Спутник

[yoaura]

Название: Спутник
Автор:  yoaura
Бета:  lieutenant cloud,  Кот Том
Иллюстратор:  _baozi_
Фандом: Stray Kids
Пейринг/Персонажи: Хан Джисон/Со Чанбин, Ян Чонин/Бан Чан,

спойлер

Ли Минхо/Ким Сынмин/Ким Уджин
Рейтинг: R
Жанр: слэш, соулмейт!АУ, универ!АУ, романс, флафф
Размер: ~25000 слов
Предупреждение: всегеи, полиамория
Описание: Есть метка, нет ее – какая разница? Джисон совсем не хочет встречать своего предназначенного, ведь в мире столько свободы и свободных людей. То ли дело юный Чонин – он бы и хотел, да только считает, что не достоен. Уджин с Минхо вовсе немеченные, но и их судьба не обходит стороной.
Примечание:

1.

1. Я безумно благодарен всем, кто помогал мне писать, оформлять и не бросать. Спасибо Сову, моему лучшему вдохновителю; ириске, которая так много для меня сделала; кайте, с которой вообще-то все начально фанонилось, и Коту, который всегда рядом, когда нужно. Без вас ничего бы не вышло~ Love very much.

2.

2. Мой артер - самый замечательный артер в мире. И вообще, у меня есть А Р Т Ы. К большому фику. Бао, словами не передать, как я тебе за них благодарен;

3.

3. Всегда есть, над чем работать и что улучшать, но я надеюсь, вам принесет хоть немного удовольствия прочтение этого фика. Спасибо вам, заглянувшему!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
НЕЖЕЛАНИЯ СБЫВАЮТСЯ.

— Так что было вчера?

У Джисона конкретного ответа на этот вопрос не было. Желания отвечать Феликсу — тоже, но он проговорился, что причиной беспокойства и беспорядочного размахивания руками является «вчера».

Он не из тех людей, которые, имея метку на теле, ждут своих соулмейтов с замиранием сердца. Джисон, как и многие тысячи единомышленников, всячески ее скрывал: свободные отношения и отношения с теми, у кого меток нет, ценнее, чем теоретическое светлое будущее. Практика — вот она, вокруг, и мир настоящий тоже вокруг, а соулмейт если и есть, то черт знает каким чудом найдется. Ведь у Джисона на запястье всегда напульсник, браслетов штук семь да рукава длинные, а значит наверняка загребущие пальцы того самого соулмейта никак не коснутся метки. И все будет хорошо.

Но вчера что-то пошло не так.

Джисон взял Феликса под руку, слегка навалившись, из-за чего тот крякнул и вцепился в идущего рядом Хенджина. Эти двое — соулмейты до мозга костей: как метки проявились на теле в шестнадцать, так друг от друга и не отлипали. Кстати, они — одна из причин, по которым Джисон не хотел вываливать все свои переживания вот-прямо-сейчас, по пути на тусовку. Погода свежим ветром шептала: не время спорить о причинах любить. Солнце опускалось за горизонт, позволяя темным фигурным облакам медленно плыть с запада.

Феликс тыкнул в бок. Вместо того, чтоб огрызнуться, Джисон вдруг заговорил по теме:

— Мы ехали в метро, так? После теста по английской литературе. — Феликс кивнул. — И на одной из станций нас толпой вынесло из вагона.

— Мне оттоптали белые кеды, — пожаловался Хенджин, не отрываясь от «кэнди краш».

— Меня зажало между какими-то чуваками, которых я даже не видел, — продолжил Джисон, — и я держался за верхний поручень. Чуть не висел на нем!

Джисон попытался вспомнить ощущения, которые возникли тогда. Мягкое касание пальцев, всего на мгновение. Словно высоковольтный ток по позвоночнику, вздымающий волоски на теле, эхом по телу, от макушки до кончиков пальцев. Не просто восторг — эйфория, блаженство, осевшие тяжелым камнем внизу живота и снова ярким кайфом расходящиеся по телу. Мини-оргазм без оргазма, потому что глаза закатить от удовольствия ну очень хотелось, вот только Джисон стоял в вагоне метро, дышал чужими запахами и — что самое главное — понятия не имел, чья рука его метку тронула.

— И что потом? — Феликс потянул его за поворот. Перед ними раскинулся район с домами богатеев: ходил миф, что в каждом доме живет по миллионеру. В любой другой раз Джисон пялился бы вокруг, с интересом разглядывая антураж — вот как Хенджин, со своей дизайнерской точки зрения и просто из любопытства.

Но пока было не до того. Он собрался с духом и выпалил, закрывая глаза ладонью от внезапного стыда:

— Рукав сполз. Браслеты тоже. Кто-то мою метку тронул, и… — его всего передернуло.

Феликс замер на месте, Хенджин — тоже. Две пары глаз в изумлении уставились на Джисона.

— Так ты что… Ты теперь… Ты его встретил? — воскликнул Феликс, вцепившись пальцами в предплечья, словно тот собирался убежать.

— После этого открылись двери, и единственное, что я увидел, прежде чем вылетел из вагона на станцию — он был в нашей универской белой рубашке. То есть, я увидел только рубашку. И может быть его лицо немного, но я не уверен… А-а-а, — проныл Джисон, наклоняясь и упираясь лбом в феликсово плечо. — Я не хочу, чтобы у меня был соулмейт. Хоть парень, хоть девушка. Но видимо, все-таки, парень.

— Максимально хреново, — прокомментировал Хенджин, — что ты его не увидел, да еще и он не знает, что тебя уже вынесло. От него.

— И пусть не знает, — Джисон забросил руки на Феликса и повис на нем, глядя на Хенджина. — Я не собираюсь из-за этого поступаться своими принципами, выработанными за девятнадцать лет. Никаких соулмейтов. Мне вас хватает. Эмпатирую, ощущаю. Все.

Хенджин вдруг потянулся рукой вперед, мимо лица Джисона, и запустил пальцы в волосы Феликса. Джисон поморщился.

— Фу, как сладко. Вот этого мне и не надо.

Однако после высказанного пара камней с души все же слетела.

Бан Чан встретил их на входе в квартиру. С распростертыми объятиями провозгласил: «Добро пожаловать на тусу Со Чанбина!» и сразу вручил по бутылке соджу.

Теперь можно было изнутри оценить, насколько богатые люди живут в этом районе. Даже в прихожей, не заходя внутрь, можно было ощутить запах лоска. Что уж говорить о том, что находилось в самой квартире: огромное пространство, изысканное — то там, то сям на стенах висели картины; легко бьющиеся предметы разумно стояли на полках повыше, но среди них можно было разглядеть вазы, керамику и прочие бесполезные, по мнению Джисона, вещи. Главная комната, наверняка служащая гостиной, была наполнена людьми и, в обычные дни, наверняка была светлой и яркой. Сейчас, при выключенном основном свете, под потолком вертелся диско-шар, разбивая яркими цветами все изящество обстановки.

Разномастные студенты, явно не только из их университета, располагались на всех горизонтальных поверхностях, какие могли найти — кроме столов, тут явно действовало какое-то правило. В дальнем конце длинной комнаты стояла барная стойка, у которой толпа не рассасывалась первые полчаса после их прихода — Джисон даже не пытался туда пробиться, просто попивал соджу, врученное Чаном, и с ним же разговаривал.

Он не понял, в какой момент остался один. Хенджин утащил Феликса, кажется, на второй этаж, и Джисон не особо хотел знать, зачем. Из знакомых ребят здесь были только Чан, который был главным огоньком всех студенческих вечеринок, да Минхо с третьего курса другого университета. Но тот сидел на диванчике в компании своего парня, и Джисон не хотел им мешать.

Внезапно почувствовав себя пятым колесом для вообще всей вечеринки, он направился к опустевшему бару. Бар в квартире — это странно, даже для такой большой, подумал Джисон, но на стул все же опустился.

— Наскучила музыка?

Он сначала не понял, от кого вопрос, а потом увидел бармена, одетого во все черное, из-за чего в полумраке его попросту не было видно. Тот стоял спиной, пытаясь достать бутылку с самой верхней полки, и никак не мог дотянуться. Джисон сдержал смешок.

— Тебе помочь? — предложил он вместо ответа. Парень за стойкой развернулся, и сердце сделало кульбит, стремясь подпрыгнуть до самой луны.

Кажется, именно этот профиль он вчера видел в метро.

— Возможно, — тот окинул ленивым взглядом и усмехнулся, — тебе тоже понадобится моя помощь, если ты захочешь достать что-то оттуда.

— А вдруг я гимнаст, — Джисон приподнял бровь, не показывая, как сильно волнение захлестнуло его. Он никак не мог понять, подводит его память или нет, но какое-то глубинное интуитивное чувство подсказывало, что да, этот узкий нос, этот чуть скошенный подбородок и вот эти глаза.

— Трюкач? — тот будто заинтересовался, руками оперся о стойку и улыбнулся широко. В свете переливающихся огней от диско-шара его глаза казались неограненными цветными кристаллами. — Может, покажешь пару своих фишек?

— Не для тебя, — подмигнул Джисон, сохраняя лицо.

— Плохо отказывать хосту вечеринки, — протянул парень, после чего хлебнул прямо из горлышка ближайшей бутылки.

— Ты…

— Со Чанбин. Для трюкачей — Чанбини, даже если они выпендриваются, — они пожали друг другу руки, и Джисон в очередной раз порадовался, что метка у него на левом запястье. Подвергать себя сомнениям и провокациям вовсе не хотелось.

— Хан Джисон, для хозяев таких больших квартир — Джисон, даже если они не хозяева, а просто тусовщики, — отразил улыбку Джисон и заметил, как в глазах напротив мелькнул необычный блеск, уже не от разноцветных огней.

Чанбин намешал ему коктейль по вкусу и выставил, украсив дурацким зонтиком. Вообще-то Джисон был уже достаточно в кондиции, чтобы быть более веселым и безрассудным, чем всегда, но раз все включено, то, решил он, с чего отказываться?

Уняв переживания по поводу соулмейтов и пониже опустив рукав рубашки на запястье, Джисон влился в разговор, избегая одиночества с ощущением брошенности. Оказалось, Чанбин довольно крут, и дело не в месте проживания. Второй курс, продюсирование — Джисон присвистнул — сто треков на саундклауде, и Джисон обещал послушать всенепременно, потому что Чанбин зачитал ему одну из своих рэп партий (записанных на пару с Бан Чаном, тут где-то Джисон засомневался, что Чана вообще хорошо знает), из-за чего Джисон не смог сидеть на стуле ровно, так четко и офигенно хен рэповал.

Он даже попытался зачитать что-то в ответ, но язык уже не слушался должным образом, и результатом был громкий заливистый смех обоих. Потому что:

— Вместо «попкорн» сказать «кок-порн» это надо еще постараться.

— Знаешь что, — Джисон погрозил Чанбину пальцем, ни разу не смущаясь, что тот хен, — вот протрезвею и вызову тебя на баттл. Прямо в универской столовке.

— Сколько храбрости! Протрезвеешь, не будет у тебя храбрости, — Чанбин вдруг протянул руку и бесцеремонно потрепал Джисона по волосам. По шее побежали мурашки. Отголоски вчерашних ощущений вновь расплескались под кожей, действительно отрезвляя.

Он смотрел, как Чанбин смешивает для подошедших незнакомых девчонок шоты, и подвисал на скорости действий, не сдерживая восторженных возгласов. Вдруг в ухо гаркнули, и Джисон чуть не упал со стула.

— Хван Хенджин! — рявкнул он в ответ ржущему Хенджину. Феликс пьяно хихикал, обнимая того за талию. — Предатели. Чтоб я еще раз с вами на тусовку сходил, кидалы.

— О, это же первый красавчик среди первокурсников собственной персоной, — Чанбин возник у лица Джисона словно из ниоткуда, перевешиваясь через барную стойку в сторону Хенджина.

— Это же самый несносный хен из всех, кого я знаю, — парировал Хенджин в ответ, отвечая ему мудреным, но крутым рукопожатием. Джисон сидел в недоумении. Видимо, это отразилось на его лице, поэтому Хенджин продолжил объяснение: — Чанбин-хен мой старый друг. Старее, чем планета Земля, правда…

На несколько минут Джисон выпал из почти всех разговоров, потому что Хенджин и Чанбин вступили в перепалку века, нарушить которую было равно апокалипсису; Феликс задорно подначивал: «Может вы тоже устроите баттл?», пока Джисон боролся с алкоголем в крови. Мысли плыли, но одна крутилась непрестанно: может, метку стоит на один раз… открыть.

Вот у Феликса никогда с этим не было проблем, сколько они знакомы. Полумесяц слегка посверкивал на его шее, всегда видный, тем более Хенджину. Тот, кстати, пользовался нагло и постоянно прикладывал руку к феликсовой шее, что чревато всяческими эмоциональными и физическими реакциями, которые на людях лучше не испытывать (просто Хенджин мудак). Во всяком случае, по словам других, статьям из интернета и всеобщим неоспоримым доказательствам, Джисону было известно, как должен чувствовать себя соулмейт, когда его метки дотрагивается второй — и, кажется, теперь он знал это наверняка.

Он не хотел, чтобы соулмейт вообще появлялся в его жизни когда-либо. В их мире было множество немеченных, а это означало свободу действий. Джисон не считал себя обязанным быть со своим якобы предназначенным, даже если он найдется, но в глубине души боялся, что будет попросту должен. Словно метка — клеймо, и один навсегда принадлежит другому.

А теперь, когда он испытал это… Сладкое и одновременно будоражащее, насыщенное, как самый спелый арбуз, заставляющее желать еще. Джисону просто хотелось проверить, потому что хоть нос у него и небольшой, любопытство — одна из выдающихся черт его характера. И знать, что есть возможность, но он сам от нее отказывается из-за страха, совершенно не в его стиле.

От Чанбина, которого Джисон видел впервые (если не считать предполагаемого «вчера»), он не мог оторвать взгляда лишь по одной причине: интерес и жгучая готовность перекрыть желание действиями.

Все то же глубинное чувство, словно шепот в душе, подсказывало, что забить на подготовку к тесту по грамматике и пойти веселиться было правильным решением.

У Хенджина дома всегда светло, тепло и ужасный срач. Впрочем, по словам хозяина дома, в этом виноват в основном Феликс.

Поэтому Джисон, которого позвали посмотреть новых Мстителей и поесть сладенького, только переступив порог, предложил пойти к Чани-хену, который вообще всегда не против.

Как оказалось, не против вообще никто, а потому перед большим телеком собрались сразу пять человек. Каким образом у Чани-хена дома оказался еще и Чанбин-хен, оказалось загадкой. Как они уместились в маленькой комнате заставляло задуматься еще больше.

— Мы же треки сочиняем, забыл? — со смешком напомнил Чан. Джисон протянул длинное «а-а-а» и сунул руку в пачку с чипсами. — Мне кажется, моя кровать уже не моя, а Чанбини.

— Она просто ближе ко входу в комнату, чем кресло, — не моргнув глазом, ответил Чанбин. — На ней удобнее с ноутбуком лежать.

— Все мои донсены наглые, — сморщил нос Чан, бросив в Хенджина, заглядывающего в холодильник, подушку.

— Мы тебя любим, хен, — ласково пробасил Феликс, укладывая голову на плечо Джисона.

На полу перед диваном был мягкий коврик, который Джисону очень нравилось гладить, да и сидеть на нем было приятно. И Феликса ему нравилось гладить назло Хенджину, но того, кажется, моти в хрустящих обертках и шоколадки из Австралии интересовали больше соулмейта.

Джисон поправил браслеты на запястье, закрывая полумесяц, и невольно бросил взгляд на Чанбина, уставившегося в телевизор.

В прошлый раз из его квартиры они ушли втроем так же, как и пришли, уже за полночь на такси добрались до хенджинового дома и завалились спать там. Наутро Джисон чувствовал, что забыл о чем-то очень важном среди всех происшествий вечера, но не смог понять.

Вспомнил, когда пролистывал список контактов, и наткнулся на «Чанбини для трюкачей». Не то чтобы слишком удивительно, но в голове будто что-то схлопнулось с громким звуком.

Никто никому так и не позвонил — просто Джисон не знал зачем.

А теперь столкнулся с Чанбином нос к носу у Чана, и вроде все в порядке, но ощущение повисшей в воздухе неловкости щекотало ребра, и Джисон то и дело ерзал, пытаясь устроиться на коврике перед диваном поудобнее.

У Чанбина были широкие плечи — Джисон прекрасно видел это даже под безразмерной футболкой. Из-под длинных рукавов виднелись накаченные руки. Наверняка тот хорош в отжиманиях (тут Джисон тоже с удовольствием посоревновался бы, надо только потренить, с Чаном уже не интересно — тот вечно выигрывает).

Он украдкой оглядывал Чанбина со спины, но не видел присутствия меток. Это не означало, что их нет — одежда всегда покрывает большую часть тела, а полумесяцы появлялись где угодно. Вот у Хенджина вообще на внутренней стороне бедра, и Джисон не узнал бы, если бы не длинный феликсов язык, которым тот слишком хорошо научился болтать на корейском.

— Ты чего залип? — услышал он у самого уха. Феликс смотрел с легкой хитринкой, медленно протягивая руку в сторону пачки чипсов Джисона (можно подумать, не видно). Джисон дернулся.

— Ничего, — и обратно положил голову Феликса на плечо, виском на нее же укладываясь.

Совсем себе под нос, но так, чтобы услышал Джисон, Феликс проговорил:

— Ты не хочешь проверить?

— Нет, — мгновенно возразил Джисон. Он проболтался Феликсу о своих подозрениях насчет Чанбина, лучший друг как-никак, и был благодарен за отсутствие подначек. Так же, как за то, что Хенджину ничего не рассказал — тот бы мгновенно стал шутить и троллить, а Джисону и без того хреново было осознавать происходящее.

Проверить, если честно, хотелось. И не хотелось. И все мировоззрение Джисона стремилось порушиться за одно малюсенькое действие в сторону Чанбина. Однако оставался шанс, что Чанбин — это не тот, и тогда Джисона отпустило бы, и он мог общаться с хеном совершенно нормально, без мыслей, что он должен. Обязан из-за их этой связи, клейма, данного природой.

Подтверждений не было — пока. Дурацкий «соулмейт Шредингера» ломал Джисону мозг и терпение заодно.

Феликс прочитал ему дружескую мини-лекцию о том, как классно иметь соулмейта, как классно знать, что он с тобой будет и что даже если вы не будете вместе, как пара, то будете, как друзья. Правда, сказал Феликс, сложно представить себя с Хенджином просто друзьями после вот тех эмоций, которые возникают от касаний «пальцы-полумесяц».

«А когда метка к метке — это вообще что-то запредельное», — тот аж закатил глаза, руками взмахнув, видимо не зная, как описать. Вспоминая, где у тех двоих полумесяцы располагаются, Джисон хлопнул себя по лбу, стараясь не думать, как именно они это все проверяют и ощущают.

Он чуть приподнял свою руку и посмотрел на запястье, скрытое под цветными браслетами. Где у его соулмейта должна быть метка, чтобы они могли тоже?..

Джисон закрыл глаза, выдохнул и решил, что это все подождет. Хватит Со Чанбина в голове. Тем более если он торчит тут, по левую сторону, и болтает с Чани-хеном о прыжках с парашютом.

Кино на экране должно было быть интереснее, чем кино в голове, пытающееся просочиться за стену, отделяющую от фантазий. Даже если это были старые Мстители (купить новый фильм денег не хватило).

— Я голодный, — обронил вдруг Чан, поворачиваясь ко всем, — может сгоняем в магазин? Извините, дома ничего нет, потому что я не думал, что вы реально сегодня придете.

— Я за, — Джисон вскочил на ноги, а одновременно с ним с пола стал подниматься и Чанбин. Желание сесть обратно зазудело под ложечкой.

— Я тоже схожу, проветрюсь. Кому что взять?

Хенджин и Чан наперебой начали перечислять, какой хотят рамен и сколько к нему взять сладкого. И соджу. Или лучше не надо, но Джисон, махнув рукой в смятении, просто направился обуваться.

— У тебя список в голове? — поинтересовался он у подошедшего Чанбина.

— А то, — улыбнулся тот, постучав указательным пальцем по виску. — Она же гениальная.

— Не сомневаюсь, — фыркнул Джисон, открывая дверь.

Вечер встретил легкой прохладой, обещающей развеять мысли. Квартирка Чана была не в самом отдаленном от центра районе, а потому даже сейчас на улице было достаточно много людей, вышедших погулять, и машин, сверкающих фарами.

— Они не дали нам денег, — Джисон похлопал себя по карманам, понимая, что оставил телефон на коврике рядом с Феликсом. — У тебя есть?

— Карта есть, — заверил его Чанбин, а после догнал и протянул наушник. — Ты же не слушал мои треки?

— Хвастаешься, хен, — с улыбкой протянул Джисон, забирая наушник из пальцев. — Как я мог послушать, если ты даже не сказал, как их найти?

— Я думал, я тебе номер телефона свой именно для этого записал, — удивленно приподнял брови Чанбин. Уши зажгло.

— У меня после того вечера совсем из головы вылетело, извини, — чуть виновато проговорил Джисон, оглядываясь по сторонам на пешеходном переходе. — Зато теперь прямо сейчас послушаю все, что ты скажешь. Врубай.

Приятный бит влился в уши, сразу заставив задвигать телом в ритм. Джисон мгновенно вообразил себя не в Сеуле, а где-то на отшибе американского Детройта, еще и с пистолетом наперевес. Затем голос Чанбина в наушнике начал зачитывать рэп, и Джисон не смог не присвистнуть от того, насколько непривычный у него был флоу.

— Мне нравится, — Джисон качал в такт головой и чуть глаза не закрыл. — И текст такой, будто ты… Ух, люблю когда такие эмоции в треках.

— Захвалил, — улыбнулся Чанбин, засовывая руки в карманы штанов.

У входа в магазин пришлось остановиться. Перед автоматическими дверями Джисон с сожалением и драматичным вздохом вытащил наушник и протянул Чанбину. Тот, не глядя на Джисона, схватил проводок.

Словно в замедленной съемке Джисон наблюдал, как чанбиновы пальцы проскальзывают по его запястью, задевая голую кожу между раздвинувшимися браслетами. Полумесяц будто бы мигнул, когда подушечки его коснулись. Дыхание сперло, словно Джисона ударили в живот.

Он согнулся почти пополам, пока те ощущения полувозбуждения и кайфа вперемешку с недоумением, уже знакомые, накатывали многотонными волнами. Чанбин, все так же медленно, повернулся и схватил за плечи, позвав по имени. Его глаза расширились, когда взгляд упал на поблескивающий под браслетами полумесяц.

Джисону было слишком хорошо, чтобы что-то говорить в ответ.

Он опирался на парковочный столбик у входа, ожидая, пока чувства осядут. Чанбин одной рукой держал его плечо, но так осторожно, будто Джисон от прикосновения мог разлететься на кусочки.

— Все нормально, — бросил он, выпрямляясь и глубоко вдыхая, а после попытался натянуть улыбку. — Небольшая… Паническая атака, я думаю, ну, быв…

— Не ври мне, — прервал Джисона Чанбин, делая шаг вперед и заглядывая в глаза. — Это метка? Из-за нее?

Джисон нервно облизнулся.

— Может. А может и нет, проверять третий раз я не…

— Третий? — Чанбин вперился в него недоуменно-осуждающим взглядом, заставляя невольно надуть щеки. — И когда же был первый?

— Я не уверен, — буркнул Джисон, борясь с раздражением. — Ни в чем не уверен, хен, просто пойдем в магазин уже.

Он обогнул Чанбина, игнорируя ощущение неправильности действий, но сделать с этим ничего не мог. Волнение было на грани истерики. Джисон был готов метаться от одного конца магазина до другого и хвататься за волосы, пока Чанбин ходил за ним хвостиком, собирая заказанную их компанией еду; с другой стороны Джисону просто нужен был Феликс, чтобы выговориться.

Осознание, что Феликс не скажет ничего толкового, кроме: «соулмейт — это круто» прибило словно наковальней. От обиды Джисон положил в корзину поверх всех раменов и мини-пицц два пакета с желатиновыми мишками. Себе.

И грыз ногти весь путь до дома, пока Чанбин молча плелся сзади.

Уже у Чана Джисона хватило на то, чтобы съесть пачку тех мишек, послушать дурацкие шуточки Хенджина минут пятнадцать да обнять Феликса. А после он, сославшись на подготовку к тестам и чересчур позднее время, очень извиняясь, ушел домой.

Когда Чан закрывал за ним входную дверь, Джисон чувствовал острый взгляд, жгущий спину.

Впервые в жизни Джисон стремился убежать из универских коридоров как можно быстрее не потому, что его ждала теплая весенняя погода и Минхо-хен, а потому, что теперь он наверняка знал: его соулмейт ошивается неподалеку. Он писал тест в полном раздрае, сосредотачивался с трудом и искренне надеялся, что набрал хотя бы минимальный балл.

Чан не обиделся на внезапный уход, но поинтересовался, что послужило причиной. Джисон, вздыхая, объяснил, что это их с Чанбином дела. Чан округлил глаза: разве вы не только что познакомились? Пришлось сбежать снова, потому что встречаться лицом к лицу со своей нерешительностью, невесть откуда появившейся, Джисону совсем не хотелось.

Чанбин своим существованием в такой близи рушил все планы на будущее и настоящее.

— Почему он не мог жить где-нибудь на другом конце планеты? — сокрушался Джисон, разворачивая мороженое. Обертка была липкая, неожиданно жаркое солнце припекало шею. Минхо, шагающий рядом по вымощенной плиткой дорожке, свое мороженое уже аппетитно облизывал.

— Потому что это судьба. И потому, что ты вредный, — прокомментировал он.

— Не вреднее тебя, — фыркнул Джисон. — Вот если бы у тебя был соулмейт, он был бы еще хуже и непременно шлепал бы тебя, хен.

— Но у меня его нет и не будет, — пожал плечами Минхо. — И я не могу понять, из-за чего ты так переживаешь.

Джисон достал телефон, провел пару раз по экрану и развернул. Минхо пришлось прищуриться, чтобы разглядеть написанное.

— Сообщения от Чана?

— Чан-хен спрашивает, почему Чанбини задает обо мне так много вопросов, и интересуется, почему тот не может задать мне их сам, — Джисон помахал в воздухе мороженым. Пара капель упала на руку, и он их слизнул.

— На его месте я бы тебя уже из-под земли достал, — усмехнулся Минхо на джисоново громкое «эй!» — Он же видел, как тебя тогда торкнуло.

— В этом и проблема. А ты что делал бы, хен, скажи мне, ты же старше, умнее и все такое, — Джисон сунул остатки мороженого в рот.

На пару минут оба притихли: Минхо из-за задумчивости, Джисон из-за того, что холод свел челюсть. Пейзаж парка умиротворял, запах надвигающегося лета действовал наркотически, и в голову закралась мысль: разве это не лучшее время года, чтобы встретить своего соулмейта?

— У меня нет метки, — начал Минхо, — у Уджина тоже. Это дает нам свободу выбора: расставаться и любить кого-то еще. Но разве у тебя ее нет?

Джисон вздохнул. Он об этом столько раз думал, перебирал всевозможные взгляды, мораль, принципы. И все равно получалось, что соулмейт ограничивает и сковывает.

— А вдруг он ужасный человек, — Джисон пнул камушек. — Вдруг он убивает, насилует детей и слушает шведский дет-метал? А я буду японскую попсу включать. Что тогда делать?

— Слушать по очереди и насиловать тоже, — захихикал Минхо, выбрасывая обертку от мороженого в мусорку. — Вы же можете просто пообщаться. Или…

Минхо бросил косой взгляд в сторону Джисона, заставляя стушеваться.

— Или в этом и причина? Он тебе уже интересен?

— Вовсе нет, — надул щеки Джисон.

В воображении Чанбин ловко смешивал коктейли, восклицал, подбрасывая шейкер в воздух, и с очаровательной улыбкой украшал бокал зонтиком, подталкивая в сторону Джисона.

— Совсем нет.

Оказалось, у Чанбина тысяча (плюс-минус двести) схожестей с Джисоном и столько же различий. Решив, что лучше он сам будет рулить своей судьбой, чем судьба возьмется за него, Джисон написал первым.


Про тот случай у магазина они не разговаривали. Зато разговаривали про универ, про тусовки, рэп и танцы. И если дет-метал Чанбин не слушал, то японский рок ему вполне заходил, и Джисона это более, чем устраивало.


Они не пересекались в университете ни разу с той ночи. На сердце было легче, потому что казалось: если увидятся, придется объясняться. Еще хуже — мысль, что Джисону самому захочется протянуть руку, во всех смыслах.


Он купил еще пару широких браслетов и плотно закрепил на запястье.


Чан, чей соулмейт еще не нашелся, мудро сказал что-то вроде: «Не знаю, что там у вас, но догадываюсь, поэтому не думай слишком долго, тебе не идет».


Джисон раздумывал меньше, зато больше писал в-ка-ток. Скидывал песни и фото увиденных смешных вывесок, видео с Хенджином, пытающимся ловить ртом подброшенные конфеты. Свою селку с пристающим к Хенджину Феликсом на заднем плане.


Чанбин иногда спорил по ерунде, сурово отчитывал, не отвечал, пока был занят, а потом кидал внезапную фотку с милашным выражением, и Джисон подначивал того «кавайным хеном». Соображения решили осесть в подсознании, и пока джисонова метка была перекрыта всем, чем можно, он чувствовал себя в безопасности.


Разве соулмейт имеет значение, если его не видно, особо не слышно, да и не маячит перед глазами. Джисону легко, пока это просто общение. Ворочающееся под ребрами чувство он предпочитал игнорировать.


Как и хитрые взгляды Феликса, когда Джисон рассказывал, какие классные треки Чанбини-хен наконец скинул.

@темы: Strong Heart - 2018, band: stray kids

Comments

[yoaura]

Самая большая подстава случилась в тот вечер, когда был сдан один из промежуточных тестов, и Джисон оказался в квартире Хенджина с карточной игрой в руках и двумя бутылками соджу на каждого.

«Приходи, мы пиццу заказали», — зазывал Хенджин. Джисону одному, как обычно, было скучно, а в большую компанию не хотелось, потому на знакомом пороге он стоял уже скоро.

Только совсем не ожидал, что вместо Феликса или даже Хенджина встречать его будет Чанбин. Тот, не снимая капюшон черной толстовки, молча (но подмигнув) забрал у Джисона пакет, рюкзак и двинулся туда, откуда громко звучала музыка. По спине пробежал холодок — все это не к добру. Феликса очень хотелось побить подушкой за предательство.

— А что хен здесь делает? — первое, что спросил Джисон, вваливаясь в кухню. Хенджин, пританцовывая, разбирал пакет, а Феликс с Чанбином за столом уже распаковывали игру Джисона.

— Не рад меня видеть? Тогда я пойду, — начал Чанбин шутливо, но Хенджин, уложив широкую ладонь на его плечо, опустил обратно на стул.

— Если уйдешь, Джисони опять будет ныть, что он — пятое колесо, а к себе в кровать мы его не возьмем.

— Как будто я просил, — Джисон выхватил у Хенджина бутылку из рук, вмиг решив, что самое лучшее в ситуации, из которой никак не выйти сухим — забить на нее с помощью (не)большого количества алкоголя.

После всех переписок, обсуждений, фотографий и пожеланий хорошего дня на Чанбина смотреть было совсем… иначе. Хен был интереснее — даже интереснее, чем в первый раз, когда Джисон увидел его за барной стойкой в танце разноцветных огней. Пытаться наложить все узнанное за время, что они не виделись, на внешность, и прикинуть, что же у Чанбина в голове, было куда увлекательнее.

А самое волнующее: думает ли он так же, как Джисон, о том, что и без меток под ребрами чувства, во всем теле то тяжестью, то легкостью разливаются, а любопытство так и щекочет, мурашками под лопатками обжигая.

Джисон затянул браслеты, отворачиваясь к Хенджину. Взгляд Чанбина уловить не составило труда.

Пиццы не было. «Обманули!» — возмутился Джисон, смеясь над тем, как Феликс пытался заказать еду в круглосуточной доставке, забыв половину корейских слов. Хенджин Чанбина то и дело подначивал ростом, за что получал угрозы. И соджу кончалось очень быстро, унося тревожность и заменяя ее на беззаботность и веселье.

Джисон то и дело смотрел на Чанбина, неловко и нелепо отворачиваясь, когда взгляды пересекались.

— Хен, зачитай нам! — просил он, но смотреть без чрезмерного интереса наверняка не получалось. Любопытство прорывалось сквозь все те же принципы, а алкоголь и чувства, зудящие под кожей, подогревали.

Тем более, Чанбин, даже выпив, рэповал так сочно и четко, что у Джисона уши, судя по ощущениям, покраснели от удовольствия.

— Хочу написать с тобой лирику, хен, — он забросил Чанбину, сидящему рядом, руку на плечи. — Про красивых девушек и разбитые сердца.

— Что за банальщина, — скривился Чанбин. Его ладонь внезапно оказалась на талии, и Джисону ничего не осталось, кроме как двинуться на стуле чуть ближе.

— Это классика! — возразил Хенджин, тасуя карты. — Маленьким людям не понять.

— А твои тексты про соулмейтов и метки, значит, лучше? — Чанбин подался вперед с хитрой улыбкой. Джисон хихикнул и насторожился.

— Какие тексты, Хенджин? Ты мне не показывал… — нахмурился Феликс.

— И не покажу, это личное, — Хенджин зыркнул в сторону Чанбина испепеляющим взглядом, заставляя Джисона громко заржать. — У хена тоже есть вещи личные, которые он никому не покажет, даже своему соулмейту, да?

Чанбин, к удивлению, быстро залился краской. Сердце пропустило удар, словно они все коснулись чего-то слишком запретного. Чанбин холодно ответил:

— Удар ниже пояса, я на такое не подписывался.

— О чем ты? — навострил уши Джисон. Хенджин, с улыбкой-оскалом, смотрел прямо на Чанбина:

— О том, где его метка.

Чанбин прошипел:

— Ой замолчи, лось, у меня твои рэп-писульки в переписке есть…

— Покажи! — перебил Феликс, набросившийся на Хенджина. — Я от тебя ничего не скрываю, даже свою вышивку!

— Ты вышиваешь? — у Джисона только глаза на лоб не полезли от всех откровений, которые внезапно свалились на голову. Пришлось потянуться за последним куском пиццы, чтобы не сболтнуть лишнего и не перебить поток компромата, который в жизни-то пригодится.

Феликс, видимо не обратив внимания на то, что сболтнул, тряс Хенджина за руку, выпытывая тексты. Хенджин прибег к крайней мере — положил Феликсу на шею, туда, где метка, ладонь. Тот мгновенно покраснел, не меньше, чем Чанбин минуту назад, и умолк, закрыв глаза.

— У Чанбини-бини, — не отводя взгляда от Чанбина, сказал Хенджин, — метка на заднице, да, хен?

— Да ладно?! — в полном восторге воскликнул Джисон. Кусок пиццы пошел не в то горло, и он закашлялся. Слезы скопились в уголках глаз, и когда горло перестало драть, тема уже замялась. Хенджин клятвенно обещал Феликсу, что покажет все, но только не сегодня.

Чанбин был тише воды, ниже травы, попивая остатки соджу из своей бутылки, спокойно смотрел в никуда. Джисона любопытство распирало так, что он готов был прям сейчас поспорить на что угодно, пообещать что угодно, но выяснить, как так вышло, что у Чанбина… Ну впрямь.

Феликс, широко зевнув, прилег щекой Хенджину на плечо и указал рукой на настенные часы.

— Я не досижу до двух. Пойду спать. Заказ пиццы выжал из меня все соки, — большая хенджинова ладонь легла на затылок Феликса, ласково погладив.

— Мне бы тоже домой, — начал Джисон, но Хенджин тут же помахал рукой.

— У нас диван и можно развернуть футон, одного тебя пьяного мы никуда не пустим, — он погрозил пальцем, заставляя Джисона фыркнуть.

— Кто тут еще пьяный, — кивком указав на Феликса, уже почти пускающего слюни на хенджинову футболку во сне, Джисон поднялся со стула. Запнувшись, ойкнув от боли, он направился в ванную, чтобы смыть с себя усталость и чрезмерные переживания.

Отражение в зеркале тревожно подмигнуло, когда до сознания дошло, что спать Джисону придется совсем рядом с Чанбином.

«Ты же сам этого хочешь», — улыбалось оно, и Джисон отвернулся, закрутил краны, не желая разговаривать с самим собой. В очередной раз поправив браслеты, он вышел в полумрак комнаты.

— Они уже ушли? — растерянно спросил Джисон у Чанбина, который валялся на нерасстеленном диване с телефоном в руках.

— Хенджин взял Феликса на руки и утащил. Выпендрился, — заключил Чанбин, после чего поднялся резким движением, взяв со спинки полотенце. — Кто на полу, а кто на диване?

Сыграв раз в кайвайбо, они распределились по местам. Джисон вскарабкался на диван.

Из ванной зашумела вода. Почему он к этой воде прислушивался — интересный вопрос, но сон не приходил, а пять чувств обострились. Вот бы провалиться в забытье и ни о чем не думать: ни о лежащем рядом Чанбине, ни о том, что он в целом ничего такой, ни о плечах широких, в которые хочется вцепиться и обязательно потрогать мышцы. Ни о том, что действительно готов еще раз протянуть ему запястье, чтобы тот уложил ладонь, и…

— Не хочу, — пробормотал Джисон в темноту комнаты, закрывая лицо руками. Ему бы снова в тот день, когда не было всех этих мамонтов в животе крылатых, разносящих все на своем пути. Какие там бабочки к черту, если рушатся стены и здравомыслие машет ручкой.

[yoaura]

Браслеты на руке не спасли, сколько их ни было, да надобность отпала — последний бастион рушился с каждой секундой, которую отсчитывали стрелки настенных часов.

Джисон лег к спинке, прислушиваясь к шорохам. Вода стихла, затем щелкнул замок и скрипнула половица.

— Спишь? — поинтересовался Чанбин. Джисон отрицательно промычал. — Там вода горячая кончилась, а спать после ледяной ванны не хочется.

Чанбин скептично усмехнулся, тихо опускаясь на пол, судя по шелесту постельного белья. Джисон вздохнул, понимая, что обречен, и перевернулся на другой бок.

— Я тоже. Не хочу спать, — уточнил он на вопросительный взгляд Чанбина, который со взъерошенными влажными волосами выглядел более, чем привлекательно. И дело было явно не в алкоголе, но во всех стягивающих чувствах, которые Джисону с каждой минутой было все сложнее сдерживать внутри.

Словно зуд от болезни, внезапно нагрянувшей и не имеющей лекарств без побочных эффектов. Либо принять и встретиться с последствиями, либо терпеть, не выкидывая из головы.

Стоило Чанбину укрыться тонким одеялом и закрыть глаза, Джисон сполз со своего дивана к нему.

— Дж… Джисон? — Чанбин дернулся, но не отодвинулся, лишь приподнялся на локтях. Влажные пряди чуть завивались на лбу и висках, вызывая желание их поправить.

Джисон сложил руки на коленях, усевшись смирно, насколько возможно, когда в груди словно маршевый барабан.

— Это правда? — выпалил он, тут же закусив губу. — Про то, где у тебя метка.

Чанбин будто насупился, быстро облизнулся. Но ответ был и не нужен: по реакции очевидно. Джисон попытался не улыбаться, продолжая:

— Хен, давай-попробуем-пожалуйста.

— Еще чего, — отрезал Чанбин, опускаясь и отворачиваясь от Джисона, явно раздраженный. — Моя задница неприкосновенна.

— Ну хен, — Джисон перегнулся через него и, уперевшись ладонями в пол, заглянул в сердитое лицо. — Если мы не соулмейты, я никому не скажу. Я обещаю. Клянусь.

— Если не соулмейты? — вскинулся вдруг Чанбин, снова приподнимаясь, так быстро, что сердце в испуге екнуло. Джисон отпрянул. — Сделаем вид, что ничего не было, и забудем?

— Нет, я… Наоборот. Хен, — голос Джисона невольно стал громче. — Чанбин, я не хотел соулмейта. Никогда.

Чанбин усмехнулся, изогнул бровь, садясь прямо напротив. Взгляд изменился, холодом пронзил и оставил в крови ледяные осколки. По плечам побежали мурашки — он никогда так не смотрел на Джисона.

Тот подался вперед, заглядывая в глаза и стараясь разглядеть в них причину недопонимания.

— Никогда не хотел, пока ты не коснулся моей метки в метро. А потом у магазина. И хен, — Джисон опустился до полушепота, — если ты не соулмейт, то все равно мне нравишься.

Чанбин раздувал ноздри, смотря куда-то за спину Джисона, и снова облизывал губы. Тишину, воцарившуюся в комнате, нарушало лишь гудение электроприборов. Повисшее в воздухе напряжение густело, как джем, облепляло кожу. Хотелось встряхнуться и скинуть его; Джисон дернул плечами, намереваясь встать и лечь на диван, как вдруг рука Чанбина оказалась на запястье, утягивая на себя.

Их взгляды пересеклись, и Джисон вздрогнул: не холод, а отчаяние и надежда читались в чанбиновых глазах.

— Все всегда хотят узнать, где метка, и обязательно ее потрогать. А как только понимают, что они — не те, тут же плюют в душу, бросают, — пальцы сжались на джисоновой коже, но закрытые веки и напряженное лицо говорили о большем. — Тогда у магазина ты сделал вид, что ничего не произошло.

— Так хен! — воскликнул Джисон, не сдержавшись. — Я никогда не хотел соулмейта. Спроси у кого хочешь, они все знают, посмотри, вот!

Он встряхнул браслетами.

— Тогда зачем тебе моя метка? — Чанбин развел руками, отпуская. Все нутро вопило от абсурда происходящего. Как объяснить необъяснимое, Джисон не знал. Нужные слова не шли. Неясный страх обвил колючей проволокой.

Будто оковы на руках и цепи на теле сомнения держали крепко. Две секунды растянулись на тысячелетия, пока тело не среагировало само, посылая к черту занудствующий разум.

Чанбин не успел отреагировать, когда Джисон навалился на него и прижал ногой к полу, а руками уперся в грудь. Браслеты оглущающе звякнули. Джисон шикнул на начавшего материться Чанбина. Он понятия не имел, где именно метка, но попытаться стоило: последнее, чего хотелось, это доказывать Чанбину словами свои недвусмысленные чувства.

— Я… Тебя… Убью… — задушено сопел Чанбин, выворачиваясь из крепких объятий. Джисон проиграл его силе, оказался вдруг прижатым спиной к полу, с руками над головой и бешено стучащим пульсом.

Ладонь Чанбина скользнула чуть выше локтя. За мгновение до Джисон знал, что произойдет.

Когда пальцы коснулись метки, его подбросило от пронзительного импульса, прошедшего вдоль позвоночника до живота. Джисон не успел закрыть глаза и видел, как расширились чанбиновы от удивления. Сладкая истома осела в паху. Чанбин сидел на его бедрах, а руку с отметины не убирал. Удовольствие стекало по коже вниз, словно вода, и такими же волнами заставляло изгибаться снова и снова.

— Ты правда… — Чанбин не договорил, отдернул ладонь и уложил ее на щеку. Горячая. От нее стало еще жарче. Джисон закрыл глаза, выдыхая от облегчения.

Но расслабиться не получилось. Рот вдруг накрыли чужие губы, теплые и требовательные. Джисон о них думал. Представлял. Мечтал. А теперь чувствовал, как чувствовал тяжесть тела, нависшего над ним, и кончики пальцев, оглаживающие шею.

Чанбин целовался так, словно Джисон был его воздухом, которым не насытиться.

Джисон вновь потянулся к бедрам Чанбина и протиснул руку под ткань штанов. Чанбин дернулся — густое дыхание осело на щеке.

— Пожалуйста, — вполголоса попросил Джисон. — Мне все равно, соулмейты мы или нет, но незнание гнетет меня больше всех возможностей и вариантов.

Через мгновение Чанбин качнул бедрами.

— Слева, — он кашлянул, словно борясь с желанием озвучивать. — Чуть ниже поясн… Твою…

Чанбин вдруг шумно втянул воздух ртом и почти рухнул на Джисона, уперевшись лбом в его плечо. По напряженному телу прокатилась дрожь — Джисон мог ощутить это даже через одежду, но убирать пальцы от заветного места не собирался. Метку он не чувствовал, не видел, зато перед глазами был Чанбин, чьи виски покрылись испариной, пока он, явно не осознавая, терся пахом о джисоново бедро.

— Так вот оно как? — хрипло пробормотал Чанбин на ухо, заставляя тихо рассмеяться.

Вместе со смехом все многотонные камни, висевшие на сердце, опадали и разбивались на мелкие кусочки, исчезая. Руки Чанбина все еще упирались в пол, и Джисон, не медля, надавил ему на спину, заставляя лечь сверху.

— Я много думал, — начал он. Чанбин фыркнул, и Джисон еле сдержался, чтобы не укусить. — Да, хен, не смешно. Но ты правда мне нравишься. И мы можем никому не говорить.

Чанбин жарко дышал в шею и молчал, пока Джисон гладил спину, оказавшуюся именно такой твердой и накаченной, как представлял. Вдыхал запах чистой кожи, приятный до умопомрачения. И ждал, пока он соберется с мыслями, не обращая внимания на то, что чанбинов вес вдавливал его в пол.

— Я тоже думал, побольше тебя.

— Тебе вредно, Бинни-хен, — в отместку бросил Джисон и тут же нарвался на тычок в бок. Хихикнув, он попросил: — но ты продолжай.

— Боялся только, что ты будешь, как все, типа раз не соулмейт, то проваливай. А тут…

— Что-то пошло не так? — жар от Чанбина окутывал, и Джисон еле боролся с желанием снова сунуть пальцы в его штаны, только уже не к метке, а вниз.

— Тотально, — подтвердил Чанбин, наконец приподнимаясь и заглядывая в лицо. Джисон облизнулся, смотря на губы напротив.

Желание Чанбина, судя по упирающемуся в бедро члену, ничем не отличалось.

— Пусть и дальше будет «не так», — пробормотал Джисон, прежде чем притянуть Чанбина к себе за затылок. Стиснув в кулак влажные волосы, он поцеловал раскрывающиеся навстречу губы.

Ладонь Чанбина первой скользнула под белье, вырывая из горла сдавленный стон.

Единственное, о чем Джисон совсем капельку пожалел — пришлось заткнуться, иначе Феликс, наверняка не спящий за стенкой, обоих бы придушил.

[yoaura]

На баскетбольной площадке было шумно. В основном от того, что компания собралась чересчур громкая.

Чан пытался объяснить Чанбину, что если он хорош в любой игре с мячом, это не значит, что баскетбольный можно использовать в качестве гандбольного. Стоящий рядом с кольцом Хенджин ржал.

— Может принести подставку, мини-Бинни?

— Может топор, Хенджин-а? — парировал Чанбин, вздергивая подбородок вверх. Чан лишь покачал головой и послал извиняющийся взгляд в сторону сидящих на зеленой искусственной поверхности «запасных».

Джисон показал «окей» и махнул рукой. Он тихонько посматривал на двух парней-первокурсников, которых привел Чан. Те переговаривались чуть в стороне, по другую сторону от Феликса.

— Ты знаешь их? — Джисон наклонился к Феликсу.

— Чонина знаю, — Феликс откручивал крышку от бутылки с водой. — Я ему английский помогал подтянуть перед вступительными. А Сынмин — его друг.

Джисон кивнул — новые люди в игре это как новые мелодии в песнях, всегда к лучшему.

Взгляд переключился на Чанбина, который закатывал рукава, показывая миру свои непревзойденные мышцы рук.

— Мой соулмейт — долбоеб, — вырвалось против воли у Джисона. Феликс басовито заржал.

— Ты моего видел? — он указал на Хенджина, танцующего поппинг, не отходя от кольца. Джисон покачал головой.

— Давай сдадим их в детдом, — предложил он. Феликс, глотнув воды, вытер губы тыльной стороной ладони.

— Не надо. Я же, — улыбаясь украдкой, он прошептал, — все равно его люблю.

Джисон провел рукой по голому запястью, на котором красовался поблескивающий полумесяц.

— Да. Я тоже.

[yoaura]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ТРИ СЕКУНДЫ.

На улице лил дождь. На первую тренировку по баскетболу Чонин опаздывал из-за сломавшегося на полпути автобуса.

Накинутый на голову капюшон плохо спасал от холодных капель. В раздевалку он вбежал почти насквозь промокший, но идти в душ не было времени: он и так, наверняка, пропустил построение.

Наспех переодевшись, Чонин выскочил в спортзал, кланяясь чуть не до колен. Брызги с волос разлетелись по деревянным половицам.

— О, а вот и пропавший новичок. Бегом на площадку, мы уже разминаемся!

Широко улыбающийся кудрявый старшекурсник, видимо, капитан команды, махнул рукой, подгоняя к группе парней в красно-белой форме. Кивнув, Чонин присоединился к ним. Сердце все еще быстро-быстро билось — неясно, избежал он наказания или нет. Волнение подстегивалось окружением незнакомцев.

Баскетбол — его страсть, не маленькая, но и не серьезная. Пусть интерес горел в нем еще с детства, начать играть вышло лишь в старшей школе — постоянные переезды не позволяли. Конечно, в университете Чонин не собирался уделять спорту много времени, ведь учеба важнее, но попробовать стоило — руки всегда стремились держать мяч в руках. Азарт, словно с возрастом, проявлялся все больше и больше, и Чонин цеплялся за каждую возможность. Сначала было сложно (а кому нет?), но он напрашивался на тренировки с командой в школе, и его пускали — просто так; приходил на площадку за пару кварталов от дома и играл с уличными баскетболистами. Вскоре мяч лежал в руках, как родной, а нутро кипело от радости.

В большом зале было жарко; майка липла к телу. Пока шла разминка, он мельком рассматривал команду. Кажется, все были старше, определенно плотнее и мускулистее, но к этому он привык. Как и к тому, что поначалу все смотрят на него, худого и вытянутого, с усмешкой.

— Отработка пасов! Новенький — к менеджеру! — гаркнул все тот же старшекурсник, указывая в сторону единственной девушки, сидящей в углу зала. Пока та записывала данные и задавала вопросы, Чонин, легко улыбаясь, краем глаза наблюдал за происходящим. По залу разносился смех, выкрики и звук ударов мячей отражался от стен, вызывая в груди восторг.

После банальной информации, типа роста и веса, девушка намекнула, что пора бы показать себя на площадке. Чонин кивнул и направился к капитану.

— Ну как, готов? — у того половина кудрявых волос налипла на лицо, половина так и осталась растрепанной. Взглянув в глаза, Чонин подумал: «красивый» и смутился от неожиданной мысли.

— Да.

— Позиция? — горячая ладонь легла между лопаток, подталкивая к кольцу. Чонин остановился у линии трехочковой зоны, забирая из рук капитана мяч.

— Комбогард. Атакую чаще, чем разыгрываю… С трехочковой. Мне говорили, целюсь хорошо.

Капитан присвистнул, окинул его оценивающим взглядом. Под ним Чонин почувствовал себя странно — словно щекотка пробежалась по внутренностям.

— Ну да, тебе телосложение через защиту не позволит пройти. Под кольцом все мощные, как бегемоты. Ладно, давай, — два легких шлепка по плечу повысили чувство уверенности. — Пять бросков с трехочковой. Потом со штрафной.

Капитан отошел. Звуки ударов мячей притихли: команда наблюдала. Из-за взглядов кончики пальцев закололо в волнении.

Чонин расправил плечи.

Глубокий вдох. Рассредоточить взгляд. Сконцентрироваться на кольце. Прямоугольник белой краской отпечатался на сетчатке.

Бросок: раз, два, три. Три из пяти — в цель. За спиной одобрительно заулюлюкали, когда он все же закинул последний мяч.

— Неплохо, — одобрил капитан, стоящий чуть поодаль.

Из пяти штрафных в кольцо влетело четыре, и вся команда зааплодировала. Чонина вдруг окружили, стали с силой хлопать по плечам и спине, чуть не сбивая с ног. «Классные броски», «да ты молодец, новичок», «нам такой защитник пригодится!» Чонин посмеивался, благодарно кивая в ответ. В конце к нему подошел капитан.

— А ты крут, Ян Чонин, — Чонин ожидал очередного удара между лопаток, но ладонь легла ему на макушку и растрепала волосы. — Я, Бан Чан, беру тебя на тренировки и, возможно, выезды. Не расслабляйся.

— Не буду, капитан! — улыбка не сходила с лица, и Бан Чан ее отзеркалил. Восторг окутал, пробираясь в самую душу.

Чонин снова вернулся к тренировке. Напарник по передачам оказался славным, подсказывал, направлял. Все шло так, как Чонин даже не предполагал, лишь надеялся.

Он провел рукой по лбу, намереваясь стереть пот, и понял, что за наполнившими его положительными эмоциями он успел забыть о важных мелочах.

Тональный крем от воды и пота растекся, остался на тыльной стороне ладони.

Сжав губы от обиды на самого себя, Чонин подбежал к капитану.

— Чан-сонб…

— Хен, — прервал его Чан, тут же подавая полотенце. — Что случилось?

— В раздевалку нужно, можно?

— Бегом-марш! — Чонин ринулся к выходу. Но его быстро осенило: ключ-то отдал менеджеру, когда пришел. Он резко развернулся на пятке, как вдруг прямо в лицо прилетел мощный удар. От боли в ушах зазвенело. Чонин зажмурился и закрылся руками, приседая на пол.

— Капитан, ну ты что! — услышал он сквозь легкую туманную пелену. Воздух рядом шевельнулся, ощутилось движение, чьи-то руки подняли его, помогая встать.

Чонин открыл глаза и увидел перед собой все того же Чана. Обеспокоенного донельзя и с ужасом во взгляде.

— Я тебя не убил? Пошли в медпункт. Тренировку продолжаем! — крикнул он оставшимся и потащил Чонина в сторону выхода, мимо раздевалок.

Коридор был пуст. Чан причитал на ухо всю дорогу, пока Чонин думал лишь об одном: с него течет тоналка, а полотенце зажато между плечом и рукой Чана.

— Дай я посмотрю, — Чан вдруг остановился на лестничном пролете между этажами. — Вдруг у тебя кровь бежит, а я болтаю и ни черта не вижу.

— Нет, хен, стой, не… — Чонин попытался прикрыть лицо снова. Руки жестко развели в разные стороны, не давая и шанса.

— Ого.

Чонин вздохнул. Волнение сдавило горло тисками, а потому говорить было почти больно:

— Да, это моя метка, — он стащил все же с плеча полотенце и промокнул им лицо. — А это — типичная реакция, — продолжил он, когда Чан потянулся руками к его щекам.

— Дай посмотрю, не идет ли кровь, — ладонь легла на щеку, на которой метки не было, заставляя приподнять голову. Чан осматривал так заботливо, почти нежно касаясь кожи, что в коленях внезапно ощутилась слабость. Либо это все-таки сотрясение.

— Ничего не идет, хен, все нормально, — Чонин прикрыл глаза. Вот сейчас Чан, как все, кто видел полумесяц, дотронется до него из чистого любопытства. Словно Чонин посмешище какое-то клеймованное: увидел — обязательно надо пощупать.

— Это очень красиво.

От услышанных слов и того, каким тоном они были сказаны, в груди что-то оборвалось.

За мгновение до того, как Чан коснулся метки пальцами, Чонин откуда-то уже знал, что это случится — глубинное чувство окутало, вскружив голову.

А потому Чонин отпрянул — но было поздно. От касания по всему лицу, а после по телу вдоль хребта скользнуло оно. Чувство снесло до основания, перестроило в ту же секунду, одновременно болезненное и отпускающее тиски, сначала доводящее напряжение до точки кипения из ничего, а после несущее ни с чем не сравнимое удовольствие.

Все, что оставалось — это вцепиться в чановы плечи пальцами и пытаться дышать, пока все остаточные ощущения стекали пламенными языками внутри тела, скапливались в низу живота и ослабляли ноги.

— Чонин…

— Где твоя метка, хен? — он открыл глаза, думая, что справился, но дрожь в голосе унять не вышло. Чан сглотнул нервно — кадык дернулся — и повернул голову в сторону.

Полумесяц блестел под ухом на крепкой шее. Твердой рукой Чонин скользнул по плечу и, словно завороженный, коснулся светлой кожи.

Чан громко охнул, зажмурился и оперся рукой о стену, а второй — вцепился в чонинов бок, двигая ближе к себе.

Поверить в происходящее было сложнее, чем в то, что Чонин забил семь мячей из десяти. Жизнь на глаза переворачивалась с ног на голову, а он просто стоял, прижимая к своей щеке полотенце, и не понимал ни-че-го.

Чан глубоко дышал, чуть согнувшись. В ушах шумело, и Чонин не был уверен, от чего именно: от удара мячом, от пережитого стресса или от того, что рядом с ним — его новоиспеченный соулмейт?

— Сюрпризы продолжаются, — прокомментировал Чан, нарушая тишину. Он выпрямился, выдал тихое «фух», облизнул губы. Чонин смотрел прямо на него, ожидая реакции, а сам с трудом мог пошевелиться.

— Хен, я… — Чонин смущенно спрятал лицо за полотенцем, не выдерживая пронзительного взгляда. Осознание происходящего обрушилось вдруг, как снег с крыши. — Ты…

— Я тоже не знаю, что сказать, — Чан развел руками, неловко потер шею. Колечко в его мочке блеснуло от движения головы.

— Тогда я сам дойду, — ноги больше не держали на месте. Спешно извинившись, Чонин взбежал по лестнице и, только очутившись в другом крыле здания, понял: он вообще не знает, где медпункт.

Зато знает точно, где его соулмейт, и не придет туда, пока тренировка по баскетболу не кончится, а спортзал не опустеет.

[yoaura]

У Сынмина никаких проблем со взаимоотношениями не было, и Чонин впервые в жизни ему завидовал. Тот мог сосредоточиться на учебе в должной мере, на увлечениях и на домашних заботах, в которых Сынмин, бывало, увязывался больше, чем во всем остальном.

Маленькой квартирки, отведенной родителями для единственного учащегося в Сеуле сына, аккуратному Сынмину было достаточно. Как только он переехал, Чонин из душного общежития принялся сбегать к нему: тишина и спокойствие расслабляли, приводили голову в порядок. А если Сынмин начнет доставать, так можно просто врезать подушкой, и окей.

Нервно теребя рукава кофты, Чонин рассказывал о произошедшем. Мягкое бесформенное кресло, которое он облюбовал, приятно топило в складках, но не придавало спокойствия: Чонин вновь и вновь переживал то, что всю жизнь не забудет.

— Дело не в том, что я его вчера впервые увидел, — он потер ладонями лицо, устремляя взгляд на Сынмина, сидящего чуть поодаль на полу. Тот слушал внимательно, помешивая пластиковой ложечкой мороженое в банке.

Бояться можно было очень и очень долго, но Чонина переживания раздражали, их хотелось вытянуть наружу, чтобы разобраться поскорее, а пересказать вслух — уже полдела.

— В голове не укладывается, — продолжил он, — как у такого крутого хена, как Бан Чан, соулмейтом может быть такой, как я?

Все сомнения вкупе с подростковой неуверенностью всплыли на поверхность, будто Чонин не боролся с ними последние лет пять; будто он снова в школе, и из-за брекетов нужно учиться открыто улыбаться. Прыщи обсыпали все лицо, а о косметике ни мысли; будто он снова самый худой из всех и слышит насмешки за спиной из-за своих рук и ног несуразных, будто пришитых к телу.

В старших классах отпустило, дышать стало легче, а теперь снова возникло, да так ярко, словно впервые, и в зеркало смотреть не хочется, лишь бы себя не видеть.

Чонин нервно заламывал пальцы, выдавая эту тираду Сынмину. Тот может и отругает за подобные мысли, но после скажет толковое.

— Он первый на курсе по успеваемости, — перечислял Чонин, — капитан баскетбольной команды, которая прошла в полуфинал городской по университетам в прошлом году, хост самых популярных вечеринок и вроде еще музыку пишет. Его все факультеты знают, Бан Чану на доску почета бы, а тут — я…

Чонин смутился, понимая, что выглядит совершенно жалко. В сознании всплыл профиль с широким носом и глубокий взгляд, устремленный вдаль. Уши зажгло: Чан искренне улыбался, впервые вручая ему мяч.

Сынмин с невозмутимым видом доскреб мороженое из банки. Облизнув ложку и отложив ее, он взял подушку с постели и со всей силы отлупил ею свои колени.

— Вот что я хочу сделать с твоей головой, — он многозначительно посмотрел на Чонина, и вмиг стало стыдно. — Чонин, ты встретил со-ул-мей-та. Тебе о чем-нибудь говорит это слово?

Не поднимая взгляд, Чонин покивал.

— Ты ведь знаешь, что есть ситуации куда более… неприятные, — отрезал Сынмин. Дыхание на секунду сбилось: про самого Сынмина-то Чонин забыл. Стало еще некомфортнее: ноет сидит, а о друге не подумал.

— Извини, — выдохнул он.

— Ну вот, — Сынмин дернул плечом и потер предплечье, а после встал и принялся поправлять постельное белье на расстеленной кровати. — Тебе, считай, повезло. Меченных — десятки тысяч, а твой соулмейт мало того, что учится рядом, живет рядом, так и еще такой, как ты говоришь, весь из себя крутой.

— Увидел бы его, так же сказал бы, — усмехнулся Чонин, наблюдая, как Сынмин взбивает подушки.

— И вообще, — одна вдруг полетела прямо в лицо, Чонин еле успел поймать. — До твоих прыщей никому нет дела, они у всех есть. И у твоего Бан Чана тоже.

— Он не мой! — возмутился Чонин.

Бой подушками начался внезапно и так же внезапно кончился. Сынмин выключил свет, укутался в одеяло и отвернулся к стене. Чонин смотрел в темный потолок, собирая разбредающиеся мысли.

«Твой Бан Чан» переливалось отголосками, мягко затрагивая струны души. Веки потяжелели, и сон накрыл нежной вуалью.

«Звучит приятно».

[yoaura]

Чонин знал, что учеба — сложная штука. В университете — тем более. Занятий было столько, что из учебников нос можно не высовывать. Но с каждым днем положение вещей усугублялось тренировками по баскетболу и недосыпом.

Очередной вечер после утомительных лекций наступил незаметно. Недавно прошел дождь, и свежий воздух развеивал тучные мысли. Чонин был на кленовой аллее по пути к остановке, как вдруг его схватили за руку.

— Хэй, Чонин-а, — запыхавшийся Бан Чан сиял, как всегда.

С того раза они толком не разговаривали. Чонин продолжал сбегать из раздевалки, даже не посещая душ, и оправдывал себя количеством заданной домашки (да и тоналка смоется, все увидят). Взгляд Чана преследовал, но говорить там, в спортзале, когда мячи бьют об пол, а вокруг суматоха, очевидно неправильно.

— Привет, капитан, — с усталой улыбкой ответил Чонин. Чан завораживал своим присутствием: теплые волны энергии, исходящие от него постоянно, заставляли поднять голову и вдохнуть полной грудью.

Над головой раскинулись ветви широкого клена. Листья шумели от слабого ветерка. На нос Чонина вдруг упала капля. Он поморщился.

— Мило, — рассмеялся Чан, тыкая пальцем в кончик носа.

Щеки потеплели. Чан продолжил:

— Я хотел позвать тебя поиграть с нами в баскетбол. В воскресение, — Чонин отвел взгляд, чтобы не смотреть на сияющие глаза Чана. — У нас небольшая компания, и ты бы здорово там пригодился с твоими умениями.

— Не знаю, — замялся Чонин, теребя лямку от портфеля. — У меня очень много домашки, я не успеваю ничего. В понедельник проект сдавать, и там столько всего…

— Хэй, да ты не переживай, — широкая ладонь легла на плечо. — Если нужна помощь, ко мне всегда можно обратиться, хорошо?

Чонин кивнул в ответ, но ощущения внутри ясно говорили, что он к хену не пойдет ни при каких обстоятельствах. А потому лишь сказал спасибо за предложение, поклонился и, махнув рукой, быстрым шагом направился в свою сторону.

В автобусе мысли не покидали голову. Чан не выглядел обеспокоенным или неловким, в отличие от Чонина, но и серьезный разговор явно не хотел начинать. Как будто они — знакомые, сокомандники, хен и донсен, не больше.

Внутренний трепет и каплю сожаления отрицать было невозможно.

За окном автобуса мелькали дома, а в общажной комнате ждала кипа тетрадей. Закрыв глаза на секунду, Чонин ощутил фантомное касание пальцев к своей щеке.

Когда чанова рука лежала на плече, он еле заставил себя не поднять ее на метку. Прижать и не отпускать. Что было бы дальше, Чонин прекрасно представлял, тихо сопя от раздирающих эмоций.

Волнующие мысли заполняли разум и не давали даже заснуть.

С того дня Чан стал часто подходить, ловил между корпусами. Предлоги были такие разные, что Чонин не знал, как реагировать. В четверг: «я сегодня на машине, могу подбросить до дома, хочешь?». В субботу: «ты все еще не можешь завтра поиграть с нами? Жаль, на площадке классно, ну ладно». В понедельник: «как твой проект? ого, да ты молодец! угощу тебя кофе… упс, у меня нет с собой налички, ну, в следующий раз».

Чонин не то чтобы не хотел. Бан Чан искрился добротой, открытостью, хорошим отношением. Чонин закрывался, не в силах этот свет на себя принять. Чонин наносил очередной слой тонального не только, чтобы скрыть метку, но для ощущения безопасности. Еще один слой щита от внешнего мира, который слишком часто в прошлом наносил по нему удары разной степени болезненности.

Но Чан продолжал быть добрым, отзывчивым. Вовсе не навязчиво, Чонин понимал это, как и понимал, что сам ведет себя странно. Сынмин, в которого можно было сливать переживания, лишь закатывал глаза и: «без комментариев» либо обзывал дураком. Впрочем, он был прав. Чонин отказывал Чану раз за разом и чувствовал себя еще более неловко.

Однако когда Чонин уже набрался смелости, намереваясь сказать «да» на любое предложение, дело приняло иной оборот.

Внезапно родители урезали Чонину бюджет из-за проблем с финансами. Пришлось искать подработку. Теперь он не высыпался вдвойне, уроков задавали все столько же, а на тренировках по баскетболу команда готовилась к матчам. Из-за усталости у Чонина все из рук валилось больше, чем обычно, а баскетбольный мяч и вовсе не слушался, не летел, куда нужно.

Злость и расстройство не давали выкладываться, нервозность росла.

В конце концов, после двух недель полных провалов на тренировках, когда из десяти бросков в кольцо мяч стал попадать лишь дважды, Чонин подошел к Чану сам.

— Я, наверное, уйду, капитан.

— Куда? — брови Чана взметнулись вверх, но он продолжал перекладывать одежду в спортивной сумке, стоящей на скамье в раздевалке. — Мы же закончили уже.

— Ты… Знаешь, о чем я. Из команды.

Чан вздохнул глубоко и шумно, а после вытащил какую-то футболку и встряхнул ею в воздухе.

— Чонин-а, ты и правда выглядишь уставшим. Синяки под глазами, конечно, никак не мешают твоему очаровательному виду, — Чонин почувствовал, что начинает краснеть, — но лучше высыпаться.

— У меня не получается, хен, очень много всего. Я должен везде успевать, а я не успеваю, но если учебу я бросить не могу, как и работу, то…

— Баскетбол можешь? Точно можешь? — Чан стянул с себя спортивную майку. Взгляд Чонина скользнул по подтянутому телу, и легкое покалывание кончиков ушей заставило отвернуться.

— Лучше не играть, чем подводить команду своими неудачами, — заявил он, пока Чан натягивал футболку из сумки на себя. — Я разберусь с учебой и остальным, и вернусь… если ты возьмешь меня обратно.

Чан тихо усмехнулся. Затем небрежно откинул волосы со лба и встал прямо напротив. Можно было увидеть темную тень от щетины на подбородке и краснющий прыщ на левой скуле. Чонин закусил губу. Чан выглядел… мужественно.

— Как капитан, — чуть понизив тон, начал он, — я назначаю день твоей следующей тренировки: воскресение. Будем играть на площадке на открытом воздухе. Не забудь взять воду, на улице жарко. Четверг можешь пропустить, но в воскресенье обязательно приходи. Отказа не приму.

Чонин оторопело глядел на него, собираясь возразить, но Чан лишь развернулся на выход и у самых дверей подмигнул:

— Я буду ждать.

[yoaura]

Пришлось поменяться сменами на подработке и задобрить Сынмина, чтобы пошел с ним (пообещав материальную компенсацию). Там будут только друзья Чана, никого из команды. Наверняка они старше и круче, чем Чонин. Посмотреть на них и пообщаться — интересно и одновременно страшно до жути.

Накануне телефон пиликнул новым сообщением, в котором значилось: «Это Бан Чан! Напоминаю о завтрашней тренировке. P. S. номер спросил у нашего менеджера, не злись».

Как будто Чонин действительно мог злиться. Сердце затрепетало вдвойне, когда он понял, что у него теперь есть возможность связаться с Чаном в любое время.

Которой он, конечно же, не воспользуется без необходимости.

Но смс набрал: «я помню, приду с другом, спасибо», и убрал телефон подальше, стараясь не поглядывать на него каждые несколько минут.

Ответ так и не пришел.

Зато воскресное утро началось благоприятно, с самой подходящей для баскетбола погодой, и Чонин, вставая утром с кровати, даже чувствовал себя более-менее отдохнувшим, ведь еще вчера он разобрался со всей накопленной домашкой. Правда, отрубился, едва голова коснулась подушки.

Глаза не слипались от усталости, а потому Чонин, забирая Сынмина со станции метро, предчувствовал хороший день. Вот если бы не трепет, сжимающий горло…

— Кто там будет? — вопрос, заданный Сынмином, как раз и был самым главным триггером дня.

— Я не знаю, — честно ответил Чонин, — и поэтому беспокоюсь. Последнее время руки не слушаются, как я буду выглядеть при незнакомых людях?

— Нормально будешь, — Сынмин сжал его локоть. — Я ведь вообще никого не знаю.

— Извини, что потянул тебя за собой, — теперь Чонин чувствовал себя и вовсе виноватым. — Тебе, наверное, еще более неловко…

— Я же с тобой, — улыбнулся тот, — значит, все нормально. И я давно не выбирался на свежий воздух, это же можно просто воспринимать как веселье, разве нет?

Чонин благодарно похлопал его по руке, заворачивая за угол дома. Как раз во дворике раскинулась огороженная сеткой спортивная площадка, по разным сторонам которой стояли два баскетбольных щита.

На площадке уже было шумно, и Чонин, пробираясь через калитку, выхватил только одно знакомое лицо: Чана. А потом его перехватили с громким восклицанием:

— Ого, Чонин-а! — перед глазами замельтешил Феликс Ли, у которого, по счастливой случайности, Чонин готовился к сдаче тестов по английскому.

— Привет, хен, — разулыбался Чонин, с облегчением выдыхая: уже не так страшно. — Что ты тут делаешь?

За спиной Феликса кто-то показывал финты с баскетбольным мячом, кто-то улюлюкал в ответ, раздавался громкий смех. Чонин поближе к себе притянул Сынмина, стоящего чуть в стороне.

— Чан-хен позвал…

Феликс присвистнул, одаряя лучшей своей из улыбок, и обернулся как раз в тот момент, когда к ним подошел Чан.

— Привет! Я так рад, что ты пришел! — Чонину на секунду показалось, что Чан хочет его обнять, но тот лишь протянул ладонь к Сынмину для рукопожатия. — Бан Чан, собрал всех этих ребят, чтобы не кисли дома.

— Сынмин, прикрытие для Чонина, чтобы не умер от переработки, — к большому удивлению, Сынмин подмигнул. — Но очень давно не играл в баскетбол, так что может и не получится толком.

— Да и ладно, — Чан махнул рукой, переводя хитрый взгляд на Чонина. Сынмин представлялся Феликсу. — Тут никто не умеет играть.

— Врун! — послышался громкий крик с другого конца площадки. — Я хорош в любой игре с мячом!

— В тебе никто не сомневается, Чанбини-хен, — перебил его широкоплечий высокий незнакомец.

Феликс обреченно вздохнул: показалось, что затрепетали не только крылья его носа, но и веснушки переместились на лице. Он встал рядом с Чонином и стал пальцем показывать на каждого из присутствующих на площадке, пока Чан утянул Сынмина под кольцо, чтобы проверить его навыки.

— Хенджин — к сожалению, мой соулмейт. Дизайнер из него лучше, чем баскетболист. Чанбин-хен нам нужен, чтобы проводить самый низкий дрибблинг, только ему не говори, — захихикал Феликс. — Еще должен прийти Джисон, и тогда здесь будет еще громче, потому что он ругается на китайском.

Чонин смотрел на хенов, явно давно собирающихся вместе, и не мог сдерживать улыбку. Они выглядели так, словно провели друг с другом маленькую вечность: это было видно по слаженности движений, слышно по общим шуткам, которые мгновенно мог подхватить любой. Площадка казалась маленьким мирком, забирающим в распростертые объятия.

Сынмина мгновенно забрали Хенджин и Чанбин («Повыпендриваться перед новеньким», — заметил Феликс, а после сам показал легкий трехочковый, убедившись, что Сынмин увидел). Чонин, прикрыв рот, хихикал над шутками Хенджина, надеясь, что Чанбину на самом деле не обидно вот это все. Как профи уклонялся от слишком мощных мячей, брошенных Чаном (с тренировок привык), а потом пасовал Феликсу, чуть не попав в только подошедшего Джисона.

— На самом деле, Чонин — лучший в команде по атаке с дальних дистанций! — Чан появился по правую руку словно из ниоткуда, вытаскивая Чонина на середину площадки, к трехочковой. — В последнее время у него не все задается, но уж поверьте мне и моему опыту…

— Мы верим тебе, хен! — громко крикнул Джисон с другой стороны площадки. В руках Чонина вдруг оказался мяч. Тепло шероховатых боков было привычным, но ладони отчего-то затряслись: слишком много изучающих взглядов. Волнение сжало горло, перехватывая дыхание, и кольцо чуть поплыло перед глазами.

Раз бросок — мимо. Два — мимо. Чонин нервно сглотнул, опуская голову.

Чан подошел незаметно. Похлопал по плечу, а после наклонился и прошептал: «у тебя все получится».

Третий тоже не вышел. Как вдруг до ушей донеслись громкие комментарии:

— Вы только посмотрите на его руки! Мне бы такие руки, Феликс, нет, ну ты видел?

— Мои короткие пальцы никогда так классно не будут смотреться на мяче, — явно наигранно проныл Феликс, но Чонин отчего-то прыснул, обращая внимание на сидящего у сетки Джисона, который Феликсу вторил.

— Бросай еще раз, ты даже не представляешь, как классно выглядишь!

— А какое сосредоточенное лицо, ты прям профессионал! И стойка — супер!

Чонин рассмеялся, бросая короткий взгляд на улыбающегося в стороне Чана, и сделал глубокий вдох.

Присел, прицелился и бросил трехочковый ровно в кольцо, по идеальной траектории. Раздались аплодисменты и улюлюканье.

— Чонин-а! А ты можешь мяч на пальце прокрутить? С такими то классными руками, — возле него вдруг оказался Чанбин, с любопытством и смущающей хитростью в глазах.

Чонин кивнул: эта вещь у него всегда удавалась. Ни секунды не сомневаясь, он вытянул указательный в воздух и крутанул на нем мяч, сосредоточенно балансируя.

— Вау, — это был удивленный Бан Чан. — Почему не показывал?

Останавливая мяч, Чонин смущенно пожал плечами. Внутри разливалось тепло, удовольствие и огромная благодарность к хенам. Они увиделись впервые, но вселили в него уверенность размером с Юксам Билдинг.

Чонин отошел выпить воды, и пока Сынмин тихо переговаривался по телефону с мамой, стоя рядом, он обводил взглядом присутствующих. Сердце чуть екнуло, когда он заметил руку Хенджина на талии Феликса. Они стояли, полуобнявшись, и выглядели гармонично до трепета в груди.

Его соулмейт тоже здесь, на площадке, но будут ли они когда-нибудь смотреться так же красиво?

Чан стоял рядом с Хенджином и показывал ему финт с ведением мяча. Взгляд скользнул по сильным рукам, широкой спине — Чонин всегда залипал на них, только не признавался себе в полной мере. Просто сейчас, вне спортзала, Чан выглядел немного иначе: более домашний, что ли, как друг из соседнего двора, которого Чонин знал уже сто лет.

Если в своих навыках баскетбола он уже не сомневался так, как прежде, то в себе самом… не изменилось ничего.

Они разбились на две команды, чтобы сыграть почти полноценный матч. Сынмин предпочел быть судьей, а потому на стороне Чонина оказались Джисон и Хенджин.

После всех слов, что он услышал от ребят, играть хотелось так, как давно не хотелось. Мяч лежал в руках как родной, и делая первый розыгрыш, Чонин чувствовал, куда, как, с какой силой и скоростью. Джисон с легкостью перехватывал его пасы, прорываясь через защиту, а Хенджин забросил первый мяч из-под кольца, вселяя еще большее чувство восторга.

[yoaura]

Всеобщее веселье передавалось будто бы по воздуху, и Чонин так увлекся игрой, раз за разом пасуя то Джисону, то Хенджину, что перестал замечать очевидное.

Нос столкнулся с поверхностью площадки слишком неожиданно, кажется, для всех, не только для Чонина, учитывая крики вокруг. Ладони засаднило, нос, которым он проехался по зеленому покрытию, жгло, но больше всего было больно колену.

— Эй, ты как? — чьи-то руки с легкостью перевернули его, усаживая. Чонин увидел перед собой Чана, а после ногу прошило резкой болью, заставляя зашипеть. — Что болит?

— Колено, — ответил Чонин сквозь зубы, оглядывая ободранные ладони. Шнурок на левом кроссовке развязался, а нога не разгибалась до конца должным образом.

Над Чонином возник Сынмин, с беспокойством наклоняясь:

— Все в порядке?

— Нормально, — ответил Чонин, но Чан, хмурясь, перебил его, ощупывая ногу.

— Ушиб колено. Руки не страшно, нос тоже поцарапал только, да? — он вдруг взял Чонина за подбородок и приподнял голову, осматривая еще и лицо. — Да, только колено. Ты далеко живешь?

— Нет… Пешком шел.

— Аптечка есть? — Чонин кивнул, надеясь, что страх в его глазах не очень виден, и поднял взгляд на Сынмина.

Чан помог подняться, забрал чонинову сумку.

— Просто ушиб. Доведу до дома, помогу обработать, и все нормально.

Чонину было совестно. И больно. Чану пришлось бросать своих друзей ради него из-за того, что он недотепа и неуклюжий. Из-за того, что он слишком увлекся, забыв, что нужно быть аккуратным.

Гнетущие мысли забивали голову, пока Чан, придерживая за талию, вел в сторону общежитий. Сынмин остался на площадке почему-то, хотя Чонин предполагал, что тот просто хитрый засранец, а потому оставил их наедине.

— Хен, — позвал он Чана, — прости, что тебе пришлось вести меня.

— Ерунда, я должен о тебе позаботиться.

Уши снова начали гореть. Это уже входило в привычку, и по степени красноты можно было определять присутствие Чана поблизости.

Нога ныла, заставляя то и дело останавливаться. В итоге Чан, вздохнув, обошел Чонина и подставил спину.

— Прыгай, — он развернулся и подмигнул. — Быстрее будет.

— Ты что, хен, — Чонин замахал руками, — я же тяжелый!

— Легкий, как пушинка, — засмеялся Чан, и от его смеха по рукам побежали мурашки. — Прыгай, ну. Тут же недалеко.

Помявшись еще пару секунд, Чонин все же зацепился за плечи, подпрыгивая по мере возможности. Чан крепко схватил и подвинул повыше.

— Поехали! Джипиэс навигатор нового поколения к вашим услугам, скажите, куда поворачивать.

— До вон того магазина, налево и прямо, — разулыбался Чонин, когда Чан изобразил звук мотора смешным «вжжж», ускоряясь до бега.

Перед общежитием они оказались в мгновение ока. Только почувствовав под ногами асфальт, Чонин вспомнил, что Чану нужны документы, чтобы попасть внутрь.

— Я и не подумал, — Чан задумчиво почесал затылок. — У меня нет с собой…

— Я справлюсь дальше, хен, честно. У меня все в аптечке есть, — сейчас, стоя у входа, Чонин ощутил неловкость, которой не было, пока Чан просто веселил его. — Спасибо большое.

— За что? — во взгляде Чана плескалось тепло.

— За весь день, за баскетбол. Твои друзья классные, — улыбка при воспоминании сама поползла на лицо, — надеюсь, увижу их еще. Они заставили меня… Почувствовать себя лучше.

— Я рад, — Чан словно бы облегченно выдохнул. — Но ты опять травмировался из-за меня, я не присмотрел за тобой…

— Ты не должен, хен, — Чонин выставил руку, отрицательно мотая головой. — Вообще не должен. Я просто… Всегда так. Падаю. Травмоопасный. Со мной сложно.

— Ничуть, — пальцы Чана вдруг оказались обвитыми вокруг запястья. — Чонин.

Ритм сердца ускорился раза в три. Чонин широко раскрыл глаза.

— Когда мы уже поговорим?

Холодная волна страха окатила с макушки до пят. Захотелось съежиться и сбежать, но Чонин понимал, что действительно ведет себя отвратительно. Чан столько раз пытался с ним контактировать, предлагал помощь и помогал напрямую. Из-за чертовых комплексов, которые раздирали изнутри, Чонин не мог — но разве он пытался? Шаг навстречу казался непосильной задачей.

Чонин только хотел открыть рот, чтобы сказать, из-за чего все, что он просто еще подросток, неспособный справиться со своими комплексами, и что по сравнению с Бан Чаном он ничего из себя не представляет, как ощутил на губах теплый палец.

Чан качнул головой, а после прикрыл глаза.

— Я не знаю, почему ты меня избегаешь, — начал он, не убирая руку. — У тебя наверняка есть причина, обязательно важная, я не сомневаюсь. И не осуждаю тебя, ведь у нас все произошло довольно странно.

Чонин еле сдержал желание укусить Чана за палец и выпалить все, что на душе, но терпеливо слушал, не перебивая.

— Хочу, чтобы ты знал, что я всегда могу помочь и быть рядом, если тебе необходимо. Не из-за нее, — палец Чана указал на чонинову щеку, и Чонин чуть отшатнулся. — И не из-за нее, — теперь он прислонил ладонь к своей метке за ухом.

— Хен, я не могу тебе понравиться, — выпалил Чонин, не в силах больше сдерживать ком в горле. — Понятия не имею, как могу тебе понравиться, ты же старше, ты капитан, ты лучший ученик, популярный. Я несуразный, с брекетами и в тоналке, ничего в своей жизни не добился, да еще и не успеваю учиться, пусанский диалект то и дело прорыв. Ай.

Колено вдруг снова дернуло болью, и Чонин схватился за чаново плечо. Сильная ладонь оказалась на пояснице, придерживая, а дыхание опалило щеку — не ту, где метка, а другую. Горячие губы всего секунду касались кожи, объятия длились не больше пяти, но Чонин успел сгореть и вновь возродиться из пепла, когда услышал:

— Ты мне уже нравишься, Чонин. Уже.

Ласковый взгляд перевернул весь мир внутри за несколько мгновений.

Чан все же довел его до входа в общежитие. Спасибо лифту — Чонин добрался до комнаты самостоятельно. Только увидев родную кровать, упал на нее, уткнулся в подушку и глухо пробормотал: «зачем я так влюбился в Бан Чана?»

«Надеюсь, ты там жив», — гласило новое сообщение от Сынмина в-ка-токе. Чонину ответить было нечего: он и сам не знал, жив он или уже не очень.

[yoaura]

— Сегодня не придешь?

Чонин помотал головой, болтая лед в стакане с кофе. Нога все еще болела, но врач сказал, что небольшие нагрузки уже позволительны. Чан сидел напротив: в небольшом кафе рядом с университетом было пусто, несмотря на разгар вечера.

Как они перешли в отношениях с «хен, у меня пара, уроки, работа» к «помоги мне с домашкой» Чонин не заметил. Просто как-то вышло, что после того вечера на площадке его немного отпустило. Чан не навязывался, но Чонин не ходил на тренировки, и они часто сталкивались в здании университета или на территории.

Чонину перестало казаться, что забота Чана из жалости. Он сам по себе такой и не зря всеобщий любимчик. Соглашаться на поддержку и помощь было проще, чем прежде: Чан волновался искренне, и отталкивать его было бы совестно.

В этот раз Чонин сам предложил ему забежать в кафе и угостить напитком, сколько бы Чан ни сопротивлялся («Я же хен, я должен платить!» . Приведя довольно весомые аргументы, такие как постоянная помощь и подбрасывание на машине до работы («У тебя же нога, а мне не сложно, а ну садись и не забудь пристегнуться» , Чонину удалось выяснить, какой кофе у него в предпочтении.

— Я работаю, хен, — многозначительно кашлянул Чонин, смотря, с каким довольным прищуром Чан потягивает из трубочки холодный латте с сиропом. — Я могу позволить себе.

— В следующий раз буду платить я, — беспрекословным тоном заявил Чан, а потом протянул руку и щелкнул легонько Чонина по носу, улыбнувшись. — Или подговорю друга, который тут работает, чтобы твой кофе всегда был бесплатным.

Чонин тут же возмущенно пнул Чана под столом.

— Еще чего! — и продолжил ковырять лед в стакане.

Над городом плыли тучи. Чан предложил прогуляться до общаги, а после — на тренировку. По пути Чан то и дело залипал в телефон, отвечая на бесконечные сообщения: то по учебе, то с подработки черт знает какой по счету, а потом и вовсе на звонок декана. Чонин уже привык к тому, что Чан почти всегда занят, и еще больше был благодарен за время, проведенное вместе.

Чонин не знал, определяются ли соулмейты с рождения, или все решает случай и именно тот день, в который появляется метка. Он размышлял об этом не раз и не два, ответ не находился. Но Чонин был уверен: достижения Чана лишь показывают его настоящего, замечательного, гениального хена. Возможно, раз метка уже все определила, то и сомневаться в себе не стоило.

«Ты мне уже нравишься», — стучало в висках время от времени, вызывая ураган эмоций, от которых Чонину все сложнее было отделаться, когда он смотрел на Чана.

Правда, сказать того же в ответ Чонин пока не мог.

— Однажды, — Чан так резко заговорил, что Чонин вздрогнул, — на первом курсе, когда я еще не знал всех профессоров, спутал одну молодую аспирантку со студенткой и… В общем, она мне нравилась, и я, по-глупости, попытался потрогать ее метку на руке.

Лицо Чонина вытянулось от удивления. Куда деться от внезапных откровений, когда деваться некуда? А Чан продолжал, не щадя:

— Получил оплеуху, — он смущенно улыбнулся. — Она больше у нас не преподает, и я этому рад. А вот тебе еще история…

— Подожди, — Чонин почесал нос. — С чего ты вообще начал мне это рассказывать?

— Мне показалось, ты захочешь знать, какой я был раньше идиот, — Чан засмеялся, приглаживая свои кудрявые вихры на макушке. — В тот же год на социологии мне нужно было быстро сделать презентацию с докладом, но я не успевал и закидал картинок первых попавшихся… Стыдно вспоминать, знаешь ли! Но там были… Всякие пошлые мемы. Не спрашивай, какие. Я тупо уснул за ноутбуком, проспал и не заменил.

Чонин откровенно смеялся, закрывая рот ладонью.

— А вот тебе еще про мои проблемы со сном. Мы тогда выиграли один из первых матчей на втором курсе. Ух как праздновали. С фейерверком и кучей дорогой выпивки… Только я напрочь забыл, что у меня на следующий день тест. Опять проспал, пришел пьяный. Как только не выгнали?

Чан покачал головой. Чонин пытался принять серьезный вид, но представил, как Чан с ужасом оборачивается и смотрит на слайды в презентации, а потом краснеет.

— Надеюсь, я не буду так косячить.

— Я тоже надеюсь, что мой соулмейт умнее меня, — улыбнулся Чан и достал телефон вновь.

Он поймал свое отражение в одной из магазинных витрин. Нервно облизнул губы, отворачиваясь. Рядом с Чаном он не выглядел как-то плохо или несуразно, просто странно и все. Непривычно.

У входа в общежитие Чан снова обнял крепко: Чонин даже закрыл глаза от удовольствия. Но уютное тепло ушло так же быстро, как пришло.

— Хен! — позвал он вдруг, не ожидая даже от себя. Чан, почти завернувший за угол, остановился. — Можно я тебе напишу?

— Хоть в пять утра! — Чонин улыбался во все тридцать два, махнув на прощание.

Пяти утра ждать не пришлось, потому что около полуночи, когда Чонин сидел за домашкой, Чан позвонил сам.

— Чонин-а, ты не спишь? — Чонин помотал головой, забыв, что хен его не слышит, но тот все равно продолжил, не дожидаясь: — Джун, наш второй номер, сегодня ногу вывихнул. Не сможет на товарищеский выйти на той неделе.

Чан волновался, это ощущалось по легкой дрожи в голосе, несмотря на четкие объяснения. Чонину нужно выйти, да, это всего лишь матч, чтобы разобрать стратегию, хорошо, колено не пострадает, ничего, наденем бондаж, мазь, уколы, все будет ок, только приди завтра на тренировку, пожалуйста.

— Я приду, капитан, не беспокойся, — Чонин и сам невольно подцепил волнение от Чана, крутил карандаш в руках, бездумно смотря на черновик домашки перед собой.

Чан выдохнул явно облегченно.

— Я обыскался замену, если честно, я не хотел тебя вытаскивать совсем из-за колена и прочего, но вариантов не было…

— Хен, — кончик карандаша твердо уперся в бумагу. — Не мельтеши, пожалуйста. Все нормально, я заменю.

— Ты чудо! Обожаю тебя! Я побежал, еще раз спасибо, завтра в четыре, сладких снов.

— Добрых… — тихо ответил Чонин гудкам в трубке, пока чувства заполняли все его существо. «Чудо, обожаю, сладких». Чонин закрыл глаза и опустил голову на руки, зная, что от самого себя дурацкую улыбку не скрыть.

На тренировке команда неожиданно обрадовалась Чонину. Он помнил, что на последних играх перед травмой лажал ужасно, и думал, что они разочаруются. А потому был полон намерения вернуть себе форму, раз уж шанс выпал. Несмотря на колено.

Пот лился в три ручья по спине, по вискам, смывая к черту весь крем, со щек в том числе.

— У тебя метку видно, — тихо шепнул ему Чан, подойдя, когда Чонин помогал убирать зал. Сердце екнуло, Чонин тут же потянулся к лицу, но Чан перехватил руку. — Не трожь. Размажешь еще больше. Пусть будет. Они сейчас разойдутся и ничего не заметят.

Чонин краем глаза наблюдал за тем, как игроки, переговариваясь, уходили в раздевалку. В итоге в зале остались лишь он, Чан и менеджер, у которой Чан забрал какие-то бумаги и, кивнув, проводил взглядом до дверей.

— Я тебе стратегию расскажу, — он указал на скамейку в углу зала, — чтобы ты понимал, что на матче делать. Нам очень важно понять, как противник действует, потому что они, возможно, будут и в официальной таблице с нами…

Чонин опустился по левую руку от Чана и вгляделся в схемы на листке.

— У них сильный форвард, защитники есть и хорошие, и не очень, смотря кого выпустят на поле: этого мы не знаем. Но распасовщики так себе, поэтому вариантов несколько…

Он слушал объяснения, подкрепленные легким смехом и шутками. Черта Чана: от серьезного с легкостью переходить к простым, обыденным вещам, а потом снова возвращаться к важному, не напрягая. Чонину нравилось, что тембр его голоса не только успокаивает, но и настраивает на нужный лад, располагает к себе.

Сам того не заметив, Чонин подвинулся ближе, чтобы рассмотреть штрихи на схемах, которые Чан еще и обрисовывал карандашом по своему, делая пометки.

Жар чужого тела словно окутал, затмевая мысли, лишая сосредоточенности. Подняв взгляд, Чонин увидел метку под ухом. Она переливалась от еле заметных капелек пота, все еще оставшихся после интенсивной тренировки.

Ведь не она была тем, что связало их. Их связал случай, судьба, а еще баскетбол, страсть к нему и любовь к тому, чем они занимаются.

Чонин все смотрел и смотрел, как кадык ходит по горлу, когда Чан говорит, на ямочки на щеках, появляющиеся от улыбки. На слегка вьющиеся волосы, которые Чан не укладывал перед тренировкой — все равно распушатся, говорил он.

Рука скользнула на чаново колено. Чан повернулся. Его губы были приоткрыты, а в глазах застыл немой вопрос.

Выстроенная годами стена рушилась, и Чонин сам разбирал ее кирпичик за кирпичиком, когда сокращал состояние между своими и его губами.

Тихое «Чонин?» перебилось поцелуем. Чонин сжал пальцы на голом колене, трепетно прильнув к плечу, а Чан вдруг ответил, сжав нижнюю губу своими. Дыхание сбилось мгновенно, вторая рука легла на чанову мягкую щеку. Под кончиками пальцев ощущалась еле заметная щетина. Чонин улыбнулся в поцелуй, чувствуя, как Чан прижимает его за талию ближе.

— Думал, это никогда не случится, — просипел Чан, когда они наконец оторвались друг от друга. Мысль, которая билась в висках Чонина, не осталась на языке:

— Мне и без всяких меток голову закружило…

Неловкий, но с капелькой облегчения, смех отразился от стен спортивного зала.

[yoaura]

Товарищеский матч они проиграли. Не разгромно, но достойно, сражаясь до конца. Чонин впервые за долгое время почувствовал себя частью команды, частью чего-то сильного. Подбадривания сокомандников, выкрики из зала — выхватывать из всеобщего улюлюкания краем уха «вы сможете!» в свою сторону оказалось будоражащим до безумия. Чонин не помнил, когда в последний раз наполнялся таким количеством энергии. И когда был настолько уверен в себе. Пасы пробивались с легкостью (что нельзя сказать о бросках, но это из-за долгого перерыва, и Чонин не корил себя), соперники не были чересчур жестокими, и синяков да ссадин на теле почти не было. Впрочем, те, что фиолетово-красными пятнами расплывались по ногам и бокам, лишь напоминали о том, какие впечатления Чонин успел получить за матч.

Они благодарили друг друга после, а потом разбирали всю игру на записи. Чонин сидел с краю и смотрел на Чана. Его речь не была сбивчивой, взгляд цеплял детали, на которые Чонин совсем не обратил бы внимания, в плюс ко всему, Чан прислушивался к другим. Идеальный капитан. Наблюдать за ним — выворачивать душу наизнанку, но никому этого не показывать.

Когда Чан улыбнулся ему и подмигнул, незаметно от остальных, волоски на руках встали дыбом. Чонин поспешил отвернуться, скрывая улыбку.

Стоя в ванной, он смывал остатки тонального крема. Из зеркала на него смотрел уставший, но вполне довольный жизнью Ян Чонин. Полумесяц не казался чем-то отвратительным, и пальцы коснулись заостренных концов рисунка, вшитого под кожу генетикой.

В голове не укладывалось, что он не просто встретил соулмейта, но еще и влюбился в него. Не укладывалось, что это действительно Чан. Не укладывалось, что Чан целовал его в ответ, сидя на скамье в спортивном зале.

Чонин закрыл лицо руками, прячась от собственного отражения.

«Да, я принесу конспекты!» — ответ от Чана пришел мгновенно. Чонин сразу оповестил об этом Сынмина — это он попросил конспекты по социологии, чтобы подготовиться к тестам. Чонин Сынмину должен, и пришлось просить Чана.

В последнее время Чан стал спасением во благо, чего бы то ни касалось. Во-первых, потому что Феликс, с которым Чонин раньше переписывался чаще, теперь то и дело игнорировал его звонки, а потом слал кучу грустных смайликов с извинениями и говорил, что занят. Во-вторых, с другими хенами он еще не был настолько близок, напрашиваться было бы неприлично. А Чан… Чан сам предложил, разве нет? Тем более, Чонин по-прежнему зашивался с учебой и подработкой, и хоть на баскетболе почти не появлялся, но все равно заглядывал — пару десятков раз ударить мячом об пол.

Чану будто бы и вправду было несложно. Он подбрасывал до дома на машине, не слушая больше смущенных чониновых оправданий; чуть не за руку таскал после работы в продуктовый магазин: «чтобы не забывал поесть!» Несмотря на всю свою занятость, каждый день находил минутку, чтобы выяснить, как дела. (А еще у Чонина было подозрение, что кто-то слил Чану весь распорядок его дня и график работы).

В один момент он подумал, что со стороны они уже смотрятся, как парочка. Мысль выбила из колеи, заставив кусать ногти. Друзья ведь, наверное, так не делают? Сынмин бы не пошел с ним в магазин в двенадцать ночи, не притащил бы стопку тетрадей в сумке и не стал бы договариваться с баристой о скидках на зеленый чай на вынос. Но может быть Сынмин — просто иное, ведь им и так нормально. Еще со старшей школы Чонин, глядя в лицо, может назвать его «лучшим другом».

Просить у своего соулмейта помощи для лучшего друга не казалось постыдным.

Принести те самые конспекты Чан собирался на баскетбольную площадку. Было воскресенье, а сдача какого-то там теста у Сынмина намечалась на вторник, и у Чонина не было других вариантов. Вот только по небу плыли тяжелые серые тучи, и как только Чонин добрался до места встречи, наземь стали падать крупные капли.

— Кажется, не поиграем сегодня? — Чанбин, приставив ладонь ко лбу, задрал голову вверх. Кроме него на площадке были еще Джисон и Чан, а вчетвером играть не так весело.

Но они попробовали. Размялись, пошутили, забросили по паре мячей в кольца, а потом начался ливень. Такой, какой и должен быть в сезон дождей: сносящий чуть ли не все на своем пути. Дворники на переднем стекле чановой машины не справлялись с потоками воды. Они забрались в салон вчетвером и тихо переговаривались обо всяком, подъедая запасы снеков, найденные по разным портфелям.

— Ты конспекты взял, хен? — Чонин подергал Чана за край еще влажной кофты. Глаза напротив округлились.

— Я забыл… — его зрачки расширились от ужаса, а Чонин невольно поник. — Тебе срочно, да?

— Я для Сынмина просил, у него во вторник тест.

Джисон и Чанбин, сидящие позади, не обращали внимание, активно споря, какая франшиза «Человека паука» лучше. Чонин усмехнулся.

Кажется, Чан был вовсе не идеальным, каким казался на первый взгляд, но Чонина это не беспокоило. После выслушанных историй и наблюдения за ним в жизни, скорее, радовало. Ведь получается, он не упрекнет за глупую ошибку, не отчитает за неуклюжесть, но поддержит, потому что знает, каково это — спотыкаться на пути.

— Они у меня дома. Давай просто заедем, и я тебе их отдам. Эй! — Чан окликнул чуть не перешедших на крик Джисона и Чанбина. — Комиксы лучше фильмов. В фильмах детали важные упускают. Хватит спорить, едем.

Высадив чуть успокоившуюся парочку у метро, Чан повел машину в незнакомом Чонину направлении. Дождь стих, и теперь только отдельные капли врезались в стекло, растекаясь к краям.

Чонин собирался просто забрать записи и уехать домой, ведь в понедельник у него с утра смена, а с обеда занятия. Где-то в перерыве должен забежать Сынмин. Все мысли устремились туда, на будущую неделю, ведь воскресение уже кончалось, обещая замениться рутиной.

Он замешкался на пороге, когда Чан попросил разуться.

Светлые стены прихожей и вымытое зеркало у входа были точно такими, как в сынминовой квартире. Чонину даже на секунду показалось, что он там: так же чисто и опрятно. Но стоило несмело шагнуть вперед, как он увидел разбросанную по всем предметам мебели одежду, и четко ощутил разницу. Впрочем, у него в комнате в общежитии было не лучше.

— Проходи, кофе хочешь? — Чан махнул ему в сторону выдвижного стола. — Бери стул, присаживайся, я сейчас.

Чонин проводил взглядом спину, скрывающуюся в смежной комнате, кажется, очень маленькой. Он опустился на стул, сложив руки.

— Соседа нет, — улыбаясь, Чан мигом вышел обратно и протянул что-то маленькое в руке. — Держи.

— Не знал, что ты живешь не один, — сконфуженно обронил Чонин, принимая вещицу. — Что это?

— Флешка. Ну, с конспектами, — тот пожал плечами, включая кофеварку.

Чонин на секунду завис, крутя в пальцах крошечный куб.

— Если у тебя они в электронном виде, мог просто скинуть их на почту, хен…

Чан в очередной раз замер, как делал всегда, осознавая полученную информацию, а потом хлопнул себя по лбу.

— Вот и дурак же я, — он вздохнул так тяжко, что Чонину стало на секунду тревожно, а потом рассмеялся. — Зато ты у меня в гостях. И я тебя угощу.

От осознания, что они наедине у Чана дома, пульс ускорился в одно мгновение. Но Чонин чувствовал: уходить не хочется совершенно. Его будто окутал уют, и пусть он не знал, с кем Чан живет, ощущалось в воздухе: они дружны, и в этой самой квартирке можно отдохнуть душой.

Чан сделал два кофе, и они переместились в дальнюю комнату. В квартире Сынмина второй комнаты не было, и было любопытно увидеть. Оказалось, это — убежище Чана, а его сосед обитал там, в крошечной гостиной.

— Я ведь музыку сочиняю, — пожал плечами Чан, присаживаясь на край кровати рядом с Чонином и убирая чашку на тумбу. — Иногда громко печатаю, могу напевать. Уджин, конечно, крепко спит, но я не собираюсь ему надоедать своими ночными пристрастиями и вдохновением. Да и он нечасто здесь, на самом деле, почти живет у Минхо…

Чонин чуть не выронил из рук чашку, когда ему на колени внезапно запрыгнуло что-то тяжелое и ярко-рыжее.

— Это Феликс. И нет, я назвал его так еще до того, как познакомился с Феликсом, — рассмеялся Чан, когда толстый кот попытался улечься на чониновых коленях. — Ты ему понравился. Он редко идет к гостям сам.

Чонин уложил руку на пушистую спину и тот сразу замурлыкал.

— Красивый кот. Хороший, — Чонин отставил чашку с кофе туда же, где стояла вторая, и принялся перебирать мягкую шерсть.

Во всем вокруг было тепло, от которого не уйти, да и не хотелось. Вот Чан по правое плечо, вот кот на коленях. Часы на столе мерно тикали будто бы в такт с дыханием Чонина, и казалось, что он бывал здесь уже много сотен раз, может в других жизнях, а может и в этой. И будто Чан всегда был рядом, невидимым, но ощутимым присутствием в его жизни. Полумесяцем на щеке. Всегда готовый прийти на помощь, да хотя бы просто отдать пас, чтобы Чонин забил мяч в корзину противника.

Чонин поднял голову и наткнулся на взгляд, пробирающий насквозь. Чан вскрыл, вывернул наизнанку, подчинил. Не грубостью, а бесконечным рассветом в его душе, о который Чонин согревался сильнее, чем о солнце. Он облизнул губы, когда Чан протянул руку к щеке и, сделав глубокий вдох, кивнул.

[yoaura]

Пальцы коснулись метки, и жгучая щекотка скользнула по телу, заставляя вздрогнуть и чуть выгнуться. Тело словно само стремилось навстречу тому, кто рядом — Чонин ткнулся носом в скулу Чана. Еле слышное, но горячее дыхание прямо в щеку сводило с ума.

Кот спрыгнул с колен, когда Чан коснулся губ Чонина своими, вырывая судорожный вдох до трепещущих крыльев носа.

Они целовались не так, как прежде. Тогда Чонин осторожно, боясь сделать лишнее движение, положил руки на чановы плечи. Тогда Чан провел по его спине ладонями всего пару раз, а потом отпустил.

Нет. Пальцы Чана все еще прижимались к полумесяцу, с каждой секундой распаляя все больше. Нежное касание не лишало рассудка: Чонин мог оттолкнуть, мог убежать, но не желал. Вместо этого он опустил ладонь на шею, к метке, и прильнул к содрогнувшемуся телу.

Его кожа горела. Вихрь в груди разгонялся. Чонин, собрав в кулак весь свой рассудок, послал его к черту и забрался к Чану на колени, садясь лицом к лицу.

— Если бы ты знал, что с первой встречи влюбил меня в себя, — вполголоса проговорил Чан. Чонин уперся лбом в лоб, прикрывая глаза. — Ты, со своей открытой улыбкой и жестами, слегка неловкий, как шкодный котенок, но потом взял мяч в руки и — вау…

Чан от восхищения издал непонятный звук, вскидывая руки, а после обнял за талию. Уши горели от смущения. Обе ладони были на пояснице, ощущались сильнее, мощнее. Хотелось больше, хотелось ближе, чтобы дыхания не хватало, дрожать от волнения и ласки. Но не из-за метки, а просто. Просто потому что Бан Чан.

— Я тебе не подхожу, — впервые откровенно, не скрываясь, с запинкой выдал Чонин, опуская голову на его плечо. — Мне всю жизнь было страшно, Чан-хен, я…

— Хэй, — Чан взял за подбородок и приподнял его голову. — Это не потому, что я — твой соулмейт. Я хочу о тебе заботиться. И считаю тебя прекрасным, а особенно…

Он кивнул влево, указывая на метку, пока скрытую за слоем крема.

— Особенно с ней. И было бы здорово, если бы ты не все время ее прятал. Это как веснушки, знаешь? У Феликса вон. Он сначала замазывал, а потом Хенджин сказал ему, что дурак, раз его волнует, что другие думают.

Чонин слушал. Но шум в ушах, то стихающий, то усиливающийся вместе с эмоциями, не давал понимать, что именно Чан говорит. Слишком близко, желанно. Черта — вот она, одно движение, и мир уже другой. Соблазн непреодолим. Чонин и не хотел сопротивляться.

— Хен, — он скользнул губами по скуле вверх, прикрыв глаза; рука опустилась, и он переплел пальцы с чановыми. — Я хочу метку к метке.

— Я не сдержусь тогда, Чонин-а, — еле слышный ответ закрался в уши, вызывая дрожь во всем теле.

Как будто ему все еще было нужно, чтобы Чан сдерживался.

Кровать под ними мягко просела, когда Чан чуть отклонился назад, опираясь на руки. Чонин огладил теплую щеку, всматриваясь в черты лица; пропустил через пальцы жесткие волосы, явно крашенные черт знает сколько раз, и кончиками пальцев прошелся под ухом. Чан закусил губу и напрягся. Чонин наслаждался тем, как это действует на Чана: можно просто тронуть, а можно вообще полумесяца не касаться.

Но хотелось по-другому. Хотелось понять, для чего метки именно в этих местах. И проверить: а правда ли то, что говорят. На себе.

Чонин наклонился и вновь поцеловал, обвил за плечи крепко, выпрямляя Чана. Губами проделал путь по челюсти до мочки. Глубоко вдохнул, облизнувшись, и бросился из огня в полымя, так, как не делал никогда. Черта осталась за спиной, угасая.

Щекой к шее, почти туда, где бьется пульс. Зажмурившись и еле сдерживая волнение.

Это было похоже на маленький обморок: Чонин знает, Чонин падал. На пару мгновений в глазах потемнело, а после он услышал стон и не смог понять, его это или Чана. Помутнение, опьянение, безумное головокружение и внутренний подъем, какого не испытывал никогда. Под веками в калейдоскопе плясали вспышки, и казалось, что если открыть глаза, они никуда не денутся.

Чановы ладони крепко сжимали бедра: первое, что Чонин ощутил, когда лихорадка начала спадать. А сам он, наверное, до боли, сжал широкие плечи.

Он почувствовал возбуждение Чана, стоило только чуть податься вперед. В паху отдалось томной тяжестью.

Чонин надавил на руки и опрокинул его на кровать, нависнув сверху.

— Ни с какими наркотиками не сравнится, — пробормотал Чан заплетающимся языком. Чонин изогнул бровь.

— Мы еще поговорим об этом, — заявил он, дрожащими от волнения пальцами задирая чанову толстовку.

— Я не принимал, я обзоры смотрел, — попытался оправдаться Чан, пока Чонин губами касался подтянутого живота и торса, согнувшись в три погибели.

— Ничем не лучше.

Пространство внезапно крутанулось, под спиной оказалась кровать. Чан, улыбаясь, смотрел сверху. В глазах виднелась непередаваемая нежность.

— Так ты ворчун? — он захихикал, наваливаясь всем телом. — Придется привыкать.

— А ты забываешь про важные мелочи, — пока Чан стягивал с него футболку, Чонин фыркнул, а потом за щеки притянул обратно, затыкая поцелуем, чтобы не смел еще как-то оправдываться.

Горячая рука скользила по груди вниз, а Чан целовал шею, заставляя откинуть голову назад. Чонин не видел ничего, кроме потолка, а потому закрыл глаза, позволяя унести на волнах наслаждения. Теперь он точно знал: кроме Чана рядом с собой — никого не хочется. И пусть это противоречит здравым смыслам.

Разве открыться своему соулмейту — не разумно?

Тыльной стороной ладони Чан стер тоналку с его щеки и коснулся метки губами.

— Будешь со мной? — спросил он вкрадчиво на ухо, опуская руку на пах.

Без вариантов. Чонин озвучил свое «да», доводя Чана до экстаза меткой к метке и ладонью в трусах.

За окном темнело, и от дождя на улицах остались лишь лужи, отражающие сеульские звезды.

— Феликс, слезь, ты тяжелый, — кряхтел Чан, пытаясь спихнуть рыжую тушку со своей груди. Чонин, посмеиваясь, надевал второй носок.

— Однажды два Феликса встретятся, и Вселенная схлопнется, — пошутил он, забирая мяукающего кота и опуская его на пол.

— Они уже виделись. Маленький Апокалипсис в масштабах одной квартиры произошел, но, как видишь, все вернулось на круги своя.

Было раннее утро. Несколько недель прошло с дождливого воскресенья, после которого Сынмин обнаружил не только флешку с конспектами у себя в кармане, но и пару засосов над воротом чониновой футболки.

«То есть, их ты тоналкой не замазываешь, а метку — да?» — скептично спросил он тогда, но по лицу было видно, что напускное (в конце концов, Чан признался, что это Сынмин прислал ему фотку чонинового графика).

За окном было пасмурно; небо висело низко-низко. Прогноз не обещал ливня. Им предстоял матч, четвертьфинала, а в такую погоду играть даже лучше, пусть и под крышей.

Чонин на игру тоже собирался — запасным, потому что готовиться к ней не было времени. Зато Чан был полон энергии, и пока Чонин спокойно проверял, все ли взял, тот носился из комнаты до прихожей, создавая ветер.

— Успокойся, — Чонин зацепил Чана за футболку, когда тот в очередной раз проскользил по полу, огибая косяк.

Чан встал прямо напротив, мгновенно обнимая за плечи, и боднул лбом в лоб.

— Я намерен выиграть сегодня! — заявил он, поигрывая бровями. — Поцелуй на удачу?

Чонин усмехнулся, подставляя щеку. Чан надул губы.

— И кто из нас на первом курсе? — захихикал Чонин, расправляя складочки ткани на чановой футболке. Тот мотнул головой, и кудрявые неуложенные волосы отпружинили.

В груди екнуло нежностью вперемешку с чем-то тягуче сладким. Ладони сами легли на чановы мягкие щеки, и Чонин коснулся губами его лба, затем носа и все же поцеловал губы. Так трепетно ему еще никогда не было.

— Теперь я готов побеждать, — с широченной улыбкой пообещал Чан. Отстранился и направился в прихожую. — Пойдем, нам еще твоего Сынмина забирать.

Перед выходом Чонин взглянул на себя в зеркало. Поправил кепку за козырек, убрал торчащие с висков волосы.

Лицо было чистым, без грамма косметики. Полумесяц чуть исказился, когда Чонин улыбнулся, но кепку натянул чуть пониже — по привычке и на всякий случай.

[yoaura]

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
НЕВОЗМОЖНОЕ.

Небо было пасмурным настолько, что казалось, с него вот-вот посыплются колючие снежинки. Колючие — потому что вокруг шеи Минхо уже был обвит шарф, присланный мамой Уджина и ею же связанный. До нуля по цельсию еще далеко, а у Уджина уже активировался режим гипер-заботы. Не то чтобы Минхо был слишком против, просто шарф шерстяной и колется, вызывая желание чесаться.

Чан, шагавший по правую руку, никаких негативных эмоций явно не испытывал. Улыбался чему-то, под нос мурлыча одну из своих песен, и то и дело хватал Минхо за рукав, не давая врезаться в урну, в столб, попасть под машину. Как будто тот сам не мог справиться.

— Сегодня плачу я, — заявил Чан, открывая дверь в кофейню. В нос сразу ударили запахи корицы и свежемолотых зерен. Типичное для делового центра место, в котором тусовались работники да студенты в перерывах загруженного расписания.

Минхо огляделся.

— Так значит тут работает твой Чонин? — на ходу развязав шарф, он двинулся следом за Чаном, ведущим явно к одному из любимых столиков, ибо легко лавировал среди стульев и декора, забивающего кофейню почти под завязку. Гости сидели то там, то здесь, тихо переговариваясь; в дальнем углу единственно шумная компания справляла чей-то день рождения. Желтоватые лампы создавали уют, свет не бил в глаза. В противоположность серости, раскинувшейся за пределами помещения, кофейня грела во всех смыслах.

— Я вполне могу понять, почему вы все торчите тут целыми днями, — Минхо улыбнулся, заприметив Чонина за барной стойкой, а Чан оттуда и вовсе взгляда не отводил. — Хэй, мы пришли сюда Уджина подождать, не заигрывать с милыми мальчиками. Я все вижу.

— Отвяжись, — беззлобно усмехнулся Чан, шлепая перед ним папочкой с меню. — Я же терплю ваши с Уджином умилительные объятия уже три года.

Парировать было нечем.

Когда-то давно, на первом курсе, Минхо был зеленым и чересчур беспокойным, обычным студентом без карманных денег, чьи родители на учебу-то еле собрали. С синяками под глазами и вечно уставшим видом, Минхо устроился работать курьером — служба доставки еды была совсем рядом с университетом и офисными высотками. Заказов миллион, чаевые неплохие, график гибкий — идеально. У него даже получалось совмещать походы по клубам и студенческие пьянки, без которых никуда, когда пытаешься вкусить свободную жизнь, познать прелести ответственности за нее вкупе с умением плыть по течению.

Квартира Чана находилась совсем неподалеку. Они с Уджином заказывали острую курочку с пиццей чуть ли не четыре раза в неделю из-за отсутствия времени на готовку — такие же голодающие студенты, как Минхо, только курсом повыше, да работой завалены больше. Пара шуток, улыбок, фраз, но дальше порога не удавалось ступить — отдать пакет, забрать деньги и — на велосипед, к следующему поедателю фастфуда.

Все переменилось однажды поздним вечером. Под проливным дождем Минхо ехал с очередной коробкой пиццы для Чана и Уджина, как вдруг колесо продырявилось, наткнувшись на скрытое под лужами нечто острое. Падая, Минхо ободрал колени, руки, а пицца утонула вместе с теоретическими деньгами за заказ.

Самое смешное, что до чанового дома оставалось меньше ста метров. Порванный дождевик и коробка из-под погибшей пиццы отправились в ближайшую мусорку. Когда Минхо звонил в дверь, с его волос стекали капли, а на разбитых коленях красовались пятна размазанной грязи.

Уджин и Чан поржали, а потом пустили. Кормить было нечем, но полотенце и чистую одежду вручили и заварили растворимый кофе. Не забывая поглядывать на оповещения в рабочем чате, Минхо смеялся вместе с ними, сидя на маленьком диване в куче разбросанных футболок и штанов.

Осознать, что жизнь свела его с иногда-чересчур-заботливыми-хенами не просто так, получилось не сразу. Через пару месяцев Минхо внезапно обнаружил, что с Уджином они, кажется, встречаются, а в груди разгорелась та самая любовь.

Три года пролетели как один день. Чан и Уджин все так же были поблизости, но Чан — там, в квартире, полной воспоминаний, а Уджин с ним — в новой, где воспоминания они создавали новые. Вместе.

Чан заказал напитки и быстро вернулся, плюхнувшись обратно на стул.

— Через полчаса закончит.

— Уджин примерно так же придет, — Минхо как раз отвечал на сообщение, надеясь, что уджиновы точки в конце предложений не означают завал на работе и опоздание.

Чан встрепенулся.

— Хочешь покажу, над чем мы сейчас работаем?

Пока он доставал ноутбук, разматывал провода и запускал программы, Минхо наблюдал, как Чонин, завязывая джинсовый фартук на поясе, подходит к одному из столиков. Темно-бордовые волосы на макушке парня, сидящего за ним, были растрепаны. Минхо когда-то тоже ходил с таким цветом волос: на ум пришла фотография, сделанная Уджином в зоопарке, где голова Минхо сливается с красным обезьяньим вольером.

— Ты очень странно смеешься, — заметил Чан, поворачивая ноутбук экраном.

— Видишь парня? — Минхо кивнул в сторону Чонина. — Помнишь, мы ходили в зоопарк прошлой осенью, у меня были такие же…

Чан перебил, смешно прищуриваясь.

— Так это же Сынмин! Он друг Чонина. Пошли поздороваемся.

Ноутбук был закрыт в ту же секунду. Минхо, при упоминании имени, дернулся, не успевая понять, от чего. Мозг заработал в сторону забытых когда-то названий, дат и встреч, но нужное не вскрывал. Глубинное чувство — интуиция — единственное, что подсказывало: еще два шага, и…

Словно облившись контрастным душем, Минхо вытаращил глаза на давно утерянное прошлое в лице Ким Сынмина. Первого донсена, который таскал у Минхо диски с играми, а потом подсовывал под дверь, будто ничего и не было. Носил печенье от мамы и сам съедал почти все, но оставлял одну обязательно — для Минхо. И всегда-всегда учил уроки.

Во взгляде карих глаз напротив читался такой же явный шок.

— Хен? — Сынмин вскинул брови. Улыбка обнажила ровные белые зубы. Он поднялся с места. Худой и как-то по-волшебному привлекательный. Родинка с левой щеки никуда не делась — по ней Минхо смог бы узнать Сынмина из сотен людей.

— Донсен, — он с удивлением понял, что смотрит слегка снизу. — Ты подрос. С полутора метров.

— А ты такая же язва.

Неожиданно для себя Минхо подался вперед и приобнял его. Сынминова теплая рука скользнула по плечам.

— Так вы знакомы, — протянул Чан. Сынмин кивнул, а Минхо не мог оторвать взгляда от черт лица, будто тех же, но явно изменившихся. Скулы стали острее, как и подбородок, зато глаза переливались ехидством — в этом он от своего хена ничуть не отставал, лишь делал вид пай-мальчика. При родителях привык: уж об этом Минхо хорошо помнил.

Пока Сынмин кратко пересказывал Чану и Чонину, что «мамы дружили в детстве, и мы тоже, а потом хен уехал», Минхо заламывал пальцы, раздумывая. А потом забрал чашку с кофе со своего столика и поставил на сынминов.

— Ла-адно, пойдем, Чонини, — хмыкнул Чан. — Ты-то меня не бросишь.

— Мне еще работать же, ну, ай, хен, отстань…

Минхо вновь взглянул на Сынмина, теперь уже сидящего напротив.

— Жутко рад тебя видеть, но ни за что не скажу. О нет, кажется, уже сказал, — засмеялся он. Сынмин радостно вторил. — Что ты здесь делаешь?

Рядом с полупустой чашкой из-под чая лежали тетради. Тот спешно отодвинул их, собрал в аккуратную кучку.

— Я переехал еще весной… Учиться. Живу неподалеку. А если ты про кофейню, то это не потому, что здесь Чонин работает.

— Нравится место?

— Нет. Пирожные вкусные, — чуть смущенно ответил Сынмин, — и они ставят музыку на заказ. Мне нравится заниматься под свою.

Он теребил край стола пальцами, будто нервничал, сразу сходу выдавая информацию о себе, наверное, слишком личную. Минхо прекрасно помнил, как вытаскивал из Сынмина рассказы о жизни: упорно собирал крупицы случайно брошенных слов, сопоставлял и лишь тогда узнавал о переживаниях четырнадцатилетнего мальчишки. Четырнадцать Сынмину было, когда Минхо уехал в Сеул. Переезжать в старшей школе — не лучшая идея, но проблемы в семье не оставляли выбора. Успел бы он тогда оставить хотя бы эмейл, было бы здорово, но записал лишь номер телефона наспех. А когда мобильный по случайности поплавал в Хангане, сим-карта оказалась повреждена вместе с внутренней памятью. Все переписки прекратились. Минхо, оказавшемуся в не очень дружелюбной атмосфере нового класса, проблем хватало по горло. Не хватало поддержки Сынмина.

Воспоминания о детстве постепенно отходили на второй план, становились дымкой, лишь изредка всплывающей в сознании, несущей звенящие в душе приятные мелодии. Все забывается, и Минхо даже перестал жалеть: жизнь подтверждала, что всякое случается.

Как и сейчас случилось. Сынмин излучал уверенность в себе, не показушную, но вполне вселяющую спокойствие. От неразумного, как тогда казалось Минхо, мальчишки, осталось мало. Во всяком случае, на первый взгляд.

[yoaura]

— А как твои дела, хен?

Интерес Сынмина тронул сердце. Минхо принялся вкратце рассказывать о событиях прошедших лет: про учебу, работу и остальное житейское. Сынмин кивал вежливо, посмеивался на нужных моментах.

На минуту Минхо совершенно забыл, зачем он вообще оказался в этой кофейне. Словно они с Сынмином всю жизнь сидели за столиком друг напротив друга, а за окном проносились дни и месяцы.

Но входная дверь открылась, впуская холодный ветер, и от взгляда Минхо не ускользнула фигура, которую он узнал бы из тысячи других — даже быстрее, чем сынминову родинку.

— Уджин! — он махнул рукой скорее на автомате, подзывая к себе.

В джинсах и пиджаке, своем привычном наряде, Уджин выглядел как всегда роскошно. Ему не нужны были дорогие украшения, он в принципе оставлял впечатление статного мужчины, а не студента — что на втором курсе, что сейчас, на четвертом.

Находиться с рядом Уджином по жизни было приятно. Всегда.

— Заждался, наверное? — широкие брови взметнулись вверх, уголки губ растянулись в улыбке следом. Уджин встал у столика, и выражение лица изменилось на недоумевающее.

— Сынмин?

За ушами вдруг зажгло, словно Минхо оказался свидетелем сцены из психологического триллера. Что это за сценарий такой, когда твой старый друг внезапно появляется в жизни из ниоткуда, а человек, с которым ты в крепких отношениях несколько лет, его тоже знает?

— А вы…

— Мы на площадке пару раз пересекались. На баскетбольной, — уточнил Уджин, глядя на озадаченное лицо Минхо. — Мы же с Чаном собираемся иногда, это ты отказывался раз за разом.

— Ну извините, у меня по воскресеньям дополнительные, — огрызнулся Минхо, внезапно почувствовав раздражение. Как будто он не пришел бы, если бы знал.

— Ого, — Минхо услышал Чана, невесть откуда оказавшегося рядом. — Минхо, ты не знал, что ли?

— Откуда мне? — а про себя подумал: «Театр абсурда» и спрятал в ладонях лицо. Так, на всякий случай. Вдруг он откроет глаза, и все само разрешится.

Но Чан хихикал над какой-то дурацкой чониновой шуточкой, снова уводя в сторону; Уджин уже двигал стул от соседнего столика поближе, а звон ложечки, которой Сынмин помешивал чай в чашке, и вовсе оглушал.

— Как на работе? — Минхо выдавил улыбку, обращаясь к Уджину. Мысли то неслись, как гоночные машины по трассе, то вдруг замедлялись до скорости пустынного каравана — пустыней становилось собственное сознание.

— Да как обычно, — пожал плечами Уджин. — Там документы, тут стажеры. Зато кондиционер заработал. Хотя бы голова варит.

Сынмин смотрел в окно, словно позабыв, что у него за столиком есть соседи. Уджин, улыбнувшись, совершенно искренне и без капли неловкости, тронул его за плечо.

— Так я стал свидетелем какого-то странного воссоединения? Может поделитесь?

Минхо бросил быстрый взгляд на Сынмина и взял слово; тот пару раз подтвердил факты, но рассказ вышел коротким, и в конце Минхо лишь развел руками, мол, так вышло.

Уджин выглядел заинтересованным.

— Странно, но здорово. — Сынмин активно закивал, теперь широко открытыми глазами глядя на Уджина. Минхо ощутил странный холодок, скользящий от затылка по шее вниз.

Но разговор неожиданно плавно перешел в нейтральные темы, покатился снежным комом, рассеивающим искрящиеся снежинки смеха вокруг. Неловкости не было ничуть, даже наоборот — теперь Минхо ощущал себя не тем подростком, который прощался с Сынмином на пороге его квартиры. Иначе, намного лучше. И червячок вины, уже собиравшийся пробраться в душу, застрял снаружи, не сделав и пары движений.

На фоне играла задорная песня. Казалось, она навсегда запомнится вместе с этим вечером: запах горького кофе, пропущенные истории и новый номер Сынмина.

— В-ка-токе тебя не могу найти…

— Дай сюда, — Сынмин усмехнулся, отбирая у Минхо телефон. — С техникой ты, смотрю, тоже отношения не наладил.

Минхо только закатил глаза и многозначительно взглянул на Уджина, когда тот утвердительно закивал.

— Теперь зато не потеряетесь.

— Напиши? — попросил Сынмин, укладывая телефон на стол. — Мне уже нужно идти, обещал маме позвонить по видеочату.

Он закатал рукава, принимаясь собирать сумку.

На левой руке, прямо под локтем, красовался полумесяц.

Минхо сглотнул. Сердце на секунду пропустило удар, а потом вновь взяло свой обыденный ритм. Нет ничего странного в том, что Сынмин меченный — никто не выбирает. Но это… Отличие.

Прощаясь, Минхо улыбался, но на душе отчего-то скребло. Выходя из кафе, он вцепился в уджинов пиджак и покрепче сжал стаканчик со свежесваренным каппучино.

Один из самых больших минусов жизни с Уджином — его нелюбовь к кошкам. У Минхо не было кошек, но у хозяйки дома, в котором они снимали второй этаж — были. Штук десять или пятнадцать, никто не считал, но количество не имело значение. Так или иначе одна, две всегда присутствовали в их комнате. Минхо было приятно тискать животных, особенно пушистых, особенно когда они сами ластятся и лезут на колени.

Но зачастую именно кошки оказывались предметом споров.

— Сегодня я хочу поспать с тобой, а не с ними. И без шерсти в носу, — заявил Уджин, захлопывая дверь. Минхо оставалось только вздохнуть.

— Чан показывал тебе, чем они занимаются? — он скинул с плеч полотенце, еще влажное после сушки волос, и опустился на кровать. Уджин снял очки и отложил книгу.

— Новый гимн для команды, — кивнул он, протягивая руку, за которую Минхо немедля взялся и позволил уложить себя. — Он классный.

— И слова тоже. Если не считать строчки «завоюем мир», — тяжелая, но нежная ладонь, легла на голову. — По-моему, немного чересчур.

— Чану уверенности не занимать.

Минхо утвердительно промычал в ответ, подаваясь навстречу приятным поглаживаниям. От перебирания волос в голове удивительно пустело, а в груди завязывался плотный ком удовольствия.

— Засну, — он спрятал нос в ямочке у плеча и блаженно застонал, когда Уджин стал массировать затылок.

Скопившаяся за день усталость стремилась завладеть телом. Минхо никак не хотел ей поддаваться, ведь на часах только девять, столько можно успеть…

Виска коснулись теплые губы. Довольно мурлыкнув, Минхо приподнялся и украл с них поцелуй.

Обе ладони Уджина легли на щеки, направляя, а изменившийся оттенок поцелуя побуждал лечь вплотную, скользнуть языком между зубов, оттянуть нижнюю губу.

— Так вот зачем ты выгоняешь кошек, — несмотря на волнение, окутавшее хмельным маревом, Минхо не сдержал зевок. Уджин широко улыбнулся.

— Начал не я, заметь.

— Ты ничего не докажешь, — Минхо вытянулся почти на всю длину тела Уджина, утыкаясь ему в щеку носом. Руки полезли под ткань хлопковой футболки, заставляя прогнуться.

Хотелось сильно, но лениво и медленно. Минхо боялся вовсе уснуть в процессе, а потому продолжал целовать губы, ставшие родными, и купаться в тепле.

Телефон, лежавший на столе возле постели, ожил оповещением нового сообщения.

[yoaura]

— М-м-м, — Минхо недовольно замычал, почувствовав, что Уджин тут же перестал гладить спину. — Пусть все идут нахрен, я исполняю свой долг…

Он показал средний палец в сторону стола, даже не открывая глаз.

— Иди возьми, вдруг это твой препод по хип-хопу.

— Тем более пусть идет нахрен, этот козел, — лень было даже реагировать недовольством. Но Уджин попросту спихнул его с кровати. Минхо с максимально расслабленными мышцами сопротивляться не смог.

«Почему ты не играешь в баскетбол?»

Минхо сел прямо на пол, откинувшись спиной на ножку стола. Краем глаза он увидел, что Уджин снова взял книгу и поправил подушку за собой. Видимо, и вправду не судьба.

«Мне хватает физических нагрузок и командной работы на учебе. А ты почему играешь? Не помню, чтобы раньше интересовался».

«Сводил Чонина и Чана».

Минхо фыркнул от смеха, сползая ниже.

У него не было проблем с метками — в том смысле, что когда у знакомых в школе они начали появляться, визгу было чересчур много, и Минхо это даже бесило. А когда у него полумесяца нигде не оказалось, ни на день рождения, ни месяцем позднее, он даже не расстроился. Ведь наличие метки не подразумевало, что он не найдет человека, своего человека, скорее наоборот — это же сколько у него вариантов во всем огромном мире?

Тот самый «вариант», однако, возник всего парой лет позднее и валялся теперь на кровати с книжкой в руках. Надежный, спокойный, с метким чувством юмора. Рядом с Уджином хотелось быть, его хотелось любить. Он был классным другом и ни разу не оставил Минхо в беде. Его ласки были самыми крышесносящими среди всех бывших партнеров (не то чтобы их бывало много, но разве в количестве дело?).

То, что они были немечеными, лишь упрощало жизнь и взгляды на нее.

Закусив губу, Минхо набрал следующее сообщение. Наличие метки все же отличало, люди менялись из-за нее, иногда становились полными противоположностями старым себе. Сынмин не казался одним из таких, но проверить стоило.

«А ты еще не встретил своего соулмейта?»

«Нет», — ответ пришел почти сразу. Но не успел Минхо придумать следующий вопрос, как индикатор мигнул еще раз. «С этим некоторые проблемы, но это неважно, я справлюсь».

Минхо чуть нахмурился. Какие могут быть проблемы с соулмейтом, которого ты даже не знаешь? Он либо есть, либо его нет. Наверное, ему просто не понять. В этом и разница.

«Хен немеченый?» — значилось в следующем сообщении.

«Ты же знаешь, что нет», — когда Минхо исполнилось шестнадцать, они еще общались. Но разве тогда мелкому Сынмину было дело до всех этих штук? Играть в «доту» было куда интереснее, да и Минхо не говорил с Сынмином о чересчур личном, типа девчонок.

Уджин на кровати зашевелился, снова откладывая книгу. Потянулся, размялся. Минхо крайне захотелось оказаться у него под горячим боком, но, во-первых, мышцы ныли, и чтобы их напрячь нужно было приложить много усилий, а, во-вторых, новое сообщение заставило остаться на месте.

«Ты всегда был моим любимым хеном».

В кровь словно запустили смесь из разных наркотиков: сначала стало холодно (от непонимания фразы), затем жарко (от понимания различных ее толкований), потом щеки заныли от слишком широкой, не присущей Минхо, улыбки.

«Был?»

«Все еще хен».

«Но не самый любимый? »

«Спокойной ночи, хен», — после сообщения Сынмин отправил стикер со звездами на ночном небе, и в груди совсем заныло.

Минхо не понимал, что чувствовал — знал только, что это как-то по-новому. То, чего он не ощущал очень давно, какое-то яркое, как одна из тех звездочек на пнг-картинке. Пульсирующее так же ритмично и грозящееся разорваться на тысячу новых.

— Иди сюда? — голос Уджина мягко обволакивал. Минхо поднялся на ноги, закряхтев так, что сам себе напомнил старика, и выключил свет, прежде чем упасть в уджиновы объятия.

— Я тебя люблю, — проваливаясь в приятную темноту прошептал Минхо и, получив целомудренный поцелуй в лоб, уснул.

Из-за того самого препода по хип-хопу в ближайшее воскресенье на площадку выбраться не вышло. Снова. Погода все портилась — тучи становились все ниже и ниже, а фонари зажигались раньше. Шанс поиграть в баскетбол с каждым днем становился все меньше.

Они собрались у Чанбина дома. Не на большой тусе, которая, как Минхо помнил, в последний раз обернулась налаживанием личной жизни Джисона, а в небольшой компании.

— Жаль, что вы не прошли в финал, — Чанбин утешительно похлопал Чана по плечу. Тот скривил рожу.

— Бывает, че поделать, — и с громким хлопком открыл бутылку соджу. — Я на последнем курсе, больше никаких шансов. Подумаешь, делов.

Утешать было особо нечем: слова в таких случаях не действовали, а потому по бутылке открыли все.

Джисон, поднявшись на ноги, прокашлялся.

— За лучшую баскетбольную команду нашего универа во все времена!

Минхо, Чанбин и Джисон загалдели; Уджин бросил в Чана подушку, которую тот поймал, даже не поворачиваясь.

— Вот! Лучший капитан команды! — Джисон подошел и чокнулся бутылкой с чановой, а после приложился к горлышку.

Минхо поудобнее уселся, сливаясь с диванными подушками. На экране плазмы крутили старые видеоклипы, и он развлекался тем, что вспоминал тексты песен. Разговоры на фоне, в которых можно было то участвовать, то нет — самое лучшее. Информацию приятно получать, слушать одно, другое, собирать ее и ставить по полочкам в голове. Владеть тем, что нельзя потрогать — как суперсила, придает чувство уверенности и всемогущества.

Из разговоров можно было узнать кучу интересного. Джисон, оказывается, чуть не завалил один из последних тестов перед окончанием семестра, а потому заранее взял академ, и теперь валял дурака. Чанбин поправил: поедем на Чеджу на пару дней и — работать, микстейп бы записать, связи там есть, аккаунт на саундклауде уже создали…

Чан заметно повеселел, воодушевленно рассказывая, какие крутые треки они написали.

— А Феликс, наконец, познакомил Хенджина со своей маман, — хихикая, поведал Джисон и опустил голову на чанбиново плечо. — Сказал, она даже чересчур довольна, хотела забрать Хенджина к себе.

— Вот пусть и едет в свою Австралию, — Чанбин вытянул руку, указывая направление, вряд ли нужное. — Меньше будет проблем.

— Это какие у тебя с ним проблемы? Голову задирать приходится? — прищурился Джисон. Минхо тихо прыснул в подушку. На него уставились две пары одинаково хитрых глаз. Промолчать было нельзя.

— Как будто тебе не приходится, Хани-я, — ехидно отозвался Минхо, в ту же минуту с громким смехом перескакивая за спинку дивана, чтобы уклониться от взбешенного Джисона.

— Хен ужасный! — горланил Джисон, все-таки цепляя за кофту и заставляя упасть прямо на пол.

Взъерошенный и поверженный, Минхо тискал Джисона еще минут пять, пока Чанбин не заметил, что рядом с ними — чересчур дорогая ваза, за которую они со своим бюджетом будут расплачиваться всю жизнь.

[yoaura]

За окном гремела гроза. Свалившись в одну кучу перед плазмой, они смотрели, как вратарь сборной Кореи с блеском отбивает футбольный мяч чуть ли не на противоположную сторону поля. Уджин лежал рядом, то и дело отбирая у Минхо и Чана чипсы. Чанбин с Джисоном сослались на холод и легли под одеяло вдвоем (делая вид, что не переплетаются руками и ногами).

— Кто тебе пишет? — тихо поинтересовался Минхо, когда Уджин в очередной раз полез за телефоном, чтобы набрать сообщение.

— Договариваюсь с Сынмином, какие именно конспекты для тестов ему скинуть.

Минхо не донес чипсину до рта, удивленно вытаращившись на Уджина.

— Вы общаетесь? — Уджин пожал плечами.

— Ну да. Он взял несколько дисциплин, которые я тоже проходил на первом и втором курсе. Я не против, а ему удобно. Мне не жалко.

Чипсы вдруг стали невкусными. Во рту ощутилась какая-то горечь, словно бы ему врали, хотя это было не так. Нехорошее чувство заворочалось под ребрами и вместе с громом раскатилось в мозгу.

— Он хороший парень, да? — спросил Минхо, передавая пачку Чану. Тот не отрывался от игры ни на секунду, вскрикивал, поддерживал сборную, как мог, и всеми чувствами был там, на зеленом поле.

— Интересный. Умный. Не болтает лишнего. Прямо как я, — Уджин расплылся в улыбке, перекидывая через спину Минхо руку. — Может, такие тихони — твой тип?

— Ерунду болтаешь, — фыркнул Минхо, пихаясь в бок.

Но сказанное Уджином из головы не желало исчезать. Мысли закрутились, остались неразрешенными задачками и болтались следующие несколько дней на виду. Совесть молчала, Уджин целовал перед сном жарко и так, как любит Минхо. Все было хорошо. Но.

Минхо думал, как все сложилось бы, останься он в родном городе. Сослагательное наклонение — не лучший способ мышления, но отвязаться от картинок не получалось. Вот Сынмин переходит в старшую школу, и они с Минхо теперь вместе занимаются домашкой. Он растет, меняется, начинает ходить к единственному и самому лучшему хену за советами. Спрашивает про родителей, про работу, куда лучше поступить. Про девчонок. Минхо говорит ему, что он — не по девочкам, но подсказать пару вещей все равно может. Минхо о Сынмине любит заботиться. Им весело. Кажется, будто они всегда будут рядом, не просто донсен и хен, а друзья. Но потом у Сынмина появляется метка.

Фантазии каждый раз обрываются именно на этом моменте. Ведь полумесяц на теле означает: вам не быть вместе. И даже Джисон, проевший плешь в мозгу за все время знакомства своими рассуждениями о свободных отношениях, перед Чанбином не устоял. Можно быть друзьями, но однажды Сынмин найдет своего соулмейта. Минхо забудется. Дыра в груди останется.

Неизбежное заставляло сомневаться, ведь Сынмин, волею судьбы снова оказавшийся рядом, исчезнет, оставив еще больше воспоминаний и соленых капель в море ощущений, которые возникли, когда Минхо увидел его в чониновой кофейне.

Сынмин писал ему. Сынмин писал Уджину. Минхо целовал Уджина — так, как любит он, и ластился к горячим рукам.

Казалось, грядущая зима обрушится лавиной. Но жизнь продолжалась, и Минхо улыбался, выпихивая полосатую кошку из их с Уджином постели.

Снег накрыл Сеул в конце ноября и тут же растаял. Отметка термометра болталась около нуля, бросая чувствительных к погоде людей то в жар, то в холод. Минхо не выходил из дома без маски, не забывая подсовывать пачку их же Уджину в портфель.

На площадку так и не выбрались. Зато в одну из пасмурных суббот Сынмин позвал Минхо сходить с ним в торговый центр.

— Мне кажется, у тебя отличный вкус на классику, хотя сам ты… — он окинул оценивающим взглядом и прищурился. — С каких пор ты ходишь в мешке картошки?

— Полегче с хеном, — усмехнулся Минхо, щипая Сынмина за руку. — Это мерч моей любимой группы. И в ней тепло.

Он любовно погладил серую толстовку и высунул язык.

Вокруг сновали люди. Задевали сумками, колясками, громко орали в динамик мобильных. Минхо поморщился. Он с удовольствием остался бы дома с ноутбуком наперевес и новеньким фильмом, либо пошел в спортзал. Но с Сынмином видеться хотелось чаще и больше, досуг разбавлял скучные дни. Хотя погода меланхолично призывала побольше спать, Минхо твердо решил этого не делать, как можно больше посвящая себя делам. А потом уже фильмы.

Обсуждая последнюю версию любимой игры, они зашли в торговый, по пути ища нужные отделы.

— Так для чего тебе рубашка? — поинтересовался Минхо, наблюдая, как Сынмин оглядывает ряды с тысячами шмоток различных мастей, от кроп-топов до элегантных, но красных брюк.

— Старая любимая износилась, — просто ответил Сынмин, перебирая ближайшие вешалки. — У меня не много, а в универ я люблю рубашки носить.

Набрав побольше вариантов, они устремились к примерочным. Минхо не особо любил толпы народа, стоящие в очереди, которым лишь бы подешевле, но покруче. Рядом возились две девушки: спорили, кому достанется последняя модель платья. Минхо поморщился и отвернулся к Сынмину, положив ему голову на плечо.

— Давай потом сходим поесть, — скучающе произнес он, с облегчением выдохнув, когда девушки разошлись по разным примерочным впереди. Сынмин кивнул. Его парфюм с нотками свежего дерева и, кажется, лаванды заставлял сердце заработать в разы быстрее. Минхо вдохнул поглубже, наслаждаясь, а после подтолкнул к освободившейся кабинке.

[yoaura]

Телефон завибрировал новым сообщением. Встав у закрывшейся дверцы, Минхо открыл уведомление и не сдержал тяжелый вздох.

«Я задержусь сегодня. Не скучай!»

— Все в порядке? — послышался сынминов голос. Копошение за стенкой не прекращалось: тот явно решил перемерить все тщательно и по несколько раз. Минхо угукнул в ответ.

Уджина уже не в первый день оставляли на работе. Делать нечего: чтобы забить место в хорошей компании на будущее приходилось делать все возможное. Могло быть и хуже, если бы Уджин вообще не появлялся дома. А так, с работой в качестве ассистента выпадали свободные дни. И все же Минхо скучал по их уютным вечерам вдвоем, которые случались тогда, когда они только начинали встречаться. Давно. Казалось, что это было безумно давно. Чан уезжал на выходные на тусовки, и Минхо, взяв лишь зубную щетку, перебирался в их квартирку.

Однажды зимой они играли в шахматы, сидя на полу в одних трусах. В один из мартовских дней Чан застал их в постели прямо в разгаре, а потом неделю извинялся (и хитро шептал на ухо, что у Минхо слишком громкие стоны). Сдержать улыбку от воспоминаний было сложно.

«Всегда скучаю», — набрал он в ответ и отправил.

— Хен, — окликнул вдруг Сынмин, — можешь помочь? Принеси вот эту, но на размер меньше, пожалуйста?

Он перекинул рубашку через дверцу.

— С тебя кофе, за то что гоняешь бедного хена туда-сюда, — со смехом ответил Минхо, отчаливая в зал.

Нужная вещь долго не могла найтись, а когда Минхо все же вернулся к примерочным, почти вся очередь, до этого тянувшаяся метров на семь, разошлась. Он свободно вдохнул, проходя к нужной кабинке, и постучал.

— Открывай, хен, — Минхо отворил дверцу и, зажмурив один глаз, сунул рубашку внутрь. Сынмин схватил ее и развернулся спиной. — Можешь уже уйти.

Рука дернулась. Сердце пропустило удар, в очередной раз, когда взгляд упал на сынминову спину. Глаза расширились от удивления, и Минхо стоял, не в силах закрыть их, чтобы избежать неловкости.

— У тебя… Две…

Сынмин подпрыгнул, а потом резко набросил рубашку себе на плечи и вытолкал Минхо, хлопнув дверью.

— Хен, ну просил же уйти, — в его голосе послышалось раздражение. Сердце стучало быстро-быстро, волнение зашкаливало, как будто Минхо — маленький мальчик, открывший самую страшную тайну, за которую родители его обязательно накажут. — Подожди меня снаружи, пожалуйста.

Они вышли из магазина. Пакет с новенькими рубашками внутри шуршал, то и дело ударяясь о сынминову ногу. Тот купил два кофе, как и обещал, и теперь Минхо через трубочку высасывал крошечные шоколадные шарики со дна стакана. На улицу хотелось ужасно. Глоток свежего воздуха очистил разум лучше крепкого напитка в руках.

— Расскажешь? — спросил Минхо. Температура воздуха упала, и кончики пальцев жгло ветром — пришлось сунуть одну ладонь в карман. Сынмин разглядывал дома вокруг, людей и явно не желал смотреть в его сторону.

— Да, у меня две метки, — без увиливаний бросил он. — С самого начала две. Это сложно. Это… Пугает.

Мозг судорожно соображал, пока они переходили через дорогу в сторону метро.

— Не понимаю, как такое возможно, — Минхо нахмурился.

— Я тоже, — грустно усмехнулся Сынмин. — И прочитал столько статей и форумов в интернете, сколько тебе и не снилось.

— Вообще мало что знаю про метки, — тихо заметил Минхо, — потому что мне и не надо было.

— Тем более.

Сынмин выглядел расстроенным, обсуждая явно неприятную тему. А Минхо вдруг осознал: перед ним парень, чей случай — один на миллион. Это как быть слепым среди зрячих, как когда у всех два уха, а у тебя — три, и черт знает, зачем оно нужно. «Пугает», — сказал тот, и слово стрелою вонзилось внутрь, разрывая жалостью. Наверное, Сынмин не хотел бы, чтобы его жалели. Наверное, он хотел бы быть как все.

Минхо был немеченым. С полумесяцем — хорошо, без него — еще лучше. Но Сынмин…

— Хочешь покажу тебе наших кошек? — он взял Сынмина за локоть, останавливая у самого входа в метро. — Они не совсем наши. Но их можно гладить и кормить.

Тот улыбнулся, кивая. На ходу Минхо набирал Уджину сообщение, что у них сегодня гость.

— Как твои успехи с танцами?

Сынмин сидел на заправленной постели, поглаживая большую серую кошку, черт знает как проникнувшую в комнату. Та то и дело вперивалась зелеными глазами в Минхо, будто осуждая за действия и даже мысли.

Минхо смотрел, как пальцы Сынмина плавно скользят по блестящей шерсти. Цеплялся взглядом за каждое движение, изменение на лице. Он закатал рукава, и увидеть метку не составляло труда — на нее Минхо старался не обращать внимания.

— Все здорово, — он оперся руками о пол, чуть отклоняясь назад. — Я помню, ты тоже хотел начать заниматься, когда был во втором классе.

— Мы хотели стать айдолами, — Сынмин улыбнулся. — Когда ты уехал, я стажировался в одном агенстве… удаленно.

— Правда? — Минхо восторженно хлопнул в ладоши. — И как? Почему ушел? Ты ведь здорово поешь.

Сынмин явно замялся. Язык быстро скользнул по губам, а брови нахмурились — всего на мгновение, но Минхо успел напрячься.

— Я просто люблю петь. Но это не то, чем я хочу зарабатывать на жизнь, понимаешь? Нет… — он мотнул головой. — Ты ведь именно наоборот сделал. Любишь танцевать — пошел учиться дальше, чтобы стать лучше. А я… Ну, могу спеть и сыграть на фортепиано, для себя.

— А для меня? — Минхо поднялся. Не дожидаясь ответа, достал уджинову гитару из чехла и приземлился рядом с Сынмином. Тот сбросил кошку с колен и шмыгнул носом, прежде чем начать петь.

Мурашки волной хлынули по коже, вздымая волоски на руках. Было что-то волшебное и неземное в атмосфере, которую Сынмин создал своим голосом. Он отражался от стен звездами и небесами, сливался с яркой луной, светящей сквозь окно. Он пел, прикрыв глаза, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Минхо почти позабыл о гитаре в руках, заслушавшись, но когда звук стал громче, встрепенулся и прижал пальцы к струнам на грифе. Песня была знакомой им обоим. Она вернулась из детства и забрала обоих с собой, туда, где Минхо смотрел на Сынмина как на друга, думая, что тот всегда будет идти с ним по правую руку. Там Минхо помогал ему делать домашку по корейскому и играл с ним в футбол; ел кимпаб его матери, а потом пытался сделать свой — вместе с Сынмином, и приготовил нечто ужасное (Сынмин так и сказал, но матери все равно отнес).

Минхо вдруг отчетливо увидел его в день отъезда. Представил, как тот ждал звонка или сообщения, но не дождался из-за того, что Минхо потерял все контакты. Горло сжало от слез, подступающих из груди, и пришлось изо всех сил обхватить гриф рукой, переставая играть. Но Сынмин допел до конца, вытягивая самые сложные ноты.

И наступила тишина. Минхо обнаружил себя уткнувшимся в теплую шею, пахнущую древесным парфюмом. Губа дрожала. Сынмин глубоко дышал.

Повисшее в воздухе забвение разбила кошка, мяукнувшая у двери. Минхо слегка дернулся и отстранился, неловко почесывая затылок.

Рука Сынмина лежала на его бедре, но исчезла, когда Минхо открыл рот.

— Здорово поешь. Лучше всех, — он протянул руку и пальцами почесал сынминов подбородок снизу. Тот рассмеялся и шлепнул по ладони. — И вредничаешь тоже лучше всех.

— Тебя в уровне занудства никто не побьет, хен.

Минхо вскинулся и, поспешно убрав гитару, отомстил парой ударов подушкой по сынминовой спине.

До конца вечера комната, казалось, сияла переливающимися оттенками всех положительных эмоций, которые существуют. Сынмин был рядом, то колкий, как еж, в своих репликах и тычках, то по-странному нежный, как небо в пастельных тонах. Они включили музыку, танцевали под новые топовые треки, из-за чего все коты сбежали из комнаты, кроме той, серой, спящей на уджиновой подушке. Два часа убили на «Овервотч», громко ругаясь на незадачливых тиммейтов. А потом Минхо обнял Сынмина на прощание так крепко, что ребра затрещали, и сам не понял, откуда в нем столько чувств.

Закрыв дверь, Минхо уставился в белый потолок, пытаясь осознать. Чувство вины перед Уджином возникло из ниоткуда. Всплыло темным пятном, заставляя закрыть глаза и погрузиться в пучины собственных чувств.

«Я соскучился», — шептал Уджин, переплетая пальцы свои и Минхо, когда часы показывали уже заполночь. Кошка, вылизываясь, хитро посматривала на них с подоконника. Будто знала даже больше самого Минхо.

Все стало кристально ясно, когда перед сном под веками замаячил образ Сынмина и утянулся в ночные грезы. Чувством мягкой эйфории расплескался по венам — той, что Минхо испытывал года три назад, когда понял, что влюблен в Уджина.

Он сильнее прижался к горячему боку и вдохнул запах волос, уже ставший родным и самым близким. Если Уджин рядом — все остальное можно отложить на потом.

[yoaura]

Кафе, в котором работал Чонин, постепенно стало неким местом встреч. Пару раз Минхо приходил туда, чтобы подождать Уджина, посидеть с Чаном и неизменно натыкался на Сынмина. Прекрасно помня слова, что ему там просто нравится, Минхо улыбался, видя все такую же бордовую макушку (ну явно подкрашивается), здоровался, но если Сынмин его не звал — старался не мешать.

Однако наблюдал со стороны. Учебники Сынмин постоянно таскал с собой, обкладывался листами с распечатками, конспектами и неизменно еле слышно нашептывал что-то под нос. Это казалось Минхо дурацкой дорамой, в которой влюбленная девочка преследует самого красивого парня школы, только в его случае все совсем не так складывалось.

Недели две они не виделись: Минхо поселился в танцевальном классе, а Уджин — на работе. Сынмин строчил сообщения в свободное время, заваливая рандомными фактами из жизни. Непривычно, но приятно до жути — Минхо сдерживал улыбку, читая об очередно успешно сданном тесте.

«Передай хену спасибо за помощь», — значилось в последнем. Звучало непривычно, обычно Сынмин связывался с Уджином напрямую, а Минхо ничего об этом не знал. Перемена была незначительной, но кусалась. Странно.

«А сам почему не можешь?»

«Ну, ты же к нему все равно ближе».

Минхо нахмурился и отпил кофе. Кубики льда в стакане застучали друг о друга, когда он чересчур сильно поставил его обратно на стол.

— Все в порядке? — Чонин тронул за плечо. Они вместе ждали Чана в кофейне, чтобы пойти в кино. Джисон твердо обещал быть с Феликсом в нужное время уже в зале, а значит в запасе было минут сорок: привычку опаздывать с них и кнутом не выбьешь.

Неопределенно мотнув головой, Минхо настрочил ответ.

«Очень неоднозначно».

Казалось, он играет с судьбой, дразня и себя и ее, но поделать ничего не мог. То чувство, когда знаешь больше, чем остальные, или хотя бы кажется, что это так, слишком подогревало. Минхо готов был пойти на риск, раздразнить, раззадорить. Быть в подвешенном состоянии надоело, идти напролом — скорее всего разрушить все на корню.

Вина перед Уджином за собственные чувства царапала изнутри когтями, кричала и рвалась наружу. Вина, но не совесть.

Минхо смотрел на Чонина, который даже не замазывал свою метку на щеке, и злился на себя еще больше. Тот держал за руку Чана, широко улыбаясь, а Чан выглядел счастливее, чем когда-либо.

«Кто знает», — пришел ответ, когда в кинозале затухли лампы.

Он совершенно не имеет права быть в Сынмина влюбленным.

Музыка жестким битом стучала в ушах. Минхо оттанцевал уже порядка трех часов, но заканчивать было никак нельзя: связка для показательного номера все еще не добита. В тренировочном зале остался он один, чистые зеркала отражали движения четко. Жаль, что движения не получались без изъянов. Червячок неудовольствия грыз изнутри, то и дело подкидывая мысли о собственной немощности.

Но останавливаться никак нельзя. Один и тот же прогон он повторил черт знает сколько раз и все еще не мог сделать нужную волну. Пришлось остановиться и, как учил Уджин, отсчитать до десяти, глубоко дыша.

Ритм сердца замедлился, хотя трек все еще бил по перепонкам. Чувства смешались: Минхо уже не понимал, добивает он себя, чтобы действительно все получилось или просто хотел заткнуть эмоции, свернутые клубком под ребрами.

Он упал на пол и раскинул руки-ноги звездочкой.

Отражение с потолочных зеркал подсказывало, что пора завязывать. Время на часах, перевалившее за восемь вечера — тоже.

Он чуть не уткнулся лбом в стену, когда на выходе из раздевалок прочитал пришедшее еще полчаса назад сообщение.

«Хен, я потерял ключи, мне сегодня негде переночевать. Можно к тебе?»

По делу, четко, без лишних расшаркиваний. Минхо хмыкнул, набирая Сынмину утвердительный ответ.

Когда он вывалился из танцевального корпуса, то никак не ожидал, что его окликнут. Тем более не ожидал, обернувшись на голос, увидеть там Уджина. Глаза невольно округлились, а теплое чувство разлилось по венам благодарностью.

— Как мило, — усмехнулся Минхо, запахивая куртку поплотнее. В руках Уджина была подставка с двумя стаканчиками кофе. — Ты редко встречаешь меня.

Над головой раскинулось темное, глубоко синее небо. Звезд видно не было, но черт знает, когда последний раз Минхо их вообще в Сеуле замечал. Стакан без капхолдера быстро остывал, пока они шли до метро. Разговор наполнялся серьезными темами вперемешку с шутками — все, как обычно. Все, как нужно. Прохладный, почти зимний ветер, студил щеки.

Минхо чуть не забыл сказать Уджину про Сынмина, а спохватился, когда они уже подъезжали к дому.

— Здорово, — он чуть улыбнулся, проведя по волосам Минхо ладонью. — Можно заказать пиццу. Посмотрим какую-нибудь дораму. Давно ведь так не отдыхали.

Под ложечкой засосало, но не от голода вовсе. Волнение накатывало с каждым шагом, приближающим к дому. Уджин будет рядом и Сынмин — тоже, и они будут болтать, сидя совсем рядом друг с другом. Минхо будет бросать в Уджина попкорн и тискать кошку, а Сынмин… Он может чувствовать себя третьим лишним. Чтобы этого не произошло, Минхо должен, обязан уделять Сынмину много внимания, да и Уджин наверняка постарается, он ведь не дурак. Вот только у Минхо помимо всего — вспышками яркими влюбленность в сердце. И стыд. И искусанные губы, которые он непрестанно облизывал, пока не уткнулся взглядом в Сынмина, стоявшего у их дома.

— Ты давно ждешь? — Уджин подошел первым, и Минхо еще издалека заметил, как Сынмин ему в ответ улыбался. Глаза сузились до щелочек, а милые щеки так и хотелось потискать.

Минхо одернул себя.

— Минут десять, — Сынмин мотнул головой, переводя взгляд на Минхо. Тот положил руку на плечо, закрытое теплым пальто, и слегка подтолкнул и его и Уджина вперед.

— Не мерзнем и не заболеваем, бегом домой!

[yoaura]

Кошки в проходе обтерли штаны шерстью. Пришлось задержаться в ванной в попытках очистить хлопковые штаны, но безуспешно. Когда Минхо вернулся, комната встретила его смехом: Уджин и Сынмин сидели на постели, у первого на коленях покоился ноутбук, в который оба неотрывно пялились и хихикали.

— Что смешного? Лучше бы пиццу заказали, — Минхо стал озираться по сторонам в поисках домашних шорт. Вся одежда, обычно, висела в гардеробе и была убрана по полкам, но в последнее время все самое необходимое валялось, где упало. Некогда. Потому шорты нашлись на стуле у подоконника, а Минхо принялся переодеваться, пока двое на кровати решали, какая пицца вкуснее.

Это было странно. Минхо у себя дома, на подоконнике те же два кактуса, ни разу не расцветшие за два года; та же манга стоит на полках и, неизменно, одна кошка бродит по комнате — сегодня трехцветная, с коротким хвостом. Но атмосфера изменилась, будто немного, но в то же время значимо. Если прислушаться, прочувствовать — словно Минхо перед теплым камином в гостиной большого дома, сердце подрагивает от нежности и ощущения, будто этот момент он не забудет никогда, будет нести до конца жизни в себе.

Оглянувшись назад, он увидел Сынмина, положившего голову на уджиново плечо. Мелькнувший укол ревности сошел на нет мгновенно, словно та нежность его раздавила и унесла в небытие.

Уджин так хорошо относится к Сынмину, а Минхо… Он прикрыл глаза, сглатывая и делая глубокий вдох.

— Я заварю кофе, — одновременное «угу» на два голоса заставило хмыкнуть. Спускаясь вниз, на общую кухню, Минхо слышал, как они разговаривают о новых песнях Краша.

Уджин обнаружил его сидящим на стуле с кошкой на руках.

— Ты чего так долго?

— У меня помеха, — отозвался Минхо, указывая на кошку. Не может ведь он признаться, что мысли загрузили настолько, что разрешать проблемы вдруг оказалось непосильной задачей. — Кофе давно сварен. Налей, отнеси Сынмину, пожалуйста, чтобы он не скучал.

— Кстати об этом, — кивнул Уджин и потянулся за чашками. — Я тебе скажу кое-что, но надеюсь на твое благоразумие.

Чувство вины забултыхалось, подтягиваясь к горлу.

— Что не так? — и без того искусанные губы снова захотелось кусать. Минхо от волнения стал быстрее гладить кошку, смотря на широкую спину Уджина. По собственной пробежал холодок.

— Когда Сынмин только начал ходить с нами на площадку, случился небольшой инцидент… — он говорил четко, словно читал вслух один из рабочих документов своему начальству. Тем не менее, интонация не успокаивала: наоборот, Минхо понимал, что чем серьезнее и сосредоточеннее Уджин, тем серьезнее разговор. — Было жарко, мы обливались потом, играли тогда часа три без остановки. Чан ну очень нас смотивировал.

Он вдруг улыбнулся, поставил полную чашку перед Минхо, но сам присаживаться не стал. Минхо пить не спешил — мягкая кошачья шерсть между пальцами успокаивала, гипнотически завораживала.

— Я играл против Сынмина, и когда он стал пробиваться к кольцу, я схватил его за локоть.

Еще не до конца понимая, в чем дело, Минхо стиснул кошку в объятиях. Та зашипела и спрыгнула с колен. Уджин отвернулся.

— Я не чувствую себя виноватым, ведь после этого мы поговорили и решили, что такого не бывает. Забыли. Но он сказал, что когда я дотронулся его метки… Сынмин сказал, что я — его соулмейт, — последнюю фразу Уджин произнес чуть громче, из-за чего получилось грозно. Сердце ушло в пятки. — Все это странно. Мы просто продолжили общаться. Сынмин разумный, ты и сам знаешь. Эту тему мы больше не поднимали.

Минхо казалось, что голова вот-вот разорвется. Он крутил в руках чашку, пока пальцы не начало жечь от температуры.

— Вот как, — только и смог проронить он.

— Хочешь поговорить об этом? — Уджин стал опускаться на соседний стул, но Минхо жестом остановил его.

— Мы не можем говорить об этом сейчас, когда наверху Сынмин ждет нас обоих, это… неприлично, — мысли скакали, как кони, и он даже не был уверен, что произнес фразу правильно. Уджин кивнул.

— Тогда извини, что рассказал сейчас, но было ощущение: или сейчас, или никогда, — он покачал головой. — Как будто потом это станет неважно. Не будет иметь значение.

— Все нормально, — Минхо чуть улыбнулся, уставившись в темную жидкость, растекающуюся по стенкам отбеленной чашки.

— Не ревнуешь? — Уджин встал совсем рядом, его тепло чувствовалось рукой и щекой. Получив в ответ тихое «нет», он наклонился и поцеловал самую макушку, отчего дыхание сбилось.

— Возвращайся с кофе, мы тебя ждем.

«Мы» забилось в висках дробью и оставалось там, пока Минхо искал на полках печенье.

В комнате царило все то же теплое. Минхо выплюнул пачку, которую зажимал зубами, изо рта на постель.

— У меня не шесть рук, — ответил он на сынминово «фу» и скривившийся нос. — Мог спуститься и помочь.

— Извини, я сторожил фильм, — тот указал на экран ноутбука. — Уджин-хен попросил.

— Да, не ругайся, Минхо, ты похож на старика, — беззлобно рассмеялся Уджин и похлопал по кровати рядом с собой. — Пицца в пути, давайте пока начнем смотреть? Ночь длинная, но нужно еще поспать.

Кровать оказалась вместительной для троих. Ноутбук, поставленный на стул, освещал комнату в паре с настольной лампой. Из приоткрытого окна легкий ветер приносил запахи ночи и той самой свободы, которая приходит в душу в темное время суток. Минхо, однако, не понимал, что он чувствует и что чувствовать должен: ведь все хорошо, но в то же время не очень. Наверное. Сынмин по левую руку, а Уджин по правую — двое самых близких в этот жизненный период людей. Они давно не проводили время вместе с Уджином, а уж втроем — так и вообще никогда. Печенье вкусное, как и кофе, а еще вот-вот будет пицца. Все хорошо. Все хорошо.

Словно мантру, Минхо повторял это про себя, пытаясь вникнуть в содержание дорамы. Но отвлекался: то Сынмин дернется внезапно, то Уджин начнет возиться. Минхо было жарко, несмотря на усилившийся ветер, скользящий по полу и забирающийся на кровать, к ним.

— Кажется, будет дождь, — заметил Сынмин, комкая пустую упаковку от печенья.

— Разве что снег, — возразил Уджин, отставляя осушенную кружку на пол.

— Снегодождь, — ляпнул Минхо, а потом вдруг взял обоих за руки, сам не понимая, с чего такой порыв. Отдернуть — показать неловкость, потому он просто начал трясти их, будто в шутку. Собственные эмоции казались чуждыми. Проблема требовала решения — незамедлительно.

Минхо прикрыл глаза, понимая, что он устал от вихря в душе. В этот же момент у Уджина зазвонил телефон, не давая и на секунду отвлечься от происходящего.

— Пицца приехала. Заберешь? — обратился он к Минхо.

— Как в старые добрые, — протянул тот в ответ. — Раз пицца, то сразу я.

[yoaura]

Курьер действительно был из той же службы доставки, в которой работал Минхо. Отдав деньги и впустив немного морозного воздуха в дом, он вновь поднялся наверх.

— Уйди, — он отодвинул ногой кошку, проскользнувшую следом (иначе за одной подтянутся все, ведь от пиццы аромат разнесся в каждый темный угол). — Ваш заказ, Уджин-ши.

Минхо вручил ему коробки, а после стал взбираться на насиженное место. Взгляд Сынмина не ускользнул от него: прознительный и такой ясный, что стало не по себе. Минхо вдруг почувствовал, что ночного сеульского воздуха стало мало. Голову чуть повело, и чтобы не упасть ни на кого, а особенно на пол, он оперся ладонью о сынминово плечо.

— Вроде холодно, но так жарко… Сынмин?

Горячий лоб уперся в руку, как только Минхо сел. Он слышал тяжелое дыхание, а рука Сынмина, опустившаяся на плечо, с силой сжала мышцу, почти до боли.

Минхо обеспокоенно наклонился в попытке заглянуть в лицо. Сынминовы щеки горели пунцовым.

— Тебе нехорошо? — позади зашевелился Уджин, но Минхо смотрел лишь на Сынмина, пытаясь понять, в чем дело. — Принести воды? Кофе слишком крепкий был…

— Нет, — Минхо осекся от неожиданно резкого ответа. Сынмин вдруг поднял голову. Глаза блестели, а губа дрожала. Казалось, он вот-вот начнет всхлипывать. — Ты, хен…

Он вдохнул глубоко и повернулся спиной. Минхо уже готов был сорваться за аптечкой, как вдруг увидел, что футболка с плеча Сынмина сползла вниз. Сзади, там, где лопатка переходила в плечо, сверкал полумесяц — та метка, которую Минхо случайно увидел в примерочных. Та метка, которой Сынмин стыдился. Метка, которая не должна была Минхо заботить.

Сынмин не поднимал голову.

— Ты ее коснулся, хен, — еле слышно прошептал он, заламывая пальцы. Уджин вдруг оказался совсем рядом с Минхо — краем глаза тот видел чуть нахмуренные брови. — Я отказываюсь… Не хочу понимать, почему все так.

Он вдруг закрыл лицо ладонями и дернулся. Мыслей не было, голова вдруг опустела, а Минхо обвил его руками, прижимая к себе. Сынмин беззвучно плакал, не двигаясь в неуклюжих объятиях.

Сердце рвалось на части. Всем существом Минхо стремился к Сынмину, гладил по волосам, слегка покачивая, убаюкивая, даже когда тот перестал всхлипывать. Уджин сидел рядом, тихо, словно его и не было. Однако казалось, будто они втроем в одной сфере, заключенные, изолированные от мира. Нет ничего, кроме осознаний, внезапно свалившихся на головы всех троих, и отношений, с которыми им самим решать, что делать.

Минхо уткнулся в сынминову макушку, посылая взгляд в сторону Уджина.

Он знал его, как свои пять пальцев. Уджин не сомневался в своих мыслях — это прочитать было проще простого. Какие решения тот принял — узнать было сложнее, но Минхо знал, что их случай — не тот, в котором Уджин промолчит.

— Послушай, — тихо начал Минхо. — Сейчас кажется, что все ужасно сложно, и никто из нас не понимает, что происходит, но… Раз уж мы тут, и все в это втянуты, то обязательно разберемся. Сынмин-и, мы с тобой.

Ладони легли на горячие сынминовы щеки, приподнимая голову. Глаза чуть распухли и покраснели, но его это ничуть не портило. Большие пальцы Минхо скользнули по скулам. В груди все сжималось. Уджин внезапно пересел еще ближе, к Сынмину, и провел ладонью по его волосам.

— Не бойся, — обронил он, улыбаясь ласково и по-доброму.

— Я не боюсь, — Сынмин помотал головой. — Меня просто накрыло эмоциями и этими всеми ощущениями, вам не понять, как это, когда метки касаются соулмейты, у вас же ее нет.

— А что если… — от внезапной догадки пульс подскочил, и Минхо неловко взглянул на Уджина. Тот ведь наверняка понял тоже. Нужно было лишь негласное разрешение. Уджин его дал, пожав плечами, и протянув руку к Сынмину.

— Нам можно… Одновременно?

Сынмин поднял округлившиеся глаза. Лицо вытянулось, из-за чего он стал похож на утенка, и Минхо хихикнул от умиления.

— Если ничего не выйдет, — выдохнул Минхо, — значит будем думать, что дальше. А если мы — твои соулмейты… Хотя я понятия не имею, как такое возможно…

— Все решаемо, — твердо сказал Уджин. Сынмин переводил взгляд то на одного, то на другого, а потом выпрямился, словно бы набравшись смелости.

— У меня два любимых хена.

Минхо почувствовал, как к горлу подкатывает ком.

— И если они окажутся моими соулмейтами по какой-то ошибке природы, — чуть дрожащим голосом продолжил Сынмин, — то я буду самым удачливым человеком на земле.

Минхо слышал, как за окном завывает ветер. Наверняка, все же пошел снег. Но оторваться от лица Сынмина он никак не мог — губы растянулись в самой милой улыбке, которую тот когда-либо видел.

Свет, льющийся с экрана ноутбука, мигнул и погас. В этот же момент Минхо потянулся к Сынмину, чтобы обнять вновь, а затем ощутил уджиново дыхание у своего уха.

— Все будет хорошо, — прошептал Минхо Сынмину, скользнув рукой на плечо. Пальцы осторожно коснулись ткани футболки, сдвигая ее с плеча. Сынмин резко выдохнул еще до того, как Минхо коснулся метки — значит, Уджин держит его за предплечье.

Это была последняя здравая мысль, посетившая Минхо, прежде чем он опустил ладонь на полумесяц у лопатки.

Мандраж перебился блаженством. Все чувства усилились за мгновение, утягивая Минхо на вершины гор, в глубины рек. На небеса.

Их трое, но они — одно. Сердца в едином ритме, дыхание в унисон.

«Все правильно».

— Так нужно, — с улыбкой в голосе проговорил Уджин, первым нарушая тишину.

Они разговаривали до утра, пока пицца не кончилась, а кофе не перестал помогать. Сынмин уснул на коленях Уджина, свернувшись калачиком, и сопел.

— Все будет отлично, правда? — Минхо переплел пальцы с уджиновыми, устремив взгляд за окно. Там, с черно-синего неба, под светом фонаря медленно падали снежинки. Холод пробирался в комнату, но уходил из сердца вместе со сквозняком, ускользающим за дверь.

Уджин поцеловал висок, сжимая ладонь в ответ.

— Лучше, чем ты можешь себе представить.

В душе теплело.

[yoaura]

— Сначала мы пойдем на каток, после — в караоке, а где-то между забежим в ту бургерную, ну, на углу университета, — тараторил Джисон, загибая пальцы на каждый пункт. — Чанбин обещал притащить камеру, твои эпичные падения мы обязательно заснимем…

— Перестань, — не скрывая хихиканья, Хенджин дернул его за цветастый шарф, почти такой же, как у Минхо. Джисон надулся. — Хен тебя еще сделает на льду.

— Да прям? — глаза Джисона прямо засияли, когда он повернулся к Минхо. Тот мотнул головой.

Из-за толстого шарфа Джисон выглядел еще меньше, чем есть, и жутко смешным. Минхо уже дал ему подзатыльник за то, что без шапки вышел в минусовую температуру, на что получил лишь недовольное фырчание.

Руки мерзли в карманах. Зима брала свое. Минхо она нравилась — щеки горят не от мучительной жары, но от ветра, пробирающегося под пуховик. Надеть свитер потолще — и все в порядке, но вот руки… Их всегда хотелось держать в тепле.

Взять на заметку — в следующий раз не забывать перчатки у Сынмина дома.

Они подошли к дверям кофейни в тот момент, когда из них вывалился Чонин со сверкающей на пол-лица улыбкой, а за ним — Феликс.

— Получилось! — Феликс вскинул руки в воздух, сбивая с чониновой головы кепку. — Теперь я бариста!

— А я больше нет! — отзеркалил его Чонин, и оба громко засмеялись.

— Так ты теперь будешь с Чаном? — Джисон подскочил к Чонину, мгновенно засмущавшемуся. Хенджин покачал головой.

— Прекрати, это неприлично…

— Да кто бы говорил! — парировал Джисон, подходя к тому вплотную и заглядывая в глаза. Минхо еле удерживался от смеха: уж больно смешно выглядел контраст между одетым во все черное Хеджином и Джисоном в разноцветных тканях. — Кто на прошлых выходных выспрашивал у Сынмина про то, как там с двумя метками…

— Так, ну все, — Минхо одернул обоих, пока Феликс с Чонином фейспалмили где-то сбоку и старались не отсвечивать. — Мы собирались повеселиться или как?

Слова хена — закон, хоть Хенджин и успел поддеть очередным подколом, успешно проигнорированным Минхо.

Собираться рандомными компаниями меньше, чем за месяц, вошло в привычку. До сих пор неясно, как вышло, что они друг с другом поладили все. Но Минхо наслаждался, искренне, от души, не показывая по привычке. Было чувство, что они и так знают, насколько все здорово: Уджин как-то сказал, что Минхо стал улыбаться намного чаще.

Если его и Сынмина это радовало, значит так и должно быть.

Пока все дружно шли до торгового центра с крытым катком, Минхо вспоминал события последних недель. Уджин перевез оставшиеся вещи из чановой квартиры, освобождая место для Чонина: уж кому, а этим двоим точно суждено было съехаться как можно скорее.

Джисон случайно познакомился с родителями Чанбина: мейк-аут на кухонном столе закончился самым неловким моментом его жизни. Правда, те сказали, что против соулмейта не попрешь. Зато лекцию про приличия пришлось слушать долгую и занудную.

Минхо долго смеялся, пока Джисон не стукнул его по голове ложкой, измазанной чизкейком.

На прошлых выходных Феликс с Хенджином устроили битву снежками: Сеул завалило сугробами, да так, что застопорилось движение на дорогах на целый день. И оба свалились с температурой. Оказалось, что Уджин с Минхо живут ближе всех, поэтому обязанность следить за больными свалилась именно на них. Впрочем, Минхо было совершенно нетрудно, ведь даже занятия по танцам, трудные и выматывающие, оставляли моральное удовлетворение.

Все получалось как нельзя лучше.

«Я могу прийти к вам после занятий?» — пиликнул телефон новым сообщением, и сердце тут же пропустило удар.

«Конечно, почему ты вообще спрашиваешь».

Иногда казалось, что Сынмин все еще смущается их отношений. Но с каждым днем убеждался: все должно быть именно так. Знал на все сто процентов и стремился показать это Сынмину — действиями, словами, прикосновениями.

Через пару недель они предложат ему найти новую квартиру на троих, ведь это попросту нечестно: Уджин и Минхо постоянно вместе, а Сынмин отдельно. Но пока можно было порадоваться пришедшему в новом сообщении ярко-красному сердечку.

Идея вдруг возникла в голове внезапно, когда он увидел на шее Феликса метку. Хенджин стоял рядом с ним, держа за талию, пока все поднимались на эскалаторе.

Чуть не запнувшись на выходе, Минхо быстро набрал сообщение, чтобы не передумать, и отправил. Он скрестил пальцы и прикрыл глаза, цепляясь за Джисона.

— Ну что, идем за коньками? — улыбнулся Хенджин и потянул Феликса за собой, а заодно и тормозящего на входе Чонина.

Прежде, чем двинуться через порог широких дверей, Минхо снова взглянул на экран телефона. Сердце наполнилось теплом и волнением. Уджин ответил наилучшим образом.

«Может сделаем тату? Полумесяцами».

«Ты гений. Обязательно».

Минхо шагнул вперед.

Глядя на собравшихся в компании парней, снующих туда-сюда с коньками и ботинками в руках, Минхо отчетливо понял: даже если бы у них не было меток, ни у кого, они все равно встретились бы. Где-нибудь, когда-нибудь. Может, в параллельной жизни или в следующей. Так же смеялись бы, дружили бы крепко.

Ведь дело не в полумесяцах, если люди связаны невидимыми нитями, протянутыми сквозь время и пространство. Соулмейты — всего лишь слово. У него есть Уджин, Сынмин, но ведь и остальные тоже, в душе и сердце, просто чуть-чуть иначе.

Минхо протянул руку в воздух. Нити ощущались в ладонях. Разум был чист.

Он улыбнулся.

[кайта]

не знаю, с чего начать. с отп, с отп-2, с минхо (с минхо, да), с уджина, которого просто мир не заслуживает, с бордовой макушки сынмина, с лунных отметок


и джисон с чанбином, которые соулмейтятся и срутся до крика

и лось-дурак, который ржёт как незн что, лучший смех в мире, самый дебильный, пусть всегда так

и измазанная чизкейком ложка по макушке минхо



как будто окно в другой мир, где они все наконец-то так, как надо: где учёба, снегодождь(тм), кошки и интересы, которые сводят, время от времени пересекаясь и смешиваясь как коктейль от хоста вечеринки в огнях дискошара.

джисон всегда джисон, это его стремление не быть зависимым такое честное

пиликс солнышко, он всегда солнышко - но с хёнджином рядом ещё и дурак такой, и уютный и весь прям только для него, это так подкупает (хотя куда уж дальше-то подкупать, ну пиликс)

да, обычно мир ещё не заслуживает чани-хёна, совершенно не заслуживает, и только наличие с мире чонина как-то вообще оправдывает этот мир

(баскет <3 споконы вобще навечно в сердце, а дети и баскет это чуть ли не канон, если вспомнить всё, что они выдают по жизни)

чанбини лучший мальчик, ну я не могу не, переношу все свои нереализованные эмоции на него и с одной стороны джисон как вторая половинка это ад и израиль, а с другой - никого более подходящего я не знаю, не смотря ни на что. и эти их метки, спасибо что не шея-бедро (и спасибо-2 за то, что на заднице, очень, ну, мотивирует воображение)


про минхо не хотела (не думала, что зацепит) - в итоге сижу пытаюсь сообразить, как вытащить то, что всё-таки зацепило
он такой... такой. "вина, но не совесть" (ц), и кошка на коленях как аргумент, и разделить себя на двоих, по сути, ничего и не деля (потому что всегда так и было, просто на некоторые вещи требуется больше времени, иногда несоизмеримо больше, но)
мне так хотелось его обнять и стукнуть
обнять уджином и стукнуть сынмином, потом наоборот, и чтобы эти два любили его (в том самом смысле, да - я незн, возможно, у вас касательно этого плана смысл другой, но я немножко разрешу себе думать их вот так тт)
мне, глядя на него (нормально глядя, ну, в передачах/клипах/etc), часто кажется, что он срзл такой и есть, как в этой истории. и когда у него в голове всё встаёт на свои места - это лучшее, чем можно было завершить эти двадцать пять тыщ слов


сто раз говорила вам, как люблю ваши тексты и вас.
сто первый, наверное, лишний будет.

спасибо ♥

[yoaura]

кайта, не переставал думать о том, понравится вам или нет, пока писал; попаду в ваше или нет
поэтому очень обрадовался, когда вы все же вот так, с эмоциями ;_;

пересекаясь и смешиваясь как коктейль от хоста вечеринки в огнях дискошара

(баскет <3 споконы вобще навечно в сердце, а дети и баскет это чуть ли не канон, если вспомнить всё, что они выдают по жизни)

а вы думаете че я столько орал на них, когда что ни вброс, то баскетбольный мяч

"вина, но не совесть"

возможно, потому что в минхо живого меня очень много, и даже вот эта фраза - я. вроде как из реальности, мб поэтому цепляет?
и я не знаю, какой смысл у вас в ухоминах, но у меня там Любовь с большой буквы, и они его оба любят. постепенно, не бешено, но глубоко и привязанно.

это лучшее, чем можно было завершить эти двадцать пять тыщ слов

ну вот как не uwu после этого тт
я вас тоже того ~ <3 спасибо, что прочитали и вообще тт

[кайта]

я совсем забыла сказать про арты, блин

 _baozi_ - просто вот очень много сердец вам!♥♥♥ гспд, у отп есть арт, официальный и под один из самых прекрасных фанонов на них тт вобще не представляете размеры моего счастья, когда я это увидела (просто текст ждала долго и поэтому оно немножко, ну, затмилось, что ли - но это не значит, что осталось незамеченным, вовсе нет!)
и чани с мелким - это вобще вот было неожиданно, и прям аввввв

спасибо вам большое! и вдохновения всегда, и вобще

[yoaura]

кайта, у артера нет пока доступа к дайрям, но я все передал, и она очень-очень благодарна