Почта России, коя является неантропоморфной персонификацией Первобытного Хаоса и Вселенской Энтропии (с)
Автор: AiryRain и Ыцу-Ыцу
Гамма: Kankouku-man
Иллюстратор: EffieH
Размер: больше 55к
Фандом: Produce 101, JBJ, RAINZ, WANNA ONE
Пейринг/Персонажи: Но Тэхён/Хуан Минхао (Justin), Хон Ынги/Чжу Чжентин (ЧонЧон), Ким Тэдон/Ли Гонхи, Ким Донхан/Такада Кента, Ким Ехён/Чжин Лунго (Ким Ёнгук), Такада Кента/Чжин Лунго (Ким Ёнгук), Ким Сангюн/Ха Сонун, Но Тэхён/Ким Сангюн; упоминаются либо присутствуют в кадре: Он Сону, Им Ёнмин, Ю Соно, Пак Уджин, Ли Чону
Категория: Слэш
Жанр: AU, ER, Hurt/comfort, повседневность
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: полиамория, UST, кинк
Краткое содержание: Когда Чжентин рассказывал Минхао про свою жизнь, тому представлялось время, наполненное весельем. Когда он говорил об учёбе - что-то тяжелое, но яркое и интересное. Когда же речь заходила о друзьях Чжентина, Минхао и представить не мог, что всё так сложно. Почти как налить чай в одинаковых пропорциях в двенадцать разных чашек
Примечания автора: спасибо всем, кто поддерживал, пинал нас, ждал этот текст))
адресные благодарностиСпасибо нашему замечательному артеру, что она нас выбрала и что не плюнула на всё посреди нигде!
Спасибо котику Кё, что ввязался в этот треш и помогал обкатать наш слог!
Спасибо Некс, что шла навстречу нашим просьбам!
Спасибо всем этим замечательным парням, которые стали нашим вдохновением и подкидывали пищу для размышления и материал для текста!
И не спасибо Тэдону и Ехёну - они знают, за что)))
Минхао стоит рядом со стойками регистрации и смотрит, как не спеша продвигаются в очереди его родители. Наверное, ему должно быть грустно, что те улетают и увидятся они в следующий раз только через полгода, а он никогда надолго с ними не разлучался. Но прямо сейчас собственные чувства слишком сумбурны и непонятны. В любом случае, ничего не зависит от его желания или нежелания отпускать родителей: это их работа, и просьба ребёнка остаться не отменит поездку, наоборот, они ещё и его с собой заберут.
Минхао, сколько себя помнит, всегда кочевал с места на место и менял школы как перчатки. Куда забрасывала родителей работа, туда они везли с собой его, пока был маленьким. Только последние четыре года прошли на одном месте в Сеуле, а до того за плечами осталось три страны и по паре городов в каждой. Это было даже забавно, если не брать во внимание невозможность завести нормальных друзей и пробелы в знаниях, связанные с постоянной сменой мест учёбы и школьных программ. Зато к своим шестнадцати Минхао сносно говорит на трёх языках и может при случае похвастаться, что по проектам его родителей построены здания в нескольких странах.
Это, правда, так неважно сейчас, когда солнце за спиной бьёт в стеклянную стену Инчхона, вокруг гудит толпа улетающих и провожающих, а на ленте транспортёра катятся друг за другом два одинаковых ярко-жёлтых чемодана со смешными стикерами - мамин и папин. Минхао пол-утра их обклеивал, чтобы родители не грустили без него. Он же не грустит. По крайней мере, сейчас.
- Дорогой, мы всё. Может выпьем кофе, пока ещё есть время? - мама виновато улыбается и лохматит Минхао чёлку, привлекая к себе внимание.
- Ну ма-ам! - возмущается он, отклоняясь и тут же поправляя волосы.
Пока есть время - очень странное выражение. В него можно вложить и несколько лет, и несколько минут, как сейчас. Минхао держит в руке картонный стаканчик с кофе и слушает последние родительские наставления: что ему стоит делать, а что нет, пока он будет жить один. Ну, не совсем один, конечно. Ему нашли “няньку”, и спасибо на том, если честно.
Это мелким Минхао обожал переезды, новые города и всё сопутствующее этому. А сейчас, когда привык к школе и людям, завёл себе друзей и может назвать домом ту квартиру, что они снимали, настолько она стала обжита, он даже представить не мог, что родителей снова куда-то сдёрнет. Месяц назад его повергла в шок новость, что их ждёт новый проект в Ханое. Где это вообще?
Минхао разозлился и расстроился настолько, что впервые захлопнул дверь своей комнаты перед маминым носом и несколько дней не разговаривал с ней и отцом. Он чувствовал себя преданным и даже успел подумать, что ненавидит родителей, но потом решил, что надо попытаться уговорить их остаться в Сеуле. Найти другой проект, например, который не требовал бы переезда. Или не улетать обоим, а кому-то из двоих остаться здесь с ним. Кем из родителей он готов пожертвовать, Минхао не успел решить. Как и выработать стратегию уговоров: в его семье никто не мог похвастаться достаточным терпением.
- Минхао, - голос отца, раздавшийся со стороны кухни, заставил непроизвольно замереть с не до конца размотанным шарфом в руке. - Минхао?
Стук ножей и уютное бульканье заставляли желудок предательски урчать. Минхао заколебался между желанием есть и нежеланием разговаривать с родителями. Он помедлил ещё секунду, разуваясь, и решил, что попробует быстро проскользнуть в свою комнату, а об ужине подумает позже.
- Минхао! - окрик застал его в паре шагов от двери в собственную комнату. - Задержись, пожалуйста, и присоединись к семейному ужину. Хватит играть в оскорблённое достоинство.
- Я только сумку положить.
- У тебя десять секунд.
Отец, вставший из-за накрытого стола, выразительно посмотрел на часы, подкрепляя свои слова. Минхао обошёлся без дальнейших намёков: распахнув дверь, он зашвырнул сумку с форменным пиджаком на кровать и пошёл на кухню. В его голове лихорадочно сменяли друг друга доводы в защиту своего нежелания куда-либо уезжать из Сеула. Как назло, начинало казаться, что ни родной китайский, ни какой другой из известных ему языков не имеет слов, достаточно убедительных для его родителей.
- Милый, помоги мне, - мама ласково улыбалась и протягивала ему блюдо, на котором горкой лежали свиные рёбрышки. - Поставь на стол.
Жуледок Минхао снова заурчал, на этот раз уже от вкусных ароматов. Мама только рассмеялась и покачала головой. Атмосфера не была такой гнетущей, как ожидалось, даже наоборот. Минхао немного расслабился, и мысли перестали хаотично метаться. Ровно до момента, пока он не встретился взглядами с отцом.
- Извинись перед матерью, - строго приказал тот. Стоило Минхао открыть рот, чтобы возмутиться, что ничего за эти дни не успел натворить, как он пояснил: - За хлопанье дверьми.
Щёки Минхао вспыхнули: слова отца заставляли чувствовать себя маленьким мальчиком и будили внутри волну возмущения. На язык так и просился какой-нибудь колкий ответ, но прямо сейчас не стоило. Минхао глупцом не был и не хотел настраивать родителей заранее на отказ от своей просьбы, поэтому он проглотил своё возмущение и послушно склонился перед матерью, извиняясь.
- Уймитесь оба, я не обижаюсь. - Она потрепала его по волосам и мягко взяла за плечи, заставляя выпрямиться. - Боже, ну куда ты только растёшь! Тебе все девушки до груди доставать не будут.
Через несколько дней Минхао исполнялось шестнадцать, и он уже был почти на голову выше матери, а ему предстояло ещё несколько лет расти.
- Идеальная разница, между прочим. Мы есть вообще будем сегодня? - отец всё ещё пытался казаться строгим, но его голос и поза уже не были такими напряжёнными.
Он даже как-то благостно улыбался, словно будда со средневековой гравюры, чем, если честно, немного настораживал. Минхао таким его ещё не видел, поэтому решил не расслабляться раньше времени. Но за едой никаких серьезных тем не поднималось: пара вопросов о школе, о тренировках, пожелания ко дню рождения - что хочет в подарок, где хочет отметить.
- Я хочу весь день с друзьями провести: в кино сходить, ещё, может, в игровые автоматы. В следующем году у меня уже не будет нормального дня рождения, - Минхао добавил грусти в голос, пробуя надавить на жалость. - В этом вашем Ханое. Где это вообще?
- Во Вьетнаме. Не поверишь, но там тоже есть дети и школа при посольстве.
- Дорогой! - мама возмущённо перебила отца и посмотрела на Минхао с сочувствием. - Мы много думали в эти дни над переездом. Знаешь, раньше ты реагировал по-другому - всегда радовался путешествиям и новым городам.
- Потому что у меня не было друзей и я не успевал привязаться к месту. А теперь есть, и я не хочу их вдруг потерять.
Минхао казалось, что более веских причин быть не может. Он вообще не понимал, почему родители не додумались до этого сами.
- Да. И учиться ты, наконец, нормально начал. Кто знает, что там в Ханое за школы и какой они дают уровень знаний, - отец цокнул и сокрушённо покачал головой. - В общем, мы с мамой подумали, что глупо тебя дёргать перед последним классом. Тебе надо закончить его здесь, чтобы какая-то база всё-таки была.
Минхао не верил своим ушам. Они на самом деле остаются в Сеуле? И не надо ни с кем прощаться, собирать вещи, не надо никуда улетать? Это звучало слишком здорово, чтобы быть правдой. Ему ведь даже не пришлось никого уговаривать.
- Вы решили отказаться от проекта? - Минхао даже не пытался скрыть восторга в голосе.
- Нет, мы с мамой улетаем через месяц.
- Даже билеты сегодня взяли, - добавила она виновато. - Нам не отказаться: уже подписано предварительное соглашение, и нам перечислили аванс.
Минхао озадаченно посмотрел на родителей, не совсем понимая, что они хотят сказать. Если билеты уже на руках и вопрос с этим новым проектом давно решён, то как он должен закончить нынешнюю школу из какого-то богом забытого Ханоя? Зачем они говорили одно, а спустя пару фраз перечёркивали всё своими же словами? Минхао не понимал и самую капельку был зол, ну или не капельку.
- В смысле - перечислили аванс? Значит вы не только что получили это предложение, а какое-то время вели переговоры? - он перевёл хмурый взгляд с матери на отца, даже палочки отложил, потому что есть как-то вдруг перехотелось. - Почему сразу не сказали? Ну, серьёзно! Я думал, что уже не ребёнок и имею право голоса в семейных вопросах.
- Поэтому очень по-взрослому хлопнул дверью перед маминым носом? Сразу сказать, что ты не согласен, не мог? - отец явно терял благостный настрой и уже хмуро смотрел на Минхао.
- О, а вы так по-взрослому скрывали от меня свои деловые переговоры. Сразу сказать о предстоящем переезде не могли? - фыркнул тот, складывая руки на груди.
Отец со стуком отложил палочки в сторону. Минхао уже ждал, что сейчас он скажет ему выметаться из-за стола, или просто ухватит за ухо и устроит трёпку как в детстве, но тут вмешалась мама. Она положила руку на отцовский локоть и попросила их обоих успокоиться.
- Сейчас уже неважно, почему мы не сразу сказали и почему ты обижался. Главное, что тебе не надо никуда уезжать - мы с папой всё переиграли, - на этих словах она бросила короткий взгляд на мужа, успокаивающе поглаживая его локоть. - Ты ведь хочешь остаться в Сеуле?
- Да, - неохотно буркнул Минхао, всё ещё не представлявший, как это возможно.
- Вот и хорошо. Может быть, ты помнишь наших друзей - семью Чжу? Мы познакомились с ними, пока жили в Шанхае.
Конечно, Минхао не помнил. Ему тогда было восемь или девять, его не интересовали взрослые друзья родителей. Он целыми днями катался на велосипеде и играл в баскетбол на соседней площадке. Всё, что всплывало в памяти Минхао о том времени: это стрёкот колёс, сбитые коленки и локти, а ещё добрый дедушка из продуктовой лавки, который всегда наливал двойную порцию сиропа в колотый лёд.
- Мы всё ещё общаемся с ними, - продолжала мама рассказ про каких-то непонятных людей. - У них замечательный сын - он закончил балетную школу в Шанхае, а сейчас учится здесь, в Сеуле, в каком-то престижном институте. Ты должен его помнить, мы как-то все вместе ходили в парк аттракционов. Мы вас вдвоём отправили в лабиринт страха.
Минхао смутно вспомнил высокого и тощего подростка. Тот сначала задирал подбородок и смотрел на него снисходительно, с высоты своего возраста, но после лабиринта страха всё впечатление было испорчено. Почти взрослый парень вздрагивал и сжимал детскую ручонку в своей, когда перед ними выпрыгивали скелеты, а стоило на лицо попасть паутине, визжал как девчонка и смешно её с себя старался снять. Минхао любил ужастики и вряд ли бы испугался, даже если бы пошёл сам, а тут и вовсе хохотал всё время.
- Ну, было что-то, - буркнул он раздражённо. - А сейчас обязательно об этом вспоминать? Меня всё ещё интересует, как вы меня тут оставите.
- Мама как раз это и пытается тебе объяснить, - немного раздражённо ответил отец. - Этот сын наших друзей, Чжентин, сейчас живёт здесь. Не в кампусе, квартиру снимает. Причём, вроде как, зарабатывает на неё сам. Мы завтра поедем к нему в гости - посмотрим и на него, и на жильё. Если он настолько самостоятельный и толковый, как говорят его родители, то мы оставим тебя на его попечение до окончания средней школы.
- Если он, конечно, согласится. Мы пока только с его родителями разговаривали. Они нам сами предложили, - мама снова выглядела немного виновато, ожидая реакции Минхао. - Что скажешь? Ты рад?
У Минхао перед глазами снова встал тот тощий подросток с брезгливым выражением на лице. Если тот остался таким же неженкой и трусом, то возникали определённые сомнения в его самостоятельности. Хотя прошло достаточно много времени, чтобы парень успел повзрослеть и измениться, у Минхао в груди поселилось сосущее чувство ожидания неприятностей.
- А если он не согласится, тогда что? - не мог не спросить он, просчитывая худший вариант.
Отец тяжело вздохнул:
- Если Чжентин нам не понравится или откажется помочь, то мы уже как раз присматриваем школы, в которых ученики находятся на полном пансионе во время учёбы. Будем договариваться о переводе - потерпишь год в общежитии.
- Но я искренне надеюсь, что Чжентин нам поможет. Я очень сомневаюсь, что поселять подростков толпой отдельно от родителей - такая уж хорошая идея, - на этот раз тяжело вздохнула мама.
Узнав второй вариант, Минхао, несмотря на все свои опасения, мысленно пожелал удачи этому сыну друзей его родителей, чтобы тот прошёл их строгий ценз, и самому себе, чтобы от него не отказались. Менять школу сейчас - это всё равно что поездка в этот дурацкий Ханой, он в итоге лишится друзей и всего, что ему привычно.
Из окна автобуса, везущего его из Инчхона в Сеул, Минхао наблюдает за синим самолётом с жёлтым лотосом на хвосте, плавно взмывающим в небо. Через час на точно таком же улетят его родители, оставляя его одного в этом городе и стране. В автобусе кто-то приглушённо переговаривается не в силах сдержать радости от встречи, кто-то сидит с потухшим взглядом явно после грустного расставания, какие-то европейцы с любопытством посматривают то на окружающих, то за окно - такие разные эмоции, рождённые аэропортом, местом, где начинаются и заканчиваются дороги, а может даже чьи-то истории.
Минхао прислушивается к себе и всё ещё не понимает, что чувствует. Он до сих пор не расстроен отъездом родителей, если только самую малость грустно, что не сможет какое-то время их обнимать, - видеозвонки не дадут прочувствовать в полной мере их отсутствие. Гораздо больше Минхао сейчас занимают мысли о Чжентине и их будущем соседстве. Когда они с родителями уезжали в аэропорт, тот как раз привёз коробки со своими вещами. Ему помогал какой-то парень, чьего имени Минхао не запомнил, зато поймал настороженный взгляд в свой адрес.
Несмотря на все опасения, Чжентин прошёл родительский строгий ценз - он действительно немало изменился с того посещения парка аттракционов. Повзрослел, стал увереннее, немного оброс мускулами и не смотрел больше сверху вниз, хотя это в принципе усложнялось ростом Минхао. Серьёзный, вежливый, симпатичный - Чжентин покорил маму с первых минут встречи. Даже его волосы, выкрашенные в медный оттенок, вызвали у неё восторг: “Ты прямо солнышко”. Всё у него дома говорило, что он серьёзно занят учёбой, своей физической формой и танцами, а ещё - и это уже подкупило отца - что он не водит домой девушек.
Правда, место, куда они пришли, с очень большой натяжкой можно было назвать квартирой. Выглядело оно скорее, как комната с ванной и небольшой зоной кухни - всё вместе по размерам меньше их гостиной. Минхао совершенно не представлял, как тут можно поместиться вдвоём и куда он должен деть свои вещи.
Судя по всему, его родители тоже не представляли. Да к тому же добираться оттуда в школу получалось чуть ли не в два раза дольше. Поэтому, стоило только Чжентину согласиться на роль временного опекуна, родители Минхао, не сговариваясь, спросили, не согласится ли тот переехать в квартиру, что они снимали сейчас. Это ощутимо било по карману студента, даже учитывая, что он давал уроки балета. Тогда отец предложил Чжентину вносить свою часть аренды в том же размере, что он платил сейчас, а остальную сумму они брали на себя. Как вознаграждение за неудобство, которое ему доставили, повесив на него роль “няньки”. Неохотно, но тот согласился.
И сейчас Минхао едет к себе домой, совершенно не представляя, что его там ждёт. Он слышал, как Чжентин спрашивал у родителей, могут ли к ним иногда заходить гости и не будет ли из-за этого проблем с соседями. Почему-то в голову сразу же пришли мысли о студенческих вечеринках, какими их показывают в американских фильмах.
Чжентин не производит впечатление любителя тусовок, но Минхао всё равно распирает любопытство. Он почти уверен, что тот каким-то образом отметит свой переезд. Раз он спрашивал про гостей, значит у него должна быть куча друзей, с которыми он неизбежно познакомит Минхао. Это лучшее во всей сложившейся ситуации. Студенческая вечеринка, взрослые хёны - да его одноклассники очумеют от восторга, когда он им расскажет! Это уже не нуна Соно с её подругами из старшей школы - это в разы круче.
Ещё от лифта Минхао начинает прислушиваться, но его постигает разочарование: никаких тебе громких звуков и безудержного веселья. Только войдя в квартиру, он слышит играющую фоном музыку и видит, что там как-то слишком пусто. Минхао разувается, снимает куртку и в этот момент встречается взглядом с парнем, поднявшимся с кресла. Это не тот блондин, что днём таскал с Чжентином вещи. Парень в гостиной ниже ростом и выглядит так, словно только что сошел с фотографии из журнала: тёмные волосы уложены назад, открывая выбритые виски, глаза подведены, отчего их разрез кажется хищным, дизайнерская рубашка небрежно расстёгнута на пару верхних пуговиц, одна её пола заправлена в узкие, идеально сидящие брюки, а рукава закатаны до локтей, серьги и кольца тонко намекают на свой немаленький ценник.
Впечатление портят только банка пива в руке и кривоватая ухмылка, ползущая по губам. Минхао ловит себя на том, что неприлично пялится, и кланяется, собираясь поздороваться, но парень не даёт ему и рта раскрыть.
- Эй, нянька Чжу, тут твоя детка пришла, - выкрикивает он в сторону кухни и хищно скалится. - Я думал, ты совсем мелкий.
Минхао давится воздухом и не находится, что ответить. Он, конечно, понимает, что всего лишь школьник, но это звучит слишком обидно. Со стороны кухни слышатся шаги, и Минхао разворачивается навстречу Чжентину, судорожно придумывая, что сказать, чтобы это не звучало как детская жалоба, когда натыкается взглядом на ещё одно новое лицо. Этот парень выглядит полной противоположностью первому - мягкий и какой-то домашний. Вместо укладки у него копна лежащих в беспорядке чуть вьющихся волос, вместо дизайнерских шмоток - обычные джинсы и широкая толстовка с Пушином. Он несёт несколько тарелок со снеками и, кажется, переоценил свои возможности - одна вот-вот выскользнет, поэтому Минхао делает шаг и подхватывает её.
- Спасибо. Никогда не слушай Сангюна. Ну или не принимай близко к сердцу его слова, - говорит этот кролик-хён, как его мысленно называет Минхао, потому что улыбка и толстовка делают его похожим на этого милого зверька. - Он частенько ведёт себя как говнюк.
- Потому что он и есть говнюк, - фыркает Чжентин, появляясь из кухни с коробками пиццы в руках. - Иногда искренне удивляюсь, что мы общаемся. Шевелитесь, что встали в проходе?
- Я тоже удивляюсь, учитывая ваш уровень знания корейского, - не остаётся в долгу Сангюн. - И почему у меня в друзьях столько иностранцев?
- Потому что уровень знания корейского твоих соотечественников делает тебя совершенно невыносимым? - очаровательно улыбается Чжентин.
Минхао видит, как Сангюн корчит тому рожу, но начинает понимать, что, кажется, у них такая манера общения. Это немного исправляет первое впечатление, но за “мелкого” и “детку” всё ещё обидно. Он забирает две тарелки и относит их на столик в гостиной. Острые орешки выглядят так соблазнительно, что Минхао сначала сгребает горсть и только потом задумывается, что, наверное, стоило спросить разрешение.
- Не парься, бери всё, что захочется, - раздаётся заговорщический шёпот. Кролик-хён подмигивает, словно прочитав его мысли.
- Кроме пива, - строго говорит Чжентин.
- Кроме пива, - соглашается кролик-хён. - Ты не хочешь нас познакомить?
Чжентин неловко смеётся и извиняется, представляя всех по-очереди. Язвительный парень, которого зовут Сангюном, оправдывает первое впечатление журнальной картинки - он работает моделью. Минхао думает, что тот и правда очень красивый с этими хищными глазами, острыми скулами, хотя росту он бы ему прибавил. А кролик-хён оказывается японцем, его зовут Кентой. Чжентин говорит, что он тоже танцует, в свободное от работы в кофейне время, а ещё обращается к нему “хён”. Минхао удивляется: у него сложилось впечатление, что тот здесь самый младший. Он пытается вспомнить, сколько же лет разницы между ним и Чжентином, чтобы прикинуть возраст остальных.
- Ынги, ты там не умер? - зовёт кого-то Кента. - Слишком много возни ради двух кальмаров.
- Хороший вопрос. - Чжентин поворачивает голову в сторону кухни, а потом и вовсе уходит туда.
Вот оно! Парня, который помогал ему с переездом, зовут Ынги. Оказывается, он тоже здесь. Только сейчас Минхао осознаёт, что всё это время с кухни доносились какие-то звуки. Три человека - маловато для вечеринки. Он чувствует лёгкое разочарование, но потом думает, что может все только собираются - всего-то восемь вечера.
Оставаться в гостиной с друзьями Чжентина немного неловко. Они не разговаривают: Кента открывает себе банку пива и делает сразу несколько глотков, после довольно выдыхая, а Сангюн всё это время смотрит, прищурившись, на Минхао. Тот мнётся под его взглядом, не желая уходить к себе в комнату, но и не решаясь сесть на диван. Больше всего на свете ему хочется остаться, но стрёмно будет, если получится, словно он напросился.
Когда с кухни возвращается Чжентин с подсушенным на огне кальмаром, а следом идёт Ынги, без особого успеха приглаживая растрепавшиеся светлые волосы, Минхао кажется, что у обоих как-то странно блестят глаза, но он не успевает додумать эту мысль, потому что Сангюн снова открывает свой язвительный рот:
- А детка тусит с нами? Ему уроки учить не надо или баиньки не пора?
А вот это уже удар ниже пояса. Минхао краснеет от злости и стыда одновременно, испытывая острое желание вылить Сангюну на голову пиво, которое тот потягивает из банки. И неважно, что хён. Но только он набирает в грудь побольше воздуха, чтобы сказать, как его бесит это “детка”, да и сам парень, как Кента дёргает его за запястье, заставляя плюхнуться на диван.
- Баиньки тут пора только тебе, - подаёт голос Ынги. - Это не нам вставать в четыре утра на съёмки. И вообще, отвали от ребёнка. Ты себя не помнишь в его возрасте?
Минхао, конечно, благодарен, что Ынги его вроде бы защищает, но слышать, как тебя называют ребёнком, - такое себе. Что-то пока с друзьями Чжентина не очень складывается. Только Кента-хён классный. Минхао снова ловит на себе взгляд Ынги, такой же, как при первой встрече: не то оценивающий, не то вовсе неодобрительный. Он не может понять, что тот означает и чем вызван. Может, конечно, ему просто кажется? Разрез глаз, тень от чёлки, просто непривычные черты лица - мало ли что влияет.
- Да вы стебётесь? Ему шестнадцать, а не шесть, - вздыхает Чжентин и садится на подлокотник кресла, которое уже успел занять Ынги. - Ты хочешь с нами посидеть или чем-то другим думал заняться?
Минхао встречается с ним взглядами и понимает, что тот спрашивает только для галочки, зная ответ заранее. В его системе ценностей Чжентин сразу же переходит в категорию Кенты-хёна. Возможно, им придётся ещё притереться друг к другу, но, по крайней мере, тот не воспринимает Минхао ребёнком. Да, его одноклассники точно очумеют, когда он им расскажет!
- С вами хочу, - с готовностью отвечает Минхао и, помедлив, добавляет: - Если не мешаю, гэгэ.
Чжентин приносит ему с кухни сэвен-ап, и следующие несколько минут они объясняют остальным китайскую систему вежливых обращений. Хотя, по мнению Минхао, нет такого уж большого отличия от местной, если только в названиях, которые приходится произносить по несколько раз, чтобы остальные услышали их правильно. В ходе разговора выясняется, что он говорит по-корейски в разы лучше Чжентина, за которого иногда фразы заканчивает Ынги, непостижимым образом понимая с полуслова, что тот имеет в виду. Минхао смотрит на них, на их взаимодействие и решает для себя, что они, скорее всего, лучшие друзья - больше никак не объяснить, почему они настолько на одной волне, что даже языковой барьер не мешает.
По отдельным фразам он понимает, что Ынги с Чжентином учатся вместе - на одном отделении, но с разницей в два курса, - и вместе танцуют, проводя вдвоём в репетиционной по несколько часов в день. Отпадают последние вопросы, откуда у них такое взаимопонимание. А ещё у Минхао, наконец, раскладывается по полочкам, как в компанию двух студентов и баристы из обычной кофейни затесался парень-модель: изначально он друг Ынги, который иногда сам подрабатывает моделью, и познакомились они как раз на съёмках.
Когда раздаётся трель дверного звонка, её не сразу замечают за музыкой и смехом. Только долгий звук без перерыва привлекает, наконец, всеобщее внимание.
- Кто-то ещё должен прийти? - удивляется Минхао и смотрит вопросительно на Чжентина.
- Ага. Долго они добирались, - тот проверяет время на экране телефона.
- Может они пешком шли. Их короткими ножками, - гиенит, не договаривая, Сангюн.
- Это жестоко, - Ынги пытается звучать укоризненно, но алкоголь ему в этом не помогает.
Минхао никогда не слышал, чтобы кто-то так смеялся - как задыхающаяся чайка. Ынги сгибается пополам, пытается закрыть рот рукой, но всё равно не может сдержать приступ хохота. Слыша его чаячий смех, покатываются остальные по очереди - и на не совсем трезвую голову это как лавина, которую не остановить. В итоге, никто не помнит уже фразу Сангюна, все просто ржут с самого Ынги. Минхао тоже не может сдержаться, хотя, в отличие от всех, не пил. Наверное, поэтому всё ещё помнит про гостей за дверью и, отскребая себя с дивана, идёт открывать.
В первые несколько мгновений Минхао не видит перед собой никого. А потом догадывается опустить взгляд ниже. Наверное, есть где-то научное объяснение, почему периферическое зрение не захватывает объекты ниже определённого уровня относительно роста владельца. Ну или субъекты. Но иногда Минхао становится неловко, когда он не замечает людей. Как сейчас. Глядя на пришедших парней, он вдруг понимает, что имел в виду Сангюн. Не прыснуть снова со смеху оказывается достаточно трудно.
На лестничной площадке стоят два парня с каким-то огромным пакетом, ужасно похожие друг на друга. Примерно одинаковой комплекции, одинаково низкорослые - даже ниже, чем Кента-хён. Минхао поначалу вообще кажется, что у них абсолютно одинаковые черты лица. Только одеты по-разному: один в офисном костюме, шерстяном пальто и почему-то с огромным пакетом Сэвен-Элевен в руках, второй в толстовке, рваных джинсах и бомбере, с рюкзаком на правом плече. И они настолько не похожи на всех, кто сейчас находится в квартире, что не верится, будто пришли по адресу.
- Запомни это юное улыбающееся лицо - так выглядит несправедливость, Сонун, - говорит тот, что в толстовке, страдальчески глядя на Минхао.
- Да, хён, не ждали мы такой подставы, - отвечает второй, сжимая пальцами переносицу, прикрывая глаза и качая головой.
- Ещё одна каланча на нашу голову, - первый тяжело вздыхает и тоже качает головой. - Валим отсюда.
- Валим, хён.
Парочка гномов-близнецов разворачивается и, кажется, на полном серьёзе собирается уходить. Минхао вообще перестаёт понимать, что тут происходит. Он растерянно провожает парней взглядом до лифта, потом оборачивается, беспомощно глядя на компанию, веселящуюся в гостиной, и неуверенно зовёт:
- Гэгэ?
Приходится повторить громче, прежде чем Чжентин его слышит. Тот моментально подрывается с подлокотника и идёт к Минхао, выглядывая на лестничную площадку.
- Тэхён-хён, Сонун-хён, вы чего? - смеётся он и машет гномам-близнецам. - Подумали, что не туда попали? Это Минхао.
- Это-то мы поняли. Не поняли только, за что ты так с нами, - отвечает тот, что в толстовке. - Чжентин, ты не мог себе тонсэна пониже найти?
- Прости, хён. Других не выдавали.
Гномы-близнецы страдальчески переглядываются, потом со вздохом вручают Чжентину пакет Сэвен-Элевен, в котором обнаруживается безумное количество рулонов туалетной бумаги, - “К новоселью - корейская традиция, все дела” - и протискиваются между ним и Минхао в квартиру. Позже, когда они все вместе сидят в гостиной, и проходит первое удивление, что вновь прибывшие всем здесь хёны, хотя вообще так не выглядят, он, наконец, начинает видеть различия между ними.
Тот, что в костюме, - Сонун-хён - более сдержанный и спокойный, хотя над удачной шуткой смеётся и пиво пьёт тоже будь здоров. Он оказывается преподавателем по вокалу в институте, где учатся Чжентин и Ынги, а ещё в какой-то школе, где среди учеников большой процент айдолов. Его можно даже назвать симпатичным - девушкам такие обычно нравятся.
Второй же парень далеко не красавец - его лицо вообще какое-то несуразное и до фига подвижное. Слишком большое, слишком широкое, с родинками и оспинами, с резко очерченными губами и безумной живой мимикой. Минхао странно, как такие разные лица показались ему похожими. Этого второго парня Чжентин представляет Тэхён-хёном, а Сангюн с издёвкой зовёт Нотэ-хёном, за что каждый раз огребает ладонью по бедру, - и это, наверное, какая-то их своя шутка, неявная постороннему человеку. Он очень обаятельный и какой-то располагающий. А ещё говорит со всеми на равных, даже с Минхао - того это очень подкупает. Тэхён-хён танцует в одной команде с Кентой-хёном, ведёт занятия в какой-то студии, а ещё ставит хореографию на заказ, работая с несколькими агентствами.
Он рассказывает какую-то историю и звучит настолько захватывающе, что Минхао замирает с недожёванным куском пиццы во рту, глядя восторженным щенком. И тут же получает моральный “под дых”.
- Нотэ-хён, притормози, не убей детку, - Сангюн тычет в него полупустой банкой. - Если он сейчас подавится, то миссия “Нянька Чжу” будет провалена, не начавшись.
- А что нужно сделать, чтобы ты подавился? - Тэхён привычно хлопает по бедру Сангюна за использование дурацкого обращения. - Ну или хотя бы язык себе прикусил - может тогда он будет покороче?
- Встретить Сангюна шестнадцатилетнего? - Кента и Ынги говорят это одновременно, переглядываются и начинают смеяться. Последний, пытаясь подавить приступ хохота, кладёт руку Сангюну на плечо и добавляет: - Вы представляете его восторженным подростком?
- Ынги, усмири свою внутреннюю птицу! - в наигранной панике машет на него руками Сонун. - Твой смех вызывает цепную реакцию - мы сейчас все поляжем.
- Боюсь, в том возрасте он был ещё несноснее, чем сейчас, - скептически хмыкает Чжентин и качает головой.
Сангюн, уже весёлый от выпитого, беззлобно улыбается и показывает тому средний палец. Кента и Тэхён, сидящие с двух сторон от Минхао, синхронно тянутся закрыть ему глаза рукой, сталкиваются, едва не заряжая по носу, начинают ржать и заваливаются на спинку дивана. В итоге всё заканчивается щекоткой, причём тонсэн уделывает обоих хёнов, выходя победителем из сражения.
Они сидят почти до полуночи, уничтожая пиццу и пиво подчистую, неоднократно выпивая за новоселье и говоря обо всём подряд. Чжентину приходится рассказать в красках историю того, почему они теперь живут вместе. Минхао, уже достаточно освоившись в компании и осмелев, дополняет её подробностями со своей стороны. Тэхён после слов о куче переездов спрашивает, в каких странах тот успел пожить и где ему понравилось больше всего.
Когда Сангюну отзванивается менеджер, напоминая, что уже поздно и что за ним едет машина, все вспоминают о времени. Сонун вызывает себе с Тэхёном такси. Оказывается, что гномы-близнецы - Минхао не может перестать их так называть про себя - знакомы уже сто лет да ещё и снимают вместе квартиру. Сангюн забирает с собой Кенту и Ынги, потому что их дома по пути, и квартира вдруг резко пустеет.
Чжентин начинает убирать последствия дружеской встречи, чем очень напоминает Минхао его маму. Сам бы он с чистой совестью лёг сейчас спать, а завалы разгребал с утра. Но Чжентин говорит, что не выносит грязь и боится микробов, что не сможет уснуть в таком бардаке, поэтому приходится подчиниться и, вооружившись мусорными пакетами, приводить в порядок гостиную, пока тот моет посуду.
Не считая этого, Минхао остаётся в восторге от вечера. Родители отписались, что благополучно приземлились и получили багаж. Его предвкушение студенческой вечеринки не оправдалось, но в итоге то, что он видел и слышал, оказалось гораздо круче, в том числе потому, что ему разрешили поучаствовать. Друзья Чжентина и правда взрослые, клёвые и интересные. Они разные, но каким-то образом зацепились друг за друга, и даже фразы, что кто-то кого-то бесит и взаимные подначивания звучат тепло. Пусть не все из них понравились Минхао, он бы хотел в будущем иметь похожую компанию. Но главное, у него есть теперь много того, что можно рассказать своим собственным друзьям. А ещё он искренне надеется, что это не единственный раз, когда компания Чжентина собирается у них дома.
Кента садится в машину последним. Закуривает, едва выйдя из подъезда, хотя на самом деле не особо хочется, - тянет время. Ещё и Сангюна останавливает за полу пальто:
- Боже, это где ты так обтёрся?
Кента зажимает сигарету в зубах и начинает рукавом толстовки оттирать пятно с Сангюнова плеча. Тот послушно стоит, только пытается вполоборота увидеть, насколько всё страшно: пальто новое и, скорее всего, дорогущее. Кента напоследок похлопывает несколько раз, словно стряхивая пыль.
- Всё, чисто, - говорит он, доставая карманную пепельницу и гася в ней наполовину истлевшую сигарету.
- Спасибо, хён, - бубнит Сангюн, всё ещё пытаясь осмотреть рукав.
Он садится в машину следом за уже успевшим пристегнуться Ынги и занимает место посередине между ним и Кентой. Тому, собственно, только это и нужно. Вся комедия с несуществующим пятном и заботливым хёном была затеяна ради одного - не сидеть бок о бок с Ынги. Это немного малодушно, но Кента всё ещё не может заставить себя нормально реагировать на того и общаться как раньше.
Год назад всё было замечательно: они были лучшими друзьями, таскали друг друга на плечах, ходили вместе в кино и ели попкорн из одного ведёрка, ночевали друг у друга, не заморачиваясь на расстилание футона. А потом Кента зачем-то увидел Ынги в ином свете. Точнее, его дурацкое сердце вдруг начало биться быстрее от чужих улыбок и милашничанья, а привычные прикосновения перестали восприниматься как нечто само собой разумеющееся, заставляя внутренности переворачиваться. Он ведь даже вспомнить не может момент, когда успел влюбиться.
И всё могло бы быть замечательно, но пока Кента собирался с духом, чтобы признаться, у Ынги появился человек, переворачивающий уже его мир вверх дном и пускающий сердце в пляс. И, естественно, в первую очередь тот поделился этим с лучшим другом. Вместо разговоров о своих чувствах и планов на совместное будущее Кента выслушал ворох рассказов о чужой яркой улыбке, гибком теле, милом акценте. Ынги вылил на него свои сомнения, надежды и желания. Точно такие же, какие испытывал Кента, только не в его адрес.
- Я думал, ты ночевать останешься, - Сангюн говорит тихо, чтобы не услышал водитель, но его голос всё равно вырывает из размышлений.
- Чего ради? - Ынги отвечает, не прекращая набирать сообщение в телефоне. - Обновить их замечательный диван в гостиной? Спасибо, не голодный. Предпочитаю спать на кровати.
- Думаешь, Чжентин бы тебе на диване постелил? У него же отдельная комната и отличная двуспальная кровать.
- А ещё отличный ребёнок в соседней комнате и годовой запас отговорок, почему мой друг должен ночевать у нас и спать именно со мной, - фыркает Ынги и блокирует телефон. - Серьёзно, Сангюн. Минхао не маленький - он через пять минут спалит нас и обо всём догадается.
- И что вы собираетесь делать? - вмешивается в разговор Кента, пока Сангюн не успел снова открыть рот. - Ты вернулся к брату?
- Да, пока поживу у него, - Ынги вздыхает и опирается головой на окно, прикрывая глаза. - Чжентин хочет подождать, прощупать почву, а позже поговорить с мелким на тему наших отношений. Он не просто так его сегодня позвал с нами сидеть - это мы в доверие втираемся.
Кента непроизвольно морщится от этого “мы” и того, как легко его произносит Ынги. Хорошо, что в тёмном салоне этого не видно. Это обобщение поселилось в речи Ынги едва ли не сразу, как они с Чжентином начали встречаться. Даже если он говорил про действия кого-то одного из их пары, всё равно использовалось множественное число. Кенту это ужасно раздражало раньше, а сейчас только остаточно коробит.
- И надолго ваш целибат? - посмеивается Сангюн.
- Как получится. Мы всё ещё учимся вместе и репетируем каждый день.
- М-м… Секс на потных матах - романтика! - сарказм в голосе Сангюна можно на хлеб вместо масла намазывать. - О, или в кабинке туалета.
- Рекомендуешь? - вяло огрызается Ынги.
Повинуясь внезапному порыву, Кента достаёт телефон и пишет сообщение в два слова:
“Можно приеду?”
Надежды, что адресат не спит, мало, но вдруг. Они успевают проехать два светофора, когда приходит ответ:
Кента принимается набирать сообщение, и в этот момент высвечивается ещё одно:
Кента тут же начинает всматриваться в здания, проносящиеся за окном, пытаясь сориентироваться, где они сейчас едут. Мимо проплывает какой-то торговый центр, и он, наконец-то, понимает, в каком они районе.
- Гюни? - спрашивает он, кладя подбородок на плечо тонсэну.
- Что это? - удивляется тот. - Что ещё за обращение?
- Я пьяный, мне можно, - Кента широко улыбается и тычет пальцем в щёку Сангюна.
- Ты не настолько пьяный, - возмущается тот, пытаясь отмахнуться от назойливой руки. - Ты так зовёшь меня, хён, только когда тебе что-то нужно.
- Можешь отвезти меня не домой?
Сангюн возмущается, что не нанимался им в таксисты, но в итоге просит водителя сделать небольшой крюк. Кента не называет точный адрес - только пересечение двух соседних улиц. Прогуляется пару кварталов пешком, заодно протрезвеет. Он не хочет, чтобы кто-то знал слишком много о его личной жизни, поэтому отделывается простым “к другу” на все вопросы о том, куда его несёт посреди ночи на пьяную голову. Ынги сначала спорит, что они не оставят его посреди нигде, но Кента стоит на своём, и тому приходится сдаться.
- Напиши в каток, когда дойдёшь до своего друга. Хён, я буду волноваться, - говорит он, когда водитель притормаживает на обочине. - Напиши, иначе я звонить буду. Не только тебе, в полицию позвоню!
Кента знает, что тот и правда может поднять всех на уши, поэтому с самыми честными глазами обещает написать, когда будет на месте. Наконец, они прощаются и уезжают. Кента застёгивает пальто, вдыхает полной грудью морозный воздух и уходит от шума дороги вглубь жилых домов. Ему действительно стоит пройтись - разговор в машине всколыхнул не самые приятные воспоминания.
Закон подлости - единственный работающий безотказно и без исключений закон, но Кента никогда не думал, что испытает его действие на собственной шкуре. Тогда, год назад, Ынги, всегда недолюбливавший балет, влюбился в танцовщика, учившегося в его институте на два курса старше. Он прожужжал Кенте все уши, какой Чжентин классный и какой он не такой, как “обычно эти мужики в трико”, какие сальто он умеет крутить и много чего ещё. Ынги не стал долго ходить вокруг да около и в итоге признался, его не отвергли - поезд Кенты ушёл окончательно и бесповоротно.
Его это порядком поломало тогда. Он не понимал, что делать со своими никому не нужными чувствами. Кенте не нравилось быть третьим лишним во время совместных прогулок, где почти всегда теперь присутствовал Чжентин. А самое дурацкое, в этом парне даже придраться было не к чему, не считая ужасного знания корейского.
Кента так хотел жить в Корее, приложил столько усилий, нашёл здесь друзей, работу по душе - всё складывалось так удачно. И вдруг невзаимная любовь обесценила и обесцветила его усилия и достижения. Кента вдруг почувствовал острое разочарование в себе и том, что его окружало: лучший друг променял его на любимого человека, работа показалась не пределом мечтаний, он был чужим в стране, куда так рвался.
Вишенкой на торте стал банкомат, сожравший его кредитку. Корейский банкомат, сожравший карту, выданную японским банком. Кенте хватило знаков от Вселенной. Он доработал оставшиеся дни до конца месяца, попросил расчёт, купил на остаток зарплаты билет в один конец до Японии и улетел к родителям. Просто руки опустились, и это решение показалось тогда единственно правильным.
Ынги он соврал, что дома проблемы и необходимо его срочное присутствие. Кента так и не решился признаться ему ни в собственных чувствах, ни в том, что слабак и неудачник.
В Японии Кента постарался выбросить из головы все мысли о Корее и бесполезных чувствах. Он выпотрошил свою комнату и выбросил всё, что нашлось: учебники и тетради по корейскому, журналы и сувениры, плакаты и музыкальные диски. Ну, почти всё. На постеры с Рикки и альбомы Teen Top у него просто рука не поднялась. Они были аккуратно сложены в коробку и задвинуты в самый дальний угол на чердаке.
Целыми днями Кента помогал отцу в лавке, не давая себе соблазна залезть на фейсбук или проверить мессенджеры. Он уставал так, что его хватало только на ужин, душ и доползти до кровати. Эта добровольная трудотерапия дала неплохие плоды. Когда спустя три недели зазвонил телефон, а из динамика послышался обеспокоенный голос Ынги, сердце подскочило к горлу всего на несколько мгновений, и тут же место любых эмоций заняла искренняя радость. Кента понял, что соскучился по нему, а ещё, что, возможно, принял слишком импульсивное решение, уехав. Они достаточно тепло поговорили, как бывало раньше, Ынги много спрашивал и мало рассказывал сам. Кента был ему благодарен за это и почти не врал, что проблемы дома решаются, но его присутствие всё ещё необходимо и в Корею он пока не может вернуться.
После этого звонка они начали снова переписываться, как делали в начале знакомства, пока оно ещё было виртуальным. Понадобилось в общей сложности около четырех месяцев, чтобы прийти в некое подобие нормы. Кента, можно сказать, пересобрал свои мысли и чувства. Он постарался отбросить всё ненужное и избавиться от чересчур сильных эмоций, которые только мешали и осложняли жизнь.
В начале зимы Кента вернулся в Корею - несмотря на неудачный опыт, его всё так же сильно тянуло сюда. В этот раз всё складывалось почти идеально: квартира, которую он снял, вышла дешевле предыдущей, на работу удалось устроиться в ту кофейню, куда его не взяли в прошлый раз и в которую он просто влюбился на собеседовании. Ещё и Тэхён позвал в свою команду на место травмированного участника - он, оказывается, ещё до знакомства отметил танцы Кенты, хотя тот никогда не учился профессионально. Всё говорило, что возвращение - правильный выбор.
Только с Ынги было сложно. Увидеть его и поговорить вживую оказалось не тем же самым, что переписываться в интернете. Первая же их встреча показала, что Кенту всё ещё не отпустило. Он не мог спокойно смотреть на Ынги, сидеть к нему слишком близко, находиться наедине. И, чтобы не испортить ничего своей глупой влюблённостью, не заставлять никого чувствовать вину, Кента решил минимизировать живое общение.
Иногда он жалеет, что видятся они теперь почти всегда в компании друзей. Так спокойнее. Хотя иногда ему хочется, чтобы Ынги завалился в кофейню и просидел до окончания смены, отвлекая его разговорами. Но Кента не зовёт. Когда-нибудь, когда его отпустит окончательно.
Кента набирает номер квартиры, и ему открывают без единого вопроса. Это можно было бы назвать безрассудством: впускать посреди ночи кого-то в подъезд, не проверяя. Если бы дело не касалось Ёнгука. У того не бывает гостей, особенно неожиданных. Поднявшись на нужный этаж, Кента тихо стучит в дверь. Звонок сломан, а чинить его Ёнгук не видит смысла, потому что к нему никто не ходит.
Кента не уверен, но у Ёнгука, кажется, вообще нет друзей. Зато есть кот. После всего их взаимодействия, которое Кента видел, ему кажется, что Толби для Ёнгука гораздо больше, чем просто домашнее животное. Хотя, тот и сам ужасно похож на кота.
Ёнгук открывает моментально, словно сидел под дверью и ждал. В квартире темно, только в комнате на стене мерцает гирлянда с бумажными фонариками. Кента делает пару шагов внутрь и останавливается, пытаясь проморгаться после яркого освещения на лестничной площадке. В это время Ёнгук, закрывавший дверь, обнимает его со спины.
- Ты чего?
- Это ты чего? - голос Ёнгука звучит приглушённо, потому что он трётся носом о затылок Кенты. - Когда у людей всё хорошо, они не напрашиваются в гости среди ночи.
- Это был спонтанный порыв.
- Нетрезвый, ты хотел сказать? От тебя пивом пахнет, - фыркает Ёнгук, шумно втягивая носом воздух.
Кента уже привык, что тот всегда всё нюхает и реагирует на запахи. Первый раз было неожиданно и немало удивило, а потом привык. Это даже мило и делает Ёнгука ещё больше похожим на кота.
Кента расцепляет его руки и разворачивается, обнимая в ответ. Он смотрит пару мгновений на сморщенный из-за неприятного запаха нос, на лежащие в беспорядке волосы и съехавшую с одного плеча майку - Ёнгук сейчас такой трогательный и домашний, что внутри просыпается неконтролируемая нежность. Кента сжимает его крепче в объятиях и утыкается носом в висок, глубоко вдыхая и стараясь распробовать чужой запах. Он чувствует лёгкое прикосновение к волосам, пальцы, зарывшиеся в них, - от этого по затылку и шее бегут мурашки.
Подвешенное состояние, появляющееся каждый раз в присутствии Ынги, начинает отпускать под действием тепла, которое дарит Ёнгук. Он как плед: мягкий, нежный, в него тоже хочется завернуться, а ещё он умеет ограждать от монстров, которые, правда, теперь не под кроватью, а в голове. Кента трётся носом о висок Ёнгука и целует его в скулу - хочется всеми способами высказать свою благодарность, выплеснуть эмоции, которые щекочут изнутри.
- Лучше? -тихо спрашивает Ёнгук, продолжая поглаживать затылок.
Кента мычит утвердительно и целует ещё - скулу, щёку, край челюсти, - прихватывая губами кожу. Ёнгук не мешает, только крепче держится за плечи. Но когда Кента целует уголок его рта, тот отворачивается и тянет за волосы, отодвигая от себя голову.
- Когда у людей не всё хорошо, их надо обнимать. А на это я не подписывался, - ворчит Ёнгук и снова морщит нос. - Почисти хотя бы зубы сначала.
- Это сложно. Я как-то не предполагал ночевать сегодня не дома, а просто так в кармане щётка не валяется, - извиняющимся голосом говорит Кента, выпуская того из рук и начиная раздеваться.
- У меня есть запасная, - говорит Ёнгук и уходит на кухню, включая там свет.
Разувшись и повесив на вешалку пальто, Кента идёт за ним следом. С подоконника ему навстречу спрыгивает Толби, до того мирно спавший и разбуженный внезапным светом и звуками. Он потягивается, выгибая спину и выпуская когти, щурится недобро на беспокойных людей и проскальзывает прямо под рукой, убегая в тёмную комнату и не давая Кенте себя погладить.
- Он сегодня не в настроении: днём к ветеринару ходили на осмотр и прививку сделать. Всё ещё обижается, - комментирует Ёнгук, зарывшийся в какой-то ящик и не видящий происходящего на кухне, но каким-то непостижимым образом чувствующий.
- И долго он так будет? - Кента подходит к столу и наливает себе воды.
- Завтра помиримся - дам ему взятку чем-нибудь вкусненьким, - улыбается Ёнгук, торжественно поднимая вверх руку с щёткой. - Нашёл!
- Чёрная?
- Мне нравятся такие. Они вкусно пахнут.
- Кто бы сомневался, - улыбается Кента и забирает щётку.
Но когда он разворачивается, чтобы уйти в ванную, Ёнгук ловит его за капюшон толстовки.
- Давай сразу полотенце дам и бельё - душ примешь.
- Ты серьёзно? Ты не приглашаешь никого к себе домой, а тут пустишь меня в свой душ? - Кента на полном серьёзе удивляется.
- Мы занимались с тобой сексом - если я не умер, то и душ переживёт твоё вторжение, - пожимает плечами Ёнгук.
Они познакомились почти сразу после возвращения Кенты из Японии. Когда он снова появился в студии, где занимался танцами до отъезда и где у Тэхёновой команды был свой зал, оказалось, что за время его отсутствия многое поменялось. Например, вместо девушки за стойкой ресепшена теперь сидел парень. Очень милый и очень хмурый. Не в том смысле, что он как-то сердито смотрел на людей или ходил с кислой миной, а вот просто ощущение от него оставалось такое, будто он постоянно грустный или не умеет радоваться.
Первые пару раз Ёнгук даже не разговаривал с Кентой, только здоровался, а на все вопросы указывал на сетку расписания, где находилась, в принципе, вся необходимая информация. Он так поступал со всеми, изредка расщедриваясь на разговор с тренерами по танцам. При этом у него был чудесный тембр голоса, и казалось кощунством, что он его не использовал.
Кента пару недель играл с ним в гляделки - хотел вывести из состояния равновесия, чтобы услышать хотя бы что-то кроме приветствия. Он приходил чуть раньше нужного времени, брал ключ от шкафчика и несколько минут стоял у ресепшена, сверля Ёнгука взглядом. Тот, видимо, чувствовал это, потому что поднимал глаза на Кенту почти сразу и пристально смотрел в ответ. И всё ещё ничего не говорил.
За две недели Кента успел изучить внешность Ёнгука до мелочей. У него был красивый продолговатый разрез глаз, аккуратный нос, немного заострённые уши. Ещё он часто облизывал губы самым кончиком языка, носил мягкие свитера пастельных оттенков и сидел на офисном стуле, подогнув одну ногу под себя, а вторую свесив так, чтобы не доставала до пола. Ёнгук очень напоминал кота: мягкого и тёплого, но очень себе на уме и недолюбливающего людей.
А потом Кента принёс ему кофе. Без всякой задней мысли. Просто сделал перед выходом с работы капучино, нарисовав на пенке кошачью мордочку, и принёс с собой.
- Держи. Мне кофе обычно поднимает настроение, надеюсь, тебе тоже, - Кента улыбнулся и поставил перед Ёнгуком стакан, снимая крышку. - Смотри, даже рисунок выжил. Это ты. Ты похож на котика, а котики не должны грустить.
Кента подмигнул ему, взял ключи от своего шкафчика и ушёл, не дожидаясь реакции или благодарности. Он сделал это без задней мысли, и котики вообще сложно поддаются приручению. Но этот кофе стал первым шагом к зарождающейся дружбе.
Поначалу перебрасываясь парой фраз исключительно по делу, постепенно они доросли до обсуждения сторонних тем и как-то незаметно сблизились. Настолько, что в свой собственный день рождения Кента, с утра бывший не в духе и не желавщий его отмечать, предложил Ёнгуку составить ему компанию, потому что хочется напиться, а одному это делать как-то совсем грустно. Что удивительно - тот согласился.
Ёнгук пил мало, и алкоголь не сделал его разговорчивее, но заставил улыбаться. Хотя улыбку эту сложно было назвать весёлой. Кента вдруг заметил то, что пропустил на трезвую голову: Ёнгук оказался таким же поломанным, как и он сам. Что-то произошло у парня в прошлом, что поставило его мир с ног на голову, а обратно так и не вернуло, теперь подтачивая изнутри.
Это был такой юмор Вселенной, да? Или естественный отбор: целое к целому, треснутое к треснутому? Кента невесело усмехнулся и поднял тост за разбитые сердца. Ёнгук только его выпил до дна.
Кто знает, что стало причиной: пьяные возлияния, усталость от одиночества, а может они оба тогда увидели друг в друге что-то родственное - но, прощаясь, они обменялись номерами телефонов и айди в катоке. На аватарке у Ёнгука стояла фотография чёрно-белого смешного котёнка. Первым, что написал ему Кента, было:
“Ты отлично вышел на этом снимке!”
В ответ он получил видео, в котором тот же самый котёнок, но уже заметно подросший, скакал по стенам за лазерной указкой.
Ёнгук в сети оказался более разговорчивым, чем в жизни. Он писал о себе, о своём коте, кидал какие-то картинки и забавные видео, интересовался, ел ли Кента, а иногда совершенно внезапно задавал странные вопросы, вроде того, сколько у жирафа шейных позвонков или почему пингвины живут в таком суровом климате. Ему, правда, не всегда требовались ответы от собеседника, скорее, сам факт того, что его услышали.
Знакомство с Толби случилось быстрее, чем планировали они оба. Ёнгук не вышел на работу, и, когда забеспокоившийся Кента написал ему, оказалось, что тот валяется дома с температурой, наклеив последний охлаждающий пластырь на лоб ещё утром. Самому ему состояние не позволяло выйти за лекарствами, а принести их было некому. Кента охренел от последнего факта и побежал в аптеку быстрее, чем написал об этом Ёнгуку. Тот сначала вяло сопротивлялся, говоря, что не любит чужих людей дома, но в итоге сдался и назвал адрес.
Спустя неделю, даже Толби смирился с присутствием Кенты на его территории. А сам Кента привык спать, оплетённый чужими руками-ногами: в квартире была единственная комната, и только один диван для сна. Тот факт, что одно прекрасное утро, когда Ёнгук проснулся без температуры и соплей, они отметили внезапным сексом, кажется, вообще никого не удивил.
Гамма: Kankouku-man
Иллюстратор: EffieH
Размер: больше 55к
Фандом: Produce 101, JBJ, RAINZ, WANNA ONE
Пейринг/Персонажи: Но Тэхён/Хуан Минхао (Justin), Хон Ынги/Чжу Чжентин (ЧонЧон), Ким Тэдон/Ли Гонхи, Ким Донхан/Такада Кента, Ким Ехён/Чжин Лунго (Ким Ёнгук), Такада Кента/Чжин Лунго (Ким Ёнгук), Ким Сангюн/Ха Сонун, Но Тэхён/Ким Сангюн; упоминаются либо присутствуют в кадре: Он Сону, Им Ёнмин, Ю Соно, Пак Уджин, Ли Чону
Категория: Слэш
Жанр: AU, ER, Hurt/comfort, повседневность
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: полиамория, UST, кинк
Краткое содержание: Когда Чжентин рассказывал Минхао про свою жизнь, тому представлялось время, наполненное весельем. Когда он говорил об учёбе - что-то тяжелое, но яркое и интересное. Когда же речь заходила о друзьях Чжентина, Минхао и представить не мог, что всё так сложно. Почти как налить чай в одинаковых пропорциях в двенадцать разных чашек
Примечания автора: спасибо всем, кто поддерживал, пинал нас, ждал этот текст))
адресные благодарностиСпасибо нашему замечательному артеру, что она нас выбрала и что не плюнула на всё посреди нигде!
Спасибо котику Кё, что ввязался в этот треш и помогал обкатать наш слог!
Спасибо Некс, что шла навстречу нашим просьбам!
Спасибо всем этим замечательным парням, которые стали нашим вдохновением и подкидывали пищу для размышления и материал для текста!
И не спасибо Тэдону и Ехёну - они знают, за что)))
март 2017
Минхао стоит рядом со стойками регистрации и смотрит, как не спеша продвигаются в очереди его родители. Наверное, ему должно быть грустно, что те улетают и увидятся они в следующий раз только через полгода, а он никогда надолго с ними не разлучался. Но прямо сейчас собственные чувства слишком сумбурны и непонятны. В любом случае, ничего не зависит от его желания или нежелания отпускать родителей: это их работа, и просьба ребёнка остаться не отменит поездку, наоборот, они ещё и его с собой заберут.
Минхао, сколько себя помнит, всегда кочевал с места на место и менял школы как перчатки. Куда забрасывала родителей работа, туда они везли с собой его, пока был маленьким. Только последние четыре года прошли на одном месте в Сеуле, а до того за плечами осталось три страны и по паре городов в каждой. Это было даже забавно, если не брать во внимание невозможность завести нормальных друзей и пробелы в знаниях, связанные с постоянной сменой мест учёбы и школьных программ. Зато к своим шестнадцати Минхао сносно говорит на трёх языках и может при случае похвастаться, что по проектам его родителей построены здания в нескольких странах.
Это, правда, так неважно сейчас, когда солнце за спиной бьёт в стеклянную стену Инчхона, вокруг гудит толпа улетающих и провожающих, а на ленте транспортёра катятся друг за другом два одинаковых ярко-жёлтых чемодана со смешными стикерами - мамин и папин. Минхао пол-утра их обклеивал, чтобы родители не грустили без него. Он же не грустит. По крайней мере, сейчас.
- Дорогой, мы всё. Может выпьем кофе, пока ещё есть время? - мама виновато улыбается и лохматит Минхао чёлку, привлекая к себе внимание.
- Ну ма-ам! - возмущается он, отклоняясь и тут же поправляя волосы.
Пока есть время - очень странное выражение. В него можно вложить и несколько лет, и несколько минут, как сейчас. Минхао держит в руке картонный стаканчик с кофе и слушает последние родительские наставления: что ему стоит делать, а что нет, пока он будет жить один. Ну, не совсем один, конечно. Ему нашли “няньку”, и спасибо на том, если честно.
Это мелким Минхао обожал переезды, новые города и всё сопутствующее этому. А сейчас, когда привык к школе и людям, завёл себе друзей и может назвать домом ту квартиру, что они снимали, настолько она стала обжита, он даже представить не мог, что родителей снова куда-то сдёрнет. Месяц назад его повергла в шок новость, что их ждёт новый проект в Ханое. Где это вообще?
Минхао разозлился и расстроился настолько, что впервые захлопнул дверь своей комнаты перед маминым носом и несколько дней не разговаривал с ней и отцом. Он чувствовал себя преданным и даже успел подумать, что ненавидит родителей, но потом решил, что надо попытаться уговорить их остаться в Сеуле. Найти другой проект, например, который не требовал бы переезда. Или не улетать обоим, а кому-то из двоих остаться здесь с ним. Кем из родителей он готов пожертвовать, Минхао не успел решить. Как и выработать стратегию уговоров: в его семье никто не мог похвастаться достаточным терпением.
февраль 2017
- Минхао, - голос отца, раздавшийся со стороны кухни, заставил непроизвольно замереть с не до конца размотанным шарфом в руке. - Минхао?
Стук ножей и уютное бульканье заставляли желудок предательски урчать. Минхао заколебался между желанием есть и нежеланием разговаривать с родителями. Он помедлил ещё секунду, разуваясь, и решил, что попробует быстро проскользнуть в свою комнату, а об ужине подумает позже.
- Минхао! - окрик застал его в паре шагов от двери в собственную комнату. - Задержись, пожалуйста, и присоединись к семейному ужину. Хватит играть в оскорблённое достоинство.
- Я только сумку положить.
- У тебя десять секунд.
Отец, вставший из-за накрытого стола, выразительно посмотрел на часы, подкрепляя свои слова. Минхао обошёлся без дальнейших намёков: распахнув дверь, он зашвырнул сумку с форменным пиджаком на кровать и пошёл на кухню. В его голове лихорадочно сменяли друг друга доводы в защиту своего нежелания куда-либо уезжать из Сеула. Как назло, начинало казаться, что ни родной китайский, ни какой другой из известных ему языков не имеет слов, достаточно убедительных для его родителей.
- Милый, помоги мне, - мама ласково улыбалась и протягивала ему блюдо, на котором горкой лежали свиные рёбрышки. - Поставь на стол.
Жуледок Минхао снова заурчал, на этот раз уже от вкусных ароматов. Мама только рассмеялась и покачала головой. Атмосфера не была такой гнетущей, как ожидалось, даже наоборот. Минхао немного расслабился, и мысли перестали хаотично метаться. Ровно до момента, пока он не встретился взглядами с отцом.
- Извинись перед матерью, - строго приказал тот. Стоило Минхао открыть рот, чтобы возмутиться, что ничего за эти дни не успел натворить, как он пояснил: - За хлопанье дверьми.
Щёки Минхао вспыхнули: слова отца заставляли чувствовать себя маленьким мальчиком и будили внутри волну возмущения. На язык так и просился какой-нибудь колкий ответ, но прямо сейчас не стоило. Минхао глупцом не был и не хотел настраивать родителей заранее на отказ от своей просьбы, поэтому он проглотил своё возмущение и послушно склонился перед матерью, извиняясь.
- Уймитесь оба, я не обижаюсь. - Она потрепала его по волосам и мягко взяла за плечи, заставляя выпрямиться. - Боже, ну куда ты только растёшь! Тебе все девушки до груди доставать не будут.
Через несколько дней Минхао исполнялось шестнадцать, и он уже был почти на голову выше матери, а ему предстояло ещё несколько лет расти.
- Идеальная разница, между прочим. Мы есть вообще будем сегодня? - отец всё ещё пытался казаться строгим, но его голос и поза уже не были такими напряжёнными.
Он даже как-то благостно улыбался, словно будда со средневековой гравюры, чем, если честно, немного настораживал. Минхао таким его ещё не видел, поэтому решил не расслабляться раньше времени. Но за едой никаких серьезных тем не поднималось: пара вопросов о школе, о тренировках, пожелания ко дню рождения - что хочет в подарок, где хочет отметить.
- Я хочу весь день с друзьями провести: в кино сходить, ещё, может, в игровые автоматы. В следующем году у меня уже не будет нормального дня рождения, - Минхао добавил грусти в голос, пробуя надавить на жалость. - В этом вашем Ханое. Где это вообще?
- Во Вьетнаме. Не поверишь, но там тоже есть дети и школа при посольстве.
- Дорогой! - мама возмущённо перебила отца и посмотрела на Минхао с сочувствием. - Мы много думали в эти дни над переездом. Знаешь, раньше ты реагировал по-другому - всегда радовался путешествиям и новым городам.
- Потому что у меня не было друзей и я не успевал привязаться к месту. А теперь есть, и я не хочу их вдруг потерять.
Минхао казалось, что более веских причин быть не может. Он вообще не понимал, почему родители не додумались до этого сами.
- Да. И учиться ты, наконец, нормально начал. Кто знает, что там в Ханое за школы и какой они дают уровень знаний, - отец цокнул и сокрушённо покачал головой. - В общем, мы с мамой подумали, что глупо тебя дёргать перед последним классом. Тебе надо закончить его здесь, чтобы какая-то база всё-таки была.
Минхао не верил своим ушам. Они на самом деле остаются в Сеуле? И не надо ни с кем прощаться, собирать вещи, не надо никуда улетать? Это звучало слишком здорово, чтобы быть правдой. Ему ведь даже не пришлось никого уговаривать.
- Вы решили отказаться от проекта? - Минхао даже не пытался скрыть восторга в голосе.
- Нет, мы с мамой улетаем через месяц.
- Даже билеты сегодня взяли, - добавила она виновато. - Нам не отказаться: уже подписано предварительное соглашение, и нам перечислили аванс.
Минхао озадаченно посмотрел на родителей, не совсем понимая, что они хотят сказать. Если билеты уже на руках и вопрос с этим новым проектом давно решён, то как он должен закончить нынешнюю школу из какого-то богом забытого Ханоя? Зачем они говорили одно, а спустя пару фраз перечёркивали всё своими же словами? Минхао не понимал и самую капельку был зол, ну или не капельку.
- В смысле - перечислили аванс? Значит вы не только что получили это предложение, а какое-то время вели переговоры? - он перевёл хмурый взгляд с матери на отца, даже палочки отложил, потому что есть как-то вдруг перехотелось. - Почему сразу не сказали? Ну, серьёзно! Я думал, что уже не ребёнок и имею право голоса в семейных вопросах.
- Поэтому очень по-взрослому хлопнул дверью перед маминым носом? Сразу сказать, что ты не согласен, не мог? - отец явно терял благостный настрой и уже хмуро смотрел на Минхао.
- О, а вы так по-взрослому скрывали от меня свои деловые переговоры. Сразу сказать о предстоящем переезде не могли? - фыркнул тот, складывая руки на груди.
Отец со стуком отложил палочки в сторону. Минхао уже ждал, что сейчас он скажет ему выметаться из-за стола, или просто ухватит за ухо и устроит трёпку как в детстве, но тут вмешалась мама. Она положила руку на отцовский локоть и попросила их обоих успокоиться.
- Сейчас уже неважно, почему мы не сразу сказали и почему ты обижался. Главное, что тебе не надо никуда уезжать - мы с папой всё переиграли, - на этих словах она бросила короткий взгляд на мужа, успокаивающе поглаживая его локоть. - Ты ведь хочешь остаться в Сеуле?
- Да, - неохотно буркнул Минхао, всё ещё не представлявший, как это возможно.
- Вот и хорошо. Может быть, ты помнишь наших друзей - семью Чжу? Мы познакомились с ними, пока жили в Шанхае.
Конечно, Минхао не помнил. Ему тогда было восемь или девять, его не интересовали взрослые друзья родителей. Он целыми днями катался на велосипеде и играл в баскетбол на соседней площадке. Всё, что всплывало в памяти Минхао о том времени: это стрёкот колёс, сбитые коленки и локти, а ещё добрый дедушка из продуктовой лавки, который всегда наливал двойную порцию сиропа в колотый лёд.
- Мы всё ещё общаемся с ними, - продолжала мама рассказ про каких-то непонятных людей. - У них замечательный сын - он закончил балетную школу в Шанхае, а сейчас учится здесь, в Сеуле, в каком-то престижном институте. Ты должен его помнить, мы как-то все вместе ходили в парк аттракционов. Мы вас вдвоём отправили в лабиринт страха.
Минхао смутно вспомнил высокого и тощего подростка. Тот сначала задирал подбородок и смотрел на него снисходительно, с высоты своего возраста, но после лабиринта страха всё впечатление было испорчено. Почти взрослый парень вздрагивал и сжимал детскую ручонку в своей, когда перед ними выпрыгивали скелеты, а стоило на лицо попасть паутине, визжал как девчонка и смешно её с себя старался снять. Минхао любил ужастики и вряд ли бы испугался, даже если бы пошёл сам, а тут и вовсе хохотал всё время.
- Ну, было что-то, - буркнул он раздражённо. - А сейчас обязательно об этом вспоминать? Меня всё ещё интересует, как вы меня тут оставите.
- Мама как раз это и пытается тебе объяснить, - немного раздражённо ответил отец. - Этот сын наших друзей, Чжентин, сейчас живёт здесь. Не в кампусе, квартиру снимает. Причём, вроде как, зарабатывает на неё сам. Мы завтра поедем к нему в гости - посмотрим и на него, и на жильё. Если он настолько самостоятельный и толковый, как говорят его родители, то мы оставим тебя на его попечение до окончания средней школы.
- Если он, конечно, согласится. Мы пока только с его родителями разговаривали. Они нам сами предложили, - мама снова выглядела немного виновато, ожидая реакции Минхао. - Что скажешь? Ты рад?
У Минхао перед глазами снова встал тот тощий подросток с брезгливым выражением на лице. Если тот остался таким же неженкой и трусом, то возникали определённые сомнения в его самостоятельности. Хотя прошло достаточно много времени, чтобы парень успел повзрослеть и измениться, у Минхао в груди поселилось сосущее чувство ожидания неприятностей.
- А если он не согласится, тогда что? - не мог не спросить он, просчитывая худший вариант.
Отец тяжело вздохнул:
- Если Чжентин нам не понравится или откажется помочь, то мы уже как раз присматриваем школы, в которых ученики находятся на полном пансионе во время учёбы. Будем договариваться о переводе - потерпишь год в общежитии.
- Но я искренне надеюсь, что Чжентин нам поможет. Я очень сомневаюсь, что поселять подростков толпой отдельно от родителей - такая уж хорошая идея, - на этот раз тяжело вздохнула мама.
Узнав второй вариант, Минхао, несмотря на все свои опасения, мысленно пожелал удачи этому сыну друзей его родителей, чтобы тот прошёл их строгий ценз, и самому себе, чтобы от него не отказались. Менять школу сейчас - это всё равно что поездка в этот дурацкий Ханой, он в итоге лишится друзей и всего, что ему привычно.
март 2017
Из окна автобуса, везущего его из Инчхона в Сеул, Минхао наблюдает за синим самолётом с жёлтым лотосом на хвосте, плавно взмывающим в небо. Через час на точно таком же улетят его родители, оставляя его одного в этом городе и стране. В автобусе кто-то приглушённо переговаривается не в силах сдержать радости от встречи, кто-то сидит с потухшим взглядом явно после грустного расставания, какие-то европейцы с любопытством посматривают то на окружающих, то за окно - такие разные эмоции, рождённые аэропортом, местом, где начинаются и заканчиваются дороги, а может даже чьи-то истории.
Минхао прислушивается к себе и всё ещё не понимает, что чувствует. Он до сих пор не расстроен отъездом родителей, если только самую малость грустно, что не сможет какое-то время их обнимать, - видеозвонки не дадут прочувствовать в полной мере их отсутствие. Гораздо больше Минхао сейчас занимают мысли о Чжентине и их будущем соседстве. Когда они с родителями уезжали в аэропорт, тот как раз привёз коробки со своими вещами. Ему помогал какой-то парень, чьего имени Минхао не запомнил, зато поймал настороженный взгляд в свой адрес.
Несмотря на все опасения, Чжентин прошёл родительский строгий ценз - он действительно немало изменился с того посещения парка аттракционов. Повзрослел, стал увереннее, немного оброс мускулами и не смотрел больше сверху вниз, хотя это в принципе усложнялось ростом Минхао. Серьёзный, вежливый, симпатичный - Чжентин покорил маму с первых минут встречи. Даже его волосы, выкрашенные в медный оттенок, вызвали у неё восторг: “Ты прямо солнышко”. Всё у него дома говорило, что он серьёзно занят учёбой, своей физической формой и танцами, а ещё - и это уже подкупило отца - что он не водит домой девушек.
Правда, место, куда они пришли, с очень большой натяжкой можно было назвать квартирой. Выглядело оно скорее, как комната с ванной и небольшой зоной кухни - всё вместе по размерам меньше их гостиной. Минхао совершенно не представлял, как тут можно поместиться вдвоём и куда он должен деть свои вещи.
Судя по всему, его родители тоже не представляли. Да к тому же добираться оттуда в школу получалось чуть ли не в два раза дольше. Поэтому, стоило только Чжентину согласиться на роль временного опекуна, родители Минхао, не сговариваясь, спросили, не согласится ли тот переехать в квартиру, что они снимали сейчас. Это ощутимо било по карману студента, даже учитывая, что он давал уроки балета. Тогда отец предложил Чжентину вносить свою часть аренды в том же размере, что он платил сейчас, а остальную сумму они брали на себя. Как вознаграждение за неудобство, которое ему доставили, повесив на него роль “няньки”. Неохотно, но тот согласился.
И сейчас Минхао едет к себе домой, совершенно не представляя, что его там ждёт. Он слышал, как Чжентин спрашивал у родителей, могут ли к ним иногда заходить гости и не будет ли из-за этого проблем с соседями. Почему-то в голову сразу же пришли мысли о студенческих вечеринках, какими их показывают в американских фильмах.
Чжентин не производит впечатление любителя тусовок, но Минхао всё равно распирает любопытство. Он почти уверен, что тот каким-то образом отметит свой переезд. Раз он спрашивал про гостей, значит у него должна быть куча друзей, с которыми он неизбежно познакомит Минхао. Это лучшее во всей сложившейся ситуации. Студенческая вечеринка, взрослые хёны - да его одноклассники очумеют от восторга, когда он им расскажет! Это уже не нуна Соно с её подругами из старшей школы - это в разы круче.
Ещё от лифта Минхао начинает прислушиваться, но его постигает разочарование: никаких тебе громких звуков и безудержного веселья. Только войдя в квартиру, он слышит играющую фоном музыку и видит, что там как-то слишком пусто. Минхао разувается, снимает куртку и в этот момент встречается взглядом с парнем, поднявшимся с кресла. Это не тот блондин, что днём таскал с Чжентином вещи. Парень в гостиной ниже ростом и выглядит так, словно только что сошел с фотографии из журнала: тёмные волосы уложены назад, открывая выбритые виски, глаза подведены, отчего их разрез кажется хищным, дизайнерская рубашка небрежно расстёгнута на пару верхних пуговиц, одна её пола заправлена в узкие, идеально сидящие брюки, а рукава закатаны до локтей, серьги и кольца тонко намекают на свой немаленький ценник.
Впечатление портят только банка пива в руке и кривоватая ухмылка, ползущая по губам. Минхао ловит себя на том, что неприлично пялится, и кланяется, собираясь поздороваться, но парень не даёт ему и рта раскрыть.
- Эй, нянька Чжу, тут твоя детка пришла, - выкрикивает он в сторону кухни и хищно скалится. - Я думал, ты совсем мелкий.
Минхао давится воздухом и не находится, что ответить. Он, конечно, понимает, что всего лишь школьник, но это звучит слишком обидно. Со стороны кухни слышатся шаги, и Минхао разворачивается навстречу Чжентину, судорожно придумывая, что сказать, чтобы это не звучало как детская жалоба, когда натыкается взглядом на ещё одно новое лицо. Этот парень выглядит полной противоположностью первому - мягкий и какой-то домашний. Вместо укладки у него копна лежащих в беспорядке чуть вьющихся волос, вместо дизайнерских шмоток - обычные джинсы и широкая толстовка с Пушином. Он несёт несколько тарелок со снеками и, кажется, переоценил свои возможности - одна вот-вот выскользнет, поэтому Минхао делает шаг и подхватывает её.
- Спасибо. Никогда не слушай Сангюна. Ну или не принимай близко к сердцу его слова, - говорит этот кролик-хён, как его мысленно называет Минхао, потому что улыбка и толстовка делают его похожим на этого милого зверька. - Он частенько ведёт себя как говнюк.
- Потому что он и есть говнюк, - фыркает Чжентин, появляясь из кухни с коробками пиццы в руках. - Иногда искренне удивляюсь, что мы общаемся. Шевелитесь, что встали в проходе?
- Я тоже удивляюсь, учитывая ваш уровень знания корейского, - не остаётся в долгу Сангюн. - И почему у меня в друзьях столько иностранцев?
- Потому что уровень знания корейского твоих соотечественников делает тебя совершенно невыносимым? - очаровательно улыбается Чжентин.
Минхао видит, как Сангюн корчит тому рожу, но начинает понимать, что, кажется, у них такая манера общения. Это немного исправляет первое впечатление, но за “мелкого” и “детку” всё ещё обидно. Он забирает две тарелки и относит их на столик в гостиной. Острые орешки выглядят так соблазнительно, что Минхао сначала сгребает горсть и только потом задумывается, что, наверное, стоило спросить разрешение.
- Не парься, бери всё, что захочется, - раздаётся заговорщический шёпот. Кролик-хён подмигивает, словно прочитав его мысли.
- Кроме пива, - строго говорит Чжентин.
- Кроме пива, - соглашается кролик-хён. - Ты не хочешь нас познакомить?
Чжентин неловко смеётся и извиняется, представляя всех по-очереди. Язвительный парень, которого зовут Сангюном, оправдывает первое впечатление журнальной картинки - он работает моделью. Минхао думает, что тот и правда очень красивый с этими хищными глазами, острыми скулами, хотя росту он бы ему прибавил. А кролик-хён оказывается японцем, его зовут Кентой. Чжентин говорит, что он тоже танцует, в свободное от работы в кофейне время, а ещё обращается к нему “хён”. Минхао удивляется: у него сложилось впечатление, что тот здесь самый младший. Он пытается вспомнить, сколько же лет разницы между ним и Чжентином, чтобы прикинуть возраст остальных.
- Ынги, ты там не умер? - зовёт кого-то Кента. - Слишком много возни ради двух кальмаров.
- Хороший вопрос. - Чжентин поворачивает голову в сторону кухни, а потом и вовсе уходит туда.
Вот оно! Парня, который помогал ему с переездом, зовут Ынги. Оказывается, он тоже здесь. Только сейчас Минхао осознаёт, что всё это время с кухни доносились какие-то звуки. Три человека - маловато для вечеринки. Он чувствует лёгкое разочарование, но потом думает, что может все только собираются - всего-то восемь вечера.
Оставаться в гостиной с друзьями Чжентина немного неловко. Они не разговаривают: Кента открывает себе банку пива и делает сразу несколько глотков, после довольно выдыхая, а Сангюн всё это время смотрит, прищурившись, на Минхао. Тот мнётся под его взглядом, не желая уходить к себе в комнату, но и не решаясь сесть на диван. Больше всего на свете ему хочется остаться, но стрёмно будет, если получится, словно он напросился.
Когда с кухни возвращается Чжентин с подсушенным на огне кальмаром, а следом идёт Ынги, без особого успеха приглаживая растрепавшиеся светлые волосы, Минхао кажется, что у обоих как-то странно блестят глаза, но он не успевает додумать эту мысль, потому что Сангюн снова открывает свой язвительный рот:
- А детка тусит с нами? Ему уроки учить не надо или баиньки не пора?
А вот это уже удар ниже пояса. Минхао краснеет от злости и стыда одновременно, испытывая острое желание вылить Сангюну на голову пиво, которое тот потягивает из банки. И неважно, что хён. Но только он набирает в грудь побольше воздуха, чтобы сказать, как его бесит это “детка”, да и сам парень, как Кента дёргает его за запястье, заставляя плюхнуться на диван.
- Баиньки тут пора только тебе, - подаёт голос Ынги. - Это не нам вставать в четыре утра на съёмки. И вообще, отвали от ребёнка. Ты себя не помнишь в его возрасте?
Минхао, конечно, благодарен, что Ынги его вроде бы защищает, но слышать, как тебя называют ребёнком, - такое себе. Что-то пока с друзьями Чжентина не очень складывается. Только Кента-хён классный. Минхао снова ловит на себе взгляд Ынги, такой же, как при первой встрече: не то оценивающий, не то вовсе неодобрительный. Он не может понять, что тот означает и чем вызван. Может, конечно, ему просто кажется? Разрез глаз, тень от чёлки, просто непривычные черты лица - мало ли что влияет.
- Да вы стебётесь? Ему шестнадцать, а не шесть, - вздыхает Чжентин и садится на подлокотник кресла, которое уже успел занять Ынги. - Ты хочешь с нами посидеть или чем-то другим думал заняться?
Минхао встречается с ним взглядами и понимает, что тот спрашивает только для галочки, зная ответ заранее. В его системе ценностей Чжентин сразу же переходит в категорию Кенты-хёна. Возможно, им придётся ещё притереться друг к другу, но, по крайней мере, тот не воспринимает Минхао ребёнком. Да, его одноклассники точно очумеют, когда он им расскажет!
- С вами хочу, - с готовностью отвечает Минхао и, помедлив, добавляет: - Если не мешаю, гэгэ.
Чжентин приносит ему с кухни сэвен-ап, и следующие несколько минут они объясняют остальным китайскую систему вежливых обращений. Хотя, по мнению Минхао, нет такого уж большого отличия от местной, если только в названиях, которые приходится произносить по несколько раз, чтобы остальные услышали их правильно. В ходе разговора выясняется, что он говорит по-корейски в разы лучше Чжентина, за которого иногда фразы заканчивает Ынги, непостижимым образом понимая с полуслова, что тот имеет в виду. Минхао смотрит на них, на их взаимодействие и решает для себя, что они, скорее всего, лучшие друзья - больше никак не объяснить, почему они настолько на одной волне, что даже языковой барьер не мешает.
По отдельным фразам он понимает, что Ынги с Чжентином учатся вместе - на одном отделении, но с разницей в два курса, - и вместе танцуют, проводя вдвоём в репетиционной по несколько часов в день. Отпадают последние вопросы, откуда у них такое взаимопонимание. А ещё у Минхао, наконец, раскладывается по полочкам, как в компанию двух студентов и баристы из обычной кофейни затесался парень-модель: изначально он друг Ынги, который иногда сам подрабатывает моделью, и познакомились они как раз на съёмках.
Когда раздаётся трель дверного звонка, её не сразу замечают за музыкой и смехом. Только долгий звук без перерыва привлекает, наконец, всеобщее внимание.
- Кто-то ещё должен прийти? - удивляется Минхао и смотрит вопросительно на Чжентина.
- Ага. Долго они добирались, - тот проверяет время на экране телефона.
- Может они пешком шли. Их короткими ножками, - гиенит, не договаривая, Сангюн.
- Это жестоко, - Ынги пытается звучать укоризненно, но алкоголь ему в этом не помогает.
Минхао никогда не слышал, чтобы кто-то так смеялся - как задыхающаяся чайка. Ынги сгибается пополам, пытается закрыть рот рукой, но всё равно не может сдержать приступ хохота. Слыша его чаячий смех, покатываются остальные по очереди - и на не совсем трезвую голову это как лавина, которую не остановить. В итоге, никто не помнит уже фразу Сангюна, все просто ржут с самого Ынги. Минхао тоже не может сдержаться, хотя, в отличие от всех, не пил. Наверное, поэтому всё ещё помнит про гостей за дверью и, отскребая себя с дивана, идёт открывать.
В первые несколько мгновений Минхао не видит перед собой никого. А потом догадывается опустить взгляд ниже. Наверное, есть где-то научное объяснение, почему периферическое зрение не захватывает объекты ниже определённого уровня относительно роста владельца. Ну или субъекты. Но иногда Минхао становится неловко, когда он не замечает людей. Как сейчас. Глядя на пришедших парней, он вдруг понимает, что имел в виду Сангюн. Не прыснуть снова со смеху оказывается достаточно трудно.
На лестничной площадке стоят два парня с каким-то огромным пакетом, ужасно похожие друг на друга. Примерно одинаковой комплекции, одинаково низкорослые - даже ниже, чем Кента-хён. Минхао поначалу вообще кажется, что у них абсолютно одинаковые черты лица. Только одеты по-разному: один в офисном костюме, шерстяном пальто и почему-то с огромным пакетом Сэвен-Элевен в руках, второй в толстовке, рваных джинсах и бомбере, с рюкзаком на правом плече. И они настолько не похожи на всех, кто сейчас находится в квартире, что не верится, будто пришли по адресу.
- Запомни это юное улыбающееся лицо - так выглядит несправедливость, Сонун, - говорит тот, что в толстовке, страдальчески глядя на Минхао.
- Да, хён, не ждали мы такой подставы, - отвечает второй, сжимая пальцами переносицу, прикрывая глаза и качая головой.
- Ещё одна каланча на нашу голову, - первый тяжело вздыхает и тоже качает головой. - Валим отсюда.
- Валим, хён.
Парочка гномов-близнецов разворачивается и, кажется, на полном серьёзе собирается уходить. Минхао вообще перестаёт понимать, что тут происходит. Он растерянно провожает парней взглядом до лифта, потом оборачивается, беспомощно глядя на компанию, веселящуюся в гостиной, и неуверенно зовёт:
- Гэгэ?
Приходится повторить громче, прежде чем Чжентин его слышит. Тот моментально подрывается с подлокотника и идёт к Минхао, выглядывая на лестничную площадку.
- Тэхён-хён, Сонун-хён, вы чего? - смеётся он и машет гномам-близнецам. - Подумали, что не туда попали? Это Минхао.
- Это-то мы поняли. Не поняли только, за что ты так с нами, - отвечает тот, что в толстовке. - Чжентин, ты не мог себе тонсэна пониже найти?
- Прости, хён. Других не выдавали.
Гномы-близнецы страдальчески переглядываются, потом со вздохом вручают Чжентину пакет Сэвен-Элевен, в котором обнаруживается безумное количество рулонов туалетной бумаги, - “К новоселью - корейская традиция, все дела” - и протискиваются между ним и Минхао в квартиру. Позже, когда они все вместе сидят в гостиной, и проходит первое удивление, что вновь прибывшие всем здесь хёны, хотя вообще так не выглядят, он, наконец, начинает видеть различия между ними.
Тот, что в костюме, - Сонун-хён - более сдержанный и спокойный, хотя над удачной шуткой смеётся и пиво пьёт тоже будь здоров. Он оказывается преподавателем по вокалу в институте, где учатся Чжентин и Ынги, а ещё в какой-то школе, где среди учеников большой процент айдолов. Его можно даже назвать симпатичным - девушкам такие обычно нравятся.
Второй же парень далеко не красавец - его лицо вообще какое-то несуразное и до фига подвижное. Слишком большое, слишком широкое, с родинками и оспинами, с резко очерченными губами и безумной живой мимикой. Минхао странно, как такие разные лица показались ему похожими. Этого второго парня Чжентин представляет Тэхён-хёном, а Сангюн с издёвкой зовёт Нотэ-хёном, за что каждый раз огребает ладонью по бедру, - и это, наверное, какая-то их своя шутка, неявная постороннему человеку. Он очень обаятельный и какой-то располагающий. А ещё говорит со всеми на равных, даже с Минхао - того это очень подкупает. Тэхён-хён танцует в одной команде с Кентой-хёном, ведёт занятия в какой-то студии, а ещё ставит хореографию на заказ, работая с несколькими агентствами.
Он рассказывает какую-то историю и звучит настолько захватывающе, что Минхао замирает с недожёванным куском пиццы во рту, глядя восторженным щенком. И тут же получает моральный “под дых”.
- Нотэ-хён, притормози, не убей детку, - Сангюн тычет в него полупустой банкой. - Если он сейчас подавится, то миссия “Нянька Чжу” будет провалена, не начавшись.
- А что нужно сделать, чтобы ты подавился? - Тэхён привычно хлопает по бедру Сангюна за использование дурацкого обращения. - Ну или хотя бы язык себе прикусил - может тогда он будет покороче?
- Встретить Сангюна шестнадцатилетнего? - Кента и Ынги говорят это одновременно, переглядываются и начинают смеяться. Последний, пытаясь подавить приступ хохота, кладёт руку Сангюну на плечо и добавляет: - Вы представляете его восторженным подростком?
- Ынги, усмири свою внутреннюю птицу! - в наигранной панике машет на него руками Сонун. - Твой смех вызывает цепную реакцию - мы сейчас все поляжем.
- Боюсь, в том возрасте он был ещё несноснее, чем сейчас, - скептически хмыкает Чжентин и качает головой.
Сангюн, уже весёлый от выпитого, беззлобно улыбается и показывает тому средний палец. Кента и Тэхён, сидящие с двух сторон от Минхао, синхронно тянутся закрыть ему глаза рукой, сталкиваются, едва не заряжая по носу, начинают ржать и заваливаются на спинку дивана. В итоге всё заканчивается щекоткой, причём тонсэн уделывает обоих хёнов, выходя победителем из сражения.
Они сидят почти до полуночи, уничтожая пиццу и пиво подчистую, неоднократно выпивая за новоселье и говоря обо всём подряд. Чжентину приходится рассказать в красках историю того, почему они теперь живут вместе. Минхао, уже достаточно освоившись в компании и осмелев, дополняет её подробностями со своей стороны. Тэхён после слов о куче переездов спрашивает, в каких странах тот успел пожить и где ему понравилось больше всего.
Когда Сангюну отзванивается менеджер, напоминая, что уже поздно и что за ним едет машина, все вспоминают о времени. Сонун вызывает себе с Тэхёном такси. Оказывается, что гномы-близнецы - Минхао не может перестать их так называть про себя - знакомы уже сто лет да ещё и снимают вместе квартиру. Сангюн забирает с собой Кенту и Ынги, потому что их дома по пути, и квартира вдруг резко пустеет.
Чжентин начинает убирать последствия дружеской встречи, чем очень напоминает Минхао его маму. Сам бы он с чистой совестью лёг сейчас спать, а завалы разгребал с утра. Но Чжентин говорит, что не выносит грязь и боится микробов, что не сможет уснуть в таком бардаке, поэтому приходится подчиниться и, вооружившись мусорными пакетами, приводить в порядок гостиную, пока тот моет посуду.
Не считая этого, Минхао остаётся в восторге от вечера. Родители отписались, что благополучно приземлились и получили багаж. Его предвкушение студенческой вечеринки не оправдалось, но в итоге то, что он видел и слышал, оказалось гораздо круче, в том числе потому, что ему разрешили поучаствовать. Друзья Чжентина и правда взрослые, клёвые и интересные. Они разные, но каким-то образом зацепились друг за друга, и даже фразы, что кто-то кого-то бесит и взаимные подначивания звучат тепло. Пусть не все из них понравились Минхао, он бы хотел в будущем иметь похожую компанию. Но главное, у него есть теперь много того, что можно рассказать своим собственным друзьям. А ещё он искренне надеется, что это не единственный раз, когда компания Чжентина собирается у них дома.
Кента садится в машину последним. Закуривает, едва выйдя из подъезда, хотя на самом деле не особо хочется, - тянет время. Ещё и Сангюна останавливает за полу пальто:
- Боже, это где ты так обтёрся?
Кента зажимает сигарету в зубах и начинает рукавом толстовки оттирать пятно с Сангюнова плеча. Тот послушно стоит, только пытается вполоборота увидеть, насколько всё страшно: пальто новое и, скорее всего, дорогущее. Кента напоследок похлопывает несколько раз, словно стряхивая пыль.
- Всё, чисто, - говорит он, доставая карманную пепельницу и гася в ней наполовину истлевшую сигарету.
- Спасибо, хён, - бубнит Сангюн, всё ещё пытаясь осмотреть рукав.
Он садится в машину следом за уже успевшим пристегнуться Ынги и занимает место посередине между ним и Кентой. Тому, собственно, только это и нужно. Вся комедия с несуществующим пятном и заботливым хёном была затеяна ради одного - не сидеть бок о бок с Ынги. Это немного малодушно, но Кента всё ещё не может заставить себя нормально реагировать на того и общаться как раньше.
Год назад всё было замечательно: они были лучшими друзьями, таскали друг друга на плечах, ходили вместе в кино и ели попкорн из одного ведёрка, ночевали друг у друга, не заморачиваясь на расстилание футона. А потом Кента зачем-то увидел Ынги в ином свете. Точнее, его дурацкое сердце вдруг начало биться быстрее от чужих улыбок и милашничанья, а привычные прикосновения перестали восприниматься как нечто само собой разумеющееся, заставляя внутренности переворачиваться. Он ведь даже вспомнить не может момент, когда успел влюбиться.
И всё могло бы быть замечательно, но пока Кента собирался с духом, чтобы признаться, у Ынги появился человек, переворачивающий уже его мир вверх дном и пускающий сердце в пляс. И, естественно, в первую очередь тот поделился этим с лучшим другом. Вместо разговоров о своих чувствах и планов на совместное будущее Кента выслушал ворох рассказов о чужой яркой улыбке, гибком теле, милом акценте. Ынги вылил на него свои сомнения, надежды и желания. Точно такие же, какие испытывал Кента, только не в его адрес.
- Я думал, ты ночевать останешься, - Сангюн говорит тихо, чтобы не услышал водитель, но его голос всё равно вырывает из размышлений.
- Чего ради? - Ынги отвечает, не прекращая набирать сообщение в телефоне. - Обновить их замечательный диван в гостиной? Спасибо, не голодный. Предпочитаю спать на кровати.
- Думаешь, Чжентин бы тебе на диване постелил? У него же отдельная комната и отличная двуспальная кровать.
- А ещё отличный ребёнок в соседней комнате и годовой запас отговорок, почему мой друг должен ночевать у нас и спать именно со мной, - фыркает Ынги и блокирует телефон. - Серьёзно, Сангюн. Минхао не маленький - он через пять минут спалит нас и обо всём догадается.
- И что вы собираетесь делать? - вмешивается в разговор Кента, пока Сангюн не успел снова открыть рот. - Ты вернулся к брату?
- Да, пока поживу у него, - Ынги вздыхает и опирается головой на окно, прикрывая глаза. - Чжентин хочет подождать, прощупать почву, а позже поговорить с мелким на тему наших отношений. Он не просто так его сегодня позвал с нами сидеть - это мы в доверие втираемся.
Кента непроизвольно морщится от этого “мы” и того, как легко его произносит Ынги. Хорошо, что в тёмном салоне этого не видно. Это обобщение поселилось в речи Ынги едва ли не сразу, как они с Чжентином начали встречаться. Даже если он говорил про действия кого-то одного из их пары, всё равно использовалось множественное число. Кенту это ужасно раздражало раньше, а сейчас только остаточно коробит.
- И надолго ваш целибат? - посмеивается Сангюн.
- Как получится. Мы всё ещё учимся вместе и репетируем каждый день.
- М-м… Секс на потных матах - романтика! - сарказм в голосе Сангюна можно на хлеб вместо масла намазывать. - О, или в кабинке туалета.
- Рекомендуешь? - вяло огрызается Ынги.
Повинуясь внезапному порыву, Кента достаёт телефон и пишет сообщение в два слова:
“Можно приеду?”
Надежды, что адресат не спит, мало, но вдруг. Они успевают проехать два светофора, когда приходит ответ:
“Что-то случилось?”
Кента принимается набирать сообщение, и в этот момент высвечивается ещё одно:
“Приезжай”.
Кента тут же начинает всматриваться в здания, проносящиеся за окном, пытаясь сориентироваться, где они сейчас едут. Мимо проплывает какой-то торговый центр, и он, наконец-то, понимает, в каком они районе.
- Гюни? - спрашивает он, кладя подбородок на плечо тонсэну.
- Что это? - удивляется тот. - Что ещё за обращение?
- Я пьяный, мне можно, - Кента широко улыбается и тычет пальцем в щёку Сангюна.
- Ты не настолько пьяный, - возмущается тот, пытаясь отмахнуться от назойливой руки. - Ты так зовёшь меня, хён, только когда тебе что-то нужно.
- Можешь отвезти меня не домой?
Сангюн возмущается, что не нанимался им в таксисты, но в итоге просит водителя сделать небольшой крюк. Кента не называет точный адрес - только пересечение двух соседних улиц. Прогуляется пару кварталов пешком, заодно протрезвеет. Он не хочет, чтобы кто-то знал слишком много о его личной жизни, поэтому отделывается простым “к другу” на все вопросы о том, куда его несёт посреди ночи на пьяную голову. Ынги сначала спорит, что они не оставят его посреди нигде, но Кента стоит на своём, и тому приходится сдаться.
- Напиши в каток, когда дойдёшь до своего друга. Хён, я буду волноваться, - говорит он, когда водитель притормаживает на обочине. - Напиши, иначе я звонить буду. Не только тебе, в полицию позвоню!
Кента знает, что тот и правда может поднять всех на уши, поэтому с самыми честными глазами обещает написать, когда будет на месте. Наконец, они прощаются и уезжают. Кента застёгивает пальто, вдыхает полной грудью морозный воздух и уходит от шума дороги вглубь жилых домов. Ему действительно стоит пройтись - разговор в машине всколыхнул не самые приятные воспоминания.
Закон подлости - единственный работающий безотказно и без исключений закон, но Кента никогда не думал, что испытает его действие на собственной шкуре. Тогда, год назад, Ынги, всегда недолюбливавший балет, влюбился в танцовщика, учившегося в его институте на два курса старше. Он прожужжал Кенте все уши, какой Чжентин классный и какой он не такой, как “обычно эти мужики в трико”, какие сальто он умеет крутить и много чего ещё. Ынги не стал долго ходить вокруг да около и в итоге признался, его не отвергли - поезд Кенты ушёл окончательно и бесповоротно.
Его это порядком поломало тогда. Он не понимал, что делать со своими никому не нужными чувствами. Кенте не нравилось быть третьим лишним во время совместных прогулок, где почти всегда теперь присутствовал Чжентин. А самое дурацкое, в этом парне даже придраться было не к чему, не считая ужасного знания корейского.
Кента так хотел жить в Корее, приложил столько усилий, нашёл здесь друзей, работу по душе - всё складывалось так удачно. И вдруг невзаимная любовь обесценила и обесцветила его усилия и достижения. Кента вдруг почувствовал острое разочарование в себе и том, что его окружало: лучший друг променял его на любимого человека, работа показалась не пределом мечтаний, он был чужим в стране, куда так рвался.
Вишенкой на торте стал банкомат, сожравший его кредитку. Корейский банкомат, сожравший карту, выданную японским банком. Кенте хватило знаков от Вселенной. Он доработал оставшиеся дни до конца месяца, попросил расчёт, купил на остаток зарплаты билет в один конец до Японии и улетел к родителям. Просто руки опустились, и это решение показалось тогда единственно правильным.
Ынги он соврал, что дома проблемы и необходимо его срочное присутствие. Кента так и не решился признаться ему ни в собственных чувствах, ни в том, что слабак и неудачник.
В Японии Кента постарался выбросить из головы все мысли о Корее и бесполезных чувствах. Он выпотрошил свою комнату и выбросил всё, что нашлось: учебники и тетради по корейскому, журналы и сувениры, плакаты и музыкальные диски. Ну, почти всё. На постеры с Рикки и альбомы Teen Top у него просто рука не поднялась. Они были аккуратно сложены в коробку и задвинуты в самый дальний угол на чердаке.
Целыми днями Кента помогал отцу в лавке, не давая себе соблазна залезть на фейсбук или проверить мессенджеры. Он уставал так, что его хватало только на ужин, душ и доползти до кровати. Эта добровольная трудотерапия дала неплохие плоды. Когда спустя три недели зазвонил телефон, а из динамика послышался обеспокоенный голос Ынги, сердце подскочило к горлу всего на несколько мгновений, и тут же место любых эмоций заняла искренняя радость. Кента понял, что соскучился по нему, а ещё, что, возможно, принял слишком импульсивное решение, уехав. Они достаточно тепло поговорили, как бывало раньше, Ынги много спрашивал и мало рассказывал сам. Кента был ему благодарен за это и почти не врал, что проблемы дома решаются, но его присутствие всё ещё необходимо и в Корею он пока не может вернуться.
После этого звонка они начали снова переписываться, как делали в начале знакомства, пока оно ещё было виртуальным. Понадобилось в общей сложности около четырех месяцев, чтобы прийти в некое подобие нормы. Кента, можно сказать, пересобрал свои мысли и чувства. Он постарался отбросить всё ненужное и избавиться от чересчур сильных эмоций, которые только мешали и осложняли жизнь.
В начале зимы Кента вернулся в Корею - несмотря на неудачный опыт, его всё так же сильно тянуло сюда. В этот раз всё складывалось почти идеально: квартира, которую он снял, вышла дешевле предыдущей, на работу удалось устроиться в ту кофейню, куда его не взяли в прошлый раз и в которую он просто влюбился на собеседовании. Ещё и Тэхён позвал в свою команду на место травмированного участника - он, оказывается, ещё до знакомства отметил танцы Кенты, хотя тот никогда не учился профессионально. Всё говорило, что возвращение - правильный выбор.
Только с Ынги было сложно. Увидеть его и поговорить вживую оказалось не тем же самым, что переписываться в интернете. Первая же их встреча показала, что Кенту всё ещё не отпустило. Он не мог спокойно смотреть на Ынги, сидеть к нему слишком близко, находиться наедине. И, чтобы не испортить ничего своей глупой влюблённостью, не заставлять никого чувствовать вину, Кента решил минимизировать живое общение.
Иногда он жалеет, что видятся они теперь почти всегда в компании друзей. Так спокойнее. Хотя иногда ему хочется, чтобы Ынги завалился в кофейню и просидел до окончания смены, отвлекая его разговорами. Но Кента не зовёт. Когда-нибудь, когда его отпустит окончательно.
Кента набирает номер квартиры, и ему открывают без единого вопроса. Это можно было бы назвать безрассудством: впускать посреди ночи кого-то в подъезд, не проверяя. Если бы дело не касалось Ёнгука. У того не бывает гостей, особенно неожиданных. Поднявшись на нужный этаж, Кента тихо стучит в дверь. Звонок сломан, а чинить его Ёнгук не видит смысла, потому что к нему никто не ходит.
Кента не уверен, но у Ёнгука, кажется, вообще нет друзей. Зато есть кот. После всего их взаимодействия, которое Кента видел, ему кажется, что Толби для Ёнгука гораздо больше, чем просто домашнее животное. Хотя, тот и сам ужасно похож на кота.
Ёнгук открывает моментально, словно сидел под дверью и ждал. В квартире темно, только в комнате на стене мерцает гирлянда с бумажными фонариками. Кента делает пару шагов внутрь и останавливается, пытаясь проморгаться после яркого освещения на лестничной площадке. В это время Ёнгук, закрывавший дверь, обнимает его со спины.
- Ты чего?
- Это ты чего? - голос Ёнгука звучит приглушённо, потому что он трётся носом о затылок Кенты. - Когда у людей всё хорошо, они не напрашиваются в гости среди ночи.
- Это был спонтанный порыв.
- Нетрезвый, ты хотел сказать? От тебя пивом пахнет, - фыркает Ёнгук, шумно втягивая носом воздух.
Кента уже привык, что тот всегда всё нюхает и реагирует на запахи. Первый раз было неожиданно и немало удивило, а потом привык. Это даже мило и делает Ёнгука ещё больше похожим на кота.
Кента расцепляет его руки и разворачивается, обнимая в ответ. Он смотрит пару мгновений на сморщенный из-за неприятного запаха нос, на лежащие в беспорядке волосы и съехавшую с одного плеча майку - Ёнгук сейчас такой трогательный и домашний, что внутри просыпается неконтролируемая нежность. Кента сжимает его крепче в объятиях и утыкается носом в висок, глубоко вдыхая и стараясь распробовать чужой запах. Он чувствует лёгкое прикосновение к волосам, пальцы, зарывшиеся в них, - от этого по затылку и шее бегут мурашки.
Подвешенное состояние, появляющееся каждый раз в присутствии Ынги, начинает отпускать под действием тепла, которое дарит Ёнгук. Он как плед: мягкий, нежный, в него тоже хочется завернуться, а ещё он умеет ограждать от монстров, которые, правда, теперь не под кроватью, а в голове. Кента трётся носом о висок Ёнгука и целует его в скулу - хочется всеми способами высказать свою благодарность, выплеснуть эмоции, которые щекочут изнутри.
- Лучше? -тихо спрашивает Ёнгук, продолжая поглаживать затылок.
Кента мычит утвердительно и целует ещё - скулу, щёку, край челюсти, - прихватывая губами кожу. Ёнгук не мешает, только крепче держится за плечи. Но когда Кента целует уголок его рта, тот отворачивается и тянет за волосы, отодвигая от себя голову.
- Когда у людей не всё хорошо, их надо обнимать. А на это я не подписывался, - ворчит Ёнгук и снова морщит нос. - Почисти хотя бы зубы сначала.
- Это сложно. Я как-то не предполагал ночевать сегодня не дома, а просто так в кармане щётка не валяется, - извиняющимся голосом говорит Кента, выпуская того из рук и начиная раздеваться.
- У меня есть запасная, - говорит Ёнгук и уходит на кухню, включая там свет.
Разувшись и повесив на вешалку пальто, Кента идёт за ним следом. С подоконника ему навстречу спрыгивает Толби, до того мирно спавший и разбуженный внезапным светом и звуками. Он потягивается, выгибая спину и выпуская когти, щурится недобро на беспокойных людей и проскальзывает прямо под рукой, убегая в тёмную комнату и не давая Кенте себя погладить.
- Он сегодня не в настроении: днём к ветеринару ходили на осмотр и прививку сделать. Всё ещё обижается, - комментирует Ёнгук, зарывшийся в какой-то ящик и не видящий происходящего на кухне, но каким-то непостижимым образом чувствующий.
- И долго он так будет? - Кента подходит к столу и наливает себе воды.
- Завтра помиримся - дам ему взятку чем-нибудь вкусненьким, - улыбается Ёнгук, торжественно поднимая вверх руку с щёткой. - Нашёл!
- Чёрная?
- Мне нравятся такие. Они вкусно пахнут.
- Кто бы сомневался, - улыбается Кента и забирает щётку.
Но когда он разворачивается, чтобы уйти в ванную, Ёнгук ловит его за капюшон толстовки.
- Давай сразу полотенце дам и бельё - душ примешь.
- Ты серьёзно? Ты не приглашаешь никого к себе домой, а тут пустишь меня в свой душ? - Кента на полном серьёзе удивляется.
- Мы занимались с тобой сексом - если я не умер, то и душ переживёт твоё вторжение, - пожимает плечами Ёнгук.
декабрь 2016 - февраль 2017
Они познакомились почти сразу после возвращения Кенты из Японии. Когда он снова появился в студии, где занимался танцами до отъезда и где у Тэхёновой команды был свой зал, оказалось, что за время его отсутствия многое поменялось. Например, вместо девушки за стойкой ресепшена теперь сидел парень. Очень милый и очень хмурый. Не в том смысле, что он как-то сердито смотрел на людей или ходил с кислой миной, а вот просто ощущение от него оставалось такое, будто он постоянно грустный или не умеет радоваться.
Первые пару раз Ёнгук даже не разговаривал с Кентой, только здоровался, а на все вопросы указывал на сетку расписания, где находилась, в принципе, вся необходимая информация. Он так поступал со всеми, изредка расщедриваясь на разговор с тренерами по танцам. При этом у него был чудесный тембр голоса, и казалось кощунством, что он его не использовал.
Кента пару недель играл с ним в гляделки - хотел вывести из состояния равновесия, чтобы услышать хотя бы что-то кроме приветствия. Он приходил чуть раньше нужного времени, брал ключ от шкафчика и несколько минут стоял у ресепшена, сверля Ёнгука взглядом. Тот, видимо, чувствовал это, потому что поднимал глаза на Кенту почти сразу и пристально смотрел в ответ. И всё ещё ничего не говорил.
За две недели Кента успел изучить внешность Ёнгука до мелочей. У него был красивый продолговатый разрез глаз, аккуратный нос, немного заострённые уши. Ещё он часто облизывал губы самым кончиком языка, носил мягкие свитера пастельных оттенков и сидел на офисном стуле, подогнув одну ногу под себя, а вторую свесив так, чтобы не доставала до пола. Ёнгук очень напоминал кота: мягкого и тёплого, но очень себе на уме и недолюбливающего людей.
А потом Кента принёс ему кофе. Без всякой задней мысли. Просто сделал перед выходом с работы капучино, нарисовав на пенке кошачью мордочку, и принёс с собой.
- Держи. Мне кофе обычно поднимает настроение, надеюсь, тебе тоже, - Кента улыбнулся и поставил перед Ёнгуком стакан, снимая крышку. - Смотри, даже рисунок выжил. Это ты. Ты похож на котика, а котики не должны грустить.
Кента подмигнул ему, взял ключи от своего шкафчика и ушёл, не дожидаясь реакции или благодарности. Он сделал это без задней мысли, и котики вообще сложно поддаются приручению. Но этот кофе стал первым шагом к зарождающейся дружбе.
Поначалу перебрасываясь парой фраз исключительно по делу, постепенно они доросли до обсуждения сторонних тем и как-то незаметно сблизились. Настолько, что в свой собственный день рождения Кента, с утра бывший не в духе и не желавщий его отмечать, предложил Ёнгуку составить ему компанию, потому что хочется напиться, а одному это делать как-то совсем грустно. Что удивительно - тот согласился.
Ёнгук пил мало, и алкоголь не сделал его разговорчивее, но заставил улыбаться. Хотя улыбку эту сложно было назвать весёлой. Кента вдруг заметил то, что пропустил на трезвую голову: Ёнгук оказался таким же поломанным, как и он сам. Что-то произошло у парня в прошлом, что поставило его мир с ног на голову, а обратно так и не вернуло, теперь подтачивая изнутри.
Это был такой юмор Вселенной, да? Или естественный отбор: целое к целому, треснутое к треснутому? Кента невесело усмехнулся и поднял тост за разбитые сердца. Ёнгук только его выпил до дна.
Кто знает, что стало причиной: пьяные возлияния, усталость от одиночества, а может они оба тогда увидели друг в друге что-то родственное - но, прощаясь, они обменялись номерами телефонов и айди в катоке. На аватарке у Ёнгука стояла фотография чёрно-белого смешного котёнка. Первым, что написал ему Кента, было:
“Ты отлично вышел на этом снимке!”
В ответ он получил видео, в котором тот же самый котёнок, но уже заметно подросший, скакал по стенам за лазерной указкой.
“Это Толби. Я познакомлю вас как-нибудь”.
Ёнгук в сети оказался более разговорчивым, чем в жизни. Он писал о себе, о своём коте, кидал какие-то картинки и забавные видео, интересовался, ел ли Кента, а иногда совершенно внезапно задавал странные вопросы, вроде того, сколько у жирафа шейных позвонков или почему пингвины живут в таком суровом климате. Ему, правда, не всегда требовались ответы от собеседника, скорее, сам факт того, что его услышали.
Знакомство с Толби случилось быстрее, чем планировали они оба. Ёнгук не вышел на работу, и, когда забеспокоившийся Кента написал ему, оказалось, что тот валяется дома с температурой, наклеив последний охлаждающий пластырь на лоб ещё утром. Самому ему состояние не позволяло выйти за лекарствами, а принести их было некому. Кента охренел от последнего факта и побежал в аптеку быстрее, чем написал об этом Ёнгуку. Тот сначала вяло сопротивлялся, говоря, что не любит чужих людей дома, но в итоге сдался и назвал адрес.
Спустя неделю, даже Толби смирился с присутствием Кенты на его территории. А сам Кента привык спать, оплетённый чужими руками-ногами: в квартире была единственная комната, и только один диван для сна. Тот факт, что одно прекрасное утро, когда Ёнгук проснулся без температуры и соплей, они отметили внезапным сексом, кажется, вообще никого не удивил.
@темы: Strong Heart - 2018
-
-
13.09.2018 в 22:04-
-
13.09.2018 в 22:05-
-
13.09.2018 в 22:07-
-
13.09.2018 в 22:10-
-
13.09.2018 в 22:13-
-
27.01.2019 в 20:14Я вроде знаю шапочно вана ван и джейбиджей, но читать было гипер сложно. Столько имён, парочек, треугольников, четырехугольников. В какой-то момент я, как оказалось, перепутала героев)) К сожалению, оформление тоже не помогло - если там и были коллажи, их все спрятал от меня дайри. В общем, это было сложно, но даже путаница не помешала мне продолжить читать и потихоньку влюбиться в некоторые пары. Я однозначно ещё раз вернусь к тексту, когда запомню, кто есть кто, чтобы насладиться им уже по полной!
Спасибо огромное за эту большую историю, она заставила меня переживать, смеяться, кусать подушку и пищать от восторга <3
Оформление, что не сожрало дайри, приятно глазу, поэтому спасибо и оформителю <3 Но, если есть иллюстрации, может кинете в комментарии к тексту? Я бы с удовольствием посмотрела))
-
-
28.01.2019 в 19:20Какой-то развернутый ответ смогу дать, когда перечитаю комментарий и отпустит работа.
А коллажи завешиваю под морем, как раз на рабочем компе и лежат))
Первая половина героев
-
-
28.01.2019 в 19:35Вторая половина героев