно место, – Реук ловко обогнул все еще стоявшего в проходе Шивона, плюхнулся в свободное кресло – то самое, в котором Шивон сидел до его возвращения, – и, аккуратно стянув с головы намокший парик, пристроил его на ручке. Короткий ежик волос, затянутый в сетку, и подведенные глаза вместе смотрелись странно. – Бар. Называется «Гулливер», до отъезда из столицы Хичоль любил там зависать.
Говорят, отчаявшийся хватается даже за соломинку. Бар «Гулливер» в глазах Шивона казался не просто соломинкой – травинкой, но и за нее он уцепился с готовностью человека, которого бурлящим потоком несет к водопаду.
Знать бы только наперед, что, выдернув эту травинку, он не навлечет на себя оползень.
Давненько ночь не выдавалась настолько отвратительной. Ветер за стеной пронзительно, душераздирающе завывал голодным зверем, рвал листву с деревьев, безжалостно гнул ветки к земле, трепал жестяные кругляши дорожных знаков. Те стонали и скрипели в тон, грозя кому-то из автолюбителей утром найти машины с куском железа в лобовом стекле. В такую погоду и самый плохой в мире хозяин постеснялся бы выпустить на улицу даже беспросветно мерзкую псину. Чонун любил такие ночи, пусть и случались они нечасто. Пользуясь буйством стихии, разгонявшей по домам вечно суетящихся людишек, он мог полностью посвящать себя тем, кто действительно в нем нуждался, не волнуясь, что его побеспокоят ради какой-нибудь несущественной ерунды.
Убедившись, что на узких улицах не осталось ни одного прохожего, Чонун проводил взглядом кусок фанеры, пролетевший мимо окна, и задернул шторы. Ветер мог сколько угодно бесноваться и шуметь – не в его силах прорваться сквозь толщу стен. Здесь, в этой комнате, согретой теплым светом желтых ламп и мягким мерцанием искусственного огня в электрическом камине, ничто в мире не смогло бы навредить Чонуну и той, что ждала его буквально в паре шагов. Сердце Чонуна пропустило удар при одной мысли о ней. Он сглотнул царапающийся ком, вставший вдруг в горле, и сделал неуверенный шаг вперед. Она едва повернула голову, реагируя на движение.
Она была не такой, как все. Сколько Чонун видел их? Десятки? Сотни? С поломанными жизнями, исковерканными судьбами. Молодых и старых, больных и здоровых. Бывали и такие, кого небеса берегли от напастей, но и в их глазах Чонун иногда читал отчаянную тоску запертых в золотой клетке.
Он помогал им всем. Давал то, чего они хотели, в чем нуждались больше всего. Обездоленным – возможность урвать кусочек нормальной жизни, скучающим – приключения, встряску, острые ощущения. В конечном итоге, все оставались в выигрыше: они получали желанную dolce vita, он – скромное, но приятное вознаграждение и, бонусом, ощущение значимости своего существования.
Но с ней… Что-то в ней его зацепило сильнее, чем в любой из тех, что он встречал раньше. Что-то в ней казалось таким трогательным, таким настоящим. Он не хотел ее отпускать.
Чонун никогда не испытывал такого смятения. Он сделал неуверенный шаг вперед, представляя, как возьмет ее в руки, как будет, боясь дышать, касаться пальцами нежной кожи, и как она, такая сильная снаружи и такая хрупкая внутри, откроется ему – и боясь поверить, что так все и произойдет.
Но если повезет, если она только позволит, он сможет дать ей куда больше, чем всем остальным.
Она смотрела, как он приближается. Черные глаза затягивали, как затягивает астронома наблюдение за бескрайней пустотой космоса. Ему никогда не было так страшно, как в тот момент, но, взяв себя в руки, он все-таки потянулся за хирургическим пинцетом. Она нуждалась в нем. Он должен справиться.
Чонун осторожно извлек уродующую ее чудесное одеяние пулю, с отвращением отбросил в сторону и мягко, едва касаясь подушечками пальцев, провел по открывшейся ране. Чонун умел обращаться с ранами. Умел заживлять их так искусно, что и шрама не оставалось.
Гладя ее, касаясь ее, Чонун уже все для себя решил.
Он никому ее не отдаст. Со своими прошлыми пациентами, какими бы симпатичными они ему не казались, он расставался легко – так же легко, как находил тех, кто возьмет их под свою опеку, даст им шанс начать все с нуля, – но для нее, столь особенной, столь неповторимой, у него есть специальное предложение. Он подарит ей новую жизнь, сделанную его собственными руками. Он сам спасет ее. Сам исправит все, что натворил ее предыдущий… хозяин. Чонун осторожно приподнял ее хрупкое тело над столом и вгляделся в блестящие, лучащиеся надеждой глаза.
– У тебя будет все, – прошептал он хрипло, успокаивающе поглаживая твердые пластины панциря. – Только позволь. Только доверься мне.
И она явно была не против. В ее глазах светилась мудрость существа древнего, как сам мир, крепкие кожаные лапки предвкушающе подрагивали в воздухе.
Чонун набрал номер, мысленно несколько раз прокрутив диалог. И выдал свое излюбленное «плохие новости», даже не поморщившись. На том конце провода повисла звенящая напряженная тишина. Сколько раз он уже слышал ее? Сколько раз эти, прости Господи, хозяева, не были готовы к таким разговорам.
– Она умерла, – бесстрастно сообщил Чонун. – Мне жаль.
Но ему не было жаль. Она действительно умерла для этих людей, для этого человека, страшного человека, безжалостно подвергшего ее опасности, подставившего ее под пулю. Одна мысль о боли, что она пережила, причиняла Чонуну страдания. Слава Богу, теперь все это осталось в прошлом, вместе с тем, кто ее не ценил. Для того, кто не смог дать ей всего, в чем она нуждалась, ее больше не было. Для Чонуна она так и жила, дышала, чувствовала, ждала от него чего-то большего, чем защиты и крыши надо головой. И он мог ей это дать.
Но не успел.
Когда звякнул колокольчик над входом, Чонун успел только выглянуть из операционной. Успел только сложить резиновые перчатки в пакет. Больше ничего. В затылке отдалось тугой, ослепительной вспышкой боли, мир покачнулся. Он проехался взглядом по накренившемуся столу и рухнул на пол, сильно ударившись головой. В глазах мазнуло, слепая пелена затянула мир.
Чонун попрощался с ней мысленно, послал ей последнюю робкую улыбку и провалился в темноту.
Его игра завершилась, так и не успев начаться.
Чтобы понять, насколько низко ты пал в этой жизни, достаточно просто приглядеться к окружающей среде. Если тебя уже не удивляют отклонения от нормы, значит, все плохо. Реук, подкрашивая губы, улыбнулся Шивону через зеркальце заднего вида и качнул головой – выходим. Шивон поправил пальто и открыл дверцу взятой напрокат машины, выбираясь наружу. Промерзший насквозь город встретил его влажным противным ветром в лицо и россыпью капель. Шивон поднял воротник, поежился и с потаенной надеждой оглянулся на Реука – вдруг сейчас он скажет, что, кажется, знает, где Хичоль, и их нелепая "операция" свернется сама собой. Реук молчал. Он, нахмурившись, разглядывал вход в бар и решительно сжимал в руках аккуратную дамскую сумочку. Шивон давно перестал реагировать на его странный вид. О том, что он познакомился с Реуком совсем недавно, предпочитал не думать. Генри взмахнул брелоком, дождался от машины отзывчивого писка и подмигнул Шивону. Кому-кому, а Генри нравилось абсолютно все, что с ними происходило. Захватывающие приключения, погони, перестрелки – все это жило в его воспаленном мозгу слабо оформленными мечтами и явно мешало не только спать, но и жить спокойно. Шивон чувствовал, что их нелепое путешествие, приключение, если можно так сказать, только началось, но ему уже все порядком осточертело. Ему хотелось залезть в машину, перетянуть грудь ремнем безопасности и умчаться назад, в родной город, забыв обо всем, как о страшном сне. Останавливала только мысль о том, что по возвращении, он не найдет там Хичоля. И дальнейшая жизнь будет наполнена тревогой и назойливыми шепотками совести. Шивон еще не растерял ее, в отличие от того же Хичоля. Поэтому он тяжело вздохнул и поплелся за Реуком, дробно отстукивающим по асфальту каблуками.
Бар "Гулливер" оказался совершенно типичным местом встреч одиноких, не знающих куда податься ночью, бродяг. Шивон настороженно разглядывал спины склонившихся над своими столиками людей и пробирался вперед, к барной стойке, сквозь серый клубящийся дым. Генри озирался по сторонам с таким удовольствием и любопытством, будто Шивон вывел его в солнечный воскресный день на прогулку в зоопарк. Впрочем, местная фауна имела какое-то сходство с жителями вольеров. Шивон криво улыбнулся поднявшему голову бородатому типу и подтолкнул зазевавшегося Генри вперед. Он ненавидел такие места всей своей полицейской душой. В них здорово было приходить с облавой, с выставленным вперед значком сотрудника следственного отдела, но никак не с переодетым в женские шмотки парнем и напарником, падким на авантюры. Ищущий да обрящет, – говорилось в Библии, а Шивон привык ей верить. Если Генри так страстно желал приключений, существовала огромная вероятность их найти.
Бармен-европеец, протиравший стакан засаленной, посеревшей от времени и долгого использования тряпкой, смерил их недружелюбным взглядом из-под кустистых бровей, но ничего не сказал, только кивнул на «три пинты темного», небрежно брошенное Реуком. Генри возмутился было, что не любит темное, но под суровым «светлое здесь еще хуже» затих. Забрав бокалы с мутноватой, неудобоваримой на вид жидкостью, они устроились за одним из прижатых к стене свободных столов. Официантка в этом заведении если и была, то обязанности свои выполняла из рук вон плохо – Шивон брезгливо смахнул на пол крошки, оставшиеся напоминанием о предыдущей трапезе. Столу на пользу это не пошло: темные пятна на рассохшемся дереве стали видны отчетливей, оставалось только надеяться, что это пиво, а не что-нибудь похуже. Впрочем, судя по кислому запаху…
Что-то не вязалось это место с тем, в котором Хичолю, при всех его странностях, понравилось бы, как выразился Реук, «зависать». Его холеный образ никак не вписывался в окружающую обстановку, а пуще того – в местный контингент. Такое количество бандитских рож разных национальностей на квадратный метр Шивон раньше видел только в фильмах. Хичоль среди них выделялся бы не просто как белая ворона, а как пестрый крикливый попугай. Шивон поморщился, отгоняя от себя густое облако дыма, выпущенное соседями прямо ему в лицо, хотел было обернуться, но был остановлен совсем не женственной ладонью Реука.
– Тш-ш, – по-змеиному прошипел тот, возвращая его на место. – Не стоит поднимать шумиху, красавчик.
В этом предложении все было настолько абсурдно, что Шивон даже не знал, с чего начать. Реук переигрывал по всем фронтам.
– Даже не планировал, – закатил глаза Шивон, отпивая из бокала.
И тут же выплевывая отпитое обратно. Ничего отвратительнее он в жизни не пробовал. Падшие женщины, прокуренные залы, толстобрюхие чиновники, нищета и беззаконье – все это казалось не настолько плохим, как разлитое по их бокалам пиво. Шивон брезгливо отодвинул от себя жуткое пойло, точно так же поступил с порцией Генри, который как раз тянулся к ней губами. Покачал головой, честно предупреждая. Желание найти Хичоля возросло до небес: хоть в голове у этого психа и творилось черте что, он никогда не позволял себе налить гостям помои.
– Я предупреждал, – Реук напряженно оглядывал зал, как будто пытался кого-то высмотреть в густом полумраке. Посетители с некоторым интересом косились на него в ответ, но подкатывать пока не рисковали – то ли их отпугивало мрачное лицо Шивона, то ли алкоголь в крови еще не достиг той отметки, после которой даже Восточное море становится по колено. С Реука их масляные взгляды стекали, как вода. Он только каблуком притопывал, а потом так резко поднялся с места и рванул вперед, что Шивон не успел даже толком удивиться, не говоря уже о том, чтобы что-то предпринять. Зато вскочившего было следом Генри он успел поймать за воротник и дернуть обратно.
– Сиди. Наша помощь пока не требуется.
Реук вовсю кокетничал с грозного вида мужиком в черной байкерской куртке, а потом подцепил его под локоть и потащил к покосившейся, такой же грязной, как и все в этом богом забытом месте, двери. Уже у нее он на мгновение обернулся, сделал страшные глаза, а потом покачал головой. Шивон растолковал этот жест как «не вмешивайтесь», но все равно внутренне подобрался. Реук был ниже своего собеседника на полторы головы и меньше примерно в два раза, и вариантов того, что может пойти не так, в голове Шивона роилось предостаточно. Он так и сверлил дверь взглядом, пока Реук не появился из-за нее уже в одиночестве. Тот на ходу одновременно поправлял пышную юбку и пытался пригладить выбившиеся из парика розовые пряди, чем вызвал в народных массах небывалое волнение и ажиотаж. Взгляды стали совсем уж сальными, и у Шивона по спине пробежал холодок. На курсах в полицейской академии его, конечно, учили драться, но вряд ли он в одиночку – Генри в этой ситуации скорее мешал бы, чем помогал, – смог бы положить целый бар.
– Валим, – Реук остановился у их столика только для того, чтобы забрать забытую на нем сумочку. Шивона не потребовалось просить дважды.
Он запихнул под стакан помятые банкноты, с ужасом обнаружив, что кто-то выхлебал все пиво, и уже потом, врываясь в машину, осознал – кто. Отвратительный привкус на языке сложно было спутать с чем-то другим. Реук, принюхавшись, ухмыльнулся настолько сладко, что Шивона едва не вывернуло на потрескавшуюся обивку сидений.
– Волновался?
Если за кого Шивон и волновался, так это за несчастного байкера, но озвучить мысль вслух язык не повернулся. Он молча пристегнулся, стиснув зубы, и резко отчалил от бара. В стекла машины снова настойчиво забарабанил дождь.
– Выяснил что-нибудь? – едва не подпрыгивал от нетерпения Генри на заднем сидении. – А что ты с ним сделал? Нас не посадят? Так выяснил чего-нибудь?
Шивон бросил на него сердитый взгляд, потом на Реука – менее сердитый, заметил, как тот промакивает кровь на сбитых костяшках кипенно-белым платком, и не решился присоединяться к расспросам. Реук ответил сам, позже, когда они зашли в квартиру и плотно закрыли дверь. Он задернул занавески, проверил туалет и ванную, подергал цепочку на двери, и устало рухнул на кровать.
– ДжиДи, – пробормотал, прикрыв глаза, – надо ехать к ДжиДи. Ответы могут быть там.
Шивон понятия не имел, кто такой или такая ДжиДи, но по тону Реука (недовольному и сожалеющему) понял, что барные похождения были еще цветочками. Впрочем, выхода у них не было. ДжиДи, так ДжиДи.
Репутация – странная штука. Тебе совсем не обязательно хоть как-то над ней работать, потому что все с радостью сделают окружающие. Составят мнение, поглядев на тебя пять секунд, обсудят это мнение со знакомыми, выдав за нерушимую истину, разнесут по округе, как крысы – чуму. Даже просить ни о чем не надо. Все сделают за тебя. А тебе останется только ходить по городу и пожинать плоды. Горькие, давно сгнившие плоды.
"Бандит", "отвратительный", "отбитый мерзавец" – вот какой была репутация Енуна. Его личное дело в голове у каждого "нормального" жителя города буквально пухло от сомнительных фактов. Избил женщину в баре, водил машину пьяным, уклонялся от армии, налогов, алиментов (хотя у него и жены-то никогда не было). Воровал, грабил, терроризировал – все это Енун. Оскорбил душку-певца из известной группы – Енун. Нахамил даме в магазине – Енун. Закинул котенка на дерево – Енун. Огромный "послужной" список волочился за ним грязным крокодильим хвостом и не желал таять, только рос. Поэтому когда пропал Чонун, ни у кого и вопроса не возникло. Весь город превратился в гениальных Пуаро, мудрых Марпл и проницательных Холмсов, тут же вычислив убийцу. О том, что тела Чонуна не нашли, речи не шло. Енун – убийца, грязное беспринципное животное, уничтожившее собственного друга. Единственного.
Енун аккуратно вытер ноги о коврик, заходя в дом. Стянул с головы промокший насквозь капюшон и тяжело вздохнул. "Репутация" – вот какое слово он ненавидел больше всего. А еще: "стереотипы". На него из зеркала в прихожей смотрел плечистый крепкий здоровяк с синяками под глазами. А еще на него из зеркала смотрела жертва сплетен. Енун выбрался из ботинок, оставив их под вешалкой, снял куртку, развесив ее широким шатром, чтобы просохла. Клетчатая жилетка вымокла на плечах и спине, тоже пришлось снять. Отогреться помог бы душ, изнутри – горячий чай, грязь со штанин легко уберет порошок. А вот пятно с репутации не смоет никакое мыло, потому что вся его репутация – огромное грязное пятно. Надо валить из мерзкого городишки. Тем более здесь его уже ничего не держало. Раньше держал Чонун. Во что ты ввязался, глупый черепаховед?
И что теперь с этим делать?
Сегодняшняя прогулка по городу оставила на душе неприятный осадок и смутные опасения. Камнями в него пока не кидали… Пока. Пожар людского недовольства мог вспыхнуть легко, в любой момент – хватило бы одной искры, и Енун не знал, что может стать этой искрой. Возможно, уже сейчас озверевшая толпа с факелами движется к его дому. Хотя факелы это, конечно, средневековье и варварство, но кто знает, до чего дойдут люди в своем безумии. С тех пор, как шериф исчез из города, все покатилось к чертям, и самосуд уже не казался пережитком прошлого.
Он достал из кармана футляр с очками, осторожно протер их тряпочкой и, надев, выглянул в окно, почти ожидая увидеть отблеск пламени на грязных стенах, но улица пока оставалась пуста, тиха и безлюдна. Вдалеке горел одинокий фонарь, второй разбили еще две недели назад и никто не торопился его чинить. Отбросам, живущим в округе, и так сойдет.
Может быть, стоило поселиться в более престижном районе, но арендодатели из престижных районов не хотели иметь с ним дела. Слава бежала впереди Енуна моровым поветрием.
Енун задернул штору и окинул взглядом единственную крошечную комнату, вспомнил, сколько сил он убил на то, чтобы привести ее в порядок, создать хотя бы подобие комфорта. До него здесь жила сумасшедшая старуха с десятком кошек, изодравшим обои и старый паркет на полу и оставившим после себя ни с чем несравнимый аромат мочи и старости. Он, памятуя о том, что разруха всегда в первую очередь поселяется в голове, выскреб и отмыл эту квартиру, покрасил стены, постелил линолеум, купил новую мебель, оставив только крепкий книжный шкаф работы известного мастера, занимавший почти полностью одну из стен. И что ему, спрашивается, теперь делать с полным собранием трудов Канта? Не тащить же их с собой.
Может быть, в другой ситуации он бы и потащил, раньше с этим не было проблем. Однако сейчас интуиция подсказывала, что валить надо как можно скорее и как можно дальше, желательно налегке. Хотя, наверное, хотя бы парочку изданий, самых редких и ценных, можно и прихватить…
Старомодный чемодан, отделанный под крокодиловую кожу и бережно хранимый Енуном как подарок от давно покойной бабушки, ждал своего часа под кроватью. Вообще-то, он собирался ехать с ним в отпуск, куда-нибудь в Великобританию, любоваться творчеством прерафаэлитов в Манчестерской художественной галерее или, может быть, даже в далекую Россию, чтобы посетить дом Канта, но, видимо, не судьба. Все деньги, бережно отложенные на отдых, придется потратить на то, чтобы обосноваться в новом месте.
Желательно, где-нибудь подальше отсюда.
Он потер уставшие глаза и, раскрыв чемодан, принялся кидать в него вещи. Вдалеке рокотало – то ли гром, то ли взбеленившаяся толпа. Енун не хотел проверять. Он выгреб из тайника всю имевшуюся наличность и, наученный горьким опытом, запихнул себе под пятку. Окинул последним взглядом дом, в которой вложил столько труда, и, повернувшись к нему спиной, тихо закрыл за собой дверь.
Впереди ждала неизвестность, и, поудобнее перехватив ручку чемодана, Енун направился к ней. Когда выбора не было, оставалось только делать вид, что ты сам решил шагнуть в пропасть.
Ор стоял такой, что проснулся бы даже мертвец.
Шивон, страдающий после вчерашнего пива от головной боли, мало чем отличался от свежего трупа, и каждый радостный возглас разносился эхом в глубине его черепной коробки. Глаза он разлепил неохотно, и тут же об этом пожалел – сочившийся в окна дневной свет, серый и тусклый, ударил по ним фарами выехавшего из темного тоннеля поезда. Того самого тоннеля, на сияние в конце которого лучше не идти.
Орал Генри – голос напарника он узнал бы даже посреди беснующейся толпы футбольных фанатов, радующихся забитому голу. Орал самозабвенно и нечленораздельно, и Шивон понял, что если и встанет сегодня с кровати, то только с одной целью – чтобы запихать ему кляп в незакрывающийся рот. Похмелье плохо влияло на его христианские ценности, и с всепрощением сегодня явно не заладилось. Разрядить в безумца всю обойму нецензурной брани Шивону мешал только Реук, не поднимающий голоса, но выглядящий так же взволнованно, как и гиперактивный Генри. Шивон встретился с ним взглядом и приподнял бровь, требуя объяснений.
– Мы взломали почту Хичоля, – сообщил Реук, хмуря тонкие брови. – С ней что-то не так.
Почту они безуспешно пытались взломать с первого же дня, поэтому Шивон счел причину стоящей для воплей и даже заставил себя подняться, с трудом удерживая разваливающуюся голову на напряженном стержне шеи.
– Я взломал! – похвастался Генри, тут же сдувшись под хитрым взглядом Реука, и исправился: – Хен помогал.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять истинную расстановку: Реук терпеливо перебирал комбинации одну за другой, а Генри топтался вокруг, задавая глупые вопросы. Шивон хмыкнул настолько выразительно, насколько позволяла больная голова, и кивнул, принимая объяснение. Почта – это хорошо. Возможно, теперь им не придется ураганом носится по всему городу в поисках едва различимых следов Хичоля. Возможно, сейчас они узнают, где он, и дело подойдёт к концу. Только вряд ли в таком случае Реук хмурил бы брови. И говорил "с ней что-то не так". Вряд ли он вообще стоял бы рядом с Генри, ожидая, пока Шивон соизволит глянуть на монитор. Скорее всего, он бы давно уже несся в нужном направлении, теряя туфли. Шивон не знал, что на самом деле связывало Реука и Хичоля, поэтому слабый укол ревности ввел его в легкий ступор – кого он ревновал и к кому?
Не желая разбираться еще и в этом, он подошел ближе, уделяя внимание открытой странице. Получалось плохо: экран для слезящихся глаз Шивона казался слишком белым, а буквы – слишком черными, от чего на них никак не получалось сосредоточиться. Чем, черт бы их всех побрал, они разбавляли в пиво в этом отвратительном баре, чтобы добиться такого потрясающего эффекта на утро? Ракетным топливом?
– Все сообщения от Хичоля удалены, – пояснил Реук, когда молчание слишком затянулось. – А то, что осталось… Я не знаю, что это все значит, но, кажется, все куда как хуже, чем просто плохо. Сядь.
Указание пришлось как нельзя кстати. Шивон грузно опустился в кресло не столько из страха перед новостями, сколько из-за того, что стоять с каждой секундой казалось все более непосильной задачей. Он прикрыл глаза и приготовился слушать, но услышал только удаляющиеся шаги и грохот посуды в крошечном, ободранном закутке, носившем гордое название кухни. Потом зашумела вода, застучал нож по доске, коротко взвыл блендер – надо же, Шивон даже не знал, что он тут есть, – а потом он, кажется… Нет, не задремал, провалился в полубредовое состояние, в котором казалось, что он слышит далекий голос, похожий на голос Хичоля. Голос что-то говорил, тон был привычным, одновременно назидательным, упрекающим и полным осознания собственного превосходства. Кажется, он отчитывал Шивона за то, что тот спит, вместо того, чтобы предпринимать какие-то действия по его спасению. А потом на его плечо опустилась тяжелая рука, и Шивон, вздрогнув, проснулся. Реук нависал над ним с кружкой, которая тут же перекочевала к Шивону, стоило ему открыть глаза.
– Пей.
Болотного цвета жидкость не вызывала доверия, и пахла отвратительно – принюхавшись, Шивон едва не расстался с содержимым желудка прямо на месте. Вряд ли он решился бы залить в себя мерзкое пойло, если бы не Реук, одной рукой зажавший ему нос, а второй подтолкнувший кружку в нужном направлении. Пойло оказалось безвкусным, а эффект от него – превосходящим все ожидания. Шивона будто в одно мгновение разобрало на составляющие и собрало снова, но уже в правильном порядке. Он судорожно вдохнул и выдал странный, похожий на рев раненого быка, звук.
– Лучше? – сияя, уточнил Генри, отбирая кружку.
Шивон хрипло выдохнул, помотал головой, покачал ей, и, так и не определившись, решил сменить тему:
– Что с письмами?
– Ставлю на то, что этот Топ, с которым он переписывался, рабовладелец, – поспешно оттарабанил Генри, пока все внимание было приковано к нему. – Смотри.
Мелкие черные буквы сплетались в слова, слова – в предложения, но смысл этих предложений ускользал.
«Четыре по два, – читал Шивон, прозревшими после загадочного пойла глазами. – Два маленьких, шесть средних».
«Всех посмотреть хочешь?» – читал Шивон.
«Бери, кого дают, не выделывайся».
Из-за отсутствия ответных сообщений предложения казались угрожающими и странными. О чем они – можно было только догадываться. Кого всех? Шивон вдруг представил детей, подростков, в истерзанных временем одеждах, загнанно озирающихся по сторонам. Нет, Хичоль не мог влезть в это дерьмо. Он был придурком, себе на уме, но ни разу не позволил усомниться в собственной законопослушности. Шивон встряхнул приходящей в себя головой и, осторожно подбирая слова, уточнил:
– О чем это?
Не то чтобы он на самом деле ожидал услышать разъяснения. Это было бы слишком просто.
– А ты как думаешь? – неожиданно рявкнул Реук.
Генри заулыбался изо всех сил, что означало крайнюю степень растерянности, Шивон же только вяло вздрогнул и приподнял бровь.
– Старинная методика, – пояснил вернувшийся в задумчивое состояние Реук, – помогает быстро найти ответ. Не сработала.
– Методики у тебя... Да и у Хичоля тоже. Где вас только учили такому?
Реук в ответ пожал плечами, явно не желая распространяться о прошлом – и своем, и Хичоля. У Генри зазвонил телефон, и он умчался в кухню, радостно балаболя на китайском – видимо, звонила его загадочная подруга. Шивон когда-то давно изучал этот язык, но его познания не успевали за той скоростью, с которой слова вылетали у напарника изо рта. Реук невидящим взглядом сверлил экран компьютера, расследование, едва успев возобновиться, снова медленно, но верно заходило в тупик. Хотелось вылезти в окно и немного поорать, а еще есть. Живот охотно забурлил на мысль о еде, но предложить пойти позавтракать Шивон не успел – вернулся Генри, еще более сияющий, чем прежде, если такое вообще было возможно.
– Эмбер говорит, надо поискать в сети по почтовому адресу.
Шивон не стал спрашивать, кто такая Эмбер и почему Генри рассказывает ей о их проблемах, не задавай ненужные вопросы – не получишь ненужных ответов. Но Топ должен был быть полным идиотом, чтобы засветить свой почтовый адрес в сети. Он честно собирался сказать все, что думает о дилетантах с их дилетантскими идеями, но Генри уже бодро отстучал по клавишам и, довольный, развернул ноутбук экраном к ним. Первая же ссылка в выдаче вела на лаконичный сайт, слепивший глаза расцветкой. Всю страницу занимала набранная огромными буквами надпись: «Лучшие – для лучших. Заполни форму прямо сейчас, и мы перезвоним в течение пятнадцати минут».
Все это выглядело уже не просто подозрительным, а очень подозрительным. Шивон тяжело вздохнул, отобрал у Генри ноутбук и принялся составлять заявку.
Первая пуля робко стукнулась в стекло. В пуленепробиваемое, жаропрочное стекло. Кюхен продемонстрировал в густую ночную темноту красивый средний палец и включил громкоговоритель:
– Я уже вызвал полицию, идиоты. А на чердаке у меня живет мой старый друг – пулемет. Как думаете, за сколько секунд я до него дойду?
В ответ стекло снова звонко тренькнуло. Кюхен, как и любой другой представитель врачебного общества, отличался огромным скептицизмом и хладнокровием, а потому даже не вздрогнул, сохраняя на лице легкую улыбку и налет безмятежности. Он неторопливо поднялся по ступеням на чердак, хрипло напевая в громкоговоритель последнюю услышанную по радио мелодию, ногой отодвинул стоящее у окна кресло и попытался снова.
– Вы еще здесь, слабоумные? Мой друг рад меня видеть и готов работать в паре!
Он отщелкал пальцами несколько тумблеров на небольшой приборной панели, встроенной в стену. Аккуратно подстриженная лужайка перед домом озарилась светом прожекторов, выхватив, как на ладони, несколько черных густых теней с автоматами. Каждый раз одно и то же. Лезут, как тараканы из всех щелей, считают себя самыми умными и крутыми, а Кюхену потом приплачивать другим тараканам, чтобы трупов на лужайке не валялось. Самодовольные дегенераты.
Попытки извести его люди в черных костюмах предпринимали с упорством, достойным куда более практичного применения. Они бы лучше так учебники по аэродинамике штудировали, глядишь, человечество уже покорило бы космос, и он, Кюхен, свалил бы на какую-нибудь далекую-далекую планету, где установил бы продвинутые системы ПРО и куда пускал бы только по особому приглашению. Где ситуация, в которой какие-то недоумки мешают ему насладиться вечерним бокалом вина и славной, доброй книгой по практической патологоанатомии, не была бы возможна в принципе.
Что-то глухо бухнуло, пол под ногами вздрогнул – кажется, в ход пошла тяжелая артиллерия. Нет, если эти ублюдки угробили его детку, мирно стоящую в гараже, то он сейчас выйдет и голыми руками их поубивает. Изничтожит. Пустит на практические пособия. Кюхен выглянул в окно. Вдалеке полыхало зарево, горел не гараж, а давно уже пустующий соседний дом.
Не только безмозглые, но еще и кривые.
А, главное, вот что они собираются делать без первоклассного доктора? Кто будет штопать раны от пулевых ранений, накладывать шины на сломанные конечности, обрабатывать синяки, осматривать трупы, в конце концов? Людей его профессии надо беречь. Холить надо. Лелеять. Всячески ублажать, носить коньяк и подарки.
А не лезть на них с оружием.
Ну не дебилы?
– Я считаю до трех, – он всегда предупреждал их, давал шанс уйти. В конце концов, он же врач, он клятву приносил. Но никто его не слушал. Никто. А значит, все происходящее далее – лежало вне зоны его ответственности. Сами напросились.
– Итак, – Кюхен демонстративно выставил в окно три растопыренных пальца. – На счет три. Три!
Пулемет завелся, задорно застрекотал, вынуждая Кюхена приплясывать в такт. Снаряды, один за другим, вылетали из дула, с пулеметной – хаха! – скоростью. Блестели в свете прожекторов, гулко вонзались в матовые гангстерские бронежилеты, в костюмы, в открытую кожу, порождая крохотные бордовые всплески. Красота. Если бы Кюхен снимался в фильме, этот момент наверняка бы замедлили для достижения максимального эффекта. Тени суетливо носились туда-сюда, пытаясь увернуться, но за плечами у Кюхена был не только один из лучших медицинских университетов, но и стрелковая школа, да и палить по движущимся объектам раза в три интереснее. Он почти нежно мазнул по стволу пулемета пальцами, убедился в своих догадках и отпустил курок. Пулемет смолк, тени на лужайке замедлились.
– Еще партийку? – предложил Кюхен в громкоговоритель, но ему никто не ответил.
Он с сожалением осмотрел сложенные у стены стопки коробок с пластиковыми пульками, раздавил одну в пальцах на пробу, полюбовался прекрасным оттенком красной краски, и грустно вздохнул. Это была слишком быстрая игра.
Утешало только одно – следующей ночью они снова вернутся.
Учиться на ошибках эти люди не умели.
– Говорить буду я.
С тем же успехом Шивон мог общаться со стеной. Генри глазел в залитое потоками дождя окно, на проплывающие мимо размытые улицы, наполненные разноцветными пятнами, спешащими по своим делам. Город не спал, хотя ночь давно уже вступила в свои права, и сейчас, раскрашенный фонарями и яркими неоновыми вывесками, казался даже наряднее, чем серым днем.
Не удивительно, что Топ назначил встречу в такое время, когда там, где работал и жил Шивон, приличные люди уже спали. В столичном темпе жизни он ощущал себя деревенщиной, бесконечно устаревшим артефактом прошлого, затеявшим дело, которое ему не по зубам.
Шивон гнал от себя эти мысли. Деревенщина или нет, но однажды взявшись за что-то, он уже не уступал.
Занявший переднее пассажирское сиденье Реук подпиливал и без того безупречные ногти. Сегодня он выбрал нежно-голубое платье, похожее на короткий ханбок. Рядом с его ногой стоял сложенный кружевной зонтик, который скорее подошел бы для защиты от солнца, чем от дождя. Подкрашенные розовым блеском тонкие губы то и дело поджимались, или кривились в непонятной гримасе. Судя по всему, их склонный к переодеваниям товарищ нервничал.
Шивон тоже нервничал: они тащились не пойми куда, ночью, вооруженные исключительно шляпными булавками – пусть и довольно внушительными с виду, – и, случись что, никто не станет их искать, а если и станет, то вряд ли найдет. Закончить жизнь неопознанным телом в пластиковом мешке Шивону не улыбалось, как не улыбалась и погода, и Реук, и даже Генри, подозрительно притихший на своем месте. В этом городе в принципе сложно было представить улыбку. Простую, человеческую, больше подходящую солнечному дню в какой-нибудь деревенской глуши, а не вот этому вот городишке.
Они остановились возле типичной темной подворотни, Шивон заглушил мотор, еще раз сверился с координатами, ошибки быть не могло. Из люка в подворотне поднимался молочно-белый дым, лишь слегка разбавленный дождем. Именно в таких дымных облаках и пропадали герои детективных фильмов, которые иногда от нечего делать смотрел Шивон. В этих облаках предстоит пропасть и им. Он выбрался наружу, с сожалением бросив последний взгляд на теплое нутро машины, зябко поежился, поднял воротник пальто. Реук бегло осмотрелся и коротко мотнул головой. Как бы Шивону ни хотелось если не остановить, то хотя бы растянуть момент погружения, время не терпело проволочек и гнало их вперед. Богатая и далеко не оптимистичная фантазия снова подкинула болезненное видение Хичоля, привязанного к стулу. Опыт просмотра все тех же сериалов любезно дополнил картинку цепью, удерживающей этот стул над чаном с кислотой. Выходило так себе зрелище. Шивон поежился снова и шагнул за Реуком, врезаясь в дым всем собой. Генри, опасливо озираясь, следовал за ним. Такой нелепой процессией они растянулись по переулку, проверяя каждый шаг и оглядываясь друг на друга, пока не достигли пункта назначения – железной двери, забранной толстыми металлическими скобами. Крупные болты на ней отражали свет, рассыпаемый тусклым фонарем, а от смотрового окошка, наглухо закрытого стальным листом, буквально разило опасностью. Шивон, чуть помедлив, ударил по нему костяшками пальцев.
Металл поглотил звук, стук осыпался с него каплями дождя, и на мгновение показалось, что так и стоять им перед этой дверью, не получив ответы на вопросы, но, спустя несколько ударов сердца, окошко распахнулось. Из глубин дома на них уставились нечеловеческие черные глаза.
– Пароль? – потребовал низкий, гулкий голос, и Шивон почувствовал, что еще немного – и он просто сядет на мокрый асфальт, прямо на задницу, и завоет волком. Ни о каком пароле они, естественно, не договаривались. Реук оттеснил его от двери – видимо, в машине он не расслышал, что говорить будет Шивон, – и, вперившись в глаза говорящему ответным взглядом, прошипел:
– Я сейчас тебе гляделки твои выцарапаю, ублюдок, открывай немедленно.
Шивон бы после такого точно не открыл, но за дверью завозились. Минут через пять жуткой какофонии из звона цепочек и засовов, дверь со скрипом отворилась. Вспышка молнии, долбанувшей прямо в громоотвод на крыше, выхватила черную фигуру, показавшуюся огромной.
– Заходите скорее, – прогудела фигура и посторонилась, пропуская их в неожиданно уютную, просторную прихожую. – Погода ужасная, так и простыть недолго. И, прошу вас, переобуйтесь.
Встречающий их человек вежливо указал на ящик, доверху наполненный розовыми одноразовыми тапочками, запаянными в пластиковую упаковку. Рядом, на тумбочке, лежала высокая стопка подогретых махровых полотенец. Уровень сервиса впечатлял, но предположить, что ждет впереди, по прежнему не получалось.
– Они у меня очень чувствительные, и я не хочу причинять им вред, – не очень понятно пояснил человек, а потом протянул Шивону руку. – Меня зовут Чхве Сынхен, но вы можете звать меня ТиОуПи. Потому что я – абсолютный топ в своей сфере.
Разобрать, насколько серьезно говорил этот Сынхен, у Шивона не получилось, зато получилось его разглядеть. Зрение не подвело Шивона и первое впечатление оказалось верным – Сынхен был высок и широкоплеч. Эпатажная стрижка привлекла Шивоново внимание особенно сильно – высветленные волосы, красиво зачесанные вверх придавали Сынхену вид лихой и странноватый, напоминающий то ли о мороженом, то ли о взбитых сливках, но при этом целиком образ Сынхена, включающий очевидно дорогой костюм в полоску, выглядел как откровенно мафиозный. На короткий миг Шивону почудилась крепкая хватка застывающего бетона на щиколотках, но стоило Сынхену заговорить, ассоциация испарилась. Потому что говорил Сынхен тихо и вкрадчиво, спокойно, как говорят психоаналитики и врачи, сообщающие о безнадежности случая.
– Вы пришли за чем-то конкретным или просто по велению души?
– Второе, – коротко бросил Реук, выступив из-за Шивона и сложив руки на груди. – И наши души страстно жаждут узнать, как ты связан с Ким Хичолем.
– Сразу неформально, – улыбка у Сынхена получилась легкая, с небольшой примесью иронии. – Хороший подход. Может, все-таки осмотритесь? Редко кто уходит отсюда с пустыми руками. Каждому не хватает дома чего-то… уютного.
Шивон снова представил истощенных, жмущихся друг к другу детей, по позвоночнику словно провели холодной рукой. Сынхен не выглядел тем, за кого они его приняли, но мог им являться. Как представитель закона, пусть и не имеющий веса в этом конкретном городе, Шивон был обязан разобраться в положении дел и заявить куда следует. Пользуясь заинтересованностью Сынхена в беседе с Реуком, – весьма односторонней и сухой беседе, – Шивон отступил на шаг, еще на один и, взглядом позвав за собой заскучавшего Генри, углубился в отходящий от прихожей коридор. Ни в первой, ни во второй комнате, они не встретили ни одного ребенка или подростка. Все помещения были заставлены изящно подчеркнутыми светом стульями, креслами, диванами, по углам на подиумах возвышались элегантные комоды и секретеры на тонких витых ножках. Пока все это больше напоминало дорогой мебельный салон. Пока Шивон пристальным взглядом осматривал последнюю комнату на предмет улик или логических провалов, Генри уселся на черно-белый диван у стены, попрыгал, оценивая мягкость, погладил подлокотники и вынес вердикт:
– Тоже такой хочу.
Шивон только рассеянно хмыкнул на это заявление, а вот Сынхен, появившийся в дверях, охотно отозвался:
– Прекрасный выбор. Красное дерево, обтянутое кожей, лак, бриллианты. Двести тысяч долларов и он твой, малыш.
«Малыш» подавился вздохом, проглотил улыбку и осторожно поднялся, отступая подальше.
Сынхен подарил ему самую яркую из возможных улыбок.
– Что на счет Хичоля? – Шивон не очень любил перебивать людей или вмешиваться в чужие диалоги, но необходимость избавить Генри от неловкой ситуации и перетянуть внимание на себя была довольно очевидна.
Сынхен безразлично пожал плечами:
– Хичоль отказался.
– От чего?
– От дивана. Но заинтересовался вот этим.
Шивон был практически уверен, что этот странный тип, от которого веяло угрозой, в следующую секунду жестом фокусника извлечет откуда-нибудь пистолет, но не был готов к демонстрации очередного предмета мебели.
– «Хилл Хаус», тысяча девятьсот второго года. Прямая линия, прямой угол, высокая спинка, специально для шляп. Дизайнер превзошел сам себя.
– Хичоль покупал стул? – нетерпеливо перебил его Реук, очевидно не сумевший вытянуть из Сынхена ничего кроме пустых улыбок.
– Не этот, – мотнул головой Сынхен. – Этот он только смотрел.
На его лице появилась непередаваемая смесь презрения и восхищения, на дне глаз сверкнуло злостью и буря эмоций тут же стихла, впитавшись в очередную ухмылку.
– Некоторые люди не могут оценить изящных линий и гонятся за топорными формами, пустышками, не способными скрасить досуг. Некоторые люди готовы отказаться от прекрасной гейши, предпочтя потасканную посудомойку. Некоторые…
Шивон отключил слух, придя к выводу: Сынхен никак не связан с незаконной торговлей людьми. Сынхен псих, помешанный на стульях. Встретившись с Реуком взглядом, он кивнул на выход.
Пока они плелись к машине сквозь все тот же противный и пугающий белый дым, Генри не переставал потрясенно повторять озвученную Сынхеном цену. Шивон растерянно вглядывался в визитку, в последний момент всунутую в его ладонь, Реук скользил безучастным взглядом по стенам. Каждый занимался своим делом, но все знали – поездка оказалась напрасной тратой времени.
Тяжелые капли дождя падали на крышу старого кадиллака, бежали вниз по крутым бокам, на которых уже давно облупилась краска. В салоне пахло кожей и сыростью, гудели дворники, смахивая воду с лобового стекла, приглушенно играла музыка из кассетного плеера. Донхэ купил эту машину лет десять назад, когда только-только выбился в люди, и даже тогда она давно уже не была новой. Но он любил ее так же сильно, как всегда любил сидящего рядом Хекдже.
Хекдже дремал, смешно приоткрыв рот, пока они пробирались по улицам, откуда дождь разогнал всех прохожих. Обычно они встречались уже за пределами города, вдалеке от любопытных глаз и чутких ушей, но в такие дни Донхэ подбирал его за пару кварталов от дома и увозил подальше, чтобы хоть ненадолго вырваться из плена угрюмых зданий, черных от скапливавшейся на них веками пыли и грязи.
Колеса шуршали по разбитому асфальту, и мысли, частично занятые дорогой, текли спокойно и плавно. Когда город, наконец, скрылся из виду, Донхэ съехал на обочину, машина затряслась на ухабах, и Хекдже недовольно завозился во сне. Вскоре впереди показалась река. Досыта напоенная непрекращающимся дождем, она несла свои темные воды куда-то к морю, туда, где светит солнце и загорелые люди улыбаются и ходят, широко расправив плечи, а не привычно сутулятся, стараясь побыстрее проскочить очередную подворотню. Донхэ на минуту позволил себе представить, как они с Хекдже тянут яркие коктейли на пляже, но тут же тряхнул головой, отгоняя бессмысленные, несбыточные мечты. Он слишком завяз в липких, паучьих сетях этого места и, кажется, даже уехав, увез бы его с собой.
Мост нависал над рекой, перекинувшись от одного берега к другому, под ним оставалась узкая полоска земли, которой едва-едва хватило, чтобы втиснуть кадиллак. Донхэ заглушил мотор и потряс Хекдже за плечо.
– Приехали.
Он первым выбрался наружу, достал из багажника два широких клетчатых пледа. Здесь дождь не мог их достать, но Донхэ все равно зябко ежился от холода. Он кинул один плед Хекдже, устроившемуся на капоте, и забрался к нему. Тот молча передал уже раскуренную сигарету, и Донхэ так же молча затянулся. Выпущенный им дым подхватил и унес к воде ветер.
Тишину нарушал только плеск накатывающих на берег волн и стук капель.
Донхэ всегда нравилось вот так вот молчать о своем вместе с Хекдже, он упивался этими редкими мгновениями с куда большим удовольствием, чем горькой сигаретой. Если бы ему пришлось описывать рай, он описал бы его именно так.
Жаль только, что от этого рая до ада было подать рукой.
– Я вывез своих, – Хекдже затушил сигарету о капот и равнодушно откинул в сторону. – Купил им билеты на поезд до столицы, вчера уехали. Нуна с детьми поживет пока у подруги, родители снимут квартиру, им хватит на первое время. Наверное, я скоро тоже уеду, после того, как исчез шериф, тут стало невозможно жить.
«Скоро уеду». Под ребрами неприятно кольнуло от этих слов. Донхэ и сам прекрасно понимал, что Хекдже, его славному, бесхитростному Хекки, не место в этом поганом городе, но от мыслей о разлуке неприятно заныло под ложечкой. Он был единственным светом в кромешной тьме его жизни, если он уедет, то дальше придется брести в потемках.
Впрочем, если это будет означать, что где-то в большом мире Хекдже счастлив и в безопасности, Донхэ сможет потерпеть.
– Я бы остался, – Хекдже откинулся назад, оперся на лобовое стекло. Его голос звучал не очень уверенно. – Но они не смогут там без меня, понимаешь? А здесь нам не дадут жить. Люди… говорят разное. И верят слухам.
Хекдже не верил, а зря. Наверное, ему и правда будет лучше уехать. Или так будет лучше Донхэ? Он хотел бы остаться в его глазах тем, кем был когда-то, когда они только встретились. А не тем, кем стал теперь.
– Грядет буря, – говорил Хекдже явно не о прогнозе погоды. – Я это чувствую. И я не хочу здесь быть, когда она грянет, понимаешь?
Донхэ понимал. Понимал по-другому, чувствовал немного иначе, потому что когда буря приходит, есть люди, которые оказываются к ней ближе всего. Кого-то она лишь задевает крылом, кого-то разрывает на куски. Донхэ уже практически чувствовал ее ледяное дыхание и размашистые движения. И лучше бы Хекдже был тем, кому достанется легкое прикосновение выпавших перьев.
– Никогда не думал, – вздохнул Хекдже, бросив на него мимолетный взгляд, – что смогу размышлять обо всем этом всерьез. Ну, знаешь, выйти на крыльцо с ружьем и защищать тех, кто у тебя за спиной. Все время казалось, что это откуда-то из телевизора. Но, оказывается, даже обычный трудолюбивый плотник иногда сжимает свои инструменты по-другому, когда хочет кого-то защитить.
Донхэ не обычный трудолюбивый плотник, но он хотел защитить тоже. Хекдже говорил, говорил, прерываясь на затяжку, а у него в голове мысли медленно уходили в другую сторону, не к светлому будущему, а к темному, пугающему. Если Хекдже медленно выезжал из тоннеля по ровной дороге, то Донхэ вело только сбоящее чутье, по лютому бездорожью. Их, в принципе, впереди ждали разные пути. Не то чтобы Донхэ не мог предугадать такое развитие событий, но и свернуть, вовремя остановиться он не мог. Еще тогда, когда приехал в город без гроша в кармане, с легкой дорожной сумкой, он уже догадывался, что ничего не будет просто и светло. И когда встретил Хекдже, не поменял свое мнение. Потому что было предчувствие. Оно не покидало его никогда. Ни дома, ни в грязных номерах отелей, ни перед закрытыми дверьми, которые в идеальном мире никогда бы и не открылись. Предчувствие разделило с ним кров и еду, стало семьей, неотрывно следовало по пятам. Он уже тогда, в самом начале, точно знал, что никаких хэппи эндов не будет. Не у него так точно. Вот у Хекдже… У Хекдже может быть. Такие светлые и чистые люди просто обязаны выбираться к свету. Ведь в каждом из них есть частичка солнца, а солнце бережет своих детей.
Донхэ резко вынырнул из омута мыслей, когда Хекдже накрыл его ладонь своей. Попросил тихо:
– Поехали со мной?
И где-то в параллельной вселенной, где у Донхэ был выбор. Он ответил:
– Поехали.
В этой вселенной вместо ответа наступила тяжелая, с каждой секундой сгущающаяся все больше, тишина. Они не поедут вместе. Они не переедут в другой город, не снимут уютную квартирку на двоих. Донхэ не найдет работу, не будет приходить домой по вечерам уставший, но чистый. Они не будут гулять по выходным. Не будут пить кофе утром, надеясь поймать рассвет. Не будут выезжать на природу и ходить по магазинам. Донхэ никогда не скажет того, что всегда так отчаянно хотелось сказать. Хекдже никогда этого не узнает.
Хекдже уедет завтра, следом за родными. И никогда не вернется. Но даже об этом они молчали.
Донхэ вздохнул тихо, не желая тревожить еще сильнее, улыбнулся мягко и очень тепло, пытаясь объяснить все так. Объяснить, извиниться. Попрощаться. Он никогда не умел правильно и красиво подбирать слова.
– Я рад, что у меня есть ты, – улыбнулся в ответ Хекдже и шутливо толкнул плечом его плечо. – Ни за что не променял бы эту жизнь на другую.
«Я рад, что мы дружили» – перевел Донхэ мысленно.
– Мне нравится это место, – Хекдже вдохнул полной грудью и откинулся назад, заваливаясь на лобовое стекло кадиллака.
Получилось: «здорово было сидеть здесь с тобой».
– Надо приезжать почаще.
«Я буду скучать».
Донхэ улыбнулся широко, совершенно по-дурацки, как умел улыбаться только своему лучшему другу, и улегся рядом. Серые облака продолжали изливаться на землю, градом летели пули-капли, небо давно смешалось с водной гладью, размывая горизонт. Гадкая погода. Невыносимая.
Донхэ слегка повернул голову, бросил на Хекдже торопливый взгляд, словно захватил удачный кадр в объектив. Закурил снова. Еще немного серого в безобразный пейзаж.
– Заеду за тобой в конце недели, обещали солнечный день.
И они оба знали, что не заедет. И что солнечного дня не будет. Потому что солнце уедет из города завтра, а Донхэ останется здесь.
Шикарно
Реву белугой, поэтому сейчас будет длинное вступление, простите.
Это было не просто чтение. Меня вырвали из настоящего и пропахали по классным денькам многолетней давности, когда меня только-только обмакнули лицом в к-поп, и сделали это очень изящно и с помощью суджу. Суджуфандом подарил мне дикое количество новых впечатлений. Это был первый фандом, по которому я денно и нощно читала фанфики, и первый фандом за очень много лет, по которому я также денно и нощно писала фанфики, и это первый раз было не увлечением джаст фо лалз, а чем-то серьезным и очень личным.
Я пришла в фандом примерно в то же время, в которое на фикбуке появились ваши фанфики, и стопицот раз до сих пор всем рассказываю, как мы на моей первой работе (и по совместительству, норе в страну к-попа) всем магазином читали «Позитивное программирование», и с цитатками, которыми мы в друг друга потом бросались, и с печеньками в виде рыбок у меня связаны очень теплые воспоминания. Вы и ваши работы по суджу подарили мне много действительно драгоценных моментов. Пусть я и была мерзким молчаливым читателем в то время, но у меня нет совести, мне не стыдно
Этот, блин, чертов герой, которому нужен новый город, окунул меня в эру Мамаситы, которая была последним камбэком, за которым я следила – из разряда когда ты в гостях у классного админа Билавда, просыпаешься где-то, о господи, в три или в четыре утра, и видишь, как она судорожно смотрит новости от инофанов в поисках фототизеров, и заражаешься энтузиазмом вместе с ней, а потом, возвращаясь в СПб, уже в одиночестве смотришь трансляции в жутком качестве в ожидании выступления, и это предвкушение и ожидание такое детское и наивное, но блин, такое классное и чистое и очень теплое.
Вы в очередной раз напомнили мне о том, какие они все-таки крутые – эти мужики, которые вдохновляли меня много лет на самые разные вещи и глобальные перемены в жизни, которые делились своим сиянием и силами вообще с каждым фанатом, несмотря ни на что. Мне так понравились детали, которые вы выделили, меня покорил каждый персонаж, такой, блин, клевый и настоящий, и я орала как бешеная с каждого из них, особенно с Чонуна с черепашками, и я как будто знакомилась с ними заново, хотя знала все эти их черты.
Как же много проблем фандома, вроде стереотипов о Енуне или жены Сонмина вы подняли, и это чертовски здорово, колко и грустно.
Большую часть фика я смеялась как психопатка (может быть, со мной и было такое раньше, но, кажется, только с вашими фанфиками), особенно с Топа со стульями (до сих пор ржу, ржу, плачу и пишу, у меня сейчас поедет крыша, поэтому простите за сумбур). Как же, блин, бэнги органично вписались в историю, как же, блин, круто появилась Сиэль.
Второй раз во время чтения я смеялась ровно до фразы про покупку пятнадцати стульев, а потом заревела, так грустно и обидно мне было, что я или нескоро, или никогда не увижу их всех вместе, и что их осталось так мало. Горжусь Хичолем, как настоящим, так и в фанфике, потому что он как всегда ничего не боится, когда дело доходит до людей, которые ему дороги.
Спасибо вам огромное, словами не передать мою благодарность тт Люблю вас.
А еще ваш концепт игровых концовок, будь это симс или мафия, с неожиданными поворотными поворотами – охренителен
Гигантское спасибо иллюстратору, потому что оформление получилось простым и очень атмосферным, меня покорили разделители, они очень здоровские и залипательные)) Пока не поняла, какой будет концовка, с удовольствием погружалась в мрачную атмосферу стареньких детективов
Это просто неконтролируемые визги фанючества
evil_pony, зато с Хичолем интересно и нескучно))) спасибо, что прочитали, рады, что чтение доставило вам удовольствие!
Sharem., Я думала, что напишу отзыв сразу после прочтения, но, как оказалось, мне потребовалось немного времени, чтобы переварить все, а потом перечитать еще раз, потому что первое прочтение постоянно перебивалось дикими флешбеками. ничего, мы с ответами что-то тоже припозднились хд
до сих пор всем рассказываю, как мы на моей первой работе (и по совместительству, норе в страну к-попа) всем магазином читали «Позитивное программирование» так приятно, что кто-то помнит наши старые фики по суджу тт
Вы и ваши работы по суджу подарили мне много действительно драгоценных моментов. Пусть я и была мерзким молчаливым читателем в то время, но у меня нет совести, мне не стыдно а вот и нет, мы когда сохраняли фики перед удалением профиля, видели тебя в комментариях :з
Вы в очередной раз напомнили мне о том, какие они все-таки крутые – эти мужики мы и себе самим об этом напомнили, пока писали, и очень рады, что удалось это ощущение передать через текст)) потому что эти мужики достойны всего восхищения мира))
я орала как бешеная с каждого из них, особенно с Чонуна с черепашками, и я как будто знакомилась с ними заново, хотя знала все эти их черты для нас лично открытием этого текста стал Реук, мы никогда не уделяли ему столько времени в своих текстах, но тут что-то так хорошо зашел его образ, что писать его было настоящим удовольствием))
Как же, блин, бэнги органично вписались в историю, как же, блин, круто появилась Сиэль. оооо, спасибо! а то мы переживали, не будут ли они тут не к месту, но, блин, если уж писать фик-кроссовер, то только про самых крутых чуваков))
Горжусь Хичолем, как настоящим, так и в фанфике, потому что он как всегда ничего не боится, когда дело доходит до людей, которые ему дороги. да)) он всегда самый лучший тт и мы рады хоть как-то так быть сопричастными к его существованию))
Спасибо вам огромное, словами не передать мою благодарность тт Люблю вас.
А еще ваш концепт игровых концовок, будь это симс или мафия, с неожиданными поворотными поворотами – охренителен о, мы рады! волновались, что один и тот же прием использовать второй раз как-то не очень, хотя идея для этого текста появилась как-то отдельно от текста для симс и мы только в самом конце задумались о том, что повторяемся))
Гигантское спасибо иллюстратору, потому что оформление получилось простым и очень атмосферным, меня покорили разделители, они очень здоровские и залипательные)) дадада, оно идеально подходит и тексту и его атмосфере и как нельзя лучше ее подчеркивает и передает!
зависть к самим себе хд