Только нелюбимые ненавидят

[Vikara]

Название: Только нелюбимые ненавидят
Фандом: BTS
Автор:  Iron Queen
Артер:  Vikara
Пейринг/Персонажи: Намджун/Чимин, Джин, Чонгук, Хосок, Тэхён, Юнги
Рейтинг: NC-17
Жанр: повседневность-АУ
Количество слов: ~49k
Предупреждение: временная болезнь персонажа
Саммари: Когда очень нужны деньги, согласишься на любую работу. Намджун в поисках очередного заработка устраивается работать сиделкой к избалованному сынку богатых родителей. Жизнь на широкую ногу, исполнение любых прихотей. Его подопечный - баловень судьбы, если не считать того, что он прикован к инвалидному креслу. Но так ли пуст образ, который выстроил Намджун в своей голове? Чем дольше он работает, тем больше проникается своим подопечным, понимая, что не стоит судить книгу по обложке.
Ссылка на текст: docs.google

Первые лучи касаются спускающихся ступеньками крыш, когда высокий худой парень в замызганной толстовке и кепке, натянутой на глаза, поднимается по заплеванной лестнице, ведущей из подвала на улицу. Он жмурится, задирая голову вверх и кивая голубю на проводах, а потом отвязывает велосипед с окрашенной в розовый рамой и начинает спуск по крутой, уходящей далеко вниз, лестнице. Ким Намджуну, а именно так зовут этого раннего ездока, надо в магазин, расположенный на пересечении двух кварталов, чтобы забрать молоко и после развести его по домам спящих ещё людей. В такую рань на улицах ни души, и только лучи восходящего на небосвод солнца следят за его передвижениями. Спустившись и спустив с собой велосипед, Намджун разминает ноги и усаживается, сразу начиная бодро крутить педали, чтобы успеть. После развозки его ждёт ещё смена в клубе, куда он устроился охранником не так давно, а потом надо будет хотя бы часок посидеть над учебниками. Намджуну уже почти двадцать четыре и ему не светит никакой, даже самый замшелый институт или колледж, но бросать попытки учиться не в его правилах. Пока он может, он будет уделять этому всё оставшееся время, потому что, как говорит мама, у него обязательно представится случай блеснуть где-нибудь своими знаниями — надо быть всегда готовым. Намджун крутит педалями быстрее и разочаровано охает, в какой-то момент переставая чувствовать сопротивление — цепь снова слетела. Приходится останавливаться и поправлять. Хорошо хоть, что это — всего лишь цепь. С намджуновой везучестью всё могло быть гораздо хуже. Поэтому, наверное, надо порадоваться, что обошлось. Без велосипеда разносить молоко было бы сложнее — он бы точно не выполнял бы ту норму, что делает сейчас.
Солнце поднимается всё выше и останавливается рядом с трубой, когда Намджун кладёт последнюю упаковку на крыльцо. Что ж, первое задание сделано. Теперь нужно съесть завтрак и отправляться в клуб — в это время там, обычно, уже пусто — охранять нечего, зато можно сразу приступать к уборке. Десять минут на завтрак, и пора работать. Выкидывать пустые цельные и разбитые бутылки, стирать следы ночных оргий, протирать полы влажной тряпкой с антисептиком. Ничего гиперсложного, но у Намджуна на лице отпечаток бесконечной усталости и ненависти. Он ненавидит свою жизнь, ненавидит бедность, с которой приходится мириться. Ненавидит условия, из которых пытается, но никак не может выбраться — все деньги уходят на еду и лекарства. Времени и возможностей на перемены к лучшему просто не хватает. Намджун смотрит на часто сменяющихся уборщиков в баре и отчётливо понимает, что не может себе позволить взять и также легко уйти на поиски места поспокойнее и с оплатой повыше. Но кто ж виноват, что он родился неудачником? Неизвестный ему отец? Намджун пшикает, невесело усмехаясь. Этот лже-родитель, может, и не виноват в том, что он, Намджун, неудачник, но точно ответственен за то, что мать болеет уже который год, что мельком утирает глаза, отвернувшись к стенке.
Сжав плотнее губы, он с остервенением надраивает полы. До блеска, до скрежета от чистоты. И только ближе к вечеру переодевается в тёмную форму охранника, чтобы встать у входа и пугать своим тяжёлым взглядом — телосложение-то подкачало — наивных несовершеннолетних пацанов, пытающихся пройти и пропить свои карманные деньги в этом богом оставленном и забытом заведении. Намджуну и противно и завидно одновременно от этих придурков, которые могут себе позволить веселиться и ничуть не заботиться о таких бытовых мелочах, как чашка риса на столе. Но жизнь вообще несправедливая штука — кому-то всё, кому-то ничего. И ничего не попишешь. Остаётся лишь завидовать, ненавидеть и пытаться хоть что-то изменить.
Возвращается Намджун под вечер, когда на улице снова пусто, только изредка попадаются пьянчуги с осоловевшими взглядами и круглыми опухшими лицами. Пыль шуршит под колёсами велосипеда, пугая их, и они шарахаются в стороны, когда он проезжает мимо. Перед тем, как подняться по длинной лестнице, Намджун заходит в круглосуточную аптеку и покупает какие-то лекарственные травы — может быть, так мать будет меньше кашлять ночью, — и берёт в фургончике порцию острых токпоки вместо ужина.
За день он так устаёт, что проваливается в сон, едва голова касается подушки. Проваливается не в сновидения, а в вязкую темноту, чтобы переждать там до утра. Но даже сквозь сон слышит, как выкашливает лёгкие мать, хоть она и старается делать это потише, уткнувшись в подушку. Каждое утро у Намджуна тяжело на душе, будто проехались катком, сдавили грудную клетку. Больно. А особенно больно — видеть, как мать пытается сделать вид, что терпимо, что всё не так уж и плохо. При сильных приступах кривится, отворачивается, но не перестаёт после улыбаться. Намджун так не может. Улыбка давно исчезла с его губ. У Намджуна будто у самого приступы. Лучше бы у самого.

Очередной день начинается с шуршания одеяла рядом. Матери снова не спится — мается, вертится с боку на бок. Намджун закусывает губу, открыв глаза и уставившись в одну точку. Ещё темно и будильник не звенел. Свет фонаря пробивается сквозь узкое окошко у потолка — их каморка находится на цокольном этаже, — и вырывает из тьмы угол тумбочки с зеркалом. Тени, похожие на монстров, совсем не пугают Намджуна, потому что самое страшное для него — в реальности.
Голубь, покачиваясь на проводах, ждёт его, смотрит вниз — Намджун по привычке ему кивает и открывает замок на цепочке, удерживающей его велосипед. Ровно сорок одна ступенька вниз, вдоль натыканных, как бочки в трюме, одинаковых домиков, и можно пускаться в путь за целой корзиной упаковок с молоком и заехать после к Хальмоним за списком продуктов из ближайшего магазина. Намджун раз в неделю ездит к этой старушке, божьему одуванчику, у которой ноги "совсем плохи стали", чтобы помочь. Ему не сложно, а Хальмоним всегда так радуется его приходу и угощает на дорожку плошкой риса с яйцом и кимчи. Намджун называет это взаимовыгодным соглашением. Вот и на этот раз Хальмоним вся расплывается в улыбке и протянув ему список продуктов и деньги, сжимает его ладонь в своей, в сотый раз благодаря за помощь. Намджун отнекивается и смущённо качает головой. У него нет друзей, и Хальмоним — самый близкий ему человек после матери.

Кроссовок расклеивается по пути в клуб, что весьма некстати. На календаре вот-вот октябрь, и совсем скоро зачастят дожди, а другой обуви у Намджуна нет. Придётся поэкономить, хотя, куда уж больше. Намджун вздыхает, обводя взглядом разрисованную стену одного из домов — ещё месяц назад, когда он последний раз проезжал, там была простая обшарпанная стена, а сейчас нарисован целый город — дом на доме — разноцветные коробки с тёмными свинцовыми тучами наверху. Такой ему как раз кажется его жизнь. Намджун чуть не вписывается в забор, засмотревшись. Мрачно-красивое полотно на стене однозначно нравится ему. Обратно он решает проехать здесь же.
Не доезжая до клуба, Намджун встречает прогуливающих занятия школьников. Те стараются скрыть свою форменную одежду под лёгкими куртками, но такого цвета костюмы только у одной школы в нескольких районах отсюда. Намджун в неё как раз ходил целых три года и, хоть это и кажется сейчас другой жизнью, но помнит эти светло-коричневые пиджаки особенно чётко — отстирывать их было очень и очень сложно, а пачкались они ежедневно. И иногда не по вине самого Намджуна, хотя и он никогда не отличался ловкостью и частенько проливал или ронял что-нибудь на свою многострадальную форму. Но большей криворукостью страдали намджуновы одноклассники, которые все были старше его и считали нормальным портить чужие вещи. Особенно, если те принадлежали замкнутому младшему, у которого часто не было денег и обеда, и главное — не было отца. Намджун от души ненавидит то время унижений, которое ему пришлось пережить в школьные годы, но с тех пор, если так посмотреть, немногое изменилось. У него всё ещё нет очереди тех, кто хотел бы с ним дружить, денег всегда хватает только на самые простые блюда — остальное уходит на лечение матери, и отца, как не было, так и нет.

В клубе снова пахнет дешёвым алкоголем, от которого завтрак просится наружу, и развратом. Намджун с отвращением выкидывает очередной использованный презерватив в большой чёрный пакет, следом отправляется какой-то лоскут от порванной одежды. Мерзко. И, если в общем зале всё более-менее нормально и прилично, то в комнатках на втором этаже чего только не найдёшь. Приватность всегда рождает свободу действий, а в данном случае — свободу извращённым фантазиям. Причём комнатки стоят недешёво, но каждую ночь все из них всегда заняты.
Иногда Намджун думает, что бы было, не брось его мать козёл-отец? Судя по некоторым отрывочным фразам, он давно понял, что у того водились большие деньги. Каким бы вырос Намджун, будь у него возможность ходить по клубам и позволять себе всё, что вздумается? Стал бы он таким же, как те, кого он ненавидит? Или остался бы собой? Намджуну хочется сказать себе, что он не был бы таким, как те, кто заказывает в клубах приватные комнаты и потом творят неизвестно что, но что-то подсказывает ему, что нельзя быть уверенным. Мы — отражение нашего окружения. Возможно, будь у Намджуна другая судьба и возможности — он был бы другим. Но даже это не может звучать оправданием беззаконию, которое каждый день разворачивается перед его глазами. Но во всех правилах есть исключения — Намджун предпочитает думать, что он был бы в этом числе. А пока просто убирает, распихивая по пакетам, мусор и старается не думать о том, что же здесь происходило.
После завершения уборки персонал, чаще всего, готовится к предстоящему трудовому дню — в баре этот день начинается с пяти вечера. Бармены расставляют все самые распространённые ингредиенты для коктейлей в зоне досягаемости, чтобы в любой момент можно было протянуть руку и взять нужное. Охранники, которые до этого убирались в клубе, доделывают, что не успели, кто-то уходит курить и болтать по телефону. А Намджун, намаявшийся и невыспавшийся, ложится прикорнуть часок в раздевалке — там всё равно никого нет, тихо и темно. Идеальное место для сна. Положив под голову свёрнутую толстовку, он раскладывает свои длинные ноги по скамейке и опускает отяжелевшие веки, чтобы мгновенно погрузиться в темноту и небытие.
Намджун просыпается под негромкий разговор у шкафчиков — его коллега-охранник разговаривает по гарнитуре, переодеваясь при этом. Время до выхода в смену остаётся всего ничего, и парень явно торопится, промазывая мимо рукава. Намджун не прислушивается, но волей-неволей всё равно всё слышит. Охранник, — кажется, его зовут Хосок — жилистый всегда бодрый парень, рассказывает о каком-то собеседовании. При этом он активно жестикулирует и смачно ругается, когда обнаруживает, что напялил футболку не той стороной.
— Ты бы видел его недовольный фейс, — ржёт Хосок, натягивая на себя штаны, чуть согнувшись застёгивает ширинку, — как будто одолжение делает! А ведь работа состоит в том, чтобы помогать ему жить полноценной, если это вообще возможно, жизнью. Парень-бедняга, временно обездвижен из-за аварии. Но с таким характером они вряд ли найдут ему помощника... ой, у меня смена через две минуты начинается, побежал. Целую! — Причмокивает в трубку, поправляя волосы, и завершает разговор, захлопывая шкафчик. Маленькая визитка вылетает из-под дверцы и пикирует вниз, незамеченная хозяином, который в это время уже выбегает из раздевалки. Намджун, встав, поднимает её и, повертев в руках, сует себе в карман, думая отдать, как увидит Хосока.

Возвращаясь с работы, Намджун проезжает мимо того дома, где нарисовали город, и в восхищении останавливает велосипед, чтобы всмотреться в детали. Не сказать, что их хорошо видно, но в лунном свете граффити ещё больше завораживает. Пустые глазницы окон в нарисованном городе выглядят ещё тоскливее и мрачнее, чем при солнечных лучах, а фонари на переднем плане ещё более одинокими. Намджун смотрит на картину, на цветные дома, которые должны были бы радовать глаз своими яркими оттенками, но навевают печаль и тоску. Охватывает взглядом всё полотно, пропитываясь атмосферой, а после скользит по отдельным фрагментам, замечая в самом низу рядом со стеной дома кусочек голубо-серого мелка. Намджун не особо умеет рисовать, но хочет приобщиться к этой картине и тянется, чтобы нарисовать в углу телефонную будку, расписанную различными надписями.

Вернувшись, Намджун не застаёт мать дома. Видимо, ушла разносить заказы и ещё не вернулась. Мать делает работу на дому — штопает вещи, готовит выкройки, вышивает подарки. Получает за это гроши, но зато может этим заниматься, несмотря на свою болезнь, и всегда где-то находит новые заказы. По правде, Намджун даже не удивляется последнему — у матери получается делать удивительно-красивые вещи даже из небольшого выбора материалов. А уж когда ей к заказу дают ещё и новые лоскуты и бисер — выходит вообще сногсшибательно!
Открыв ящик с бельём, Намджун решает, что пора бы уже заняться стиркой. Ставит вариться рис и греет ковш с водой, чтобы постирать скопившиеся грязные вещи. Матери плескаться в прохладной, остывающей воде, он категорически запрещает. Она и так болеет, и это занятие в холоде не пойдёт ей на пользу. В таз с водой отправляются футболки, трусы, Намджун стаскивает с себя толстовку, которая тоже давно уже не первой свежести, и, подумав, штаны тоже снимает и кидает к остальному. Проверить карманы он, конечно же, забывает. И вспоминает об этом только, когда уже залил сверху закипевшей водой и добавил порошок. Намджун охает и принимается мять карманы, надеясь, что там ничего не было. К счастью, деньги он всегда выкладывает, едва переступив порог дома, поэтому хотя бы об этом можно не беспокоиться. Проверив передние карманы, Намджун переходит к задним и чувствует твёрдое под пальцами. Что-то таки оставил! Оттопырив мокрый край, он аккуратно выуживает на свет список покупок для Хальмоним и выдыхает. Его всё равно надо было выкинуть. Откладывает в сторону и только сейчас замечает, что внутри бумажки есть какая-то картонка. Цветная картонка с номером телефона, именем и подписью "Требуется сиделка: выносливый молодой человек, дружелюбный и терпеливый. Медицинское образование приветствуется, но необязательно. Оплата два раза в месяц. По всем вопросам звонить по телефону. Частный агент Чо Хён У". Намджун удивлённо взирает на объявление, откуда это взялось в его кармане остаётся для него загадкой, а мысли уходят к более насущным вопросам. Таким, как "сколько же там платят". На обратной стороне картонки пометка "звонить с 9 утра до 6 вечера". Сегодня уже не получится, но завтра, может, и стоит позвонить. Попытка не пытка, а если вдруг он их устроит, появятся деньги на то, чтобы положить мать в больницу на лечение. Было бы очень здорово!
Намджун любовно разглаживает визитку и откладывает подальше, чтобы брызги не намочили её снова, а сам принимается стирать вещи.

За ночь он только ещё больше убеждается в том, что надо попробовать получить ту работу, потому что смотреть, как мучается мать, без возможности помочь — невыносимо. Намджун звонит по указанному номеру ровно в девять утра, выйдя покурить к чёрному входу клуба. Долгое время трубку на другом конце не берут, и тлеющая надежда понемногу испаряется, замещаемая пессимистичными мыслями, что не стоило и мечтать. Когда и в третий раз дозвониться не получается, Намджун оставляет попытки, сплёвывая под ноги и выкидывая окурок в большой бак рядом с аркой. Видимо, не судьба ему получить хорошую работу. Но, что поделаешь, жизнь — жестокая штука и тем, кому больше всего надо, как правило, не перепадает. Подняв взгляд вверх, Намджун, прищурившись, смотрит на проплывающие мимо облака и нещадно завидует их молчаливой величавости и спокойствию. Никаких забот, никаких проблем. Скользи себе по небосводу, оборачивайся дождём и поднимайся снова вверх.
У Намджуна сигарет остаётся всего две, а до следующей получки ещё пахать и пахать. По-хорошему, ему бы бросить это гиблое дело, но вместе с дымом он выпускает в атмосферу немного печали и горечи, остатки которой остаются на языке, напоминая, что так просто избавиться не получится.
Беда не приходит одна — почти сразу после открытия клуба Намджуну заезжают по скуле. Какой-то пьяный вдрызг мужик рвётся внутрь, приходится пытаться его задержать. Так Намджун получает сначала по щеке, и все бы ничего, но кольцо на пальце ударившего, неудачно цепляет и по брови, рассекая её. Кровь брызгает, пачкая только вчера постиранную рабочую рубашку, и, кажется, сигареты закончатся уже сегодня. Бывают такие дни, когда всё идёт наперекосяк — у Намджуна этот день сегодня.
По пути домой он специально проезжает мимо дома с граффити, но рисунка больше нет. Стёрли.

Утром солнечные зайчики скачут по его одеялу, но он просто поворачивается на другой бок и засыпает дальше. Долгожданный выходной. Полностью пустой от работы день — ни разносить молоко не надо, ни в клуб тащиться. Можно хоть весь день лежать и плевать в потолок. А можно поехать куда-нибудь и погулять. Но для начала надо выспаться. Намджун вдыхает размеренно и снова проваливается в темноту.
Ему кажется, что прошла всего пара минут, когда на тумбочке начинает вибрировать телефон. И кого только несёт в такую рань? Намджун с трудом поднимает себя, чтобы дотянуться до трубки и с удивлением ещё минуту рассматривает незнакомые цифры.
— Да? — голос предательски срывается, выдавая тот факт, что владелец телефона спал в два часа дня! Да-да, Намджуна конкретно вырубило до обеда.
— Добрый день. Вы звонили по поводу работы?
— Работы? — с утра думается медленно, и Намджун сначала вообще ничего не понимает.
— Меня зовут Чо Хён У. Вы звонили вчера по поводу работы, как я полагаю? Но если вас не интересует...
До Намджуна наконец доходит:
— Нет-нет, интересует, — пылко разубеждает он звонящего. Ему нужна работа. Очень нужна.
— Какого рода работа Вас интересует? Вы могли бы сегодня подойти ко мне — посмотрим варианты.
— Подскажите, а работа сиделкой? Где оплата два раза в месяц... — начинает Намджун, и агент его перебивает:
— Ах, это объявление. Да, эта вакансия ещё свободна. Если интересует, вас будет ждать сегодня в четыре часа работодатель — госпожа Пак, по адресу... сможете подойти? — вежливо интересуются в конце.
— Смогу! — Намджун старается звучать уверенно и спокойно, но внутри весь ликует. Возможно, не всё так плохо? И он получит эту работу? Во всяком случае, попытается!
— Тогда ждём вас в четыре. Просьба не опаздывать. И ещё, работодатель — богатая семья. Слышали о..., — ему называют известный косметический бренд, и Намджун аж рот приоткрывает от удивления. У него у самого есть пенка для бритья производства этой компании — мать подарила на день рожденья, когда всё было ещё не так беспросветно, как сейчас. — Оденьтесь соответствующе.
— Хорошо, — только и может сказать Намджун, всё ещё не веря своим ушам.

Происходящее кажется ему чудесным сном, он даже щипает себя за щёку, чтобы понять, правда ли это. Ему перезвонили и пригласили на собеседование! Конечно, ещё ничего не решено, и он может абсолютно не подойти, но сам факт!
Хотя... Если ему назначили так быстро, то как же там всё должно быть плохо с кандидатами на место? Какие должны быть требования, раз никто до сих пор не подошёл. Намджун терпеть не может это своё умение — думать под самыми разными углами. Ведь ещё секунду назад он был счастлив и относительно уверен в себе, а теперь снова хмурит брови и уверен только в том, что придётся срочно искать подходящую одежду для собеседования, чтобы не упасть в грязь лицом при первой же минуте разговора. Первое впечатление — мощнейший механизм создания мнения о человеке. Где там лежал костюм со школьных времён? Намджун вообще влезет в него спустя столько лет? А галстук есть или выкинули? Может быть пойти в форме, что он надевает для работы в клубе? Та же рубашка, брюки. Правда, на пиджаке эмблема клуба и пришитые блёстки. Но, может, можно будет ограничиться рубашкой?
— Как всё сложно, — стонет он, нехотя поднимаясь и складывая одеяло и матрас. Поспать дальше не получится.

В костюм, который был куплен ещё в школьные годы для официальных мероприятий, он ожидаемо не влезает, зато находит галстук-бабочку, смотрящуюся весьма элегантно на белоснежной рубашке, которая слегка трещит по швам, но что поделаешь, другого костюма у Намджуна нет. Низ приходится надевать рабочий – брюки для работы в клубе. Благо, на них никаких блёсток нет и смотрятся они нормально, презентабельно. Намджун придирчиво разглядывает себя в зеркало и остаётся более-менее доволен. Только перед выходом заходит в ванную и бреется, чтобы выглядеть ухоженным и по возрасту, а не старше на десять лет. Своё отражение после бритья он даже не узнаёт, забыв уже, что выглядит так на самом деле. Для большей уверенности в себе под язык отправляет таблетку успокоительного, а волосы зачёсывает назад, делаясь похожим на щёголя и ботаника одновременно. Забавно.
Мать, когда возвращается с рынка, даже не сразу его узнает, а после не устаёт повторять, какой у неё красивый сын.
— Если собеседование будет вести женщина, обязательно покажи ей свой рост. Длинные ноги нравятся большинству дам. А если при этом ты будешь ещё и вежливым — место будет твоё!
Намджун кивает, переживая в глубине души. Он не говорит куда именно пытается устроиться, чтобы не пугать — даже его самого слегка потряхивает от волнения, а что уж говорить о поддерживающей его матери...
Из дома он выходит за целый час до собеседования. Оставляет свой любимый велосипед привязанным и идёт пешком, борясь с огромным желанием развернуться и пойти домой. Или хотя бы закурить. Но прийти на собеседование и пахнуть при этом сигаретами кажется ему сразу проигрышным вариантом. Вдруг сынок, которому надо будет быть сиделкой, за здоровый образ жизни? Всякое возможно, а Намджун не отличается везучестью, так что лучше не рисковать.
Поглядывая на часы, он ускоряет шаг и сворачивает на улицу, где было нарисовано граффити — вдруг неизвестный художник сделал новую работу? Но, к великому сожалению, стена оказывается девственно пустой, и сделанный крюк не оправдывает себя. Намджун лишь теряет несколько драгоценных минут и умудряется свернуть не там, из-за чего начинает опаздывать. Как всегда, очень вовремя. А не дойдя всего пару метров до нужного дома, цепляется рукавом за ветку кустарника и одна из пуговиц на манжете рубашки отскакивает, не выдержав напора, в сторону и закатывается в люк. Намджун бессильно ругается про себя, но делать нечего — возвращаться времени нет, поэтому он подворачивает рукава и надеется, что смотрится не как полнейший кретин со своей бархатной бабочкой на шее, пластырем на брови, закатанной рубашкой, суженных штанах и кроссовках.

Намджун в нерешительности застывает перед высокими воротами, пытаясь вспомнить точный адрес. Телефон он, конечно же, забыл дома, поэтому вся надежда на память. Интересно, если позвонить и просто спросить не у них ли проходит собеседование — его не проклянут? Собак не спустят? Намджун неловко мнётся, не зная, что же предпринять, когда замечает большую чёрную машину, подъезжающую прямо к нему. Тонированные стёкла и её пафосный вид, по правде, немного пугают его. Однажды к ним в клуб на похожей машине зарулил глава местного наркокартеля. Двигаться и даже дышать в ближайший час пришлось с трудом — страх сковал тогда почище любых наручников. Намджун не трус, но тогда очень хотел оказаться где-нибудь в другой галактике — о жестокости картеля ходили легенды. И что-то подсказывало ему, что добрая часть из них — правда.
Застыв соляным столбом, Намджун смотрит, как машина мягко тормозит, как водитель глушит мотор и выходит наружу, как открывает заднюю дверь и выкатывает оттуда коляску, как... Он точно пришёл по адресу! Эта мысль пронзает намджунову голову, но он не бросается помогать, а просто смотрит. Нет ничего хуже неловкой помощи, которая будет больше мешать. Поэтому Намджун и не спешит, глядя как, тужась, водитель на руках вытаскивает совсем молодого парня, который пронзает Намджуна недоверчивым взглядом, пока его усаживают в коляску.
— Вы на собеседование? — без приветствия спрашивает водитель, мимолётно окинув его перед этим холодным взглядом. Он заботливо укрывает ноги инвалида пледом и, закрыв машину, катит коляску к дому.
— Да, — у Намджуна получается не с первого раза — во рту мгновенно пересыхает. Парень в коляске чуть младше самого Намджуна. И от мысли, что так не повезти могло и ему самому, становится очень не по себе.
— Подержите дверь. Вас, должно быть, уже ждут, пройдёте с нами, — распоряжается мужчина и, позвонив в домофон на воротах, пропускает Намджуна вперёд, а сам берётся за ручки коляски.
За новыми впечатлениями Намджун забывает переживать о собственном внешнем виде и на автомате следует в гостиную за водителем, не потрудившись заглянуть в зеркало, чтобы оценить масштабы катастрофы. Он даже памятует нацепить на лицо умное выражение, отстранённо наблюдая за тем, с каким независимым видом восседает парень в коляске. Как будто он тут главный и самостоятельный. Интересная иллюзия для того, кто только рукой может двинуть без посторонней помощи.
— Котик, вы вернулись?
Намджун переводит взгляд на даму, расположившуюся в кожаном кресле, и внезапно вспоминает зачем он вообще здесь, краснея от осознания, что его неловкость и оценивание было замечено гораздо раньше, чем он это обнаружил. У женщины приятный мягкий голос, но волевое лицо, выдающее её сильную и непреклонную натуру. Госпожа Пак, несмотря на кажущуюся хрупкость, та ещё железная леди. Она явно ждёт ответа своего сына, судя по тому, как неуловимо он похож на неё, но не дожидается.
— Спасибо, Юнги, — благодарит она и, посмотрев на Намджуна, говорит уже ему, — присаживайтесь.
Он бы лучше постоял, на самом деле, но не рискует ослушаться и опускается в кресло сбоку, которое оглушающе громко трещит, продавливаясь под ним.
— Чимин, душка, не смотри на меня с таким осуждением, — снова переведя взгляд на сына, говорит женщина, теребя на пальце кольцо. — Тебе нужна помощь, и ты её получишь. — К концу фразы железные нотки в ёё голосе становятся как никогда различимы. Женщина с характером, а значит и сынок — не подарочек. Намджун смотрит на то, как тот сжимает плотнее зубы, как блестят ненавистью его глаза. Как, нажав на какие-то кнопки, он разворачивает кресло спиной к ним, давая этим понять, что разговор окончен. Любопытная семейка. Властная мамаша и избалованный, практически обездвиженный, сыночек. Ужасное сочетание.

— Что ж, приступим, — говорит женщина, — меня зовут госпожа Пак. Вас, как я понимаю, Намджун. Вы уже видели моего сына и, думаю, примерно понимаете, с чем Вам придётся иметь дело, если Вас устроят условия работы. Чимин — трудный ребёнок. Талантливый во всём, за что когда-либо брался. Его жизнь — это танцы, поэтому не судите его строго. Авария произошла уже три года назад, но он ещё не привык к тому, что не может больше танцевать.
Намджун понимающе кивает и, в глубине души, на самом деле сочувствует ему. Он совсем не умеет танцевать, но потерять возможность заниматься любимым делом — такое и врагу не пожелаешь.
— У Вас нет медицинского образования, как я понимаю? — Непонятно из-за чего делает вывод женщина, и продолжает, — А был ли опыт взаимодействия с такими людьми? Вы не выглядите сильным, сможете? Чимин не пушинка, и в день его придётся раз двадцать пересаживать. Также, ему в позвоночник поставили титановые пластины, и, хоть чувствительность вернулась только частично, периодически его мучают сильные боли... Он становится абсолютно несносным, — с горечью добавляет она тише.
— Подобного опыта не было, — честно признаётся он, краснея ещё гуще, когда взор женщины падает на его кроссовки. Кроссовки, которые он не заклеил! — Я не выгляжу Халком, — пытается он разрядить атмосферу, но, похоже, госпожа Пак не оценивает его шутку, — но я выносливый и смог бы справиться с такой работой.
— График будет напряжённым — ежедневно с 9 утра до 8 вечера. Иногда придётся задерживаться. Чимина нельзя оставлять одного ни на секунду, а дома частенько никого, кроме него, нет, — выдержав паузу, она добавляет, — было бы лучше, будь у Вас медицинское образование. Но если Вы легко схватываете информацию и исполнительны, то этот недостаток исправим. Доктор Ким сможет объяснить Вам самое необходимое. Самое главное, чтобы Вы поладили с Чимином и не сводили с него глаз.
Намджун кивает, понимая, почему выставляются такие требования. Чимин, по сути, хуже маленького ребёнка. Запросов больше, а возможностей меньше. Он не может даже банально справить нужду без помощи. Поесть, утолить жажду... Намджун весьма смутно себе представляет, каково это, но хорошо понимает, что будет нужно от него. Если его возьмут на это место, правда.
— Оплата два раза в месяц — аванс и, собственно, основная часть. Цифры я написала на листке. Посмотрите, — говорит госпожа, и Намджун тянется к лежащей на столике сложенной бумажке. Он ожидает неплохую зарплату, но та оказывается гораздо лучше, чем просто неплохая. Чтобы не выдать своего изумления, ему приходится постараться. Глядя на цифры с приятным количеством ноликов, Намджун невольно считает, как быстро смог бы расплатиться с хозяйкой комнаты, которую они снимают, за воду и электричество — долг растёт не по дням, а по часам, и это, наконец, можно было бы прервать. Считает, сколько мог бы откладывать на лечение матери и как скоро она смогла получить полноценную медицинскую помощь. Ради всего этого стоит откинуть в сторону своё презрение тому образу жизни, что ведёт эта семья, закусить удила и смириться с капризами избалованного богатенького сыночка — то, что он избалованный и капризный, Намджун понимает, едва увидев его. Полные чувственные губы вкупе с взглядом свысока просто кричат об этом. Также, как вся обстановка дома кричит о том, что хозяева купаются в роскоши и позволяют себе всё, что угодно. Только, судя по тому, какая прямая спина у женщины и как тщательно она пытается скрыть появляющиеся морщины, счастья нет в этом месте. Муж либо изменяет ей, либо просто не даёт ей того внимания, которое она жаждет, что очень странно — госпожа Пак очень красива. Правильные, хоть и заострённые, черты лица, ровно покрашенные волосы — ни единого седого волоска не видно, подтянутая фигура, несколько преувеличенно элегантная одежда — в таком платье можно было бы пойти на премьеру в оперу, а не сидеть в кресле гостиной. По-своему красивая, но несчастная женщина, которая пытается заглушить собственное одиночество в огромном доме с помощью надменного взгляда и приказного тона. Когда держишь в своих руках бразды правления — создаётся мнимое впечатление собственной незаменимости, а значит нужности, полезности.
Её сын, Пак Чимин, совсем на неё не похож. С первого взгляда видно, что он мягче по характеру. Как кажется Намджуну, он пытается "отыграться" на тех, кто находится ниже него также, как это делает мать, но у него не получается и это смотрится абсолютно по-другому. Не как нечто само собой разумеющееся, а как блажь, каприз. Например, как он "повелевает" водителем, Юнги. Ему не удаётся его приструнить, Чимин — не его властная мать, но тот всё же делает уступки, подыгрывая ему. И оба они знают, что это — только для вида. У Чимина и черты лица мягче. Когда он не напрягается, его даже можно назвать миленьким. Смазливое личико с пухлыми щеками, полными губами и пушистыми ресницами. Наверное, он пошёл в отца — от матери у него только острые скулы. Хотя, возможно, ему просто стоит посидеть на хлебе и воде, чтобы щёки втянулись и лицо стало выглядеть благороднее. Намджуну, по правде, совсем не нравится то, как Чимин выглядит. Он легко себе может представить того в клубе, где он работает, кичащегося своими деньгами и связями и пьющего самый дорогой крепкий алкоголь просто потому что может себе его позволить, а не потому что хочет. Намджуну Чимин кажется тупеньким и раздражает, даже несмотря на своё текущее положение. Он видел миллион таких, как Чимин, и ненавидит их всю свою сознательную жизнь.
Но... на другой чаше весов лежит зарплата с множеством нулей и реальная возможность вылечить мать. Так что, вполне стоит смириться ради этого. Намджун отчаянно нуждается в этих деньгах. Так что не всё ли равно, на кого работать? В конце концов, его же никто не будет заставлять любить своего подопечного, а сосуществовать рядом они точно смогут. Намджун, несмотря на свои принципы, гибкий в общении — чтобы выживать в этом несправедливом мире часто приходится держать своё мнение при себе и двигаться в сторону, делая уступки.
— Последний вопрос. Скажите, почему я должна взять именно Вас? — прерывает его мысли госпожа Пак.
— Потому что у меня с Вашим сыном небольшая разница в возрасте, нам будет легче понять друг друга, будет что обсудить, — наглая ложь, они из абсолютно разных миров и, скорее всего, то, что интересует Намджуна, бесконечно далеко от интересов Чимина, но правда звучит гораздо более прагматично и менее увлекательно. Озвучивать её — не самая лучшая идея, но... — и никому так сильно не нужна эта работа, как мне. Я буду держаться за неё.
— Спасибо за откровенность, — госпожа Пак говорит это абсолютно ровным голосом, не понять, что именно она думает по этому поводу, и Намджун мысленно уже прощается с этим домом, когда она снова разлепляет губы и говорит, — сможете приступить в понедельник?

Произошедшее кажется Намджуну чудом, которое внезапно свалилось ему на голову, и что делать с этим, кроме как восхищаться, неизвестно. Среди всех кандидатов на тёпленькое место выбирают его, что может быть более шокирующим и прекрасным одновременно? Намджун чуть не плачет от счастья, когда идёт домой. Удача, наконец, повернулась к нему лицом! И теперь их с матерью ждёт только хорошее! Намджун в этом уверен. Как и в том, что завтра надо будет уволиться из клуба: совмещать даже подработку — разнос молока, — с его новой работой, будет невозможно. Намджун переворачивает целую главу своей жизни и торопится навстречу следующей. Госпожа Пак сказала, что недееспособность Чимина — временная, но он уверен, что успеет за это время встать на ноги и вылечить мать. Ему просто нужен был этот шанс, и теперь всё образуется.

Матери он решает ничего не рассказывать, планирует сделать сюрприз, а вот Хальмоним, говорит, что нашёл новую работу с хорошей оплатой. Его потрясающую новость они запивают соджу и заедают острыми токпоки. Хальмоним хлопает его на прощанье по плечу и говорит, что у него точно всё получится. Намджун и сам так думает, но очень благодарен за поддержку.
Он увольняется из клуба, благо, что желающих занять его место навалом и отрабатывать перед тем, как подготовят нового сотрудника, не приходится. Хосок, кажется так его зовут, желает ему счастливой жизни и удачи. По поводу первого Намджун не уверен — счастливая жизнь все ещё кажется ему утопией, но второе ему определённо пригодится. Несмотря не то, что место уже его — Чимину явно не хотелось никакой сиделки себе, а значит, самое сложное только начинается.
Голубь на проводе смотрит на него с любопытством и, взмахнув крыльями, улетает по своим делам. Намджун провожает его глазами и сжимает руки в кулаки. Как бы ни было дальше сложно — он справится.

В понедельник утром Намджун тщательно бреется и ломает голову, можно ли пойти в джинсах и толстовке. С одной стороны — довольно стрёмно идти в такой одежде в свой первый рабочий день, с другой стороны — в штанах и рубашке тягать Чимина будет очень неудобно. Намджун размышляет об этом целый час, пока умывается и готовит завтрак. Но в итоге приходит к выводу, что раз про форму одежды на собеседовании не сказали ни слова, значит, можно прийти как угодно. Намджун отправляется к чиминовому дому в чёрных джинсах и тёплой толстовке со смайлом на всю грудь. О том, что надо было подумать и про обувь, он, естественно, не вспоминает, но там ему благодушно предлагают тапки. Широкоплечий мужчина – Сокджин — представляется медбратом и предлагает проследовать за ним. Госпожи Пак нет дома, и Намджун чувствует себя немного увереннее.
— Я прихожу три раза в день и на мне, собственно, медицинские и физиологические процедуры. Но тебе тоже стоит знать немного о его лекарствах — здесь всё написано, прочитаешь на досуге, — говорит Сокджин и протягивает ему тонкую папку с листками. — Также, на тебе — массаж — Чимин не сможет шевелить ногами как минимум ближайшие пару месяцев, и мышцы за это время атрофируются, если их не разминать. Поэтому будешь делать ему массаж. И ещё, — затормозив прямо перед дверью и понизив голос добавляет Сокджин, — через два месяца запланирована операция, которая покажет, есть ли шанс поставить его на ноги. Если по его состоянию это будет осуществимо, то можно будет убрать пластины и попробовать снова пройти реабилитацию. В таких случаях наравне с лечением важно желание самого больного попробовать вернуться к нормальной жизни. Думаю, ты понимаешь, в чём состоит главная твоя задача?
— Чтобы он не растерял это желание...
— Да. И, чтоб ты знал, если обычному человеку всегда нужна дружеская поддержка, то Чимину она просто насущно необходима.
— Понял, — согласно кивает Намджун, начиная осознавать, перед какой сложной задачей его поставили. Мало того, что такие, как Чимин, всегда ему не нравились, а здесь приходится им помогать, так ещё и надо подружиться. Подружиться настолько, чтобы тот не опустил руки и захотел, превозмогая боль и трудности, снова встать на ноги после операции. Если та станет успешной.
— Вот и чудненько, — улыбается Сокджин и, открыв дверь, заходит в комнату, приветствуя ещё спящего Чимина, который неохотно приоткрывает глаза и кивает в ответ.
— Доброе утро, — говорит Намджун, заходя в комнату, но его слова остаются без ответа. Чимин лишь мельком мажет по нему взглядом и растерянно кивает.
— Пора вставать. Намджун, смотри, как я поднимаю Чимина, и запоминай, — пропускает мимо установившееся неловкое молчание Сокджин и уверенно откидывает одеяло. — Для начала, можно сразу поделать массаж — в лежачем положении это делать легче, чем в сидячем. Смотри, — сокджиновы пальцы скользят по чиминовым ногам уверенно, чуть надавливают и отпускают, делают прямые и круговые движения. Намджун заворожено наблюдает за его руками, нарочно не смотря выше — на выражение лица Чимина в этот момент. Ему сложно представить, как он сам был бы "рад", если бы какой-то незнакомый парень мял его ноги в первый день знакомства. — Попробуй ты, — говорит Сокджин. И вот он, тот самый момент, когда Намджуну больше всего кажется, что он зря согласился на эту работу.
— Чаще всего, этим занимаюсь я, но лишний раз массаж не помешает, — поясняет Сокджин, чуть отступая и давая место для простора движения. Намджуну приходится срочно взять себя в руки, и эти самые руки положить на чиминовы бледные ноги. Надо сказать, не тощие, а некогда подкаченные — даже теперь чувствуется, что раньше они были крепкими и сильными. Хотя прошло уже... три года после аварии? Намджун пропустил это мимо ушей, когда засматривался на комнаты, мимо которых они с Сокджином с утра проходили. Если не знать, что в этом доме живёт инвалид, — надо называть вещи своими именами, — то никогда и не подумаешь. Никаких пандусов, креплений, приспособлений. Оборудована только чиминова комната и отдельная для него ванная. Не густо для человека, который и так вынужден бездействовать, запертый в четырёх стенах.
— Что застыл? — интересуется Сокджин, и Намджун, не глядя, чувствует, что он улыбается. — Что-то непонятно?
Кончики намджуновых ушей начинают гореть, когда он отрицательно качает головой и проводит руками по чиминовым ногам. Кожа у Чимина мягкая, нежная, как у младенца. Это сравнение только добавляет красноты намджуновым ушам. Он ведёт руками до самых пяток и мечтает провалиться сквозь землю. Намджун никогда такое не делал даже девушкам, потому что ни разу так и не дошёл в отношениях до столь интимных вещей. Сложно пытаться устроить личную жизнь, когда ты изгой в школе и живешь в одной комнате с больной матерью.
— Не бойся, надавливай. Просто поглаживание не особо поможет при атрофировании мышц, — говорит Сокджин, и по спине Намджуна, кажется, стекает холодный пот. На лицо Чимина он всё ещё героически не смотрит.
— Отлично, — комментирует Сокджин, когда Намджун упирается коленом в постель между чиминовых ног и начинает притрагиваться увереннее, разминая затёкшие мышцы Чимина. — Сразу бы так! А теперь мы пересадим Чимина в кресло и оденем его.
Намджун кожей чувствует, как Чимин еле держится, чтобы не сказать что-то типа "я все ещё здесь, вообще-то".
Свесив чиминовы ноги, Сокджин легко его поднимает, ухватив за пояс и перекинув руки Чимина себе за шею. Легко поднимает и легко усаживает. Намджун смотрит внимательно, чтобы ничего не упустить и в душе надеется, что прямо сейчас его не заставят это повторить.
Заставляют. И Намджун, чуть не свернув тумбочку, с грехом пополам усаживает Чимина в кресло снова, повторив манёвр Сокджина. Правда, когда чиминовы руки обвивают его шею, у Намджуна чуть не вырывается наружу нервный смех. Кажется, это всё сильнее его возможностей и гораздо ужаснее самых смелых представлений.
— Превосходно, — опять комментирует Сокджин, и, улыбнувшись, говорит волшебную фразу, — а теперь оставь нас для утренних процедур. Позову, когда буду уходить — почистите зубы и умоетесь уже сами.
Намджун кивает и поскорее ретируется из комнаты.

Перед уходом Сокджин оставляет свой номер телефона на непредвиденные обстоятельства и хлопает по плечу, уверяя, что не всё так страшно и сложно, как показалось сначала. Намджун очень надеется, что его слова верны. "Ты должен стать ему другом", — всплывает в голове, когда он возвращается в чиминову комнату. По правде, Намджун понятия не имеет, что говорить и делать теперь, когда они, наконец, остаются наедине.
— Как дела? — задаёт он абсолютно дурацкий вопрос и мысленно даёт себе по лбу, когда Чимин поднимает на него глаза и смотрит с подозрением. — Ну... я это, — обычное намджуново красноречие ему явно изменяет сегодня, — посижу на кухне? — Он уже разворачивается, чтобы ретироваться, когда слышит удивленный окрик:
— А зубы чистить и умываться?
— Чёрт, — сквозь зубы шипит Намджун и поворачивается обратно, — точно, совсем забыл, что ты не...
Кажется, этот день тоже не из числа удачных для Намджуна. Так налажать с самого начала надо было умудриться. Но, может, Чимин поймёт, что он не специально, что так просто вышло. Намджун подходит ближе, избегая смотреть на него, и становится за коляской, хватая её за ручки.
— По дому я могу ездить и сам, только открой мне все двери, — ровным голосом говорит Чимин, и это очередное фиаско. Какое там — подружиться. Судя по всему, они невзлюбили друг друга с самого начала. И Намджун, как оказывается, конечно же, закрыл за собой дверь. Приходится чувствовать себя полнейшим идиотом, открывать её снова, и, придерживая, пропускать Чимина.
В ванной комнате Намджун чуть задерживается при входе, опрокинув вниз полотенца. Поэтому Чимин добирается до раковины, расположенной гораздо ниже обычного, намного быстрее его. Откручивает вентиль, наверняка не имея ничего такого ввиду, но вода начинает пульсировать не из крана, а из повёрнутого в сторону двери душа. Намджуна мгновенно покрывает горячими каплями, и, обжегшись, он не успевает заткнуть себя, вываливая все недовольство наружу.
— А подождать не мог? Такой самостоятельный, сил нет. Зачем вообще помощники? — Взгляд Чимина, сначала испуганный, становится абсолютно нечитаемым. Развернувшись, и чуть не опрокинув коляску на мокром полу, он включает ускорение и проезжает мимо. Обратно в комнату, так и не умывшись.
Кажется, сегодня будет первый и последний день Намджуна на этой работе. И какая муха его укусила?

Вообще, он знает, что перегнул палку, что не стоило так, сходу, набрасываться: что был включен душ, никто из них не знал, роковая случайность. Но... вернувшись в чиминову комнату, он получает недвусмысленный приказ оставить его. Умолять даровать ему прощение не в его правилах, да и вообще как-то глупо, учитывая обстоятельства. Ему, конечно, очень нужна эта работа, но сейчас лезть под горячую руку, как минимум, нелогично. Поэтому Намджун просто поднимает руки, слово вельможи — закон, — и уходит на кухню. Правда, дверь оставляет открытой, чтобы видеть, чем тот занят.
А Чимин не занят ничем. Сидя в кресле, он смотрит безотрывно в окно во всю стену в сад, и лицо его при этом ничего не выражает. Интересно, он все три года этим занимается? Намджун бы уже умер от скуки.
И он почти умирает от скуки, когда, осмотрев содержимое всех кухонных ящиков, возвращается к распитию очередной чашки чая. Не то, чтобы он был диким чайным фанатом, но делать всё равно нечего. На завтра, если его не уволят сегодня же, Намджун запоминает, что надо бы взять с собой блокнот и ручку — хоть тексты попишет, что ли.
Ближе к обеду Чимин говорит, что ему нужен ноутбук, и, придвинув его кресло к выдвигающейся столешнице, Намджун кладёт перед ним открытый ноутбук с мышкой, и уходит снова на кухню. Ровно, когда он садится на стул, Чимин говорит, что забыл, что ему ещё нужна какая-то там тетрадка. И без того злой из-за утренних неудач Намджун по привычке сначала под нос себе огрызается, что думать надо побыстрее, и только после этого плетётся обратно в комнату. Судя по чиминову взгляду, он всё слышал, какой ушастый, однако, и это очередной провал. Хотя, куда уж больше. Намджун уже почти на сто процентов уверен, что его рассчитают сегодня же вечером. Он думает, чтобы смягчить обстановку, спросить, чем тот будет заниматься и не хочет ли чая или съесть что-нибудь, но нахмуренные чиминовы брови на корню пресекают его порыв.
А после обеда к ним возвращается Сокджин — Намджун оказывается нереально рад снова видеть этого красивого и умелого доктора. В одиночестве рядом с Чимином можно легко сойти с ума. Намджун греет свой контейнер с едой и уходит есть в сад, пока Сокджин делает какие-то процедуры.

К концу первого дня он оказывается полностью эмоционально выпотрошенным. Постоянно проверяет время и даже долгожданное окончание рабочего дня не особо его радует. Намджун бредёт домой с мерзким ощущением, что его труд никому не нужен и даже стараться не стоило. Какой из него помощник? Он привык грубить и выводить пьянчук из бара, а не сюсюкаться с инвалидом, которому то одно подай, то другое. И не дай бог выскажи какое-то недовольство.
В глубине души, он понимает, что частично сам виноват в том, как "отлично" они провели день, но неудача обостряет и чувство обиды. Чимин же видит, что он совсем не знает, что и как делать. Неужели не пойти, хотя бы немного, навстречу? Вспоминая все произошедшее за день, Намджун снова бессильно ругается, по пути заходит за острыми токпокки и берёт вместе с ними ещё и рыбные пирожки. Надо же хотя бы завершить день чем-то позитивным. Почему бы не едой?
Но от матери не укрывается его упадническое настроение, и прямо перед сном Намджун рассказывает-таки, что нашёл новую работу и что пока что всё это оставляет желать лучшего. В ответ получает тёплое объятие и шёпотом "всё обязательно получится". Намджуну очень хочется в это верить.

@темы: band: bangtan boys, Strong Heart - 2018

Comments

[Vikara]

Голубь, как назло, куда-то улетает с утра, и приветствовать, выйдя из дома, оказывается некого. Намджун бредёт на работу, нога за ногу, и пытается себя настроить на отличный день. Самовнушение частенько помогает справиться даже с совсем, казалось бы, безрадостными ситуациями.
Сокджина на этот раз с утра нет, поэтому будить Чимина приходится самому. Пройдя в его комнату, Намджун долго не решается подойти и сказать что-нибудь, но в итоге все равно так и выходит. А Чимин, открывая глаза, смотрит на него, не моргая, невидящим взглядом мимо. Жутковато. Намджун буркает ему доброе утро и, сделав лёгкий массаж, усаживает в кресло. Надевать Чимину штаны без посторонней помощи оказывается той ещё задачкой, но и с этим он справляется. А после открывает двери, чтобы он проехал в ванную. Там вручает щётку, выдавив перед этим на неё пасту, потом сам проверяет, не включен ли душ, и удаляется за полотенцем. Если абстрагироваться и не замечать молчание, висящее между ними, то всё выходит весьма и весьма неплохо.
Чимин, видимо, дуется со вчера. Но госпожа Пак с утра ничего Намджуну не сказала, так что, может быть, зря он думал, что тот наябедничает.

В обед Сокджин снова отпускает его поесть, и это лучшее время он проводит с пользой — гуляет по саду, жуя при этом кружки кимпаба. Становится холоднее, и Намджун ёжится при порывах прохладного ветра. Осень вступает в свои права, хотя её никто особо и не звал. Намджун присаживается у небольшого пруда на скамейку и думает о том, как разительно отличается жизнь тех, у кого есть свободные деньги, и тех, у кого их нет. Вон они с матерью еле справляются с квартирной платой за подвальное помещение, а чиминова семья может себе позволить огромный дом с садом, ограждённым высоким забором. Удивительная по своей величине разница. Наверное, думает Намджун, и семья его биологического отца так же шикует. У него в доме тоже стоят жутко дорогие и хрупкие вазы, на полах лежат мягкие ковры, и на стенах гостиной висят картины. Намджун почти на сто процентов уверен, что хотя бы одна висит — обязательно в стиле авангард. Непонятая хозяевами дома, но оставленная в дань моде — ведь дизайном занимался профессионал. А тот говно не посоветует. Намджун усмехается, в красках представляя себе это. Он никогда не видел отца, даже фотографий не сохранилось, а мать наотрез отказывается рассказывать кто он, поэтому в намджуновой голове расплывчатое лицо вместо конкретного образа. С возрастом оно чуть меняется, но стабильно остаётся отталкивающим. Намджун иногда думает, что скажет своему отцу, когда узнает и увидит его. Думает о том, как будет ненавидеть семью отца, ради которой он бросил его мать. Эта ненависть неизменно сопровождает Намджуна с того самого момента, как он понял, что "папочка" не уехал, не умер, а банально бросил их.
Всё хорошее, как всегда, быстро заканчивается. И Намджун торопится в дом отпускать Сокджина, которому надо к другим больным.

Чимин после обеда привычно уже тих и отстранён. Делает что-то в своём ноутбуке, сосредоточенно уставившись в экран, и не обращает на Намджуна никакого внимания. Наверное, ему не нравится такая охрана. Возможно, он думает, что справился бы и сам. И зря мать нанимала Намджуна. Но, в конце концов, у них есть деньги, почему не облегчить Чимину жизнь. К тому же с парализованной всей нижней частью туловища заботиться о себе самому сложно, практически невозможно. Да и находиться всё время в четырёх стенах — кого угодно ввергнет в депрессию. Намджун, конечно, не жалует богатеньких сынков и особенно избалованных богатеньких сынков, но даже ему невероятно скучно просто сидеть целыми днями на кухне и распивать чаи, а уж каково должно быть Чимину, который так проводит время уже третий год кряду.
— Может, сходим погулять? — предлагает он, нарушив идеальную тишину комнаты. Намджуну, по правде, до чёртиков надоело смотреть на грустную чиминову физиономию.
— Сходить я никуда не смогу, — начинает Чимин, и Намджун, резко выдохнув, холодно поясняет:
— Я не это имел ввиду.
— Вообще-то, я... — начинает Чимин, но после останавливает себя, разворачивает кресло и отъезжает к окну, — просто оставь меня.
И вот как помочь тому, кто не хочет принимать эту помощь? Намджун бессильно вздыхает и тоже, на всякий случай, отворачивается, чтобы не было видно, как он зол. И почему у них ровным счётом ничего не складывается? Чимину же нужна помощь, а Намджуну нужны деньги. Они должны в мире сосуществовать друг с другом, а не цапаться, как две собаки.

[Vikara]

Как и предупреждала госпожа Пак, в некоторые из дней Чимину явно хуже. Даже сидя на кухне, Намджун слышит сдавленные стоны – иногда тому не помогают обезболивающие, которыми пичкает его Сокджин. В такие дни у Чимина особенно раздражённый и больной вид. Он частенько закусывает губу и заламывает брови. Наверное, ему действительно очень больно, раз он даже не делает ничего в такие дни, а просто поскуливает в подушку, отвернувшись к стене.
Намджуну всегда неловко и неуютно в такие минуты находиться поблизости. Хорошо, что эти дни случаются не так уж и часто. Сокджин знает своё дело.

В один из дней Намджун внезапно думает, что полностью сам виноват в таких между ним и Чимином отношениях. Потому что с Сокджином тот мил и приятен. Даже когда ему ощутимо плохо, мил и приятен. Разговаривает, спрашивает о пациентах и приглушённо смеётся над чем-то. Намджун как-то раз вынужденно подслушивает, вернувшись с обеда раньше сокджинова ухода.
А потом к Чимину заявляется внезапный гость — он представляется чиминовым другом. Намджун открывает ему дверь и провожает до нужной комнаты. Через несколько минут он слышит звон стекла и, сломя голову, несётся на звук, чтобы увидеть красного, как рак, Чимина, замахивающегося ещё одной чашкой в парня, представившегося его другом.
— Что...? — начинает Намджун, и понимает, что снова опростоволосился. У Чимина на виске бьётся жилка и руки трясутся от ярости. Наверное, стоило сначала спросить, прежде чем пускать к нему этого "друга".
— Убирайся к чёрту, и не возвращайся больше! Ни-ког-да! — крик вырывается из чиминова горла вороньим карканьем.
— Я всего лишь хочу тебе помочь, — говорит пришедший парень, разводя руками, — вот как ты относишься к своим друзьям, Пак Чимин. Что ж...
— Прошу Вас удалиться, — говорит Намджун и, схватив молодого человека за локоть, силой выпроваживает за дверь. Чашка разбивается о вовремя захлопнувшуюся дверь прямо за их спиной.

Намджун даже не знает, что и думать по поводу того, что произошло. Чимин так вышел из себя, что спрашивать его не представлялось возможным. Да и огрести можно было самому — он ведь пустил этого, как оказалось, нежелательного гостя, представившегося другом. Поэтому этот приход остаётся для Намджуна загадкой, а сам Чимин все больше ему не нравится. Даже, если тебе чем-то не угодил человек, зачем кидаться в него кружками и кричать, как последняя истеричка? Король тут нашёлся.
Намджуново мнение о избалованных невоспитанных богатеньких сынках только укрепляется после этого случая.

Когда Чимин не видит, что за ним наблюдают, складка между его бровями разглаживается, лицо принимает усталый и печальный вид. Никакой враждебности, желчи. Никаких капризных, истеричных и приказных ноток. Просто несчастный человек, застрявший в своём кресле практически без возможности выбраться. Просто человек, которому очень не повезло — одинокий человек, обуреваемый мыслями, нагоняющими депрессию. Намджуну даже становится его жалко в такие моменты. Но потом Чимин его замечает, и надевает снова свою невидимую маску, которая до неузнаваемости меняет его лицо. Намджун, смеха ради, решает, поискать как-нибудь фотографии из чиминового прошлого. Может быть, тот умеет делать другие выражения лица кроме отстраненного и недовольного. На самом деле, Намджуну уже слабо в это верится.

[Vikara]

Каждый день становится отвратительно похож на предыдущий. Намджун даже начинает жалеть, что променял подработку и смены в клубе на сидение на кухне богатого дома, потому что его не покидает дурацкое чувство, что оно того не стоило. Конечно, с аванса он, зато, покупает матери дорогое лекарство, но скука и прохладное общение с Чимином делают его настолько раздражительным, что он умудряется нагрубить ей, и до утра, пока не представляется возможность извиниться, испытывает муки совести. Ему страшно не нравится, что он сорвался на ней — они не ругались так давно, что он даже не помнит, когда в последний раз, поэтому ситуация так сильно его напрягает. Не хватало ещё перессориться с самым близким и дорогим человеком... Намджунова новая работа медленно, но верно убивает его.
Каждое утро он с неимоверным трудом поднимает себя, чтобы сделать еду на обед, умыться и собраться. Вытаскивает себя из дома и плетётся в сторону особняка. Будит Чимина, если тот ещё не успевает к этому времени проснуться, даёт завтрак и готовит к приходу Сокджина. А после весь день сидит на кухне, распивая чай и пытаясь выжать из себя хоть слово в блокнот с текстами. В атмосфере этого дома у Намджуна совсем ничего не придумывается и не пишется, хотя обычно только дай свободную минуточку — в голову приходят строчки. Даже в обед больше дельных мыслей формируется, чем за весь рабочий день. Намджун даже пробует включать фоном музыку — Чимин частенько в наушниках: не слышит ничего вокруг, — но даже это не особо помогает. В таких бесплодных попытках и проходит весь день.
После нескольких неудач Намджун больше не пробует начать разговор с Чимином, потому что ему банально противно даже думать об этом. У него никогда не было друзей и вот такого друга он тоже себе не хочет. Как-нибудь обойдётся. Они сосуществуют рядом, и ладно.
Вечером в особняк возвращается госпожа Пак и отпускает Намджуна домой. По пути он заходит в аптеку и, иногда, в закусочную за пигоди или токпокки. И поздно вечером валится спать.

Сокджин говорит:
— Чимин был другим. Совсем другим два года назад — пытался встать на ноги, целыми днями занимался лфк. А потом подхватил где-то заразу, заболел на месяц, и все небольшие подвижки канули в небытие.
— И он бросил пытаться? — уточняет Намджун и откусывает яблоко.
— Почему же. Не бросил, попробовал ещё раз с нуля. Но всё закончилось также печально. Организму не нравится, когда его так напрягают. И он мстит, подхватывая всякие болячки.
— Понятно, — говорит Намджун. Но нет, нифига не понятно. Чимин просто избалованный богатенький мальчик, который никогда себе ни в чём не отказывал. У него просто не было достаточного стимула, чтобы не бросать. Он привык получать всё, и, конечно же, пара неудачных попыток выбила из-под него почву.
— Тебе он не особо нравится, не так ли? — ошарашивает его своей догадкой Сокджин. Хотя Намджун, вроде, неплохо скрывал свои истинные чувства. Сокджин, видимо, очень внимательный. — Думаешь, что он капризный мальчик с золотой ложкой в зубах? — снова в точку попадает он. И то ли Намджун на самом деле нещадно палится, то ли Сокджин умеет читать людей. — Не удивляйся, ты не первый такой помощник. О Чимине многие составляют неправильное мнение, увидев его дом, его мать и поухаживав за ним непродолжительное время.
Бровь Намджуна без слов даёт понять, как он озадачен и не согласен.
— А какой он? — не то чтобы его это действительно интересовало, но в сложившейся ситуации это кажется логичным это спросить.
— Очень старательный и упёртый. До аварии он был известным в своих кругах танцором. Пластичный и страстный — горячий, как огонь, Чимин... это надо было просто видеть. Но для того, чтобы танцевать так, он впахивал, как проклятый, не вылезал из качалки и зала для танцев. Его мечтой было дебютировать в какой-нибудь айдол-группе. Но, сам понимаешь, это изначально была провальная идея. Мать бы ни за что не позволила этому случиться. Но он не терял уверенности, что сможет её переубедить. А ещё Чимин — добрый и очень дружелюбный... Не смотри на меня так, он ещё до ужаса стеснительный во всём, что не касается танцев.
— Откуда ты так много знаешь? — Удивляется Намджун осведомлённости Сокджина, по поводу всего остального он просто старается пока не думать. Собственные ощущения и представления настолько отличаются, что до принятия на веру далеко, как до Луны. Пешком.
— Мой двоюродный брат учился с Чимином в одном классе. Они закадычные друзья.
Намджуну хочется иронично уточнить, где же этот закадычный друг сейчас, или это в него Чимин запустил кружку, но в последний момент передумывает. Ему-то какое дело? Не всё ли равно?
— В общем. Чимин совсем не такой как тебе кажется, вот я к чему вёл, — говорит Сокджин и поднимается со скамейки.
Намджун поднимается тоже и, кивнув на прощанье, идёт в дом. Сегодня в обед заехала госпожа Пак и попросила оставить её ненадолго с сыном наедине. Но, наверное, они уже закончили.

Услышанные слова, даже те, с которыми полностью не соглашаешься, всегда поселяют в мыслях сомнения. Вроде, всё также уверен в своей правоте, но что-то уже не так. Требуется больше фактов, чтобы также, как раньше, верить.
Так, вернувшись в дом, Намджун, даже не особо желая этого, начинает присматриваться к Чимину больше. После разговора с Сокджином его не оставляет мысль, что вдруг всё это время он ...ошибался?

Намджун старается больше времени проводить не на кухне, а всё-таки рядом с Чимином. Им движет любопытство и жажда снова увериться в своей правоте.
Он садится в кресло в углу чиминовой комнаты и, водрузив на голову наушники, делает вид, что очень занят. Чимин пару раз пытается его снова выпроводить, но у Намджуна хорошо получается казаться невидимкой. Он упорно делает вид, что не видит размахивающего руками Чимина, который старается привлечь внимание. Нет уж. Намджун в наушниках стоически пережидает это время, и только когда Чимин погружается с головой в какое-то своё занятие на ноутбуке, снимает их, чтобы, если что понадобится, быть наготове. Рядом с сосредоточенно чем-то занимающимся Чимином у него даже, наконец-то, получается писать. Не так продуктивно, конечно, как раньше, но всё-таки — хоть что-то. А ещё, сидя рядом, Намджун может исподтишка поглядывать на Чимина. И при ближайшем рассмотрении, он не такая бука, как казался раньше. Наверное, что-то в словах Сокджина всё-таки было правдой. Намджуну очень хочется подглядеть, чем таким занят Чимин, но экран его ноутбука всегда развёрнут, а подойти и невзначай подсмотреть — рискованно. Его могут снова выгнать на кухню. А Намджуну теперь хочется всё-таки узнать Чимина чуть ближе. Чтобы либо подтвердить для себя сокджиновы слова, либо полностью их опровергнуть.

[Vikara]

Намджун упёртый не меньше, чем Чимин, так у него ещё и есть фора — он может ходить. И он этим на полную катушку пользуется, когда в очередной раз они понимают друг друга неправильно, Намджун не даёт Чимину укатиться со своим креслом, а догоняет и поясняет свои слова. Не даёт скандалу снова разгореться на пустом месте. Чимин жует нижнюю губу, как всегда делает, когда волнуется, и идёт на попятную, соглашаясь. Намджун решает больше не оставлять никаких недомолвок. Ведь, чтобы убедиться в том, что Чимин просто капризный богатенький сынок, с ним надо не молчать по разным углам, а разговаривать. И Намджун пытается это устроить, сначала приучая его к почти постоянному присутствию рядом. Спустя несколько дней, он уже может похвастаться тем, что Чимин больше не закрывается в себе, при виде него. Да и разговаривать они начинают больше. Правда, пока только по делу. Но начало положено.

В один из дней Намджун думает попытаться снова. Приходит чуть раньше и, поймав госпожу Пак, спрашивает можно ли вызвать Юнги, если Чимин захочет куда-нибудь съездить. Видимо, это было так давно, что женщина даже стопорится, а потом улыбается, говорит: "В любое время", — и даёт ему телефон водителя. В прошлый раз, когда Намджун их увидел, они возвращались из больницы. Может быть, поэтому Чимин был таким расстроенным и недружелюбным. А может, на что Намджун ставит, дань воспитанию. Даже в таком положении Чимин получает всё по щелчку пальцев. В таких условиях сложно не стать капризным гадёнышем, отравляющим всем и вся жизнь. Когда с самого детства с тобой носятся, как с писанной торбой, в конце концов и ощущаешь себя ей.
Погуглив на планшете, который Намджуну дали для того, чтобы как-то скрасить время, пока Чимин спит, например, ближайшие парки и музеи и записав их адреса, он заходит в чиминову комнату. Пора уже его будить — через полчаса придёт Сокджин. Чимин, к счастью, уже бодрствует — смотрит в потолок и не отвлекается от этого занятия, даже когда Намджун подходит ближе. Только кивает на приветствие. В голове внезапно всплывают слова Сокджина, что Чимин его просто проверяет. "У него сменилось столько сиделок — всем приедается сидеть с инвалидом целыми днями, даже если за это платят. Поэтому, наверное, он не привязывается больше к тем, кто вынужденно оказывается рядом". Довольно логично. Но всё равно слегка подбешивает. Мог бы и поздороваться.
— У меня есть предложение, — говорит Намджун, присев на кровать. Чимин переводит на него взгляд, и это уже офигеть какой прогресс! — Может, съездим сегодня в книжный?
— У меня ещё есть нечитанные книги, — отказывается Чимин, и Намджун идёт ва-банк.
— А у меня — нет.
Чимин смотрит внимательно, взвешивая что-то про себя, и спустя долгую минуту всё-таки кивает.
— Хорошо.

Пока Сокджин делает ежеутренние процедуры с Чимином, Намджун звонит Юнги и просит подъехать через часа полтора — этого времени должно хватить на то, чтобы успеть собраться. Вообще, он думал предложить музей или парк, а сказал, внезапно, про книжный. Но радует тот факт, что Чимин согласился. Намджун, по правде, любит книги, но редко себе позволяет тратить деньги на них, но сейчас с аванса ещё осталось, поэтому он с удовольствием возьмёт себе томик-другой каких-нибудь стихов. Чтение всегда помогает, когда пишешь сам. Разгоняет воображение, подкидывает дельные мысли. Так что, книжный — действительно неплохой вариант. Правда, даже от представления, как они сейчас будут собираться, Намджуну становится дурно. Вообще, каждое переодевание Чимина — тяжкая пытка. Парень и так не пушинка, а бездвижные, тяжёлые ноги только усложняют задачу. К тому же, чтобы натянуть штаны, придётся Чимина поднимать и просить ухватиться покрепче за себя. "Превосходная" перспектива. Зато они, наконец, выберутся из четырёх стен. А где книжный, там и какая-нибудь кофейня. Хоть какое-то разнообразие. Чай, кажется, уже готов выливаться у Намджуна из ушей.

"Я справлюсь", — говорит он себе. Самовнушение — неплохая вещь, да и кроме неё делать уже нечего. Он сам вырыл себе могилу, так сказать. Пойти на попятный из-за банальной боязни никак нельзя. Намджун выдыхает, берёт себя в руки и, постучавшись, входит в чиминову комнату.
— Ты-то мне и нужен, — приветствует его Сокджин широкой улыбкой и, потрепав Чимина по голове, выходит, утаскивая Намджуна за собой и закрывая за ними дверь.
— Вы едете в книжный? — уточняет он. — Ты точно справишься? — Сокджин смотрит на него полным недоверия взглядом и уже думает что-то добавить, но Намджун перебивает, не давая ему сказать:
— Всё будет отлично. И с нами будет Юнги, — говорит он с откуда-то взявшейся уверенностью. Самовнушение, все дела. Сокджин хмыкает, размышляя — у Намджуна холодный пот начинает течь по спине от этого угрожающего молчания. По правде, если тот сейчас не разрешит, им придётся не ехать. Перечить против слов врача, мягко говоря, будет неразумно.
— Хорошо, — спустя долгую паузу, наконец, разрешает Сокджин. — Только, обязательно возьми с собой таблетки, я их на столе оставил. Чимин может переволноваться — последний раз вот так, в люди, он выходил целый год назад! — и добавляет, хлопая Намджуна по плечу, — Ты молодец!

[Vikara]

Войдя в комнату, Намджун сразу чувствует изменения. Атмосфера кажется совсем другой — из больничной, обреченной, она становится волнующей, с нотками надежды и предвкушения. Взглянув на Чимина, который смотрит в окно и, закусив нижнюю губу, одними уголками губ, но улыбается, Намджун невольно ощущает какой-то дискомфорт. Будто, смотрев всё это время с одной стороны, внезапно заглядывает с другой, а там всё ровным счётом наоборот.
— Есть предпочтения, что надеть? — спрашивает он, отвлекая Чимина от созерцания вида, открывающегося из окна, и раскладывает на покрывале прихваченные из гардероба вещи: пару разного цвета джинс и рубашек.
— Что-нибудь менее пафосное, пожалуйста, — говорит Чимин. И это, кажется, первый раз, когда они не поругались сразу, как открыли рты.
— А цвет? Я там всех цветов одежду видел, — уточняет Намджун.
— Серую, можно с рисунком.
Притащенная Намджуном чёрная толстовка, "она такая красивая", с нарисованными белыми крыльями Чимина устраивает. Серые с прорезями джинсы — тоже. Правда, их никто кроме Намджуна и не увидит — на ногах будет лежать плед.
Толстовку они напяливают легко, а вот с джинсами, как Намджун и думал, приходится потрудиться. Мягкие треники каждый день надевать было в миллион раз проще, чем твёрдые, имеющие точную форму джинсы. Свесив чиминовы ноги с кровати, Намджун присаживается на корточки и натягивает на них штанины. Даже это оказывается не особо лёгким занятием. Намджун пыхтит, пытаясь справиться с непослушной жёсткой тканью, и, когда, наконец, получается, поднимает взгляд вверх. Лучше бы — не. Прикрыв глаза и откинувшись на руки, Чимин сидит с закушенной губой, и это зрелище почему-то кажется Намджуну гораздо более неловким, чем ежедневный массаж чиминовых голых ног.
- Обхвати меня за шею, когда я тебя подниму, — враз севшим голосом просит Намджун и чуть не сталкивается с Чимином носами. Градус неловкости подскакивает ещё на несколько отметок. Отлично, Ким Намджун. У Чимина глаза, как блюдца, и вся эта идея с книжным, всё-таки, дибильна с самого начала. Намджун зависает на чиминовых влажных полных губах, которые тот не зря закусывал — так они выглядят по-настоящему притягательно. И нет, целовать их не тянет — Намджун не из таких, хотя и отвращения к подобным отношениям не испытывает. Но нет-нет. Сам он натуральный до мозга костей. Правда, мурашки по его спине всё равно кидаются бежать, стоит Чимину обхватить руками его шею и потянуть к себе. Но это непроизвольно — из-за неожиданности. Не каждый день тебе практически вешается на шею парень с пухлыми влажными губами и тёмными, как сама ночь, глазами. Намджун с усилием поднимает Чимина с кровати и скользит руками вниз, натягивая на него джинсы. Он раньше об этом не думал, но сейчас, одевая чиминов зад в штаны, прикасаться "там" становится гипер-неловко. Намджун вязко сглатывает, ощущая дыхание Чимина на своей шее, и трясущимися руками поскорее расправляется с застёжкой, чтобы усадить его в коляску.

Временное помутнение спадает также быстро, как и появилось. Пока они ждут Юнги, Намджун гуглит на планшете самых красивых девушек мира, и его отпускает. Во все глаза он любуется большими грудями красоток на экране, и забывает обо всём, что было до этого. А Чимин так тихо сидит в своей коляске, что, когда Юнги заглядывает в комнату, Намджун чуть не подскакивает от неожиданности.
— Привет, — говорит он им обоим сразу, — карета подана.
— Отлично, — кивает Намджун и тянет ладонь для приветствия. Юнги, как и Чимин, ниже его по росту и вообще щупленький, но его рукопожатие внезапно сильное, уверенное.
— Тогда погнали кататься? — улыбается Чимину Юнги и, зайдя за коляску, берётся за её ручки быстрее, чем Намджун что-либо соображает. Но, что ж. Хочется ему — вперёд.
Но сажать Чимина приходится всё-таки Намджуну, чиминовы пальцы уже привычно трогают намджунову шею — на этот раз никаких мурашек нет, но фантомные прикосновения всё равно остаются на коже тёплыми отпечатками. Но думать об этом некогда, Юнги уже закатил коляску — пора в путь. Намджун узнал несколько адресов книжных перед поездкой, но Чимин его опережает и сам называет точный адрес какого-то места, куда они поедут. По правде, Намджун такое в рассматриваемых не помнит. Но хозяин — барин. Туда, так туда.
Намджуну очень хочется сесть спереди, но Чимину может что-то понадобиться в дороге, и приходится тащиться в салон. Особенно обидно становится после, потому что за весь путь ему так и не понадобилось ничего. Он просто смотрел в окно и молчал.
Юнги привозит их к какому-то огромному дому и, подъехав к одной из арок, заявляет: "Приехали". Намджун непонимающе вертит головой по сторонам, подумав уже, что Чимин назвал адрес какого-то другого места, а не книжного, но потом видит небольшой значок книги внутри арки — значит, не всё потеряно.
— Мне вас ждать или приехать через пару часов? — интересуется Юнги, когда процедура вытаскивания благополучно заканчивается. Чимин говорит ему приехать через два часа. Намджун в очередной раз удивляется — книжный, судя по местоположению, не кажется ему таким большим, что можно зависнуть там на несколько часов. Но спорить всё ещё не спешит. Юнги, отсалютовав, уезжает, а Намджун катит коляску под арку, жалея, что не одел Чимина чуть теплее. Ему самому в толстовке нормально, но тот-то не двигается, ему точно холоднее. Хорошо хоть, что они не гулять собрались, а в магазине, наверняка, будет тепло. Уже подъехав ко входу, Намджун стопорится, не зная, что предпринять. Вкатить коляску и держать при этом дверь что-то из разряда нереального, но как тогда попасть внутрь?
— Развернись спиной и въезжай, — почувствовав заминку, подсказывает Чимин. И Намджун, покраснев, спешит воспользоваться советом, который, действительно, работает. Звякнув колокольчиком, он распахивает дверь и закатывает коляску задом. Продавщица с миленьким личиком, обрамлённым каштановыми локонами, только сейчас увидев, кто к ней пожаловал, суетится, говоря, что она бы помогла — надо было позвать. А потом обрывает себя на полуслове, замечая Чимина.
— Молодой господин? — всплёскивает она руками и улыбается, — Вы так давно у нас не были. Мы очень скучали! Дара, Дара, — кричит она, обернувшись в сторону прилавка, — смотри, кто к нам пожаловал!
Спустя несколько секунд из подсобки показывается девушка помоложе, с недоумением таращится на коляску, а потом узнаёт сидящего в ней и, ахнув, несётся к Чимину, заключая его в объятия.
— Минни! Подлец! — говорит она, счастливо улыбаясь. — Ни слуху, ни духу за три года! Написал бы хотя бы! Ни стыда у тебя, ни совести!
— Ну прости, прости, — отвечает ей Чимин, и Намджун в который раз за этот день в шоке смотрит на его изменившееся лицо. Радостная улыбка, горящие глаза — совсем другой Чимин! Тот, о котором говорил Сокджин. Добрый и улыбающийся Чимин. Намджун, конечно, знал, что улыбка меняет людей, но впервые видит, что настолько. Чимин аж светится весь и кажется в миллион раз очаровательнее с этими узенькими щёлочками-глазами. Натуральное перевоплощение. Если бы Намджун не видел бы это собственными глазами, в жизни бы не поверил.

Дара и её, как оказывается, сестра Минхён быстро организуют чаепитие, подкатив Чиминову коляску к небольшому столику, с которого предварительно перекладывают все книги. Намджуну они говорят чувствовать себя свободно и предлагают помочь в поисках книги, если он сам не найдёт что-нибудь по его вкусу, раз уж он пришёл без желания найти что-то конкретное. Чай ему тоже предлагают, но вклиниваться в беседу старых знакомых кажется ему слишком неловким, хоть и любопытным. Поэтому ищет он исключительно на ближайших к столику стеллажах.
— Минни, ты как вообще? Почему не отвечал? Я же тебе писала, засранец ты эдакий! — Дара, которая знакома с Чимином гораздо ближе, чем её сестра, рьяно накидывается на него с вопросами.
— Телефон... он не выжил в том происшествии, и номер восстановить не удалось, — оправдывается Чимин, — но я тоже скучал по вам, — добавляет он, улыбаясь.
Намджуну вспоминаются дни, когда Чимин сидит и смотрит в одну точку — насколько же обманчива эта улыбка? Он почему-то почти на сто процентов уверен, что тот не думал о своих знакомых или друзьях, когда сидел там, перед окном во всю стену, и молчал. Ни разу не предложил поехать навестить кого-нибудь, ни разу не улыбнулся, вспоминая что-то хорошее. А сейчас вон смеётся, обсуждая с Дарой какие-то одни на двоих воспоминания, и не замечает, каким влюблённым взглядом пожирает его её сестра. Они обе, судя по тому, как с ним общаются, знать не знают, кто его родители. "Молодой господин" было сказано без всякой задней мысли, и сейчас в разговоре периодически спрашивают, нужна ли какая-то помощь, деньги. Чимин благодарит, но отнекивается. Интересно — похоже, он то ли стесняется своего социального положения, то ли специально не хочет им светить. Он и Намджуна на вопрос Минхён называет другом, а не нанятой сиделкой.
— А что он тогда с нами не посидит? — шёпотом уточняет Дара,
— Может, тебя боится, — также шёпотом отвечает Чимин и заливисто смеётся. Намджуну кажется, что он попал в параллельную вселенную. Он пялится уже с полчаса на страницу в книжке, но абсолютно ничего в ней не понимает, потому что мысли бродят совсем в другом месте, да и глаза нет-нет, да возвращаются к сидящим за столиком.

[Vikara]

Когда скрываться и дальше становится подозрительным, Намджун хватает первую попавшуюся под руки книжку и выходит к компании друзей.
— Выбрал? — спрашивает его Минхён, поднимаясь из-за столика, — Чаю?
— Если не сложно, — благодарит Намджун, протягивая книгу девушке.
— Грозовой перевал — хороший выбор. Английская классика.
"Сборник стихов, блин", — мысленно фейспалмит Намджун. Ну, с кем не бывает. К тому же, классика — не бульварный романчик. Уже хорошо.
- Минни, а как там твои занятия рисованием? Продолжаешь? Хочу увидеть твои новые работы, — между тем мечтательно закатывает глаза Дара. У Намджуна в голове снова происходит короткое замыкание. "Он ещё и рисовал?!" А потом складывается сидение в ноутбуке и сосредоточенный вид. "Так он рисует?"
— Продолжаю, — кивает Чимин, — но ту серию бросил.
— Ну как так! Мне очень нравился тот романтичный герой в маске.
— Это было слишком банально, — ржёт Чимин. — Не напоминай даже.
- А мне Чимин ничего не показывал, — решает примазаться Намджун, и, когда Дара с Минхён оживляются и рвутся показывать прошлые шедевры, попутно выбивая из Чимина обещание показать ему новые, он думает, что надо почаще сюда заходить. Столько всего разом узнал.
— Вот эта — моя самая любимая, — говорит Минхён, показывая рисунок, где человек в маске стоит в тени под фонарём, охраняя возвращающихся домой школьниц. — Эта серия про человека в маске так прекрасна!
У Чимина краснеют кончики ушей, а Намджун отлично понимает восхищение Минхён. Этот рисунок чем-то напоминает ему то потрясающее граффити, которое он видел на стене здания. Наверное, тем, что обе работы воистину прекрасны. Намджун не ценитель и не знаток искусства. Он не отличил бы Пикассо от какого-нибудь Рембранта, но этот чиминов рисунок привлекает его внимание и оставляет в душе след. А не это ли должно делать настоящее искусство?
— Кажется, нам уже пора, — разрушает идиллию Чимин, которому не очень хорошо, судя по виду. Намджун тут же ныряет рукой в карман за лекарствами, но понимает по предупреждающему взгляду, что придётся повременить. Он быстро расплачивается за книжку и просит бутылочку с водой с собой. Девушки на прощанье обнимают Чимина и машут Намджуну. Они, конечно же, помогают выкатить коляску и просят навещать их почаще.
Выехав из-под арки, Намджун протягивает Чимину бутылку с водой и лекарства, но тот отрицательно качает головой.
— Мне уже легче, — поясняет он. Намджуну как-то не верится, но Чимин, наверное, знает свой организм лучше. — У нас же ещё есть время? Зайдём за мороженным?
— Хорошо, — соглашается Намджун и спрашивает куда, собственно, идти.
Они берут два ведёрка лаймового и мангового мороженного в баскин-робинс с собой. И почти сразу после этого звонит подъехавший уже Юнги.

Благополучно вернувшись в особняк, Намджун получает сообщение от Сокджина, что он зайти сможет только вечером. Когда он озвучивает это Чимину, тот кивает и просит уложить его на кровать.
— Спать очень хочется, — говорит он, пока Намджун раздевает его и укладывает под одеяло. — Спасибо за сегодня, — добавляет Чимин тише. Намджуну кажется, что у него начались галлюцинации.

— Ты не давал ему лекарств? У тебя вообще глаза на месте? — напускается на Намджуна Сокджин, когда приходит прямо перед его уходом. — Он же весь горит!
— Но как...? — Как так внезапно? Ведь ещё с утра всё было хорошо. Да и когда они вернулись, Чимин выглядел уставшим и хотел спать, но ... заболеть так быстро?
— Я же говорил, что он постоянно заразу цепляет. Ох, Намджун. Хорошо, что это случилось не ночью, и я здесь. Как только видишь, что у него измождённый или уставший вид, знай — он заболевает. У тебя же с собой таблетки были!
— Чимин сказал, что всё хорошо, — вот так озвученным, это кажется даже самому Намджуну нелепым. Сокджину и подавно.
— А ты и поверил, — язвительно замечает он и, вздохнув, прикладывает холодную повязку к чиминову лбу и заставляет его выпить, судя по тому, как кривятся его губы, какое-то горькое лекарство. — Если сомневаешься, звони мне в следующий раз, — обращается он к Намджуну, которому больше всего хочется провалиться сквозь землю. Прошедший так хорошо день заканчивается с треском.

Домой Намджун бредёт не в самом радостном расположении духа, поэтому, когда какой-то идиот лезет к нему с требованием "жизнь или кошелёк" — кто вообще употребляет настолько избитые фразы — набивает ему морду и ни капельки об этом не жалеет, хоть и ему перепадает парой удачных замахов. Переступая порог квартиры, он отчаянно надеется, что мать еще не вернулась, но нет, ему не могло настолько повезти, поэтому она ахает и хватается искать аптечку. На самом деле, ничего особо серьёзного. Будет фингал, жевать на левой стороне некоторое время будет больновато, но не более.
— До свадьбы заживёт, — усмехается Намджун, но позволяет матери помазать пострадавшие места мазью и заклеить их весёленькими красными пластырями. Завтра он будет тем ещё красавчиком! Но не в модели же нанимался — ничего страшного.
Страшное то, что ночью мать снова кашляет, а ещё плачет в подушку. Намджун в очередной раз сжимает плотнее губы и ненавидит отца с новыми силами. Он слишком хорошо знает, что эти слёзы, из-за него. Из-за подонка, который бросил прекраснейшую любящую женщину, хотя и заделал с ней ребёнка. Иногда Намджун ненавидит и себя тоже. Возможно, не будь его, матери было бы проще. Может быть, она бы и не заболела, если бы не работала, как проклятая, пытаясь тогда прокормить малыша. Чувствовать себя даже частично виноватым так ужасно, что и к утру Намджуна не отпускает. Больше всего хочется плюнуть на всё и не пойти смотреть на обитые кожей дорогие диваны. Но на днях уже зарплата, и Намджун сможет отправить мать на диагностику и лечение. Придётся соскабливать себя с кровати, и, ненавидя весь мир, плестись к особняку.

[Vikara]

С утра заряжает дождь, и голубь на проводе больше похож на мокрый комок перьев, чем на птицу. Намджун ощущает себя также, когда кивает ему и направляется на работу. Эту ночь он почти не спал и собственное отражение в зеркале его напугало: круги под глазами, фингал на скуле и воспалённый взгляд покрасневших глаз. Прекрасное зрелище — краше в гроб кладут. А если к этому виду ещё добавить намджуново дрянное настроение, то всё становится ещё лучше. Ливень пронизывает его одежду, доходя до тела, и, наверное, стоит срочно купить зонт, а ещё...кроссовки. Заклеенный не внушает никакого доверия — развалиться может в любую секунду.
Намджун от души надеется, что никого не встретит, но чуть ли не у порога его поджидает госпожа Пак, которая докладывает, что Чимину немного лучше, но необходим постельный режим. "Хорошо", — отвечает он и сваливает в чиминову комнату, провожаемый взглядом в спину — его собственный вид, по-видимому, приводит её в замешательство. Что неудивительно. "Ты весь мокрый, возьми вещи у Чимина", — доносится до него, когда он уже берётся за ручку двери. Как мило. Намджун, действительно, весь мокрый. Мало толка будет от него, если и он тоже заболеет, простыв во влажной одежде. Свернув в гардеробную, он хватает первую попавшуюся футболку и треники, вылезает из своих вещей и переоблачается. Штаны ему слегка коротки, но здесь не модный показ — сойдёт. Мокрая одежда отправляется на батарею, а сам Намджун — в чиминову комнату.
Лицо Чимина сливается по цвету с подушкой, и Намджун снова чувствует себя виноватым. Надо было одевать его теплее, болван.
— Ты как? — Намджун сначала думал не беспокоить и сесть в кресло, но после вчерашнего думает закрепить и садится на кровать.
— Бывало и лучше, — слабая улыбка трогает чиминовы губы, — ты что, в дверь не вписался? — интересуется он, приподнимая бровь.
— Что-то вроде, — пшикает Намджун, — тебе что-нибудь принести? Воды?
Чимин отрицательно качает головой и прикрывает глаза.
Намджун смотрит на его расслабленное лицо и думает о том, как здорово всё-таки, что они вчера съездили к Даре с Минхён. Чимина как будто подменили! Прав был Сокджин.

Чимин спит почти весь день — проваливается в забытье, выныривает из сна и пялится в потолок, а потом снова засыпает. Намджун меняет холодные повязки на его лбу, чтобы жар, наконец, ушёл, и в обед как маленького, кормит по ложке кашей. Чимину совсем не хочется есть, но Сокджин прибьёт Намджуна, если он оставит больного голодным, поэтому приходится выкручиваться. "Ложку за Дару, ложку за маму, ложку за Минхён, ...за Юнги... за Сокджина...за меня". И каша волшебным образом всё-таки перекочёвывает в желудок Чимина.

Идя домой вечером, Намджун, несмотря на всё ещё глодающее его чувство вины, ощущает себя победителем. Чимин ни разу не разговаривал с ним так много, как сегодня. Эти подвижки в общении кажутся Намджуну очень важными. Так, глядишь, и эта работа перестанет быть выпивающей все моральные силы обязанностью. Приходить к такому Чимину Намджуну хочется. Хоть он и не изменил своего мнения об испорченных капризных богатеньких сынках, в этом списке нашлось место для исключения.
Дождь, льющий весь день, перестал, и высохшие за день намджуновы вещи, не мокнут снова. Перед тем, как свернуть на дорогу к ступенькам, Намджун решает сделать крюк, идёт к зданию, где раньше было граффити — и не прогадывает. С обшарпанный стены на него смотрит щенок, который волочит с помойки куклу. Тот город очертаниями показан сзади. И Намджун впервые так сильно жалеет, что у него доисторический телефон без камеры, а планшет только на работе. Это граффити очень хочется запечатлеть навечно.
Под впечатлением, он стоит там добрых минут пять, прежде чем отвисает и направляется в сторону дома. "Надо будет попросить посмотреть новые чиминовы рисунки", — думает он.

Мать встречает его приготовленным пибимпабом и бутылкой соджу.
— Что за праздник? — удивляется Намджун, усаживаясь за столик.
— Просто решила, что надо поесть чего-нибудь вкусного, — отвечает мать и, положив большую порцию, ставит её перед ним.
— Ты ходила к врачу? — Намджун очень любит пибимпаб, но всё это слишком подозрительно.
— Ходила. Всё не так плохо, как казалось. Ешь, пока не остыло.
Намджун не очень верит, но большего он не добьётся, надо будет в выходной сходить вместе.

[Vikara]

Когда болеешь — нормально дрыхнуть целыми днями, и этим Чимин и занимается. Намджун задёргивает шторы, чтобы солнце ему не мешало, а над креслом зажигает лампочку. Пока Чимин спит, Намджун в кресле читает новую книжку, которая оказывается весьма любопытной. Правда, сонная атмосфера комнаты и его трогает. Глаза сами по себе закрываются. Намджун стойко сопротивляется — вдруг Чимину что-то понадобится, а он спит, — но в какой-то момент он моргает и проваливается в темноту. Просыпается он ближе к обеду, выныривает из тьмы и натыкается взглядом на подтягивающегося, чтобы сесть, Чимина. Намджун подскакивает помочь и с грохотом роняет на пол лежащую на коленях книгу.
— Напугал, — комментирует Чимин, дёрнувшись, и, заметив, что создало такой шум, любопытничает, — интересно? Или ты ещё не начал?
— Интересно, — Намджун подходит и помогает ему усесться поудобнее, а после кладёт руку на лоб, измеряя температуру. Жар, по-видимому, наконец, спал. И Чимин смотрит на него внимательно, отчего Намджун снова чувствует себя слегка неловко.
— Может... — Чимин мнётся, но всё-таки решается, — почитаешь?
— Почитаю, — соглашается Намджун, убирая руку и отходя от кровати.
— Посидишь со мной? — слышит он, когда поднимает книжку. Намджун разворачивается, не понимая, то было разыгравшееся воображение, или Чимин действительно хочет, чтобы он сидел рядом.
— Здесь, — уточняет Чимин. Значит, не показалось. Намджун кивает и усаживается на край кровати.

У Чимина две родинки на лбу и две спускающиеся по шее вниз, в вырез пижамной рубашки. Намджун не знает, зачем ему эта информация, но почему-то запечатлевает её в своей памяти. Пока он читает, Чимин успевает снова заснуть, положив свою руку рядом с намджуновой. Намджун пытается потише встать и отойти к креслу, но Чимин во сне хмурится и обвивает своими пальцами его ладонь. Сердце в намджуновой груди совершает кувырок и бьётся громче обычного. Такому Чимину — открытому, искреннему, — очень сложно сопротивляться. Когда он молчал и не смотрел на Намджуна — было в миллион раз проще. Сейчас же он подпускает его всё ближе, заставляя волноваться. У Намджуна не было друзей, кроме Хальмоним, и подобная привязанность его пугает. То, что он привязывается к Чимину, — не оставляет никаких сомнений. Намджун последние несколько дней думает о нём также часто, как и о маме. А видит его ещё чаще.

Сокджин улыбается и говорит, что Чимин идёт на поправку. Намджун облегчённо кивает. А Сокджин вдруг кладёт свою руку на намджуново плечо и чуть сжимает его:
— Ты молодец. Чимин, наконец, похож сам на себя.
Намджун краснеет и снова чувствует гордость. Только на этот раз к последнему примешивается какое-то непонятное трепетное чувство внутри. Намджун решает пока не разбираться в этом.
Чимин кардинально меняется — всё недоверие и смущение уходит в прошлое. Он часто что-то спрашивает у Намджуна, просит сидеть рядом и много улыбается. Когда Чимин улыбается — его глаза практически исчезают, но это выглядит невозможно очаровательно. Намджун замечает за собой, что в такие моменты тоже тянет уголки губ вверх. Чимин тёплый и даже горячий — расстапливает намджунов внутренний лёд и заставляет меняться и его тоже. Намджун жалеет, что с самого начала плохо пытался подружиться с ним — столько времени впустую потратил.
Ему выдают зарплату и отпускают на один день — дополнительный повод порадоваться. Намджун решает наконец сводить мать на комплексное обследование.

Выспавшись, они идут в больницу, чтобы врачи посмотрели и сказали, что им делать дальше. У Намджуна с самого утра хорошие предчувствия, потому что в последнее время приступы кашля у матери становятся реже. Возможно, болезнь понемногу отпускает её.
В больнице всё белое и пахнет лекарствами и отчаянием. Пока они сидят и ждут своей очереди, мать теребит платок в руках, ощутимо волнуясь. Намджун накрывает её пальцы своими и шепчет на ухо, что всё будет хорошо. Он искренне в это верит. Теперь, когда у него и с работой наладилось и деньги появились, всё просто обязано быть хорошо.

[Vikara]

Мать забирают на обследования, а Намджун в коридоре погружается с головой в книжку. Мимо него снуют туда-сюда пациенты и медперсонал, отвлекая, поэтому в итоге он всё же достаёт свой потрепанный жизнью плеер и наушники. Так дело начинает идти быстрее. Намджун вместе с рассказчиком перемещается в замок и с любопытством узнаёт семейную историю его хозяев. Его так поглощает сюжет, что он не сразу понимает, что подошедший врач обращается к нему.
— Ким Наён — ваша мать? — спрашивают его, и Намджун, стянув наушники с головы, кивает, — пройдемте за мной.

В кабинете врача приоткрыта форточка, и шум с улицы заполняет всё пространство комнаты. Намджун сидит на неудобном жёстком стуле и разглядывает плакат кровеносной системы человека во всю стену, пока доктор что-то набирает за компьютером, стуча пальцами по клавиатуре. Честно говоря, сама атмосфера кабинета не располагает к расслаблению и скуке, держит в напряжении. Намджун сводит брови к переносице и непроизвольно сжимает руки на коленях.
— Итак, — нарушает молчание врач, судя по бейджику — доктор Ли, — вашей матери необходима госпитализация. Не буду ходить вокруг, да около, её состояние будет ухудшаться.
— Но ей, вроде, стало чуть лучше, — удивляется Намджун.
— Так бывает. Временная передышка, но дальше состояние может резко ухудшиться. На первое время я выписал ей сильные лекарства, но лучше не затягивать с госпитализацией.
— Понял.
На Намджуна будто выливают ушат ледяной воды. Внезапно становится так пусто на душе. Врач объясняет нюансы состояния матери, а он слышит всё как будто сквозь толщу воды. "Состояние может резко ухудшиться. Госпитализация". Намджун прекрасно понимает, что это значит — им нужны деньги. Очень много денег! Он половину зарплаты угрохал на это обследование и новые выписанные лекарства, посильнее, чем предыдущие, тоже будут стоить весомо. Намджун отложит денег на госпитализацию, не вопрос, но достаточно скопится только через месяца два.
— Месяца полтора на этих лекарствах можно продержаться, — будто прочитав его мысли, заявляет доктор, — но если будет возможность — чем быстрее её госпитализируют, тем лучше.
— Спасибо.

До дома Намджун добирается словно на ватных ногах. Мать, семенящая рядом, бодро говорит, что ей помог даже сам вид оборудования и смеётся, что ничто так не лечит, как сама атмосфера больницы. "Я там ни разу не кашлянула! Вот что значит страх". Намджун кивает, пытаясь поддержать её позитивный настрой, а в голове траурным голосом вертятся слова доктора.

[Vikara]

На следующий день Чимину становится ощутимо лучше. Он просит ноутбук и снова работает на нём. Наверное, рисует. Намджуну любопытно до ужаса — что, но прерывать творческое настроение сродни святотатству, поэтому он не лезет под руку. Наблюдает из своего кресла, как Чимин иногда застывает, рассматривая получившееся на экране. Наверное, думает, что исправить или добавить. Смотреть за тем, как протекает творческий процесс — невероятно интересно. Заманчиво, конечно, наблюдать поближе, но и так вполне интригующе выходит. Намджун на некоторое время даже бросает своё занятие. Пока Чимин не ловит его взгляд на себе и не улыбается, заявляя, что отлично видит, как он пялится. Намджун пшикает и обещает больше так не палиться. Он встаёт и, подойдя к окну, максимально отодвигает шторы. Осеннее солнце гораздо менее яркое, чем летнее, и лучи, пробивающиеся из-за туч, только немного подсвечивают комнату. Намджун со вздохом смотрит на мокрые разводы на стекле — ночью шёл дождь, — и думает о том, что пора уже доставать тёплую куртку. У Намджуна даже пальто есть — строгое, тёмно-серого цвета — очередной подарок от мамы на совершеннолетие. Хорошо, что он вымахал ввысь до этого, иначе носить его сейчас было бы невозможно. Было бы жалко — пальто красивое, элегантное. Правда, Намджун в нём выглядит не романтичным героем, как задумывалось, а мафиози. Мать смеётся вечно, что в этом вина намджуновой причёски и выражения лица. Сбритые виски вкупе с открытым лбом и пронзительным взглядом из-под бровей делают своё дело. Но Намджуну нравится такой образ. Он очень удачно сочетается с теми текстами, что вечно вертятся у него в голове. Будь у него побольше времени и побольше связей, Намджун бы гулял с какой-нибудь хип-хоп тусовкой и зачитывал свой рэп под одобрительное улюлюканье. Но времени и возможности это делать у него практически нет. Каждый свой выходной он старается провести с матерью. Намджуну дорога его мечта выступать на андеграудной сцене, но мать дороже.
- Что высматриваешь? — интересуется Чимин, отвлёкшись от ноутбука.
— Да ничего. Просто любуюсь депрессивным пейзажем.
— Звучит не очень, — хмыкает Чимин. — Как думаешь, мороженное мне ещё не стоит есть?
— Думаю, не стоит, — Намджун оборачивается и подходит к чиминовой постели. — Не хочешь в карты сыграть?
— Скучно? Ну, давай. На что?
— На... желание? — Намджун, честно говоря, не планирует ничего конкретного, если выиграет, но на деньги это делать как-то слишком банально и вообще не стоит. У Чимина, наверняка, найдутся лишние, а вот у него — нет.
— По рукам! — оживляется Чимин, сворачивая окна и закрывая ноутбук. — Колода в комоде в первом ящике.

Намджун абсолютно невезучий, поэтому даже не думает о выигрыше. Но Чимин оказывается ещё большим лохом, чем он сам. В первом раунде он проигрывает аж два раза подряд. Намджун ржёт, что такими темпами желания Чимину не видать.
— Ну и ладно, — врёт тот, и его уши предательски краснеют.
Намджун снова раздаёт карты и начинает первый. И, то ли он расслабляется, то ли Чимин собирается, но последний выигрыш остаётся за ним. Небольшая победа, но всё же. Второй раунд они решают отложить на следующий раз, а пока Намджун зарабатывает одно желание.

Ближе к вечеру Чимин грустнеет и, зарывшись в волосы рукой, с отвращением её отдёргивает. Всё это не укрывается от внимательного взгляда Намджуна, хоть он и был занят чем-то другим. Болезнь матери и специфика этой работы прокачали в нём скилл постоянно следить за тем, что происходит рядом.
— Хочешь, помою голову? В ванную тебе пока нельзя, но так, не залезая, можно.
— Хочу, — мгновенно отзывается Чимин, и Намджун видит, как его настроение повышается. Как мало иногда человеку нужно для счастья.
Намджун уходит готовить ванную комнату, достаёт всё необходимое и расставляет на тумбочке с зеркалом, проверяет душ и споласкивает ванночку для головы — он видел такие в парикмахерских — удобная вещь. Ему внезапно становится любопытно, каково было бы Чимину с высветленными волосами. Он очарователен и с тёмными, но блонд, скорее всего, пошёл бы ему ещё больше. Об этом и спрашивает, когда возвращается в комнату.
— К тому же, тебе не мешало бы подстричься. Весь уже оброс — волосы как у девчонки длинные.
Чимин дотягивается и пихает его в бок, когда Намджун подходит ближе, чтобы пересадить его в коляску.
— Ну, слышь, — возмущается он и мстительно щёлкает Чимина по носу. — Так что насчёт покраски?
— Ну... — Чимин ощутимо сомневается, но хотя бы не говорит категоричное "нет", — ты меня сам покрасить и постричь собрался?
— Нет, что ты. Если я возьмусь за это — то ты окажешься без уха, а, может, и двух. И будешь пятнистым. Я своим рукам в этом плане не особо доверяю.
Чимин откидывает голову и заливается смехом.
— Ахаха, — от души смеётся он, — тогда ладно. Давай.
— Отлично! — Хлопает в ладони Намджун. — Сейчас голову твою помоем, и запишу тебя на завтра к парикмахеру.
— А ты не хочешь перекраситься?
— Я и так красавчик, — отнекивается Намджун, но Чимина уже не остановить.
— Красимся оба! Либо никто!
Намджун театрально вздыхает, но что поделаешь? Соглашается.

Чимина красят дольше и в другом помещении — Намджун не видит промежуточные итоги покраски. Зато отлично видит в зеркале свои выбеленные волосы — смотрится весьма и весьма неплохо. Намджун даже думает, что, когда отрастёт, покрасится снова. С тёмными выбритыми висками его светлая шевелюра выглядит очень круто! Намджун представляет в своей руке микрофон и миллион камер, направленных на него. Снимки вышли бы потрясные.
Намджун переводит взгляд с зеркала на дверной проём и еле удерживается от восхищенного "аха". Светленьким Чимину не просто хорошо, а восхитительно. Почему-то в голову сразу приходят сравнения с ангелочками. Намджун гонит их, но не может оторваться от чиминова лица, обрамлённого аккуратной прямой чёлкой и желтоватыми, как пшеница, волосами. Божественен.
Кажется, идея покрасить его — была лучшей из того миллиона разных, что приходили ему в голову.
— Классно выглядишь, — поднимает Намджун большие пальцы вверх, и Чимин улыбается, становясь ещё больше похожим на неземное существо с белыми крыльями. Невозможно притягательным для взглядов.

[Vikara]

В один из дней Намджун приходит в особняк чуть раньше обычного и очень удивляется, увидев со спины какого-то мужчину в доме. Обычно он видит лишь экономку с кухаркой, орудующих в основной части дома, да госпожу Пак, собирающуюся куда-то по своим делам. Поэтому явление какого-то мужчины в доме весьма Намджуна озадачивает. Он смотрит на него несколько минут, прежде чем подойти ближе и окликнуть. Мужчина, услышав приветствие, поворачивается к нему лицом и, оценивающе пробажавшись глазами по намджуновой фигуре, спрашивает:
— Чиминов помощник, я полагаю?
— Да, господин. Намджун, — представляется он сам и сгибается снова в приветственном поклоне.
— Я его отец, — поясняет мужчина, и до Намджуна, наконец, доходит. Конечно, отец! За столько времени работы в этом доме он ни разу его не встречал, но всегда знал о его существовании. Намджун с любопытством рассматривает расположенного к полноте мужчину и понимает, в кого Чимин вышел таким симпатичным. Лицо господина Пака не оставляет никаких сомнений, что в молодости он был очень красивым. Даже сейчас, с подёрнутыми сединой висками, на нём останавливается взгляд.
— Приятно, наконец, познакомиться, — тянет Намджун.
— Взаимно.

Чимин с самого утра не в настроении — Сокджин говорит, что иногда его мучают фантомные боли, и, видимо, он промаялся с ними всю ночь. Если судить по мешкам под глазами. Чимин капризничает, отказываясь завтракать, и Намджуну приходится выкручиваться, чтобы запихнуть в него хоть пару ложек. Как ребёнок, ей-богу. Сейчас, не в настроении, Чимин очень напоминает себя прошлого, до того, как Намджун разглядел его с другой стороны.
А потом Сокджин разрешает дать ему таблетку. Намджун толчёт твёрдые кружочки, потому что "сам вот и рассасывай эту горечь". На самом деле, он понимает Чимина. Теперь, понимает. Когда всё болит, не до тактичности, воспитания и аккуратного подбора слов и выражений. Чимин кривится каждые несколько минут, прерывисто дыша и сводя брови к переносице. Наверное, ему совсем плохо.
Намджуну, по правде, стыдно за своё поведение в прошлом и за невнимательность — он изначально программировал себя на неверные выводы. Поставил на Чимине крест ещё до того, как его увидел и узнал поближе. Поэтому и видел всё под другим углом. Но то, что казалось ему наглостью, на самом деле, было защитной реакцией. Чимин, прикрываясь язвительными, порой, замечаниями, старался не показывать свои слабости очень уж явно, а Намджун каждое высказывание воспринимал в штыки, только подогревая. В итоге, они оба были не правы в своём желании выгородиться и не замечали очевидного. Того, что, на самом деле, нуждаются друг в друге.
Намджун, в принципе не знающий друзей, и Чимин, добровольно лишенный дружеской поддержки и внимания. Интересуясь английской классикой, Намджун теперь не может не проводить параллели с одним очень известным произведением, где одним из героев двигали предрассудки и предубеждения, а вторым — неуместная гордость и, как в случае Чимина, излишняя самоуверенность. Неготовность признать, что он не может быть один и нуждается в поддержке. В чём-то забавно и так феерически глупо. Они столько времени потеряли, пока не открыли глаза и не прислушались к голосам друг друга и не заметили, что всё это время могли петь в унисон, а не кто в лес, кто по дрова. Глупо.
На силу заставив Чимина съесть таблетку, Намджун уже через полчаса наблюдает её волшебное действие. До этого наотрез отказавшийся, Чимин всё же кивает на его предложение прогуляться по саду. Оглядываясь в прошлое, где они постоянно ссорились, он с чудовищной ясностью осознаёт, что частенько этому было вполне логичное объяснение — боль, а совсем не дурной характер. Чимин, конечно, не образчик ангельского поведения, но вполне сносен. К тому же, если делать скидку на его физическое состояние, то вообще Намджуну повезло. Всё могло быть в разы хуже.
Они выходят гулять, захватив с собой зонт. На улице промозгло и сыро. Туман, капельками повисший в воздухе, не даёт разглядеть ничего дальше одного метра. Чимин, нахохлившись, сидит в своём кресле, укутанный в два слоя одежды и ворсистое одеяло. Когда только успело так похолодать? Ещё недавно Намджун щеголял без куртки, а сейчас ежеминутно греет костяшки пальцев в карманах и шмыгает носом. Наверное, идея вывести с Чимина на свежий воздух сразу после того, как он поправился, не блестящая, но у него однозначно улучшается цвет лица. С пепельно-серого, как облицовка особняка, до нежно-розового. Да и его депрессивный настрой чуть рассеивается, выветриваясь холодными порывами осеннего дыхания. Первые опавшие листья налипают на колёса, затрудняя передвижение, и Намджун ругается себе под нос, прикладывая гораздо больше усилий, чтобы та катилась ровно и безопасно. Чимин молчит, уткнувшись носом в пушистый красный шарф, но это молчание уже не кажется неловким. С каких-то пор не кажется. Намджун привыкает к нему, пропитывается им и принимает. Ему нравится радостная сторона Чимина, его энтузиазм и солнечность, неисправимый оптимизм, но и эта сторона — задумчивая, немного печальная, звучащая в голове, как все любимые корейцам баллады разом, близка ему. Идеальна для того, чтобы вот так вот, не спеша, гулять по облетающему к ногам саду и думать о чём-то своём, не вмешиваясь в мысли друг друга, не беспокоя ненужными разговорами.

После гулянки Чимин уставший и разморенный свежим воздухом. То и дело душераздирающе зевает, откидывая голову и прикрывая рот рукой. Намджуну, который, вообще-то был весьма бодр, тоже начинает хотеться спать. Он разматывает чиминов шарф и на руках переносит полусонное тело в кровать. Спустя уже месяц это получается делать без особых усилий. Чимин утыкается в подушку и прикрывает глаза, пока Намджун стаскивает с него штаны и укрывает одеялом. Чтобы не уснуть, после ему приходится плестись на кухню и заваривать себе чай — кофе в этой семье, неизвестно почему, не держат.

Намджуну снится, что он котёнок. С длинной пушистой шёрсткой и мокрым розовым носом. Он ошивается рядом с собачьей будкой и думает только о том, как бы туда попасть. Что именно "там", он не знает, но точно чувствует, что без этого не сможет. Намджун мяукает, царапая прибитую к будке доску, и переводит взгляд на моток увесистой цепи, свернувшейся у входа. Изнутри будки доносится глухое рычание, усиливающееся с каждым его "царап". Намджун отскакивает раньше, чем чудовище, живущее в будке, показывает себя. Так выгонять его, чтобы проникнуть внутрь, внезапно кажется ему плохой идеей, поэтому Намджун обходит будку с другой стороны и садится караулить, когда страшный цепной пёс вылезет посмотреть на что-нибудь или кого-нибудь. Тогда Намджун и проскользнёт внутрь!

[Vikara]

Открыв глаза, он помнит только этот последний кусок сна и удивлённо заламывает брови — ну и укур. Обычно Намджуну ничего не снится, а тут... Сон будто отпечатывается на сетчатке, запоминаясь.
По дороге на работу Намджун заходит в магазин и покупает себе новый зонт, найденный старый он перед этим случайно ломает — нелепая груда спиц отправляется в чёрный бак. Тучи над городом сгущаются, предвещая дождь, поэтому приходится раскошелиться. Из магазина Намджун пафосно выходит в пальто с поднятым воротником и зонтиком-тростью в руке. Он никуда не торопится — вышел слишком рано, — поэтому не спеша направляется к светофору, когда какой-то, такой же высокий, как сам Намджун, парень в капюшоне и кепке сталкивается с ним плечом и припускает через дорогу прямо на красный свет. Новый зонт-трость чуть не выпадают из намджуновых рук от неожиданности, а боль от столкновения заставляет шипеть. "Идиот", — охарактеризовывает нелестным словом неуклюжего бегуна Намджун и посылает ему вслед кулак. Парень же, ничего не подозревая, скрывается за домами. Светофор загорается жёлтым, как рядом материализируется запыхавшийся полицейский, который, увидев Намджуна, с хода спрашивает: "Куда...?" Окончание фразы додумывается моментально. Намджун мстительно улыбается про себя, представляя расправу над своим обидчиком, но почему-то показывает ровно в противоположную сторону. Полицейский благодарит и срывается с места сразу, как загорается зелёный.

Намджун вспоминает о том, что выиграл желание, когда в очередной раз заваривает бесконечный чай. Вспоминает и решает, что пора уже его использовать. В прошлый раз зайти в кофейню не получилось, поэтому в этот раз она и будет их местом назначения. Намджун представляет себе божественный напиток в высоком стакане, и уже чувствует волнение. Не то, чтобы он был диким поклонником кофейных зерён, но чашка капуччино уже разве что не снится.
Своё желание Намджун озвучивает, как возвращается после утренних процедур. Чимин удивлённо приподнимает бровь, но с его выбором соглашается. Правда, добавляет странное замечание, что он бы выбрал что-нибудь посложнее и покруче, будь победителем. Намджун своего решения не меняет. Ему хочется снова вывезти Чимина из особняка и до дрожи пальцев хочется сменить приевшийся чай стаканом кофе. Платит не Намджун, поэтому они останавливаются на Старбаксе. Чимин пшикает, что Намджун с своём пальто идеально впишется в его атмосферу. Взглянув на себя в зеркало, он усмехается.
Что верно, то верно.

В этот раз Намджун ставит перед собой задачу не налажать также, как в прошлый раз. Поэтому крайне внимательно выслушивает лекцию Сокджина, запоминая при каких симптомах обязательно надо дать лекарства и какие. К выбору одежды он тоже подходит основательно, решив, что лучше снять с Чимина в кафе кофту, чем снова заморозить его, одев полегче. Намджун тщательно планирует поездку на следующий день: звонит заранее Юнги, предупреждая, перерывает весь чиминов гардероб и гуглит меню Старбакса, чтобы не париться с этим завтра. Ему и так будет чем заняться, когда они зайдут в общественное место. Намджун ещё ни разу не был с Чимином где-нибудь, где много незнакомых людей, поэтому не может не волноваться о том, как всё пройдёт.
Он даже рассказывает матери о предстоящей поездке — та уверяет его, что всё пройдёт отлично, и советует расслабиться. "Иначе ты что-нибудь опрокинешь, сломаешь или ещё что сделаешь, как всегда, когда волнуешься". Намджун обещает не психовать, и разливает на себя чашку с какао. Хорошо хоть, что не горячим.

[Vikara]

В день поездки с самого утра заряжает дождь. Намджун вздыхает, смотря на катящиеся по стеклу окна капли, пока Чимин бреется, судя по жужжанию, доносящемуся из ванной комнаты. Задрав голову вверх, он высматривает просвет в тучах, но те плотно обложили небосвод, не оставляя никакой надежды.
— Хватит уже вздыхать, — слышит он чиминов окрик и смех, — даже здесь слышно! Мы поедем, даже если сейчас пойдёт снег.
Намджун пшикает и идёт в ванную, хватая по пути подготовленное полотенце.
— Ничего я не вздыхал!

Они выезжают ближе к обеду. Юнги ставит какой-то рэп-трек, и Намджун в ритм качает головой, что почему-то безумно веселит Чимина, который посмеивается всю дорогу. Судя по всему, у него хорошее настроение, что просто прекрасно. Сам Намджун волнуется гораздо больше, чем тогда. Наверное, из-за прошлой неудачи.
Тщательнее присматривает за Чимином, отмечая малейшие изменения его самочувствия и поведения. Даже Юнги обращает внимание, на то, что что-то в их отношениях друг к другу поменялось. "Никак, подружились?" — удивляется он. У Чимина забавно краснеют щёки.

Кофейня, в которую они направляются, располагается на двух этажах небольшого круглого здания, стоящего неподалёку от гипермаркета. Ловкий маркетинговый ход — когда измученный поисками и примеркой шопоголик направляется в сторону дома, кафе, расположенное прямо перед входом, манит, чтобы подкрепить силы. "Когда-то там были очень вкусные маффины", — роняет об этом месте Чимин, так и решается, куда они поедут.
Юнги довозит их прямо до входа и привычно уже помогает выбраться из машины, вытаскивая кресло. Чимин с непонятной тоской в глазах оглядывается по сторонам и будто становится меньше, скукоживаясь в кресле. Намджуну эти изменения не нравятся. Если Чимин будет и в кафе чувствовать себя неуютно, то задумка расслабиться и подразвлечься с треском провалится. А ведь Намджун питал столько надежд на этот день. Да и с утра ничего, кроме дождя, который, кстати, закончился, не предвещало.
— Ты не хочешь сюда? Может, поедем в другое место? — пока Юнги не уехал, спрашивает Намджун. Но Чимин мотает головой и говорит, что всё нормально.
Веселье начинается с самого входа в кафе. Намджуна чуть не сносит какая-то дородная дамочка, болтающая по телефону, дверь им никто не придерживает, поэтому справляться приходится самим. В зале на первом этаже оказываются сплошные диванчики, которые не отодвинуть, чтобы поставить кресло, и, посоветовшись с Чимином, Намджун уходит проверять второй этаж, где ещё печальнее, потому что нет лифта. И, вернувшись, второй раз оглядывает зал, замечая-таки в углу обычный столик со стульями. Намджун подкатывает к нему коляску и, узнав, чего хочется Чимину, уходит к стойке.
Раньше он никогда не был в Старбаксе и даже предположить не мог, что при заказе у него могут возникнуть какие-то проблемы, но... Бариста закидывает его вопросами, и вместо обычного большого капуччино он в итоге заказывает какую-то сладкую гадость на овсяном молоке, которая напоминает больше кашу, чем кофе. Намджун решает, что это его первый и одновременно последний поход в Старбакс, едва дойдя до Чимина, садится рядом и отпивает глоток получившегося пойла. Ну и гадость.
— У тебя кофе с лимоном, что ли? — усмехается Чимин, заметив, как скривилось его лицо.
— Почти, — мрачно говорит Намджун, отставляя стакан в сторону. Мечта попить вкусный кофе растворяется в воздухе. Не в этой жизни, не здесь.
Чимину, судя по всему, везёт больше. Он отпивает свой латте с двумя помпами малины, заедает маффином и не кривится при этом.
Всю "прелесть" ходьбы в общественные места с Чимином Намджун понимает, когда с недоумением ловит на них очередной взгляд. И хорошо, если любопытный, а не жалостливый. Намджун видит, как на такое реагирует Чимин, и отлично понимает его чувства. Его бы тоже бесило и раздражало такое. Да, не каждый день увидишь в кафе колясочника, но зачем пялиться настолько откровенно?
— Посмотри, как все оживились, когда мы зашли, — шепчет наклонившись к чиминову уху Намджун.
— Да уж. А сейчас оживились ещё больше, — пшикает в кулак Чимин, — и они решат, что мы встречаемся, если ты ещё несколько раз сделаешь так...
— Как? — Намджуну становится внезапно жарко, когда воображение подкидывает парочку нелепых картинок, где они вместе. Некстати вспоминается клип какого-то нового айдола с нетрадиционной ориентацией. Намджун воображает на его месте себя и становится ещё жарче, если представить тот самый момент в клипе, разделённым с Чимином.
— А вот так — шепчущимися, — улыбается Чимин и добавляет одними губами — в опасной близости.
— Ничего подобного, — прочистив горло, заявляет Намджун, но, на всякий случай, больше не наклоняется.

[Vikara]

Наверное, они действительно смотрятся весьма и весьма интересно, и нет, он не о том, что имел ввиду Чимин. Но иначе Намджун не может себе объяснить то, как на них скашивают глаза люди, сидящие в кафе. Как будто они — самое любопытное, что те видели в жизни. Намджун им даже немного сочувствует, это ж как скучно им приходилось и приходится. Ужасно. Годы идут, а самое неординарное событие недели, а то и месяца — парень в коляске. В другое время Намджун бы предположил, что всему виной чиминова очаровательность, но сейчас Чимин неуверенный в себе, замкнувшийся и не дающий выхода своим естественным привычкам и мимике. Так что разглядеть очарование довольно сложно. Особенно, если смотреть не на лицо, а на коляску. Намджуна всё это люто бесит. Он уже и не рад, что предложил. Лучше бы съездили погуляли в парке, или заказали бы себе кофе с доставкой — Чимин может себе позволить и не только кофе, но и парочку молодых кокосов в придачу. Намджун читал о такой, но ни разу не пробовал. Кажется, он знает, что просить, когда в следующий раз выиграет.

Сидеть, болтать и распивать кофе у Намджуна выходит из рук вон плохо. Он постоянно ловит взгляды на себе, видит, как те прилипают к чиминовой коже. Как в такой ситуации не думать об этом, а пытаться отвлечься? У Намджуна, например, не получается. Едва допив ту буйду, что непонятным образом называлась "кофе", он предлагает не доставлять ещё больше поводов для косых взглядов, и пройтись по городу. Чимин охотно соглашается, и, укутав его обратно в вишневого цвета шарф, Намджун созванивается с Юнги и предупреждает, что они немного прогуляются и забирать их надо будет уже с другого адреса.

Осень не сказать, что любимое намджуново время года, но жёлтый ковёр под ногами и лёгкое уныние на душе делают своё дело — ему нравится эта пора. Все лучшие тексты выходят именно в эти месяцы, дни, часы, когда ощущение, что ты никому не нужен или что твоё существование лишено какой-либо цели, достигает своего апогея. Глядя на свои успехи осенними буднями, Намджун думает, что, наверняка, все гениальные идеи писателям приходили в эти чудесные, по-своему, сутки. Что точно добрая часть текстов начинала выходить из-под пера жаждущих высказаться писателей и поэтов в это время.
Коляску везти по опавшим листьям не очень удобно, но по песку или снегу было бы гораздо хуже, поэтому грех жаловаться. Намджун сворачивает к небольшому парку и поднимает уголки губ в улыбке, услышав восхищенное "ах" Чимина. В их саду при особняке тоже красиво, но нет таких высоких деревьев и широких аллей, которые особенно выгодно смотрятся, покрытые разноцветным покрывалом из листьев. Поэтому Намджун отлично понимает чиминову реакцию. Величественное и завораживающе красивое зрелище.
— Надо было сразу сюда идти, — говорит Чимин.
Намджун не может не согласиться.

Юнги забирает их через час, когда тучи-таки возвращаются и начинает накрапывать дождь. Косыми линиями прочерчивать линии, с шелестом зарываясь в опавшую листву. Намджун расчехляет свой зонт и вручает его Чимину, а сам напяливает капюшон толстовки. И да, его ничего не смущает. Классическое пальто и толстовка, по его мнению, отлично сочетаются. Да и катить коляску, держа при этом зонт, невозможно. К моменту, когда Юнги подъезжает и они упаковываются в машину, Намджун успевает продрогнуть и намокнуть. Но он не жалеет. Хоть и начало их вылазки вышло не супер-удачным, зато прогулка удалась на славу. Чимин подышал свежим воздухом, сменил обстановку, поделился с Намджуном лимонным леденцом, который обнаружил в кармане куртки. Они прекрасно провели время.

— У тебя есть мечта? Кроме очевидной, — спрашивает Намджун, переодевая Чимина после поездки. Он пишет песню о мечте и собирает материал. А, как известно, разговоры — лучший генератор идей.
— За год перед аварией... один человек обещал меня свозить к морю. В живописное местечко, где волны бьются о своды небольшой пещеры, расположенной в скале, — произносит Чимин и замолкает на время, прежде чем продолжить, — мы должны были поехать туда в начале лета, но наше общение прервалось весной. Всё закружилось, завертелось. Я решил, что не поеду туда один...
Намджун с любопытством поднимает голову, сталкиваясь с чиминовым серьёзным взглядом:
— Съездим вместе?
— Да, я бы очень этого хотел, — искренне кивает Чимин и улыбается, становясь похожим на ангела. Намджун оттопыривает мизинец и, хмыкнув, переплетает его с чиминовым. Глупо и слащаво, но забавно. Да и Чимин при этом краснеет, как рак — прелестное зрелище.

[Vikara]

После работы Намджун заходит в аптеку, как всегда. Просит стандартный набор обезбаливающих, леденцы от кашля, травяной сбор и те сильные лекарства, что доктор прописал. Матери от них действительно чуть лучше. Намджун хоть спать теперь может — его не будит постоянный громкий кашель. Либо он так выматывается, что в принципе ничего не слышит. Намджун замечает, что за день с Чимином устаёт гораздо больше, чем раньше, когда с раннего утра была доставка молока и возвращался он глубокой ночью после смены в клубе. Но устаёт только физически, а и не морально, как тогда. Намджун получает больше — может купить матери лекарство, отдаёт хозяйке долг по квартирной плате и откладывает деньги на лечение. Поэтому депрессивные мысли мучают его гораздо реже, ведь ему остаётся получить лишь одну-две зарплаты, и мать ляжет в больницу лечиться. Деньги не всё могут, но значительно улучшают качество жизни. Мать не поправляется сразу от дорогих лекарств, но в Намджуне поселяется надежда на лучшее — пару месяцев, и она поднимется на ноги. Адское время болезни уйдёт.

Когда после очередного выходного Намджун приходит в особняк, госпожа Пак ловит его в коридоре и просит не будить Чимина ближайшие несколько часов, потому что того полночи мучали боли, и он только уснул. На вопрос о приходе Сокджина, она отвечает, что уже договорилась, что он сегодня придёт позже. Намджун кивает и час вообще не заходит в чиминову комнату — пьёт чай на кухне и читает книжку. А когда госпожа Пак уходит, решает, что можно тихо посидеть у Чимина, чтобы быть рядом, когда он проснётся. Одному на кухне ему быстро становится скучно.
Намджун аккуратно открывает дверь, чтобы та не скрипнула и не разбудила, и застывает на пороге, услышав приглушенные стоны. "Ему плохо до сих пор?!" — в панике проносится в голове. "Надо было сразу идти сюда!". Широким шагом он пересекает комнату и мучительно краснеет, понимая. Стоны не от боли, а от возбуждения. Чимину просто снится какой-то очень горячий сон. Разметавшись по простыням, он облизывает пересохшие губы и выгибается, трётся о скомканное в районе живота одеяло. Намджуну резко перестаёт хватать воздуха при взгляде на это. Из комнаты он выбегает, сломя голову, и заходит обратно только после прихода Сокджина. Малодушно, да, но в намджуновой голове яркая картинка возбуждённого Чимина, и ему срочно надо как-то развидеть её или хотя бы ненадолго забыть. Знать бы ещё как.
Но вот Сокджин выходит из чиминовой комнаты, желает удачного дня, и Намджуну приходится приступить к своим обязанностям. Чимин сидит на кровати, переворачивает страницы блокнота, а потом поднимает на него взгляд и улыбается, говоря "доброе утро". Обычный Чимин с очаровательной улыбкой и гнездом из спутанных волос на голове. Как будто не он утром стонал, издеваясь над намджуновым воображением. И как только можно быть настолько разным? У Намджуна в голове не укладывается.
— Пробовал маракуйю когда-нибудь? Её ещё называют плодом страсти, — спрашивает Чимин. А Намджуну хочется головой побиться обо что-нибудь твёрдое. "Плод страсти".
— Нет, — отвечает он, пытаясь отогнать дурацкие мысли, так и лезущие в голову.
— А кокосовое молоко из кокоса прямо пил? — продолжает любопытничать Чимин, и Намджун отрицательно качает головой, подходя, чтобы пересадить его в кресло. Они ещё не умывались.
— Надо внести в жизнь немного экзотики, как считаешь? — говорит Чимин, опаляя намджуново ухо. По спине Намджуна пробегает стадо мурашек. Ему думается совсем не о той экзотике, о которой говорит Чимин. В голове картинками сплошь разврат. И когда чиминов голос вдруг стал таким? Нереально ... завораживающим? Сексуальным? Намджун вязко сглатывает, представляя девушку в корсете, танцующую на чиминовых коленях. Представляет страстный взгляд Чимина, язык, скользящий по его пухлым губам, и... Картинка осыпается осколками, возвращая к реальности. Где Чимин вдруг заливается чистым смехом, как ни в чём не бывало, и устремляется в ванную комнату сразу, как Намджун его опускает в кресло.

Ближе к обеду приезжает курьер с целой коробкой фруктов. Намджун идёт его встречать и расписываться за получение. В коробке оказывается пара белых кокосов, манго, киви и целый набор каких-то неизвестных ему фруктов. Намджун ставит коробку перед Чимином и ждёт дальнейших указаний — как резать и чистить большинство плодов он понятия не имеет. Зато Чимин что-то в этом понимает, судя по тому, как пристально он осматривает все фрукты прежде чем удовлетворенно кивнуть: "Не врали. Всё свежее".
Для начала Намджун всё моет, приносит нужный нож, миску и доску, и всё это отдаёт Чимину. Потому что сам в своих кулинарных способностях, даже таких примитивных, как порезать фрукты, сомневается. И правильно делает — сколько раз пальцы себе резал — не зря мать даёт ему стирать, но сама еду готовит.
Чимин режет всё сам, сложно приходится только с кокосами — с этим Намджун помогает в итоге, потому что сидя замахнуться так, чтобы пробить крепкую кожуру, не получается. Зато, когда они их наконец вскрывают, внутри оказывается почти прозрачное молоко, пахнущее, как батончик баунти. Намджун так и говорит. Чимин пшикает:
— Капитан очевидность. Баунти же с кокосовой стружкой — а это кокос!
Намджун пропускает замечание мимо ушей, уходя за трубочками. Ему хочется сразу попробовать, но Чимин бьёт его по рукам, говоря "подожди". Он очищает и нарезает остальные фрукты миску и только после этого даёт отмашку.
— Представим, что мы на острове, где пальмы, знойное солнце, океан, горячие красотки в бикини и вот... фрукты, — мечтательно закатывает глаза Чимин и отправляет себе в рот кусочек киви. Намджун следует его примеру, только не представляет никакие пальмы, потому что никогда не был в подобном месте, только видел на рекламных листовках и на картинках в интернете — так себе замена настоящим впечатлениям, скорее всего. Поэтому просто наслаждается вкусом фруктов и ржёт над Чимином — тот явно мысленно уже обжимается с красотками, судя по блаженному выражению его лица. Придурок. Намджуну довольно сложно представить это, на самом деле, потому что до аварии он никогда Чимина не видел. И фотографий того времени тоже. Надо будет поискать, если представится возможность. Он собирался это сделать уже очень давно, но они почти всё время вместе в комнате и беспалевно поискать не получается, а на виду никаких вестников из прошлой чиминовой жизни не стоит. Как будто всё специально убрали, что неудивительно. Лишние напоминания о том, как было и как стало — слишком жестокое испытание.
— Ну, как? — спустя, кажется, вечность, спрашивает Чимин. Намджун, не размениваясь на слова, просто оттопыривает большой палец и отпивает кокосовую воду. Эти экзотические фрукты вкусные, хоть и не такие шокирующе потрясающие, как те вещи, что он навоображал.

Намджуну снова снится, что он котёнок. Что он снова и снова обходит конуру, пытаясь и страшась одновременно заглянуть внутрь. Намджун-котёнок знает, что ничего хорошего его там не ждёт — как минимум расцарапанный бок. Как и раньше, стоит ему подойти чуть ближе — изнутри доносится угрожающее рычание. Но Намджун всё равно не убегает, а околачивается неподалёку, пережидая.
Проснувшись утром, он долго лежит на боку, прислушиваясь к тишине в комнате. Лекарства действительно помогают, она даже засыпать ненадолго может, не задыхаясь при этом от кашля. С появлением стабильной работы, в их жилище словно заглянули лучи солнца, даря надежду. Намджун надеется, что они их и не покинут теперь.

[Vikara]

Чимин показывает ему пару своих рисунков — дерево, разделённое наполовину молнией, и пустую лодку со сломанными вёслами посреди лесного озера. Картинки мрачные, но по-своему интересные и красивые. Намджун просит ему их распечатать и вкладывает, как закладки в свой блокнот с записями. У Чимина очевидно талант. Эти картинки без единого живого существа кажутся реальнее фотографий людей. Глядя на мокрое одинокое дерево посреди поля, Намджун слышит раскаты грома, чувствует запах дождя и сожженной древесины, видит, как колышется прибитая ветром и каплями трава. А от рисунка лодки ощущает непонятное гнетущее одиночество. Сломанные вёсла, как символично. В своих рисунках Чимин кричит о своём заточении гораздо ярче, чем во всех их словесных стычках в самом начале знакомства. Намджун смотрит на ровную гладь озера, где отражается бок лодки, и хочет написать что-нибудь такое же личное и пронзающее. А ведь раньше он считал Чимина пустым мальчиком с золотой ложкой во рту. Почему же его творчество несёт в себе больше, чем картины профессионалов, которые периодически показывают на выставках? Намджуну очень хочется об этом поговорить, но обсуждать это с Чимином кажется жестоким — в рисунках глодающие его мысли и переживания. И затрагивать их не по желанию самого Чимина — слишком неловко и нетактично.
Он рассказывает об этом матери, как всегда, не называя имён и фамилий, чтобы не заставлять её волноваться. Намджун даже не особо распространяется о богатстве семьи Пак, чтобы не задеть её чувства. Отец, который бросил их, был также богат, скорее всего, даже знал или пересекался с родителями Чимина. Поэтому Намджун не говорит ничего конкретного, рассказывает только о своём подопечном. О его поведении, словах и вот, рисунках. Показывает матери распечатки с такой гордостью, будто это он сам рисовал.
— Намджуни, ты стал улыбаться, — замечает та. — Этот твой Чимин — хороший, наверное?
— Очень хороший. Только причём тут он? — смущается Намджун, убирая рисунки обратно в блокнот и краснея.
— Ты улыбаешься, только когда говоришь о нём.
— Он просто тот ещё придурок, — отмахивается Намджун. Он улыбается поэтому. Только поэтому.

Наткнувшись на свои записи полугодичной давности, Намджун мрачнеет, вчитываясь в строчки. Он пишет о том, как ненавидит отца, как терпеть не может богачей, их образ жизни, их распущенность. Слова сочатся ядом, переливаясь через страницы и перетекают прямо в вены на намджуновых руках. Ненависть, которой пропитан даже переплёт тетради, отравляет его мысли, заставляя вспомнить те чувства, что он испытывал, когда матери с каждым днём становилось все хуже. Как она угасала, как восковая свеча, истончалась с каждой новой неделей.
Намджун читает слова ненависти и думает о том, как избирателен человеческий мозг. Чиминова семья изначально попадала подо все критерии, которые он так неистово ненавидел. Некоторое время он даже испытывал её, эту ненависть, но потом она растаяла как дым и исчезла. Перенеслась на богатых подонков, внеся корректировки — чиминова семья стала исключением.

Намджун по девочкам. Всегда был. Но в последний месяц эта уверенность начинает шататься. Возможно, виноват тот факт, что он почти всё время проводит с Чимином. Возможно, виноват сам Чимин. Намджун не понимает, что происходит. Воспоминания подкидывают, казалось бы, мелочи в их общении, которые можно истолковать двусмысленно. Замечание, что Чимин сказал в кафе, задерживающиеся на намджуновой шее чиминовы пальцы, когда он его пересаживает в коляску или наоборот в постель. Раньше Намджун вообще не придавал этому значения, а теперь что-то неуловимо изменилось. Он просто не может не думать об этом. Он... нравится Чимину?

[Vikara]

Он нравится ему сразу, с первого взгляда. Чимин падает в него, едва увидев его испуганное лицо со сведёнными в переносице бровями, длинное тощее тело и ноги в нелепых расклеившихся кроссовках. Чимин падает с таким грохотом, что, кажется, об этом узнает сразу вся улица. Юнги, во всяком случае, точно. Только, как всегда, не показывает этого. И, если не знать его, и не догадаешься, что он в курсе. Чимин вот знает. Поэтому и видит, как неуловимо меняется его взгляд на Намджуна — так зовут этого длиннющего парня, пришедшего на собеседование в расклеившемся кроссовке.
Чимин и хочет, и не хочет одновременно, чтобы его взяли. Ему скучно в одиночестве сидеть целыми днями в тихой комнате, но. Но у Чимина очень плохая карма — даже если не считать аварию. Он постоянно вляпывается в людей, которые его после ломают. Последний такой человек, уйдя, сломал не только самого Чимина, но и привычную ему жизнь. Он больше так не хочет. Хватило за глаза и за уши этого дерьма. Поэтому лучше затаиться. Никаких взглядов, разговоров. Ни в коем случае не показывать, что нравится. С Чимина хватит душераздирающих историй любви, страсти и ревности.

У Намджуна совсем не дружелюбный вид, как для сиделки. От него так и разит тёмной аурой и недовольством сложившимися обстоятельствами. Чимин исподтишка наблюдает за его взглядами на богатое убранство комнат. Смотрит, как он сканирует, не восхищается, а скорее презирает. И абсолютно не лебезит перед матерью. Чимин понимает это, даже отвернувшись и отъехав в кресле к повороту в сторону крыла, где находится его комната. К сожалению, слышно теперь не очень, поэтому смысла подслушивать дальше нет, всё равно ничего не узнает. К тому же, зачем пытаться узнать, если неизвестно ещё возьмут ли его?
Намджун не похож ни на одного из кандидатов хотя бы по тому, как держится. Никакого благоговения, удивления, восхищения. И ни капли жалости в глазах. Чимин отлично помнит прохладный взгляд, которым он по нему скользнул. Жалостью там даже не пахло. Сочувствием и сопереживанием — тоже. Увидев его, он не кинулся помогать, а просто бегло осмотрел его и, только после просьбы Юнги, придержал дверь. Типичный плохой парень. Чимина вечно тянет к таким, как он. Ну ничего, Намджуна вряд ли наймут. Матери, в отличие от самого Чимина, не нравятся похожие на мафиози парни. Особенно в расклеившихся кроссовках и с закатанными рукавами. Так что можно смело катиться в комнату и возвращаться к своим привычным делам — сожалениям и депрессии. Чимин невесело усмехается своим мыслям и чертыхается, видя, что дверь почти закрылась под порывами ветра, дующего из форточки. Надо было всё же попросить Юнги проводить его до комнаты. Но возвращаться он не будет. Не сможет открыть, подождёт, когда придёт Сокджин. Всё равно тот уже скоро должен появиться. И не всё ли равно, где предаваться мыслям — перед закрытой дверью или в комнате-тюрьме?

Во сне Чимин танцует, взмывает в воздух, завершая движение. Вытягивает руку, складывая пальцы в знакомую позицию. В отражении зеркал это выглядит божественно. Как будто Чимин был рождён для танцев. Он так и считает. Танцы — его жизнь, его пульс, ритм. Его дыхание. Танцы — лучшая награда и худшая боль его покорёженной жизни. Танцы — недостижимая теперь мечта. Если бы Чимин мог, он бы никогда больше не просыпался. Спал бы и танцевал дольше, чем просто вечность. Если бы Чимин мог, он вернул бы назад время и никогда бы не встретил любовь, которая всё погубила. Никогда бы не улыбнулся и не ответил на приветствие. Прошёл бы мимо и не оглянулся. Если бы.

[Vikara]

Намджуна берут. Вопреки здравому смыслу. Берут, наверное, чтобы Чимин мучился ещё больше, чем до этого. От бессилия он натягивает одеяло на голову и с остервенением трёт слезящиеся глаза. Чимин сильный. Столько пережил, он сможет пережить и это. Надо только игнорировать Намджуна. Никаких больше отношений с плохими парнями, — снова как мантру. Ни-ка-ких. Хватит.
Намджуну сразу не понравилось всё и не понравился Чимин, а значит, немного потерпеть — и он уйдёт. Точно уйдёт. Чимин очень терпеливый и упрямый. Намджун, может, и неделю не продержится. Кто в здравом уме останется рядом с инвалидом, которого презираешь? Многие люди даже с родственниками инвалидами смириться не могут и навещают раз в миллион лет, лишь бы не находиться рядом. Как будто они проклятые, заразные.

В понедельник утром его будит голос Сокджина. Чимин приоткрывает глаза и сначала не понимает, что происходит. За Сокджином в комнату входит сиделка "нахмуренные брови" Намджун. Его-то Чимин и не узнает. Никакого даже приближенно классического стиля, отутюженной рубашки и уложенных волос — толстовка с нелепым смайлом на весь живот, потёртые джинсы и растрёпанные непослушные волосы. Так Намджун выглядит даже более гармонично. Чимину невольно вспоминается Чонук. Он выглядел похоже — тоже высокий, тоже в обманчиво нейтральной одежде — толстовка со смайлом, серьёзно? — тоже со сведёнными к переносице бровями. Только младше Намджуна. Даже самого Чимина младше. В животе скручивает от воспоминаний, лучше не думать. Всё закончилось. Уже три года как.
Сокджин что-то говорит, разминая его ноги, показывает уставившемуся как баран на новые ворота Намджуну. Куда только смотрела мать? Почему взяла его? Намджун нравится и не нравится ему одновременно. Его типаж, определённо. Но так похож... так похож на Чонука, который принёс столько боли, что больше не хочется повторения истории. Желательно, никогда. Ведь сейчас Чимин даже отпор дать не сможет — обездвижен, вдвойне уязвим.
Сокджин отходит, чтобы Намджун попробовал сделать массаж сам. И Чимину очень хочется взвыть от того, как краснеют кончики ушей. Как неловко и неуклюже он пытается встать, чтобы массажировать было удобнее. Намджун смотрит только на чиминовы ноги, ему неловко, наверное. У Чиминс вот давно атрофировалось подобное чувство. Неловкость, стыд. Когда ты ничего не можешь сам — приходится забыть об этих чувствах. Незадолго до аварии Чонук тоже пытался сделать так, чтобы это ощущение ушло от Чимина. Что ж, он с блеском добился своего. Теперь Чимин ничего не чувствует, даже когда его протирают там, тем более, когда мнут его голые ноги. Намджун, кстати, просто гладит их, упрямо смотря не выше чиминова пояса. Сокджина его навыки ощутимо подбешивают, но об этом знает только сам он и Чимин, потому что за столько времени уже привык читать его как открытую книгу. По правде, он даже жалеет Сокджина. Намджун кажется абсолютно неспособным. Хоть Сокджин и подбадривает его всячески. Когда Намджун пересаживает Чимина, ему кажется, что до кресла он так и не доживёт. Им чуть не сворачивают мебель. Чимин мстительно задерживает пальцы на намджуновой шее, приобнимая. Тот еле ощутимо дёргается и напрягается до предела. Бедняга. Ничего, скоро это всё закончится. Намджун устанет и уйдёт. И не будет мозолить Чимину глаза, напоминая о не самых приятных моментах жизни. Не будет нравиться и бесить одновременно. Поскорее бы!
Когда уходит Сокджин, всё становится ещё хуже. Намджун до ужаса бестолковый, из него скорее не сиделка, а крушитель вышел бы. Чимин бы не удивился, узнав, что он подрабатывал вышибалой. Намджун тупит по-страшному, закрывая нужную дверь и снося своими конечностями то одну, то другую вещь. Интересно, как скоро он опрокинет и поднимет все вещи в чиминовой комнате? Чимину смешно, но он старается держаться и отвечает максимально нейтральным тоном. Ещё его очень волнует, Намджун по жизни такой неловкий или это день такой? Если день, то с кем не бывает, а если по жизни... Придётся туго. А ещё Намджун абсолютно не следит за своим языком — ляпает что попало и после переживает ещё больше. Когда по роковой случайности Чимин обливает его кипятком, из него как из рога изобилия сыплются ругательства. И, вообще-то, обидно. Чимин просит его удалиться. Всё равно пользы от него никакой, одни проблемы.

Перед сном мать заходит проведать и спрашивает о Намджуне. Чимин говорит, что всё нормально. Увольнять его не хочется — он не хочет всё решать за судьбу. Ведь Намджун ему иррационально нравится. Вот если он сам уйдёт — тогда другое дело. А пока можно понаблюдать за ним, помечтать.
Особенно с утра. Сокджин будет позже, поэтому сегодня Намджуну придётся будить его самому. Чимин ему в этом помогать не хочет, хотя технически просыпается задолго до его прихода. Не открывая глаза, он слушает, как тихо — умудрился ничего не свернуть, офигеть! — Намджун проскальзывает в комнату, как долго решается — это всё довольно забавно — и всё же подходит, трясёт его за плечо. Чимин, открывая глаза, думает о том, как могло бы всё быть. Если представить, что они не сиделка и пациент. Если представить, что Намджун — его парень. Тогда в этот момент он должен был бы не смотреть на него округлившимися глазами, а целовать в нос, желая доброго утра. Последнее он, кажется, и желает. Чимин пропускает это мимо ушей, замечтавшись.
В этот раз Намджун гораздо более сдержанный и осторожный, правда, всё равно умудряется снести сахарницу, когда делает себе чай. Видимо, он решает не мешать Чимину — неплохая позиция. Они совсем не разговаривают, но это не напрягает Чимина. Он привык целыми днями молчать, уставившись в одну точку и не думать ни о чём или в очередной раз думать о том, как его жизнь пришла к такому. К счастью, у него рабочие руки, поэтому иногда он рисует.
Чимин отлично запоминает лица, поэтому, пока Намджун попивает свой вечный чай, он рисует по памяти его лицо в день их знакомства. Серия по отношениям "сиделка-пациент" кажется ему неплохой идеей. Вроде, и не совсем избитая, и очень близка самому Чимину. Его поклонникам наверняка понравится новая небольшая серия из картинок их с Намджуном совместной жизни в особняке. Придуманная любовная история отлично разбавит его депрессивные рисунки тёмного города. Не факт, что всем понравится тема однополых отношений, правда. Но Чимину абсолютно плевать на это — он хочет делать творчество своим, а не в угоду поклонникам. И вскоре нарисованный Намджун смотрит на звонок на заборе, огораживающем особняк — и одновременно начало новой истории смотрит на Чимина из открытой вкладки.

[Vikara]

Наверное, у Намджуна какие-то предубеждения насчёт него, потому что каждая попытка поговорить заканчивается тем, что они обижаются друг на друга. Дебилизм какой-то. Чимин и не собирался ссориться, но слово за слово, и вот они снова не разговаривают. Бред какой-то, серьёзно! Чимин возвращается к своему ноутбуку, а Намджун на свою кухню. Интересно, ему ещё не осточертел чай? Чимин периодически посматривает на Намджуна, и каждый раз тот отпивает из большой кружки.
Чимин так переживал, что влюбится снова, а в итоге смотрит на Намджуна издалека большую часть времени. Никакого риска. Особенно, если учесть, что эта влюблённость только у Чимина в голове. Намджун вон вообще старается на него лишний раз не смотреть.

У Чимина настолько однообразная жизнь, что, когда он слышит приближающиеся не намджуновы шаги — его он уже запомнил и может отличить хотя бы по грохоту чего-либо по пути — очень удивляется и с любопытством оборачивается на дверь. На дверь, в которую входит Чонук собственной персоной! Быстро среагировал, ничего не скажешь. Надо было сделать выкладку этой серии рисунков доступной только ограниченному кругу людей. Но уже поздно. Чонук видел, что она существует, а значит подкупить и посмотреть, что там дальше, ему будет как нефиг делать. Чёрт.
— Привет, Минни, — Чонук совсем не изменился. Такой же высокий, со смазливым личиком и мерзкими речами. От его интонации у Чимина вскипает внутри. Мудак. Ещё смеет приходить сюда.
— Уходи.
Чимин — вежливый мальчик. Он пробует по-хорошему, даже зная, что с Чонуком это на девяносто девять процентов не подействует. Но попытка не пытка.
— Вижу, у тебя новая сиделка? Красивенький. — Чонук улыбается, а в голосе столько яда, что перетравить им можно было бы целый квартал.
— Уходи, пожалуйста. Не хочу тебя видеть, — Чимин всё ещё пытается.
— Вы уже трахались, или тебе пока нельзя? — Чонук подходит ближе, и Чимин хватает чашку с тумбочки. Липкая волна паники прокатывается по позвоночнику.
— Как там его зовут — Намджун, кажется? Ты ему не рассказывал, как умеешь? Он бы оценил! Точно тебе говорю, у тебя отлично получается! — Чонук оттопыривает щёку языком и ухмыляется. Чимин багровеет, всё ещё пытаясь держаться. Намджун сдуру пустил этого дьявола, и даже не подозревает, как он опасен. Лучше не сталкивать их лицом к лицу и попытаться разобраться самим.
— А ещё помнишь? Языком. Как я тебя учил. У тебя превосходно получалось!
Чимин держится, но Чонук наклоняется, хватая его за подбородок. Чашка с грохотом разбивается, пролетев над его плечом и врезавшись в дверь.
Когда Намджун влетает в комнату, Чонук стоит как ни в чём не бывало. Сука. Можно себе представить, что подумает Намджун, видя эту картину. Но, главное, на правду он всё равно не подумает. И, наверное, это хорошо. Намджун сложный, но красивый и нравится Чимину. Чимин не хочет ему проблем.

Он даже бросает идею с серией рисунков, потому что никто не знает, что там в голове у Чонука вертится. В этот раз Намджун его выставил, а что будет в следующий? Опасно. Чимин держится почти неделю, рисует в стол, снова почти не общается с Намджуном. Только наблюдает за ним и придумывает их альтернативную историю на "бумаге". Представлять "как могло бы быть" — очень заманчиво. Чимин занимается этим дни напролёт, увеличивая серию до двух десятков рисунков. Нарисованный Намджун разговаривает с нарисованным Чимином, смотрит периодически в глаза и смущается. Настоящий Чимин смотрит в глаза настоящему Намджуну, только когда тот его будит по утрам. В серии комиксов нарисованный Чимин проводит по нарисованной намджуновой шее и сладко улыбается, заигрывая. В реальности Чимин может себе позволить только невзначай задерживать на несколько драгоценных мгновений пальцы, пока Намджун пересаживает его, как всегда ничего не замечая. Намджун вообще не из умненьких конкретно в этом плане. Кажется, даже если он и заподозрит что-то, то очень и очень не скоро.
Засыпая, Чимин представляет себе его фигуру на кухне. Сгорбившийся Намджун что-то строчит в своём блокноте, заливая в себя очередную порцию чая. Картинка оживает в мозгу, и Чимин подходит — во сне он всегда может ходить — заглядывает за его плечо, чтобы прочитать написанное, и ударяется носом, когда тот поворачивается. Они не целуются, не переходят на что-то ещё более интимное, даже не обнимаются, но "дружат" как в сёнен-айной манге, как будто случайно прикасаясь друг к другу и обсуждая всё подряд. В реальности они молчат. И Чимин весьма слабо себе представляет, где их увлечения могли бы пересечься. Нарисованные отношения ему всегда давались гораздо легче, чем реальные.

А потом Намджун вдруг остаётся в его комнате. И больше не уходит на кухню. Сидит в своих наушниках и делает вид, что не слышит и не видит ничего вокруг. Чимину нереально любопытно, что же изменилось, и вместе с тем немного страшно. Намджун становится чуточку ближе, а значит и осторожничать надо больше, чтобы не спалиться. Вряд ли Намджун оценит перспективу побыть в отношениях с парнем. Почему-то Чимин почти на все сто уверен, что узнай Намджун, что он ему нравится, уйдёт не оглядываясь. Поэтому он не должен узнать. Ни в коем случае.
Но что-то меняется кардинально. Намджун не просто сидит теперь в чиминовой комнате, но и пытается заговорить. Чимину кажется, что он попал в параллельную вселенную, где Намджун хочет стать его другом или хотя бы хорошим знакомым.

[Vikara]

А в один из дней он вообще предлагает выбраться в книжный. Чимин уже третий год никуда, кроме больницы, не выбирается. И не особо-то и собирается. Выходить туда, где Чонук будет чувствовать себя свободнее, чем в его доме, кажется ему опасным. Но Намджун явно обидится и удержать их отношения на отметке "неплохие" не получится. Возможно, они даже станут хуже. Взвесив все "за" и "против", он решает рискнуть. В конце концов, не всю же жизнь скрываться в стенах особняка.
Встретиться с друзьями — слишком заманчиво, поэтому Чимин называет адрес знакомого книжного магазина.

Чимина не оставляет поганое ощущение, что за ними следят. С этим постоянным страхом в крови он, кажется, уже стал параноиком. Судя по периодическим скептичным взглядам Юнги, точно стал. Причём, Чимин понимает, что вряд ли тот, кого он боится, знает, что они с Намджуном выбрались из дома. Слежки за особняком он ни разу не замечал. Но тревожные мысли всё равно не покидают. Не покидают даже в машине. Юнги всегда очень внимательный, если слежка есть — обязательно заметит, но Чимин всё равно нет-нет, да поглядывает в зеркало дальнего вида.
А меж тем на улице так красиво... Время золотой осени почти ушло, но прелестная окраска листьев на деревьях пока не полностью опала на землю. Красные клёны, жёлтые дубы и оранжевые вязы порадуют или минимум обратят на себя внимание даже самого испуганного и депрессивного человека. Чимин в восторге оглядывает разноцветное великолепие и невольно думает, что не зря он наконец выбрался из своего добровольно-принудительного заточения. В садике рядом с домом тоже красиво, но настолько приелось уже взгляду, что и не замечаешь.
Они проезжают по знакомым ранее местам, которые всё же успели измениться за три года его затворничества. Три года — большой срок. Некоторые уютные местечки, типа небольшой кофейни, где варили божественный латтэ с карамелью, или пончиковой с бесплатным чаем при покупке от четырёх штук, успели закрыться. Зато сабвэй, что раньше занимал всего несколько помещений, разросся на два этажа. Удивительно, как всё меняет время.
Чимин смотрит, вспоминая, как бежал по этой улице, торопясь на репетицию, и закусывает губу. Как же это было давно. Словно в другой жизни. В жизни до. Чимин тогда был так счастлив. Каждый день занимался любимым делом. Небольшой зал в одном из зданий дружелюбно распахивал ему свои двери в любое время дня и ночи. Припрёт позаниматься — звонишь сыну владельца, фрику Хончолю, и можно хоть до утра танцевать, отражаясь в многочисленных зеркалах.
На мгновение Чимин хочет сказать Юнги остановить машину и вернуться, чтобы заехать. Но в последний момент понимает, что не стоит. Он всё ещё не готов. Почему-то ему кажется, что, если он вкатится на коляске в репетиционный зал, где раньше проводил большую часть времени, последние крупицы надежды, что это ещё вернётся, превратятся в пепел и осядут на гладкий пол, где их смоют при первой же уборке. Чимин переводит взгляд на свои обездвиженные ноги и в который уже раз мысленно переносится назад в прошлое, где он не мог разве что летать. И то, недолгие "полёты" в танцевальных движениях давались ему довольно легко. "Талант", — так говорили все, кто видел его танцующим. Но за этим односложным словом стояли годы тренировок, диет и качалки. Годы тяжелой работы, которая пошла прахом в тот момент, когда чиминовы ноги соприкоснулись с бампером несущейся на всей скорости машины.

Только увидев девочек, Чимин понимает, как сильно он по ним скучал. Раньше, до аварии, он вместе с Тэхёном частенько приходил сюда, чтобы поболтать с друзьями и почувствовать себя в волшебном мире книг своим, а не чужим. Чимин не особо книгочей, но ему безумно нравится это ощущение, исходящее от бумажных страниц под пальцами. Запах новых и не очень книг. Ни с чем не сравнимое чувство от ровных рядов, выстроенных в алфавитном порядке историй в различных переплётах. Чимин не считает себя безнадёжно тупым или же преувеличенно умным, но приходит сюда подпитываться — верит, что место, где собрано столько мудрых мыслей, облаченных в слова и запакованных на века в строчках книг, меняет в лучшую сторону того, кто находится рядом. Как наивная вера студентов, подкладывающих перед экзаменом учебник по предмету под подушку. Типа, поспишь на нём и усвоишь тему получше. Глупо, но в чём-то весьма действенно. Как говорил профессор психологии, которая у них была весь второй семестр, все дело в самоубеждении. И, как говорит Тэхён, всё — в голове. Оба они по-своему правы.
А ещё Чимина завораживает вид читающих людей. Те будто уносятся куда-то в другой мир, оставляя в этом лишь оболочку. А где, как не в книжном или библиотеке, встретить погрузившегося в книгу человека? Теперь, правда, Чимину и далеко ходить не надо — Намджун частенько читает. При этом он периодически настолько погружается, что шевелит губами. Чимин обожает наблюдать за ним в такие моменты. Хотя, что уж там. Ему в принципе очень нравится это делать это — Намджун красивый со всеми этими его длинными ногами, руками, пальцами. Чимин для сравнения как-то положил свою ладонь рядом и смущённо убрал, пока это не стало заметно. Рядом с пятёрней Намджуна чиминова рука смотрелась как у младенца. Весьма неловко. С книгой Намджун выглядит ещё красивее, чем обычно. В такие моменты Чимин особенно остро осознаёт, за что девушки так любят умных мужчин. Это сосредоточенное лицо просто не может не привлекать. Намджуново — особенно. Потому что оно ещё и красиво, интеллигентное вдобавок, хоть причёска и слегка разбивает стереотип умных задротов в очочках и с вьющейся шапкой из волос на голове. Ещё один плюс в сторону Намджуна. Чимину нравится всё, что разбивает стереотипы — это весело и свежо. Как свежо и то, что на встрече с Дарой и Минхён Намджун, наконец, обращает своё внимание на Чимина. Словно выныривает из своего кокона и внимательнее приглядывается к свету. Чимин не может не радоваться этому, хотя всё ещё понимает, что ему ничего не светит. Изначальная схожесть Намджуна с Чонуком кажется ему сейчас притянутой за уши. Они абсолютно не похожи при ближайшем рассмотрении. До идеальности Чонука Намджуну также, как до Парижа. Идеальности в плане движений, мимики, положения в обществе и всяческих других социально значащих факторов. Чонук — образец мнимой правильности и гармоничности, а Намджун — сама неловкость и неуклюжесть, что при его габаритах практически катастрофа. Зато внутренне до Намджуна Чонуку гораздо дальше... Чонук — лживая скотина, идеальная только внешне, недалёкий мстительный извращенец, что может быть хуже? Намджун же умный, даже слегка замороченный в этом плане, искренний и, как бы это не звучало, чуткий. С самого начала они не очень-то ладили, но потом он сам пошёл навстречу и периодически отлично чувствует чиминово настроение, желания. Правда, не всегда. Намджун не идеален, но этим и привлекает. Чимин в душе восхищается с первого дня. И если сначала это касалось только внешности, то теперь гораздо глубже. А значит, опаснее. Опаснее для Намджуна.

Чимин уже больше трёх лет оглядывается и успешно развивает свою паранойю, поэтому ничуть не удивляется, когда ему на секунду кажется, что он видит знакомое отражение в окне книжного. Они пьют чай вместе с Дарой и Минхён, и откуда ЕМУ взяться здесь, ведь слежки сто процентов не было, непонятно. Чимин списывает видение на своё чересчур разыгравшееся воображение и запрятывает страх глубоко внутрь, чтобы насладиться приятным обществом, а не унимать дрожь в руках. К счастью, обстановка прямо-таки располагает к тому, чтобы расслабиться и получать удовольствие от общения. Все же идея наведаться к Даре была очень хороша! Чимин впервые за долгое время чувствует себя на своём месте и может счастливо улыбаться.
Пока в окне снова не видится ненавистное отражение, и всё внутри Чимина леденеет. Снова мираж, или ОН действительно снаружи? Кровь отливает от чиминова лица. "Нет, пожалуйста, нет. Только не это", — бьётся испуганной птицей в голове. "Всё ведь было так прекрасно! Так счастливо".
— Кажется, нам пора, — говорит Чимин как можно более спокойным голосом, а сам весь дрожит от ужаса. Ведь если... Чимин старательно отгоняет от себя плохие мысли, но книжный они покидают. На всякий случай. Чимин мысленно обещает себе не появляться здесь снова. И, чтобы проверить свои подозрения, просит Намджуна заехать в другой магазин. Исподтишка Чимин наблюдает за дорогой и подворотнями, но слежки не замечает.

[Vikara]

Запястья затекают, и кровь пульсирует оглушительно громко в большой полупустой комнате с высокими потолками и канделябрами. Чимин вязко сглатывает скопившуюся слюну и зябко ёжится от пробежавшего по ногам сквозняка. Холодно и неудобно.
— Может, в следующий раз? — голос получается хриплым и жалким. Отражается от стен, покрытых пошлого цвета обоями, от люстры, которая здесь скорее как дань привычному, чем действительно нужная вещь, от тяжёлых занавесок на огромных окнах. Отражается и упирается в голый торс вышедшего из ванной комнаты парня.
— Тебе понравится, пупсик, — в животе у Чимина от этого голоса сворачивается тугой узел и член еле заметно дёргается вверх. Им обоим известно, что будет дальше. — Ты будешь ещё умолять о продолжении.
Чимин распахивает глаза и просыпается. Липкий пот стекает по его спине, и руки дрожат от страха и возбуждения одновременно. Больной ублюдок. Успокоиться получается только,посмотрев на Намджуна. Несанкционированное лекарство.
Вечером тот получает от Сокджина взбучку. Наверное, Чимин умудряется перенервничать, потому что болезнь, находящаяся всё время на стрёме, протягивает свои лапы и обвивает его, утягивая в свои сети. И кошмары, всё это время вертящиеся неподалёку, тоже возвращаются, почувствовав, что Чимин ослаб.

Колени скользят по влажной от пота и смазки простыни и разъезжаются в стороны. Сильные руки подхватывают его, не давая упасть на кровать, и запах секса и духов ударяет Чимину в нос.
— Малыш, как же я тебя хочу, — обманчиво нежное обращение вдребезги разбивается о стальные нотки. Чимин готов лечь и не шевелиться ближайшие пару лет, но за него решают иначе. Собственно, как всегда.
Горячее дыхание опаляет шею, и зубы оставляют отметину, больно прикусив кожу. Завтра снова придётся надевать кофту, прикрывающую горло. Если он вообще будет в состоянии куда-нибудь пойти. Его грубо разворачивают и раздвигают ноги.
— Тебе понравится. Ты оценишь, — больше похоже на увещевание, но внизу живота снова разгорается пламя. Это уже на уровне инстинктов. По члену скользят мокрые пальцы, возбуждая в который раз за этот вечер. Перед глазами плывёт, и черные цветы на красных обоях сливаются в чернильные кляксы. "Понравится, оценишь", — набатом в голове. Обжигающий шлепок по ягодице, и Чимин снова различает нарисованные лепестки. Возбуждение, граничащее с болью. Секс-марафон продолжается.

Когда Чимин снова выныривает из сна, кажется, наступает следующий день. У Намджуна фингал и пластыри на лице. Совпадение? Чимин спрашивает, как так вышло, и уговаривает себя не думать слишком много. Намджун не особо везучий, и это всё очень похоже на случайное совпадение. Только вот на душе всё равно кошки скребутся. Впиваются когтями, раздирая до крови.

— Проси, — приказывают ему, не давая самому дотронуться, держа на пике и не позволяя излиться уже.
— Пожалуйста, — Чимин не узнаёт собственный голос.
— В глаза смотри, малыш. Здесь нечего смущаться, — пальцы проходятся близко, но не настолько, чтобы это мучение, наконец, закончилось. Чимин поднимает взгляд, встречаясь глазами с чёрной, как ночь, радужкой. Член снова скользит внутрь него, заставляя прогибаться, насаживаясь сильнее. Невыносимо хочется кончить. Чимин краснеет, но не отводит взгляд — за непослушание эта пытка может продлиться ещё дольше.
— Хороший мальчик. А теперь, — с хлюпающим звуком член выходит из Чимина, и остаётся совсем чуть-чуть потерпеть. Сценарий уже изучен до последней фразы. Руки сжимают чиминову шею.
— Трахни. Трахни меня, — равно выдыхает Чимин и облизывает губы, зная, как это подействует. Пара завершающих штрихов, и веки наливаются тяжестью, закрываясь. Скоро боль отступит. Скоро станет легче.

[Vikara]

Намджуново лицо — как поплавок среди безумия. Каждый раз, просыпаясь, Чимин ищет его взглядом, чтобы зацепиться и не нырнуть снова в кошмары. Сейчас, чувствуя себя таким слабым и разбитым, он уязвим, как никогда. Симпатия к Намджуну переливается внутри него и так и грозится вылиться наружу. Чимин позволяет себе больше, чем обычно, чтобы сдержаться. Сил противостоять остаётся ничтожно мало. Платоническую любовь придумали идиоты, у которых объект любви находится далеко, а не маячит перед глазами.
Намджун же рядом постоянно. Трогает, смотрит. Даже с закрытыми глазами Чимин чувствует его присутствие и хочет, очень хочет прикосновений. Липкие и мерзкие кошмары распаляют и возбуждают, не давая выхода поднятой со дна сексуальной энергии. Нечестно, жестоко. Чимин словно невзначай хватает намджунову руку. Сопротивляться желаниям, когда вот он, объект, рядом — пальцы протяни и дотронься — с каждым днём становится всё более невозможно.

У Намджуна выходной, и Чимину дико непривычно просыпаться и не видеть сосредоточенное намджуново лицо с большими, как будто надувными, губами и выразительными бровями. Он снова остаётся один на один с одиночеством, которое холодными пальцами забирается под кожу и зудит там, заставляя раздражаться по пустякам и ненавидеть весь мир. У Чимина ежедневный приём лекарств, некоторые из которых настолько осточертели, что хоть волком вой. Периодически он этим и занимается, категорически отказываясь принимать. Правда, хватает его ненадолго. Точнее, до прихода Сокджина. Тот заставит и мёртвого выполнить рекомендации.
Выходной Намджуна — лишний повод задуматься о том, насколько Чимин уже привык к нему. И каково ему будет, когда тот, например, уволится. Многие бы сказали, что это чересчур пессимистично — размышлять о печальном окончании чего-либо, но Чимин считает, что надо иногда готовить себя морально. Намджун точно не останется с ним навечно. А Чимин вляпался в него по самую макушку. Стоит поумерить пыл и задуматься о последствиях. Если б это ещё помогло... чем больше он думает о Намджуне, тем отчётливее понимает, что любит его. Ужасное открытие.

Намджун предлагает сыграть на желание. Беспечное предложение. У Чимина, например, в голове ни одной приличной мысли после этих всех кошмаров по ночам, и лучше бы ему проиграть. Потому что, выиграй он, попросил бы минимум объятия, если бы осмелел — поцелуй. Так, не за желание, ему такое ни за что от Намджуна не получить. Три года — такой большой срок, и за всё это время максимум, который у него был, поцелуй в висок от матери. А ночью воспоминания подогревают внутренний огонь, и Чимину хочется близости. Хотя бы минимальной. Хотя бы намека. Мать как-то предлагала вызвать ему проститутку. Чимин гордо отказался и долго держался. Сейчас же ежедневно рядом с ним объект вожделения, и целоваться хочется до одури. Поэтому игра на желание — худшее, что Намджун мог придумать. Чимину нельзя выигрывать. С другой стороны, обратного пути, случись это, не будет. Намджун узнаёт всё, и почти наверняка — уйдёт. Больше ничто не будет бередить чиминово воображение, душу и сердце. Чимин одновременно хочет и страшится этого.
Ко всеобщему облегчению, он всё же проигрывает. А уже через минуту словно побеждает в лотерее — Намджун предлагает помыть ему голову. Прикрыв глаза, Чимин уносится в страну грёз, пока намджуновы пальцы перебирают его пряди, массажируют голову, вспенивая шампунь. Невообразимо приятное ощущение. По чиминовой спине вниз сбегают мурашки, не выгнуть шею, подставляясь под прикосновения, оказывается очень сложно.
Вечером Чимин изображает эту процедуру в своём комиксе. Только нарисованный Намджун в конце не протягивает ему полотенце, а вытирает сам и наклоняется опасно близко. Жалкие миллиметры отделяют их губы, Чимин подаётся вперёд и касается их первый.
Даже просто посмотрев на картинку, Чимина чувствует фантомное прикосновение намджуновых губ, практически ощущает его дыхание. Внутри всё болезненно замирает.
Целоваться теперь хочется ещё сильнее.

Намджун предлагает перекрасить волосы. И Чимин был бы, наверное, против, но под шумок ему удаётся уломать и самого Намджуна сменить цвет шевелюры. Поэтому спустя несколько часов Чимин видит в отражении не только блондинистого себя, но и Намджуна. И, по правде, увиденное поражает его. Он был уверен, что красивее, чем есть, Намджун уже стать не может... Как же он ошибался. У Намджуна тёмные выбритые виски и белая опущенная чёлка. Кажется, так и выглядит чиминов конец.
Отвести теперь глаза от Намджуна становится в разы сложнее.

[Vikara]

Ещё после того выезда в книжный Намджун становится более открытым и разговорчивым. С каждым днём они всё больше сближаются. Болтают, играют вместе, Намджун иногда даже читает Чимину вслух книгу. Правда, он совсем её не запоминает. Ни единого слова, если быть честным. Потому что так поглощён впитыванием намджунового голоса. Его голос — отдельный фетиш Чимина, после намджуновых длинных ног и изящных длинны пальцев. Хорошо, что Намджун не спрашивает ничего по прочитанному, Чимин бы и двух слов связать не смог бы.

Знакомый потолок с трещиной в побелке, похожей на английскую "j", и канделябрами по периметру. Чимин смотрит на него, фокусируясь на загогулине внизу и привыкая к ощущению чужеродного объекта внутри себя. Наручники уже были, повязка на глаза тоже, костюмы для ролевых игр, разнообразные игрушки, а вот до вибраторов дело ещё не доходило. Запястье Чимина снова зафиксированы, только в этот раз кожаными ремешками. Не пошевелиться.
— Постонешь для меня?
Чимин краснеет и сжимается, когда по телу проходится дрожь. Вибратор включается, насильно возбуждая. Чимин закусывает губу и выгибается, чтобы не доставало, но уже спустя несколько мучительных минут сдаётся и вжимается бёдрами в простынь, лишь бы уже наконец кончить. Только не выходит — вибратор выключается, а дотронуться до члена и разрядиться — никак. Руки крепко связаны.
— Так постонешь для меня?
Чимин загнанно дышит и кивает. Что угодно, лишь бы... терпеть невыносимо.

— Становится скучно, не считаешь? — Чимин прикрывает глаза и не отвечает. Что же он придумал теперь? — Мне тут птичка нашептала, что это усилит ощущения. Ты ведь хочешь доставить мне удовольствие?
Чимин согласно мычит, и не открывает глаза.
— Сейчас будет немного больно, — предупреждают его, но Чимин всё равно дёргается, когда что-то холодное касается его руки.
— Что это? — он с удивлением распахивает глаза, натыкаясь взглядом на шприц в ладони его парня и демона в одном лице.
— Нет, никаких наркотиков, — Чимин говорит, уверенно глядя ему в глаза, и это первый раз, когда он настолько серьёзен и категорически против. Одно дело — всякие секс-игрушки и закидоны в постели, и совсем другое — наркотики. Чимин, конечно, богатенький мальчик и может позволить себе и сами наркотики, и миллионы лечебниц после, но не хочет. Вместе с этим Чимин танцор, и ему важно состояние собственного тела. Он не хочет никаких ломок и тому подобной херни. Чимин спортсмен, и его парень это преотлично знает, но всё равно тянет шприц к его вене. Дело принимает плохой оборот. Чимин терпел всё, что придумывал этот дьявол, подыгрывал ему, но это уже переходит все границы.
— Нет! Не смей. Мы расстаёмся, слышишь? Никаких наркотиков! — Чимин старается не паниковать, но это довольно сложно сделать, потому что он снова лежит голый на кровати и его руки в очередной раз привязаны к изголовью.
— Ты не сможешь без меня, детка, — уверенно заявляют ему. Шприц входит в вену, несмотря на все попытки этому помешать.

Чимин привыкает к постоянному чувству стыда. Но никак не может привыкнуть к тому, что не хватает воздуха. Перед разрядкой его всегда душат. Нажимают на горло и не дают вдохнуть. Поэтому каждый раз перед тем, как кончить, у Чимина темнеет в глазах и в ушах набатом звенит. А ведь он хотел отношений, как у других. Хотел романтические свидания, спать в обнимку и дарить друг другу мелкие, но значимые подарки. Парные кольца или футболки, встречать вместе рассвет, кататься на колесе обозрения и есть сахарную вату. Чимин обожает все эти избитые до ужаса романтичные штучки и очень хочет себе такие же. А получает вот это вот всё.
И ведь ничто же не предвещало...

Он влюбляется в Чонука с разгона. В самом буквальном смысле этого слова — выбежав из-за поворота и впечатавшись ему в грудь. Чимин тогда поднимает глаза вверх и тонет в радужке, запечатлевая на сетчатке его прекрасный образ. Высокий, с невероятной невинно светлой улыбкой, Чонук поражает его воображение и влюбляет сразу. Без шансов. Никаких долгих прелюдий и размышлений. Чимин смотрит на Чонука и думает, что хочет быть с ним. Хочет быть его парнем. Чонук выглядит так мило с этой своей похожей на кроличью улыбкой, разлетающейся чёлкой и большими для корейца глазами. Он младше Чимина на пару лет, обожает рубиться в приставку и носит ярко голубой рюкзак с вышитом зайцем на кармане. У Чонука море друзей и богатые родители, богаче, чем у Чимина. У Чонука уверенности в себе хоть отбавляй, и привычка получать всё, что хочется. Чимин немного даже завидует ему, у самого Чимина, несмотря на возможности, самооценка стремится к нулю. Он не может похвастать ни миллионом друзей, ни высоким ростом и запоминающейся внешностью. К тому же, Чимин — гей, что не добавляет, как он считает, плюсов. Чонук, судя по тому, как смотрит на него, как минимум би. Только вот абсолютно этого не стесняется. Не выставляет этого напоказ, но и не тщательно скрывает. Чонук в лёгкую спрашивает чиминов номер телефона, тогда как сам Чимин боится лишний раз посмотреть в его сторону. На самом деле, Чонук прямо олицетворяет все тайные чиминовы мечты. Высокий, уверенный в себе, успешный. Чимин не может приписать себе ни одного из этих слов. Хотя Тэхён уверенно утверждает, что все проблемы только в чиминовой голове. Что ж, возможно. Но легче от этого не становится.
Они сближаются до подозрительного легко и быстро. Просто Чонук — душа компании: разговорчивый, дружелюбный и притягивающий, что ли. Люди стремятся быть поближе к нему. И это явно не из-за денег, или не только из-за них. Пак Чимин, добро пожаловать в клуб неудачников — даже с такими обеспеченными родителями, у него из друзей — Тэхён, Дара с Минхён и, пожалуй, всё. Весьма и весьма негусто. У того же Тэхёна, вон, гораздо больше друзей. Но с его очарованием тягаться — безнадёжное дело. И снова, Пак Чимин, добро пожаловать в клуб неудачников. У всех твоих друзей приятелей больше, чем у тебя. Правда, таких, как Тэхён — нет. Закадычных, чтоб душа в душу, одинаковые странные мысли в головах и идиотские придумки притворять в жизнь и получать за это вместе. Только вот где он теперь, этот Тэхён... Чимин его последний раз видел месяца четыре назад. Тэхён свалил в очередное "восхитительное супер-пупер путешествие".
У Чонука очаровательная улыбка, и в противовес ей хищный взгляд, когда это видит только Чимин. И ведь сначала он даже находит это интересным. Завораживающим и интригующим. Чонук обхаживает его с неделю, таская с собой по магазинам, в кино и кофейни. И только после этого предлагает встречаться. Чимин, по правде, думал, что они уже. Потому что после одного из походов в кино, Чонук зажал его в туалете и отсосал. Друзья и приятели, вроде как, так не делают. И на случайную связь это тоже не похоже.
Когда Чимин отвечает "да", Чонук оскалившись говорит: "Теперь ты мой". И если это не звоночек, то что ещё? Но Чимин пропускает это мимо ушей, хотя стоило бы понять сразу, что его ждёт.

[Vikara]

— Мы в больницу на обследование. Скоро вернёмся, — говорит Сокджин. Намджун очень жалеет, что не узнал об этом раньше — поспал бы подольше. — Мы не собирались сегодня, просто так вышло, — будто читает его мысли Сокджин. — Не скучай.
В доме в этом крыле никого в такое время. Госпожа Пак уехала, господина Пак Намджун не встречал с того дня, а домработница никогда лишний раз не ошивается в этой части дома. Так что, похоже, настало время, чтобы узнать о Чимине чуть-чуть больше. Намджун не собирается копаться в его белье или искать дневник, но очень хочет посмотреть видео, где он танцует. Что такое существует, он ни секунды не сомневается. Все танцоры периодически записывают свои репетиции, чтобы, просматривая, находить ошибки и исправлять их. Намджун, правда, не знает пароль от чиминова ноутбука, так что вероятность того, что он сможет найти, стремительно близится к нулю. Но попытка — не пытка. Прикрыв дверь, Намджун забирается с ногами в кресло и, открыв ноутбук, задумчиво жуёт нижнюю губу. Пароль. Что это может быть? Намджун обводит взглядом безликую комнату, стопорится на огромном окне и набирает "танец". Нажимает энтер и слышит запрещающее пиликанье. Не верно. В подсказке написано "дебил". Может быть, Тэхён? Сокджин говорил, что так зовут двоюродного брата Чимина и, по совместительству, лучшего друга. На набранное имя ноутбук реагирует положительно, загружая Намджуну стартовую страницу. Как предсказуемо. Намджун пшикает и смотрит на названия папок на рабочем столе. Он надеется, что Чимин не слишком скрытный и оставил нужную информацию на видном месте. Провожает взглядом папки "учеба", "зима" и "дом", останавливаясь на "октябрь". Намджун почти на все сто процентов уверен, что там и есть заветные видео репетиций, но, открыв, в шоке застывает. В папке нет видео, только картинки. Точнее, рисунки. Рисунки Чимина и Намджуна! Парочки Чимина и Намджуна. Вот они держатся за руки, а вот целуются. Намджун во все глаза смотрит на это и чувствует, как внутри загорается пламя. Поцелуй выглядит так реалистично — Чимин отлично рисует! — что кажется настоящим. Намджун проматывает рисунки их знакомства, рисунки поездок и ежедневного общения. Выдумка в них настолько тонко перемешана с правдой, что заставляет сомневаться. Намджун точно всё помнит? Может быть, некоторые подробности его мозг не сохранил? Намджун разглядывает рисунки, где моет Чимину голову, читает подпись чиминовых мыслей сверху — похоже, это комикс — и не знает, как реагировать. Что-то глубоко внутри говорит ему, что он давно подозревал нечто подобное, но принять оказывается гораздо сложнее. Намджун теперь знает чиминову тайну, и это ужасно, но ему малодушно хочется её забыть. Развидеть, будто ничего и не было. Посмотрел на видео танцев. Отлично!

Когда спустя час они возвращаются из больницы, Намджун не знает, как теперь смотреть Чимину в глаза. Перед мысленным взором картинка, как они целуются, и просто — за что?! Всё ведь нормально было! Каждое прикосновение теперь обретает другой оттенок. Пересаживая Чимина из коляски в кровать, Намджун ловит себя на мысли, что просто не может отвлечься, думает о чиминовых пальцах у себя на шее. Кошмарно. Он даже пропускает мимо ушей тираду Чимина о том, как они съездили.
Наверное, к этому всё и шло. Вынужденно они стали слишком близки, а если прибавить привязанность и, как теперь оказалось, нетрадиционную ориентацию Чимина, то неудивительно, что всё вышло так, а не иначе. Проблема только в том, что Намджун-то — не гей. И совсем не хочет Чимина отшивать. А рано или поздно придётся. Находясь так близко постоянно, он не сможет держать это вечно в себе и только на рисунках. Однажды он сорвётся, позволив себе чуть больше, и Намджуну придётся сказать ему "нет". От неприятного ощущения уже штормит. Намджуну Чимин стал очень дорог за эти пару месяцев, что они находятся вместе большую часть времени. Отшивать абсолютно не хочется. Но Намджун не гей. Даже не би. Всегда смотрел только на женскую грудь и округлые формы. Никогда не чувствовал возбуждения от вида голых мужчин. Так некстати вспоминается реакция на Чимина, когда ему надеваешь штаны. То, как он откидывается на подушки, прикрывая глаза, и то, как Намджун себя чувствует в этот момент.
Но нет, он абсолютно точно не гей.

— Давай выпьем? — предлагает Чимин. — Я попрошу Сокджина не давать мне денёк лекарства. Сил уже никаких нет. Хочу соджу.
— Давай.
Это определённо идиотская идея! Особенно, в свете новых познаний Намджуна. Но он соглашается. Чимину с его светлыми, как у ангела, волосами, очень сложно отказать, когда он что-то просит. "А если скажет прыгнуть — прыгнешь?" — ехидно спрашивает Намджун сам себя и прогоняет роящиеся мысли прочь. Нет, он не хочет знать ответ. Хватит с него пока что шокирующих новостей.

Намджун отправляется в магазин за соджу и закуской, пока Чимин снова принимается что-то рисовать в ноутбуке. Да, ему любопытно, что на этот раз. Но нет, он не уверен, что ему стоит знать. Увиденного и так хватит на очень долгое время.
Продавец подмигивает Намджуну и желает удачно покутить. С каких пор люди вокруг стали замечать его? Мать говорит, что всё дело в том, что он научился улыбаться. Хотя и сам не понял, как это произошло. Видимо, находясь рядом с Чимином, стал отражать его улыбку. Намджун кивает, благодаря продавца, и думает о том, как же кардинально изменилась его жизнь. За какую-то пару месяцев!
Бутылки соджу звенят в пакете, пока он идёт обратно к особняку, и на ум приходит идиотская мысль, нормально ли вообще пить в рабочее время? Что бы сказала госпожа Пак, если бы узнала? Сумасшествие. Но Чимин один пить точно не будет. И кидать его вот так, в последний момент, как-то глупо. Придётся поддержать.

[Vikara]

Намджун планирует пить по чуть-чуть, чтобы выпить в итоге немного, но, по большей части, говорит Чимин. Ему остаётся только пить, чтобы это вообще походило на задуманную пьянку, а не просто день разговоров. Намджун спрашивает про танцы, и Чимин рассказывает, как занимался, как проклятый, участвовал в различных конкурсах. Как мечтал стать айдолом. Намджун просит показать видео, которые так и не нашёл. И очень жалеет о своей просьбе, когда видит съёмки репетиций. Чимин и так, несмотря на милую внешность, умеет быть сексуальным, а в танце это умение возрастает до немыслимых размеров. Намджун смотрит, как тот извивается, как трахает воздух, вздымая бёдра в танцевальных движениях, как падает и поднимается снова, растекаясь и собираясь заново. Будто у него и костей нет — так гибко, пластично.
Чимин на репетициях с голым торсом, и это очередная намджунова боль. Он слишком прекрасен! Чимин и танцы — идеальное дополнение друг друга. Чимин и танцы — единственно верное сочетание. Чимин и танцы — потрясающее воображение зрелище. Намджуну становится жарко просто при взгляде на эту ничем не скрытую страсть. Безумно красиво и горячо.
— Хён, у тебя тут это... — Чимин впервые говорит ему "хён", и Намджун в офигении поворачивается к нему, встречаясь глазами.
— Что "это"? — не понимает он.
— Слюнки сейчас потекут, — пшикает Чимин, рассыпаясь в звонком смехе.
— Да ну тебя!

Они надираются, хотя собирались просто выпить. Причём, если Чимину-то, в принципе, можно, то Намджуну ещё домой идти и вообще, что будет, если его в таком состоянии увидит госпожа Пак? А ещё — Чимина надо бы переместить из кресла в кровать. И как это сделать, чтобы при этом не убить его и не убиться самому, та ещё задачка. Но в Намджуне плещется ром и "да всё окейно будет". Поэтому на кровать они плюхаются вместе. Намджун придавливает Чимина и боится шевельнуться. Перед глазами звёздное небо, и ноги ватные. Нельзя пить на голодный желудок. Абсолютно противопоказано.
— Я сейчас, — обещает Намджун, пытаясь нащупать почву под ногами. Чиминово сердце бьётся где-то под намджуновой грудью, и, переведя взгляд на его лицо, Намджун подвисает. В который уже раз за этот вечер. Перед мысленным взором картинки из нарисованного комикса. "Может, это действительно так здорово?" Опасные мысли, опасная близость, но отравленный алкоголем мозг пропускает все предупреждения. Намджун тянется вперёд и пробует.

Чиминовы губы горячие и охотно открываются, пропуская внутрь. У Намджуна шокированно округляются глаза, но мозг не контактирует с телом, поэтому поцелуй углубляется, переходя из невинного касания губ в нечто упорно не поддающееся идентификации. Жаркое, желанное? В себя Намджун приходит только, когда Чимин вдруг тихо стонет ему в рот. Намджун откатывается в сторону и закрывает лицо руками. "Блять, что это было?!" Сейчас бы испариться, исчезнуть, сбежать куда-нибудь, но Намджун не какой-то там трус. Да, он не знает, что отвечать, если вдруг будет задан вопрос, но готов взять ответственность за свои порывы. К счастью, Чимин ничего не говорит. Просто смотрит, как Намджун подтягивает его на подушку, как раздевает, неуклюже навалившись. Довольно сложно координировать движения, когда в голове туман из алкогольных паров. После того, как последняя штанина оказывается побеждённой, Нвмджун выдыхает, развалившись рядом на кровати. Чимин никак это не комментирует и прикрывает глаза. В сон действительно клонит. Намджуну стоит неимоверных усилий поднять себя с тёплой постели, чтобы сходить за водой, и, оставив её на тумбочке, удалиться из комнаты, убедившись, что Чимин уснул.

Он, конечно, знал, что подобный момент настанет. Что Чимин проявит свои затаённые чувства, но никак не ожидал, что сам поспособствует этому. И что это произойдёт так скоро — тоже. Но так случается, и на следующий день, когда в голове проясняется, Намджун готов рвать на себе волосы, если это поможет, потому что идти к Чимину приходится, а как себя вести — он не имеет ни малейшего понятия. Он думал об этом полночи, уставившись в потолок и беззвучно вопрошая невидимые силы. Почему он вообще довёл до этого? Ведь Чимин не лез сам. Это Намджуну стукнула в голову шальная мысль проверить. Это он потянулся целоваться. С парнем, на минуточку. И, если уж совсем честно, не почувствовал никакого отторжения или брезгливости. Целоваться с Чимином оказалось горячо, мокро и... очень чувственно. Во всяком случае, в пьяном состоянии Намджуну даже ... понравилось? Поразительно. Но факт. Намджуну не хотелось прерываться, не хотелось врезать Чимину, отплевываться и полоскать рот с мылом тоже. Он и отпрянул только потому, что испугался. Чимин простонал, посылая табун мурашек по намджуновой спине, и Намджун побоялся продолжать. Почему? Хороший вопрос. Но на него, хоть Намджун и сильный не только физически, но и морально, и умный, пока ответить не может. Даже самому себе. Что делать дальше он тоже пока не знает, но запихивает малодушные порывы сказаться больным куда подальше, и всё-таки приходит в особняк к сроку.

[Vikara]

На деле ничего не меняется. Только Чимин периодически смотрит на него внимательнее обычного. Они не разговаривают о вчерашнем вечере и вообще всячески обходят тему их спонтанной пьянки стороной. Но поговорить придётся абсолютно точно. Намджун терпеть не может недосказанность. А Чимин в принципе зависит от него, поэтому стоит побыстрее разобраться с произошедшим недоразумением, чтобы не осталось никаких недомолвок. Они слишком близко и часто контактируют, чтобы оставлять это повисшим в воздухе вопросом. Что теперь делать? Как себя вести? Намджун планирует разобраться. И начать планирует с себя.

Не думать о поцелуе у Чимина не получается. Перед глазами удивлённое намджуново лицо, и на губах фантомное чувство прикосновения. Чимин же хотел не палиться, но что-то пошло не так. Намджун будто прочитал его мысли в тот момент и воплотил их в жизнь. Вот бы он и другие мысли прочитал. Такие, например, как те, в которых он хочет с ним встречаться. Держаться за руки, целоваться и обниматься. Чимину хочется отношений с ним. Серьёзных отношений, потому что иначе с Намджуном никак. Слишком много мыслей в его голове. Слишком много заморочек и принципов. Чимин не копался, но понял это из их недолгих разговоров. А ещё, с Намджуном хочется настоящих, крепких отношений. Когда ссоры и недомолвки, но всё равно остаёшься рядом. Когда все печали и радости на двоих. Когда Намджуновы заморочки не только его проблема.
Чимин легко может представить себе отношения с Намджуном. Ломающиеся вещи, но нежные объятия. Странные философские разговоры под луной и абсолютно глупые предложения, как провести выходные. Уютное молчание, пока Намджун что-то строчит в своём блокноте, и миллион комментариев во время просмотра фильма — он очень любит делиться своим мнением. Тёплый сонный Намджун под боком, и Намджун с холодными пятками, забравшийся на подоконник покурить. Чимин так живо себе это представляет, что хоть вешайся. В его голове и в его комиксе они давно вместе. Теперь бы ещё в жизни так.
Но Намджун после поцелуя сдержаннее обычного. Лишний раз не прикасается — следит за каждым своим движением. Намджуну ощутимо неловко рядом, но бежать он, вроде как, не собирается. Чимин не питает никаких иллюзий по этому поводу — скорее всего, ему просто нужны деньги.

Всё возвращается в привычное русло. Чимин рисует, Намджун пишет свои тексты и выходит покурить на кухню в форточку. Вместе они иногда выбираются погулять в сад. И через два дня после пьянки, к ним вдруг приходит неожиданный посетитель. Намджун замечает его раньше — какой-то парень в берете и длинном пальто подходит по дорожке и останавливается рядом с окном во всю стену чиминовой комнаты. Парень с любопытством смотрит на самого Намджуна, оценивая, и только после этого поворачивается к Чимину и начинает барабанить по стеклу, опережая намджуновы слова, что к ним гости.
— Да ладно, Тэхён?! — восхищённо восклицает Чимин и просит скорее впустить друга. Намджун проглатывает удивлённый вдох и спешит открыть балконную дверь.
Тэхён высокий и красивый. В дорогой одежде и с соответствующей осанкой. Он выглядит как топ-модель с его модным беретом и не менее модными штанами с кожаными вставками. Зайдя, Тэхён сначала с подозрением разглядывает Намджуна и только после этого кидается к Чимину с абсолютно не соответствующим его образу визгом:
— Я так скучал, Минни!
— Скучал он там! Мог бы и пораньше заглянуть, — пшикает Чимин и, спохватившись, представляет, — Тэхён, это Намджун. Мой друг и помощник в одном лице. Намджун, а это Тэхён. Я тебе вроде говорил про него — друг со школы.
— Закадычный друг, — поправляет его Тэхён, и Чимин, закатывая глаза, повторяет: "Закадычный". Намджун приветственно кивает и снова ловит на себе серьёзный оценивающий взгляд. Тэхён будто немо спрашивает "кто этот хрен с горы", от чего становится слегка неуютно. Правда, Чимин, похоже, не замечает этой неловкости, уточняя как тот очутился с этой стороны дома.
— Ты что, в пальто перелез через забор? — поражается он.
— Ну, я собирался, — заявляет Тэхён, — но меня заметила ваша горничная и впустила.
— Она тебя уже с забора снимала перед этим? — ржёт Чимин, качая головой, на что Тэхён пожимает плечами.
— Ну да.
— Долбанутый, — под нос себе комментирует Чимин, светясь как лампочка от смеха и радости тэхёновому приходу.
Стоя в неловкости в углу комнаты, Намджун думает, что подглядывает за чем-то личным. Потому что Тэхён смотрит на Чимина с такой теплотой, что невольно думается, что они не только друзья. В свете последних событий это не кажется уже шокирующим, но отчего-то Намджуну не нравится. Этот красивый богатый Тэхён, на которого Чимин смотрит с не меньшим обожанием, чем тот на него, иррационально выбешивает одним своим появлением.
— Я ...пойду на кухню, — вклинивается в завязавшийся между друзьями разговор Намджун, и Чимин, наконец, очухивается, вспомнив, видимо, что они здесь не одни.
— Если тебе не сложно, можешь нам кофе сделать? — просит он. Намджуну очень хочется грубо ответить "нет". Но наверняка это будет невежливо и вообще странно — так сходу показывать неприязнь чиминовому другу. Поэтому Намджун ждёт дальнейших указаний, кивнув.
— Мне с молоком и сахаром. Тэхёну...? — повернувшись к нему, начинает Чимин.
— А Тэхёну никакого сахара. Молока ровно одну пятую чашки, — продолжает за него Тэхён. Взгляд Намджуна, кажется, прожигает дверь, через которую он выходит на кухню.
Даже заигрывающая с Чимином Минхён нравилась ему больше, чем этот уверенный в себе хлыщ. Таким нелестным словом Намджун прозывает Тэхёна в своей голове. Почему тот выбешивает так сильно, он, по правде, не понимает. Но не всё ли равно? Повернувшись к закрытой двери спиной, Намджун вздрагивает, когда оттуда доносится смех. Молока на Тэхёна, пожалуй, не хватит.

Когда Чимин видит Тэхёна, что-то внутри него взрывается, впрыскивая в кровь заряд счастья. Лучший друг, наконец, пришёл! Они не виделись долгих полгода, но Тэхён совсем не изменился. Всё такой же нереально красивый и странный, но идеально его, Чимина, понимающий. Иногда он очень жалеет, что не влюблён в него. Всё было бы в сто раз проще, если бы ему нравился Тэхён. Но Чимина вечно тянет грызть стекло — сначала извращенец Чонук, теперь мнящий себя стопроцентным натуралом Намджун. А ведь Тэхён был бы не против, они даже встречались пару месяцев. Но это было очень давно. И Чимин сам попросил прекратить это всё — ему гораздо больше нравятся их дружеские отношения. А влюбляется Чимин всегда в плохих парней. Или похожих на плохих — как в случае Намджуна. За столько времени Чимин уже понял, что самое плохое в Намджуне — его неуклюжесть. И то, она периодически притупляется.
Тэхён не зря сокджинов родственник. Оба, стервецы, красивые и высокие. Только Сокджин просто смазливый, а у Тэхёна на всё лицо интеллигентность — более запоминающийся. Чимин про себя усмехается. Вот любит он вокруг себя собирать всех, как на подбор, так что рядом с ними чувствует себя ещё ущербнее, чем есть на самом деле. Особенно это касается роста. Вроде только на голову ниже, а ощущает себя карликом.

[Vikara]

Когда Намджун, спустя долгих четыре часа, идёт закрывать за Тэхёном дверь, тот ловит его за руку и, вперившись глазами, шепчет, что "разберётся", если он обидит Чимина. Защитничек нашёлся! Намджун скептично изгибает бровь, захлопывая дверь и прислоняясь к дверному косяку. И когда только его жизнь умудрилась повернуться под таким углом?
Чимин после ухода Тэхёна становится грустным и закрывается наушниками, создавая видимость, что он очень занят. Но Намджун видит, как далеко чиминовы мысли от того, что он пытается читать на ноутбуке. Такой счастливый раньше, он печально смотрит мимо экрана и жует нижнюю губу. Наверное, уже скучает по Тэхёну. Тот, судя по всему, не часто балует его своим вниманием. И не то, чтобы он Намджуну от этого нравится больше, но видеть такого печального Чимина неуютно. Как будто они откатились назад, когда не общались. Когда Чимин целыми днями молчал и лишний раз боялся взглянуть. Увидев его более живым и открытым, Намджун больше не хочет отката к прошлым их взаимоотношениям. Он лучше потерпит присутствие Тэхёна, чем будет смотреть на отпечаток несчастья на чиминовом лице.

В свой очередной выходной, Намджун решает сходить к Хальмоним. Проведать, как она там, порасспрашивать, как жизнь. Он думает поехать на велосипеде, но потом задумывается о том, насколько это удобно и логично в пальто, и отказывается от этой идеи. Идёт пешком, рассматривая, что успело измениться за время, что он ходит в особняк, пользуясь другой дорогой. Радует, что меняется немногое. В этом районе вообще время будто замерло. Только то граффити и менялось, будто специально акцентируя на себе внимание. Намджун из-за любопытства даже сворачивает в нужный переулок, чтобы посмотреть, есть ли на этот раз. На стене чернеют крыши, а над ними сражаются демон и ангел. Оба в масках на всё лицо, у обоих перья в крыльях разные — и белые, и серые, отличается лишь цвет закрывающих масок — весьма красноречиво. В городе всегда что-то происходит, даже ночью, когда никто не видит, зло борется с добром. И точные их координаты не определены. То, что для кого-то добро, для другого может оказаться злом. Намджун в очередной раз подвисает, рассматривая развернувшееся сражение, и мысленно аплодирует автору. Красиво и со смыслом. Как Намджун любит. Он готов признаться в любви автору этих работ. Знать бы ещё — кому именно. Неизвестный не оставляет даже автографа в уголке своего творенья, либо маскирует столь удачно, что Намджун не видит где и как.
Хальмоним радостно приветствует его и чуть ли не накидывается с вопросами, как и что. Намджун обещает всё рассказать, но сначала уходит за продуктами — дань привычке и вообще, надо же как-то помочь, раз всё равно пришёл. Хальмоним готовит ему омлет и предлагает отведать какой-то домашней настойки. "Все-то хотят меня споить", — думается Намджуну, но он соглашается. Домашнее всегда вкуснее покупного. И кто его знает, когда он сможет ещё попробовать такое.
Хальмоним спрашивает про работу, и Намджун охотно рассказывает, чем именно занимается. Говорит про Чимина, про его хобби, про то, как они выбирались несколько раз из "заточения". На второй стопке настойки Намджун говорит и про его ориентацию. Хальмоним, на удивление, не кидает в него предметы домашней утвари, а уточняет, как это влияет на самого Намджуна. Поразмыслив, он рассказывает о пьяном инциденте.
— Если он тебе нравится, не повторяй моих ошибок, не теряйте время, — советует Хальмоним, — годы пролетят, не заметишь. Жизнь отберёт любимого человека, надо успеть до этого.
Намджун кивает, хотя не уверен, что может в действительности до конца понять её слова. Всё же ей пришлось гораздо больше пережить за свои годы.
— Но нравится ли? — озвучивает он главный мучающий его вопрос.
— А ты представь рядом с ним другого человека. Только именно в этом плане представь. Можешь допустить? Что чувствуешь по этому поводу?
Картина в намджуновой голове начинает проясняться. Кажется, эти представления действуют — Намджун вспоминает приход Тэхёна, вспоминает собственную реакцию... Ему всё же нравится Чимин? Похоже, действительно нравится. И, как бы сопливо это ни звучало, его всё ещё не привлекают особо парни, но Чимин — другое дело. К нему его тянет, как магнитом. Наверное, дело в привязанности. А ещё в самом Чимине. Он настолько яркий и тёплый, что просто не может не понравиться. Не сразу, так чуть погодя.

Намджун наблюдает за Чимином всю первую половину дня. Смотрит на него, а прислушивается к себе. Хальмоним говорила, что он поймёт то самое чувство, если прислушается к своему сердцу — ох уж это романтичное поколение. У Намджуна от этого словосочетания аж зубы сводит. Но что-то в этом есть. Наблюдения помогают ему понять, что он, похоже, действительно вляпался. Но, к сожалению, не помогают понять, что ему с этим делать и как поступать дальше.
— Ты сегодня какой-то странный, у меня на лице что-то? — Чимин ожидаемо замечает, что на него беспрестанно исподтишка пялятся.
— Нет, всё нормально, — трясёт головой Намджун.
— Ты так делаешь всегда, когда хочешь выбраться из дома, — хмыкает Чимин. — Куда на этот раз?
Намджун никуда не собирается, но почему бы и нет?
— Океанариум? Давно хотел там побывать!
— Давай, — пожимает плечами Чимин. — Только сегодня вряд ли уже получится.
— Да без проблем, — поднимает ладони вверх Намджун. Завтра, так завтра. — Я курить.
И уходит дымить в холодный осенний воздух. Второй месяц стремительно близится к концу. И перед чиминовой операцией им ещё надо успеть съездить к морю. Надо будет обговорить всё с госпожой Пак и с Юнги.

Они собираются в океанариум в приподнятом настроении. На улице льёт как из ведра, и, пока они будут садиться в машину и выбираться из неё — точно намокнут, но это их не расстраивает. Предстоящее зрелище будоражит воображение. Перед приездом Юнги они снова играют на желание, и в этот раз выигрывает Чимин. Намджун только разводит руками, мол "не мой день, похоже". На самом деле, просто всё возвращается на круги своя. Ничего удивительного или шокирующего — Намджун вообще очень редко выигрывает.
В океанариуме кроме них только смотритель и обитатели морских глубин — бонус буднего дня. Намджун с любопытством озирается по сторонам, смотря на толщу воды и мириады мелких рыбок, косяками стремящихся вверх. В океанариуме будто находишься внутри океана — вода со всех сторон: стеклянный пол, стены и свод потолка тоже. Намджун ввозит коляску и от восхищения чуть не впечатывает её в ограждение.
— Ты бы поаккуратнее, а то домой будешь везти мои косточки, — пшикает Чимин, накрывая намджунову ладонь, лежащую на ручке кресла. От прикосновения у Намджуна жар расходится по венам и в глазах всё будто становится ярче. Вокруг них водное царство за стеклянными стенками, рыбы отупело смотрят, не понимая, что происходит рядом. Намджун тоже не понимает, что, потому что наклоняется в три погибели, забыв обо всём, и утыкается носом в чиминовы волосы, и, кажется, слышит, как громко бьётся чиминово сердце. От волос пахнет шампунем, и, наверное, в этом океанариуме что-то распыляют, потому что внезапно ему очень хочется так и остаться в этой минуте. Зарыться носом в его волосы и дышать, вдыхая аромат. Нездоровое какое-то желание.
— Не буду, — заверяет Намджун, отвечая то ли Чимину, то ли самому себе. Отстраниться получается не без труда.

[Vikara]

В одном из залов открытый бассейн со скатами – Намджун подвозит Чимина поближе, чтобы ему было лучше видно, и залипает на их гладких плавниках-крыльях. Красиво и величественно – силы в них хоть отбавляй, так сильно бьют по воде, прося еды и заслуживая восхищённые вздохи немногочисленных зрителей. Намджун никогда не был в океанариуме и смело может сказать, что что ему нравится. Сама атмосфера нравится, ощущение, что ты на подводной лодке – там он тоже не был, но воображение с лёгкостью представляет ему эту картину.
Среди посетителей большее количество – дети. Они носятся от аквариума к аквариуму, шумя и приводя в недоумение флегматичных рыб, пугая и заставляя спрятаться сомов. Намджун, по правде, не любитель детей – его пугает собственная беспомощность. Когда какой-то карапуз падает и начинает вопить, утирая сопли и слёзы рукавом, он не имеет ни малейшего понятия, что делать. Намджун – единственный ребёнок и совсем не умеет в нужные моменты строить, а в другие успокаивать. Ему гораздо проще и привычнее с теми, кто его возраста или старше. У Намджуна есть полезная, как он считает, способность – он умеет слушать, только это не распространяется на детские разговоры – от них ему быстро становится скучно и тошно. А ещё он любит рассказывать сам – в песнях, в текстах, в разговоре. Намджун тот ещё непризнанный философ и мыслитель. В его голове постоянно роятся мысли, и порой это даже его самого утомляет. Намджун, в общем-то, человек широких взглядов и, как любят говорить, толерантный. Кроме одного весомого исключения – богатеньких придурков, ссорящих деньгами, он терпеть не может. Таких, как его биологический отец. Таких, как дети его отца, если они вообще есть. И даже в этом исключении есть своё – Чимин. Его солнечность, его яркость и талант просто не могут в намджуновой голове приравняться к качествам того слоя общества, который он от всей души презирает. Чимин ломает этот стереотип и вместо отвращения вызывает у Намджуна совсем другие чувства. И с каждым днём, проведённым вместе, эти чувства, кажется, только крепнут. Как ростки, поднимаются всё выше, распускаются и цветут. Намджунова жизнь больше не кажется беспросветной тьмой. Чувства, которые он испытывает к Чимину так светлы, что разгоняют тучи. Иногда, правда, Намджуну хочется выдрать их с корнем, но иногда, очень редко, хочется полить.

- Знаешь, что акулы за километры чуют кровь? – спрашивает Чимин, когда они подходят к аквариуму с маленькими акулятами. – Такие милашки, и не скажешь, что будущие машины смерти, правда?
Намджун кивает, думая совсем не об акулах. В голове в этот момент слова Хальмоним. «Не теряй время. Всё в этой жизни так быстротечно, что нет времени долго решаться, обдумывать и взвешивать. Надо просто следовать за велением своего сердца». Намджун признаёт, что в этих высказываниях есть доля истины, но всё ещё не понимает собственные желания и чувства. Его тянет к Чимину, однозначно. Ему он нравится. Но готов ли он принять его и как своего парня? Подобные отношения всеми порицаемы, хотя Намджуну, по правде, плевать на общественное мнение, но на мнение одного конкретного человека — нет. Что скажет мать, признайся ей Намджун, что он, кажется, влюбился в парня? Влюбился ли?

— Может, наберёшь мне джакузи? – спрашивает Чимин. И вот – серьёзно? Намджуну плоховато даже просто представлять каково это – сажать Чимина в джакузи и, что гораздо сложнее, доставать из него. Обычно они ограничиваются душем. И с этим им помогает Сокджин. Но сегодня у доктора внеплановый выходной, а Чимину вон припёрло – ванную ему подавай.
— Ты уверен, что хочешь? – Попытаться надо.
— На все сто, и не надейся, — ржёт Чимин. – И я люблю пену. Много пены!
— А ещё что ты любишь? – бурчит Намджун.
«Целоваться», — он делает вид, что не слышит ответ, выходя из комнаты. Желание Чимина искупаться сейчас кажется ему просто издевательством. У Намджуна никогда не было проблем с тем, чтобы видеть голые чиминовы ноги, хотя поначалу он и чувствовал себя слегка неловко, но только поначалу. Потом это стало ежедневным ритуалом – делать массаж, упёршись коленом между разведённых чиминовых ног. Но сейчас Чимин хочется искупаться – лежать полностью голым в облаках пены. Намджун не уверен, что готов это видеть. Горячим узлом скручивает низ живота даже просто от мыслей об этом. Держаться, когда фантазии обретут реальные формы, будет очень и очень сложно.
— Может, потерпишь до завтра? Сокджин вернётся, и искупаем вместе? – пробует Намджун ещё раз. Но Чимин смотрит вязким взглядом и не говорит ничего. Надежды Намджуна крошатся, осыпаясь к ногам.

Чимин сгорает. Сгорает от безнадёжности. Намджун всегда рядом, но не настолько, насколько хочется. Смотрит, смеётся, рушит что-нибудь, прикасается. Трогает, но не так. И после их поцелуя, Чимина кроет сильнее, чем до этого. Гораздо сильнее, а ничего сделать он не может. Намджун, вроде, не сопротивляется, не кривится, не отталкивает, но и не подпускает совсем близко. Держит на расстоянии. Чимин плавится, горит, и ничего не может с собой поделать – палится уже по полной: задерживает взгляд так, что это перерастает в «пялится», касается Намджуна при каждом удобном случае. Сдерживать порывы, когда вот он – объект желания, протяни руку и потрогай – так сложно. Чимину больше не снится Чонук. Зато снится Намджун – страстный, нежный, неуклюжий и неловкий. Родной до ужаса. Чимин за время, что они провели вместе, превосходно выучил его привычки и повадки. Например, Намджун серьёзно сдвигает брови, когда читает, а когда слушает музыку, наоборот, расслабляется, уголки губ поднимаются. И он всегда качает головой, вторя ритму в наушниках – смотреть на это весело. Можно погадать, что же он слушает, правда, Чимин вряд ли попадёт в точку – их музыкальные вкусы также далеки, как Плутон от Земли. Исчисляются миллионами километров.
Вообще, если так посмотреть, они во всём слишком далеки друг от друга. В социальном положении, во взглядах на мир, во вкусах. Легче найти то, чем они отличаются, чем то, чем же они похожи. Как там говорят? Противоположности притягиваются? Было бы здорово, если бы притягивались!

[Vikara]

Намджун ополаскивает джакузи, проходясь по нему щёткой со средством, долгих десять минут. Так ему хочется оттянуть неизбежное. Не то, чтобы он когда-то смущался при виде голого мужского тела, но сейчас даже мысль о том, что ему предстоит раздевать и опускать Чимина в джакузи, так ещё и в одиночестве, поджигает его уши румянцем.
— Ты там не уснул? – слышит он чиминов голос, доносящийся из комнаты, и вздыхает. К сожалению, нет. Ему это не снится.
Достав из ящика большое махровое полотенце, он вешает его на крючок, ставит на край джакузи шампунь, подставку с мылом и мочалку и, заткнув сток, включает воду. Чимин хотел много пены? Будет ему много. Намджун от души добавляет к струе воды жидкой пены для ванн. По ванной комнате тут же разлетается аромат цитрусовых.
Намджун возвращается в комнату и пересаживает Чимина в кресло, чтобы довезти. Тот так радуется, как ребёнок новой игрушке, ей-богу. Намджуновы губы невольно расползаются в улыбке, чиминово веселье всегда заразно.
— Погнали купаться? – Бодро заявляет он.
— Юху!
Намджун раздевает Чимина в кресле в ванной, усердно стараясь не думать ни о чём в момент, когда снимает с него последний элемент одежды. И получается неплохо, пока Чимин не кладёт на его шею ладони и не притягивает ближе. Что, чёрт возьми, он делает? Задаётся вопросом Намджун, а Чимин выдыхает ему прямо в лицо: «Любишь?» и чуть подождав уточняет, что именно. «Купаться любишь?» Намджуново сердце предательски успевает пропустить несколько ударов перед тем, как он отстраняется и с кривой улыбкой отрицательно качает головой. Ещё чего не хватало. У него и так начались какие-то проблемы с самообладанием, и ведь раньше ничего подобного не было. Заразный Чимин плохо на него действует.
В джакузи набирается достаточно воды, и Намджун завинчивает кран перед тем, как преступить к самому сложному. Наверное, это смущающе для Чимина, но зато удобно для намджуновой спины. К тому же, с неподвижными ногами сложновато придумать другой вариант развития событий. Намджун на руках поднимает и пересаживает его в джакузи. Усаживает поудобнее и уже мечтает слинять из ванной комнаты, когда Чимин хитро улыбается и плещет ему водой на футболку.
— Искупаешься со мной!
Намджун ругается и стаскивает с себя футболку. Холодно и мокро.
— Ни за что, — категорически отказывается он, а Чимин по-птичьи наклоняет голову в бок и спрашивает:
— Боишься?
Даже не видя своё отражение, Намджун чувствует, как ещё больше краснеют кончики его ушей. Чимин пытается его взять на слабо? Чимин его… соблазняет? Намджун сглатывает и гордо удаляется из ванной. И, переступив порог, прислоняется спиной к стене, переводя дух. Если Чимин действительно соблазняет, то у него очень хорошо это получается. Перед намджуновыми глазами кадрами пролетают картинки, что было бы, если бы он согласился и залез к Чимину в джакузи.
— Трус, — доносится из ванной комнаты.
Что ж, Чимин прав. Но Намджун на такое откровенное «слабо» не поведётся!

Пока Чимин купается, Намджун заваривает себе лапшу. Лучше всего можно отвлечься, переключившись на еду. Это Намджун из своего опыта знает. Поэтому перемешивает палочками лапшу, вдыхая аппетитный аромат специй. Картинки голого соблазняющего Чимина, наконец, отступают, до того момента, как тот просит его что-то подать ему. Очень смахивает на предлог, чтобы Намджун вернулся, но отказать он всё равно не может. Вдруг Чимину действительно что-то понадобилось? Когда он заходит в ванную комнату, Чимин просит потереть ему спину.
— Да без проблем, — врёт сам себе Намджун и на деревянных ногах подходит ближе, берёт в руки мочалку и наклоняется, чтобы провести ей по влажной коже. Чимин выгибается, подставляя спину, и что-то внутри Намджуна трещит. Ломается. Вместо мочалки, он проводит рукой по горячей чиминовой спине и замирает, поражённый собственными действиями. Мочалка выскальзывает из руки, падая на пол. Намджун сгибается, чтобы поднять её, и уговаривает себя выкинуть из головы всё лишнее и просто сделать то, что попросил Чимин. Хорошо, что он никак не комментирует то, что произошло. Намджун бы не смог объяснить, что им двигало.
К счастью, Чимин не задаёт вопросов, а сам Намджун берёт себя в руки и трёт ему спину мочалкой, заблокировав все неудобные мысли.

Намджун пересаживает Чимина из коляски на кровать и чуть не падает вместе с ним, почувствовав, как тот прихватывает губами мочку уха. Горячее дыхание опаляет раковину, и стайки мурашек пробегаются по позвоночнику. У Намджуна во рту пересыхает и стоп-краны ломаются под напором. Он и так слишком долго держался. Чимин в его руках горячий и страстный. Намджун пихает его и наваливается сверху, нависая.
— Хён, — на выдохе. У Чимина глаза как два омута, язык пробегается по губам, смачивая их. Так сексуально и даже развратно. Сильнее намджуновой силы воли. Гораздо сильнее. — Хён?
Намджун ныряет вниз, прихватывая губами чиминовы губы. Сдерживаться больше нет никаких сил. Поцелуй углубляется, Чимин держится руками крепко, не давая отстраниться, да Намджуну и не хочется. Он пьёт чиминово дыхание, заряжается исходящей от него энергией и делится своей. Вот они и дошли до этой точки. Точки невозврата. Оба трезвые, в своём уме, хотя Намджун уже сомневается за себя.
Чимин целуется со знанием дела, мокро и невозможно возбуждающе. Намджун мстит ему за сломанное к чёрту самообладание, прихватывая за бока и залезая под футболку. Проходясь ладонью по тёплой коже. Намджун коленом прижимается к чиминову паху и ловит внутри электрические разряды. У него никогда не было ничего с парнями, и собственный напор пугает и распаляет его ещё больше. А вот у Чимина, явно, было. Он выгибается и смещает руки на намджунову талию. Вжикает молнией ширинки и цепляется за резинку его трусов, стягивая всё сразу вниз. Намджун целует его, не мешаясь, позволяя показать, что и как делать. Раз уж опыта у него самого ноль без палочки. Чимин, к счастью, всё понимает верно, и показывает. Проходится одной рукой по намджунову члену, а другой придерживает мешающуюся футболку.
— Сниму, — мычит Намджун ему в губы, и отстраняется, чтобы стащить с себя одежду. Со спущенными штанами тоже не очень удобно, поэтому он снимает всё. Чимин тоже время не теряет, прикрывает глаза и, приспустив трусы, гладит себя. Кажется, ничего более развратного Намджун в жизни не видел. Порно отдыхает рядом с таким вот Чимином, у которого красные опухшие от поцелуев губы. Чимином, который, кажется, поставил перед собой задачу – свести Намджуна с ума. Иначе почему он вдруг стонет, закусывая губу? Почему так горит в его руках, когда Намджун, справившись с одеждой, набрасывается на него? Неловкость за отсутствие опыта исчезает, сломленная напором. Намджун просто раскладывает Чимина на кровати и любит каждый сантиметр его тела. Они дрочат друг другу, целуясь и кусаясь, и почти одновременно опадают на влажные от пота простыни.

Намджун ожидает море недопонимания и смущения между ними, когда они просыпаются в одной кровати, потому что госпожа и господин Пак уехали и ждать их только завтра, но Чимин светится от счастья и держит намджунову ладонь в своей. Намджун невесомо касается губами его лба. Наверное, так и выглядит счастье.

[Vikara]

Они не обсуждают то, что произошло, но их поведение говорит громче и понятнее чем любые слова. Намджун перебирается из своего кресла на чиминову кровать и по большей части находится рядом. Они сидят плечом к плечу, и каждый занимается своим делом. Чимин рисует, а Намджун либо читает, либо пишет, слюнявя карандаш. Иногда, когда намджуновы брови хмурятся, Чимин поворачивается и тыкает ему по носу пальцем. Иногда поворачивает голову и смотрит, пока сам Намджун не отвлекается, не поворачивается к нему и не притягивает, вовлекая в поцелуй.

Намджун обсуждает поездку к морю с госпожой Пак и с Юнги, составляя примерный план их небольшого путешествия. Через неделю у Чимина операция, которая решит, возможно ли вообще восстановление, поэтому ему так важно, чтобы у того были моральные силы бороться и не опускать руки, даже если исход будет не в его пользу. Намджун гонит мысли о последнем, но всякое возможно. Он реалист и с горечью понимает это. Судьба частенько неблагосклонна, но Намджун всё же очень надеется, что в этот раз Чимину повезёт. Да и складывается всё в лучшую сторону – Сокджин разрешает поехать, и госпоже Пак сразу нравится мысль вывезти Чимина куда-нибудь развеяться.

Накануне поездки, мать кашляет сильнее обычного, но Намджун приписывает это собственному волнению. В последнее время он вырубается сразу, как голова касается подушки, и ни разу не просыпается, разбуженный кашлем. Но перед поездкой Намджун переживает и вертится, как юла, всё никак не может уснуть. Наверное, поэтому ему и кажется, что матери стало хуже. На вопрос о самочувствии, она улыбается и отмахивается.
— Всё нормально. Езжайте.

Юнги приезжает за ними рано утром, когда Сокджин даёт последние наставления Намджуну. В рюкзак отправляются лекарства и листок с дозами и временем, когда что давать. Туда же отправляется, кажется, безлимитная, судя по произнесённым цифрам, карточка «если что понадобится», данная госпожой Пак. Хорошо быть богатым… Сокджин помогает Намджуну одеть Чимина, который ведёт себя, как маленький ребёнок, отказываясь просыпаться. За всё время, пока они собираются, он так и не открывает глаза. Раньше, наверное, это бы позлило Намджуна, но теперь скорее веселит и вызывает странное для него чувство трепета. Сонный Чимин – как сонный щенок, невыносимо милое зрелище. Пока Сокджин не видит, Намджун не удерживается и лохматит чиминовы волосы.
Он садится в салон к Чимину и устраивает его голову на своё плечо. Юнги, к счастью, никак это не комментирует. Юнги вообще не обращает на них никакого внимания. Ставит тихо какую-то расслабляющую музыку и молчит, сосредоточившись на дороге. Убаюканный чиминовым сопением, Намджун вскоре тоже засыпает, привалившись к стеклу.
Просыпаются они, когда Сеул уже остаётся позади, и навстречу им светит, вылезая из-за деревьев, поднимающееся ввысь солнце.
— Дай воды, а? – севшим со сна голосом просит Чимин, и, повернувшись, прижимается губами к намджуновой шее. Сердце Намджуна снова совершает кульбит, он никак не может привыкнуть, что они, вроде как, вместе.
— Воды, — отупело повторяет он, и только спустя минуту тянется к пакету, куда убирал бутылку.