Только нелюбимые ненавидят

[Vikara]

Название: Только нелюбимые ненавидят
Фандом: BTS
Автор:  Iron Queen
Артер:  Vikara
Пейринг/Персонажи: Намджун/Чимин, Джин, Чонгук, Хосок, Тэхён, Юнги
Рейтинг: NC-17
Жанр: повседневность-АУ
Количество слов: ~49k
Предупреждение: временная болезнь персонажа
Саммари: Когда очень нужны деньги, согласишься на любую работу. Намджун в поисках очередного заработка устраивается работать сиделкой к избалованному сынку богатых родителей. Жизнь на широкую ногу, исполнение любых прихотей. Его подопечный - баловень судьбы, если не считать того, что он прикован к инвалидному креслу. Но так ли пуст образ, который выстроил Намджун в своей голове? Чем дольше он работает, тем больше проникается своим подопечным, понимая, что не стоит судить книгу по обложке.
Ссылка на текст: docs.google

Первые лучи касаются спускающихся ступеньками крыш, когда высокий худой парень в замызганной толстовке и кепке, натянутой на глаза, поднимается по заплеванной лестнице, ведущей из подвала на улицу. Он жмурится, задирая голову вверх и кивая голубю на проводах, а потом отвязывает велосипед с окрашенной в розовый рамой и начинает спуск по крутой, уходящей далеко вниз, лестнице. Ким Намджуну, а именно так зовут этого раннего ездока, надо в магазин, расположенный на пересечении двух кварталов, чтобы забрать молоко и после развести его по домам спящих ещё людей. В такую рань на улицах ни души, и только лучи восходящего на небосвод солнца следят за его передвижениями. Спустившись и спустив с собой велосипед, Намджун разминает ноги и усаживается, сразу начиная бодро крутить педали, чтобы успеть. После развозки его ждёт ещё смена в клубе, куда он устроился охранником не так давно, а потом надо будет хотя бы часок посидеть над учебниками. Намджуну уже почти двадцать четыре и ему не светит никакой, даже самый замшелый институт или колледж, но бросать попытки учиться не в его правилах. Пока он может, он будет уделять этому всё оставшееся время, потому что, как говорит мама, у него обязательно представится случай блеснуть где-нибудь своими знаниями — надо быть всегда готовым. Намджун крутит педалями быстрее и разочаровано охает, в какой-то момент переставая чувствовать сопротивление — цепь снова слетела. Приходится останавливаться и поправлять. Хорошо хоть, что это — всего лишь цепь. С намджуновой везучестью всё могло быть гораздо хуже. Поэтому, наверное, надо порадоваться, что обошлось. Без велосипеда разносить молоко было бы сложнее — он бы точно не выполнял бы ту норму, что делает сейчас.
Солнце поднимается всё выше и останавливается рядом с трубой, когда Намджун кладёт последнюю упаковку на крыльцо. Что ж, первое задание сделано. Теперь нужно съесть завтрак и отправляться в клуб — в это время там, обычно, уже пусто — охранять нечего, зато можно сразу приступать к уборке. Десять минут на завтрак, и пора работать. Выкидывать пустые цельные и разбитые бутылки, стирать следы ночных оргий, протирать полы влажной тряпкой с антисептиком. Ничего гиперсложного, но у Намджуна на лице отпечаток бесконечной усталости и ненависти. Он ненавидит свою жизнь, ненавидит бедность, с которой приходится мириться. Ненавидит условия, из которых пытается, но никак не может выбраться — все деньги уходят на еду и лекарства. Времени и возможностей на перемены к лучшему просто не хватает. Намджун смотрит на часто сменяющихся уборщиков в баре и отчётливо понимает, что не может себе позволить взять и также легко уйти на поиски места поспокойнее и с оплатой повыше. Но кто ж виноват, что он родился неудачником? Неизвестный ему отец? Намджун пшикает, невесело усмехаясь. Этот лже-родитель, может, и не виноват в том, что он, Намджун, неудачник, но точно ответственен за то, что мать болеет уже который год, что мельком утирает глаза, отвернувшись к стенке.
Сжав плотнее губы, он с остервенением надраивает полы. До блеска, до скрежета от чистоты. И только ближе к вечеру переодевается в тёмную форму охранника, чтобы встать у входа и пугать своим тяжёлым взглядом — телосложение-то подкачало — наивных несовершеннолетних пацанов, пытающихся пройти и пропить свои карманные деньги в этом богом оставленном и забытом заведении. Намджуну и противно и завидно одновременно от этих придурков, которые могут себе позволить веселиться и ничуть не заботиться о таких бытовых мелочах, как чашка риса на столе. Но жизнь вообще несправедливая штука — кому-то всё, кому-то ничего. И ничего не попишешь. Остаётся лишь завидовать, ненавидеть и пытаться хоть что-то изменить.
Возвращается Намджун под вечер, когда на улице снова пусто, только изредка попадаются пьянчуги с осоловевшими взглядами и круглыми опухшими лицами. Пыль шуршит под колёсами велосипеда, пугая их, и они шарахаются в стороны, когда он проезжает мимо. Перед тем, как подняться по длинной лестнице, Намджун заходит в круглосуточную аптеку и покупает какие-то лекарственные травы — может быть, так мать будет меньше кашлять ночью, — и берёт в фургончике порцию острых токпоки вместо ужина.
За день он так устаёт, что проваливается в сон, едва голова касается подушки. Проваливается не в сновидения, а в вязкую темноту, чтобы переждать там до утра. Но даже сквозь сон слышит, как выкашливает лёгкие мать, хоть она и старается делать это потише, уткнувшись в подушку. Каждое утро у Намджуна тяжело на душе, будто проехались катком, сдавили грудную клетку. Больно. А особенно больно — видеть, как мать пытается сделать вид, что терпимо, что всё не так уж и плохо. При сильных приступах кривится, отворачивается, но не перестаёт после улыбаться. Намджун так не может. Улыбка давно исчезла с его губ. У Намджуна будто у самого приступы. Лучше бы у самого.

Очередной день начинается с шуршания одеяла рядом. Матери снова не спится — мается, вертится с боку на бок. Намджун закусывает губу, открыв глаза и уставившись в одну точку. Ещё темно и будильник не звенел. Свет фонаря пробивается сквозь узкое окошко у потолка — их каморка находится на цокольном этаже, — и вырывает из тьмы угол тумбочки с зеркалом. Тени, похожие на монстров, совсем не пугают Намджуна, потому что самое страшное для него — в реальности.
Голубь, покачиваясь на проводах, ждёт его, смотрит вниз — Намджун по привычке ему кивает и открывает замок на цепочке, удерживающей его велосипед. Ровно сорок одна ступенька вниз, вдоль натыканных, как бочки в трюме, одинаковых домиков, и можно пускаться в путь за целой корзиной упаковок с молоком и заехать после к Хальмоним за списком продуктов из ближайшего магазина. Намджун раз в неделю ездит к этой старушке, божьему одуванчику, у которой ноги "совсем плохи стали", чтобы помочь. Ему не сложно, а Хальмоним всегда так радуется его приходу и угощает на дорожку плошкой риса с яйцом и кимчи. Намджун называет это взаимовыгодным соглашением. Вот и на этот раз Хальмоним вся расплывается в улыбке и протянув ему список продуктов и деньги, сжимает его ладонь в своей, в сотый раз благодаря за помощь. Намджун отнекивается и смущённо качает головой. У него нет друзей, и Хальмоним — самый близкий ему человек после матери.

Кроссовок расклеивается по пути в клуб, что весьма некстати. На календаре вот-вот октябрь, и совсем скоро зачастят дожди, а другой обуви у Намджуна нет. Придётся поэкономить, хотя, куда уж больше. Намджун вздыхает, обводя взглядом разрисованную стену одного из домов — ещё месяц назад, когда он последний раз проезжал, там была простая обшарпанная стена, а сейчас нарисован целый город — дом на доме — разноцветные коробки с тёмными свинцовыми тучами наверху. Такой ему как раз кажется его жизнь. Намджун чуть не вписывается в забор, засмотревшись. Мрачно-красивое полотно на стене однозначно нравится ему. Обратно он решает проехать здесь же.
Не доезжая до клуба, Намджун встречает прогуливающих занятия школьников. Те стараются скрыть свою форменную одежду под лёгкими куртками, но такого цвета костюмы только у одной школы в нескольких районах отсюда. Намджун в неё как раз ходил целых три года и, хоть это и кажется сейчас другой жизнью, но помнит эти светло-коричневые пиджаки особенно чётко — отстирывать их было очень и очень сложно, а пачкались они ежедневно. И иногда не по вине самого Намджуна, хотя и он никогда не отличался ловкостью и частенько проливал или ронял что-нибудь на свою многострадальную форму. Но большей криворукостью страдали намджуновы одноклассники, которые все были старше его и считали нормальным портить чужие вещи. Особенно, если те принадлежали замкнутому младшему, у которого часто не было денег и обеда, и главное — не было отца. Намджун от души ненавидит то время унижений, которое ему пришлось пережить в школьные годы, но с тех пор, если так посмотреть, немногое изменилось. У него всё ещё нет очереди тех, кто хотел бы с ним дружить, денег всегда хватает только на самые простые блюда — остальное уходит на лечение матери, и отца, как не было, так и нет.

В клубе снова пахнет дешёвым алкоголем, от которого завтрак просится наружу, и развратом. Намджун с отвращением выкидывает очередной использованный презерватив в большой чёрный пакет, следом отправляется какой-то лоскут от порванной одежды. Мерзко. И, если в общем зале всё более-менее нормально и прилично, то в комнатках на втором этаже чего только не найдёшь. Приватность всегда рождает свободу действий, а в данном случае — свободу извращённым фантазиям. Причём комнатки стоят недешёво, но каждую ночь все из них всегда заняты.
Иногда Намджун думает, что бы было, не брось его мать козёл-отец? Судя по некоторым отрывочным фразам, он давно понял, что у того водились большие деньги. Каким бы вырос Намджун, будь у него возможность ходить по клубам и позволять себе всё, что вздумается? Стал бы он таким же, как те, кого он ненавидит? Или остался бы собой? Намджуну хочется сказать себе, что он не был бы таким, как те, кто заказывает в клубах приватные комнаты и потом творят неизвестно что, но что-то подсказывает ему, что нельзя быть уверенным. Мы — отражение нашего окружения. Возможно, будь у Намджуна другая судьба и возможности — он был бы другим. Но даже это не может звучать оправданием беззаконию, которое каждый день разворачивается перед его глазами. Но во всех правилах есть исключения — Намджун предпочитает думать, что он был бы в этом числе. А пока просто убирает, распихивая по пакетам, мусор и старается не думать о том, что же здесь происходило.
После завершения уборки персонал, чаще всего, готовится к предстоящему трудовому дню — в баре этот день начинается с пяти вечера. Бармены расставляют все самые распространённые ингредиенты для коктейлей в зоне досягаемости, чтобы в любой момент можно было протянуть руку и взять нужное. Охранники, которые до этого убирались в клубе, доделывают, что не успели, кто-то уходит курить и болтать по телефону. А Намджун, намаявшийся и невыспавшийся, ложится прикорнуть часок в раздевалке — там всё равно никого нет, тихо и темно. Идеальное место для сна. Положив под голову свёрнутую толстовку, он раскладывает свои длинные ноги по скамейке и опускает отяжелевшие веки, чтобы мгновенно погрузиться в темноту и небытие.
Намджун просыпается под негромкий разговор у шкафчиков — его коллега-охранник разговаривает по гарнитуре, переодеваясь при этом. Время до выхода в смену остаётся всего ничего, и парень явно торопится, промазывая мимо рукава. Намджун не прислушивается, но волей-неволей всё равно всё слышит. Охранник, — кажется, его зовут Хосок — жилистый всегда бодрый парень, рассказывает о каком-то собеседовании. При этом он активно жестикулирует и смачно ругается, когда обнаруживает, что напялил футболку не той стороной.
— Ты бы видел его недовольный фейс, — ржёт Хосок, натягивая на себя штаны, чуть согнувшись застёгивает ширинку, — как будто одолжение делает! А ведь работа состоит в том, чтобы помогать ему жить полноценной, если это вообще возможно, жизнью. Парень-бедняга, временно обездвижен из-за аварии. Но с таким характером они вряд ли найдут ему помощника... ой, у меня смена через две минуты начинается, побежал. Целую! — Причмокивает в трубку, поправляя волосы, и завершает разговор, захлопывая шкафчик. Маленькая визитка вылетает из-под дверцы и пикирует вниз, незамеченная хозяином, который в это время уже выбегает из раздевалки. Намджун, встав, поднимает её и, повертев в руках, сует себе в карман, думая отдать, как увидит Хосока.

Возвращаясь с работы, Намджун проезжает мимо того дома, где нарисовали город, и в восхищении останавливает велосипед, чтобы всмотреться в детали. Не сказать, что их хорошо видно, но в лунном свете граффити ещё больше завораживает. Пустые глазницы окон в нарисованном городе выглядят ещё тоскливее и мрачнее, чем при солнечных лучах, а фонари на переднем плане ещё более одинокими. Намджун смотрит на картину, на цветные дома, которые должны были бы радовать глаз своими яркими оттенками, но навевают печаль и тоску. Охватывает взглядом всё полотно, пропитываясь атмосферой, а после скользит по отдельным фрагментам, замечая в самом низу рядом со стеной дома кусочек голубо-серого мелка. Намджун не особо умеет рисовать, но хочет приобщиться к этой картине и тянется, чтобы нарисовать в углу телефонную будку, расписанную различными надписями.

Вернувшись, Намджун не застаёт мать дома. Видимо, ушла разносить заказы и ещё не вернулась. Мать делает работу на дому — штопает вещи, готовит выкройки, вышивает подарки. Получает за это гроши, но зато может этим заниматься, несмотря на свою болезнь, и всегда где-то находит новые заказы. По правде, Намджун даже не удивляется последнему — у матери получается делать удивительно-красивые вещи даже из небольшого выбора материалов. А уж когда ей к заказу дают ещё и новые лоскуты и бисер — выходит вообще сногсшибательно!
Открыв ящик с бельём, Намджун решает, что пора бы уже заняться стиркой. Ставит вариться рис и греет ковш с водой, чтобы постирать скопившиеся грязные вещи. Матери плескаться в прохладной, остывающей воде, он категорически запрещает. Она и так болеет, и это занятие в холоде не пойдёт ей на пользу. В таз с водой отправляются футболки, трусы, Намджун стаскивает с себя толстовку, которая тоже давно уже не первой свежести, и, подумав, штаны тоже снимает и кидает к остальному. Проверить карманы он, конечно же, забывает. И вспоминает об этом только, когда уже залил сверху закипевшей водой и добавил порошок. Намджун охает и принимается мять карманы, надеясь, что там ничего не было. К счастью, деньги он всегда выкладывает, едва переступив порог дома, поэтому хотя бы об этом можно не беспокоиться. Проверив передние карманы, Намджун переходит к задним и чувствует твёрдое под пальцами. Что-то таки оставил! Оттопырив мокрый край, он аккуратно выуживает на свет список покупок для Хальмоним и выдыхает. Его всё равно надо было выкинуть. Откладывает в сторону и только сейчас замечает, что внутри бумажки есть какая-то картонка. Цветная картонка с номером телефона, именем и подписью "Требуется сиделка: выносливый молодой человек, дружелюбный и терпеливый. Медицинское образование приветствуется, но необязательно. Оплата два раза в месяц. По всем вопросам звонить по телефону. Частный агент Чо Хён У". Намджун удивлённо взирает на объявление, откуда это взялось в его кармане остаётся для него загадкой, а мысли уходят к более насущным вопросам. Таким, как "сколько же там платят". На обратной стороне картонки пометка "звонить с 9 утра до 6 вечера". Сегодня уже не получится, но завтра, может, и стоит позвонить. Попытка не пытка, а если вдруг он их устроит, появятся деньги на то, чтобы положить мать в больницу на лечение. Было бы очень здорово!
Намджун любовно разглаживает визитку и откладывает подальше, чтобы брызги не намочили её снова, а сам принимается стирать вещи.

За ночь он только ещё больше убеждается в том, что надо попробовать получить ту работу, потому что смотреть, как мучается мать, без возможности помочь — невыносимо. Намджун звонит по указанному номеру ровно в девять утра, выйдя покурить к чёрному входу клуба. Долгое время трубку на другом конце не берут, и тлеющая надежда понемногу испаряется, замещаемая пессимистичными мыслями, что не стоило и мечтать. Когда и в третий раз дозвониться не получается, Намджун оставляет попытки, сплёвывая под ноги и выкидывая окурок в большой бак рядом с аркой. Видимо, не судьба ему получить хорошую работу. Но, что поделаешь, жизнь — жестокая штука и тем, кому больше всего надо, как правило, не перепадает. Подняв взгляд вверх, Намджун, прищурившись, смотрит на проплывающие мимо облака и нещадно завидует их молчаливой величавости и спокойствию. Никаких забот, никаких проблем. Скользи себе по небосводу, оборачивайся дождём и поднимайся снова вверх.
У Намджуна сигарет остаётся всего две, а до следующей получки ещё пахать и пахать. По-хорошему, ему бы бросить это гиблое дело, но вместе с дымом он выпускает в атмосферу немного печали и горечи, остатки которой остаются на языке, напоминая, что так просто избавиться не получится.
Беда не приходит одна — почти сразу после открытия клуба Намджуну заезжают по скуле. Какой-то пьяный вдрызг мужик рвётся внутрь, приходится пытаться его задержать. Так Намджун получает сначала по щеке, и все бы ничего, но кольцо на пальце ударившего, неудачно цепляет и по брови, рассекая её. Кровь брызгает, пачкая только вчера постиранную рабочую рубашку, и, кажется, сигареты закончатся уже сегодня. Бывают такие дни, когда всё идёт наперекосяк — у Намджуна этот день сегодня.
По пути домой он специально проезжает мимо дома с граффити, но рисунка больше нет. Стёрли.

Утром солнечные зайчики скачут по его одеялу, но он просто поворачивается на другой бок и засыпает дальше. Долгожданный выходной. Полностью пустой от работы день — ни разносить молоко не надо, ни в клуб тащиться. Можно хоть весь день лежать и плевать в потолок. А можно поехать куда-нибудь и погулять. Но для начала надо выспаться. Намджун вдыхает размеренно и снова проваливается в темноту.
Ему кажется, что прошла всего пара минут, когда на тумбочке начинает вибрировать телефон. И кого только несёт в такую рань? Намджун с трудом поднимает себя, чтобы дотянуться до трубки и с удивлением ещё минуту рассматривает незнакомые цифры.
— Да? — голос предательски срывается, выдавая тот факт, что владелец телефона спал в два часа дня! Да-да, Намджуна конкретно вырубило до обеда.
— Добрый день. Вы звонили по поводу работы?
— Работы? — с утра думается медленно, и Намджун сначала вообще ничего не понимает.
— Меня зовут Чо Хён У. Вы звонили вчера по поводу работы, как я полагаю? Но если вас не интересует...
До Намджуна наконец доходит:
— Нет-нет, интересует, — пылко разубеждает он звонящего. Ему нужна работа. Очень нужна.
— Какого рода работа Вас интересует? Вы могли бы сегодня подойти ко мне — посмотрим варианты.
— Подскажите, а работа сиделкой? Где оплата два раза в месяц... — начинает Намджун, и агент его перебивает:
— Ах, это объявление. Да, эта вакансия ещё свободна. Если интересует, вас будет ждать сегодня в четыре часа работодатель — госпожа Пак, по адресу... сможете подойти? — вежливо интересуются в конце.
— Смогу! — Намджун старается звучать уверенно и спокойно, но внутри весь ликует. Возможно, не всё так плохо? И он получит эту работу? Во всяком случае, попытается!
— Тогда ждём вас в четыре. Просьба не опаздывать. И ещё, работодатель — богатая семья. Слышали о..., — ему называют известный косметический бренд, и Намджун аж рот приоткрывает от удивления. У него у самого есть пенка для бритья производства этой компании — мать подарила на день рожденья, когда всё было ещё не так беспросветно, как сейчас. — Оденьтесь соответствующе.
— Хорошо, — только и может сказать Намджун, всё ещё не веря своим ушам.

Происходящее кажется ему чудесным сном, он даже щипает себя за щёку, чтобы понять, правда ли это. Ему перезвонили и пригласили на собеседование! Конечно, ещё ничего не решено, и он может абсолютно не подойти, но сам факт!
Хотя... Если ему назначили так быстро, то как же там всё должно быть плохо с кандидатами на место? Какие должны быть требования, раз никто до сих пор не подошёл. Намджун терпеть не может это своё умение — думать под самыми разными углами. Ведь ещё секунду назад он был счастлив и относительно уверен в себе, а теперь снова хмурит брови и уверен только в том, что придётся срочно искать подходящую одежду для собеседования, чтобы не упасть в грязь лицом при первой же минуте разговора. Первое впечатление — мощнейший механизм создания мнения о человеке. Где там лежал костюм со школьных времён? Намджун вообще влезет в него спустя столько лет? А галстук есть или выкинули? Может быть пойти в форме, что он надевает для работы в клубе? Та же рубашка, брюки. Правда, на пиджаке эмблема клуба и пришитые блёстки. Но, может, можно будет ограничиться рубашкой?
— Как всё сложно, — стонет он, нехотя поднимаясь и складывая одеяло и матрас. Поспать дальше не получится.

В костюм, который был куплен ещё в школьные годы для официальных мероприятий, он ожидаемо не влезает, зато находит галстук-бабочку, смотрящуюся весьма элегантно на белоснежной рубашке, которая слегка трещит по швам, но что поделаешь, другого костюма у Намджуна нет. Низ приходится надевать рабочий – брюки для работы в клубе. Благо, на них никаких блёсток нет и смотрятся они нормально, презентабельно. Намджун придирчиво разглядывает себя в зеркало и остаётся более-менее доволен. Только перед выходом заходит в ванную и бреется, чтобы выглядеть ухоженным и по возрасту, а не старше на десять лет. Своё отражение после бритья он даже не узнаёт, забыв уже, что выглядит так на самом деле. Для большей уверенности в себе под язык отправляет таблетку успокоительного, а волосы зачёсывает назад, делаясь похожим на щёголя и ботаника одновременно. Забавно.
Мать, когда возвращается с рынка, даже не сразу его узнает, а после не устаёт повторять, какой у неё красивый сын.
— Если собеседование будет вести женщина, обязательно покажи ей свой рост. Длинные ноги нравятся большинству дам. А если при этом ты будешь ещё и вежливым — место будет твоё!
Намджун кивает, переживая в глубине души. Он не говорит куда именно пытается устроиться, чтобы не пугать — даже его самого слегка потряхивает от волнения, а что уж говорить о поддерживающей его матери...
Из дома он выходит за целый час до собеседования. Оставляет свой любимый велосипед привязанным и идёт пешком, борясь с огромным желанием развернуться и пойти домой. Или хотя бы закурить. Но прийти на собеседование и пахнуть при этом сигаретами кажется ему сразу проигрышным вариантом. Вдруг сынок, которому надо будет быть сиделкой, за здоровый образ жизни? Всякое возможно, а Намджун не отличается везучестью, так что лучше не рисковать.
Поглядывая на часы, он ускоряет шаг и сворачивает на улицу, где было нарисовано граффити — вдруг неизвестный художник сделал новую работу? Но, к великому сожалению, стена оказывается девственно пустой, и сделанный крюк не оправдывает себя. Намджун лишь теряет несколько драгоценных минут и умудряется свернуть не там, из-за чего начинает опаздывать. Как всегда, очень вовремя. А не дойдя всего пару метров до нужного дома, цепляется рукавом за ветку кустарника и одна из пуговиц на манжете рубашки отскакивает, не выдержав напора, в сторону и закатывается в люк. Намджун бессильно ругается про себя, но делать нечего — возвращаться времени нет, поэтому он подворачивает рукава и надеется, что смотрится не как полнейший кретин со своей бархатной бабочкой на шее, пластырем на брови, закатанной рубашкой, суженных штанах и кроссовках.

Намджун в нерешительности застывает перед высокими воротами, пытаясь вспомнить точный адрес. Телефон он, конечно же, забыл дома, поэтому вся надежда на память. Интересно, если позвонить и просто спросить не у них ли проходит собеседование — его не проклянут? Собак не спустят? Намджун неловко мнётся, не зная, что же предпринять, когда замечает большую чёрную машину, подъезжающую прямо к нему. Тонированные стёкла и её пафосный вид, по правде, немного пугают его. Однажды к ним в клуб на похожей машине зарулил глава местного наркокартеля. Двигаться и даже дышать в ближайший час пришлось с трудом — страх сковал тогда почище любых наручников. Намджун не трус, но тогда очень хотел оказаться где-нибудь в другой галактике — о жестокости картеля ходили легенды. И что-то подсказывало ему, что добрая часть из них — правда.
Застыв соляным столбом, Намджун смотрит, как машина мягко тормозит, как водитель глушит мотор и выходит наружу, как открывает заднюю дверь и выкатывает оттуда коляску, как... Он точно пришёл по адресу! Эта мысль пронзает намджунову голову, но он не бросается помогать, а просто смотрит. Нет ничего хуже неловкой помощи, которая будет больше мешать. Поэтому Намджун и не спешит, глядя как, тужась, водитель на руках вытаскивает совсем молодого парня, который пронзает Намджуна недоверчивым взглядом, пока его усаживают в коляску.
— Вы на собеседование? — без приветствия спрашивает водитель, мимолётно окинув его перед этим холодным взглядом. Он заботливо укрывает ноги инвалида пледом и, закрыв машину, катит коляску к дому.
— Да, — у Намджуна получается не с первого раза — во рту мгновенно пересыхает. Парень в коляске чуть младше самого Намджуна. И от мысли, что так не повезти могло и ему самому, становится очень не по себе.
— Подержите дверь. Вас, должно быть, уже ждут, пройдёте с нами, — распоряжается мужчина и, позвонив в домофон на воротах, пропускает Намджуна вперёд, а сам берётся за ручки коляски.
За новыми впечатлениями Намджун забывает переживать о собственном внешнем виде и на автомате следует в гостиную за водителем, не потрудившись заглянуть в зеркало, чтобы оценить масштабы катастрофы. Он даже памятует нацепить на лицо умное выражение, отстранённо наблюдая за тем, с каким независимым видом восседает парень в коляске. Как будто он тут главный и самостоятельный. Интересная иллюзия для того, кто только рукой может двинуть без посторонней помощи.
— Котик, вы вернулись?
Намджун переводит взгляд на даму, расположившуюся в кожаном кресле, и внезапно вспоминает зачем он вообще здесь, краснея от осознания, что его неловкость и оценивание было замечено гораздо раньше, чем он это обнаружил. У женщины приятный мягкий голос, но волевое лицо, выдающее её сильную и непреклонную натуру. Госпожа Пак, несмотря на кажущуюся хрупкость, та ещё железная леди. Она явно ждёт ответа своего сына, судя по тому, как неуловимо он похож на неё, но не дожидается.
— Спасибо, Юнги, — благодарит она и, посмотрев на Намджуна, говорит уже ему, — присаживайтесь.
Он бы лучше постоял, на самом деле, но не рискует ослушаться и опускается в кресло сбоку, которое оглушающе громко трещит, продавливаясь под ним.
— Чимин, душка, не смотри на меня с таким осуждением, — снова переведя взгляд на сына, говорит женщина, теребя на пальце кольцо. — Тебе нужна помощь, и ты её получишь. — К концу фразы железные нотки в ёё голосе становятся как никогда различимы. Женщина с характером, а значит и сынок — не подарочек. Намджун смотрит на то, как тот сжимает плотнее зубы, как блестят ненавистью его глаза. Как, нажав на какие-то кнопки, он разворачивает кресло спиной к ним, давая этим понять, что разговор окончен. Любопытная семейка. Властная мамаша и избалованный, практически обездвиженный, сыночек. Ужасное сочетание.

— Что ж, приступим, — говорит женщина, — меня зовут госпожа Пак. Вас, как я понимаю, Намджун. Вы уже видели моего сына и, думаю, примерно понимаете, с чем Вам придётся иметь дело, если Вас устроят условия работы. Чимин — трудный ребёнок. Талантливый во всём, за что когда-либо брался. Его жизнь — это танцы, поэтому не судите его строго. Авария произошла уже три года назад, но он ещё не привык к тому, что не может больше танцевать.
Намджун понимающе кивает и, в глубине души, на самом деле сочувствует ему. Он совсем не умеет танцевать, но потерять возможность заниматься любимым делом — такое и врагу не пожелаешь.
— У Вас нет медицинского образования, как я понимаю? — Непонятно из-за чего делает вывод женщина, и продолжает, — А был ли опыт взаимодействия с такими людьми? Вы не выглядите сильным, сможете? Чимин не пушинка, и в день его придётся раз двадцать пересаживать. Также, ему в позвоночник поставили титановые пластины, и, хоть чувствительность вернулась только частично, периодически его мучают сильные боли... Он становится абсолютно несносным, — с горечью добавляет она тише.
— Подобного опыта не было, — честно признаётся он, краснея ещё гуще, когда взор женщины падает на его кроссовки. Кроссовки, которые он не заклеил! — Я не выгляжу Халком, — пытается он разрядить атмосферу, но, похоже, госпожа Пак не оценивает его шутку, — но я выносливый и смог бы справиться с такой работой.
— График будет напряжённым — ежедневно с 9 утра до 8 вечера. Иногда придётся задерживаться. Чимина нельзя оставлять одного ни на секунду, а дома частенько никого, кроме него, нет, — выдержав паузу, она добавляет, — было бы лучше, будь у Вас медицинское образование. Но если Вы легко схватываете информацию и исполнительны, то этот недостаток исправим. Доктор Ким сможет объяснить Вам самое необходимое. Самое главное, чтобы Вы поладили с Чимином и не сводили с него глаз.
Намджун кивает, понимая, почему выставляются такие требования. Чимин, по сути, хуже маленького ребёнка. Запросов больше, а возможностей меньше. Он не может даже банально справить нужду без помощи. Поесть, утолить жажду... Намджун весьма смутно себе представляет, каково это, но хорошо понимает, что будет нужно от него. Если его возьмут на это место, правда.
— Оплата два раза в месяц — аванс и, собственно, основная часть. Цифры я написала на листке. Посмотрите, — говорит госпожа, и Намджун тянется к лежащей на столике сложенной бумажке. Он ожидает неплохую зарплату, но та оказывается гораздо лучше, чем просто неплохая. Чтобы не выдать своего изумления, ему приходится постараться. Глядя на цифры с приятным количеством ноликов, Намджун невольно считает, как быстро смог бы расплатиться с хозяйкой комнаты, которую они снимают, за воду и электричество — долг растёт не по дням, а по часам, и это, наконец, можно было бы прервать. Считает, сколько мог бы откладывать на лечение матери и как скоро она смогла получить полноценную медицинскую помощь. Ради всего этого стоит откинуть в сторону своё презрение тому образу жизни, что ведёт эта семья, закусить удила и смириться с капризами избалованного богатенького сыночка — то, что он избалованный и капризный, Намджун понимает, едва увидев его. Полные чувственные губы вкупе с взглядом свысока просто кричат об этом. Также, как вся обстановка дома кричит о том, что хозяева купаются в роскоши и позволяют себе всё, что угодно. Только, судя по тому, какая прямая спина у женщины и как тщательно она пытается скрыть появляющиеся морщины, счастья нет в этом месте. Муж либо изменяет ей, либо просто не даёт ей того внимания, которое она жаждет, что очень странно — госпожа Пак очень красива. Правильные, хоть и заострённые, черты лица, ровно покрашенные волосы — ни единого седого волоска не видно, подтянутая фигура, несколько преувеличенно элегантная одежда — в таком платье можно было бы пойти на премьеру в оперу, а не сидеть в кресле гостиной. По-своему красивая, но несчастная женщина, которая пытается заглушить собственное одиночество в огромном доме с помощью надменного взгляда и приказного тона. Когда держишь в своих руках бразды правления — создаётся мнимое впечатление собственной незаменимости, а значит нужности, полезности.
Её сын, Пак Чимин, совсем на неё не похож. С первого взгляда видно, что он мягче по характеру. Как кажется Намджуну, он пытается "отыграться" на тех, кто находится ниже него также, как это делает мать, но у него не получается и это смотрится абсолютно по-другому. Не как нечто само собой разумеющееся, а как блажь, каприз. Например, как он "повелевает" водителем, Юнги. Ему не удаётся его приструнить, Чимин — не его властная мать, но тот всё же делает уступки, подыгрывая ему. И оба они знают, что это — только для вида. У Чимина и черты лица мягче. Когда он не напрягается, его даже можно назвать миленьким. Смазливое личико с пухлыми щеками, полными губами и пушистыми ресницами. Наверное, он пошёл в отца — от матери у него только острые скулы. Хотя, возможно, ему просто стоит посидеть на хлебе и воде, чтобы щёки втянулись и лицо стало выглядеть благороднее. Намджуну, по правде, совсем не нравится то, как Чимин выглядит. Он легко себе может представить того в клубе, где он работает, кичащегося своими деньгами и связями и пьющего самый дорогой крепкий алкоголь просто потому что может себе его позволить, а не потому что хочет. Намджуну Чимин кажется тупеньким и раздражает, даже несмотря на своё текущее положение. Он видел миллион таких, как Чимин, и ненавидит их всю свою сознательную жизнь.
Но... на другой чаше весов лежит зарплата с множеством нулей и реальная возможность вылечить мать. Так что, вполне стоит смириться ради этого. Намджун отчаянно нуждается в этих деньгах. Так что не всё ли равно, на кого работать? В конце концов, его же никто не будет заставлять любить своего подопечного, а сосуществовать рядом они точно смогут. Намджун, несмотря на свои принципы, гибкий в общении — чтобы выживать в этом несправедливом мире часто приходится держать своё мнение при себе и двигаться в сторону, делая уступки.
— Последний вопрос. Скажите, почему я должна взять именно Вас? — прерывает его мысли госпожа Пак.
— Потому что у меня с Вашим сыном небольшая разница в возрасте, нам будет легче понять друг друга, будет что обсудить, — наглая ложь, они из абсолютно разных миров и, скорее всего, то, что интересует Намджуна, бесконечно далеко от интересов Чимина, но правда звучит гораздо более прагматично и менее увлекательно. Озвучивать её — не самая лучшая идея, но... — и никому так сильно не нужна эта работа, как мне. Я буду держаться за неё.
— Спасибо за откровенность, — госпожа Пак говорит это абсолютно ровным голосом, не понять, что именно она думает по этому поводу, и Намджун мысленно уже прощается с этим домом, когда она снова разлепляет губы и говорит, — сможете приступить в понедельник?

Произошедшее кажется Намджуну чудом, которое внезапно свалилось ему на голову, и что делать с этим, кроме как восхищаться, неизвестно. Среди всех кандидатов на тёпленькое место выбирают его, что может быть более шокирующим и прекрасным одновременно? Намджун чуть не плачет от счастья, когда идёт домой. Удача, наконец, повернулась к нему лицом! И теперь их с матерью ждёт только хорошее! Намджун в этом уверен. Как и в том, что завтра надо будет уволиться из клуба: совмещать даже подработку — разнос молока, — с его новой работой, будет невозможно. Намджун переворачивает целую главу своей жизни и торопится навстречу следующей. Госпожа Пак сказала, что недееспособность Чимина — временная, но он уверен, что успеет за это время встать на ноги и вылечить мать. Ему просто нужен был этот шанс, и теперь всё образуется.

Матери он решает ничего не рассказывать, планирует сделать сюрприз, а вот Хальмоним, говорит, что нашёл новую работу с хорошей оплатой. Его потрясающую новость они запивают соджу и заедают острыми токпоки. Хальмоним хлопает его на прощанье по плечу и говорит, что у него точно всё получится. Намджун и сам так думает, но очень благодарен за поддержку.
Он увольняется из клуба, благо, что желающих занять его место навалом и отрабатывать перед тем, как подготовят нового сотрудника, не приходится. Хосок, кажется так его зовут, желает ему счастливой жизни и удачи. По поводу первого Намджун не уверен — счастливая жизнь все ещё кажется ему утопией, но второе ему определённо пригодится. Несмотря не то, что место уже его — Чимину явно не хотелось никакой сиделки себе, а значит, самое сложное только начинается.
Голубь на проводе смотрит на него с любопытством и, взмахнув крыльями, улетает по своим делам. Намджун провожает его глазами и сжимает руки в кулаки. Как бы ни было дальше сложно — он справится.

В понедельник утром Намджун тщательно бреется и ломает голову, можно ли пойти в джинсах и толстовке. С одной стороны — довольно стрёмно идти в такой одежде в свой первый рабочий день, с другой стороны — в штанах и рубашке тягать Чимина будет очень неудобно. Намджун размышляет об этом целый час, пока умывается и готовит завтрак. Но в итоге приходит к выводу, что раз про форму одежды на собеседовании не сказали ни слова, значит, можно прийти как угодно. Намджун отправляется к чиминовому дому в чёрных джинсах и тёплой толстовке со смайлом на всю грудь. О том, что надо было подумать и про обувь, он, естественно, не вспоминает, но там ему благодушно предлагают тапки. Широкоплечий мужчина – Сокджин — представляется медбратом и предлагает проследовать за ним. Госпожи Пак нет дома, и Намджун чувствует себя немного увереннее.
— Я прихожу три раза в день и на мне, собственно, медицинские и физиологические процедуры. Но тебе тоже стоит знать немного о его лекарствах — здесь всё написано, прочитаешь на досуге, — говорит Сокджин и протягивает ему тонкую папку с листками. — Также, на тебе — массаж — Чимин не сможет шевелить ногами как минимум ближайшие пару месяцев, и мышцы за это время атрофируются, если их не разминать. Поэтому будешь делать ему массаж. И ещё, — затормозив прямо перед дверью и понизив голос добавляет Сокджин, — через два месяца запланирована операция, которая покажет, есть ли шанс поставить его на ноги. Если по его состоянию это будет осуществимо, то можно будет убрать пластины и попробовать снова пройти реабилитацию. В таких случаях наравне с лечением важно желание самого больного попробовать вернуться к нормальной жизни. Думаю, ты понимаешь, в чём состоит главная твоя задача?
— Чтобы он не растерял это желание...
— Да. И, чтоб ты знал, если обычному человеку всегда нужна дружеская поддержка, то Чимину она просто насущно необходима.
— Понял, — согласно кивает Намджун, начиная осознавать, перед какой сложной задачей его поставили. Мало того, что такие, как Чимин, всегда ему не нравились, а здесь приходится им помогать, так ещё и надо подружиться. Подружиться настолько, чтобы тот не опустил руки и захотел, превозмогая боль и трудности, снова встать на ноги после операции. Если та станет успешной.
— Вот и чудненько, — улыбается Сокджин и, открыв дверь, заходит в комнату, приветствуя ещё спящего Чимина, который неохотно приоткрывает глаза и кивает в ответ.
— Доброе утро, — говорит Намджун, заходя в комнату, но его слова остаются без ответа. Чимин лишь мельком мажет по нему взглядом и растерянно кивает.
— Пора вставать. Намджун, смотри, как я поднимаю Чимина, и запоминай, — пропускает мимо установившееся неловкое молчание Сокджин и уверенно откидывает одеяло. — Для начала, можно сразу поделать массаж — в лежачем положении это делать легче, чем в сидячем. Смотри, — сокджиновы пальцы скользят по чиминовым ногам уверенно, чуть надавливают и отпускают, делают прямые и круговые движения. Намджун заворожено наблюдает за его руками, нарочно не смотря выше — на выражение лица Чимина в этот момент. Ему сложно представить, как он сам был бы "рад", если бы какой-то незнакомый парень мял его ноги в первый день знакомства. — Попробуй ты, — говорит Сокджин. И вот он, тот самый момент, когда Намджуну больше всего кажется, что он зря согласился на эту работу.
— Чаще всего, этим занимаюсь я, но лишний раз массаж не помешает, — поясняет Сокджин, чуть отступая и давая место для простора движения. Намджуну приходится срочно взять себя в руки, и эти самые руки положить на чиминовы бледные ноги. Надо сказать, не тощие, а некогда подкаченные — даже теперь чувствуется, что раньше они были крепкими и сильными. Хотя прошло уже... три года после аварии? Намджун пропустил это мимо ушей, когда засматривался на комнаты, мимо которых они с Сокджином с утра проходили. Если не знать, что в этом доме живёт инвалид, — надо называть вещи своими именами, — то никогда и не подумаешь. Никаких пандусов, креплений, приспособлений. Оборудована только чиминова комната и отдельная для него ванная. Не густо для человека, который и так вынужден бездействовать, запертый в четырёх стенах.
— Что застыл? — интересуется Сокджин, и Намджун, не глядя, чувствует, что он улыбается. — Что-то непонятно?
Кончики намджуновых ушей начинают гореть, когда он отрицательно качает головой и проводит руками по чиминовым ногам. Кожа у Чимина мягкая, нежная, как у младенца. Это сравнение только добавляет красноты намджуновым ушам. Он ведёт руками до самых пяток и мечтает провалиться сквозь землю. Намджун никогда такое не делал даже девушкам, потому что ни разу так и не дошёл в отношениях до столь интимных вещей. Сложно пытаться устроить личную жизнь, когда ты изгой в школе и живешь в одной комнате с больной матерью.
— Не бойся, надавливай. Просто поглаживание не особо поможет при атрофировании мышц, — говорит Сокджин, и по спине Намджуна, кажется, стекает холодный пот. На лицо Чимина он всё ещё героически не смотрит.
— Отлично, — комментирует Сокджин, когда Намджун упирается коленом в постель между чиминовых ног и начинает притрагиваться увереннее, разминая затёкшие мышцы Чимина. — Сразу бы так! А теперь мы пересадим Чимина в кресло и оденем его.
Намджун кожей чувствует, как Чимин еле держится, чтобы не сказать что-то типа "я все ещё здесь, вообще-то".
Свесив чиминовы ноги, Сокджин легко его поднимает, ухватив за пояс и перекинув руки Чимина себе за шею. Легко поднимает и легко усаживает. Намджун смотрит внимательно, чтобы ничего не упустить и в душе надеется, что прямо сейчас его не заставят это повторить.
Заставляют. И Намджун, чуть не свернув тумбочку, с грехом пополам усаживает Чимина в кресло снова, повторив манёвр Сокджина. Правда, когда чиминовы руки обвивают его шею, у Намджуна чуть не вырывается наружу нервный смех. Кажется, это всё сильнее его возможностей и гораздо ужаснее самых смелых представлений.
— Превосходно, — опять комментирует Сокджин, и, улыбнувшись, говорит волшебную фразу, — а теперь оставь нас для утренних процедур. Позову, когда буду уходить — почистите зубы и умоетесь уже сами.
Намджун кивает и поскорее ретируется из комнаты.

Перед уходом Сокджин оставляет свой номер телефона на непредвиденные обстоятельства и хлопает по плечу, уверяя, что не всё так страшно и сложно, как показалось сначала. Намджун очень надеется, что его слова верны. "Ты должен стать ему другом", — всплывает в голове, когда он возвращается в чиминову комнату. По правде, Намджун понятия не имеет, что говорить и делать теперь, когда они, наконец, остаются наедине.
— Как дела? — задаёт он абсолютно дурацкий вопрос и мысленно даёт себе по лбу, когда Чимин поднимает на него глаза и смотрит с подозрением. — Ну... я это, — обычное намджуново красноречие ему явно изменяет сегодня, — посижу на кухне? — Он уже разворачивается, чтобы ретироваться, когда слышит удивленный окрик:
— А зубы чистить и умываться?
— Чёрт, — сквозь зубы шипит Намджун и поворачивается обратно, — точно, совсем забыл, что ты не...
Кажется, этот день тоже не из числа удачных для Намджуна. Так налажать с самого начала надо было умудриться. Но, может, Чимин поймёт, что он не специально, что так просто вышло. Намджун подходит ближе, избегая смотреть на него, и становится за коляской, хватая её за ручки.
— По дому я могу ездить и сам, только открой мне все двери, — ровным голосом говорит Чимин, и это очередное фиаско. Какое там — подружиться. Судя по всему, они невзлюбили друг друга с самого начала. И Намджун, как оказывается, конечно же, закрыл за собой дверь. Приходится чувствовать себя полнейшим идиотом, открывать её снова, и, придерживая, пропускать Чимина.
В ванной комнате Намджун чуть задерживается при входе, опрокинув вниз полотенца. Поэтому Чимин добирается до раковины, расположенной гораздо ниже обычного, намного быстрее его. Откручивает вентиль, наверняка не имея ничего такого ввиду, но вода начинает пульсировать не из крана, а из повёрнутого в сторону двери душа. Намджуна мгновенно покрывает горячими каплями, и, обжегшись, он не успевает заткнуть себя, вываливая все недовольство наружу.
— А подождать не мог? Такой самостоятельный, сил нет. Зачем вообще помощники? — Взгляд Чимина, сначала испуганный, становится абсолютно нечитаемым. Развернувшись, и чуть не опрокинув коляску на мокром полу, он включает ускорение и проезжает мимо. Обратно в комнату, так и не умывшись.
Кажется, сегодня будет первый и последний день Намджуна на этой работе. И какая муха его укусила?

Вообще, он знает, что перегнул палку, что не стоило так, сходу, набрасываться: что был включен душ, никто из них не знал, роковая случайность. Но... вернувшись в чиминову комнату, он получает недвусмысленный приказ оставить его. Умолять даровать ему прощение не в его правилах, да и вообще как-то глупо, учитывая обстоятельства. Ему, конечно, очень нужна эта работа, но сейчас лезть под горячую руку, как минимум, нелогично. Поэтому Намджун просто поднимает руки, слово вельможи — закон, — и уходит на кухню. Правда, дверь оставляет открытой, чтобы видеть, чем тот занят.
А Чимин не занят ничем. Сидя в кресле, он смотрит безотрывно в окно во всю стену в сад, и лицо его при этом ничего не выражает. Интересно, он все три года этим занимается? Намджун бы уже умер от скуки.
И он почти умирает от скуки, когда, осмотрев содержимое всех кухонных ящиков, возвращается к распитию очередной чашки чая. Не то, чтобы он был диким чайным фанатом, но делать всё равно нечего. На завтра, если его не уволят сегодня же, Намджун запоминает, что надо бы взять с собой блокнот и ручку — хоть тексты попишет, что ли.
Ближе к обеду Чимин говорит, что ему нужен ноутбук, и, придвинув его кресло к выдвигающейся столешнице, Намджун кладёт перед ним открытый ноутбук с мышкой, и уходит снова на кухню. Ровно, когда он садится на стул, Чимин говорит, что забыл, что ему ещё нужна какая-то там тетрадка. И без того злой из-за утренних неудач Намджун по привычке сначала под нос себе огрызается, что думать надо побыстрее, и только после этого плетётся обратно в комнату. Судя по чиминову взгляду, он всё слышал, какой ушастый, однако, и это очередной провал. Хотя, куда уж больше. Намджун уже почти на сто процентов уверен, что его рассчитают сегодня же вечером. Он думает, чтобы смягчить обстановку, спросить, чем тот будет заниматься и не хочет ли чая или съесть что-нибудь, но нахмуренные чиминовы брови на корню пресекают его порыв.
А после обеда к ним возвращается Сокджин — Намджун оказывается нереально рад снова видеть этого красивого и умелого доктора. В одиночестве рядом с Чимином можно легко сойти с ума. Намджун греет свой контейнер с едой и уходит есть в сад, пока Сокджин делает какие-то процедуры.

К концу первого дня он оказывается полностью эмоционально выпотрошенным. Постоянно проверяет время и даже долгожданное окончание рабочего дня не особо его радует. Намджун бредёт домой с мерзким ощущением, что его труд никому не нужен и даже стараться не стоило. Какой из него помощник? Он привык грубить и выводить пьянчук из бара, а не сюсюкаться с инвалидом, которому то одно подай, то другое. И не дай бог выскажи какое-то недовольство.
В глубине души, он понимает, что частично сам виноват в том, как "отлично" они провели день, но неудача обостряет и чувство обиды. Чимин же видит, что он совсем не знает, что и как делать. Неужели не пойти, хотя бы немного, навстречу? Вспоминая все произошедшее за день, Намджун снова бессильно ругается, по пути заходит за острыми токпокки и берёт вместе с ними ещё и рыбные пирожки. Надо же хотя бы завершить день чем-то позитивным. Почему бы не едой?
Но от матери не укрывается его упадническое настроение, и прямо перед сном Намджун рассказывает-таки, что нашёл новую работу и что пока что всё это оставляет желать лучшего. В ответ получает тёплое объятие и шёпотом "всё обязательно получится". Намджуну очень хочется в это верить.

@темы: band: bangtan boys, Strong Heart - 2018

Comments

[Vikara]

Быть «вместе» с Чимином – это получать неожиданные объятия и просто прикосновения. «Вместе» с Чимином – это получать его солнечную улыбку и чувствовать её тепло то на губах, то на шее, то на ухе. «Вместе» с Чимином – это постоянно ощущать себя капельку счастливым от понимания, что это чудо любит тебя.
Чимин падок до прикосновений, ему нравится и, судя по всему, насущно необходимо, чувствовать чужое тепло. Он любит держаться за руки, любит ложиться головой на колени. И любит, когда его гладят по голове, когда перебирают его волосы. Намджун узнаёт об этом за рекордные несколько дней, потому что Чимин постоянно рядом. А ещё Чимин просто маньяк до поцелуев. Он целует Намджуна при каждом удобном случае. Просто касается губами или же сразу углубляет, смотря по настроению. И это всё он умудряется делать при том, что особо не передвигается. Намджун не может не думать о том, что было бы, если бы Чимин мог ходить. Он бы неожиданно подходил и обнимал сзади, скорее всего. Почему-то Намджуну кажется, что Чимину нравятся такие объятия, даже несмотря на то, что он ощутимо ниже и упирался бы носом в намджуновы лопатки. Упирался и дышал, пуская мурашки по позвоночнику. У Намджуна живое воображение и даже мысль об этой ситуации заставляет его глупо улыбнуться. Как он мог ненавидеть его, когда только устроился? Как мог не понимать и считать его холодным и отталкивающим? Поразительно.

Если раньше Намджун не особо понимал, что такого в этой поездке, почему Чимин так рвался в неё и хотел увидеть, то чем ближе они подъезжают к морю, тем больше он понимает. Простирающаяся до самого горизонта водная гладь завораживает и непреодолимо тянет к себе. До этого периодически прикрывающий глаза и опускающийся в страну снов Намджун теперь не отрываясь смотрит в окно, стараясь запомнить каждую деталь. Кто ещё знает, когда ему доведётся побывать здесь снова.
К нужному месту они подъезжают уже в обед. Намджун предлагает сначала перекусить в машине, и потом уже любоваться красотами, но Юнги выставляет их из салона, не желая ничего слышать. Бурчалкин. «Нечего мусорить в машине» — как будто они криворукие и что-то уронят… Правда, спустя несколько минут Намджун весьма неловко открывает колу, и Юнги окидывает его «тем самым взглядом». Надо же быть таким вредным!
Но ничто не может испортить намджуново настроение. Они едят бутерброды, запивают их колой и чувствуют себя прекрасно, продуваемые всеми ветрами, идущими с моря. Намджун, на всякий случай, заматывает чиминову шею ещё одним шарфом, чтобы наверняка. Если тот вернётся больным, Сокджин открутит намджунову голову и поставит в свой кабинет, если таковой вообще есть, или кинет на съедение голодным собакам. С него станется.
Поэтому Чимин оказывается укутан по самое не могу. И шапка, и два шарфа, и тёплая куртка, и крупной вязкой плед. Зато сам Намджун тот ещё лох – с открытой головой. Шапка осталась на тумбочке дома. Намджуновы уши краснеют от холода, и чёлка живет собственной жизнью, разлетаясь во все стороны с каждым порывом ветра, но даже это не портит его настроение. Он вглядывается в барашки волн и испытывает страстное желание остаться здесь навечно. Сидеть на валунах, придумывать песни и записывать их в свой блокнот.

Юнги покидает их, когда, насмотревшись вдоволь, они приезжают в гостиницу. Он возвращается в город, чтобы забрать их на следующий день вечером. Намджун уговаривает его остаться, кататься туда и обратно не очень логично, но Юнги всё равно уезжает, подмигнув перед этим и сказав «развлекайтесь». Чимин, невольно ставший свидетелем разговора, заливается краской. Намджун же только качает головой.
— Мы можем взять тебе другой номер.
Его возглас остаётся без ответа.

Так, в гостиничном номере с окнами на море, они остаются вдвоём. Намджун звонит госпоже Пак, чтобы отчитаться, что с ними всё нормально, заказывает еду в номер и ополаскивается в душе. Когда все приготовления и срочные дела оказываются завершены, он остаётся наедине с Чимином и неловкостью и недвусмысленностью, как ему кажется, так и витающей в воздухе. Их ждёт ночь в одном номере, и хоть однажды они уже засыпали в одной постели, сейчас всё равно сердце бьётся быстрее и потеют ладони. Как будто в первый раз.
Зато Чимин, вроде, абсолютно спокоен. Сёрфит в телефоне и периодически зачитывает какие-то анекдоты, смеясь и откидывая при этом голову вверх. Намджун ему даже завидует, потому что у него самого тяжесть внизу живота и хочется то ли остудиться под холодным душем, то ли разрядиться другим способом. Чимин посреди огромной гостиничной кровати кажется маленьким и чуть ли не прозрачным, его бледная кожа сливается с молочного цвета покрывалом. Промаявшись долгих полчаса, Намджун всё-таки уходит подышать на балкон, захватив с собой пачку сигарет. В последнее время он чаще обычного курит, и блок сигарет заканчивается гораздо быстрее, чем всегда. Что немудрено, в принципе, когда рядом маньяк до прикосновений и невозможно сексуальный даже в мелочах Чимин. Серьёзно, он умудряется даже волосы поправлять и выглядеть при этом, как модель на обложке журнала для взрослых. Намджун не может определиться, нравится ли ему это его умения, поэтому просто уходит курить, чтобы развеяться.
После ужина, состоящего из божественно вкусного супа с морепродуктами и кучи закусок, Чимин двигается, опираясь на руки, освобождает половину кровати и хлопает рядом с собой, приглашая. Намджун приземляется рядом, захватив с собой книжку, но довольно быстро перестаёт понимать, что там написано. Чимин снова проказничает, забравшись рукой под одеяло и водя по намджуновым голым ногам. Как в такой ситуации читать – вопрос на миллион.
— Может, телек посмотрим? – Чимину, по-видимому, очень скучно.
— Давно дорамы не видел? – парирует Намджун. Потому что – ну серьёзно, дорамы или новости смотреть? Или, может, развлекательную передачу? Как будто им уже за полвека перевалило и надо чем-то заняться перед сном.
— Я бы лакорн посмотрел. «Сотус», например, видел? — мечтательно спрашивает Чимин, хитро улыбаясь.
— Ла-что? – хмыкает Намджун и заливается краской, когда Чимин показывает на телефоне кадры из этого самого «Сотуса». Отвечать ему он думает, что не стоит. Чимин и так понял, что Намджун вряд ли видел нечто подобное. Неужели кто-то вообще смотрит такое?

[Vikara]

Через полчаса они смотрят «Сотус» на большом экране. И Намджун готов этим экраном обмахиваться, потому что это выше его моральных и физических сил. А Чимину рядом, видимо, доставляет необъяснимое удовольствие смеяться каждый раз, как Намджун вязко сглатывает слюну и краснеет ещё больше, хотя, казалось бы, куда уж ещё.
— Ты странный, ты знаешь? – так, для галочки, уточняет Намджун. Ему даже дорамы не интересны, с обычными отношениями, а уж такого плана — и подавно.
- Если тебе не нравится, ты можешь выйти, — пожимает плечами Чимин, крепко держа его при этом за руку. Выйдешь тут. Да, конечно. – Или можешь меня поцеловать, например. Это будет интереснее.
Намджун закатывает глаза и стоически игнорирует провокацию. Не на того напал.
Когда Чимину надоедает смотреть, они, наконец, всё выключают и ложатся, настаёт самое сложное время. Подколы заканчиваются, а темнота сгущается и, лёжа друг напротив друга, сложно не думать о «том самом», когда ещё весь вечер смотрели сериал про гейские отношения.
Чиминовы глаза в полумраке кажутся ещё более притягательными, и интимная обстановка только усиливает это ощущение. Намджун ложится на спину, чтобы не видеть, но чувствует, что даже это не помогает. Неизвестно, когда ещё представится такая возможность – тот случай, когда ему пришлось ночевать в доме Паков, был единичным, а желание плещется в них обоих. Ударяется о воображаемые стенки и накаляется ещё больше. Намджун ведёт рукой в сторону и, натыкаясь, сцепляет пальцы с чиминовыми. В голове он уже раздевает Чимина и любит его, заходя гораздо дальше прошлого раза. Но в реальности что-то всё ещё не даёт ему перейти эту последнюю грань и переспать в самом буквальном смысле этого слова с парнем. Что-то мешает ему сделать это последний шаг. Может, уверенность в том, что это будет только его решение, ведь Чимин точно не против. И, вполне возможно, даже хочет этого.
Намджун дышит размеренно, уставившись в потолок, думает об этом и набирается силы признать уже. Признать, что хочет тоже.

Чимин поворачивает голову и смотрит на него, Намджун и чувствует этот взгляд, и видит его краем глаза, но решимость всё ещё не приходит к нему. Она приходит, когда он, наконец, поворачивается лицом и видит чиминов взгляд. Видит чиминовы губы. «Представь, что они больше не твои», — думает он, и опускает руку на скулу Чимина. Он хочет, чтобы к ним можно было прикасаться, чтобы можно было их любить и ласкать. Чтобы в любой момент можно было подойти и сорвать с этих губ вздох и стон. Хочет, чтобы этот стон был только для него. Намджун двигается вперёд и накрывает чиминовы губы. Перебрасывает через него ногу и наваливается сверху, играясь языком, посасывая губу, сходя с ума и сводя с ума Чимина. На них только трусы и футболки, которые оперативно оказываются отброшены в конец кровати. Презерватив с собой, конечно же, никто не взял, но Чимин хмыкает Намджуну в губы и говорит, что верит, что тот чистый. Подобная откровенность сносит крышу почище алкоголя. Намджун спускается губами по чиминову телу вниз, запутываясь ногами в скомканном одеяле. Комнату наполняет звук их тяжёлого дыхания и хлюпающий, заставляющий алеть кончики ушей, поцелуев. Намджун всегда считал себя довольно здравомыслящим и спокойным, но сейчас его ведёт так сильно, что с трудом получается осаждать себя, чтобы не наброситься на Чимина. Сексуальная жажда и желание несут его, торопя, но умом он понимает, что вряд ли у того недавно был партнёр, а значит, нужна подготовка, надо держаться, чтобы не испортить всё, не сделать больно. Намджун даже останавливается ненадолго, отрываясь от Чимина. Давая им обоим передышку.
К этому разу он уже подготовлен чуть лучше. Сёрфинг в интернете и довольно подробные описания, что и как надо делать. Но волнение всё равно остаётся. Намджун стягивает с тумбочки крем — кто и зачем его только здесь оставил? – и приступает к самой сложной части. Части подготовки Чимина. Причём, сложная она не из-за того, что Намджун никогда подобным не занимался, а из-за того, что самообладание покидает его сразу, как Чимин закатывает глаза и издаёт первый стон. Сдерживать свои порывы и желание получается с огромным трудом. Хочется расстелить Чимина и войти уже так, чтобы поскорее разрядиться. Но – нельзя. Намджун чётко знает, что просто не может позволить себе дать эмоциям верх и сделать Чимину больно. Тот слишком доверяет ему, слишком открыт и уязвлён. Намджун не собирается пользоваться этим так. Он подождёт, подготовит Чимина и сделает их близость приятной для обоих, а не только для себя. К тому же, из-за травмы, надо быть в миллион раз аккуратнее. Нежнее и медленнее. Намджун почитал, что жёсткая фиксация поможет смягчить неприятные ощущения, поэтому делает всё, чтобы не сорваться и не сделать больно, даже ненароком.
К счастью, Чимин и сам помогает – насаживается на намджуновы пальцы, закусив губу и заломив брови. Ему явно не очень приятно, но он хочет продолжения и терпит. Намджун ему очень благодарен за это, на самом деле. Он бы вряд ли терпел боль ради призрачной надежды на последующее в будущем удовольствие. Намджун вообще не любит боль, потому что вечно травмируется. То палец сломает, то порежется чем-то, то ногу подвернёт. Как он при этом ещё ни разу не травмировал Чимина – никому неизвестно. Видимо, чиминова карма уберегает его от намджуновой неловкости. Страдают только чиминовы вещи – несколько кружек оказываются в помойке после столкновения с намджуновым локтем, бедром, аурой.
— Давай уже, а? – просит Чимин, когда Намджун не без труда, но уже может просовывать два пальца внутрь. Дважды повторять не приходится. Намджун и так уже чувствует, что вместо крови по венам у него струится раскалённая лава. Приподняв чиминову поясницу, он подкладывает под неё подушку, и, разведя ягодицы в стороны, аккуратно пытается войти, раздвигая чувствительные стенки. Намджун собирает всё своё терпение, чтобы не сорваться и медленно опускается до основания, наблюдая за чиминовым лицом. Хотя, по правде, совсем не уверен, что смог бы остановиться уже, пойди что-то не так. Чимин обводит пальцами свои соски, возбуждая и себя, и Намджуна, потому что смотреть на это ровно не получается, и громко дышит. Но не скулит от боли и не просит остановиться, поэтому Намджун чуть выходит и снова толкается, наращивая темп. Чиминовы ноги не держатся в нужном положении, поэтому приходится держать самому, забивая на то, чтобы ублажать Чимина. Правда, скоро Намджун приноравливается и даже может периодически целовать его, наклонившись ближе. Чимин внутри узкий и горячий, он обволакивает со всех сторон и до боли стискивает, провоцируя на толчки сильнее и быстрее. Их дыхание сбивается, а шлепки соприкасающихся тел разбавляют только чиминовы короткие стоны. Громче, жарче, быстрее. Они доходят до пика почти одновременно. Намджун изливается в Чимина, не успев выйти, а того судорога прошивает спустя минуту. Липкое семя выливается на их соприкоснувшиеся животы и застывает, пока они пытаются научиться дышать снова. Намджун целует Чимина в висок и думает о том, что надо бы подняться и протереть их животы, но Чимин не хочет его никуда пускать, прижимая к себе и невесомо целуя. Потянувшись, Намджун нащупывает отброшенные трусы, проходится ими, стирая выплеснувшуюся сперму, и выкидывает их подальше, чтобы не мешались. На всякий случай, он всё-таки заставляет Чимина проглотить таблетку обезбаливающего. Он был максимально осторожен, но даже у здорового человека после такого возможны болевые ощущения – у Чимина – тем более. Спать хочется адски, и Чимин, нехотя проглотив таблетку, кажется, уже отходит к Морфею. Намджун, не задерживаясь, отправляется за ним.

[Vikara]

Утром сквозь шторы пробивается солнечный свет, Намджун приоткрывает один глаз и видит чиминову макушку на своей груди. Они вырубились уже глубокой ночью, уставшие, но счастливые. Намджун улыбается и шерудит волосы на чиминовой голове. Идиллия. Погода за окном, судя по тишине, не дождливая, значит, можно будет погулять, не боясь подхватить воспаление лёгких. Поездка, на удивление, весьма удалась и надолго запомнится. И не только из-за проведённой ночи, но и из-за эмоций и впечатлений от созерцания водной глади, песка под ногами и огромных валунов. Чимин показал и то самое место, куда так хотел попасть – низкие своды пещеры и разбивающиеся о её стенки волны. Поразительное по красоте зрелище. Намджун по достоинству его оценил, запечатлев в памяти каждую деталь. Трещины в сводах пещеры и пену, шипящую и сползающую после того, как волны уже схлынули.
На сегодня у них планы – позавтракать и побродить по берегу, собирая ракушки на память. А потом дождаться возвращения Юнги, чтобы он отвёз их в Сеул. Торопиться, в принципе, некуда, но Намджун всё равно будит Чимина и ржёт, когда тот с трудом разлепляет глаза и со стоном перемещает голову на подушку.
— Ты изверг, хён, — хрипло говорит он, делая самый мученический вид из всех возможных. Намджун только пожимает плечами. Какой есть, что уж там.
— Пора уже завтрак заказывать, а ты тут пускаешь слюни на подушку, — говорит он чуть позже, когда Чимин снова почти вырубается. Наверное, всё же не стоило его будить. У него такой сонный вид, будто он неделю не спал. У Намджуна такого не было со времен школы, когда доделать задание было приоритетнее сна. Теперь-то он понимает, что нет ни единой достойной причины для того, чтобы бодрствовать ночью. Всё, что не сон – кощунство.
Кажется, Чимин думает также, потому что только мычит что-то в ответ и притягивает Намджуна к себе за шею, не давая подняться с кровати.
Встают они в итоге только спустя час. Намджун поднимает с пола испачканные трусы и под чиминово хихиканье убирает их в пакет и в рюкзак, чтобы не маячили на виду. На себя он натягивает свежее бельё сразу после, натягивает отвернувшись, потому что у Чимина ни стыда, ни совести – смотрит на него и улыбается хитро, подлюга. Намджун окатывает его скептичным взглядом, но это не помогает. А ведь ему ещё самому Чимину трусы надевать. И вот как бы теперь набраться терпения и не устроить утреннюю оргию… Чиминово тело вряд ли скажет спасибо, если они займутся сексом ещё раз так скоро. У него и так ломота, судя по тому, как он поводит плечами, как устраивается поудобнее на кровати. Но нет, Намджун его не жалеет. Ни разу. Сам напросился.

После ленивого завтрака, они, наконец, приезжают на пляж. По песку везти коляску дико сложно, поэтому Намджун подкатывает Чимина ближе к воде там, где всё усыпано галькой. Та тоже не асфальт, но в ней хотя бы можно постараться не увязнуть. На пляже ни души, в такое время года здесь холодно и ветрено, поэтому желающих померзнуть совсем нет, кроме таких вот, как они — путешественников. Намджун видит одного такого с фотоаппаратом в другой части пляжа. Был бы у него самого фотоаппарат, он бы тоже снимал. Потому что есть что. Осеннее море не летнее, конечно. Нет искрящего солнца и бликов на волнах, но оно по-своему очень красиво. Поэтично красиво. Волны, накатывающие и оставляющие за собой пенящиеся следы, нагоняют вдохновение на раз. А мрачные тучи на горизонте добавляют пейзажу атмосферности. Такими кадрами можно начинать какой-нибудь драматичный фильм, а на фоне пускать титры. Был бы Намджун режиссёром, обязательно бы это использовал. Но Намджун не режиссёр, а путешественник, поэтому просто говорит об этом Чимину. Описывает в красках, как именно бы снял, и радуется, когда тот поднимает большой палец вверх. Хотя, этого и следовало ожидать. Чимин всегда выслушивает его внезапные предложения, и даже монологи около философского содержания. Приятно, на самом деле. Мать, например, старается всегда свести к минимуму такие разговоры. Наверное, ей хватает жизненных ситуаций и обсуждений, чтобы ещё думать над подоплёкой каких-то сложных вещей и действий. Впрочем, не она одна так считает. Поэтому чиминово внимание вдвойне приятно. Намджуну повезло с таким слушателем. Да что уж говорить, Намджуну повезло с таким парнем. Пора уже называть это так, а не прикрываться безликими, не передающими суть, определениями.
Намджун собирает горсть ракушек и гальки, чтобы забрать с собой в Сеул. Показывает Чимину, чтобы тот выбрал лучшие экземпляры, и убирает после к себе в карман. Он уже представляет, как положит пару ракушек в блюдце рядом со свечой дома на тумбочке. Матери, наверняка, понравится. Остальное он отдаст Чимину. У того точно есть какой-нибудь ящик или коробка, куда он складывает всякие памятные вещицы. Намджун почти на сто процентов в этом уверен. Чимин создаёт ощущение человека, которому нужны эти физические подтверждения-напоминания о значимых событиях жизни. Намджун бы не удивился, если бы узнал, что тот хранит свой первый дневник или первую школьную тетрадку.

Юнги заезжает за ними, как и обещал, вечером. Заезжает с кофе, что очень неожиданно и кстати. Намджун чувствует, что ему необходимо как-то взбодриться, потому что полубессонная предыдущая ночь даёт о себе знать тяжелеющими веками. Поэтому, устроившись на заднем сидении, он выпивает остывший уже кофе и трёт пальцами уставшие глаза. Когда они вернутся в особняк, ему ещё тащиться до дома. Чимину везёт больше. При желании, он может даже заснуть снова в машине и быть уверенным, что его донесут до кровати и уложат спать. Вот бы и Намджуна так. Но мечтать не вредно, а страдать в одиночестве не хочется, поэтому всю дорогу Чимину тоже приходится бдеть, слушая намджуновы разговоры и периодически кивая в ответ.
В Сеул они въезжают ближе к полуночи. Зато дороги все свободны, никаких пробок. Машина несётся по пустым улицам, приближаясь к месту назначения. Намджун смотрит в окно на проносящиеся мимо фонари и слабо улыбается. Поездка вышла замечательной, хоть и утомляющей. Чимин держится за его руку и, уложив голову на плечо, массирует ему пальцы. Намджуна не покидает ощущение, что он просто спит и это – приятный сон, а не реальность. Ведь для реальности всё слишком прекрасно…

Ощущение разбивается вдребезги, когда ему вдруг звонят с неизвестного номера. Намджун с удивлением смотрит на незнакомую комбинацию цифр, но решает взять. Мало ли, что-то важное.
— Господин Ким? – спрашивают его на том конце провода.
— Да, — отвечает Намджун.
— Меня зовут Сэен, и я звоню из больницы. Подскажите, кем Вам приходится Ким Со Ра?
Сердце Намджуна пропускает удар, когда побледнев он отвечает: «матерью».
— Боюсь, у меня для Вас плохие новости. Госпожа Ким поступила в отделение вчера ночью. Её привезли на скорой. Врачи почти сутки боролись за её жизнь, но спасти… не удалось. Мы звонили Вам несколько раз, но аббонент находился вне зоны действия – какие-то проблемы со связью, как я понимаю. Когда Вы сможете подъехать на опознание?
— Через пару часов, — голос Намджуна срывается.
— Мне очень жаль, примите мои соболезнования, — говорят на другом конце, и вешают трубку, когда Намджун так и не решается нарушить повисшее молчание.

[Vikara]

Человеческий мозг устроен так, что пока не увидишь вживую, не верится. Вот и Намджуну не верится. Он думает о том, что, возможно, что-то перепутали. Его мать не могла умереть, пока он ездил к морю. Просто не могла. Намджун отказывается в это верить, и ничего не говорит Чимину, когда тот спрашивает, что ему такое сказали, раз на нём лица нет. Он решает не отвечать, пока сначала он узнает, что точно стряслось. Сон как рукой снимает. Намджун хмуро смотрит в одну точку, а в голове творится хаос. Предположения, одно абсурднее другого, вертятся в мыслях, возникают и исчезают, трансформируются, становясь всё более и более нелепыми. Намджун сбегает сразу, как они подъезжают к особняку, попросив Юнги довезти Чимина и уложить в постель.
— Да что случилось-то? – спрашивает Чимин ему вдогонку.

До больницы Намджун добегает за рекордное время, а вот уже там целую минуту решается, прежде чем подойти к стойке регистрации и назвать своё имя. Когда он сбивчиво объясняет, что ему нужно, девушка в белом халате печально смотрит в монитор и подсказывает, куда ему пройти.
«Это какая-то ошибка», — уговаривает себя Намджун, пока доктор ведёт его за собой. «Просто не может быть правдой», — говорит Намджун себе, когда они останавливаются у стола, накрытого белой простынью. «Нет, это не она», — скандирует он, пока доктор открывает лицо покойницы.

Ей же было лучше. Таблетки помогали, и через неделю она должна была лечь в больницу на постоянное лечение. Слёзы злости застилают намджуновы глаза. Как так вообще? За что? Почему она? Намджун искренне не понимает, как так вышло. Мозг просто отказывается принимать действительность. Он видел мертвенно-бледное лицо матери, лежащей там, на столе, но поверить всё ещё не может. В голове просто не укладывается. Сидя на стуле в коридоре больницы, Намджун мнёт пальцами виски и стирает катящиеся по щекам слёзы. Он не хочет никуда отсюда уходить, не хочет даже просто сдвинуться с места, потому что если это правда, если он не спит, и матери действительно больше нет, то зачем жить самому Намджуну? Для кого жить, когда последний родной человек покинул его?
Мимо него снуёт туда-сюда медперсонал, возят каталки с больными, а Намджун так и сидит, уставившись взглядом в огромный плакат мышечной системы человека и видя вместо этого непонятное цветное пятно.

Ему говорят, что отдадут её прах через два дня. Говорят, что она очень мучилась из-за своей болезни, а теперь ей, наконец, не больно. Намджун не понимает, почему он должен радоваться этому. Если бы она дожила до того момента, как её бы положили в больницу на лечение, боль бы тоже ушла. И не унесла вместе с собой её жизнь. Намджун бы каждый день навещал её, приносил бы апельсины в сетке и читал ей вслух глупые женские романчики, которая она так любит. Любила. Намджун бы всё делал, вместо того, чтобы думать о том, где развеет её прах.
Когда он закрывает глаза, мать как живая. Тянет к нему руки и улыбается. Мягко, успокаивающе. Говорит, что всё будет хорошо, говорит, чтобы он ехал вместе с Чимином. Намджун ненавидит себя. Потому что был с Чимином, а не с ней. Потому что в свои последние часы она была одинока. Как же ей было плохо, раз она даже вызвала себе скорую? Она всегда говорила, что ей «терпимо». Даже когда приступы становились чаще и тяжелее, никогда не заикалась о скорой. Слёзы прочерчивают карту на намджуновых щеках – жизнь так несправедлива. Так жестока. Поглощённый своими чувствами к Чимину, последнее время перед её смертью он редко разговаривал с ней и мало внимания обращал на её самочувствие. Намджун жил вместе с ней, но в тот момент, когда должен был быть с ней, держать её за руку, был с Чимином. Занимался с ним сексом.
Намджун противен сам себе.

Он звонит госпоже Пак на следующий день. Вкратце объясняет ситуацию и получает неделю отгулов. Вешает на холодильник стикер с числом, когда ему надо будет ей отзвониться, и возвращается в пустую тёмную комнату, чтобы лечь и отвернуться к стене, обхватив себя руками.

[Vikara]

В день похорон выпадает первый снег, хотя по календарю ещё очень рано. Но факт остаётся фактом. Редкие снежинки кружатся в воздухе, оседая на землю и смешиваясь с пылью. Намджун одевается теплее обычного, когда собирается выходить на улицу. А выйдя, задирает голову, смотря на привычного голубя, сидящего на проводах. Что-то не меняется из года в год, изо дня в день. Намджун прикрывает глаза, подставляя лицо под опускающийся на город снег, и спустя миг капельки воды стекают к подбородку, перемешиваясь по пути со слезами. Истерика не накрывает его, уступая место апатии. Намджун фаталист, поэтому не рыдает, вопрошая, как так случилось, зачем и почему, а просто будто застывает во времени. Внутри него разрастается пустота и темень. Только беззвучные слёзы периодически прорываются сквозь маску отчуждения. Намджун закрывается в себе, захлопывается как раковина, не подпуская внешний мир ближе, чем на метр. Развеивать прах он тоже идёт один. Обрушившееся на него горе Намджун не хочет ни с кем делить. Утешающие и сочувствующие взгляды и разговоры не помогут ему. Не повернут время вспять и не вернут ему маму.

У реки Хан утром холодно, ветер играется с намджуновыми волосами, оттопыривает криво повязанную траурную ленточку. Намджун зарывается пальцами в горшочек, зачёрпывая горсть пепла. Поднимает кулак и разжимает его, позволяя ветру уносить частички того, что осталось. Позволяя забирать последнее, что у него осталось. Пальцы мёрзнут, краснея на холоде, но Намджун не торопится. Отдаёт ветру пепел, а после садится прямо на землю и зарывается руками в волосы, не желая двигаться.

Неделя подходит к концу, а Намджун за всё это время только пару раз вышел из дома. В комнате так тихо и пусто без матери. Иногда, выныривая из сна, Намджун думает, что она просто вышла куда-то и скоро вернётся, и только потом вспоминает, что нет. Не вернётся.
Намджун выключает звук у телефона, в самое нужное время тот не сработал, а теперь уже всё неважно.
Если бы обстоятельства сложились по-другому, наверное, он бы хотя бы сказал о случившемся самому Чимину, но сейчас ассоциации с ним неразрывно связаны со смертью матери, и Намджун просто не может. Он винит себя, винит их отношения в том, что не оказался рядом в нужное время. Намджун просто ненавидит себя за то, что не заметил, не предугадал. Матери ведь стало хуже прямо перед поездкой, надо было обратить на это больше внимания и остаться. Надо было... если бы. Мысли об альтернативной версии событий мелькают в намджуновой голове, и негативные эмоции, так близко расположенные к Чимину, перекидываются и на него тоже. Хотя умом Намджун понимает, что тот ни в чём не виноват.

Чувство слабости не покидает его, но еда просто не лезет в горло. Намджун буравит взглядом зелёный треугольник кимпаба, одиноко лежащий на полке в холодильнике, и выкидывает его в мусорный пакет. Он всё равно не съест его. Остатки сваренного уже очень давно риса отправляются туда же.
Намджун ищет свою чёрную толстовку, когда натыкается взглядом на какую-то странную коробку на нижней полке. То, что это мамины вещи, доходит до него сразу, как он открывает её и видит лежащий сверху дневник. Пару раз он заставал мать за тем, как она писала что-то в него. А теперь это всё, что осталось. Он проводит большим пальцем по шероховатой обложке и уже собирается положить на место, когда из дневника выпадает какой-то листок. Намджун наклоняется, чтобы его поднять и мажет глазами по изображению. Это оказывается фотография – на ней мать стоит рядом с каким-то мужчиной и улыбается. Намджун подносит фотографию поближе, рассматривая, и хмурит брови, пытаясь вспомнить. Мужчина на фотографии – смутно напоминает ему кого-то, но кого? Намджун роется в своей памяти, но воспоминание ускользает от него. Наверное, что он видел схожие черты лица, работая в клубе. А поток посетителей был таким большим, что неудивительно, что не вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. Намджун переворачивает снимок и читает полустёртую надпись на фотографии: «С принцем солнца». Так мать в шутку называла отца, когда они встречались. Жалко, что историю, которая предопределила возникновение этого прозвища, он не знает. Намджун только пару раз слышал, что она звала принца солнца, когда простудилась и в горячечном бреду разговаривала. Он снова разворачивает фотографию и смотрит на мужчину гораздо внимательнее. Судя по всему, это его отец. Подонок, который бросил беременную женщину, и за всё время намджуновой жизни ни разу не объявился, чтобы чем-нибудь помочь. Что ж, неудивительно, что Намджуну он показался знакомым – в клуб ходят как раз такие типы. Может быть, он даже выгонял его из клуба после пьяных драк. Вполне возможно.
Намджуна снедает любопытство, и он тщательно исследует коробку, но больше ни одной фотографии не находит. Видимо, ему так и не узнать, кто же был его отцом.

Госпожа Пак звонит ему сама, когда отведённая неделя заканчивается. Говорит, что вынуждена уехать в Японию на неделю, и интересуется, когда он сможет возобновить свою работу. Намджун всё ещё убит горем и растерян, на самом деле, но заверяет её, что придёт завтра же. Он надеется, что за работой сможет хоть немного не думать о том, что дома его больше никогда не будет ждать мать. Что рутина отвлечёт его от мучающих мыслей.
Он откапывает в ворохе грязного белья свои джинсы и длинную толстовку и стирает их первыми, чтобы те успели высохнуть к утру. В голове борются противоречивые мысли, а стоило ли возвращаться. Работа работой, но Намджуну больше не нужно так много денег. Да и очередная встреча с Чимином его совсем не радует. Обстоятельства, при которых они расстались в последний раз, заставляют его сомневаться в принятом решении. С другой стороны, Чимин ведь не заслуживает такого. Надо уже посмотреть правде в глаза, не он виноват в том, что Намджун не оказался рядом с матерью, когда она умирала. Не он виноват в том, что она не дожила до того момента, когда её бы положили на лечение. В этом всём виноват сам Намджун, потому что мало старался. Потому что не обратил внимания на то, что ей стало хуже. Он и только он виноват в том, что не предвидел того, что произошло, и больше прикрываться Чимином он не хочет. Потому что это глупо и, как минимум, нечестно по отношению к нему. Поэтому Намджун попытается быть сильным и не скидывать вину на него.

[Vikara]

Чимин встречает его с такой неприкрытой радостью, что ему становится неловко. Ловит намджунову руку и сжимает её, прислоняется лбом к плечу Намджуна, когда он присаживается на кровать рядом.
— Я скучал, — глухо говорит Чимин, и сердце в намджуновой груди ёкает. «Я тоже» застревает в его горле невысказанным. Потому что это только частично правда, а Намджун не хочет врать. Не тогда, когда в чиминовом голосе столько искренности.
— Ты как? – Чимин заглядывает ему в лицо и смотрит внимательно. Комок в горле предательски набухает, руша намджуновы планы вести себя как обычно. Потому что он не готов обсуждать то, что произошло. Совсем не готов.
Чимин, по-видимому, понимает это, прочитав по глазам, и больше не спрашивает, заключая в тёплые объятия.

В обед приходит Сокджин и, провозившись с Чимином полчаса, отводит Намджуна в сторону. Он достаёт из своего саквояжа какой-то пакетик с порошком и, высыпав его в чашку, заливает тёплой водой.
— Ты молодец, что вернулся, — говорит Сокджин, и, помешав ложкой, протягивает Намджуну получившийся напиток. – Витамины и успокоительное.
— Спасибо, не надо, — отказывается Намджун и ловит на себе холодный сокджинов взгляд.
— В мои обязанности входит здоровье Чимина, а не твоё. И мне было бы неважно, если бы ты гробил себя. Но сейчас ты – сиделка Чимина, и твоё состояние отражается на его самочувствии. Так что оставь эти свои мотания головой для кого-нибудь другого. Пей, а после ответишь мне на один вопрос.
После сокджиновых слов Намджун не решается его ослушаться и выпивает лекарство до дна.
— А теперь, — говорит Сокджин, сцепляя руки в замок, — скажи. Когда ты ел в последний раз и что?
Намджуна слегка раздражает его тон, но умом он понимает, что заслужил. Всё-таки Чимин полностью зависит от него. И если Намджун вдруг хлопнется в обморок, то помочь ни себе, ни ему он не сможет.
— Рис ел, вчера, вроде, — с трудом припоминая, отвечает он.
Сокджин громко выдыхает и смотрит с таким осуждением, как будто Намджун как минимум кого-то убил.
— Иди к Чимину, — говорит он и уходит на кухню, а спустя полчаса приносит тёплое молоко и суфле.
— Проследи, чтобы он всё съел, — наказывает он Чимину и гордо удаляется.
Чимин улыбается и, играя бровями, обещает, что скормит всё до последней ложки. Намджун закатывает глаза и предлагает ему пойти в одно известное место.
Чимин хлопает его по руке – зря он по привычке сел рядом читать, — а после тычет в губы ложкой с кусочком суфле. Намджуна воротит даже от вида еды, но что-то подсказывает ему, что от него иначе не отстанут. Он открывает рот и проглатывает лёгкое сладкое суфле. Сокджин, однако, умеет готовить. Во всяком случае, на этот раз еда не просится обратно сразу после того, как он её проглатывает. А Чимин радостно улыбается. Как мало человеку надо для счастья...
— Хочешь, покажу новые рисунки? — спрашивает он, когда Намджун с трудом, но всё же доедает всё. Судя по всему, Чимин действительно очень соскучился, потому что так откровенно хочет намджунового внимания. И он не против, на самом деле. Мало того, Намджун снова не понимает, как можно было злиться и ненавидеть Чимина. Сидя рядом и видя его улыбку, у него это просто не получается. Совсем.
Чимин копается в папках на своём ноутбуке, ищет что-то, пока Намджун исподтишка рассматривает его профиль. У Чимина уже успела отрасти чёлка, и он выглядит ещё более милым, чем обычно. Особенно, когда взмахивает ресницами, поворачиваясь к нему и встречаясь глазами. Намджун тянется, чтобы прикоснуться губами к его виску, но замирает в нескольких сантиметрах и просто взлохмачивает ему волосы.
— Смотри, — говорит Чимин, сделав вид, что ничего не заметил. И поворачивает ноутбук, чтобы было лучше видно. С экрана на Намджуна смотрит он сам в день их поездки. Его волосы развеваются от ветра, в опущенной руке сигарета, а взгляд направлен на бушующие волны. Чимину снова отлично удаётся передать настроение и атмосферу. Намджун будто оказывается снова на пляже, снова сидит на валуне и думает о том, что хотел бы так и сидеть там вечность. Минутное восхищение сменяется болью, когда мысли перепрыгивают на ночь того дня и последующий за ней день.
— Хён? – Чимин, наверное, замечает перемену в его взгляде, потому что ни на шутку расстраивается. Он выключает ноутбук и кладёт намджунову голову себе на плечо.
— Хён, не знаю, что произошло, но ты сильный и справишься. И если вдруг захочешь поговорить, я к твоим услугам, ты же знаешь?
Вместо ответа Намджун ищет его ладонь и сцепляет их пальцы. Он очень благодарен ему за эти слова.

Депрессия снова накрывает Намджуна, когда он возвращается домой. В комнате темно и спёртый воздух до сих пор пахнет лекарствами. Одинокий открытый пузырёк белеет в общем полумраке, привлекая внимание. Намджун не раздеваясь садится на одеяло, подтягивает к себе ноги и прикрывает глаза. Усталость и одиночество ледяными тисками сжимают его сердце. Пусто и невыносимо тихо. Даже соседи сверху на удивление не балаганят, может быть, уехали куда-то. Намджун выуживает пачку сигарет и вертит её в руках. Он и так выкурил половину за один день, но желание покалывает подушечки пальцев. Хочется надраться до состояния, когда всё становится неважным, но тогда он точно не встанет завтра утром. Да и склад пустых бутылок в углу уже выглядит пугающе большим. Поэтому он всё-таки достаёт сигарету и закуривает. В комнате всё равно никого больше нет и переживать ни о чьих лёгких, кроме своих, Намджуну не надо. Терпкий дым разъедает глаза, горечь оседает на языке, а в голове становится приятно пусто. Мысли уходят, уступая место звенящей вязкой тишине. Намджун так и засыпает, сидя, спустя несколько часов.

Он ощущает себя так странно, когда улыбается Чимину, но при этом не чувствует никакой радости. Просто растягивает губы и выглядит гораздо счастливее, чем есть на самом деле. Чимин искренне пытается его подбодрить. Мать, похоже, не нашла нужным сказать ему, почему Намджуна не было целую неделю, и, возможно, это к лучшему. Потому что у Чимина нет жалости в глазах. Он просто догадывается, что произошло что-то не очень хорошее в намджуновой жизни и ему требуется поддержка. И Чимин изо всех сил это делает. Комфортит Намджуна, заставляя Сокджина готовить им суфле, которое ему так понравилось. Когда рисует, спрашивает совета. Чимина становится так много, что Намджуну кажется, что даже вместо его крови в нём течёт чиминова кровь. И это, наверное, хорошо. Потому что Намджун может улыбаться и улыбается. И по вечерам, даже когда становится совсем плохо, он больше не пьёт. Потому что на следующий день Чимин смотрит с подозрением и требует поберечь свою печень. Беречь лёгкие он, к счастью, не просит. Вместо алкоголя, Намджун скуривает по две сигареты перед сном и проваливается в темноту. Иногда ему даже нравится это, потому что во сне приходит мама, гладит его по волосам, говорит что-то, спрашивает, как он. Иногда Намджуну очень хочется не просыпаться.

Чимин пытается вытащить его из тьмы. Он обнимает, невозможно щемяще целует в шею и вообще делает всё, что может, чтобы Намджун не закрывался в своём одиночестве. Без Чимина он бы, наверное, уже наглотался таблеток. А так, его поддержки хватает даже на пустые вечера. Намджун скучает по матери, курит и депрессует, но знает, что завтра его ждут в особняке. Что Чимин ждёт его прихода и уже приготовил программу того, чем они будут заниматься. В последнее время ему вдруг понравилось смотреть странное артхаусное кино, и это так на него непохоже, что Намджун подозревает, почему его выбор пал именно на этого жанра фильмы. Иногда Чимин такой предсказуемый. Хорошо, что рядом с ним нет кого-то, кто бы использовал против него его же доброту и самоотверженность. Чимин превосходный друг, понимающий, сочувствующий. Он принимает близко к сердцу все проблемы тех, кто находится рядом с ним. Хотя бы ради него, Намджун старается не унывать настолько открыто.

[Vikara]

А потом Чимин как-то раз говорит про то, что он жил до этого в другом доме и предлагает для полноты картины показать фотографию. Просит принести альбом из гардеробной, подробно объяснив, куда он его засунул. Но Намджун даже с этими подсказками не сразу его находит.
Чимин на старых фотографиях такой забавный – с пухлыми щеками и с ранцем за спиной. Намджун узнаёт на одной из фотографий Тэхёна рядом с ним. Вот уж кто вообще не изменился – такой же высокий и худой. Одну из фотографий Чимин явно не хочет показывать, потому что быстро перелистывает, но Намджун, как сокол, вцепляется в страницу и ржёт над тем, как краснеют чиминовы щёки. На снимке Чимин с длинной чёлкой и в одних шортах делает какое-то танцевальное движение. У Намджуна всего два сравнения в голове – Тарзан и Маугли. Он их и озвучивает, получая больный тычок в бок.
— Сам ты Маугли, просто с голым прессом этот танец смотрелся интереснее, — говорит Чимин.
— Где ты там пресс увидел? – хмыкает Намджун и, конечно же, огребает снова. Чимин только кажется прозрачным и слабым, удар у него то, что надо.
Они чуть не забывают об истинной причине, зачем стали смотреть альбом, пока рассматривают старые снимки Чимина, который, кажется, постоянно был в движении. Глядя на этого живчика на фотографиях, Намджун невольно проводит параллели и очень жалеет, что не видел его до того, как тот оказался в инвалидном кресле.
Уже убирая альбом в гардеробной, он задевает локтем какой-то угол и, шипя от боли, разжимает пальцы – тот бесформенной грудой падает на пол. Чимин из комнаты интересуется, не убился ли он там. Намджун уверяет, что, к его несчастью, нет. Наклоняется, чтобы собрать фотографии, и зацепляется взглядом за убранный за обложку краешек снимка. Намджун вытаскивает его, чтобы посмотреть — любопытно же, и чуть не роняет альбом снова. С фотографии на него смотрит юная госпожа Пак в свадебном платье и её муж – принц солнца. Ошибки быть не может, Намджун видел именно его на единственной фотографии отца, которую оставила после себя мать. И тогда он не смог вспомнить, кого же ему напомнил мужчина со снимка, потому что он пересекался с господином Паком всего один раз.
Намджуну кажется, что на него вылили ушат ледяной воды, а потом поместили в звуконепроницаемое место, потому что он будто глохнет. Вокруг становится так тихо. Время будто останавливается. Первая мысль – бежать отсюда. Куда глаза глядят, но больше не оставаться здесь, ни на секунду дольше. Вторая, более приближенная к правде – надо увольняться. Увольняться срочно, пока всё не стало ещё хуже. Он так долго ненавидел отца, так часто представлял, каким презрением окатил бы его самого и его семью. Некоторое время даже думал о том, что стал бы мстить за всё те унижение, боль и лишения, которые пришлось пережить матери из-за него. Много раз представлял, как придёт к отцу и скажет, кем он ему приходится. Как округлятся его глаза, когда он скажет, какой тот подонок. Намджун столько всего себе представлял, что сейчас просто не может понять, как такое возможно — судьба так издевательски посмеялась над ним, что он не сможет сделать ничего из того, о чём грезил ночами. Он, Намджун, несколько месяцев ухаживал за сыном своего злейшего врага и даже не знал об этом. Он, Намджун, занимался с сыном этого врага любовью, когда его мать везли на скорой в больницу. Он, Намджун, вернулся помогать дальше, через неделю после похорон матери. Как вообще можно жить после такого? Как вообще можно быть таким идиотом и конченым неудачником, чтобы попасть в такую ситуацию? Намджун искренне не понимает. Это похоже на комедию с чёрным юмором, где в роли главного героя выступает сам Намджун. Тупая какая-то и слишком жестокая комедия.

Возвращается в комнату Намджун только после того, как дважды ополаскивает лицо холодной водой и уговаривает себя не швырнуть какую-нибудь вазу в стену прямо сейчас, а подождать с крушениями до конца рабочего дня. Он пойдёт в зал и выместит всю злость и бессилие на судьбу там. Объяснять здесь, что именно произошло, будет слишком сложно.
— Ты где так долго... – начинает Чимин, и, увидя намджуново лицо, замолкает.
Намджун садится в кресло и надевает наушники, надеясь, что тот поймёт намёк. Ведь если не поймёт, то он за себя не ручается. И так на пределе.
Чимин понимает и не лезет, хотя удивление и обида явственно читаются на его лице. Намджун впервые за очень долгое время отсаживается от него подальше.

Намджун звонит госпоже Пак тем же вечером, когда бредёт домой. Говорит, что увольняется и просит как можно скорее подыскать ему замену. Госпожа Пак удивлённо уточняет, почему, но Намджун не решается сказать ей правду, поэтому говорит, что у него просто изменились планы на будущее. Она просит не говорить ничего Чимину, обещая, что скажет всё сама, но уже после операции, которую из-за некоторых причин пришлось отложить почти на месяц. Намджуну это на руку, потому что пережить две недели, если тот всё будет знать, будет гораздо сложнее. А ему и так непросто.

Всё меняется. Намджун просто не может больше находиться рядом с Чимином. Видеть его, сидеть близко, слушать его смех, потому что в голове набатом стучит «он тебе брат». Ты переспал с БРАТОМ! С братом целовался, брату вылизывал соски, наслаждаясь музыкальными стонами. И ведь Чимин об этом ни черта не знает. Обижается, не понимает, в чём дело, и требует к себе больше внимания, липнет сильнее, чувствуя, что Намджун пытается отстраниться. Это похоже на идиотскую игру в тяни-толкай. С привычками хрен поспоришь, особенно с теми, что закрепились на уровне рефлексов, типа взлохмачивать чиминовы волосы, целовать в висок, держаться за руки. Нет-нет, да забываются запреты. Случайно сплести пальцы и после неловко убрать руку, будто надо срочно поправить чёлку. Наклониться перед уходом и вместо поцелуя неловко взбить подушку под чиминовой головой. Намджуна самого бесит это, но против привычек не попрешь. Он пытается постоянно держать в голове «никаких прикосновений», но получается не всегда. Так и выходит, что Намджун то подпускает ближе, то отталкивает.
И Чимин терпит. Злится, обижается, но терпит, пока терпение не лопается как мыльный пузырь. Чимин ловит его наклонившимся, чтобы подтянуть повыше на подушки, и целует в уголок губ. Намджуна будто током прошибает. Он застывает на мгновение и в ужасе отстраняется. Чимин провожает его больным, надломленным взглядом.

[Vikara]

Пережить последнюю до операции неделю оказывается ещё сложнее, чем Намджун думал. Его ломает и рядом с Чимином, и далеко от него. Мысли не дают покоя даже ночью. Котёнок, которым в одном из снов был Намджун, забирается-таки в будку и видит там не злую страшную и мерзкую собаку. Нет, он видит там маленького белого котёнка. И для вечно философски настроенного Намджуна, это значит то, что всё это время он ошибался. Всё это время он лелеял в себе ненависть к придуманному образу, страшился его и желал узнать одновременно. В красках представлял себе, что сделает после того, как узнает, как «заберётся в будку», и увидел абсолютно другое.
Сказать, что этот второй удар добивает Намджуна, так и не пришедшего всего после смерти матери, ничего не сказать. А ведь казалось, что хуже уже быть не может. Но вот – получите и распишетесь. Отец, которого он так ненавидел и которого так хотел увидеть, оказался отцом Чимина. А сам Чимин, с которым он, между прочим, переспал, оказался его братом. И второе бьёт по нему гораздо больнее. Как ещё хочет поломать его судьба? Сколько уже можно над ним издеваться?

Намджун смотрит на своё отражение в зеркале и откладывает бритву в сторону. Он никуда не пойдёт сегодня. И завтра тоже не пойдёт. Он просто не хочет никуда. Да и зачем? Смысл искать себе новую работу, если он всё равно не будет на неё ходить? У него денег столько, что он может полгода никуда не устраиваться. Теперь больше не надо откладывать на лекарства и на больницу, больше не надо ходить в аптеку и спрашивать, появилось ли какое-нибудь средство посильнее. Больше не надо стирать вещи – матери нет, ходить в особняк не надо, а Намджуну плевать, на белье какой свежести он спит. И готовить тоже можно не париться. Намджуну в горло кусок не лезет, так зачем переводить продукты? Сплошная экономия. Матери бы понравилось, что у него так много свободной наличности. Но она спит беспробудным сном и теперь неважно и не узнать точно, что бы ей понравилось, а что нет. Намджун проводит пальцами по отросшей щетине и зарывается руками в немытые волосы. Как его жизнь могла скатиться настолько, что желания продолжать её больше нет? Скатиться так быстро. За один гребаный месяц, который всё перевернул с ног на голову.
Намджун смотрит в зеркало, а видит почему-то улыбку Чимина. Его щёлочки-глаза и поднятые кверху уголки губ.
По зеркальной поверхности расходятся сеточкой трещины. Улыбка гаснет.

На третий день у Намджуна начинаются слуховые галлюцинации. Проснувшись, но ещё не разлепив глаза, он слышит своё имя, а это абсолютно невозможно. У Намджуна нет друзей и знакомых, а единственный, кто мог бы его звать – это мать, но она умерла. Открыв глаза, он вертит головой, пытаясь избавиться от галлюцинаций, но эта какая-то слишком настырная. Намджун садится на покрывале и хмурится, не понимая, что происходит, когда к его имени прибавляется настойчивый стук в дверь. Кажется, это всё же не галлюцинация. Кое-как поднявшись, Намджун подходит и поворачивает защёлку.
— Я уж думала, что подох, — говорит ему Хальмоним, протискиваясь внутрь. Намджун в удивлении следует за ней, поздно соображая, что стоило бы, наверное, попросить её подождать пару минут.
— Ну и накурено, — переваливаясь с ноги на ногу и махая перед собой рукой, комментирует она и, подойдя к окну, пытается открыть форточку. Только та расположена высоковато для её роста, поэтому Намджуну приходится прийти ей на помощь. В форточку вместе с порывом холодного ветра залетает пара снежинок. Похоже, пока Намджун сиднем сидел дома, успела наступить зима.
— Джуни, — обернувшись к нему, говорит Хальмоним, — ты почему ко мне не пришёл, а? Совсем забыл свою подружку.
Намджун неловко мнётся, загораживая угол с батареей пустых бутылок. И как только она узнала адрес? Кажется, он говорит это вслух, потому что тут же получает ответ.
— Слухами земля полнится, Джуни. Твой дружок – Хосок, кажется, у него сестра двоюродная работает в больнице. Она узнала о твоём горе, как-то заикнулась Хосоку, а он мне рассказал.
— Он не дружок, — поправляет Намджун и удивляется, — и откуда ты его знаешь?
— Как-то раз ты мне был нужен, ну вот я и пошла к этому вашему клубу, чтобы тебя встретить. Но тебя не было, зато Хосок был. Спросил, что я ищу в таком месте. Я рассказала про тебя, про то, как ты мне помогаешь. Мы тогда разговорились, Хосок – хороший молодой человек. Интересный. Тогда он сказал, что как-нибудь придёт навестить меня. И вот вчера выхожу я бельё развесить, а у калитки он стоит.
— Везде знакомства заводишь, смотрю? – хмыкает Намджун, и, скинув с единственного стула одежду, помогает ей присесть.
— Конечно, завожу. Во все времена людям нужны были люди рядом. Чтобы помогать друг другу, например.
Намджун неловко переминается с ноги на ногу и не знает, что делать. К ним никогда не приходили гости, поэтому он совсем без понятия, что сказать и предпринять в этой ситуации. К счастью, Хальмоним сама нарушает это неловкое молчание, попросив воды.
Когда Намджун приносит ей кружку, она берёт его за запястья и, заглядывая в глаза, поджимает губы и качает головой из стороны в сторону.
— Бедный мой мальчик. Такое горе нельзя переживать одному. Надо было прийти ко мне и пореветь. Иди сюда, — и заключает его в объятия, Намджун чуть не разливает воду на одеяло, согнувшись, чтобы ей было удобнее. От нее исходит приятное тепло и чувство защищённости. Намджун даже жалеет, что действительно не пришёл к ней. Конечно, мать бы она вернуть ему не смогла, но он точно не чувствовал бы себя таким одиноким и несчастным.
— Если у тебя что случится – обещай, что придёшь, хорошо? – стоять так, согнувшись в три погибели, очень неудобно, но отстраняться совсем не хочется. Объятия у Хальмоним такие уютные. Как будто родная бабушка обнимает. Против воли глаза Намджуна становятся мокрыми.

Хальмоним сидит с ним почти до вечера. Спрашивает сама, слушает, что говорит Намджун и, вроде, не ругает его, не говорит ничего такого, но после её ухода он собирает все бутылки в пакеты и выносит их на помойку. Проветривает комнату и замачивает белье. Хальмоним надо было в своё время не продавщицей работать, а идти учиться на психолога. После разговора с ней, Намджуну становится легче. Он не рассказывает про Чимина и про их отца, но чувствует, что его будто отпускает. Темнота внутри словно рассеивается, уступая место тихой грусти. Он всё также скучает по матери и злится на отца, но больше не хочет лезть в петлю. Наверное, так и должно быть после удачного похода к психологу – проблемы не исчезают, но перестают так терзать душу. Не рвут больше в клочья.
Перед сном Намджун курит в форточку и, только проветрив комнату, ложится спать. В первый раз за последнее время, лёжа на подушке и укрываясь одеялом, а не сидя и прислонившись к стенке. И ему ничего не снится.
А наутро он идёт в магазин, чтобы пополнить запасы сигарет и купить, наконец, еды.

[Vikara]

У Намджуна теперь много скопленных денег, потому что всё, что он так долго откладывал, в итоге не понадобилось. И, размышляя о том, что делать в будущем, он думает о том, как бы их лучше всего потратить. После разговора с Хальмоним, Намджун понимает, что нельзя дольше прожигать жизнь. «Ты очень умный мальчик, Джуни, — так она ему сказала, — тебе надо учиться, устраиваться в какую-нибудь компанию и продвигаться вверх по карьерной лестнице. С такими мозгами нельзя быть просто вышибалой в клубе. Это кощунство». Слова Хальмоним не выходят у него из головы, и ему действительно нравится учиться. Нравится напрягать серые клеточки. Нравится читать, считать и думать. Только вот не поздно ли? У него за спиной только неоконченная школа, никаких курсов и тем более института. Намджун сомневается, что что-то получится. Слишком много времени потеряно, но он всё равно идёт в школу, чтобы поговорить о возможности сдать экстерном последние два класса. Намджун уверен, что сможет подготовиться, если ему дадут возможность. Хальмоним верит в него и её уверенность каким-то волшебным образом передаётся и ему. Он возьмёт себя в руки, поднажмёт и сдаст всё, что надо, лишь бы попытаться выбраться из низов. У него больше никого нет, поэтому и рассчитывать абсолютно не на кого, кроме как на себя. Пора брать ответственность за собственную жизнь и строить её, а не подстраиваться под обстоятельства.
Намджун тушуется, когда видит выходящих из школы подростков, в своё время он терпеть не мог эти ворота и тропинку ко входу в здание. Школьные годы ассоциируются у него с вечными синяками и гематомами. Дети очень жестоки к тем, кто чем-то отличается от них. Будь то поведение или же социальное положение. Они не знают пощады, поэтому место Намджуна в школьном круге было определено сразу – изгой, — и не менялось, пока ему не пришлось уйти. Вот и сейчас, подходя к зданию, он чувствует волнение и отвращение, но пересиливает себя. Теперь он гораздо старше и бояться уже нечего. Вряд ли подростки накинутся на него – слишком он старый для них, да ещё пугающий с виду.
С его вопросом Намджуна отправляют сразу к директору, потому что таких случаев, судя по всему, не было раньше. Приходится битый час сидеть в коридоре, пока в зале проходит учительское собрание. Когда Намджун уже почти засыпает, двери, наконец, отворяются, выпуская переговаривающихся между собой преподавателей наружу. Директор выходит последним, и, заметив сидящего напротив его кабинета, подходит ближе, спрашивая, не к нему ли.
— К Вам, — отвечает Намджун и проходит за ним.
Директор низкого роста с лысиной и в очках, и, по правде, не производит на него впечатление того, кто сможет помочь ему в возникшей нестандартной ситуации. Но Намджун всё равно пробует. Говорит о том, что хочет, и объясняет, почему в своё время не смог это сделать. Директор задумчиво протирает очки и хмурится, обдумывая. И Намджун ни на что не надеется, но слышит: «Хорошо» и просто не верит своим ушам.
— Хорошо, давайте попробуем. Готовьтесь, экзамены будете сдавать с выпускным классом через несколько месяцев. Библиотекаря я предупрежу – возьмёте учебники и всё, что понадобится для подготовки.
— Спасибо, — искренне благодарит Намджун, думая о том, что это слово хоть и хорошее, но не может передать все те эмоции, которые он чувствует.
— Да пока что не за что. Удачи Вам, молодой человек! Нам надо поднимать общий уровень оценок у выпускников, намёк понимаете?
Намджун заверяет, что всё понял, и постарается не разочаровать. В конце концов, ему всегда легко давались школьные предметы. Вряд ли он успел сильно всё забыть за время его вынужденного избегания учёбы.
Намджун набирает целый пакет учебников и пособий для подготовки к экзаменам. И тем же вечером приступает, составляя план занятий, чтобы успеть всё освоить.

Намджун снова устраивается на подработку в клуб, только на этот раз исключительно на ночные смены, чтобы днём можно было заниматься и ходить в библиотеку за дополнительными материалами. За насыщенными буднями и выходными, он так устаёт, что времени вспоминать и думать о Чимине у него просто не остаётся. Хотя периодически ему кажется, что стоит повернуться, и он наткнётся на его внимательный взгляд, увидит его улыбку. Каждый раз, когда подобные мысли посещают его голову, Намджун выкуривает несколько сигарет и заставляет себя переключиться на что-нибудь другое. Благо, есть на что. Догонять программу, которую обычные школьники проходят за несколько лет, за четыре месяца – та ещё запара. Формулы по математике и физике Намджун записывает крупными буквами на альбомных листках и прикрепляет к обоям, чтобы видеть их перед глазами, пока ест или занимается домашними делами. Повторение – мать учения, а для него вообще неотъемлемая часть подготовки. Ведь от количества информации быстро начинает пухнуть голова, и некоторые факты банально перемешиваются в памяти. Поэтому Намджун повторяет формулы даже когда протирает столы в баре.

На Рождество он заваливается в гости к Хальмоним, притащив с собой пакет токпокки и парочку ёлочных игрушек, которые они сразу водружают на праздничное деревце. Намджун снова тёмного цвета, окрашенные кончики волос он срезает в конце декабря. Хальмоним, правда, говорит, что ему было очень хорошо блондином, но он отказывается краситься снова. Потому что это ассоциируется у него с одним человеком, по которому он, как бы ни хотел забыть, всё равно скучает. И лишний раз бередить душу очень не хочется. Он давно убрал всё, что напоминало Чимина, в пакет и положил его в самый дальний ящик комода, чтобы наверняка. Жалко, что с воспоминаниями также сделать нельзя. Но Намджун старается не думать об этом и не ворошить прошлое. Он с такой болью перевернул ту, исчерченную записями, страницу своей жизни, что больше не собирается возвращаться. Ни в коем случае.
Намджун сближается с Хосоком, который всё ещё работает в клубе и, оказывается, всегда хотел подружиться с ним. Тот часто навещает Хальмоним, и это не все связанные с ним сюрпризы. Хосок отлично танцует и даже поёт. Намджун ему по-доброму даже завидует – столько талантов в одном тощем теле. А ещё он состоит тусовке. В того самого вида тусовке, куда Намджун мечтал попасть. У Хосока друзья рэперы, и сам он читает. Намджун думает, что вот он – долгожданный подарок судьбы.

Хосок дружелюбный и шумный. Они с Намджуном теперь частенько зависают где-то вдвоём. Смотрят кино, показывают друг другу придуманную лирику и гуляют. Хосоку нравится бродить по парку, морозя щёки, поэтому они почти каждую неделю хотя бы раз ходят туда, прихватив с собой стаканчики с кофе. Кормят уточек, живущих в пруду, и болтают обо всём на свете. Чаще всего болтает Хосок – ему всегда есть что рассказать. Однажды он предлагает сходить в океанариум. «Никогда там не был, а на этой неделе скидки». Намджун сказывается очень занятым и не идёт с ним.
Иногда, когда Хосок не может, Намджун идёт в этот парк сам. Ему нравятся ровные аллеи и скамейки, расставленные вдоль почти всех дорожек, которыми пронизана эта парковая зона. Он гуляет под кронами высоких деревьев и вдыхает полной грудью морозный воздух. Иногда на него прямо там нападает вдохновение и, наплевав на отмерзающие пальцы, он записывает основные мысли в свой блокнот, который всегда носит с собой.

Когда Намджун заходит в школу, его плечом чуть не сносит с ног какой-то парень. Он ойкает и извиняется, покраснев. И его внешний вид так не соотносится с этим румянцем, что сложно подобрать вещи противоположнее. Кожаная куртка с шипами, обтягивающие штаны — кто вообще зимой ходит в кожанке? И кто такое чудо в школу пускает? – и большие испуганные глаза под косой чёлкой. Намджун хмыкает и кивает в ответ. С кем не бывает, только вот спустя несколько часов на плече расплывается синяк – подарок шипа, не иначе.

[Vikara]

— Пойдём сегодня на сходку? – спрашивает Хосок и добавляет шёпотом: — Наконец познакомлю тебя с нашей местной звездой – Шугой.
Намджун согласно кивает и удивляется про себя, с чего рэперу брать такой странный псевдоним. Хосок, будто прочитав его мысли, поясняет, что «сахар» там абсолютно не при чём. Парень – фанат баскетбола.
После смены они не разбредаются по домам, а идут в не очень благоприятные кварталы. Хосок без умолку рассказывает о тех, кто будет на сходке. Намджун с интересом впитывает информацию, всё больше проникаясь к таинственному Шуге уважением и любопытством. Хосок называет его богом рэпа, и это не может не интриговать. Потому что хосоковым словам смело можно верить. Он фигни не посоветует. Проверено.
Намджун ожидает чего угодно, но только не того, что на сцене подпольного клуба под оглушительные аплодисменты появится не кто иной, как Юнги. Он даже не сразу его узнаёт, потому что, ну серьёзно? Водитель Чимина – известный в кругах рэперов Шуга? Но, как только он открывает рот, у Намджуна не остаётся сомнений, кто перед ним. Этот голос сложно забыть или перепутать с другим. Так же, как и это характерное шепелявенье и интонации. Мин Юнги собственной персоной, и каким только ветром его занесло в круги рэперов?! У Намджуна шок и удивление на весь лоб в течении всего его выступления. Шуга на сцене и Юнги в жизни – очень отличаются. Сказал бы кто, что тот самый водитель так умеет зажечь толпу, Намджун бы ни за что не поверил. Но тот действительно зажигает. Плюётся жёсткими словами, и толпа, поддерживая, ревёт и готова его на руках качать. Намджун, пожалуй, к ней присоединится. Шуга читает мастерски и с изюминкой, что ли. Его манера, также как и сам голос, въедается в память, заставляя запомнить. Будь он айдолом, смог бы выделиться среди остальных именно за счёт этого, а не из-за смазливой мордашки.
Намджун буравит его взглядом и абсолютно точно уверен, что не хочет «знакомиться». Он только, вроде, подзабыл о Чимине, и вот – на тебе. Посмотри на его водителя и познакомься с рэпером Шугой. Судьба, всё-таки, та ещё сука. Бьёт в спину, когда уже отпустило, чтобы всё как по новой. Перед глазами солнечная улыбка, «хён?» и глаза-щёлочки под блондинистой чёлкой. Намджун пытается раствориться в толпе, чтобы Хосок о нём забыл и не свёл с Юнги, но рост подводит. Его замечают через половину зала. Хосок подводит к Шуге и представляет. В глазах Юнги сначала ничего, а потом узнавание и «да ладно?»
— Привет, — хмыкает Намджун, протягивая руку. – Давно не виделись.
— Вы что, знакомы? Откуда? – удивляется Хосок. И Намджун вдруг вспоминает, что всю часть своей биографии, связанную с Чимином, намеренно упускал всегда в разговорах с ним. И сейчас будет весьма неловко, ведь Хосок тоже пробовался на роль сиделки к нему. И пару раз даже говорил об этом, а Намджун никак не комментировал. Сейчас будет не только неловко, но и очень подозрительно. Но Юнги не сдаёт его, видно, читает зачатки паники в глазах.
— Однажды привелось по работе встретиться. Я же водителем подрабатываю, — пространно поясняет он, и Хосок больше ничего не уточняет, посчитав это не интересным для себя. Намджун мысленно выдыхает и думает, что надо бы как-нибудь всё же рассказать ему, что он работал на Чимина. Чтобы больше не бледнеть и не краснеть, боясь, что кто-нибудь проговорится.
Юнги ловит Намджуна, когда он идёт курить. Достаёт сигарету и становится рядом, затягиваясь, а потом спрашивает, не избивали ли его случаем недавно. Намджун вопрос очень удивляет.
— А что, должны были?
— Чимин перешёл дорожку какому-то отморозку, у которого горит по нему. Мне пару раз уже прилетало, вот интересуюсь.
— Нет, не избивали, — говорит Намджун, и только потом вспоминает о том, как на него напали, когда он ещё работал у Чимина.
— Это хорошо, — кивает Юнги и выпускает колечко дыма в морозный воздух. – Если вдруг нападут – скажи, что знаешь, как зовут их главного, отстанут.
— А как зовут?
— Ты не знаешь?! Я думал, что Чимин говорил о нём, — настаёт время удивляться Юнги, — Чонук – тот ещё подонок, помешался на нём и всё никак забыть не может. Высокий такой, на школьника похож – очень молодо выглядит.
Намджун невесело думает, что тоже не может Чимина стереть из памяти. Бывают такие люди, которых даже при большом желании вычеркнуть из воспоминаний невозможно. А потом хватается за описание, и картинка складывается. Тот самый парень, в которого Чимин запустил кружку, по ходу, и был Чонук.
— Видел его, — говорит Намджун, — но не знал, кто он.
Юнги задерживается, будто ожидая чего-то. Намджун даже догадывается чего, но не может заставить себя поинтересоваться как там Чимин. Юнги уходит, так и не сказав ничего.

Снова придя в школу, чтобы обновить запасы материалов по физике, Намджун сталкивается, только теперь уже взглядами со своим случайным знакомым. На этот раз на том обычная школьная форма и никаких шипов. Намджун с трудом его узнаёт в таком прикиде, а вот тот расплывается в улыбке и неловко выдаёт:
— Ты? Вы?
— Определённо, Вы, — со смехом поправляет Намджун и, подойдя к библиотечной стойке, выкладывает несколько учебников. И, получив отмашку, направляется к стеллажам, чтобы подыскать нужную литературу. Пацан идёт за ним.
— Вы чей родственник? — любопытствует он, пока Намджун выбирает какой из сборников с задачами взять. В одном есть и теоретические задания, а в другом одни задачки, требующие подсчётов.
— Ничей, — остановив свой выбор на том, что потолще, отвечает Намджун, переводя взгляд на пацана. И с каких пор только школьники такими смелыми и любопытными стали? В своё время Намджун бы ни в жизни не подошёл к какому-то непонятному человеку, чтобы спросить чей он родственник.
— Тогда ... любимый? – делает абсолютно крышесносное заключение парень и удивлённо хлопает глазами, добавляя тише, — но у нас всего четыре девушки в классе и у всех парни – наши же одноклассники.
Намджун нервно пшикает, тут же закрывая руками рот – в библиотеке не любят, когда тишину нарушают, особенно – смехом.
— Ты выпускник, что ли? – догадывается Намджун.
— Выпускник. Чон Чонгук, — представляется пацан, и явно ждёт пояснений.
— Тогда я твой одноклассник, получается, — говорит Намджун, с улыбкой наблюдая, как чонгуковы глаза становятся ещё шире, — буду сдавать с вами экзамены.
— Да ладно? – восхищается Чонгук и уточняет: — Тот самый дядька, который решил-таки закончить школу? – только выпалив, по-видимому, он понимает, что именно сказал. Намджуна очень веселит эта непосредственность, и он кивает.
— Да, тот самый дядька. Ким Намджун, старше тебя, наверное, года на три, — представляется он.
— Хён, можешь обращаться ко мне, если у тебя будут какие-то проблемы, — серьёзно заявляет Чонгук. — Дашь телефон? — его уши снова краснеют.
— Обязательно, — обещает Намджун. А про себя думает, что вряд ли они снова увидятся до экзаменов, но номер диктует.

Он оказывается не прав. Чонгук звонит ему через несколько дней и предлагает встретиться. Когда он приходит в кафе, его уже ждут. На Чонгуке мягкая толстовка с зайцем, и волосы приглажены, ни дать, ни взять, ботаник. Только очков не хватает. Намджун поражается, как сильно того меняет одежда и причёска. И ещё больше поражается, когда Чонгук оказывается действительно смышленым малым. Не зря предлагал помощь. Осваивать любые темы гораздо проще и быстрее, когда их объясняют, а не когда сам разбираешься. Поэтому за один вечер в кафе Намджун проходит целых три урока. Со знакомством ему явно повезло. И если Намджун с этого получает сплошные плюсы, то что с этого получает Чонгук – непонятно. После встречи, Намджун прощается и торопится на смену в клуб. Работу никто не отменял.


По привычке, Намджун периодически ходит дорогой мимо того дома, где однажды увидел граффити тёмного города. Надеется, что неизвестный ему художник снова изобразит что-то такое же запоминающееся. Но идёт снегопад за снегопадом, день за днём, а стена всё пустует, забытая. Зима уступает своё место весне, до экзаменов остаётся совсем чуть-чуть времени. Но даже после изматывающей подготовки, Намджун делает крюк, чтобы взглянуть. Вдруг?

— Кто эта малявка, что приходит за тобой? – как-то спрашивает Хосок, поигрывая бровями. – Связи с несовершеннолетними караются законом, слыхал?
Намджун посылает его, но быстро оборачивается, чтобы заметить, как Чонгук со стаканчиком кофе стоит на другой стороне улицы, прислонившись к стене. Что тот делает здесь так поздно вечером, тот ещё вопрос, действительно. Но Намджун решает не забивать себе этим голову. Меньше знаешь – крепче спишь.
К тому же, через пару часов, когда Намджун выходит покурить, того уже и след простыл.
Хосок качает головой и говорит, что это не доведёт его до добра. Намджун всё ещё старается не придавать этому никакого значения. Ну, захотелось тому попить кофе прямо напротив того клуба, где он работает. И что такого?
Намджун слишком занят, чтобы тратить драгоценное время на нелепые предположения и догадки. Чонгук вместе с ним готовится к экзаменам и очень помогает, таская ему нужные книжки. А Намджун ему за это объясняет математику, в которой оказывается гораздо сильнее. Он, в принципе, гораздо быстрее всё усваивает и запоминает. Поэтому Чонгук с того самого первого раза больше не объясняет ему ничего по предметам, но почему-то всё равно встречается минимум раза два в неделю, чтобы посидеть рядом и порешать примеры и задачи. Наверное, ему так проще готовиться. А Намджун не против. Вместе веселее.

[Vikara]

Дни летят, как птицы. Вот только начался март, а вот уже конец апреля. Чем ближе экзамены, тем более нервным становится Чонгук. Тем чаще они встречаются, чтобы Намджун его попроверял. Свободного времени совсем не остаётся. Намджун ночами работает, днём занимается, поэтому после очередной смены в клубе возвращается полностью выжатым. Еле передвигает ноги по направлению дома, когда в одной из подворотен его вдруг обступают со всех сторон пятеро парней. Ни одного из них Намджун не узнает, поэтому вежливо уточняет, что им от него надо. Вместо ответа получает подножку и чуть не растягивается на асфальте, в последний момент удержав равновесие. Намджун с детства не любит драки, поэтому даже после явной провокации пытается замять конфликт. Но по взглядам понимает, что компромисса достигнуть не удастся. Эти парни изначально пристали к нему, чтобы избить, а не попросить денег или телефон. Намджун мысленно просчитывает пути к отступлению, потому что одному ему не справиться с пятью парнями одновременно, как в памяти всплывает разговор с Юнги. Когда на него замахиваются, он выпаливает, что знает, кто их подослал. Дубинка застывает в воздухе.
— Так даже лучше, — хмыкают откуда-то сбоку. Чонук выходит из тени и хищно ухмыляется, прищурившись. – Хоть будешь знать, за что. Неплохо, правда?
— Ты... – Намджун закашливается, не успев блокировать удар в живот.
— Я. Помнишь меня? Я, вроде, уже как-то раз попросил тебя немного попортить, чтобы проучить Чимина. Жалко, что это не помогло. Чимин совсем не заботится о своих друзьях.
— Заткни свой поганый рот, — не очень умно говорит Намджун и уже спустя секунду сплёвывает кровь на асфальт. Двое подонков, зафиксировав, держат его под руки, и отклониться от сыпящихся ударов не получается.
— Ты очень непонятливый, Намджун. Сначала Чимин, теперь Чонгук... тебя так и тянет к моим мальчикам, — наклонив голову в бок, говорит Чонук и кивает, когда один из бугаев жестом спрашивает разрешения на очередной удар. Острая боль скашивает Намджуна, заставив подогнуть колени и зажмуриться. «Чонгук? — не понимает он. — При чём тут Чонгук?»
— Сначала мой парень, потом мой брат, кто будет следующим? – спрашивает Чонук. И паззл складывается в общую картину. Чонгук действительно похож на Чонука внешне. Так ещё и имена похожи. Намджуну сразу следовало догадаться, что они могут быть братьями. Такой же рост, кроличья улыбка и большие глаза. Надо было догадаться, но сейчас уже поздновато жалеть.
— В следующий раз выберу тебя, — обещает Намджун, желая, чтобы всё наконец закончилось. И всё заканчивается – перед его глазами мелькает разъярённое лицо Чонука, а после всё темнеет.

В себя Намджун приходит на больничной койке. Запах лекарств будит воспоминания, и сначала он не осознаёт себя в пространстве. Вдыхает привычный аромат травяных настоек и дезинфицирующего средства и видит перед глазами мать. Она сидит рядом, держит его за руку и, кажется, спит. Намджун боится пошевельнуться, чтобы не разбудить. Лежит и дышит через раз, смотря на любимый профиль. Видение рассеивается, когда он моргает. Вместо матери на стуле рядом Чонгук. Он спит, уронив голову на койку, и посапывает во сне.
События прошлого вечера, как мозаика, понемногу восстанавливаются. Собираются в цельную картинку. Только Чонгука в ней он, хоть убей, не помнит. Намджун хочет поправить ему чёлку, но отдёргивает руку в последний момент. То, что он так старался не замечать, всё же настигает его. И вопрос времени, когда Чонгук уже это озвучит. Может, сегодня, может, завтра. Оттягивать неизбежное осталось совсем недолго, Намджун чувствует это. И чувствует, что ему придётся отказать. Потому что в сердце, глубоко и далеко спрятанная, живёт любовь к другому человеку. Вопреки логике, вопреки всему живёт. Намджун не сможет сказать Чонгуку «да», потому что его сердце сказало «да» другому и так и не забрало это «да» обратно.
Возможно, прав был Хосок. Надо было пресечь всё это раньше. Не доводить дело до того, чтобы Чонгук чувствовал себя ещё и виноватым. Намджун аккуратно выуживает свою ладонь из чонгуковых рук и выходит из палаты, прикрывая за собой дверь.

Когда всё пошло не так? Намджун задаётся этим вопросом и не может найти ответа. Ему начинает казаться, что всё пошло под откос ещё с его рождения. А, может быть, с принца солнца? Но тогда всё только слегка накренилось, в последние же полгода покатилось вниз. Стремительно и неотвратимо. Судьба придала мощное ускорение, разогнала неистово и не даёт притормозить, пока не... пока не что? Пока Намджун не опустит руки окончательно или наоборот? Пока не победит?
Намджун смотрит на свои руки и очень хочет исчезнуть из этого мира. Пару часов назад он сказал Чонгуку, что не сможет принять его чувства. Этими руками отстранил от себя. Чонгук смотрел на него, как побитая собака, и Намджуну хотелось пустить время вспять. Чтобы они никогда не столкнулись у школы и не подружились. Чтобы у Чонгука никогда не было такого воспалённого взгляда. Чтобы Намджун не чувствовал себя бессердечным монстром. Что ж, теперь Чонук будет доволен. Ни его бывший парень, ни брат никак больше не связаны с Ким Намджуном.

Но, когда переходишь дорогу ублюдкам, надо быть готовым ко всему. Это негласное правило Намджун забывает.
Он берёт себе выходной и добивает оставшиеся темы к экзаменам. Сидит весь день дома, практически не поднимая головы от учебников. И к вечеру чувствует себя таким морально уставшим, будто всю энергию из него выкачали мощным насосом. Заварив себе лапшу и съев её, он решает прогуляться перед сном. Одевается потеплее и выходит на улицу под аккомпанемент унылой капели, барабанящей по водосточной трубе. Под ногами тонкий слой льда, прикрытый разливающимися лужами – ночью подморозило, и идти теперь приходится осторожнее обычного. В любой момент легко можно поскользнуться и свалиться, на удивление сидящим на проводах голубям. Намджун ступает аккуратно, памятуя о своей везучести, но перенести прогулку из-за этого не планирует. Заходит в магазин за сигаретами и долго курит у крыльца, пуская дым в серое, навевающее тоску, небо.
— А ты понятливый, однако, — прерывает его мысли насмешливый голос.
Даже не оборачиваясь, Намджун понимает, кому он принадлежит.
— Давно не виделись, — не язвить не получается, хотя гематомы ещё не зажили и отзываются фантомной болью от одного только голоса Чонука.
— Соскучился? – наигранно удивляется Чонук и выхватывает из намджуновых пальцев сигарету. Видимо, не нравится ему, когда на него не смотрят, а значит, не находятся в его власти. Намджуну внезапно плохеет от мысли о том, что тот делал с Чимином. Тот же гораздо мягче, ещё и парнем его был.
— Ночь не спал, мечтал о нашей встрече.
— Так я и думал, — Чонук склабится и играет бровями. Подонок. Намджун каждой своей частичкой чувствует отвращение. А ещё чувствует опасность и угрозу, которая исходит от него. Чонук – воплощение всех тех мудаков, которые избивали его в школе. Только опаснее. В миллион раз опаснее.
— Только не советую тебе становиться моим. Придётся прогнуться и дышать, как я скажу, — говорит Чонук, которому доставляет какое-то необъяснимое удовольствие мусолить эту тему с Намджуном. Интересно, почему с ним?
— Боюсь, нам и без этих грязных подробностей не по пути, — как можно ровнее отвечает он, и поворачивается, чтобы уйти.
— Куда собрался? Я тебя не отпускал, — хватает его за руку Чонук, и вот зря он так. Рядом с ним сегодня нет свиты и подмоги ждать неоткуда. Зачем нарывается?
— А мне не требуется твоё разрешение, — Намджун оглядывается вокруг, проверяя, не прячется ли кто поблизости, но никого не замечает. Ему очень хочется вмазать по этому наглому лицу, но возмездие будет слишком жестоким. Поэтому он просто вырывает свою руку из захвата и торопится уйти уже подальше отсюда.
— Берегись автомобиля, Намджуни. А то ещё не повезет также, как Чимину, — окликает его Чонук, и Намджун вдруг понимает, почему в того запустили чашку. Почему чиминовы глаза тогда метали молнии.
— Так это твоих поганых рук дело? – Намджун в мгновение ока оказывается рядом и хватает Чонука за воротник, притягивая ближе. – Авария произошла ...из-за тебя?!
Губы Чонука разъезжаются в улыбку.
— Не ожидал, да?
— Знал, что ты подонок, но чтобы настолько...
Дальше всё происходит так быстро, что Намджун не успевает уследить, кто начал первым. Он заезжает Чонуку по челюсти, а сам сгибается от внезапной боли в боку. Схватившись за живот, Намджун пачкается в чём-то липком и вдруг видит блеск металла прямо перед собой. Он успевает уже похоронить себя, когда кто-то отталкивает Чонука и со всей силы врезает ему по лицу. Как в замедленной съёмке Чонук делает шаг назад, ещё шаг и падает, подкошенный не успевшей затормозить машиной, так внезапно оказавшейся рядом. Намджун сгибается, оседая на асфальт, и последнее, что видит – пронзительный свет фар.

[Vikara]

Чимин не понимает, что происходит. Ещё после их поездки Намджуна будто подменяют. Потухший и мрачный, он становится чем-то похож на того Намджуна, который устроился к ним два месяца назад, только гораздо обречённее. Чимин видит, как что-то надломило его, но не знает, что. Сам Намджун ничего не рассказывает, а узнать больше неоткуда. А потом всё становится ещё хуже. Намджун начинает странно реагировать на его прикосновения. Не отстраняться, но принимать их холодно, без малейшего отклика. Чимин пытается понять, почему, но не находит ответа. Намджун просто закрывается от него и отдаляется, хотя физически остаётся рядом. Чимин чувствует себя отвергнутым гораздо раньше, чем это действительно происходит, когда после операции мать говорит, что Намджун уволился.
Операция проходит успешно, доктора говорят, что теперь можно заниматься снова и шансы, что он пойдёт, стали гораздо выше. Чимин не то, чтобы очень им верит. Изначально прогнозы тоже были неплохими, но прошло несколько лет, появились проблемы, при которых может помочь только операция. А ведь шансы тоже были. Но Чимину снова хочется попробовать. Хотя бы для того, чтобы прийти к Намджуну и спросить, какого чёрта он даже ничего не сказал, прежде чем кинуть его.
Чимин скучает. Адски скучает по неуклюжему Намджуну с его суровыми бровями, умными глазами и большими шершавыми ладонями. Ему очень хочется увидеть его снова, поболтать, подержать за руку. Намджун снится ему, мерещится в комнате. Чимину всё время кажется, что он вот-вот зайдёт в дверь и свернёт очередную вещь на пол. Чимина натурально ломает по нему.
Его увозят в Америку на реабилитацию в какой-то крутой центр. Говорят, что там лучшие условия и тренеры. Чимин хочет подняться на ноги и согласен на всё. В день, когда он улетает, снег сыпется хлопьями. Опускается на укрытые пледом ноги и тает, когда Чимин трогает их пальцами. Когда он вернётся сюда снова – неизвестно, и в аэропорт его провожает только Юнги, которому приходится его везти. Тэхён снова куда-то укатил, а о Намджуне ни слуху, ни духу.

(через 4 года)
В миллионный раз пробежавшись глазами по заученным строчкам, Намджун выдыхает и чуть ослабляет галстук. От волнения потеют ладони и трудно дышать. Он прислушивается к тому, что происходит на сцене, и облизывает пересохшие губы.
— А теперь, дамы и господа, позвольте представить Вам новый бренд от компании БигХит Интертеймент, — объявляют его выход, и зал разражается аплодисментами. Намджун коротко выдыхает, и, гордо вскинув голову, выходит на сцену.

— Ты был великолепен, Намджун, — хвалит его начальник, когда начинается банкет.
Обитые бархатом кресла, шампанское в бокалах, женщины в вечерних платьях и мужчины в смокингах. Скажи кто-то Намджуну пять лет назад, что он будет сидеть в кресле и распивать вино в компании ведущих бизнесменов рынка, в жизни бы не поверил, так ещё и высмеял бы. Но вот он – сидит и пьёт, принимая поздравления. Намджун в компании всего год, но уже многого добился. Права была Хальмоним, царство ей небесное, что ему надо учиться. Права была во всём. Намджун и школу, и институт закончил экстерном, догнав и обогнав своих сверстников. Устроился помощником менеджера, чтобы приносить кофе, забирать из принтера бумаги и заниматься всякой работой «подай-принеси». И за полгода стал менеджером сам. А еще через полгода, вон, заместитель руководителя отдела и представляет новую разработку. Были бы Хальмоним и мама живы, они бы порадовались вместе с ним и обязательно бы поздравили.
В кармане брюк вибрирует телефон, и Намджун, извинившись, выходит на балкон, доставая сигарету.
— Что стряслось? – затянувшись, спрашивает он, подняв трубку.
— Взял, наконец! Не прошло и полвека, — бурчит Хосок. Кто-кто, а он совсем не меняется с годами, — бросай всё и тащи к нам свою тощую задницу!
— Фу, как грубо, — ржёт Намджун и уточняет, — сколько вы ещё сидеть будете и где – адрес пришли. Сразу сорваться не получится, у нас тут банкет, важные люди. Но после я свободен, как ветер.
— Напишу, — соглашается Хосок и оперативно вешает трубку, не дав ничего добавить. Зачем только трезвонил? Сразу бы написал и всё. Намджун качает головой и сильнее ослабляет галстук. Ему нравится его работа, нравятся классические костюмы. Но галстуки, кажется, придумали только для того, чтобы красиво их снимать перед горячей сценой в кино, а не для ношения в обычной жизни. Дико неудобная вещь. У Намджуна каждый раз ощущение, что его им душат. Ужасное, надо сказать, ощущение.
— Ким Намджун-ши? – окликают его, и он поворачивается, чтобы увидеть щуплого на вид мужчину с громадным перстнем на пальце. Намджун кивает и, постучав сигаретой о пепельницу, уточняет, что к нему привело.
— У меня довольно странное предложение, но я обещал жене, что спрошу Вас, — говорит он и обаятельно улыбается. – Видите ли, у нас есть дочь, а Вы такой блестящий молодой человек... сами понимаете. Одно свидание, если Вы не заняты, правда, — мужчина подмигивает, но Намджун виновато улыбается.
— У меня уже есть человек, который мне нравится.
— Что ж, ничего не поделаешь, — разводит он руками.

Отсидев на банкете достаточно времени для того, чтобы отъезд не казался побегом, Намджун возвращается в квартиру в многоэтажке – место жительства пришлось поменять, чтобы было удобнее учиться и работать. Первым делом он швыряет галстук на кровать, а потом торопится в душ. В этих классических костюмах жуть как жарко – рубашка, жилет, так ещё и пиджак сверху. Плюс, Намджун переволновался перед выступлением и идти тусить всю ночь с липкой спиной абсолютно не хочется. Судя по сообщению Хосока, компания вряд ли разойдётся куда-то до утра, поэтому можно не особо торопиться. Намджун выдавливает на ладони гель для душа и с блаженством растирает его по плечам. Усталость и лёгкое опьянение как рукой снимает, зато начинает клонить в сон. Если бы не Хосок, Намджун бы после душа сладко вытянул ноги на кровати и отправился в волшебную страну Морфея. Но его ждут друзья, поэтому, когда выходит из ванной комнаты, он подходит к шкафу и, открыв одну из дверец, вытаскивает оттуда чёрную с короной толстовку и джинсы с прорезями на коленях – его любимые. Намджун думает вызвать такси, но в итоге, собирается быстрее, чем планировал, и спешит на автобусную остановку, не до конца высушив голову. Благо, на улице лето, и он вряд ли простынет, пока будет добираться.
В автобусе кроме него и водителя больше никого, и Намджун, нацепив наушники, качает головой в такт, готовясь к клубу. Раньше они собирались каждую неделю, но теперь все занятые стали. У Хосока невеста и свадьба через пару месяцев, у Намджуна работа днём и ночью – некоторые проекты приходится доделывать дома, слишком объёмные. А Юнги вообще раз в несколько месяцев можно поймать – устроился в какую-то фирму и вечно катается в командировки в Японию. А сегодня, Хосок написал, как раз тот самый исключительный случай — «Шуга в Сеуле и почтит своим присутствием нашу скромную компанию». Намджун Юнги уже месяц точно не видел. Хотя тот мало в чём меняется, также горит на сцене и ленится делать лишнее движение вне неё. Намджун улыбается своим мыслям и выходит на остановке. Он почти добрался.

В клубе басы бьют по ушам, алкогольные пары в воздухе и пахнет сигаретами, хотя, вроде бы, все курить выходят на улицу. Намджун заходит, кивая знакомому охраннику, и тут же оказывается в дружеских объятиях. Хосок чуть не проламывает ему кости, так рад его видеть. Юнги просто хлопает по плечу и зовёт с собой на сцену. Не то, чтобы Намджун против. Забирает из его рук второй микрофон и поднимается, чтобы зажечь. Музыка всё ещё его страсть, и его навыки признал даже сам Шуга, поэтому иногда они втроём, вместе с Хосоком, даже придумывают и записывают новые треки. А потом соревнуются, кто круче с крю, которая давно уже правит рэп-пространством в этом клубе. Надо сказать, что выигрывают они гораздо чаще, чем проигрывают. Их трио превосходно справляется в тандеме.
После выступления, мокрые и разгорячённые – под софитами всегда жарче, чем в бане, — они берут соджу с пивом и отмечают встречу. Делятся новостями и ржут над историями Хосока, откуда он только их берёт!
Когда Намджун выходит курить, Юнги присоединяется к нему и будто невзначай говорит, что не сказал самую главную новость.
— Это какую же? – интересуется Намджун, протягивая ему пачку.
— Один наш старый знакомый возвращается из Америки. Спустя четыре года!
Намджуну даже спрашивать не надо, кто, и так понятно. Только один их общий знакомый уезжал так далеко и так надолго.
— Вот оно как, — неопределённо реагирует Намджун. Внутри него в этот момент всё замирает, хоть он и пытается показать, что ничего такого не произошло.
— Могу узнать его новый номер телефона — говорит Юнги, но Намджун отрицательно качает головой.
— Не стоит, спасибо.

[Vikara]

Намджун надевает голубую рубашку, приглаживает волосы и пшикает туалетной водой для полноты картины. Сегодня важная встреча с инвесторами, и надо быть идеально подготовленным. Людям нравится чувствовать себя важными, поэтому дело Намджуна – подогревать это чувство. А значит, собираться на встречу, как на какое-то официальное, много значащее, мероприятие. Намджун бросает последний взгляд в зеркало – галстук придётся всё-таки напялить. Без него смотрится незавершённо.
Телефон пиликает сообщением, и, взглянув на время, Намджун спешит в прихожую одеваться. Через пару минут за ним заедет машина. Намджун мажет взглядом по сообщению: Хосок пишет «файтинг». Запомнил же. Намджун улыбается и спускается вниз, чтобы поприветствовать водителя и усесться на заднее сидение. На сегодня запланирована встреча с инвесторами, а после обед в ресторане, если всё выгорит. Намджун почти уверен, что всё получится. Они так долго готовили все материалы к этому моменту. Да и на презентации инвесторам, вроде как, всё понравилось. Но нельзя списывать со счетов внезапные изменения в планах, поэтому Намджун слегка волнуется, пока едет к отелю, где пройдёт встреча. Его перевод с должности заместителя на руководителя отдела уже на последней стадии – сплоховать просто запрещено. Намджун хочет эту должность и ответственность. И хочет, чтобы придуманный им проект одобрили. «Всё получится, точно получится», — увещевает он себя, и, кажется, это работает. К отелю он подъезжает уверенный в том, что дело выгорит. А, как говорится, уверенность – первая ступень к успеху. Руководитель уже ждёт его там, и они, пожелав друг другу доброго утра, поднимаются на нужный этаж вместе.

Всё проходит на высшем уровне. Инвесторы внимательно слушают плюсы проекта и через несколько часов выносят положительное решение в этом вопросе. Намджун, видя, что всё идёт как по накатанной, подтверждает бронь в ресторане заранее, поэтому к тому моменту, как договор оказывается подписанным, их уже ждут.
В ресторане играет классическая музыка, светлые скатерти и вазочка с розой на каждом столике. Красиво и не чересчур вычурно. Намджун заказывает себе что-то лёгкое, потому что не особо хочет есть, и чуть не давится этим лёгким, когда вдруг видит вновь прибывших посетителей. Девушку в малиновом платье и парня, который держит её под руку и слегка опирается на изящную трость. Парня, которого вообще-то, зовут Чимин, и который в упор не видит Намджуна. И, может быть, это и к лучшему. Потому что у Намджуна, кажется, тахикардия, он исподтишка смотрит, как тот направляется к столику, как опирается на трость, но идёт сам, с прямой спиной и ровной походкой. Смотрит, как галантно он отодвигает стул перед дамой и придвигает к столу, когда она садится. Намджун смотрит на него и не может насмотреться. Чимин так изменился за эти несколько лет. Повзрослел, возмужал. Он больше не выглядит подростком, никаких полных щёк и искрящегося весельем взгляда. Серьёзный и красивый. С наполовину открытым лбом и уложенными волосами. Он выглядит таким другим и чужим, что сердце невольно щемит в груди. Потому что, что бы там ни решил для себя Намджун несколько лет назад, его всё также тянет к Чимину. Ломает просто при виде него. Намджун с трудом заставляет себя перевести взгляд на блюдо в своей тарелке, которое совсем уже не хочется есть. Но пялиться не слишком красиво, особенно, при посторонних, а на что ещё смотреть, чтобы не сорваться, он не знает. Потому что даже так, краем глаза, фиксирует чиминово местоположение.
Вместо мыслей о проекте, Намджун думает о Чимине. Благо, что инвесторы и так нашли повод для разговора и не пытаются в него втянуть. Поэтому Намджун молчит, пихая в себя маленькими кусочками остывшую уже еду, и думает. Думает о том, что прошедших лет будто и не было. Так быстро бьётся его сердце. И так всё равно уже на все эти дурацкие границы. Брат, не брат. Какая разница, когда в груди тянет так, что хочется волком выть и стелиться у чиминовых ног, чтобы всё вернулось и они были вместе. Как тогда. Но время прошло, и Чимин вряд ли оценит, скажи он, что, кажется, любит его до сих пор. Намджун тогда ушёл, не сказав ни слова, кинул его без объяснений. Такое не прощают. И Чимин не простит. Точно не простит.
Чимин и его спутница уходят, в итоге, раньше. Так и не заметив Намджуна. Ему кажется, что это и хорошо. Потому что теперь он подготовлен и не выдаст ничем свои чувства, если они пересекутся снова. Надеется, что не выдаст.

Намджун подозревает, что судьба вряд ли даст ему передышку и не будет их сталкивать, но и не думает, что встреча произойдёт так скоро. Они натыкаются друг на друга в абсолютно непредсказуемом месте – заходят за кофе в одну кофейню. Намджун просто становится в очередь за каким-то мужчиной, и, только когда тот озвучивает заказ, понимает, кто перед ним. И Намджун уже думает развернуться и уйти, когда бариста спрашивает, что будет он, видимо, чтобы начать готовить сразу оба напитка. Приходится говорить: «Капучино» и «Привет», когда Чимин поворачивается и смотрит на него.
— Привет, — спустя долгую минуту говорит Чимин и... отходит к витрине, где выложена выпечка. Разноцветные донаты, маффины, чизкейки. Чимин так внимательно смотрит мимо них, что и на секунду не возникает ощущения, что он собирается что-то из этого ассортимента взять. Ежу понятно, что Чимин просто не хочет стоять рядом с Намджуном и не хочет с ним ни о чём говорить. И самое дерьмовое в этом то, что Намджун заслужил такое отношение. Как только чиминов латте ставят на стойку, он сразу уходит, так больше и не сказав ни слова.
Всё внутри Намджуна опускается, и, кажется, большим идиотом просто невозможно быть. Избегать Чимина и сбежать, как трус, так ничего и не объяснив, а теперь мечтать о новой встрече, даже зная, что вряд ли он получит от него хотя бы одно слово.

Они встречаются снова – сталкиваются лицом к лицу, когда Чимин по работе заходит в компанию, где работает Намджун.
— Привет? – снова пробует Намджун.
И получает в ответ снова короткое и безликое: «Привет». В лифте, на котором они вдвоём поднимаются, кажется, сосульки образуются по периметру.

Намджун пытается не думать, пытается отпустить, но тщетно. В голове Чимин, в сердце Чимин, и это так больно – знать, что виноват сам. Что сам решил в своё время за них обоих. Сам не оставил шанса. Намджун залезает под душ прямо в одежде и трёт глаза, которые подозрительно быстро намокают снова.
Наверное, надо попроситься куда-нибудь в Японию, например. Чтобы больше не пересекаться. Чтобы сердце больше не выскакивало при виде. А сначала попытаться забыть.
Намджун звонит Хосоку и просит его срочно приехать. Ему остро нужна поддержка, чтобы пережить весь тот ад, на который он обрёк себя сам.

[Vikara]

Чимину будто протыкают сердце. Намджун, как ни в чём ни бывало, говорит ему «привет» и замолкает, смотря в глаза. И у Чимина столько слов, столько вопросов к нему, но в горле комок и не единой связной мысли. Он отходит к витрине и пытается заново научиться дышать. Так больно в груди – сердце кровоточит так, будто и не было четырёх лет. Будто это вчера Намджун ушёл, не сказав ни единого слова. Будто вчера бросил его, никак не объяснив, почему. Словно, так и должно было быть. Поиграли и хватит. Чимин поджимает губы, буравя взглядом несчастный донат, посыпанный розовыми сердечками. Как мило. Он бы подарил его сам себе, чтобы подавиться этой романтичной милотой. Грёбанный мазохист. Сначала обжечься о Чонука, потом о Намджуна и так ничему не научиться. Стоя рядом, он понимает, что все эти годы отчуждения не помогли. Чиминово бесполезное сердце всё ещё стучится, как бешеное, и рвётся к Намджуну. Как будто не он разрывал его в клочья. Как будто не он бросил, наигравшись. Бестолковая мышца, вырвать бы её из груди. Почему же так плохо?

Хосок заваливается спустя час после звонка. С Юнги подмышкой и тремя пакетами выпивки. Середина недели, и завтра будет очень сложно встать, но Намджуна гораздо больше пугают другие сложности. Типа такой, как не сорваться и не спрыгнуть с крыши, чтобы весь этот ужас, наконец, закончился. Или, как не спросить у Юнги номер телефона Чимина и не позвонить, чтобы признаться, что он полнейший идиот и что любит его до потери пульса. И жить без него не может. Да, так сопливо и по-подростковому максималистично. И это Намджун ещё трезв.
Через два часа трезвыми в его квартире остаются только мухи, и то, не факт. Хосок отлично справляется со своей ролью подливателя. И даже крепкий, вообще-то, орешек Юнги, через некоторое время устраивается на намджуновой кровати и абсолютно нагло пускает слюни на его подушку. Намджун прощает ему это только из-за того, что и его самого немного отпускает. Хосок – отличный не только подливатель, но и друг, потому что, не скривившись, выслушивает всю сбивчивую намджунову историю от начала и до самого конца. И даже сочувственно хлопает его по плечу. Но благоразумно не обещает никаких призрачных «всё будет хорошо». Видимо, тоже понимает, что нет. Не будет. Намджун всё сделал, чтобы не было.
Ближе к полуночи Хосок распихивает Юнги и говорит, что им пора. Намджун уверяет, что это необязательно. Предлагает остаться, но Хосок оказывается непреклонен.
После их ухода Намджун валится лицом на ту самую подушку, абсолютно забыв, что хотел поменять наволочку, и устало закрывает глаза. Такая мощная доза алкоголя погружает его в сонливое состояние. И Намджун не видит причин не поддаваться. Он почти засыпает, когда слышит трель звонка. Сначала ему даже кажется, что это галлюцинация, потому что ну кому в такое время что-то могло от него понадобиться? Поэтому он не двигается долгих несколько минут, пытаясь определить, где именно звенит – у него в голове, или всё-таки в квартире. После того, как к трели прибавляется стук, Намджун склоняется ко второму, и, покачиваясь, направляет стопы в коридор, чтобы распахнуть дверь и ошалело замереть на пороге.
— Не смешно, — говорит он сам себе, прогоняя настойчивую галлюцинацию. То, что это – галлюцинация, у него нет никаких сомнений. Потому что живой, настоящий Чимин точно не пришёл бы к нему поздно вечером, чтобы стоять и смотреть.
— Не смешно, — повторяет за ним галлюцинация, и двигается, поворачиваясь спиной. Намджун хватает её за плечи и прижимает к себе. У галлюцинации громко бьётся сердце и тёплая кожа. И, кажется, это всё же не галлюцинация.
— Чимин? – Намджун зарывается носом в пахнущие гелем для душа волосы и вдыхает, не веря. – Чимин?
— Чимин, — отвечает Чимин. Живой и настоящий Чимин, который что-то делает на пороге намджуновой квартиры почти в полночь.
— Люблю тебя, — пораженно выдыхает Намджун, втаскивая его внутрь и боясь отстраниться хоть на секундочку. Будто тот исчезнет, испарится.
— Ты пьян, — говорит Чимин, и Намджун кивает. Потому что так и есть. Намджун пьян. Иначе бы он просто не осмелился вот так сразу сказать те два слова, что так давно живут в его сердце.
— Отпусти, — просит Чимин, добавляя тише, — зря я пришёл.
— Не уходи, — просит в свою очередь Намджун, но отстраняется, как его и попросили. Намджун не собирается насильно пытаться заставить его остаться, но очень хочет, чтобы тот захотел этого сам. – Я должен тебе так много сказать. Пожалуйста?
Чимин молчит, но не уходит. И Намджун решает, что стоит попытаться.
— Поможешь мне протрезветь? – спрашивает он и, взяв за руку не сопротивляющегося Чимина, тащит его за собой в ванную, где встаёт и, вручив ему душ, до упора отворачивает вентиль холодной воды. Струи тут же обрушиваются на Намджуна, заставляя закусить губу. Очень холодно и бодряще. И он бы мог сделать это сам, но так Чимин мог не дождаться его и уйти.
— Ты больной, ты знаешь? – наконец оправившись от шока, заявляет Чимин и вырубает воду. – Вылезай немедленно и снимай одежду. Ты заболеть решил?
Намджун послушно выбирается наружу, у него с одежды капает, с волос капает, с носа капает, и колотит не на шутку. Холодно очень. Чимин накидывает ему на голову полотенце и расстёгивает пуговицы, чтобы сдёрнуть прилипающую к телу рубашку, и вдруг прижимается, обнимая.
— Дурак, ты такой дурак, — говорит он, и Намджун согласен. Готов подписываться под каждым словом, лишь бы Чимин подольше так стоял рядом и обнимал, вцепившись ему в бока.
— Люблю тебя, — повторяет он и делает то, о чём мечтал так долго – целует.

Они перебираются на кухню, когда Намджун переодевается в сухую одежду. Чимин ставит на плиту чайник и, подойдя, сушит полотенцем намджуновы волосы. Намджун ловит его за запястье и прижимается к нему губами.

[Vikara]

Юнги вдруг присылает ему адрес с припиской: «Тебя ждут». И Чимина накрывает. Он ничего не отвечает, откладывает телефон, но не может об этом не думать. Настойчивые мысли «а если» будоражат воображение, не давая ни на что отвлечься. Чимин как тигр ходит туда-сюда по комнате, пытаясь выкинуть из головы приходящие на ум картинки того, что могло бы быть, если бы он плюнул на свою обиду и гордость и поехал. Он держится до самого вечера. Держится, а потом понимает, что больше не может. Юнги так откровенно ему намекает на то, что ему стоит попробовать, что не воспользоваться этим сейчас – значит жалеть об этом в будущем.
Чимин одевается и, выскочив в подъезд, звонит в такси, пока не передумал. Всю дорогу по радио играют какие-то слезливые песенки о любви, и это всё так похоже на третьесортную мелодраму, что Чимину бы стало стыдно за себя, если бы уже не было на всё так пофиг.
Чимин находит нужную дверь почти сразу, и подойдя, жмёт на звонок. Никто не торопится ему открывать. И его решимость стремительно улетучивается с каждым следующим нажатием, но он решает, что сделать надо всё, что в его силах, чтобы совесть была чиста. Он пару раз дубасит в дверь и собирается уже развернуться и уйти, когда дверь, наконец, открывается. И на пороге показывается Намджун. Намджун с красными большими губами, которые он явно недавно прикусывал, и глазами, в которых зрачок, кажется, затопил радужку.
— Не смешно, — говорит Намджун. И до Чимина доходит – тот пьян. Причём пьян в стельку.
— Не смешно, — сам себе отвечает Чимин и поворачивается, чтобы уйти. Вся эта затея была с самого начала идиотской. Но Намджун вцепляется в него мёртвой хваткой и, кажется, наконец, понимает, кто перед ним. Сердце Чимина пропускает пару ударов, когда сильные намджуновы руки прижимают его к себе. Это всё так по-идиотски – пьяный Намджун, который мало что соображает, и Чимин, у которого, судя по всему, нехилые проблемы с кармой. Приехать на другой конец города, наплевав на обиду и наступив на горло собственной гордости, и напороться на пьяного Намджуна – верх невезучести.
«Люблю тебя», — Чимин сначала думает, что ему показалось, а потом списывает это на всё ещё нетрезвый намджунов разум. И надо точно уходить, пока всё не стало ещё хуже и запутаннее, но у Намджуна другие планы. Этот дебил залезает под холодный душ и трясётся после, как летучая мышь, покрываясь мурашками и смотря такими воспалёнными глазами, что бросить его и уйти Чимину просто не позволяет совесть. И не только она. Бесполезное и все прощающее сердце тоже становится на защиту Намджуна.
Чимин остаётся. И чуть не рассыпается на осколки, когда Намджун мягко целует его запястье.

Они просыпаются в одной кровати и чуть ли не в обнимку. Чимин закидывает на него ногу во сне, и Намджун не может не улыбаться по этому поводу. Ведь, судя по всему, Чимину весьма и весьма удобно так лежать.
Вчерашний вечер мелькает перед Намджуном, заставляя краснеть. Надо же было так нажраться. Из-за этого алкоголя, он чуть всё не испортил. Чуть не просрал свой последний шанс. Хорошо, что Чимин оказался сильнее и совестливее — не бросил его пьяного и мокрого на полу в ванной и не ушёл домой. Хотя, имел на то все основания.
Намджун проводит рукой по гладким чиминовым волосам. Всё было бы так проще, не ставь он себе идиотских рамок, которые по прошествии времени, оказались для него абсолютно ничего не значащими. Всё было бы иначе, если бы в своё время Намджун не рубил с плеча. Как же много, иногда, требуется времени, чтобы понять, какие из ценностей настоящие, а какие фальшивые.

Чимин отодвигает в сторону кружку и наклоняет голову.
— И почему ты сбежал?
Намджун виновато улыбается и пересаживается ближе, беря его за руку. Думает о том, с чего именно начать, чтобы наиболее полно отразить возникшие тогда обстоятельства и домыслы. Думает о том, как помягче преподнести новости о том, что они, вообще-то родные братья.
— Только не говори, потому что мы братья, иначе я тебя тресну, — опережает его Чимин и на вопросительный взгляд поясняет, — я навёл справки о тебе и обнаружил наше родство. Правда, мы не родные, а двоюродные. Твой отец – мой дядя.
— Но..., — не понимает Намджун.
— Они близнецы. Мой отец и твой. И, предвосхищая твой вопрос, твой отец погиб в той аварии, после которой я не мог ходить.
— Кажется, ты знаешь гораздо больше, чем я, — хмыкает Намджун.
— Вполне возможно, — не отпирается Чимин, и щёлкает его по носу. Намджун придвигается совсем близко и сцеловывает его улыбку.
Чимин оказался гораздо сильнее его и гораздо мудрее, несмотря на то, что младше. Намджуну у него учиться и учиться. И, если он позволит, Намджун готов. Учиться слушать сердцем, как и говорила Хальмоним, и больше не оступаться, решая всё не только за себя, но и за другого человека.
— Прости?
Кажется, Намджуну придётся долго ещё вымаливать у Чимина прощение. Но у них теперь много времени. Намджун больше не собирается сбегать от собственных чувств.

[Vikara]

Они не виделись долгих четыре года, и Намджуна всё интересует. Чем Чимин занимался, как проходили изматывающие месяцы реабилитации. Сколько ему пришлось перетерпеть, прежде чем стал появляться результат. Намджун спрашивает обо всём этом, и с любопытством слушает, как Чимин боролся за то, чтобы встать на ноги. Когда-то он считал Чимина слабовольным, и сейчас в очередной раз убеждается, насколько нелепо бывает первое впечатление. И, особенно, предвзятое первое впечатление. Чимин говорит о том, что вряд ли когда-то сможет профессионально танцевать – настолько разработать ноги не получится, но на уровне любителя он может попытаться. Намджун думает о том, что хотел бы взять у него парочку уроков. Когда ответы на вопросы заканчиваются, он задаёт личный, интересуясь, что связывало Чимина с Чонуком и как получилось так, что они вообще сошлись, а потом как докатилось до покушения на убийство. Намджун понимает, что это слишком личное, но не может удержаться от любопытства. Чимин не отвечает очень долго. Намджун даже думает уже, что не дождётся. Но Чимин разлепляет губы и рассказывает. О том, каким Чонук был поначалу, о том, каким оказался.

— Ты пожалеешь об этом, — обещает Чонук и смотрит с яростью во взгляде. Смотрит абсолютно сумасшедшими глазами. Чимин надеется, что на этом всё закончится, и он, наконец, освободится. Потому что от чувств не осталось и следа. Всё выветрилось, как будто и не было. И больше терпеть мочи нет.
Они стоят у здания, где Чонук снимал комнату с высокими потолками и лепкой по периметру почти целый год. Комнату, которая сохранила в себе всё, что происходило в её стенах. Запечатлела навеки.
— Не держи на меня зла, — говорит Чимин, прощаясь. В конце концов, каким бы Чонук не оказался в постели, вне её они неплохо ладили. И Чимин действительно не хочет, чтобы его ненавидели. Жить с этим чёрным чувством плохо и неуютно. Поэтому Чимин говорит искренне, но Чонук не удостаивает его ответом.

— Сколько уже можно копаться? — нетерпеливо восклицает господин Пак, поторапливая госпожу Пак, которая раскладывает по пакетам оставшиеся порции жаренного мяса. После выходных за городом, пора возвращаться к привычным будням. У Чимина тренировки и сдача зачёта на этой неделе — надо готовиться. — Хотел же выехать пораньше, — бурчит мужчина, принимая из рук упакованный шашлык. — Чимин, можешь спускаться, пошёл греть машину, — громче говорит он и выходит из дома.
Родители остаются ещё на один день, а Чимин уезжает с дядей в Сеул. Если бы не тренировка, он бы ещё задержался, но, если он хочет выступить, надо срочно доучивать танец. Чимин выступить хочет, поэтому спускается по лестнице и, чмокнув в щёку мать, выскальзывает на улицу. Дядя курит, разговаривая по телефону, и не особо торопится. Чимин ныряет на переднее сиденье и, устроившись, натягивает на уши наушники. Ехать далеко, и слушать непонятные звонки дядя по работе, ему абсолютно не хочется. Поставив трек, под который ему танцевать через две недели, Чимин мысленно повторяет движения и непроизвольно повторяет ключевые моменты прямо так, сидя. Поворот головы, наклон, выпад. Чимин обожает танцы. И без них бы не смог, наверное. Они — лучшее в его жизни. Его страсть и единственная любовь, которая не приносит столько унижений, как это произошло с Чонуком. Хорошо, что они расстались. Чимину до сих пор не верится, что он освободился. Как будто скоро снова идти в комнату с высокими потолками и вульгарными красными обоями. Снова чувствовать себя морально и физически изнасилованным. Чонук — самая большая ошибка в чиминовой жизни. Не умеет он выбирать людей, чтобы их любить. Категорически не умеет.
Дядя заканчивает звонок и, щёлкнув дверью, усаживается в салон. Бросает взгляд на Чимина и, заведя мотор, трогается с места. Через пару-тройку часов они, наконец, будут в Сеуле.
Чимин почти засыпает, убаюканный приятной мелодией, когда на прямом отрезке дороги вдруг видит, как фура сворачивает на их полосу и начинает стремительно сближаться. Дядя круто выворачивает руль, чтобы избежать столкновения, но уйти от него полностью не успевает. Треск Чимин слышит даже через наушники, по ногам будто проходятся раскалённым железом. Последнее, что он видит перед тем, как вырубиться — чонукову ухмылку. Последнее, что слышит: "Говорил же, что пожалеешь".

[Vikara]

Намджун берёт билет в оперу и бронирует на время после столик в ресторане. Чимин как-то раз заикался, что ему нравятся романтичные свидания. Намджун решает, что надо попыться устроить подобное. Чимин не сказать, что полностью оттаял, но не вставляет палки в колёса и позволяет Намджуну всяческими способами извиняться за то, что они потеряли столько времени и нервов по его вине. Вот и сейчас, когда он протягивает ему билет, Чимин смотрит на дату, место и просто кивает. На самом деле, он слишком добрый. Поступи с Намджуном кто-нибудь так, он бы не факт, что вообще бы простил. А Чимин прощает.
На оперу приходит в классическом костюме и с серёжкой в ухе, к слову, очень ему идущей. Намджун боится, что всё представление будет залипать не на сцену, а на Чимина. Потому что выглядит он просто сногсшибательно. Кажется, Намджун выиграл джекпот, потому что самый красивый парень на весь зрительский зал сидит рядом с ним и тихо смеётся, прикрывая ладонью рот, на забавных моментах. У Чимина тёплые руки и, наверное, чувство страха попросту отсутствует, потому что после антракта он сплетает их пальцы, положив себе на колени, и делает вид, что ничего такого не произошло. Намджун ловит стайку мурашек, когда тот большим пальцем проводит по его ладони.
После оперы ему хочется только домой спать — представление нагоняет на него сонливость. Хочется домой, желательно, вместе с Чимином и спать лечь, желательно, тоже. Но у них забронирован столик, и на ближайшие пару часов ни о каком сне и речи быть не может. Чимин бодро заявляет, что не отказался бы от вина. И Намджун, жестом подозвав официанта, просит того принести два бокала. Свидание, так свидание. Он сделает всё, чего захочется Чимину.

Целоваться с Чимином так же умопомрачительно, как и раньше. Намджун не устаёт это делать, ловя его за локоть и вовлекая в очередной раз, потому что Чимин, наконец, сдался и переехал к нему. "К работе ближе". Чимин стажируется в компании своего отца, и Намджун нещадно гордится им. Потому что всю жизнь готовясь и мечтая о сцене, он работает в итоге в офисе, и при этом не ноет и не воет с тоски, что всё вышло абсолютно иначе, чем он представлял. Чимин всё ещё не выходит из дома без своей трости, но Намджун обещает себе, что скоро необходимость в этом совсем отпадёт. Он будет заниматься с Чимином лечебной физкультурой вместе. И нет, не для того, чтобы смотреть, как напрягаются и рельефно выступают чиминовы мышцы, прикрытые обтягивающей футболкой, но и поэтому тоже.

— Если ты сейчас же не прекратишь, я обижусь, — заявляет Чимин, — поставь меня сейчас же на пол!
— «Пожалуйста» скажи, и поставлю, — злящийся Чимин — отдельный краш Намджуна.
— Ненавижу тебя!

— Ким Намджун, мать твою, ты почему не сказал, что опоздаешь? Я околел здесь, пока тебя ждал, — вместо приветствия встречает его Хосок, втягивая голову в капюшон. На дворе снова осень. И к сегодняшнему дню Намджун готовился больше месяца, всё придумывая и продумывая до мелочей.
— И я тебя люблю, — пшикает Намджун, загребая Хосока в удушающие объятия. — Всё готово? Сегодня очень важный день!
— Очень важный день, — передразнивает его Хосок, кривляясь, — отпусти меня немедленно, пока я не дал отбой.
Угроза действует, и Намджун разжимает руки, выпуская. На другой стороне улицы останавливается большой белый джип. Намджун прячется за низкой ауди и шипит на Хосока, чтобы тоже не палился. Правда, Чимин, выйдя из машины, к счастью, и так их не замечает, занятый разговором.
Они выжидают несколько минут, прежде чем выбраться из укрытия и подбежать к джипу. Хосок подгоняет ближе своё раздолбанное бээмвэ и, торопясь, открывает багажник.

Когда Чимин возвращается в машину, идеальное преступление уже совершено и в багажнике чиминовой машины его ждёт связка шаров и новый фотоаппарат. А вечером Намджун планирует заказать ужин из ресторана. Сам он, к сожалению, вряд ли сможет приготовить что-то съедобное. Но сначала всё-таки попробует. Сегодня ровно пять лет с момента их знакомства. Намджун улыбается, глядя, как Чимин садится на переднее сиденье своего джипа и уезжает.
— Ты лыбишься как полнейший кретин, — качая головой, будто его кто-то спрашивал, говорит Хосок.
— Ты бы себя рядом со своей дражайшей мадам видел, — отбривает Намджун и ржёт, глядя на то, как стремительно меняется хосоково выражение лица. С презрительно-насмешливого на удрученно-покорное.
Говорят, что любовь способна менять людей. Намджун на собственном примере готов подтвердить эти слова. Ведь романтика и он — не было ничего более странного и нелепого, а сейчас он смотрит на коробочку с парными кольцами и мечтает, чтобы поскорее уже наступил вечер. А сейчас ему надо срочно прощаться с Хосоком и бежать на работу. Ведь любовь любовью, а в их "медовый месяц" Намджун планирует сгонять на Бали. Пора съездить к морю, только в этот раз к тёплому, чтобы не только смотреть на волны, но и испробовать их на себе.

[Vikara]

— Как он? — спрашивает Намджун после стандартного приветствия.
— Всё ещё не разговаривает, но, вроде, узнаёт меня, — говорит Чонгук. — Вы приедете?
— Я ещё не говорил ему, — признаётся Намджун, — но мы приедем. Позже.

Озираясь по сторонам, Тэхён выходит из переулка и натягивает капюшон ниже. Вроде, стражей порядка и озабоченных девственной чистотой зданий людей не видно, поэтому можно приступать. Тэхён ставит рюкзак рядом и, присев на корточки, расстёгивает молнию и достаёт несколько цветных баллончиков. Заглядывает в телефон, сверяясь с рисунками, и проводит первую уверенную линию. Встряхивает баллончик и наносит ещё несколько. Дом, ещё дом, разноцветные крыши и чёрные контуры. Тэхёну нравится переносить картинки на стену, делая их ещё ярче, чем их рисует автор. Мазок, ещё мазок, и вот уже целый город смотрит на него с кирпичной кладки. Надо будет, как дорисует, сфотографировать, чтобы показать оригинальному художнику. Чимину должно понравиться.

[Ringo-Freek]

Прочитала уже достаточно давно, но только сейчас собралась написать отзыв)

Впервую очередь хочу отметить, что очень понравились коллажи, особенно цветовой составляющей! и исходники парней подобраны замечательно! Особенно надутый Чимин и ямочки Мони
Да и в целом оформление отличное!)

Впечатления от текста вышли как американские горки.
Мне очень понравился Намджун. Такой простой парень со своими проблемами.
Чимин мне тоже нравился до момента, когда выплыла история с извращенцем. Вообще вся она меня немного в ступор вогнала. Но да, как говорится, на вкус и цвет)
Развитие отношений было очень даже Наслаждалась их переглядками. Сопротивлением Намджуна, отрицанием и принятием.
Замечательно пошли кусочки со стороны Чимина. Вообще в текстах такое отлично позволяет раскрыть героев в полной мере, поэтому всегда потираю руки и бегом читать.
Особенно из этих кусочков мне понравился начальный, где Чимин упал в Намджуна, и Юнги это просек) Вообще за Юнги отдельное спасибо
История с отцами эта вторая вещь, которая загнала меня в ступор, но как говорится, смотреть выше. Рада, что с этим нашелся другой выход)
Да и парни молодцы, что преодолели все сложности, остались верны себе и не сдались.
Сокджин, кстати, тоже прекрасен. Доктор Сокджин! Мечта фетишиста Понимающий, заботливый...

Спасибо команде за огромную проделанную работу

[Скальди]

Извините, за нескромный вопрос - но в будущем появится документ для скачивания или текст можно будет читать только тут?

[Vikara]

AmoMans, да, в ближайшее время будет добавлена ссылка на скачивание

[Vikara]

Ringo-Freek, спасибо большое) Рада, если удалось передать атмосферу и образы ребят!

[tenshi vi romania]

Оав, отличная работа! Я читала залпом, не отрываясь от этой истории! Намджун, потерявшийся в ежедневной рутине, и Чимин, потерявший интерес к жизни. Думаю, они однозначно помогли друг другу выбраться из ловушек и дать новую точку опоры. Жаль, что для того, чтобы понять, что они должны быть вместе, прошло столько времени.
Я сначала упорно читала Чонука как Чонгука и пыхтела, ибо как так, Чонгук, втф, но на третьей странице до меня дошло, что я лох Чонгукки очень зайка вышел, а тому товарищу досталось по заслугам, я даже немного негодую, что он остался жив, но в принципе так ему дольше мучится, так что пусть огребает. Карма из зе бич :3
Коллажи очень классные и вхарактерные, сразу ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ намджуна и чимина визуально

Спасибо вам, котики, за такую классную совместную работу :3

[Smejana]

Спасибо, отличная работа. Читала, не могла оторваться!

[Vikara]

tenshi vi romania, котик, я как-то пропустила твой коммент! Прости, что я раньше автора, но спасибо большое, что отметила коллажи) Очень старалась подобрать похожих и внешне, и эмоционально)

Я сначала упорно читала Чонука как Чонгука и пыхтела, ибо как так, Чонгук, втф, но на третьей странице до меня дошло, что я лох

Я вот тоже поначалу спотыкалась на имени и возмущалась, а оно вон как обернулось)

Спасибо вам, котики, за такую классную совместную работу :3

Спасибо) Я в свое время выбрала прекрасного автора) Работать с ней - одно удовольствие!