[Saki]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[[Melinora]]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Map of the Problematique

[Лунный дождь]

Название: Map of the Problematique
Автор: Lolifox.
Бета: Jokie Chan, Майлз.
Коллажист: Лунный дождь
Фандом: DBSK
Пейринги: Юнхо/Джеджун
Категория: слэш
Жанр: АУ по мотивам Assassin's Creed, экшн.
Рейтинг: PG-13
Размер: миди, ~19500 слов
Саммари: Прошлому место в прошлом.
Джеджун раз за разом закрывает глаза и просыпается в странное время, когда мир был совсем другим, и его самого в нем не было. Он раз за разом закрывает глаза и видит места, которые не посещал, людей, которых не встречал. Его руки сами делают то, чего он никогда не делал — чего не умел и не желал уметь.
Джеджун раз за разом слизывает с губ соленую кровь и не знает, почему ему так знаком ее вкус.
Прошлому место в прошлом. Но для Джеджуна оно стало настоящим.
Примечания по тексту: Анимус – машина, которая считывает генетическую память человека и проецирует ее в 3D.
Ассасины и тамплиеры – две противоборствующие организации, из-за различия в идеологии вовлеченные в тайную войну друг против друга.
Эффект Просачивания – проявляется у человека, долго прибывающего в Анимусе. Побочный эффект может вызывать видения из прошлого наяву без использования Анимуса.
Яблоко Эдема – сильнейший артефакт, нужный как ассасинам, так и тамплиерам.

превью=кат

полный размер [1088х726, 160кБ]

Они стояли на крыше небоскреба.
Одна минута - Джеджун часто моргал из-за ветра, бьющего прямо в лицо; вторая - на него уже бежал какой-то мужчина в маске и с пистолетом в руке. Джеджун инстинктивно отшатнулся и чуть не оступился в опасной близости от края крыши, но Юнхо успел крепко схватить его за предплечье - и мужчина исчез. Джеджун крепко зажмурился и снова открыл глаза.
- Соберись, - сказал ему Юнхо и отпустил руку. - Сейчас не время.
Джеджун выдавил из себя кривую полуулыбку.
- Я в норме.
Он промолчал о том, что норма - понятие растяжимое, особенно если ты имеешь дело с эффектом просачивания.
Впрочем, Юнхо, кажется, не сильно ему поверил. Он покачал головой и собрался что-то сказать, но в этот момент у Джеджуна зазвонил телефон.
- Будем через две минуты, - раздался в трубке мужской голос, и Джеджун нажал на сброс.
- Это они? - спросил Юнхо.
- Они, - подтвердил Джеджун и убрал телефон в карман. - Сейчас будут.
Юнхо кивнул и сразу же подобрался. Джеджун подумал о том, насколько все-таки хорошо, что сейчас он не один.
Вдалеке слышался приближающийся шум лопастей вертолета.

Глава 1

- Пак Мувон. Ученый. Он знает, что Яблоко Эдема у нас в руках, - говорит магистр и нехорошо улыбается. - Ты должен его устранить.

Хиро наблюдает за ним вторую неделю.

Доктор Пак каждый день покидает свое место работы ровно в 19:30 и, перед тем как вернуться домой, обязательно заезжает в ресторан корейской кухни неподалеку. Видимо, тоска по дому все же имеет место быть. К тому же, сам ресторан, по мнению Хиро, очень даже неплох.

Может этот Пак и знает толк в хорошей еде, но инстинкт самосохранения у него практически отсутствует, если он думает, что, переехав в Японию, может позволить себе обходиться всего одним телохранителем.

У ассасинов всегда были длинные руки, Пак этого не учел.

Хиро ерзает на сидении автомобиля и переключает радиостанцию. Пак должен вот-вот появиться.
Когда тот, наконец, выходит и садится в машину, Хиро прекращает отстукивать пальцами по рулю мотив играющей песни и медленно двигается следом.
Пак не изменяет себе и в этот раз, и Хиро, убедившись, что он не поедет в другое место, срезает путь, чтобы оказаться у ресторана на пару минут раньше. Как раз, чтобы оценить ситуацию.

Он паркует машину на противоположной стороне улицы, в тени дерева, и, опустив стекло, оглядывается по сторонам. Из-за угла высовывается мальчик, подмигивает ему, и Хиро сдержанно кивает, пряча улыбку. Акира на месте, и он не подведет - Хиро уверен. С детьми он всегда находил общий язык.

Хиро наблюдает, как черный Сузуки выруливает с перекрестка и останавливается перед рестораном. Телохранитель - типичный вышибала - выходит из машины и открывает перед Паком дверь. Хиро смотрит на часы и хмыкает - потрясающая точность.

Пак уже почти заходит в ресторан, когда Акира выбегает из-за угла и хватает телохранителя за рукав.
- Дяденька, - надрывается он, чуть ли не размазывая слезы по щекам, и так натурально всхлипывает, что Хиро мысленно ему аплодирует, - дяденька помогите! Моя мама…
Телохранитель останавливается и молчит. Пак оборачивается назад, на его лице явно читается изумление:
- Мальчик, ты откуда? Что такое?
Акира дергает телохранителя за руку и всхлипывает еще раз.
- На нас с мамой напали янки! Мама осталась там, помогите ей!
Пак раздумывает пару секунд, потом кивает:
- Ладно, иди, помоги ребенку. Вряд ли это займет много времени.
Телохранитель сдержанно кланяется и позволяет Акире утащить себя помогать.

Хиро смотрит, как Пак в одиночку заходит в ресторан, и, выйдя из машины, направляется за Акирой. Он подходит как раз вовремя: телохранитель, как огромный танкер, наступает на пятящегося Акиру.
Хиро ухмыляется и неслышно подходит совсем близко:
- Тебя не учили, что нехорошо таким верзилам обижать маленьких?
Телохранитель мгновенно разворачивается всем корпусом, но не успевает сделать ничего. Хиро резко бьет его ребром ладони по шее, прямо в сонную артерию, и он просто валится на землю, моментально потеряв сознание.

- Упс, - говорит Хиро.
Акира переводит на него шокированный взгляд, подходит ближе и аккуратно пихает телохранителя носком ботинка в бок:
- Он умер?
- Нет, просто без сознания, - отвечает Хиро и отводит Акиру подальше. - Я не убиваю невиновных.
Акира смотрит на него с внезапным восхищением, и Хиро неуверенно улыбается. Потом, вспомнив, лезет в карман куртки за бумажником.
- Держи, - он достает деньги и отдает их Акире. - Надеюсь, твоей настоящей маме это хотя бы как-то поможет.
- Спасибо, - Акира расплывается в улыбке и прячет деньги в карман.
Хиро протягивает руку и треплет его по волосам.
- Мне пора, - говорит он. - Приятно было познакомиться.
Акира машет ему рукой и убегает домой.

*

Хиро заходит в ресторан, кивает в знак приветствия знакомому официанту и садится за уже облюбованный столик. Людей не так много: две парочки, сам Хиро и этот Пак.

Пак разглядывает меню. Хиро уверен, что он знает его наизусть, но, видимо, это что-то вроде традиции или ритуала. У него тоже есть пара таких.
Об отсутствии телохранителя Пак пока что не беспокоится - времени прошло слишком мало. Все идет как нельзя лучше.

- Мне как обычно, - говорит Хиро подошедшему официанту.
Официант уходит, и Хиро достает телефон, чтобы чем-то занять руки. Ему необязательно смотреть на Пака, чтобы знать, что тот делает. До момента, когда можно будет действовать, у него есть еще парочка лишних минут.

Пак откладывает меню, и официант тут же оказывается рядом. Он записывает заказ, что-то переспрашивает, делает пометки и, наконец, уходит. Пак смотрит на часы, хмурится, помедлив, встает из-за стола и направляется в сторону туалета.

Хиро убирает телефон. Ему приносят кофе, и он отпивает пару глотков, незаметно оглядывая зал. Парочки заняты исключительно собой, официанты скрылись на кухне - и это хорошо. Чем меньше внимания - тем лучше.
Хиро встает и уходит следом за Паком.
Когда он закрывает за собой дверь туалета, то краем уха слышит, как звякает дверной колокольчик.

Пак моет руки. Хиро незаметно проверяет спрятанный в рукаве шприц и, когда Пак отворачивается к сушилке, делает шаг к нему.
Сзади едва слышно хлопает дверь, и сделать второй шаг ему не дают.

Хиро скорее угадывает, чем чувствует, как слева что-то рассекает воздух, и едва успевает выставить блок, обернувшись.
Это оказывается какой-то парень. И у него нож.
Он кажется смутно знакомым, но у Хиро нет времени размышлять над этим прямо сейчас.

- Не трогай его, ассасин, - шипит парень и замахивается снова.
Хиро уворачивается, перехватывает его руку и заводит ее за спину. Пак оборачивается.

- Что происходит? - шокировано бормочет он, оглядывая открывшуюся ему картину. - Что вы делаете?

Черт, думает про себя Хиро, перехватывая вторую руку парня, которой тот тянется в карман. Черт-черт-черт.

- Эй, кто-нибудь! - кричит Пак и отступает к двери. - Охрана!
Хиро понимает, что, даже если и рискнет отпустить парня, незаметно убить Пака сейчас у него больше нет шансов. Он уже слышит, как кто-то бежит сюда.

Пак вылетает из туалета, и парень, воспользовавшись замешательством Хиро, вырывается из захвата. Он пару секунд смотрит на Хиро, потом, словно решившись, резко бросается к выходу, сбив по пути одного охранника и увернувшись от второго.
Хиро решает ему не мешать.


- Он напал на меня с ножом, - говорит позже Хиро охране и старается выглядеть как можно более испуганным. - Я еле смог защититься. Извините, что доставил неприятности.

Он отказывается от того, чтобы ему обработали порез на руке, который он все же получил, и благодарит за заботу. Пак, отсиживающийся в самом дальнем углу, прожигает в нем дыру взглядом, и этот взгляд нельзя назвать сильно дружелюбным.
Хиро смотрит на часы: по его расчетам, телохранитель Пака должен вот-вот очнуться, а это значит, что лучше скрыться.

Уже сидя в машине, он со злостью стискивает руль, вспоминая того парня.
Этот фактор он не учел. Тамплиеры, черт бы их побрал.

Джеджун очнулся, не вполне соображая, что происходит. Вроде бы только что он ехал по улицам Токио, а сейчас уже лежал в анимусе и пытался прийти в себя.
Он медленно сел и вопросительно уставился на координатора.
- На сегодня хватит, - сказал тот, не поднимая головы от планшета, в котором делал какие-то пометки.
Джеджуну очень хотелось посмотреть, но вместо этого он сказал то, что вертелось на языке, стоило его увидеть:
- Тот парень с ножом, Юно, - он чуть склонил голову на бок, заметив, как замер координатор. - Вы с ним так похожи, Юнхо-ши. Забавное совпадение.
Юнхо поджал губы и, наконец, посмотрел на Джеджуна.
- Рад, что это кажется тебе забавным, - он отложил планшет. - И польщен, что это сходство волнует тебя больше своего.
Джеджун резко встал и сжал кулаки.
- Идите к черту, - бросил он и направился в отведенную ему комнату, - все вы.
- Отдыхай, - донеслось ему вслед.

Джеджун очень пожалел, что не может хлопнуть раздвижными дверьми. Пусть по-детски, зато от души.

*

Джеджун завалился на кровать и спрятал лицо в сгибе локтя.
С тех пор, как парни из Абстерго забрали его после окончания смены в супермаркете, прошло два дня, и это было далеко не самое приятное время в его жизни. Когда он хотел каких-то суперважных заданий (мечтать об этом не стыдно, когда тебе двадцать один и ты - Ким Джеджун), то думал явно не об этом.

Честно говоря, когда Магистр вызвал его к себе и приказал не сопротивляться, когда за ним придут тамплиеры – Джеджун был более чем удивлен. Он даже успел подумать, что плохо служил, и теперь его таким образом сдают в утиль, пока не одернул сам себя. Идея явно попахивала бредом.


- Не волнуйся слишком сильно, там будет кому тебя подстраховать, - сказал тогда Магистр.
Как будто это решало все проблемы.

Джеджун глухо застонал, перевернулся на живот и в бессильной злости ударил кулаком по кровати. Лучше бы Магистр назвал имя, а не оставлял его мучиться догадками.

Сдалась им эта база, в сердцах подумал он. Потеряли и потеряли.

Ладно, возможно, он был необъективен прямо сейчас. Хотя сильной важности старой базы, разрушенной во время обострения конфликта с тамплиерами почти что сто пятьдесят лет назад, все равно не понимал до конца.

Джеджун зевнул в подушку.
Анимус действительно успел его вымотать. Погружаться в воспоминания и становиться своим же предком было странно. Ничего похожего он никогда еще не испытывал. К тому же похожесть координатора и тамплиера из прошлого настораживала.
Случайностей не бывает – пришла в голову сонная мысль, и Джеджун зевнул еще раз.

Уже проваливаясь в сон, он подумал, что, возможно, Юнхо знает об этом что-то. И что надо вести себя с ним сдержаннее. Попытаться завоевать симпатию, и, может быть, тогда Юнхо откроется достаточно для того, чтобы выяснить что-нибудь по этому поводу.

@темы: Strong Heart - 2013, band: dong bang snin ki

---

[maresca]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Kwon]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Micky Mouse]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Tinker Bell, go!]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[miyabi the magician]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Режим ожидания [бонусный текст]

[All K-Pop Fanworks]

Название: Режим ожидания (Stand-by)
Фандом: EXO
Автор:  i_am_liar
Оформление:  neks
Пейринг: Чанёль/Бэкхён
Категория: слэш
Жанр: AU, романс
Рейтинг: PG-13
Размер: ~17000
Саммари: Чанёль и подумать не мог, что будет благодарить Криса и команду, за то что они забыли его в крошечном домике на берегу Средиземного моря.

Несколько незнакомых слов для понимания

• Малага - город на юге Испании.
• Салоу - город имуниципалитет в Испании, входит в провинцию Таррагона в составе автономного сообщества Каталония.
• Порт Авентура - парк развлечений и курорт в Европе, расположен в г. Салоу (Испания) на Золотом берегу, примерно в часе езды на юг от Барселоны.
• Эль Раваль - некогда трущобный район Барселоны находится на территории Старого города (Ciutat Vella).
• Музей современного искусства Барселоны (MACBA) – одно из самых знаменитых мест скейтбординга в Испании и Европе. Там могут тусоваться и кататься сразу несколько именитых команд почти в полном составе.
• Рокфеллеровский центр (елка у Рокфеллеровского центра) - огромный комплекс зданий в Мидатауне Манхеттена. На Рождество здесь появляется каток и устанавливают большую ель, украшенную огромным количеством светящихся лампочек. Каждый год администрация Рокфеллеровского центра подбирает для этих целей идеальное дерево, обычно его доставляют из Канады. Ель, украшающая Рокфеллер-центр, является одним из символов рождественских праздников в Нью-Йорке. Десятки тысяч людей заполняют тротуары, а сотни миллионов смотрят в прямом эфире торжественную церемонию зажигания огней на елке.
• ¡Buenas tardes! – Добрый день!
• ¡Hola! – Здравствуйте! Привет!
• Me das asco – меня от тебя тошнит
• ¡Vete a la polla! - иди на х#й!
• Sol (Соль) – солнце (в тексте так зовут собаку)

Скейтбординг
• Рампа (2) (мини-рампа) - сооружение, используемое в скейтбординге и ряде других видов экстремального спорта.
• X-Games - Всемирные экстремальные игры.
• Скейтборд-рыба – самые первые скейтборды, они отличаются формой от тех, на которых катаются сейчас.
• Рейл (Перила) - круглая металлическая труба на подставках в скейтпарках. В городских условиях это просто перила рядом с лестницами.
• Гуфи (Goofy) - скейтеры, которые катаются на скейте правой ногой вперёд.
• Регуляр (Regular) - скейтеры, которые катаются на скейте левой ногой вперёд.
• Траки – подвески на которых крепятся колеса у скейтборда.
• Шкурка – крепится на скейтборд, чтобы нога крепче держалась на доске. По сути дела наждачная бумага. Фирмы изготавливающие скейтборды, изготавливают и их.
• Бланковая бейсболка – бейсболка без каких-либо опознавательных знаков, принадлежности бренда, нашивок и рисунков.

• Myspace (майспейс) – международная социальная сеть. Идеология MySpace нацелена на объединение совершенно незнакомых людей по их интересам и создание для них наиболее комфортных условий общения в виртуальной среде. Чаще всего используется неизвестными музыкантами для своей популяризации.

Это была странная вечеринка, Чанёль видел такое первые, слишком много народу, слишком много азиатов в совершенно другой части света, слишком много полуголых тел мужских и женских, которые двигались в едином ритме, слишком много света здесь и слишком много темноты вокруг. Вся вечеринка шумела на побережье неподалеку от центра Малаги. На территории площадки стояла сцена, хорошо освещенная, чтобы всех выступающих было не только хорошо слышно, но и видно. А на другом конце располагалась огромная рампа, большую Чанёль видел только в ЛА - в Европе никогда, но и эта впечатляла своими размерами, ведь на ней спокойно умещались трое, не мешая друг другу. А между сценой и сооружением для скейтбордистов располагался забитый под завязку танцпол.
- Эй, Чанёль! Наш выход, - дернул за рукав Чанёля его друг Крис. – Где Кай, черт подери!? Лэй, хватай его и тащи сюда. И оторви уже Тао от бара, без диджея мы не справимся.
Это был самый волнительный момент за последний год: они начинали с маленьких площадок и клубов в Штатах, потом все чаще их приглашали куда-то, а в эту ночь они выступают с очень именитыми исполнителями и диджеями в Испании и им даже неплохо заплатят за это.
Они, как любые хип-хоперы, любили хорошее и качественное исполнение, вне зависимости было ли это речитативным куплетом или красиво исполненным припевом, но вокалиста хорошего у них не было, нужно было придумывать что-то свое, поэтому в дуэте Криса и Чанёля сначала появился диджей – Тао, который смог разукрасить их скучноватые треки и добавить драйва отличным басом. Но и этого было недостаточно, поэтому в итоге появились красавчики-оторвы Лэй и Кай (естественно это были их не настоящие имена, но все они с рождения жили в Штатах и уже могли позабыть, что их зовут Исин и Чонин, но Чанёль любил звать их именно так). Они были такими разными и, благодаря этому, практически вся аудитория была в их власти. Танцоры показывали нетрудные движения и заставляли толпу повторять за собой, ощущать общность, думать как единый организм. Именно это стало началом.
Теперь же они стоят на сцене, раскачивая руками в такт битам, Крис начинает читать свой куплет, Кай с Лэем заводят людей на танцполе, а Чанёль улыбается своей дикой улыбкой и подмигивает всем девушкам, с которыми встречается взглядом. Спустя пару заводных треков, он поднимает ладонь ко лбу, делая ее козырьком, пытаясь незаметно стереть из-под кудрявой челки пот, который уже стекает по вискам и в этот момент случайно цепляется взглядом за то, что происходит на другом конце их вечеринки.
Хрупкий мальчишка стоял на краю рампы, поправляя наколенники, защиту на локтях и хлопнул себя по шлему на голове. Чанёлю захотелось крикнуть в толпу: «Там ребенок! Уберите его с краю, он же поранится!». Но в бок толкнул Крис, и парень вспомнил, что сейчас его куплет, который нужно читать с обработанным голосом. Чанёль рассеянно запутался в микрофонах, но быстро взял себя в руки, доказывая свой профессионализм. Несмотря на это, рэпер продолжил неотрывно следить за мальчишкой со скейтом, который уже приставил его к краю. Он встал на доску, балансируя на тот нос, который держался за рампу, а затем, чуть наклонившись вперед, скатился, постепенно разгоняя скейтборд. Слегка щелкнув носом доски, мальчик схватился ладонью за другой край, сделал поворот на триста шестьдесят градусов и спокойно приземлился, продолжая разгонять скейт.
- Вау! – выкрикнул Чанёль непроизвольно, взволнованный таким зрелищем, и внезапно вновь ощутил тычок и шипение в ухо:
- Прекрати свою дибильную самодеятельность. Огребешь по самое «не балуй», - Крис негодовал, но парень продолжил наблюдать за мальчишкой на скейте.
К счастью, это была последняя песня, и они закончили свое выступление на сегодня. Чанёль поспешил раствориться в толпе, сунув свои микрофоны в руки Лэю. Хотелось поскорее подойти поближе к рампе, и посмотреть выступление маленького скейтбордиста. По пути рэперу улыбались девушки, начинали что-то говорить, но он продолжал напористо двигаться к цели. Вот только пока Чанёль дошел, по всей видимости, мальчишка уже завершал свое выступлении. Очевидно, он несколько устал, потому что на очередном трюке нога дрогнула. Скейтер спрыгнул с трехметровой высоты и по скошенным стенкам рампы проскользил на коленях. А затем легко вскочил на ноги и, подобрав скейт, ярко улыбнулся зрителям, которые гудели, улюлюкали и хлопали ему.
- Это был …, - толпа загудела, и рэпер не смог расслышать имя, - совсем еще молодой скейтбордист, но он уже успел сделать себе имя в США и Европе, поэтому для нас большая честь принять его здесь, в Малаге! – гремел ведущий по эту сторону. В это время к скейтеру подошли другие ребята с досками, и они что-то разыгрывали на камень-ножницы-бумага.
Дальше было еще одно соревнование, хотя Чанёль подумал, что это просто игра. Парни повторяли друг за другом трюк, кто не повторяет – вылетает. Кто выиграл, рэпер так и не узнал, потому что его нашел Крис и утащил за собой. Но издалека он слышал возбужденные вскрикивания толпы, переживая, что тот мальчик упадет с высоты рампы.
- Радуйся, придурок, несмотря на твой полнейший кретинизм и рассеянность, нас позвали на афтепати сегодня, так что через час собираемся у бара. Там будет ждать мини-вэн, раскрашенный под зебру. А сейчас, я бы на твоем месте проследил за Тао, который стремительно надирается в баре. И поглядывай за Лэем и Каем, они, конечно, пляшут и никуда не денутся, но на всякий случай.
- А ты? – спросил Чанёль удивленно, ведь старший оставлял всю группу на него.
- А мне, кажется, надо в туалет, - схватившись за живот, Крис куда-то убежал.
Весь следующий час Чанёль следил за шалившими детками, то и дело, вытаскивая их из какой-нибудь дряни. К счастью, все были целы и невредимы к назначенному времени. Несколько вымотанный рэпер, дотащил всю компашку к мини-вэну, где их ждал довольный Крис:
- Панки! Давайте-давайте, запрыгивайте! – и раскрыл дверь перед ними. Чанёль обомлел: внутри уже сидели пара скейтеров и тот самый мальчишка, который сосредоточенно рассматривал разбитый локоть, из которого шла кровь.
- Что, защита не спасла? – спросил Чанёль, усаживаясь напротив парня и подсвечивая телефоном рану, чтобы тому было проще разглядеть.
- Да это мелочи. Бывало и не такое, а вы тоже едете на вечеринку? Я – Бён Бэкхён, приятно познакомится, - протянул руку скейтер, Чанёль хотел пожать ему ладонь, но его толкнул в бок Тао:
- Двигайся, что расселся, жопень! Прям посредине, один что ли? У меня еще пультище с собой, мог меня и вперед пропустить, а теперь я тут, лезь сам.
- Хуан Цзытао! – рявкнул Крис, а дальше последовала тирада на китайском, которая звучала очень уж устрашающе. Бэкхён заинтересовано разглядывал одногруппников Чанёля, постоянно поправляя выбившиеся из-под кепки длинные лохматые прядки волос – оказывается, под шлемом прятались довольно длинные волосы, которые доходили аж до плеч и теперь не прятались под защитой.
- Каким ветром корейца занесло сюда? – с любопытством спросил Чанёль, пытаясь игнорировать хитрый взгляд Тао.
- Могу спросить о том же тебя, с тобой еще и компания из китайцев? - спросил Бэкхён, нашаривая лейкопластырь в чехле со скейтом.
- О, это долгая история.
Все дальнейшие события происходили так быстро, что Чанёль сам не понял, как так незаметно пролетело время.
Погрузившись в машину, они ехали минут пятнадцать вдоль побережья, а потом петляли-петляли в кромешной тьме. В итоге, наконец, прибыли к какому-то коттеджу, который в темноте ночи светился как рождественская елка. Все окна были распахнуты, и из дома на всю округу раздавалась музыка, если бы поблизости кто-то жил, то у них наверняка бы звенели стекла от баса, но, к счастью, этот дом стоял в отдалении. Удивительно, что рядом с домом тоже стояла маленькая, вроде как, домашняя рампа. Не успев оглядеться, группу вновь зарядили выступить. Поэтому, как только Тао подсоединил свой пульт, с которым он не расставался никогда, и из машины ему притащили забытые диски с минусами, вечеринка продолжилась уже под звуки их музыки. Дальше были дикие танцы и много-много алкоголя, последнее, что запомнил Чанёль, четкие звуки щелчка скейтборда, который всегда был слышен где-то рядом. Сам же рэпер, кажется, всю ночь обнимался с какой-то коротко-стриженной девушкой, и отбирал стопки из рук маленького скейтбордиста, приговаривая, что детям пить нельзя. А вот, что было дальше, парень не помнил.

***

Чанёль проснулся с полным ртом песка, а еще песок был в штанах, в волосах, под футболкой. Да и сам он лежал на песке. Еле разлепив глаза, рэпер понял, что находится на пляже, хотя смутно припоминал, что его вчера вроде как привезли в какой-то коттедж на афтепати. Резко сев, парень схватился за голову – она кружилась, и в ушах гудело, хотя вокруг было одуряющее тихо, только шелест волн…
- Черт!? Море? Что? – Чанёль оглянулся и увидел действительно море. - Но я же был где-то не.. ну в Малаге, но в доме же, - покрутив головой, он заметил и тот коттедж, в котором он вчера находился, и, кряхтя встав, направился туда. Подойдя поближе, он заметил кучу спящего то тут, то там народа, и яркий свет где-то сбоку. Направившись туда, он увидел ту самую мини-рампу, ярко-освещенную прожекторами, это выглядело так необычно в сочетании с предрассветным чуть зеленоватым небом. Посреди всего этого сидел Бён Бэкхён на крутящемся барном стуле, а вокруг него расхаживал Лэй. Они о чем-то негромко переговаривались, и одногруппник как-то подозрительно фамильярно вел себя с этим подростком: близко наклонялся к нему, трогал волосы, а затем Чанёль увидел в его руках ножницы, которые блеснули в лучах прожекторов и в следующую секунду клацнули, а легкая прядь темных волос упала на покрытие рампы.
- Вот дрянь! Исин! Мать твою! – крикнул Чанёль, но тут же схватился за голову и осел – крикнул он зря. Собравшись с силами, он дошел до мини-рампы и, приобняв Лэя поперек шеи, оттащил его за собой на одну из сторон и сел. – Ты совсем долбанулся, панк? Нет, я принимал тот факт, что ты светлая радужная няшка, которая двигает телом как заправский стриптизер. Но, чувак, зачем вредить маленьким детям? А вдруг глаз выколешь ножницами?
Лэй улыбнулся, показывая симпатичную ямочку, и, вывернувшись, куда-то отошел. Бэкхён продолжал крутиться на стуле и чему-то улыбаться. Чанёль не выдержал:
- Что, мелкота, нажрался-таки? – скейтер ничего не успел ответить, как вновь появился Исин и вручил Чанёлю бутылку с водой. - Боже, ты самый прекрасный единорог на свете! – Чанёль принялся крупными глотками пить, не заметив, что одногруппник вновь направился к скейтбордисту с ножницами в руке. Еще раз осмотрев Бэкхёна, Лэй вновь клацнул ножницами, и очередная прядка упала на пол. Когда Чанёль оторвался от бутылки, танцор успел отстричь всю длину волос и теперь принялся дальше укорачивать, в этот момент он услышал то, что говорит Исин:
- Алкашня хренова, кто бы знал, что я раньше в парикмахерской подрабатывал. Сказал, что подстригу, значит подстригу. Талант не пропьешь, - на этом в голове Чанёля вновь помутнело, и он предпочел поудобнее устроиться на жесткой рампе и задремать.
Проснулся он от того, что какой-то парень только что перепрыгнул через него на своем скейте, и даже умудрился не убить:
- Матерь божья! Ты что творишь!? Убить меня захотел? – бубнил Чанёль, лохматя свои кудрявые волосы.
- Расслабься, пошли, я тебя спать уложу, - оказывается, это был Бён Бэкхён, которого Лэй уже успел подстричь, и тот выглядел как-то слишком непривычно. Чанёль кивнул и попробовал слезть, но тут же наступил на, так некстати подвернувшийся, скейт и упал. – Да уж, пошли. Хрен там был.
Удивительно маленький и хрупкий мальчик Бён Бэкхён, оказался очень жилистым и сильным. Настолько, что смог себе на спину взгромоздить тушу Чанёля и даже куда-то ее уволочь. А дальше была еще одна бутылка воды и что-то очень мягкое.

***

Третье пробуждение Чанёля было самым приятным: голова уже не болела, хотя во рту оставался неприятный привкус, зато с приоткрытого балкона дул теплый морской ветерок. Пару минут спустя, Чанёль встал и спустился вниз. На его удивление, дом был абсолютно пуст, но загажен настолько, будто здесь прошло сразу три вечеринки, а не одна. Везде валялись пластиковые стаканчики, разбитые стеклянные бокалы и бутылки, остатки какой-то еды. Из живых людей - никого. В этот момент он услышал тихое шуршание метлы где-то снаружи, туда-то и поспешил рэпер. На улице парень увидел Бэкхёна, который подметал мини-рампу, убирая с нее какую-то грязь, песок и отстриженные волосы, которые еще не сдуло утренним бризом:
- Ты постригся! Кто тебя вчера споил? – рявкнул басом Чанёль так громко, что скейтер вздрогнул и выронил швабру из рук.
- Во-первых, меня никто не спаивал. Во-вторых, да, я постригся, причем по собственной воле. И, в-третьих, даже если бы я напился, это было бы абсолютно законно, я девяносто второго года.
- А? – Чанёлю показалось, что он ослышался. Как этот маленький худенький мальчик может быть… его ровесником? Бэкхён тяжело вздохнул:
- Мне все повторять? Или ты что-то конкретное хочешь уточнить?
- Девяносто второго? Может, две тысячи второго? – переспросил рэпер.
- Ага, и мне сейчас десять лет.
- Ну, вообще, это похоже на правду, - удивленно сказал Чанёль.
- Ну да, ну да, и заботливая мама отпустила дохера талантливого скейтера одного бухать с кучкой непонятных людей. Соображай.
- Черт. Нифига. А где все? – спросил рэпер, усаживаясь на траву рядом с рампой, позволяя Бэкхёну продолжить уборку.
- Уехали. Кто-то по своим делам, кто-то домой и так далее. А твои в Порт Авентуру и Салоу.
- Как это? Черт! – Чанёль принялся шариться по карманам в поисках телефона, но так его и не нашел. - Дай позвонить!
- Там, в доме где-то на кухне валяется, - рэпер быстро нашел сотовый и по памяти набрал номер Криса. – Эй, чувак! Вы чего меня бросили здесь?
- Ты был зеленый и еле живой, а мы уехали всего-то на недельку. Расслабься, Бэкхён сказал, что в этом доме можно пожить. Вот и потусуетесь вдвоем. Что тебе еще надо? Море, пляж, все окей. – ответил самый старший в их команде, а где-то на фоне шумно разговаривали ребята.
- Знаешь, Крис, что-то тут фигней попахивает, в курсе не? Вспомни, как мы в Бруклине Чонина оставили спящим! Или как забыли о том, что у нас Тао в аэропорту потерялся и мы чуть без него не улетели! Вы просто забыли меня, сволочи!
- Радуйся что не в аэропорту, развлекайся, - рявкнул Крис и отключился.
- Ну и что дальше делать? – сам себя спросил Чанёль, передергивая плечами. На улице становилось все жарче, и футболка уже слегка прилипала к коже. Тут в окне появилась голова Бэкхёна, и он, зацепившись руками за подоконник, подтянулся и завис:
- Например, можно дом прибрать. Не жить же нам в таком сраче? – Чанёль все еще не верил, что этот парень его ровесник. С короткой стрижкой скейтер выглядел еще моложе, да и бейсболка, перевернутая козырьком назад, не придавала его виду серьезности.
- Ну, можно, только жарко. Я в проклятых джинсах. И я чувствую, что воняю прошедшей вечеринкой. Противно.
- Тогда пойдем, искупнемся, а потом можно попробовать вычистить всю эту дрянь.
- У меня плавок нет.
- У меня тоже, пойду пошарюсь по дому. Вдруг что-нибудь да есть, - скейтер пропал из окна и через пару секунд пролетел через комнату к лестнице на второй этаж, где были спальни. Чем-то там гремел, скрипел, затих и через несколько минут спустился вниз уже в других шортах, а подмышкой держал еще одни. – Твое счастье, держи. – Бэкхён кинул рэперу плавки, которые оказались совсем новыми, даже с биркой.
- Плавки? Себе-то шорты быстро прикарманил. Наглость - второе счастье, - ворчал Чанёль.
- Не бурчи. Кто успел, тот и съел. Можешь голым купаться, - и, шаркая не зашнурованными кедами, вышел из дома, направляясь к морю, до которого было рукой подать.
- И как я его вчера не заметил, когда оно прям вот тут? – бубнил Чанёль, шагая по деревянной дорожке за Бэкхёном. На середине пляжа он остановился и решил снять кеды, оставляя их прям там, все равно рядом больше никого не было. По этой же причине, он, не стесняясь, снял джинсы вместе с трусами и быстро, пока Бэкхён не обернулся, оторвал бирку и надел плавки, а дальше уже в футболке шел ближе к морю. Скейтер перед ним остановился и снял футболку, Чанёль не сдержал смешка. – Профессиональный загар?
У Бэкхёна были загорелые руки по середину плеча, и шея с лицом, а все тело, как очертание футболки, белые. Видимо, этот парень не раздевается, когда катается.
- Кхххх, - рэпер хотел было вновь пошутить, но Бэкхён повернулся к нему спиной, и Чанёль увидел огромную ссадину от плеча до лопатки. – Может, не… - Начал было рэпер, но скейтбордист перебил его:
- Наперегонки, - и с улюлюканьем побежал вперед.
Это было потрясающее ощущение: только ступни касались раскаленного песка, а солнце нагревало плечи, но вот уже Чанёль выныривает из прохладной воды, чтобы глотнуть воздуха.
Рядом с ним появился Бэкхён, который тут же лег на спину, качаясь на волнах. Он широко улыбался, прикрыв глаза, хотя его губы немного подрагивали.
- Тебе больно, наверное? – спросил Чанёль, представляя, как пощипывает ссадину от соленой воды.
- Ничего, это мелочи. И не такое бывало, - вновь теми же фразами ответил Бэкхён.
- У тебя это заученный автоответ? – спросил рэпер, но парень его проигнорировал и тут же поплыл к берегу.
Весь оставшийся день Бэкхён почти не разговаривал с Чанёлем, лишь изредка тыкая пальцем, где тому еще нужно прибрать, вымыть, вычистить, пропылесосить. После одной вечеринки дом оказался загажен настолько, что рэпер находил бычки сигарет в самых неожиданных местах, типа морозилки или дисковода в ноутбуке. Изредка, парень слышал, как ворчит скейтер на смеси английского с корейским:
- Да чтоб я еще раз согласился на это? Да ни в жизнь. Лучше бы с Кенни остался, спокойнее жить было бы. Барса… - но, поймав на себе взгляд Чанёля, парень тут же замолкал и продолжал драить.
К счастью, в доме стены были обшиты обычными досками, выкрашенными белой краской, которые легко оттирались, светло-бежевые чехлы так же просто снимались с диванов, уже были выстираны и висели возле дома на веревке. Кухня превратилась в уютное местечко с большими окнами и небольшой террасой, которая выходила к морю. Гостиная тоже была очень светлой и приятной. Всего этого было незаметно в ночном пьяном угаре.
- Кто ж додумался пусть орду бухих людей в такой аккуратный домик? – спросил Чанёль, устало падая на диван. На часах было давно за два часа ночи, а парни только закончили уборку.
- Ты есть хочешь? – спросил Бэкхён, аккуратно вешая полотенца для рук и посуды на ручку духовки.
- Безумно. Будто тысячу лет ничего не ел. А там что, осталось что ли что-то? – удивился рэпер.
- Ага, правда, немного. Завтра придется до магазина выбираться, - кивнул парень. Чанёль хотел помочь приготовить ему и, кряхтя, встал с дивана. – Ой, сиди уж, завтра ты будешь готовить.
Рэпер не заметил, как уснул, уронив голову на несколько жестковатые диванные подушки. Сквозь сон он слышал звон посуды, ощущал вкусные запахи еды, звонкий голос, который его звал, ощутил мягкое прикосновение к волосам, а дальше темнота. От этой резкости парень подскочил на диване – его окружала кромешная тьма: видимо, Бэкхён закончил готовить, поел и, решив не будить своего временного соседа, отправился спать.
Чанёль на ощупь добрался до кухни и включил свет у вытяжки. На столе лежала половина пиццы и полмиски салата. Улыбнувшись, рэпер подумал: «Такой колючий снаружи и добрый внутри». С этими мыслями он съел оставшуюся еду, даже, по доброте душевной, вымыл за собой посуду и отправился спать.

***

Следующий день обрушился на Чанёля так неожиданно, что после того как звуки реального мира стали проникать в уши, он отчаянно боролся за сон. Но море шумело, чайки кричали за окном, а на первом этаже коттеджа гудела какая-то музыка, которая не давала спать.
Рэпер заглянул в соседнюю спальню, но увидел там лишь раскуроченную кровать, а в остальном какую-то несколько странно-пустую комнату.
- А, это же гостевой дом. Какой же еще может быть комната, - хлопнул себя по лбу парень. Спустившись вниз, он заметил, что его сосед уже надел чехлы на диваны и даже заботливо развернул колонки стереосистемы, что орала сейчас на весь дом, к раскрытым окнам. Оглянувшись в поисках часов, Чанёль наткнулся на микроволновку: десять утра. Недовольно поджав губы, парень увидел свои кеды у входа, и, засунув ноги в обувь, сминая задники, сердито пошлепал на улицу в одних трусах. Побродив вокруг дома, он нашел Бэкхёна, катающимся в мини-рампе.
- Йа! – сердито крикнул Чанёль, перекрикивая музыку. Но Бэкхён даже не дрогнул, и лишь когда рэпер, уперев руки в боки, поднялся на одну из сторон фигуры, скейтер краем глаза заметил полуголого парня, оступился, спиной проехался по фанере и поморщился от боли. Чанёль испугался – у этого мальчишки (Чанёль отказывался принимать тот факт, что они ровесники) и так была ссадина на спине, а теперь кажется еще.
- Доскажешь потом, найди аптечку, - сказал Бэкхён, не глядя в сторону раздетого Чанёля, и, держась за еще и вновь разодранный локоть, отправился в дом. - Оденься.
Рэпер надел свою длинную футболку и не стал озадачиваться шортами. Покопавшись в шкафчиках в ванной, он нашел аптечку и спустил ее скейтеру, сидящему на кухне. Майка на Бэкхёне уже пропиталась кровью от вновь вскрывшейся ссадины на спине.
- Оставь аптечку. Чего ты хотел? – не повышая голоса, сказал скейтер. Только сейчас Чанёль заметил, что музыка больше не орет, а у Бэкхёна какой-то слишком уставший вид. Взяв аптечку, скейтер раскрыл ее и достал большой охлаждающий пластырь. Поморщившись, он стянул с себя майку и сначала отнес ее в ванную. Судя по звукам, сразу же загрузил ее в стирку. И только после этого вернулся в комнату, возле большого зеркала сам приклеил себе пластырь, изворачиваясь и морщась, но так и не попросив помощи Чанёля. – Ну, так?
- А, э… Что хотел-то? А точно, мог и попросить, я бы помог. Слушай, давай договоримся, раньше полудня музон не врубать. Я так люблю спать.
- Ты бы все равно проснулся, твои окна выходят прямо на рампу. Я люблю с утра кататься. И мне нужно много кататься. Вообще, нам надо в магазин, жрать нечего. Ты идешь?
- А далеко идти? – спросил Чанёль, - Черт! У меня же весь шмот в стирке. Но я хочу.
- Идти недалеко, ехать еще ближе. Умеешь на скейте ездить? – спросил Бэкхён, снова заходя в каморку, где находилась стиральная машинка, и вынося от туда пару тонких джинсовых шорт и белую майку, приятно пахнущие порошком.
- Когда-то пробовал, но не уверен, что помню каково это, - сомневаясь, пробубнил Чанёль, лохматя свои кудрявые волосы, которые от влажности вились еще сильнее.
- Ща, жди здесь, - Бэкхён поднялся наверх и долго копался там, так что Чанёль успел выйти через кухню на террасу и улечься там на шезлонг. – Так, на, держи. – Скейтер грохнул чем-то прям под ухом у Чанёля. Оказывается, тот притащил для него абсолютно новую бланковую бейсболку. - Ты со своими кудрями упаришься на ветру. – Затем Чанёль удивленно обнаружил светлые скейтерские кеды и вновь удивленно посмотрел на соседа. – Что ты все пыришься на меня? Ты видел свои кроссовки, в таких в жару на доске умрешь! – Сам Бэкхён был в светлой майке и джинсовых голубых шортах с рюкзаком за спиной, но вот кеды были уже такими дряхлыми и много раз заклеенными, что казалось, вот-вот развалятся.
- Слушай, на свои кеды посмотри. Мои хоть целые. – Тут Чанёль заметил, что Бэкхён для него и доску приготовил, абсолютно новую. – У тебя там магазин что ли?
- Поехали, давай. А то, если ты кататься не умеешь, мы и за час туда не доберемся, - сказал скейтер, поправляя лямки рюкзака. Чанёль заметил, что этот парень слишком часто уходит от ответа.
- Туда так далеко? – ужаснулся Чанёль, переодевая обувь.
- Нет, минут семь, но если ты очень лох, то нам и часа не хватит. А у меня еще дело есть.
Как оказалось, все не так уж и плохо, и Чанёль, который сначала боязно опирался ногой на доску, через пару минут и несколько сотен метров вспомнил все и расслабился. Асфальт был горячий и ровный, поэтому можно было спокойно разогнаться, отталкиваясь ногой, и потом, приятно шурша подшипниками в колесах, ехать. Правда, по дороге он пару раз наезжал на камушки, но умел вовремя удержать равновесие. Благодаря Бэкхёну, Чанёль чувствовал себя невероятно комфортно, потому что скейтерские кеды лучше держались на доске и цеплялись за асфальт. А благодаря кепке, волосы, действительно не лезли в глаза. Через пять минут пути появились дома, но парни продолжали не торопясь двигаться в сторону центра.
Остановившись у ближайшего супермаркета, Бэкхён пристегнул свою доску к рюкзаку, а Чанёль просто взял скейтборд в руки.
- Так, нам нужно это и это, и еще вот это, - скейтер спокойно набирал корзину, а рэпер лишь плелся сзади, как маленький, канюча о том, что ему хочется вон ту вкусную штуку, и вот такую тоже. – Боже, Чанёли, ты такой ребенок.
У рэпера побежали мурашки от такого ласкового обращения Бэкхёна, который был в принципе не слишком разговорчив.
Оплатив покупки, скейтер достал со дна сумки видеокамеру и отдал ее Чанёлю, а сам загрузил рюкзак продуктами под завязку.
- Слушай, давай я тебе помогу? Тяжело же, наверное? - спросил рэпер, когда они выходили из магазина.
- Ты мне сейчас в другом поможешь. Поехали.
Проехав пару кварталов, парни, наконец, остановились у большой лестницы с блестящей круглой периллой и длинным съездом, который выходил на проезжую часть.
- Чанёль, встань вон там внизу. Я сейчас попробую проехать по рейлу. А ты снимай, потому что если у меня не получится, надо будет посмотреть, в чем проблема. Давай. И потрудись снять меня во весь рост, а не только гребаные ноги. Окей?
Это было жутко. Как хрупкий Бэкхён разгонялся, щелкал носом и пытался просто проехаться по этой адской перилле. Каждый раз что-то происходило не так, и парень падал животом на металл поручня, проезжался копчиком по ступеням или стирал ладони об асфальт. Иногда по несколько минут лежал на нем, тяжело дышал и смотрел в небо. Орал, бросал доску в саму периллу, но потом, отдышавшись, вновь и вновь пробовал сделать это.
Чанёль каждый раз подрывался подойти к Бэкхёну и удостоверится, что с ним все в порядке, но тот лишь грозно смотрел на него, отчего его глаза становились черными, и говорил:
- Не надо. Снимай. Я от тебя больше ничего не прошу, - и, тяжело ступая, скейтер вновь направлялся вверх. Чанёль жмурился от страха, и, наверное, это стало каким-то решающим действием, потому что он услышал скрежет металла, когда доска соприкоснулась с периллой, дальше был щелчок – момент, когда Бэкхён удачно сошел на асфальт и приземлил трюк.
- Асса! Есть, - Чанёль раскрыл глаза, и, казалось, немного влюбился, видя широко-улыбающегося Бэкхёна, который на всей скорости выехал на проезжую часть, и, к счастью, светофор показывал зеленый пешеходам, машины стояли. Но именно в этот момент Порше выехал из-за угла и несильно задел скейтера.
- Нет! – закричал Чанёль и подбежал к скейтеру, но светофор изменил свет на красный, и поток машин ускорился в объезд небольшой аварии. Из дорогой машины вышел крупный мужчина, оглядел небольшую царапину на бампере и скривился с ненавистью. Чанёль, будто в замедленной съемке, смотрел, как маленький и хрупкий Бэкхён, лежавший на животе, встал на четвереньки и осмотрел свои ладони, а водитель Порше взял валявшийся рядом треснутый наполовину скейтборд и с размаху ударил скейтера по спине, отчего парень вскрикнул и упал на асфальт. Мужчина вновь замахнулся и обрушил еще один удар на спину лежащего Бэкхёна, но, к счастью, промахнулся и ударил по асфальту, отчего итак треснутая доска раскололась пополам. Правда, это лишь сильнее разозлило водителя, и, тогда он за шкирку, словно маленького котенка, поднял хрупкого Бэкхёна и ударил кулаком наотмашь в скулу. В этот момент Чанёль, наконец, смог добраться до этого психа. Он толкнул его в спину, отчего тот выпустил Бэкхёна, и скейтер отполз в сторону. Где-то поблизости послышался вой сирен, и мужчина быстро сел в машину. Рэпер поспешил к Бэкхёну и помог ему отползти, лишь бы этот ненормальный на Порше не задавил их. Через минуту рядом с ними остановилась полиция.
- Ребята, вам придется пройти с нами. Вы нарушили правила пешеходного движения, и, кажется, тут произошло что-то еще? – спросили полицейские, разглядывая корчащегося от боли Бэкхёна, у которого покраснела скула и из носа и губы сочится кровь.
- На нас какой-то псих на Порше наехал, еще и избил! – воскликнул Чанёль.
- И где же этот ваш Порше? А доказать кто может? Так, быстро садитесь в машину, поедем в участок. – Бэкхён, кряхтя, встал с земли и двинулся в другую сторону от машины. Полицейский, подумав, что он хотел сбежать, дернул его за руку, а скейтер застонал от боли. - Ты куда собрался?
- Господин полицейский, позвольте мне забрать мои вещи. Вон там лежит рюкзак и видеокамера, - Бэкхён указал в сторону ступеней.
- Черт, Бэкхён, садись в машину, - Чанёль взволнованно затараторил, боясь, что у Бэкхёна какие-то серьезные проблемы со спиной после такого удара. Аккуратно усадив парня на заднее сидение, он сказал полицейскому: – Я сам все принесу.

***

К счастью, Чанёль все снял. Что на деле Бэкхён ехал по пешеходному переходу на зеленый и никак не мешал движению или пешеходам, а Порше нарушил. Скейтер уговорил Чанёля не писать заявление на мужчину из Порше и попросил поскорее отправиться домой. Его взгляд был такой жалостливый, что рэпер просто не смог отказать. В одном вопросе он был непреклонен, несмотря на все отговорки Бэкхёна, они заехали в больницу, где Чанёля успокоили – всего лишь несколько ушибов. Оттуда парни вызвали такси и доехали до своего коттеджа. Весь оставшийся вечер прошел в каком-то тягостно-взолнованном молчании. Скейтер лежал на шезлонге на террасе, не снимая одежды, и лишь иногда улыбался, ловя тревожные взгляды Чанёля, пытаясь показать, что с ним все в порядке.
Так незаметно пришла ночь, и Бэкхён, не съев за вечер ничего, встав с шезлонга и медленно шагая, отправился наверх в свою спальню, держась за спину и стараясь не показывать, что ему больно. Чанёль, буквально через десять минут, отправился за ним и зашел к нему, под видом, что в темноте перепутал дверь:
- Ой, не туда, - за эту пару секунд он успел разглядеть лежащего без движения на животе Бэкхёна. Оказавшись в своей комнате, он тут же залез во встроенный шкаф для одежды и прижался ухом к стене, которая была общей со спальней скейтера. Он напряженно вслушивался в тишину по ту сторону, надеясь, что с парнем все в порядке.
Задремавшего уже Чанеля разбудил негромкий хлопок двери. Отчего рэпер тут же поднялся и пошел посмотреть, что происходит. В коридоре, держась за перила, стоял бледный Бэкхён, его лицо блестело от пота, а майка прилипла к телу, хотя ночью было не настолько жарко.
- Бэк… - запнулся Чанёль, - хён, с тобой все в порядке? – рэпер чуть было не стукнул себя по голове. Видно ведь, что с его соседом далеко не все в порядке.
- Немного спина болит, - пересохшими губами прошелестел Бэкхён.
- А как же излюбленное «Это мелочи. И не такое бывало»?- не удержался от сарказма Чанёль, но Бэкхён поднял на него глаза, и в его взгляде читалось так много, что рэпер тут же забыл все свои шуточки и подколки, аккуратно обнимая парня за плечи, помогая ему вернуться в комнату. – Не спускайся, подожди меня тут. Я сейчас приду.
Бэкхён кивнул, и вновь лег на живот, повернувшись лицом к окну.
- Приоткрой только окно. Жарко, - прошептал скейтер. Чанёль было дернулся к окну, но заметил, что все одеяло на кровати было сырое, как и простыня.
- Бэкхён, тебе придется пойти спать в мою комнату. Потому что тут слишком сыро. Ты пока иди, а я быстро спущусь за обезболивающим.
Чанёль со всех ног, перепрыгивая через ступеньки, побежал вниз, уронив по пути стол и запнувшись за провод от телефона, но тут же вновь вскочив и бегом к аптечке. Там лежали обезболивающее, которое им сегодня дал врач в больнице, и мазь от ушибов. Затем, еще немного подумав, набрал в пакет льда из морозильника.
Когда рэпер поднялся наверх, Бэкхён сидел на краю его не расправленной кровати и не ложился.
- Чего сидишь? Ложись, давай, - Чанёлю хотелось позаботиться об этом парне, но почему-то из него все время вылетали какие-то гадкие словечки. Сдернув покрывало, он аккуратно отогнул одеяло. - Чуть не забыл, сначала вот это выпей. Как будто нельзя было сразу сказать, что тебе плохо. Сильный такой тут нашелся, - продолжал нудеть Чанёль, хотя мысленно уже несколько раз ударил себя по лицу бутылкой с водой, которую протянул Бэкхёну.– Вот теперь, ложись. На живот, на живот. Ах, идиот, я забыл тебя попросить снять майку.
- Зачем? - дернулся Бэкхён.
- Ой, да ладно тебе. Ну, мы же уже были на пляже, чего я там не видел? Дохляк дохляком. Кожа да кости. Разве что наетые или накачанные ляжки - твой главный козырь. Снимай, давай, она вся сырая. - Чанёль помог скейтеру стащить майку. – Так, я тебе сейчас спину намажу мазью, она не согревающая и от ушибов, нам ее врач вместе с таблетками дал. А ты, олух, совсем забыл об этом. Как будто я должен о твоем здоровье заботиться. – Еще одна мысленная оплеуха.
Рэпер выдавил крем на ладонь, хотел было уже коснуться, но заметил, что вся спина была в шрамах, которые белыми полосами или точками выделялись на слегка загорелой коже.
- Скейтбординг в гроб тебя загонит, - проворчал Чанёль, размазывая крем по спине.
- Скейтбординг спас меня от смерти, - тихо ответил Бэкхён и негромко застонал от боли, когда Чанёль чуть сильней надавил на чернеющий синяк, реагируя на эту фразу.
- Кхм, - прокашлялся рэпер. - Давай, я тебе еще лед положу , чтобы снять отек? Вот так. Окно открыть? – Бэкхён кивнул. Чанёль сделал, как попросили. - Ну, доброй ночи. Я, если что, в гостиной на диване сплю.
Чанёль никак не мог найти удобную позу. Через тридцать минут, он не выдержал и вышел на улицу. Теплый ночной ветер обдувал его, а из мыслей никак не уходил Бэкхён, которому наверняка все еще нехорошо. Поддавшись своему беспокойству, Чанёль пошел наверх, чтобы проведать скейтера. Тот беспокойно ворочался, и скулил от боли. Рэпер аккуратно, прилег рядом и вновь положил на спину мешок со льдом, который до этого валялся сбоку. Придерживая его, Чанёль прислушивался к дыханию Бэкхёна, которое становилось все размереннее, спокойнее и сам не заметил, как уснул.

***

Проснулся он в позе звездочки, развалившись на полкровати, при этом, его живот был заботливо прикрыт одеялом, но рядом никого не было. Вскочив с кровати, Чанёль закричал:
- Матерь божья!
Он наступил на пакет, в котором вчера был лед, а сегодня это оказалась «бомба замедленного действия». Полиэтилен лопнул, и на пол вылилось несколько литров холодной воды. Кинув покрывало на создавшуюся лужу, Чанёль кинулся в соседнюю спальню. В ней было еще пустыннее, чем обычно, практически полное отсутствие мебели, только голая кровать, без постельного белья, и ноутбук на полу с присоединенной видеокамерой. Подойдя поближе, он проиграл последнее видео, где Бэкхён наконец делает трюк, красиво скользя по рейлу. – Маааатерь божья, - уже восхищенно протянул рэпер. – Ничего в этом не понимаю, но красиво же, черт подери. - А затем на кадрах появился момент, когда из-за угла появляется Порше, и тут Чанёль, наконец, вспомнил, что хотел сделать. Спускаясь вниз, он чутко прислушивался – полная тишина, не считая какого-то механического шуршания похожего на стиральную машинку. Видимо, проснувшись, Бэкхён посчитал нужным первым делом постирать постельное белье, а сам… - Испарился, что ли?
Чанёль пошел дальше, на кухне было достаточно чисто, но вот в раковине лежала грязная посуда, и это абсолютно точно не его. Он никогда не был так рад перепачканным тарелкам. Тревога, которая переполняла его еще десять минут назад, потихоньку сходила на нет, ведь его сосед позаботился о белье и даже поел. Побродив еще пару минут по дому и даже посмотрев около мини-рампы, рэпер так и не нашел Бэкхёна, а поэтому, переодевшись, отправился на пляж. Подходя ближе к берегу, Чанёль увидел его лежащим на берегу без движения, его тело мягко облизывали волны. Испугавшись за скейтера, рэпер побежал к нему:
- Бэкхёна! Бэкхёна!
Тот дернулся и, поморщившись, приподнялся на локтях, а потом сел, оглядываясь на своего шумного сожителя.
- Ну что ты раскричался-то? Вот он я, - этот парень улыбался. Чанёль не знал, как адекватно реагировать на это, если за все знакомство, его улыбку он видел всего пару раз.
- Я испугался. Лежишь тут такой, - сказал рэпер, скинув футболку и садясь рядом с Бэкхёном.
- Зачем становиться скейтером, если каждая травма будет заживать по полгода? Спасибо, что помог вчера. Смотри, со мной уже все в порядке, - парень пошевелил плечами и слегка скривился. – Ну, почти. Завтра буду как новенький.
Чанёль посмотрел на его спину, там до сих пор темнел огромный синяк.
- Пойдем, искупнемся, там мышцы спины разгружаются. - Бэкхён улыбнулся и кивнул. – Когда ты много улыбаешься, ты меня пугаешь, - проворчал Чанёль.
- Чего? – не расслышал Бэкхён.
- Ничего, пойдем, а то ты тут как пирожок.
- В смысле?
- Спекся уже.

***

Чанёлю казалось, что он оказался в какой-то другой вселенной. Потому что за пару дней, что он знал Бэкхёна, ему показалось, что этот парень серьезный, не слишком улыбчивый, несколько отчаянный и замороченный на скейтбординге. Но, стоило отнять у него доску и позволить просто отдыхать, он превратился в какого-то совсем ребенка, который постоянно пакостничал, шутил и очень много улыбался. Причем от этой улыбки у Чанёля екало сердце, а внутренности сворачивались узлом.
- Ах ты, мелкий засранец, ты сейчас получишь! – закричал рэпер, на которого обрушился небольшой водопад холодной воды, в то время как он сам уже задремал, пригретый жарким солнцем.
- Попробуй, догони, шпала недоделанная! – Бэкхён продолжал откровенно нарываться, поэтому-то со всей прыти удирал по пляжу от соседа, поднимая за собой пыль из песка. Чанёль старательно бежал за ним. И когда тот внезапно остановился, рэпер врезался в него, падая и утягивая за собой. – Я возмущен. Давай разберемся раз и навсегда. Мы же уже выяснили, что мы одногодки, но ты продолжаешь называть меня мелким прыщом, а у меня, кстати, нет прыщей. Мелким засранцем, а я, в отличие от некоторых, чистюля. Мелкой козюлей, ну, ты понял, да? Скажи мне, когда ты родился?
- Двадцать седьмого ноября, - не до конца понимая, что происходит, ответил Чанёль.
- Ха! Вот он, мой час, настал! – вскричал Бэкхён, радостно прыгая на песке подняв вверх палец. - Отныне ты должен называть меня «хён»! Понял да, жопа фигова!? Я родился шестого мая и старше тебя на полгода. Это будет вместо наказания за все обзывания в мой адрес.
- Ага, сейчас. Разбежался. Еще чего, - фыркнул на него Чанёль.

***

- Бэкхён, я хочу есть! – ныл Чанёль, когда пришло время обеда, а Бэкхён был занят тем, что вновь залипал в ноутбуке, просматривая очередное скейтерское видео в гостиной и при этом стойко игнорируя младшего. – Ну, Бэкхённи, я очень-очень хочу есть, слышишь, как мой желудок урчит?! – Чанёль давил на жалость, не замечая, как у старшего бегут мурашки от ласкового обращения. Не замечать становилось все сложнее. – Хён! – наконец не выдержал рэпер.
- В холодильнике лежит карри, разогрей его в микроволновке. Рис, ты сам знаешь где, - не отрываясь от просмотра, ответил Бэкхён.
- О, да!

***

В одну из ночей на побережье обрушился шторм. И весь вечер лампочки в доме таинственно мигали, а парни смотрели какой-то из ужастиков, удобно устроившись на широком диване. Удивительно быстро дом остыл, и внутри было как-то слишком холодно, учитывая, что обычно парни изнывали от жары.
Отправившись спать, Бэкхён долго крутился в кровати, пытаясь согреться и устроиться поудобнее, даже встал и надел толстовку, но все равно было холодно. Ему все время казалось, что снаружи кто-то ходит. Это, конечно, мог быть Чанёль, но ведь он уснул еще на середине фильма, и Бэкхён, сам лично, провожал парня наверх в спальню, обнимая и придерживая его. А затем заботливо уложил спать, укрыв напоследок теплым одеялом, которое было всего одно в этом доме. Скейтер был абсолютно уверен в том, что по дому бродил (если кто-то бродил) точно не Чанёль, потому что тот спал без задних ног. Пролежав еще некоторое время под одеялом, пытаясь согреться, успокоить перепугано стучащее сердце, Бэкхён решился пойти в комнату к рэперу.
Взяв свою подушку и одеяло, парень вышел из комнаты и испуганно дернулся, когда раздался гром, сверкнула молния, и тень от качающихся деревьев скользнула по стене.
- Мамочки! – воскликнул Бэкхён, но тут же зажал рот ладошками и поспешил в соседнюю комнату. – Чанёёёёль, - тихо позвал скейтер соседа.
- Мммм, - промычал рэпер, даже не потрудившись открыть глаза.
- Чанёль, можно я у тебя тут с краешку посплю? У тебя самое теплое одеяло, а я замерз. И мне страшно, постоянно кажется, что кто-то там ходит. Давай больше не будем триллеры смотреть? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, - тараторил Бэкхён, склонившись над Чанёлем. Рэперу же надоело слушать эту трескотню, поэтому он просто схватил парня за руку и дернул на себя, роняя соседа на кровать.
- Ложись-ложись, только помолчи уже, - проворчал Чанёль, отодвигаясь к краю, освобождая место для Бэкхёна и тут же вновь проваливаясь в сон. Скейтер пару минут крутился в кровати, никак не находя удобной позы. Рэпер вновь тяжело вздохнул, повернулся к соседу, оказываясь нос к носу с ним. – Прекрати. Спи. Никого здесь нет, кроме меня и тебя.
Утром Чанёль проснулся от того, что ему было жутко жарко. За окном ярко светило солнце, и тихо шумело море. Правая рука затекла, потому что на нее что-то сильно давило, а подушка, которую он обнимал, была какой-то слишком горячей.
Приоткрыв один глаз, Чанёль обнаружил, что рядом с ним спит Бэкхён. Мало того что спит, так рэпер еще и прижимал его к себе, будто это самое ценное, что у него есть в этом мире. Скейтер все также спал в толстовке, несмотря на жару. Кожа блестела от пота, но парень даже не пытался отлепиться от Чанёля.
- Бэкхённи, - тихо прошептал Чанёль, пытаясь разбудить соседа. Скейтер раскрыл глаза и не сразу осознал всю ситуацию. А потом резко сел на кровати. – Ты что здесь делаешь?
- Ты не помнишь, что ли? – смущенно проскрипел, шершавым ото сна голосом, Бэкхён. - Ночью было холодно, и мне было страшно из-за того ужастика. Вот я и пришел спать к тебе, - ответил парень, снимая с себя толстовку. – Фух, ну и жара. Что за перепады, блин.
- Понял, ну раз всю ночь я был нежной грелкой для тебя, с тебя завтрак! – широко улыбнулся Чанёль.

***

Чанёль, в позе звезды, валялся на горячем песке, обсыхая после купания. Внезапно он услышал звук колесиков скейтборда и щелчки. Тут же вскочив, он побежал к дому и увидел, как Бэкхён снова катается в мини-рампе.
- Эй, придурок! Тебе жить надоело? Спина зажила? – закричал Чанёль, подбегая ближе. - И пары дней не прошло. Ты что, расстаться с этой гребаной доской не можешь хоть ненадолго? Чтобы спина зажила! - Чанёль орал на Бэкхёна, сам того не понимая, но его так злило, что этот парень совсем не беспокоится о себе, словно истязать самого себя для него было правильно. Только вот рэпер наблюдать это был не намерен, и кровь так и кипела внутри него. – Скейтбординг, это не все, что есть в этой жизни. Здоровье важнее. Отдай нахер эту доску. - Бэкхён стоял, удивленно глядя на Чанёля, и не знал, как реагировать на этого, обычно улыбающегося и подшучивающего парня, который сейчас кричал на него. А потом рэпер вовсе подошел к нему, слегка оттолкнув, подобрал доску и пошел прочь, направляясь к морю.
- Чанёль, не надо! Пожалуйста! Это офигенно дорогая доска. Не тронь! – но Чанёль продолжал шагать к морю, а затем, зайдя в воду по колено, швырнул скейтборд подальше в волны.
- Придурок! – Бэкхён подбежал сзади и толкнул рэпера, отчего тот упал на колени. А затем, размахнувшись, ударил парня в челюсть, от чего Чанёль упал, окунувшись полностью в воду, но скейтер не остановился. Бэкхён дождался, пока сосед вынырнет из воды, чтобы снова ударить, но рэпер поймал его руку и резко встал, возвышаясь над ним. Скула уже покраснела от удара.
- Это ты - придурок! Если с твоей спиной будут проблемы, ты навсегда забудешь о скейтбординге. Подумай над этим! Мать твою, подумай! Пару дней или навсегда! Ты что, не понимаешь? – схватив парня за шею, Чанёль притянул его к себе, целуя, кусая губы, пытаясь донести свои чувства через боль и нежность, которые он вкладывал в поцелуй. Рэперу так хотелось показать, что он переживает, что ему тяжело видеть, как Бэкхён издевается сам над собой и лучшего метода ему в голову не пришло, в прочем и мыслей о том, что это как-то неправильно у него тоже не появилось. Они целовались несколько минут, борясь языками, сталкиваясь зубами, чувствуя привкус морской соли. Лишь когда им перестало хватать воздуха, скейтер оттолкнул младшего от себя и, развернувшись, вышел из моря, двигаясь в сторону дома.
Весь оставшийся день прошел в тягостном молчании, парни изо всех сил избегали друг друга. Бэкхён засел в своей комнате, выходил оттуда лишь перекусить и в туалет. Чанёль же весь день просидел на пляже, постоянно мысленно возвращаясь к их поцелую. Стоило лишь закрыть глаза, и он вновь ощущал горячую кожу под своими пальцами, чужие соленые губы и непонятное чувство переполнявшее его изнутри. Словно он напился как в последний раз, и теперь его отпускало, и мучили «вертолеты» - весь мир кружился и переворачивался. Вернувшись вечером домой, он обнаружил, что вся спина покраснела и слегка горела. Порывшись в аптечке, он нашел спрей от ожогов, но сам не мог себе побрызгать, как ни старался. К счастью, как раз в этот момент спустился Бэкхён, без слов взял из рук рэпер баллончик и, хорошенько встряхнув, начал распрыскивать на спину. От прохладной пенки, а может и не только, по коже у рэпера бежали мурашки.
- Дождись, пока впитается, а то извазюкаешь все, - сказал скейтер, когда закончил и уже собрался уходить, но Чанёль поймал его за руку, не давая уйти.
- Я не буду извиняться, - прямо сказал рэпер.
- Хорошо, - Бэкхён аккуратно высвободил запястье из руки младшего и отправился наверх.
- Вот же кретин. Думает, что я за ним побегу? – фыркнул Чанёль, скрещивая руки на груди. – Черт, побегу.
Вздохнув, парень последовал за скейтером в его комнату, понимая, что им нужно поговорить, если он не хочет испортить все, так и не начав. Он открыл дверь, даже не постучав, и этим самым застал Бэкхёна врасплох. Тот самый шкаф, который всегда был закрыт, теперь стоял, приветливо распахнув свои дверцы. На полу возле него сидел скейтер и прикручивал траки к доске. Он был так увлечен этим, что даже не заметил вошедшего.
- Матерь божья, - только и смог выпалить рэпер, уставившись на внутренности шкафа. – Ты что, магаз ограбил? Мать твою, да здесь же… Вот это да!
- Чанёль! Какого хера?! Стучаться не учили? – испуганно вскочил Бэкхён, тут же захлопывая дверцы шкафа. Но младший подозрительно легко отпихнул скейтера, словно тот не особо сопротивлялся и принялся изучать содержимое полок. Там хранилось огромное множество новых фирменных футболок, все аккуратно сложенные с бирками и в пакетах. В одном из отделений лежали стопочками джинсы, шорты, также абсолютно новые. Почти все нижнее пространство занимали коробки из-под обуви, Чанёль решил заглянуть в них, чтобы убедиться, что они не пустые. Так и оказалось, внутри аккуратно лежали скейтерские кроссовки. На верхней полке лежало большое количество бейсболок - от простых бланковых до каких-то, по всей видимости, из ограниченной коллекции. А еще были боковые полки. Справа лежали всевозможные детали для скейтборда: шкурки, скрученные в рулончики, болты, траки и колеса, варианты отверток и еще какие-то штучки, названия которых Чанёль не знал. А слева были не полки, а что-то типа шкафа для дисков, только длиннее и больше – там хранились доски. И их было никак не меньше пятнадцати.
- Откуда это все!? – ошарашено спросил Чанёль.
- Не твое дело, вываливай отсюда, - сказал Бэкхён, но как-то беззлобно. Ему просто не хотелось отвечать на вопросы.

***

Ночью Чанёль тихо прокрался в чужую комнату, держа в руках цепочку с замком. Зайдя в спальню Бэкхёна, позвал его, но тот не отозвался. Тогда рэпер подошел к тому самому шкафу, аккуратно приоткрыл его и засунул туда стоящий рядом собранный новый скейтборд. Затем, просунув цепочку в ручки шкафа, он хорошенько замотал их, а после, соединив их вместе, сцепил замком, и лишь после этого отправился спать.

***

- Чанёль! Что это, мать твою? – именно этот крик разбудил с утра рэпера. Тут же дверь в его комнату распахнулась, потому что туда влетел злой Бэкхён.
- Успокойся. Я дам тебе ключ, через два дня, когда твоя спина более-менее восстановится. А пока – отдыхай. А сейчас, свали отсюда, а?
- Вот ты свинья неблагодарная, я тебя при…. – но тут парень резко замолчал, а затем, грозно сдвинув брови, сказал: - Если ты думаешь, что ты победил, то ты ошибаешься.
Хлопнув дверью, тот вылетел из комнаты. Чанёль вздохнул и отправился следом за парнем, зная, что ему просто необходимо достучаться до капризного и упертого маленького мальчика, который жил в нем. Догнав Бэкхёна в коридоре, рэпер, опустил руку на его плечо, остановил и резко развернул, притягивая парня к себе за шею, обнимая второй рукой за талию, легонько поглаживая, а затем, не удержавшись, прикоснулся губами ко лбу скейтера. Тот дернулся в объятиях младшего так, будто его ударили. Каждая мышца его была напряжена, казалось, что в любую секунду он готов принять удар.
- Бэкхённи, расслабься. Я не причиню тебе зла, - Чанёль мягко раскачивал парня в своих объятиях. Взяв его руки в свои, он завел их себе за спину, как бы призывая скейтера обнять его. – Я хочу помочь. Я переживаю за тебя. Слышишь?
Бэкхён поднял голову, чтобы посмотреть в глаза Чанёлю. Когда они встретились, старший, слегка привстав на носочки, сам потянулся за поцелуем к рэперу. Мягко и нерешительно касаясь его губ своими, скейтер испуганно зажмурился.
- Бэкхён, не бойся, - прошептал Чанёль и уже сам поцеловал его, увлекая и, наконец чувствуя, что он расслабился. Рэпер знал, что все это совсем не похоже на правду, как два таких парня как они, могут тянуться друг к другу не только ради дружбы.
Кажется, все налаживалось. Они просто наслаждались летом, жарким солнцем, которое золотило их кожу, теплым морем, которое всегда успокаивало их своим шумом, и обществом друг друга. Для Чанёля было неожиданно, ведь он, привыкший к постоянной толпе (достаточно даже вспомнить его команду, с которой он постоянно работал), был удовлетворен разговорами лишь с одним-единственным человеком. Но иногда его беспокоил Бэкхён, в нем было что-то такое, что не удавалось разгадать.
Ночью рэпер проснулся от жажды и поплелся вниз на кухню за водой. Спустившись на первый этаж, он зажмурился – в доме было темно, но прожектора, стоявшие на улице, ослепляли. Потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к свету, но как только глаза Чанёля привыкли, он тихонько подкрался к окну. Бэкхён стоял посреди рампы о чем-то сосредоточенно думая, а затем он разбежался, и запрыгнул на одну из сторон, прокручиваясь так много раз вокруг себя, что у рэпера аж зарябило в глазах. На самом деле, он сделал полтора оборота вокруг себя, но Чанёлю показалось, будто это были все три оборота, что практически невозможно. В следующее мгновение Бэкхён выключил прожектора и двинулся внутрь дома. Рэпер замер, вжимаясь в стену, надеясь, что его не заметят. Скейтер сбросил кеды у входа и прошлепал на кухню, затем долго там чем-то гремел, а потом двинулся к лестнице, чтобы подняться в спальню, но замер перед первой ступенькой.
- Ты все еще здесь? Я же специально погремел на кухне, давая тебе время свалить и сделать вид, что ты не следишь за мной.
- Прости, я вообще попить пошел. Я не собирался следить за тобой, - извиняющимся тоном сказал Чанёль, приближаясь к Бэкхёну и обнимая его со спины, мягко касаясь губами выпирающего шейного позвонка. - Пойдем спать.
Поднявшись наверх, они разошлись по своим спальням. Лежа на прохладных простынях, рэпер смотрел в приоткрытое окно, наблюдая за ярко-горящими звездами за окном, думая лишь об одном человеке, который сейчас спит в соседней комнате. В этот момент раздались тихие шаги босых ног, и Чанёль быстро закрыл глаза, притворяясь, что он спит. Бэкхён лег к нему в кровать, пристраиваясь сзади, соприкасаясь своей горячей кожей, и выдохнул ему на ухо:
- Второй промах за ночь. – У рэпера побежали мурашки по коже. - Снова врешь. Я знаю, что ты не спишь. Обними меня.
Чанёль повернулся и сделал то, о чем его попросили, устраивая ладони на лопатках Бэкхёна, чувствуя под пальцами шершавую от ссадин и болячек кожу.
Это лето определенно будет самым лучшим в жизни рэпера.

запись создана: 18.04.2013 в 18:10

@темы: Strong Heart - 2013, band: exo

---

Выгодное соглашение

[Рене]

Название: Выгодное соглашение
Автор: Аноним
Переводчик: Roleri
Бета: Zua
Коллажист: Рене
Фандом: DBSK
Основной пейринг: Юнхо/Джеджун
Категория: слэш
Жанр: AU, юмор, романс, флафф, местами драма
Рейтинг: NC-17
Размер: ~24 000
Разрешение на перевод: Запрос отправлен

кликабельно

– Я пришел сюда работать, а не друзей заводить. Не понимаю, с какой стати теперь я должен сдружиться со всеми, – говорит Джеджун и пожимает плечами.

– В том-то и проблема, – замечает Ючон, листая блокнот. – Никто не хочет быть твоим другом. Ты никому не нравишься.

Джеджун хмурится и переводит взгляд с разложенного на столе макета нового номера журнала на своего лучшего друга, с которым они знакомы уже пять лет.

– Ну, я же нравлюсь тебе?..

– Скорее, я просто терплю тебя.

Они долго смотрят друг на друга.
– Ерунда, – отрубает Джеджун и возвращается к работе. Ючон громко вздыхает и, откинувшись в кресле, наблюдает, как Джеджун перебирает фотографии тонких, как палки, моделей.

– Если хочешь стать главным редактором, придется обзавестись друзьями, – настаивает Ючон, чуть наклонившись вперед. – Послушай, вы с Джису почти ровесники. Да, она на пару лет старше, но неужели ты и правда думаешь, что сможешь просто пересидеть ее?

– Я моложе и… – начинает Джеджун, прожигая Ючона взглядом.

– Я люблю тебя, ты мой лучший друг, но ты не нравишься никому из акционеров этого журнала. Беда в том, что все знают, ты терпеть не можешь других людей, а это…

– Во время моего последнего разговора с Джису у меня сложилось впечатление, что она тоже отнюдь не мать Тереза…

– Ты не понимаешь. – Ючон со стоном бьет себя по лбу. – Ты такой упрямый, что иногда мне хочется хорошенько встряхнуть тебя.

Джеджун откладывает фотографии и качает головой, безуспешно пытаясь унять растущее раздражение.
– Черт подери, я мечтаю заполучить пост главного редактора! Чего ты от меня хочешь? Не могу же я измениться за ночь, – ворчит он, отправляя одну из фотографий в мусорную корзину. – И дураку ясно, что подобное невозможно.

– Поэтому я и хочу свести тебя кое с кем.

– Что? С кем? – вскидывается Джеджун, не спуская глаз с Ючона. – Ты мне об этом не говорил. Ты сказал, что хочешь познакомить меня кое с кем, кто сможет мне помочь…

– Юнхо может тебе помочь, – обрывает его Ючон и достает из кармана мобильник. – Он симпатичный, дружелюбный и…

– И я никогда не слышал о нем ни слова, – равнодушно поддакивает Джеджун. – Если уж тебе в голову пришла гениальная идея, что игра в любовь улучшит мой имидж, то мог бы хотя бы выбрать кого-нибудь…

– Кто ж виноват, что ты такой пижон.

Джеджун с ужасом смотрит на Ючона.
– Чтоб ты знал, никакой я не пижон. Я посмотрел последний фильм Ким Тэхи. Сам. И мне даже понравилось…

– Ага, потому что большую часть фильма Квон Санву ходит полуобнаженным, – парирует Ючон, откидываясь в кресле. – Поверь, я видел трейлеры и афиши. Да и ты, небось, тоже…

– …Ну да я не зря потратил деньги.

Ючон смеется и качает головой.
– Так знай, что этим летом выйдут еще два фильма с его участием…

– Только роли-то у него второстепенные, – бормочет Джеджун. – И как мне поможет, если этот Юнхо менее знаменит, чем я? Не должен ли я встречаться с кем-то из своего круга?

– То, что ты ни разу не слышал о Чоне Юнхо, не значит, что о нем не знает никто. Не кипятись, – ворчит Ючон, пытаясь отыскать фотографию Юнхо в своем мобильнике. – Все, кто работал с Юнхо, очень хорошо отзываются о нем, начиная со стилистов и заканчивая фотографами. А вот о тебе такого не скажешь…

– Ближе к делу.

– Я хочу сказать, – огрызается Ючон, оторвавшись от мобильника, – что в отличие от тебя Юнхо любят. Если вы будете встречаться, то окружающие задумаются, что же такое Чон Юнхо увидел в Киме Джеджуне. Может быть, он не такая сволочь, какой кажется. По крайней мере, я надеюсь, что будет именно так.

Джеджун лишь хмурится в ответ.

– И нечего ворчать. Это единственное, что пришло мне в голову, – признается Ючон. – Мог бы и спасибо сказать, я все же пытаюсь помочь тебе. После твоего появления на благотворительной акции на прошлой неделе, только и разговоров, что ты пошел туда, дабы продемонстрировать новое пальто от Живанши.

– Неправда! – шипит Джеджун. – И пальто было от Бёрберри…

– Бёрберри, Прада, Живанши – какая разница, – закатывает глаза Ючон. – Может, стоит обратить внимание на то, что думают о тебе другие люди?

– Меня воспитали не обращать внимания на мнение других…

– Поэтому-то тебя никто и не любит.

– Кроме тебя…

– Мне можно только посочувствовать, – усмехается Ючон и вновь сосредотачивается на мобильнике. – Не понимаю, зачем я трачу на тебя свое время.

Пригубив кофе, Джеджун требовательно протягивает руку.
– Ну же, покажи мне фото этого Чона Юнхо. Уверен, он настолько неизвестен, что, забей я его имя в гугл, то не нашел бы ничего…

Ючон вкладывает в ладонь Джеджуна телефон и наблюдает за его реакцией.
– Ну? Согласен притвориться, что ты настолько влюбился в Юнхо, что с готовностью расстался с палкой в заднице и заменил ее на его член?

Джеджун посылает Ючону полный отвращения взгляд, отдает телефон и возвращается к работе.

Ючон откашливается, когда понимает, что Джеджун собирается молчать и дальше.
– Джеджун, ты не ответил на мой вопрос.

– Да-да, как скажешь, я согласен.

– С чего вдруг такие перемены? – вскидывает бровь Ючон.

– Он симпатичный, – равнодушно говорит Джеджун, разглядывая разложенные на столе фотографии.

– Какой же ты вредный, – смеется Ючон. – Только внешность тебя и интересует, да?

– Не будь я таким, не задержался бы на этой работе, – невинно хлопает глазами Джеджун и лукаво улыбается.

– Джиджи, не позволяй мне сделать это, – мычит в подушку Джеджун.

Как и ожидалось, ответом ему тишина. Подняв голову, Джеджун смотрит на кота, который настороженно наблюдает за ним из дальнего угла комнаты. Однако стоит ему подняться и сделать пару шагов по направлению к животному, как оно тут же срывается с места, будто кто-то его пнул.

Джеджун со вздохом проводит рукой по лицу.

Даже собственный кот терпеть его не может.

Телефонный звонок застает Джеджуна на пути в гардеробную. Он медленно пересекает комнату и берет со стола мобильник.
– Да?

– Готовишься к свиданью?

Джеджун со вздохом опускается на кровать.

– Или свидание уже закончилось?.. – интересуется Чеён.

– Я готовлюсь, – признается Джеджун.

– Мне кажется, или я слышу в твоем голосе обреченность? – смеется Чеён. – Да ладно тебе, Джеджун, не думаю, что все так плохо. Разве свидания – это не весело? Ты на них сто лет не ходил.

– Эй…

– Твоя половая жизнь такая же активная, как у Карла Лагерфельда, а ему семьдесят девять! Он старше тебя больше чем в два раза!

– Так, ну что ты, в самом деле…

– Тебе понравится. Я сама не раз ходила на свидания вслепую, было очень весело. Отличный способ завести друзей.

– Детям своим нотации читай…

– Ты мне как сын родной.

– Как я мог забыть, что ты моя мамочка, – бормочет Джеджун, разглядывая потолок. – У тебя отличный пластический хирург. Он так тебя омолодил, что…

– Дурак, моя красота – дело рук матушки природы…

– Кроме…

– Хорошо, кроме век, – беспечно соглашается Чеён. – Но я невиновата. Я была еще школьницей, когда агентство сказало: надо. Мне ничего не оставалось. Сам знаешь, как устроен мир шоу-бизнеса.

– Вот ведь странно, тот самый жестокий мир шоу-бизнеса, что заставляет молодых девушек и парней ежедневно лить слезы, хочет, чтобы я был милым со всеми. – Джеджун раздраженно сверлит взглядом белоснежный потолок. – Джису та еще стерва. Почему ей можно, а мне нет?

– Потому, что она не выглядит такой, – смеется Чеён. – К сожалению, милый, у тебя на лице написано, что ты редкостная сволочь. И я сомневаюсь, что хоть кто-то из пластических хирургов Сеула в силах это исправить.

Джеджун со вздохом переворачивается на живот.
– Не хочу я идти на это свидание. А вдруг Чон Юнхо идиот…

– А вдруг нет?

– А вдруг он тупой?

– А вдруг нет?

– Я всего-то хочу заполучить должность главного редактора и делать что вздумается, а не плясать под дудку Джису. Эта деспотичная сучка вечно убивает на корню все мои креативные идеи.

– Ох, милый…

– Кстати, я хотел пригласить кого-нибудь из Hello Venus для нашего мартовского номера, так сказать, привнести свежую кровь, но Джису хочет видеть на обложке тебя.

– Не зря мне нравится эта женщина, – смеется Чеён.

– Старая кошелка.

– Хорошо повеселиться, – ласково желает Чеён, не обращая внимания на оскорбления. Ее определенно забавляет ситуация, в которую он угодил. – Будь умничкой и не забудь потом обо всем мне рассказать. Даже не думай, что я готова довольствоваться фотографиями в завтрашних газетах.

– Ну не знаю, уверена, что вспомнишь обо мне завтра? Все же в твоем возрасте…

– Не волнуйся обо мне, милый. А вот твоя судьба меня очень тревожит. Проследи, чтобы твой новый нос нечаянно не упал в суп, хорошо? – парирует Чеён и вешает трубку.

Джеджун сидит за столиком в ресторане и, барабаня пальцами по столу, со вздохом поглядывает на часы. Чон Юнхо опаздывает. Сильнее необходимости выполнять чужие приказания Джеджун ненавидит только опаздывающих людей. Он как раз собирается подозвать официанта и заказать бокал вина, когда рядом кто-то откашливается.

– Привет, я Юнхо.

– И ты опоздал, – как ни в чем не бывало, говорит Джеджун и тут же мысленно отвешивает себе подзатыльник за придирчивость. Но мужчина лишь улыбается в ответ и оглядывает зал в поисках официанта. – Как бы то ни было, я проголодался, так что давай сделаем заказ.

Устроившись напротив, Юнхо внимательно листает меню и вежливо интересуется:
– Должен ли я беспокоиться, что, заказав стейк, стану обжорой в твоих глазах?

– Заказывай, что хочешь, – удивленно моргает Джеджун. – Мне все равно.

Юнхо со смехом качает головой и вновь углубляется в изучение меню.
– Мне казалось, что раз уж ты собираешься стать моим парнем, то должен беспокоиться о том, как я питаюсь.

– Я не привередлив в еде, – медленно произносит Джеджун, изо всех сил стараясь не огрызнуться. – То есть, я знаю, люди… должны следить за здоровьем и…

– Не бери в голову, – смеется Юнхо, и Джеджун поражен красотой его улыбки. – Приятно слышать, что мой парень не будет заставлять меня сидеть на диете.

– Если что-то случится с твоим прессом, то мне придется посадить тебя на диету, чтобы вернуть его, – не задумываясь, выпаливает Джеджун.

– Так значит, ты видел мои фотографии топлесс?

Джеджун смущенно краснеет и опускает взгляд.
– Ючон показал мне одну, – признается он, не поднимая глаз. – Кроме того, я понял, что видел тебя в паре журналов… Без одежды.

– Ага… значит, ты разглядывал мои фото топлесс сугубо по работе?

– Конечно.

– Ну хорошо.

– Чем займемся? – со вздохом интересуется Дежджун, старательно разглядывая меню. – Я нечасто бываю на подобных свиданиях, так что понятия не имею чего ожидать…

– Думаю, мы должны делать вид, что нам хорошо вместе.

– О.

– Тебе весело?

– Честно говоря, не знаю…

Джеджун замолкает на полуслове и, к несчастью для них обоих, они погружаются в неловкую тишину. Подошедшая официантка принимает их заказ, но с ее уходом ничего не меняется. Джеджун пристально разглядывает вилку на столе, словно перед ним одно из чудес света.

– Так… – откашливается Юнхо. – Видел какой-нибудь мой фильм?

Джеджун непонимающе смотрит на Юнхо и качает головой.
– Нет. Признаться, пока Ючон не рассказал мне о тебе, я не слышал о тебе ни слова.

– Эх.

Мысленно обругав себя за нетактичность, Джеджун пытается сгладить ситуацию.
– Эм… Я сказал как есть… Разве я нужен тебе не для того, чтобы приобрести известность, стать более узнаваемым? – Глубоко вздохнув, Джеджун продолжает. – Я помогу тебе попасть на развороты журналов, может быть даже пропихну в какую-нибудь рекламу…

– Ты так серьезно к этому относишься, – смеется Юнхо.

– Мы что, в игрушки играем? От этого зависят наши карьеры, – хмурится Джеджун. – Я…

– Мне бы хотелось, чтобы мы оба хорошенько повеселились.

– Это не игра, – Джеджун хмурится сильнее.

– Еще какая, – настаивает Юнхо, слегка наклоняясь вперед. Он мило улыбается и подпирает подбородок рукой. – Мы пытаемся запудрить окружающим мозги, что влюблены друг в друга. Что же это, как не игра?

– Ну…

И тут звонит мобильник Юнхо. Пока Юнхо, виновато улыбнувшись, отвечает на звонок, Джеджун закусывает губу, откидывается на спинку стула и хмуро сверлит взглядом тарелку. Чем дольше длится это их свидание, тем сильнее ему кажется, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Наверное, было бы лучше закончить все здесь и сейчас.

Юнхо напоминает ему всех тех мужчин, с которыми он когда-либо встречался. Он не самый худший из них, но его добродушие настораживает Джеджуна. Людям свойственно притворяться дружелюбнее, чем они есть на самом деле.

Возможно, он зря так поспешно делает выводы о Юнхо. Но Джеджун не испытывает ни капли вины, он потерял достаточно времени, пытаясь сойтись с людьми, которые, в конечном счете, его разочаровывали.

– Мне пора.

– Что? – вскидывает голову Джеджун. – Ты ведь только что пришел.

– Я знаю, – вздыхает Юнхо. – Но, похоже, я прошел какой-то кастинг, и они хотят отснять меня уже сегодня. Но я обещаю загладить свою вину.

– Что-то я сомневаюсь, – сердится Джеджун. – Мне что же, теперь платить и за тебя тоже?

– Просто отмени заказ.

Взглянув направо, Джеджун замечает спешащую к ним официантку с тарелками.
– Поздно.

– Я тебе все возмещу.

– Ага, денег у тебя куры не клюют, – язвит Джеджун.

– Ты меня обижаешь, милый, – смеется Юнхо, хватаясь рукой за сердце. Он подходит к Джеджуну и, несмотря на все его попытки увернуться, наклоняется совсем близко и проводит рукой по его щеке.

– Ты немного заносчивый… но симпатичный. Думаю, у нас все получится.

И прежде, чем Джеджун успевает вставить хоть слово, Юнхо целует его прямо в губы.

– Ну, как прошло?

Джеджун вспоминает события прошлого вечера и хмурится.

– Понятия не имею. – Он отворачивается от Ючона и переводит взгляд на ассистентку, помогающую модели надеть красные туфли на высоченном каблуке. – Как бы то ни было, мне кажется…

– Ты ведь знаешь, что я видел фото?

Джеджун отчаянно краснеет.

– Мне казалось, ты говорил, что ресторан, в котором мы встретимся с Юнхо, безопасен, и никто не будет нас фотографировать…

– Ну я же не знал, что ты из тех, кто целуется на первом свидании.

– Я не такой!

Ючон смеется и, отложив телефон, интересуется:
– Ты ведь не возражаешь, если Юнхо зайдет пригласить тебя на чашечку кофе?

– Что? – возмущается Джеджун, едва не роняя платье, которое держит в руках, и с силой сжав пальцами ткань, добавляет. – Ты уверен, что… это хорошая идея? То есть, мы ведь встречались с ним вчера…

– Понимаешь, влюбленные стараются увидеться при каждом удобном случае, – доверительно шепчет Ючон, отправляя Юнхо смс. – А раз уж вы двое изображаете влюбленных, вам надо чаще бывать вместе на публике.

Джеджун качает головой, передает платье испуганной ассистентке, которая торопится поскорее убраться подальше, и, ухватив Ючона за свитер, вытаскивает друга в коридор.

– Может, найдешь кого-нибудь другого? Кого-нибудь менее…

Ючон наклоняет голову, отцепляет от себя Джеджуна и, приподняв бровь, понимающе ухмыляется.
– Юнхо тебя раздражает?

– Да, но…

– Он мне все больше нравится. – Ючон похлопывает Джеджуна по плечу. – Не волнуйся, Джеджун. Юнхо как щенок: подари ему немного любви – и он всю жизнь будет предан тебе…

– Мужчину, назвавшего меня заносчивым на первом же свидании, вряд ли можно назвать щеночком, – бормочет Джеджун, отпихивая Ючона. – Нет, ну правда, почему ты не свел меня с каким-нибудь иностранцем, не знающим ни слова по-корейски?

– Это было бы скучно, – смеется Ючон. – В любом случае, как я уже говорил, Юнхо скоро придет…

Не успевает Ючон договорить, как двери лифта раскрываются, и они оказываются не одни. Джеджун поворачивает голову и хмурится, заметив вышедшего из лифта мужчину.

– Рад снова видеть меня, милый?

– Что, черт побери, на тебе надето? – морщится Джеджун, указывая на мешковатую рубашку Юнхо и не менее мешковатый пиджак, который тот накинул поверх нее. – Чтобы ты знал, обноски никогда не были в моде.

Юнхо удивленно моргает и, повернувшись к Ючону, интересуется:
– Он всегда так трепетно относится к моде?

– А ты как думаешь? – смеется Ючон. – Не зря же он работает в модном журнале. – Ючон хлопает Джеджуна по плечу и вызывает лифт. – Как бы то ни было, меня ждут другие клиенты. А вы двое ведите себя хорошо.

Стоит Ючону уйти, как Джеджун хватает Юнхо за лацкан пиджака и тащит его за собой мимо вешалок с одеждой в пустую комнату. К счастью, до них никому нет дела, коллеги Джеджуна слишком заняты фотосессией.

– Стой тут.

– К твоему сведенью, я признался в том, что я гей, года так четыре назад…

– И судя по всему, все это время ты одевался в темноте, – ворчит Джеджун, покидая комнату. Не обращая внимания на любопытные взгляды, он направляется к вешалкам с мужской одеждой и, выбрав то, что, как ему кажется, подойдет Юнхо, возвращается обратно.

Юнхо ждет его, сидя на полу.

– Держи. – Джеджун бесцеремонно бросает ворох одежды на колени Юнхо и наблюдает, как тот стаскивает пиджак. – Пара бы уже научиться одеваться прилично самому.

– Мне кажется, я…

– Ходячая катастрофа. Ты выглядишь настолько кошмарно, что окружающие просто не в силах оторвать от тебя взгляд, – констатирует Джеджун, подбирая отброшенный Юнхо пиджак. – Вчера вечером ты выглядел очень даже неплохо, смею предположить, что это чужая заслуга.

– Костюм выбрал мой менеджер.

– Так я и думал, – бормочет Джеджун, перебирая вещи, которые он отобрал для Юнхо. – Раз уж мы изображаем влюбленных, твой внешний вид должен соответствовать моему. Не могу же я встречаться черте с кем.

– Это твое требование?

Джеджун переводит взгляд с пиджака от Рика Оуэнса на Юнхо.
– Ну, можно и так сказать. Я требую, чтобы ты лучше одевался, так что теперь я сам буду отвечать за твой внешний вид.

– Хочешь, чтобы я стал твоей куклой, типа Кена? – Юнхо явно не в восторге от этой идеи. – Ладно, как скажешь. Можешь одевать меня, как вздумается. Мне все равно нечего терять.

– Хорошо, что ты…

– Но раз так, то у меня тоже есть одно требование. – Юнхо понимается на ноги, и ворох дорогущей брендовой одежды, лежавший у него на коленях, падает на пол. Перешагнув через импровизированное препятствие, он подходит к Джеджуну.

Джеджун недовольно хмурится и делает шаг назад.
– И что же это?

– Ты должен чаще улыбаться, – ставит условие Юнхо и, сложив руки на груди, неотрывно смотрит на Джеджуна. – Вчера вечером я пересмотрел твои фотографии с различных пресс-конференций за последние годы и заметил, что ты никогда не улыбаешься.

– И какое это имеет значение? – ворчит Джеджун, впихивая Юнхо кожаный пиджак, и принимается собирать раскиданные по полу вещи. – Сомневаюсь, что люди улыбаются от счастья, когда им тычут камерой в лицо.

– Если хочешь казаться дружелюбным, отзывчивым и влюбленным, тебе придется улыбаться, – настаивает Юнхо. – Знаешь, когда люди счастливы, они улыбаются и…

– Я знаю, почему люди улыбаются, – огрызается Джеджун и замолкает на полуслове, заметив полуобнаженного Юнхо. – Эй-эй, ты зачем раздеваешься? Ну-ка оденься!

– Мне казалось, ты согласился, что отныне я твоя кукла? – Юнхо с улыбкой разводит руки в сторону. – You can brush my hair, undress me everywhere, imagination, life is your*…

Джеджун бросает сердитый взгляд на Юнхо и вручает ему кипу одежды.
– Одевайся. Сходим выпить кофе, попозируем папарацци, и ты, наконец, оставишь меня в покое.

– Life in plastic, it’s fantastic…*

Джеджун с грохотом закрывает дверь в комнату, прежде чем Юнхо успевает спеть еще хоть строчку.

Юнхо ставит перед Джеджуном чашку горячего шоколада и широко улыбается.
– Вчера вечером мне пришла идея, как отвечать на вопрос, где мы познакомились.

Джеджун подносит чашку к губам и помедлив говорит:
– Ну, так посвяти меня в свой гениальный план.

– На вечеринке…

– Как оригинально…

– Я случайно опрокинул на тебя бокал вина и предложил оплатить химчистку. А ты решил, что я ужасно милый и попросил взамен сходить с тобой на свидание…

– Чушь какая, – бормочет Джеджун.

Юнхо смеется и, слегка наклонив голову, подпирает щеку рукой.
– Ну вся эта история про вечеринку правда, ведь именно это я всем и рассказал.

– Что? Ты уже всем рассказал? – округляет глаза Джеджун.

– Пришлось, – признается Юнхо, осторожно перемещая лежащую на столе руку поближе к ладони Джеджуна. – Утром у меня была фотосессия. Пока я не признался, как мы познакомились, меня отказывались оставлять в покое.

– Если бы ты не полез вчера ко мне с поцелуями, не было бы никаких проблем.

– Но ты так хорошо выглядел вчера, – смеется Юнхо. – Я не устоял. Кроме того, я пересмотрел столько твоих фото. И эти твои губы… Мне было интересно, каково это – поцеловать их.

– Даже не знаю, ужаснуться или счесть твои слова за комплимент, – говорит Джеджун, отпивая шоколад. – Ну хорошо, я подтвержу твою ужасно неоригинальную и плохо продуманную историю, если меня кто-нибудь спросит.

– Уверен, что кто-нибудь обязательно поинтересуется.

– Сомневаюсь, – с легкостью отмахивается Джеджун, прекрасно осознавая, какой ужас наводит на своих коллег.

Джеджун задумчиво опускает взгляд на стол и видит, как рука Юнхо перемещается еще ближе к его ладони. Он поднимает голову и вопросительно смотрит на Юнхо, но тот лишь невинно хлопает глазами в ответ.

– Хочешь, чтобы я взял тебя за руку?

– Нет, всего лишь хотел попробовать горячий шоколад, но ты не расстаешься с чашкой, – широко улыбается Юнхо. – Но если хочешь, можешь взять меня за руку.

– Нет, спасибо, – закатывает глаза Джеджун. – Я тебе не мамочка.

– Ну и раз уж зашла речь, сколько тебе лет?

– Тридцать один, а что?

– Просто интересно. Забыл спросить вчера, но решил, что ты немного старше меня. – Чуть наклонившись вперед, Юнхо вытягивает руку и крепко обхватывает пальцы Джеджуна, сжимающие чашку. – Мне двадцать один.

– Ты…

– Улыбнись мне, – просит Юнхо.

– Зачем?

– Я заметил на улице фотографов, – ослепительно улыбается Юнхо. – Думаю, было бы хорошо, если бы со стороны ты выглядел влюбленным. Может быть, ты не знаешь, но влюбленные люди улыбаются…

Джеджун улыбается.

– Умница.

Воспользовавшись длинной скатертью, а так же актерскими способностями Юнхо маскировать боль, Джеджун изо всех сил пинает Юнхо под столом.
– Если из нас двоих кто-то и будет раздавать указания, то это буду я, – с улыбкой отрубает Джеджун. – Мне пора на работу. Увидимся…

– Завтра?

– Слишком быстро. Не хочу показаться приставучим.

– Как насчет пятницы?

– У меня встреча.

– С кем?

– Не твоего ума дело…

– Я твой парень, и у меня есть право знать, с кем ты встречаешься, – парирует Юнхо, отбирая у Джеджуна чашку горячего шоколада, и, сделав глоток, продолжает. – Не смей изменять мне.

– Я и не собираюсь, – вымученно улыбается Джеджун. – Ты что мне не доверяешь?

– Ладно-ладно, делай что хочешь, – смеется Юнхо и, облизнув губы, выжидающе смотрит на Джеджуна. – Как насчет прощального поцелуя?

– После того, как ты напускал вчера слюней мне в рот? Ни за что.

С этими словами Джеджун покидает кафе, полностью игнорируя вопросы журналистов о его отношениях с Юнхо.

Джеджун придирчиво разглядывает каждую фотографию на разворотах макета февральского номера журнала. Заметив, что некоторых фотографий не хватает, он без лишних слов направляется прямиком в кабинет Джису.

– В чем дело? – поворачивает голову Джису.

– Ты выкинула четыре разворота из моих десяти.

– Мне эта затея изначально не нравилась, – отвечает Джису, снимая с вешалки светло-зеленое платье и прикладывая его к себе. – Я же говорила, никого не заинтересует…

– Но зато число фотографий с той восходящей звездой просто зашкаливает, – возмущается Джеджун. – Хиори известная актриса, к тому же украшает обложку номера…

– И она скучная до смерти, – парирует Джису. – Фотосессия неинтересная. Мне не понравилось. Так что чем ее меньше в моем журнале, тем лучше. Я знаю, ты питаешь нежные чувства к стилю флэпперов, но концепция не сработала, а переснимать мы не можем.

– Если она кажется тебе скучной, зачем же тогда ставить ее на обложку?

– Раньше она не казалась мне скучной. – Джису передает платье ассистентке. – Это ты сделал ее такой.

– И вместо того, чтобы переснять материал, ты решила заполнить страницы нашего журнала очередной пигалицей, которая даже не умеет петь?

– Я предпочитаю видеть на страницах журнала новые, молодые, симпатичные лица, вместо того, чтобы впихивать нашим читателям низкокачественную работу. И не только я думаю, что фотосессия с Хиори не удалась.

Джеджун стискивает зубы и качает головой. Ничего удивительного, что остальные сотрудники согласились с мнением Джису, они все следуют за ней как стадо баранов. Расположившись на диване, он наблюдает, как Джису подбирает одежду для съемок.

– Мне нравится, оставь, – говорит Джеджун, когда она собирается отложить красное платье.

Джису оборачивается, смеряет Джеджуна взглядом и возвращает платье на вешалку. Джеджун закатывает глаза, когда одна из увивающихся вокруг Джису ассистенток бросается поднимать шубу, которую та случайно уронила.

– Мне бы хотелось видеть на обложке мартовского номера Чеён вместе с твоим новым другом.

– С которым? – интересуется Джеджун.

– С твоим парнем, восходящей кинозвездой, Чоном Юнхо, – уточняет Джису, вскинув бровь. – Я хочу его на обложку, – повторяет она, возвращаясь к вешалкам с одеждой.

– Не слишком ли…

– Он симпатичный. Мне нравится его лицо, – говорит Джису и, повернувшись к одному из редакторов, интересуется: – А вы что скажете?

– У него такой мужественный вид, он будет прекрасно смотреться с Чеён.

– Не буду спорить, раз тебе это кажется хорошей идеей, – медленно тянет Джеджун, все еще подозревая неладное. – Но будет странно, если мы ни с того ни с сего напечатаем его фото в нашем журнале, тем более на обложке. В отличие от Чеён, он сейчас не занят ни в каких проектах…

– Мог бы как-нибудь поспособствовать продвижению его карьеры, – говорит Джису, присаживаясь за рабочий стол, и, сделав глоток кофе, продолжает. – Я хочу видеть его на обложке. И как его парень, ты должен сделать все, чтобы он попал туда не просто так.

– И что ты предлагаешь? Не пойду же я оббивать пороги…

– Приведи его на новогоднюю вечеринку. Познакомишь нас, а там посмотрим. Быть может, я смогу подергать кой за какие ниточки и сделаю его предметом внимания, а, в конечном счете, и моделью в моем журнале.

– Ты правда пойдешь на это ради него?

– Мне казалось, ты должен благодарить меня, а не искать подвох в моих добрых намереньях. – С этими словами она возвращается обратно к работе. Джеджун чувствует все нарастающее раздражение. – Кроме того, мне хотелось бы первой открыть его талант. Ты открыл в Юнхо романтику, а я хочу открыть в нем звезду.

Когда Джеджун не удостаивает ее ответа, Джису поднимает голову и говорит:
– Ты свободен.

Джеджун наблюдает, как одна из моделей поглядывает на багеты в кадре.

– Знаешь, ты можешь взять один. Не смущайся меня. Я не против.

– Нет, что вы, – нервно смеется девушка. – Позже у меня съемки в корсете. Могу не влезть, если съем. Перекушу потом…

– Какая разница, – пожимает плечами Джеджун. – Кто-то может съесть этот багет, тогда тебе придется покупать новый.

– Я все-таки воздержусь, но спасибо за заботу, – вымученно улыбается девушка. – Мои последние фотографии пришлось сильно ретушировать… агентство просило меня поменьше есть.

Кто-то окликает Джеджуна, обернувшись, он замечает приближающегося Юнхо и, обреченно вздохнув, направляется ему навстречу.

– Ты что здесь делаешь? – хмуро интересуется Джеджун.

Не обращая внимания на вопрос, Юнхо целует Джеджуна в щеку и протягивает небольшую коробочку.
– Принес чизкейк с черникой. Подумал, тебе и твоим коллегам понравится.

– Это фотосессия, а не пикник.

– Но милый, ты такой худой, – шутит Юнхо и, обхватив Джеджуна за талию, привлекает ближе. – Одна кожа да кости, весь такой твердый на ощупь.

– Будь у тебя лапища поменьше, я бы казался тебе мягче, – отрезает Джеджун, выворачиваясь из объятий Юнхо. Заметив, что Юнхо следует за ним по пятам, Джеджун повторяет вопрос: – Что ты здесь делаешь? С твоей стороны весьма непрофессионально находиться здесь.

– У меня съемки на другом этаже. У нас перерыв, вот я и решил заглянуть поздороваться с моей милой крошкой.

– Ты ведь знаешь, что мне за тридцать? – интересуется Джеджун, положив коробку с чизкейком на стол.

– Ты все равно милашка.

– Извини, но меня сейчас стошнит. – Джеджун отпихивает Юнхо и направляется к съемочной площадке. По дороге он оборачивается и кричит Юнхо. – Иди работай!

– Увидимся позже, крошка!

Джеджун заливается краской, понимая, что глаза всех присутствующих в этот момент прикованы к нему. Не в состоянии придумать достойный ответ, он отворачивается и старательно игнорирует смех Юнхо.

– Чего уставились? – орет Джеджун ассистентам, пытаясь хоть как-то спасти свой имидж. – Нас ждет работа.

– Я думала, раз уж ты больше не одинок, то будешь проводить время со своим бойфрендом, а не торчать у меня дома, – жалуется Чеён.

– Мне казалось, ты попросила меня присмотреть за детьми, – говорит Джеджун, опуская на колени последний номер Harper’s Bazaar.

– Нет, Джеджун, ты сам вызвался. Я тебя не просила. – Чеён выразительно смотрит на Джеджуна. Так и не закончив надевать серьги, она отворачивается от зеркала и продолжает. – Кроме того, разве сегодня Юнхо не предстоит выход на красную дорожку? Ты должен был пойти с ним.

– Откуда ты знаешь?

– Видела его по телевизору. Кстати, Юнхи считает его красивым, прямо как папу.

– И раз уж мы заговорили о твоем муже, то где он? – закатывает глаза Джеджун.

– Покупает мне цветы.

– Зачем? – удивленно хмурится Джеджун. – У вас сегодня годовщина?

– Нет, просто я сказала ему, что хочу цветов, – смеется Чеён и исчезает в гардеробной. Надев платье, она подходит к Джеджуну и поворачивается к нему спиной. – Будь добр – застегни.

Джеджун откладывает журнал на тумбочку.
– Кокетка.

– Ты гей. Сомневаюсь, что это можно назвать кокетством, – смеется Чеён. – Да, я пару раз пыталась тебя поцеловать, но это было до того, как я встретила мужа и узнала, что ты гей.

– Мне кажется, все знали, что я гей, просто ты была одинокой отчаявшейся женщиной…

– И кто же сейчас из нас двоих одинокий и отчаявшийся? – интересуется Чеён, подыскивая подходящую сумочку. – Я счастливая замужняя женщина, мать двоих детей. А чем можешь похвастаться ты? Человеком, который притворяется твоим бойфрендом?

– Ну хоть пресс у него по-настоящему накачанный.

– Милый, ты такой душка, – смеется Чеён и открывает дверь, чтобы позвать детей. – Уверен, что не хочешь пригласить кого-нибудь составить тебе компанию? А то вдруг заскучаешь. Сколько раз ты уже смотрел «Тачки 2»? Четыре? Пять? Уверена, Чонмин не будь возражать, если ты позовешь приятеля.

– Переживу, – качает головой Джеджун.

– Уверен?

– Конечно, – ослепительно улыбается Джеджун. – Ты же знаешь, я обожаю Молнию Маквина.

По правде Джеджун терпеть не может Молнию Маквина.

Однако, не смотря на все его попытки убедить детей посмотреть что-нибудь другое, они все равно настояли на том, чтобы включить «Тачки 2» во второй раз. Джеджуну безумно хочется наорать на них и просто запихнуть другой диск в проигрыватель, но он прекрасно знает, что поступи он так, его тут же закидают игрушками.

Единственным выходом в подобной ситуации было бы вздремнуть. Но учитывая, что когда он уснул в прошлый раз, Юнхи залила красной краской белоснежный ковер, он не решается оставить детей без присмотра. Звонок в дверь отвлекает детей от телевизора.

– Мамочка говорит не открывать дверь незнакомцам, – поучительно говорит Хёнсу, прекрасно понимая, что Джеджуну знакомо это правило.

– Я знаю. Я открою, – покорно соглашается Джеджун, не обращая внимания на попытку ребенка вывести его из себя.

Аккуратно пересадив Юнхи со своих коленей на диван, он идет в прихожую и, не глядя в глазок, открывает дверь.

– Привет.

Джеджун удивленно моргает и говорит первое, что приходит в голову.
– Ты что, сталкер?

– Нет, просто знал, где ты, – смеется Юнхо и пытается впихнуть Джеджуну коробку с пиццей.

– Мне кажется, это и означает быть сталкером. – Джеджун отступает назад и пропускает Юнхо в прихожую. Он никак не комментирует его официальный стиль одежды.

Юнхо снимает ботинки и оглядывается.
– Симпатичная квартира. Это…

– Ты кто?

Хёнсу стоит на пороге гостиной, из-за его спины застенчиво выглядывает младшая сестренка. Заметив детей, Юнхо удивленно оборачивается к Джеджуну.

– Это не мои, – поясняет Джеджун и подзывает детей ближе. – Это дети Чеён. Я просто присматриваю за ними. Это Хёнсу, а это его сестра Юнхи. Юнхи, Хёнсу, это… мой парень Юнхо.

– Привет, – радостно здороваются дети.

– Почему бы вам не досмотреть мультик? – говорит Джеджун прежде, чем Хёнсу успевает завести речь о «Тачках 2». – А мы с Юнхо пока приготовим поесть и принесем вам.

– Хорошо!

Как только дети исчезают в гостиной, Джеджун поворачивается к Юнхо.

– Почему ты здесь? Разве тебе не полагается быть на каком-нибудь афте-пати? – интересуется он, указывая на костюм Юнхо.

– Какой смысл идти туда, если там нет тебя, – пожимает плечами Юнхо.

– Пообщался бы с людьми. Завел бы знакомства, наладил связи… Я убедил кое-кого снять тебя для журнала, но ты должен хоть что-то делать и сам.

– Точно, – смеется Юнхо. – Я такой неопытный в этом, да? Черт. Но раз уж я здесь, можно мне остаться? Я хотел познакомиться с тобой поближе, ведь нам предстоит пойти вместе на вечеринку. Нам было бы легче, если бы мы смогли стать друзьями.

– Хорошо.

Они долго смотрят друг на друга, пока Джеджун смущенно не отводит взгляд.

– Ну, – Джеджун нервно облизывает губы, – можешь остаться, если…

– Если что?

– Если посмотришь с детьми «Тачки 2», пока я сплю, – выпаливает Джеджун, пытаясь скрыть свое отчаянье. – Я ненавижу этот мультик. Просто займи их на полчасика, обещаю, я скоро вернусь.

– Ладно, – смеется Юнхо и самоуверенно ухмыляется. – Разве ты не рад, что у тебя такой милый, заботливый и замечательный парень? Признайся, ты ведь счастлив, что тебе достался именно я.

– О чем ты говоришь? – хмурится Джеджун.

– Я на пушечный выстрел не подойду к детям, если ты не признаешься, что рад мне, – подначивает Юнхо, пихая Джеджуна коробкой с пиццей в бок. – Ты ведь находишь меня милым, да?

– Да, я счастлив, что у меня есть ты, да, ты милый, как страдающий бешенством щенок, – признается Джеджун и, подтолкнув Юнхо к гостиной, направляется в гостевую спальню, где он, наконец, сможет вздремнуть и забыть голос актера озвучившего Молнию Маквина.

– Вам помочь?

– Сами справимся, спасибо, – качает головой Джеджун и улыбается. Девушка удивленно моргает. Джеджун отворачивается и терпеливо ждет, когда Юнхо выйдет из примерочной.

Как только девушка отходит достаточно далеко, Джеджун встает с дивана, подходит к кабинке, в которой переодевается Юнхо, и стучит по дверце.

– Ты чего там застряла, Золушка? – шипит Джеджун.

– Потерпи немного…

– Я жду тебя уже пять минут…

– Значит, сможешь подождать еще немного.

– Открывай уже, – ворчит Джеджун, вновь ударяя по двери. – Если нужна помощь, можешь смело обратиться ко мне. Я помогал парням-моделям и сомневаюсь, что у тебя есть что-то, чего я раньше не видел.

Дверца распахивается с такой силой, что едва не ударяет Джеджуна по лбу, и из примерочной появляется насупившийся Юнхо.

– Не сравнивай меня со своими бывшими.

– Вряд ли моделей можно назвать моими бывшими, – закатывает глаза Джеджун и проворно завязывает галстук на шее Юнхо. – Полюбуйся на себя в зеркало.

Юнхо пожимает плечами, глядя на свое отражение.
– А ты что скажешь?

Джеджун придирчиво окидывает Юнхо взглядом, восхищаясь его идеальной фигурой. Не удивительно, что с такими пропорциями и ростом Джису разглядела в нем потенциал. Юнхо с легкостью завоюет сердца поклонников. Надо просто подтолкнуть его в нужном направлении.

– Наконец-то ты стал похож на человека, – говорит Джеджун, не желая признавать, что Юнхо выглядит просто отлично. – Ну а тебе как? – интересуется Джеджун, встречаясь взглядом с отражением Юнхо. – Как себя чувствуешь?

– А какая разница?

– Люди выглядят хорошо, когда чувствуют себя уверенно в том, что на них одето, – хмурится Джеджун. – Что бы я ни одел на тебя, если ты не будешь носить одежду правильно, она не будет тебе идти.

– Ну… – тянет Юнхо, вновь встречаясь с Джеджуном взглядом. – Честно говоря, лучше всего я чувствую себя голым.

– Придурок, – бросает Джеджун и уже собирается уйти прочь, как замечает парочку продавщиц, наблюдающих за ними из зала. Не испытывая желания отвечать на их вопросы, он поворачивается обратно к Юнхо. – На нас люди смотрят.

– И? – Юнхо невозмутимо поправляет костюм. – Мне казалось, ты привык, что люди засматриваются на твою красоту. Сомневаюсь, что такой гадкий утенок как я, мог привлечь…

– Я серьезно.

Юнхо поворачивается к Джеджуну и наклоняется так, что их губы оказываются буквально в сантиметре друг от друга.

– И что же ты от меня хочешь, милый? – Сахарная улыбка Юнхо лишь сильнее раздражает Джеджуна. – Хочешь, чтобы я попросил их оставить тебя в покое или мне затащить тебя в примерочную и подкинуть им тему для разговоров?

Джеджун морщится и упирается рукой в грудь Юнхо.
– Ни то, ни другое, спасибо!..

Не успевает он произнести последнее слово, как Юнхо толкает его в тесную кабинку и, прижав палец к его губам, шепчет:
– Как думаешь, про нас напечатают в завтрашних газетах?

Джеджун отпихивает Юнхо, быстро открывает дверь и, оказавшись в проходе между примерочными, замечает мужчину. Следует неловкая пауза, и прежде, чем менеджер магазина успевает открыть рот, Джеджун говорит: «Ничего не было». Отчаянно краснея, он проходит мимо мужчины и, покинув магазин, прячется в ближайшем кафе.

– Вечеринка через неделю. Это очень важное мероприятие, – говорит Джеджун, кладя перед Юнхо альбом с фотографиями. – Там будет много людей, ты должен произвести приятное впечатление.

– Разве я не произвожу приятного впечатления всегда?

Джеджун качает головой и листает альбом.
– Дело не в том, чтобы быть милым или приятным, Юнхо. Дело в том, чтобы быть впечатляющим. Ты должен выглядеть и вести себя так, словно ты один из них, даже если это не так.

– Почему моей внешности и обаяния недостаточно? – обиженно качает головой Юнхо и опускает взгляд на фотографии в альбоме. – Я получил неплохие отзывы на свой последний фильм.

– Ага, но он все равно провалился в прокате, – отрубает Джеджун и тычет пальцем в одно из фото. – Это Со Кёнджун, если встретишь его, веди себя мужественно и уверено. Он режиссер нашумевших боевиков. Его фильмы возглавляют хит-парады.

– Ясно.

Джеджун показывает следующую фотографию.
– Ли Хиджин – главный редактор журнала Lipstick и... – Он замолкает на полуслове и переворачивает страницу.

– И?

– Они часто снимают своих моделей обнаженными. Не хочу, чтобы ты участвовал в подобном.

– Хочешь, чтобы мое тело принадлежало только тебе? – смеется Юнхо. – Или дело в твоем возрасте? Твое старомодное воспитание не признает красоту голого тела...

– Заткнись. – Джеджун отвешивает Юнхо подзатыльник.

– Хоть ты мне в отцы годишься, я все равно люблю тебя, – драматизирует Юнхо и берет Джеджуна за руку. – Что бы ни говорили люди, я хочу быть с тобой...

Джеджун вырывает руку и отвешивает Юнхо очередной подзатыльник.
– Нельзя ли посерьезнее? Я тут стараюсь, чтобы ты не остался неудачником на всю жизнь.

– Ты моя фея крестная.

– Никакая я не фея крестная.

– Точно, извини. – Юнхо принимается листать альбом. – Ты просто фея.

Юнхо не успевает даже дернуться, когда Джеджун резко прикладывает его лицом об альбом.

– Мое лицо! Мое распрекрасное лицо! Как ты мог, Джеджун? – ворчит Юнхо, потирая нос и пытаясь разжалобить Джеджуна. – Мой идеальный нос...

Джеджун присаживается на край стола и, развернув альбом к себе, переворачивает страницы.
– Ты всегда можешь обзавестись новым. Я знаю парочку шикарных пластических хирургов. Все звезды проходят через их руки.

– Ты должен был сказать, что я идеален такой, какой есть.

– Я всегда говорю правду, – признается Джеджун, листая подборку фотографий, которую Ючон составил для Юнхо. – Кстати, если бы я мог, то удалил бы родинку у тебя над верхней губой.

– Это мушка!

– Это ужасное пятно.

– Как ты можешь? – рычит Юнхо и, выхватив альбом из рук Джеджуна, направляется к двери. – Ты меня расстроил. Позанимаюсь сам. До завтра.

– Эй...

Джеджун смотрит на дверь, за которой скрылся Юнхо, пока не появляется его ассистентка Минджон. Эта молчаливая девушка редко заговаривает с ним сама, но она профессионал. И все же Джеджун уверен, что она до смерти боится его. Когда он все же решает поинтересоваться, что случилось, она сама заговаривает с ним.
– Вы поругались? – тихо интересуется Минджон, с любопытством разглядывая его.

– Не знаю, – пожимает плечами Джеджун и задумывается о том, что произошло. – Думаешь, я обидел его?

– Хотите знать мое мнение?

Джеджун обдумывает вопрос.
– Говори. Я не уволю тебя, даже если мне не понравится то, что услышал.

– Думаю, он вас дразнит.

Джеджун спрыгивает со стола и, пересев в кресло, замечает, что Минджон так и мнется на пороге. Он жестом приглашает ее войти и, когда она делает шаг вперед, просит закрыть дверь.

– Должен ли я подарить ему что-нибудь на Рождество?

Минджон удивленно моргает, и Джеджун краснеет и старательно отводит взгляд.
– Ючон заставляет меня купить ему что-нибудь. Рождество на носу, и мне кажется, я не должен ничего покупать, учитывая...

Джеджун замолкает на полуслове.

– Учитывая?.. – переспрашивает Минджон.

Джеджун проклинает себя, что чуть не выболтал правду об их с Юнхо отношениях, и пытается отвлечь ее улыбкой.
– Учитывая, что я понятия не имею, отмечает ли он его. Мы не обсуждали такие вещи, а сейчас заводить речь об этом уже поздно. Но все кругом твердят, что в Рождество парочки обмениваются подарками, и я не знаю, как поступить.

– Ну... – задумывается Минджон. – Мы с моим парнем отмечаем Рождество вместе.

– Ох, – хмурится Джеджун. – Ну я... То есть, – он хмурится еще сильнее. – Я раньше никогда не думал о том, чтобы встретить Рождество со своей второй половинкой. Обычно в это время года я одинок... Но с тех пор, как Ючон заговорил об этом, не могу избавиться от мысли...

– Почему бы вам не купить ему подарок? – предлагает Минджон. – Если он что-нибудь подарит вам, то вам будет, чем ответить, а если нет – оставите его себе.

И тут распахивается дверь, и в комнату заходит Юнхо с альбомом подмышкой.
– Я все еще зол на тебя за то, что ты назвал мою мушку ужасным пятном, но что бы тебе хотелось получить в подарок на Рождество?

– Похоже, вам все же придется подыскать ему подарок, – шепчет Минджон. – Оставлю вас одних.

– Не оставляй меня с ним одного, его глупость заразна! – пыхтит Джеджун.

Юнхо берет Минджон за руку, подносит ее ладонь к губам и целует.
– Спасибо вам за то, что терпите Джеджуна. Я знаю, что иногда, точнее всегда, с ним очень сложно.

– Не за что, – смеется Минджон.

Джеджун наблюдает за происходящим, открыв рот.
– И вовсе со мной не сложно!

– Позвольте угостить вас чашечкой кофе. Обменяемся историями, как тяжко находиться рядом с ним, – говорит Юнхо, подталкивая девушку к двери. – По крайней мере, вам платят за то, что вы его терпите. А вот я не получаю ничего...

– Юнхо!

– Вообще-то я вернулся, чтобы отменить наше завтрашнее свидание, – улыбается Джеджуну Юнхо. – Перенесем на среду, ладно? Кстати, какие у тебя планы на Рождество? Я бы хотел провести его вместе.

– Иди уже, – хмурится Джеджун.

– До встречи, милый, – воркует Юнхо, закрывая за собой дверь.

– Слышала, Юнхо заболел. Ужасно жаль. Говорят, режиссер предпочел не ждать, когда он поправится, в просто вырезал его из сцены.

Джеджун удивленно смотрит на Чеён.
– Подло конечно, но я их понимаю. – Полив блинчики кленовым сиропом, он продолжает. – Им нужно придерживаться графика, а его роль эпизодична, да?

– Ты ведь знаешь, как трудно быть начинающим актером, – качает головой Чеён. – Важна каждая роль. Думаю, ему сейчас очень грустно.

– Такова жизнь...

– Он хороший друг, Джеджун. Я видела цветы, которые он прислал тебе на днях. Прекрасные и, наверное, дорогие...

– У меня потом два дня разило в офисе цветами.

– Джеджун!

Джеджун закатывает глаза и делает глоток воды.

– И почему мне кажется, что ты пытаешься уговорить меня отказаться от ланча с тобой и сходить подбодрить Юнхо? – надувает губы Джеджун.

– Похоже, общение с Юнхо пошло тебе на пользу, – смеется Чеён и, подперев подбородок рукой, задумчиво разглядывает Джеджуна. – Ты стал заботливее.

– Эй, – возмущается Джеджун. – Я всегда был заботливым и чутким. Просто ты слепа.

– Ага.

Они долго смотрят друг на друга, пока Джеджун первым не отводит взгляд. Не желая что-либо говорить, он принимается играть с ножом и вилкой.

– Ладно, я заеду к нему, – возмущенно пыхтит Джеджун, когда Чеён многозначительно откашливается.

– Как мило! – радостно хлопает в ладоши Чеён. – Купи ему куриный бульон...

– Не вижу в этом ничего милого, – раздраженно бормочет Джеджун. – Ты хоть знаешь, сколько стоит здесь суп? Я не собираюсь тратить на него такие деньги. Приготовлю сам.

– Что? – удивленно моргает Чеён.

Джеджун достает бумажник, чтобы расплатиться за свой заказ.
– Я не собираюсь тратиться на этого идиота. Приготовить куриный бульон легче легкого. Это тебе не ядерная физика.

– Как знаешь, – весело улыбается Чеён. – Ты знаешь, где живет Юнхо?

– Нет, я ему позвоню. Вот приготовлю суп и...

– Не звони ему! Это должен быть сюрприз!

– С чего бы, – удивляется Джеджун. – Это же не день рождения. Какая разница...

– Он будет тронут, если ты сделаешь ему сюрприз.

Джеджун начинает понимать, к чему ведет Чеён.
– Ты что творишь?

– Учу тебя быть хорошим человеком, – невинно моргает и сладко улыбается Чеён. – Знаешь, после парочки таких трюков, мой муж стал совсем ручной...

– Не нужен мне ручной Юнхо, – качает головой Джеджун. – Послушай, тебе все это кажется милым, но у нас с ним сугубо деловые отношения. В лучшем случае мы станем друзьями.

– Поступай, как знаешь, – обиженно надувает щеки Чеён. – Раз уж вы просто друзья, то ты должен отдать предпочтение мне, мы знакомы дольше. Он может и подождать.

– Хорошо, я в твоем распоряжении весь день. Уверен, с Юнхо ничего не случится. Моя помощь ему не нужна.

Джеджун уже битый час стоит под дверью, так и не решаясь позвонить. Бросив взгляд на контейнер с куриным бульоном, он тяжело вздыхает и нажимает на кнопку звонка. Вообще-то он не собирался приходить, но когда Ючон рассказал ему, что Юнхо окончательно потерял роль, Джеджуна начала грызть совесть.

Он прекрасно понимает, как трудно найти место под солнцем в индустрии шоу-бизнеса. Юнхо всегда внимательно относился к нему, хотя и порядком доставал, поэтому Джеджун решил, что Юнхо необходима поддержка.

Вот только Джеджун понятия не имеет, как ее оказывать. Его план состоит в том, чтобы вручить Юнхо суп и ретироваться домой. Уж у кого у кого, а у Юнхо должно быть полно друзей, готовых присмотреть за ним, когда он болен.

Дверь открывается, когда Джеджун уже подумывает позвонить снова.

– Ты не из доставки пиццы… – удивленно моргает Юнхо.

Джеджун закатывает глаза и протягивает ему контейнер с бульоном.
– Сомневаюсь, что парни из доставки носят Луи Виттон.

Юнхо смеется и, резко отвернувшись от Джеджуна, чихает. Он виновато улыбается, заметив отвращение на лице Джеджуна, и принимает контейнер из его рук.

– Спасибо, но как ты узнал, где я живу?

– Выведал у сасэн фанатки, – бормочет Джеджун.

– Я не настолько популярен, чтобы они у меня были…

– Твой менеджер сказал мне, идиот. Я ему позвонил.

– Точно. Извини, – смеется Юнхо и оборачивается. Джеджун заглядывает в квартиру вслед за ним. Как и ожидалось, в ней царит полный бардак. Точнее, она производит впечатление полной катастрофы. Ничто так не свидетельствует о том, что здесь живет начинающий актер, как разбросанные кругом контейнеры из-под еды на вынос и стаканчики из-под кофе. К тому же Юнхо умудрился усеять весь пол бумажными носовыми платками и пластиковыми бутылками из-под воды.

Если бы не его квартира, Юнхо вполне мог бы сойти за идеального бойфренда. Джеджун должен приложить все усилия, чтобы он им не стал.

– Зайдешь?

– Прости, но учитывая, в каком состоянии твоя квартира, пожалуй, нет.

– А если я приберусь?

– Думаю, на это уйдет не меньше месяца. Как бы то ни было, я хотел сказать…

– Что?

Джеджун тяжело вздыхает и встречается взглядом с любопытными глазами Юнхо.
– Мне жаль, что ты лишился роли из-за болезни. – Заметив, как помрачнел Юнхо, он продолжает. – Наверное, ты винишь себя, но это не так, сейчас ты можешь…

– Могу что? – слабо улыбается Юнхо.

– Надеяться, что этот проект провалится и что, вспоминая о нем в будущем, ты сможешь сказать: слава богу, что я не участвовал в этом кошмаре, – смущенно заканчивает Джеджун. Когда Юнхо никак не реагирует, он отворачивается и старательно не обращает внимания на бешено стучащее сердце. – Что ж, я не умею утешать…

– Спасибо, Джеджун. Правда, спасибо, – широко улыбается Юнхо, и прежде, чем Джеджун успевает вставить хоть слово, притягивает его ближе и нежно целует в губы.

Поцелуй длится всего пару секунд. Когда Юнхо выпускает его из объятий, Джеджун слишком поражен, чтобы сказать хоть что-нибудь. Он не слышит ни слова из того, что шепчет Юнхо. А когда тот закрывает за собой дверь, так и стоит в коридоре, гадая, что, черт побери, произошло, почему он не попытался оттолкнуть Юнхо и почему у него горят щеки.

– Вот сучка! – Джеджун раздраженно меряет шагами гостиничный номер.

Положив сумочку на диван, Минджон изо всех сил старается не отставать от Джеджуна.

– Какого черта она отправила нас в Токио? – возмущается Джеджун, прогуливаясь туда-сюда. Вскинув вверх руки, он расстроено вздыхает и качает головой. – Она хоть объяснила, почему ей разонравилась идея съемок в Харадзюку?

– Ну, там столько всего получится на заднем плане: люди, машины... слишком много возни и никакой результат.

– Никакой? Знаешь, что такое никакой результат? Очередные съемки в помещении. Как же они мне надоели. Где же оригинальность и…

– Ты почему не готов? – удивленно спрашивает зашедший в номер Ючон. – Мы должны быть на вечеринке через тридцать минут, а на дорогах жуткие пробки. Если не выйдем сейчас, то…

– Минджон, позвони Джису. Я хочу объяснений, – велит Джеджун, не обращая внимания на Ючона. – Она выкидывает деньги на ветер из-за очередной своей придури. Соедини меня с ней немедленно.

– В Сеуле сегодня торжественное мероприятие, не думаю, что она…

– Матерь Божья, эта женщина…

– Минджон, почему бы тебе не пойти переодеться для вечеринки? – откашливается Ючон. – Я поговорю с Джеджуном и успокою его. Ты сегодня отлично поработала и заслужила отдых.

Минджон кивает и, учтиво поклонившись, исчезает из комнаты. Как только за ней закрывается дверь, Джеджун присаживается на кровать. Сложившаяся ситуация все больше раздражает его. Ючон протягивает Джеджуну бутылку воды из минибара.

– Я так ждал съемок в Харадзюку, – бормочет Джеджун, делая глоток, и, покачав головой, закручивает крышку. – Цвета, мода… все… у нас получились бы прекрасные кадры…

– Ну…

– Ради поездки сюда я отменил встречу с Юнхо, – со вздохом признается Джеджун. – Сегодня я должен был познакомиться с его сестрой.

– Что? Почему?

– Она приехала из Кванджу навестить его. Я ведь его парень, вот она и хотела познакомиться со мной. Но Джису настояла на этой поездке, и мне, к сожалению, пришлось отказаться…

Ючон внимательно смотрит не Джеджуна.
– Ну, вообще-то ты не его парень. Так что не стоит изводиться из-за того, что пропустил знакомство с его сестрой.

– Наверное. – Джеджун отводит взгляд. – Но я расстроен. Я просто… Распланировал чем мы займемся, – со вздохом признается Джеджун, откручивая крышку на бутылке.

– Что?

– Ну ты же знаешь, я люблю строить планы, – бормочет Джеджун. – Я все распланировал, а потом все отменил. А сейчас я должен идти на вечеринку. Юнхо подумает, что я отказался от встречи с его сестрой ради вечеринки в Vogue Japan.

– Сомневаюсь, что он так подумает.

– Пожалуйста, напомни мне купить что-нибудь для Юнхо и его сестры до отлета в Корею. Кроме того, можешь помочь менеджеру Юнхо найти для него работу? Клянусь, этот тип ни на что не способен. Кстати, займись поиском нового…

– Нас ждет вечеринка, так что хватит болтать о Юнхо, – прерывает его Ючон. – И вообще-то я не твой ассистент. Одевайся уже.

– Ах, да, извини, – краснеет Джеджун. По пути в ванную он оборачивается и добавляет, – можешь набрать Юнхо и…

– Нет, Джеджун. Нет и точка, – ворчит Ючон. – Я не твой ассистент. Попроси Минджон или еще кого-нибудь.

– Но сегодня ведь Рождество!

– А я не Санта Клаус, – отрезает Ючон. – И не собираюсь исполнять твои желания.

– Санта Клаус не исполняет желания, придурок. Он дарит подарки, – поправляет Ючона Джеджун и исчезает в ванной, громко хлопнув дверью.

– С Рождеством!

– Что это? – Джеджун недоверчиво поглядывает на помятую коробку в руках Юнхо.

– Ваза… – Юнхо переводит взгляд с коробки на Джеджуна. – Точнее это была ваза… до того, как разбилась.

– И почему же она разбилась? – интересуется Джеджун, принимая подарок. Осколки стекла мелодично позвякивают при каждом движении. Он выжидающе смотрит на Юнхо. – Не уверен, что принято вручать людям разбитые рождественские подарки.

– Я всегда покупаю тебе цветы, но у тебя в офисе нет вазы. Вот я и решил купить тебе вазу, раз уж у тебя есть все, кроме нее.

– Мило, но что я должен делать с разбитой вазой? – интересуется Джеджун, встряхивая коробку и напоминая Юнхо о том, во что превратился его подарок. – Как она вообще разбилась?

– Я споткнулся по дороге сюда и выронил коробку.

– О…

Юнхо краснеет и опускает взгляд.
– Я не привык, чтобы за мной толпами следовали папарацци. Оставь ее себе, пожалуйста, как напоминание о…

– Твоей неуклюжести? – весело заканчивает Джеджун, едва заметно улыбаясь.

– Нет, как напоминание о том… – хмурится Юнхо.

– О чем?

Юнхо смеется и улыбается своей фирменной улыбкой.
– Пытался придумать какую-нибудь пафосную метафору и не смог.

– Придурок, – бормочет Джеджун. Отложив разбитую вазу на стол, он снимает с вешалки пальто. – Пойдем поужинаем, пока твой идиотизм не испортил мне остаток Рождества.

– Эй, а где твой подарок? То, что я разбил свой, не означает, что ты должен оставить меня без подарка.

– Ты правда хочешь получить его сейчас? Может, подождешь окончания ужина?

– Я хочу получить его сейчас, – жалобно смотрит на Джеджуна Юнхо.

Джеджун со вздохом достает коробочку из бумажного пакета и вынимает из нее красный шарф. Аккуратно повязав его вокруг шеи Юнхо, он отступает назад полюбоваться результатом.

– Я хорошо выгляжу? – улыбается Юнхо.

– Сойдет, – отрубает Джеджун и отворачивается. – А теперь пойдем ужинать. Я проголодался.

У Джеджуна непривычно пылают щеки, но он уверен, что все дело в вине. По правде он понятия не имеет, сколько они выпили, но уверен, что прекрасно себя контролирует, и не протестует, когда Юнхо снова наполняет бокалы.

Юнхо увлеченно о чем-то рассказывает, но вместо того, чтобы ловить каждое слово, Джеджун беззастенчиво разглядывает его губы – тонкие с четко очерченной верхней губой и такие привлекательные. Чем дольше Джеджун смотрит на Юнхо, тем явственнее вспоминает поцелуй пару дней назад и тем сильнее алеют его щеки. Чтобы хоть как-то скрыть смущение, он подносит бокал к губам.

– Ты меня слушаешь?

– А?

Юнхо смеется и забирает бокал из рук Джеджуна, поглаживая пальцами его ладонь.

– Не можешь оторвать от меня глаз? – В глазах Юнхо сверкают озорные искры.

– Как же, – нерешительно бормочет Джеджун и отводит взгляд. – Просто твоя мушка меня отвлекает.

– Мне кажется, ты врешь. – Юнхо наклоняется вперед и подпирает подбородок рукой. – Но если тебе так хочется чем-нибудь полюбоваться, можем поехать ко мне, и я покажу тебе кое-что поистине достойное восхищения.

– Я под страхом смерти не переступлю порог твоей квартиры, – хмурится Джеджун, пытаясь вернуть свой бокал. – Я лучше проведу вечер с Джису, чем поеду к тебе.

– Тогда мы можем поехать к тебе…

– Какой же ты прилипчивый, – закатывает глаза Джеджун.

– Ты так прекрасно выглядишь в одежде, что в последнее время я частенько задумываюсь, как ты будешь выглядеть без нее, – шутит Юнхо. – Мне бы хотелось узнать, действительно ли у тебя такая безупречная и мягкая кожа.

– Прекрати, хватит. – Джеджун торопливо отпивает вино и, облизнув губы, замечает, что Юнхо жадно следит за каждым его движением. – Кто-нибудь может услышать.

– Я говорю правду.

Джеджун закатывает глаза, вместо вина берет стакан с водой и, сделав глоток, говорит:
– Есть разница между искренним комплиментом и непристойностью.

– Честность – это сексуально.

– Кто сказал? – интересуется Джеджун.

– Я, – капризно дуется Юнхо, не в силах сдержать улыбку. – И кстати, мне кажется, тебе нравится, что я считаю тебя привлекательным.

– Если думаешь, что способен повлиять на меня, то тебе пора спуститься с небес на землю, – качает головой Джеджун, старательно подавляя улыбку. – Не вижу ничего удивительного – люди частенько находят меня привлекательным.

– Чтобы ты знал, Джеджун, есть разница между честностью и высокомерием, – передразнивает Юнхо.

– Ты же сам сказал, что честность – это сексуально.

Юнхо смотрит Джеджуну прямо в глаза и передвигает лежащую на столе руку, тем самым привлекая внимание Джеджуна. Джеджун чувствует, как по спине бегут мурашки, когда Юнхо накрывает его ладонь своей и нежно поглаживает его пальцы.

– Джеджун, раз уж мы разоткровенничались, хочу кое в чем признаться.

– В чем? – шепчет Джеджун, чувствуя, как пересохло в горле и как бешенно забилось сердце в груди. – Юнхо?

– Мне бы хотелось, чтобы мы сблизились и между нами не было секретов, – медленно произносит Юнхо, удерживая взгляд Джеджуна и поглаживая его пальцы. – Мне показалось, ты должен это знать.

Джеджун так ошеломлен, что не может произнести ни слова. Так и не дождавшись ответа, Юнхо подносит руку Дждежуна к губам и целует.
– Подожди здесь, я принесу твое пальто.

Глядя на удаляющуюся фигуру Юнхо, Джеджун никак не может отделаться от мысли, что его щеки пылают отнюдь не от выпитого вина, что всему виной кое-что совершенно иное, и он пока не уверен, нравится ему это или нет.

продолжение в комментариях

@темы: Strong Heart - 2013, band: dong bang snin ki

---

Легенда о Чёрном Жемчуге

[efa_888]

Фандом: DBSK
Название: Легенда о Чёрном Жемчуге
Автор:  Шу-кун
Коллажист:  efa_888
Артер:  Merle: )
Персонажи/пейринг: Чанмин/Ючон
Размер: миди ( ~ 11 500 слов)
Жанр: фэнтэзи, романс, юмор
Рейтинг: 18+
Дисклэймер: не покушаюсь
Предупреждение: слэш, пара кинков
Авторские примечания: сказка ― ложь, да в ней намёк.
Ссылка на скачивание: doc

Легенда о Чёрном Жемчуге

Наверное, о чёрном жемчуге многие слышали, но мало кто знает, что это такое. Одни говорят, что это слёзы, другие твердят, что это кровь, но истина, как всегда, останется тайной. Или сказкой, в которую никто не поверит. Уж такова участь большинства истин.
Чёрный жемчуг ― гематит, кровавик, железная роза. В книгах о магических ритуалах гематит является непременным атрибутом магии и колдовства. С его помощью можно даже вызвать духов стихий или пообщаться с душами умерших, а можно и защитить себя от нечистой силы.
Говорят, что гематит защищает своего хозяина от астральных нападений и открывает мир с новой стороны, а ещё помогает расшифровать знаки, посланные Вселенной людям.
Гематит ― мужской талисман, ведь он придаёт своему владельцу мужество и отвагу. Более того, это талисман именно воинов, помогающий им вернуться из боя живыми.
Чёрный жемчуг любит серебро и не уживается с иными металлами, а счастье и удачу он приносит, когда его носят на указательном пальце правой руки.
Именно так я и напишу в королевских хрониках.

Истина же...

Новый день встретил Ючона кудахтаньем за окном, забранным резной решёткой, лошадиным ржанием во дворе, перебранкой двух стряпух, не поделивших свежеснесённые за ночь куриные яйца, и остервенелым лаем присоединившихся к стряпухам собак.
Он лениво приподнял веки и тут же зажмурился из-за яркого света уже вставшего и проморгавшегося спросонья солнца. Сладко вытянувшись в полный рост на узенькой кровати и выпрямив руки над головой, Ючон зевнул и медленно повернулся на левый бок. На него двумя блестящими чёрными глазёнками уставилась мышь. Белая, упитанная мышь, чем-то неуловимо напоминавшая приходского священника, что остался далеко от столицы ― дома. Мышь смотрела на Ючона и тряслась, а он смотрел на мышь и пытался соображать.
Рефлексы сработали раньше, чем голова пришла к какому-либо выводу. Сначала он изловил мышь, потом задумчиво погладил кончиком пальца белый бочок, затем отпустил животину, но та не удрала, а так и осталась сидеть рядом и пялиться на него чёрными глазами-бусинками. Может, и не мышь, а крыса? Да нет, вряд ли, мелкая для крысы.
Ючон пересадил грызуна с подушки на матрас, сел и озадаченно взлохматил пятернёй тёмные пряди. Грызун остался там, где оставили. Может, больной какой? Тоже вряд ли, вон какие бока округлившиеся от сытой привольной жизни. Или он в нору обратно влезть не мог? Ну так жрать надо меньше.
Ючон даже позавидовал сытости мыши. Дома и не наесться было: крестьяне добросовестно отдавали десятину церкви да поболее в хранилище господина, но толку-то, если всё уходило на оплату военных расходов. Последние два года рыцари питались так же, как крестьяне да слуги. Мясо попадало на стол по большим праздникам, да и то тогда лишь, когда священник не видел.
Он вновь взъерошил волосы и вздохнул. Пора бы и вставать. Всё-таки первый день в столице, надо пороги дворцов оббивать, нанося внезапные визиты. Честно говоря, Ючон ещё год назад пришёл к выводу, что нет у него иного пути ― только вернуться в столицу. Младший сын маркграфа после смерти отца мог рассчитывать лишь на груду доспехов, дряхлого конячку под седлом и охотничьего пса. Меч в руке, шлем на башке ― и да здравствует слава, коль её догонишь. Или она догонит тебя. Не радужная перспектива, как ни посмотри. В погоне за славой и ночевать где-то надо, и на пустой желудок особо не погоняешься даже за поросёнком к обеду. С другой стороны, для голодного парня целый поросёнок на обед ― хорошая мотивация. Если его поймать, конечно.
Жаль, что война с соседями закончилась десять лет тому, и жаль, что в Тирольском лесу драконья пещера пустует. Война ― хороший способ заработать славу, как и драконья голова на копье. За драконью голову ещё и принцессу давали в нагрузку, а родственник короля ― звучит отлично.
Но не судьба, увы. Да и нет у короля дочки, только сын.
Десять лет тому назад Ючон пообтёрся при королевском дворе, будучи пажом наследника. И было бы всё прекрасно, если б не волнения в родном лене. Пришлось ему оставить службу при дворе и вернуться домой ― десять лет псу под хвост, если уж начистоту.
С принцем в те времена Ючон подружился: тот любил шалости, беспримерный заводила ― дворец ходил ходуном от его проделок. Помня об этой дружбе, он заранее написал принцу письмо, но ответа так и не получил.
Наивность осталась в прошлом, как и многое другое, и Ючон понимал, что принцу вряд ли интересно решать его проблемы, но всё же ― в память о старой дружбе ― ответить он мог бы, пускай и парой дежурных, подходящих к случаю фраз. Тем не менее...
Он сполз с кровати, прошлёпал в соседнюю комнату, полюбовался на деревянную лохань, затем выглянул в коридор и крикнул слугам, чтоб воды притащили горячей. Когда вернулся в комнату, обнаружил мышь уже на столе ― та деловито грызла сладкий сухарь, стащенный из глиняной плошки.
― И куда в тебя столько лезет? ― пробормотал Ючон, сунувшись к мешку с вещами. Тщательно перебрал скудный гардероб, остановил выбор на добротных вещах и опять вздохнул. Да уж, от провинциального вида ему не избавиться ― пока не по карману.
Тем временем слуги наполнили лохань и тихо убрались с глаз. Ючон привычно умылся горячей известковой водой: после неё кожа на лице всегда была гладкой, а борода и усы не росли вовсе. Дворцовая привычка, оставшаяся после тех лет, что он провёл подле принца в качестве пажа.
Забравшись в горячую воду, Ючон едва не уснул снова, но так хорошо ведь... Пришлось подумать о предстоящих визитах и всерьёз взяться за себя. Одно дело ― выглядеть провинциалом, другое ― вести себя как провинциал. У провинциала с хорошими манерами больше шансов на удачу, чем у провинциала без оных.
Приодевшись и нацепив перевязь с мечом, Ючон полюбовался на своё отражение в старом медном зеркале, провёл пальцами по гладкому подбородку и невесело улыбнулся. Помнится, в бытность свою пажом он едва не угодил в кровать какого-то герцога, но за него вступился принц. Повезло. Сейчас вряд ли кому-то пришла бы в голову подобная мысль. Симпатичное лицо, верно, но выглядел Ючон пусть и голодным, но опасным боевым псом. Да и мозоли на ладонях ― от меча и щита. И на шкуре шрамы есть. Кому надо такое? Никому, правильно. С другой стороны, если повезёт получить хорошее место при дворе или у богатого вельможи, то мозоли точно сойдут от сытой жизни.
Если бы да кабы...
Место сначала получить надо, а это дело непростое. Маркграф-батюшка не любитель столицы, связей маловато, да и те паршивые. В королевский дворец в детстве Ючон угодил исключительно из-за своей приятной внешности, так бы послали куда подальше.
Ладно, может быть, принц просто забыл его имя? Всё-таки прежде только по имени Ючона и звали, а тут письмо какое-то, фамилия, герб, провинция. Мало ли кто написал? Ну вот...
Ючон решительно надел шляпу и покинул маленькую придорожную гостиницу на окраине города. Пойдёт прямиком в королевский дворец и встретится с принцем лично. Хочешь жить при дворе ― умей рисковать. Не спустят же его с лестницы у всех на глазах, в конце-то концов.

С лестницы не спустили, но во дворец Ючон не попал. Гвардейцы на входе перекрыли путь алебардами и потребовали приглашение либо особый знак. Письмо от батюшки на приглашение не потянуло, как и старенькое серебряное кольцо, подаренное матушкой, ― на особый знак.
Ючон грустно спустился по ступеням вниз и оглянулся. Стража глаз с него не сводила ― ждали, когда ж уйдёт. Он и пошёл прочь, левой рукой придерживая рукоять парадного меча на боку. Сопляки чёртовы на входе! Сами в бою ни разу не были, а павлинов из себя строят и смеют на него смотреть свысока. Вернуться бы да размазать по стенке сразу обоих. Но тогда точно спустят с лестницы даже при свидетелях. Получится плохо ― вся столица будет над ним хохотать, и место он тогда точно не найдёт ― вообще нигде.
Он свернул у цветочной стены сада за угол, сделал пару шагов и остановился, покосился на стену и нахмурился. Когда-то в этом саду он играл с принцем. И они порой втихаря перебирались в одном местечке поверху, чтобы побегать на воле ― без присмотра нянек, лакеев и прочих наблюдателей. Если память Ючону не изменяла, то нужное местечко чуть дальше. Быть может, его ещё не заделали...
Пролезть тайком в сад и зайти во дворец уже оттуда... Неплохо ведь. Из дворца его точно не рискнут выставить так просто.
Ючон прошёлся вдоль стены и таки отыскал то самое местечко. Оглядевшись и убедившись, что благодарной публики рядом нет, он без труда вскарабкался наверх, перекинул ногу через гребень стены и спрыгнул на траву уже по ту сторону. Никого, что и прекрасно.
― Гм...
Ючон подскочил на месте и завертел головой в поисках источника звука. Никого же, чёрт возьми!
― Пространство есть не только справа или слева, впереди и за спиной. Пространство есть ещё вверху, ― ехидно отметил некто негромким вкрадчивым голосом.
Ючон послушно посмотрел вверх и обнаружил у себя над головой толстую ветку, на которой с удобством устроился незнакомый вельможа. Моложе на год или два, в руке ― увесистая долька сыра ― небось, треть головки, богатая, но удобная одежда, длинноватые тёмные волосы слегка растрёпаны.

Незнакомый. И одновременно чем-то смутно знакомый.
― Э... День добрый, ― брякнул первое, что на ум пришло, Ючон.
― Утро.
― Что? ― Рыцарь озадаченно проследил, как умник на ветке впился зубами в сыр. Пришлось подождать, пока незнакомец удовлетворит свои гастрономические потребности.
― Утро ещё, ― педантично уточнил вельможа на ветке и опять занялся сыром.
― Э... А где, то есть, как...
― Как пройти в покои королевских фрейлин?
― Нет. В покои принца Чанмина, ― резче, чем следовало бы, одёрнул незнакомца Ючон.
― Какое дивное разнообразие, ― буквально промурлыкал себе под нос любитель веток и высоты и полюбовался на сыр, повернув его под другим углом. ― Сыр хочешь?
― Почему разнообразие? ― глупо спросил Ючон. Но предложение поделиться сыром ― на его скромный взгляд ― выглядело ещё глупее. С другой стороны... есть хотелось.
― Потому что этим путём обычно приходят те, кто ищет благосклонности юных и будто бы непорочных дев. Вот почему рыцари падки на девственниц, а? Как какой барон девицу утащит ― или дракон, например ― так все рыцари к ним на паломничество идут толпами. А пока девиц эти несчастные не трогают, так никому и даром не нужны. Где логика?
Ючон ошарашенно моргнул.
― Так девицы же. Юные, непорочные и беззащитные. Их спасать надо.
― А где гарантии, что их там обижают? Может, их всё устраивает? ― Парень на ветке скосил на рыцаря блестящие тёмные глаза, в которых почудились на миг серебряные отблески, отломил половину от куска сыра и отправил в полёт. Ючон поймал сыр и немного удивлённо осмотрел.
― Не надкушено, не переживай, ― фыркнул с дерева незнакомец. ― Так что? Откуда рыцарям знать, что девицы жаждут быть спасёнными? Или что они сохранили непорочность в неволе?
― Так положено.
― Кем положено?
― Правилами и традициями.
― Глупые правила и дурацкие традиции, ― подытожил тип на дереве и вновь увлёкся сыром. Ючон последовал его примеру и зажмурился от удовольствия. Сыр буквально таял во рту, вкусный и свежий. Даже жаль, что мало.
― Тебе зачем к принцу?
― Дело есть.
― Надо же. А ему до тебя дело есть?
― Должно быть.
― С чего это вдруг? ― хмыкнул любитель сыра и уселся на ветке поудобнее.
― Мы дружили в детстве. То есть, я не видел его десять лет, но...
― Но надеешься, что его память не хуже твоей? Пусть даже во дворце постоянно толчётся уйма народа, и запомнить одно лицо из этой уймы ― уже подвиг?
― Я не уйма. Я был его пажом.
― Десять лет тому назад, ага, ― ядовито продолжил незнакомец. ― Святая простота. Срок памяти человеческой короток. А уж если память королевского происхождения, так и вовсе.
― Да не мог он меня забыть! ― возмутился Ючон, задетый насмешками типа с сыром за живое. В конце концов, принц тогда не всех поголовно пажей спасал. Всё-таки они действительно были друзьями. Может, забылось и многое, но не всё же.
Вельможа ловко соскользнул с ветки, повис, уцепившись руками, и затем мягко спрыгнул на траву. Выпрямился, глянул на рыцаря сверху вниз и прошёл мимо. Лишь сделав шагов пять, соизволил бросить поверх плеча:
― Следуй за мной.
― Куда?
― Ты хочешь видеть принца или нет? Или у тебя голова такая же железная и пустая, как твой шлем?
Ючон стиснул зубы и зашагал вслед за насмешником. Вскоре они выбрались на дорожку, что вела ко дворцу. Эти места Ючон по-прежнему помнил хорошо. Он поравнялся с незнакомцем и покосился на него. И кто бы это мог быть? Держится уверенно, словно прожил тут не один год, дорогу знает прекрасно, но на пажа уж точно не похож. Одежда дорогая, из чёрной материи, немного простых серебряных узоров на воротнике и рукавах, но на пальцах нет украшений, как полагалось бы. Загорелые кисти усыпаны мелкими царапинками, хотя ногти аккуратные и чистые. Лицо и знакомое, и незнакомое одновременно. Через минуту Ючону уже казалось, что он встречал прежде этого человека, но никак не удавалось вспомнить, где и когда, и при каких обстоятельствах. Когда же они добрались до малого крыльца, Ючон пришёл к выводу, что помнить этого человека он точно должен, однако детали по-прежнему прятались в тумане.
Знакомый незнакомец провёл его прямо в покои принца и жестом предложил присесть на софу. Ючон послушно сел и уставился на спутника, а тот невозмутимо прошёлся по светлой комнате и опустился в кресло, спинку которого украшал королевский герб.
― Ну и какое у тебя дело? ― вздохнув, уточнил насмешник.
Ючон раскрыл пошире глаза ― заодно и рот ― и ошарашенно уставился на...
― Ваше... Высочество?
― Если угодно, ― ядовито подтвердил принц. ― Так какое у тебя дело?
Рыцарь всё ещё таращился на особу королевской крови и пытался в уме сложить два и два, только получалось плохо. Понятно, что за десять лет принц изменился, но... Кажется, цвет волос прежде у него был светлее, а тут ― почти чёрный, как у самого Ючона. И какой-то он смугловатый, а ведь... Странно. С другой стороны, он действительно выглядел знакомым. Смутно, но тем не менее.
― Меня зовут...
― Ючон. Был пажом при моей скромной особе десять лет тому назад, ― скучным голосом сообщил наследник. ― Дальше что? Помнится, ты вернулся домой по собственному желанию и просьбе родителя.
― Д-да... Всё верно. Я хотел бы попасть на службу. К Вашему Высочеству, если это возможно. ― Меньше всего Ючон желал сейчас попасть на эту чёртову службу. И меньше всего желал видеть принца, с которым так глупо себя повёл в саду. Чертовщина какая-то. Он представлял принца несколько иным, а этот вот... Принц, конечно, всегда отличался своенравием и мятежностью, но чтоб вот прямо до такой степени? То есть, острым на язык и ироничным того принца, что помнил Ючон, назвать было трудно.
― Возможно, ― немедленно разрушил все надежды рыцаря Чанмин. ― А что ты умеешь?
― Э... ― Так и подмывало ляпнуть: "Ничего". ― Ну...
― Махать убойным инвентарём, полагаю. Ездить на лошади. Выгуливать собак. А ещё?
― Строить укрепления, ― сквозь зубы буркнул Ючон.
― Прямо во дворце? ― заинтересовался принц.
― Вокруг дворца уместнее.
― Ага, чтобы девственницы не пострадали, ― кивнул с довольным видом насмешник в кресле. И дались же ему эти девственницы!
― Девственниц можно по домам разогнать. Чтоб они не смущали Ваше Высочество.
― Да? А смысл? Они ж не меня смущают, а тебя и тебе подобных.
― Судя по тому, как часто вы их вспоминаете, всё же вас, ― упёрся Ючон.
― К чёрту девственниц, ― вновь кивнул принц. ― Так что ты умеешь-то?
― Ну... Писать, читать, помню церемониал...
― Правда? ― восхитился Чанмин так, что сразу стало ясно, какого он мнения о познаниях Ючона в церемониале. Мнения отнюдь не лестного.
― Представьте себе.
― Пытаюсь, ― последовал ядовитый ответ. ― Не выходит. В общем... точно читать умеешь?
― На пяти языках, ― не моргнув глазом, соврал Ючон. Читал он на трёх, два других шли у него через пень-колоду.
― Прекрасно. Мне надо архив библиотеки составить. Вот этим ты и займёшься. А обзовём тебя... Как же обозвать-то? ― Чанмин задумался. ― А... Ладно, будешь моим личным смотрителем архива. Кстати, в твои обязанности будет входить чтение на ночь.
― Э? Перед сном читать книги в библиотеке?
― Разбежался. Мне читать будешь на ночь. Чтоб я мог уснуть.
― Вам не пять лет.
― А ты представь, что именно пять.
― Пытаюсь. Не выходит, ― передразнил принца Ючон с мрачным удовлетворением.
― Поскольку я принц, а ты мой смотритель архива... Делай то, что велено. Ясно?
Ючон оценил размах переделки, в которую влип. Книги, много книг, перебирать и сортировать, и составлять списки. Свечи, бумага, кожа, пыль и одиночество. Не так уж и плохо. За одним исключением ― чтение на ночь. В принципе... Для начала можно попробовать, а затем попасться на глаза королю и впечатлить его какими-нибудь иными талантами, а там, глядишь, всё и наладится. Он мог бы быть, к примеру, учителем фехтования. Но сейчас важно просто попасть во дворец, да там и остаться. С такой позиции...
― Ясно.
― Ну вот и отлично. С этой минуты ты мой смотритель архива. ― Чанмин потянулся к колокольчику и позвонил. Немедленно в покои ворвалась армия слуг. ― Видите этого типа? Это мой смотритель архива. Привести в человеческий вид, притащить его имущество, поселить напротив, чтоб был под рукой. Ну, что встали? Вперёд. И да, терпеть не могу блох.
Ючон и сказать ничего не успел, как его словно подхватило волной и унесло с глаз принца. Прежде всего его запихнули в купальню, бесцеремонно раздели, окунули в воду, принялись тереть, полоскать и делать прочие нехорошие ― с его точки зрения ― вещи. Воду меняли раз пять, мучили рыцаря все три часа. Потом его стригли, заставляли крутиться перед портным, примеряли придворные костюмы. Вот тогда-то он и смирился, припомнив, что в первый раз, когда он угодил во дворец, пережил похожую процедуру. И, кстати, какие ещё блохи? Он всё-таки провинциал, а не нищий. С другой стороны, в его карманах ничего не звенело, ибо нечему. Поэтому... Поэтому в некоторой степени он, конечно, почти что нищий, но всё же не совсем. В крайнем случае, он мог продать доспехи, если их ещё не спёрли с постоялого двора.
Через час Ючона наконец оставили в покое: нарядили в тёмно-коричневый строгий костюм, придали лоск, надушили и даже напудрили, придирчиво осмотрели во всех сторон и отвели в его комнату.
Комната располагалась рядом с покоями принца. Слуги заодно притащили обновки ― шесть костюмов, аккуратно повесили их в просторном шкафу. Затем приволокли сундук с вещами Ючона, что доставили из гостиницы.
Дождавшись, когда все уберутся с глаз и оставят его в покое окончательно, Ючон откинул крышку и заглянул внутрь сундука. Доспехи, тощий мешок с вещами и белая мышь внутри шлема.
― А ты что тут делаешь? ― удивлённо пробормотал он, выудив из железа грызуна. Маленький комок меха притих на его ладони, только глаза-бусинки упрямо таращились на Ючона. ― И куда тебя теперь? Ещё увидит кто, визгу же будет...
Он усадил мышь на стол ― поближе к вазочке с печеньем ― и вернулся к сундуку. Грызун встрепенулся, бочком подлез к вазочке и активно начал грызть торчавший вверх уголок.
― Да уж...
― Что это?
Ючон поспешно захлопнул крышку сундука, едва не расплющив себе пальцы, и обернулся. Слева от стола красовался принц, разглядывавший мышь. Мелочь продолжала грызть печенье, не обращая внимания на королевскую особу в непосредственной близости. И как Чанмин умудрился только бесшумно зайти?
― Мышь, ― огласил то, что и так было очевидно, Ючон.
― Зачем рыцарю мышь? ― озадаченно вопросил Чанмин и покосился в его сторону. ― Или она тоже девственница?
― Это мальчик, ― злорадно возразил Ючон, хотя понятия не имел, относится его мышь к сударыням или сударям.
― Но тоже девственник? ― с подозрением уточнил принц.
― Почему он обязательно должен быть девственником? И почему вас, мой принц, так сильно беспокоит именно этот вопрос? ― не выдержал Ючон. Странное внимание, которое Чанмин уделял вопросу невинности, уже сидело у него в печёнках.
― Потому что ты у нас рыцарь. А рыцари неравнодушны к вопросам девственности. Интересно, если меня похитят, ни один рыцарь не отправится меня спасать?
― Почему? ― опешил Ючон.
― Потому что не девственник.
Уж кто бы сомневался ― с такой-то внешностью... Небось, все фрейлины охотно падали к его ногам ― уж они-то точно предпочитают принцев, а не рыцарей. Рыцари для дам ― запасной вариант.
― Зато принц.
― Вот оно что... То есть, по логике рыцаря, принц всегда остаётся девственником? Как и принцесса, я полагаю?
― Простите, мой принц, но я вас не совсем... не очень... гм... я вас не понимаю, ― признался Ючон, которому странный заскок на девственность окончательно голову заморочил.
― Тебе можно, ты же рыцарь.
"Рыцарь" прищурился с подозрением, ибо ему примерещилась в голосе принца явная насмешка.
― Если рыцарь, значит, сразу дурак? ― рискнул он предположить.
― Как правило, ― понаблюдав за мышью, вцепившейся уже во второе печенье, кивнул Чанмин.
― Но почему?
― Я уже приводил пример. Ну... В Тирольском лесу вот дракон жил. Жил себе, никого не трогал, и его никто не трогал ― просто объезжали те места подальше. Ему, наверное, стало скучно, и он уволок какую-то девицу. Её немедленно объявили девственницей, после чего в Тирольский лес ломанулись все рыцари королевства. Заметь, это случилось после того, как девицу объявили девственницей. Стало быть, рыцари реагируют только на девственниц?
― Насколько я помню, там ещё приличное вознаграждение обещали. В золоте. Девица не была девственницей, а женой какого-то торговца, но торговца богатого. Поэтому рыцарям было как-то наплевать на девицу, а вот на золото ― вряд ли.
Чанмин прикрыл лицо ладонью.
― Мой принц? ― заволновался Ючон. ― Что-то не так?
― Ты сейчас такую красивую версию разрушил на корню... ― драматично выдохнул его высочество. ― Всё-таки девственницы лучше презренного жёлтого металла.
― Не совсем. На девственницу дом не купишь.
― А этот вот? ― Чанмин указал на мышь. ― Он тебе тоже приплатил? Любопытно, чем же? Печеньем?
― Да нет, мышонок приблудный, просто симпатичный и забавный. И уходить не хочет.
― А как зовут?
― Э... Пушок.
Принц выразительно вскинул брови, осмотрел Пушка со всех сторон и пожал плечами.
― Неправильный ты рыцарь.
― Почему же? Правильный. Просто рыцари тоже разные бывают. ― Ючон немного растерянно потёр левое запястье пальцами: когда резко захлопывал крышку сундука, неудобно повернул руку, и теперь запястье ныло. Чанмин шагнул к нему, ухватил за запястье и окинул кисть руки задумчивым взглядом.
Ючон ошарашенно смотрел на него снизу вверх и боялся не то что двигаться, а даже дышать. Всё-таки королевская особа, и не в шаге стоит, а намного ближе ― непозволительно близко, как в старые времена, когда они были просто детьми, а титулы воспринимались всего лишь в качестве игры. Невольно Ючон учуял слабый хвойный аромат, различил на шее тонкий старый шрам, а затем вздрогнул, увидев в удивительно тёмных глазах отражение собственного лица. Глаза такие тёмные и блестящие, словно отполированный до зеркального блеска гематит. И в бликах света эти глаза казались серебристо-зеркальными. Или в самом деле светились, как у потустороннего существа. Хотя нет, как они могут светиться? Конечно, светиться они не могут, но впечатление такое, будто и впрямь светятся.
― Подарок какой-нибудь спасённой тобой девственницы?
― Что? ― не понял вопроса Ючон.
― Кольцо.
Он оторопело перевёл взгляд на кисть левой руки ― эту руку Чанмин по-прежнему удерживал своей ― и уставился на серебряное кольцо. Узковатое, конечно, по кромкам потемневшее, простенькое, но вполне элегантное.
― Мой принц, это подарок моей матери, вы же уже спрашивали лет десять назад. Хотя... такую мелочь могли и забыть.
― Вот как... ― Чанмин разжал пальцы и позволил Ючону вернуть себе конечность. ― Тебе покажут, где библиотека. Ужинать будешь у меня. Да, и выбери, что станешь читать мне сегодня на ночь. Что-нибудь... ― Принц задумался на минуту. ― Что-нибудь про неправильных рыцарей.
― И без девственниц? ― не удержался от шпильки свежеиспечённый смотритель архива.
― Разумеется, ― невозмутимо подтвердил Чанмин. ― Умница. До ужина.
И королевская особа величественно покинула комнату Ючона. Рыцарь с облегчением выдохнул и потёр запястье ― на коже до сих пор ощущалась прохлада смуглых пальцев, словно принц всё ещё прикасался к ней.

В библиотеке Ючон заблудился в первые же три минуты. Сначала хотел скорее найтись, но потом заинтересовался книгами и потерялся окончательно, увязнув в выборе литературы для ночного чтения. Отложив в сторону тридцать какой-то там томик, он окончательно загрустил. Почему-то во всех попавшихся под руку историях о рыцарях обязательно фигурировали девственницы, а вот о вознаграждении золотом ― умалчивалось. Кажется, Ючон теперь понял, почему принц уделял такое повышенное внимание вопросу невинности. В книгах рыцари непременно сносили ради девственниц головы драконам, баронам, троллям, медведям и тиграм, совершенно не задумываясь о том, что они есть будут и где спать. Непрактично.
Ючон сдул тонкий слой пыли с очередной книги про рыцаря и раскрыл её. Легенда о каком-то сударе из Ротбурга. Нищий рыцарь забрёл в Ротбург, где ему отказали в приюте и корке хлеба. Тогда этот рыцарь проклял город и ушёл. В ту же ночь...
Ючон залпом прочёл сразу половину легенды и просиял. Вот оно! То, что надо! Никаких девственниц! Нормальный рыцарь! Ну ладно, не совсем нормальный, но ведь принц и велел найти что-либо о неправильном рыцаре. Отлично, вот ему самый неправильный рыцарь из всех!
Он радостно ухватил книгу и забегал галопом по библиотеке в поисках двери. Нашёл аккурат к ужину ― вовремя, а то проголодался. Метнулся быстренько к себе, проверил мышь, убедился, что белый грызун жив и здоров, сменил наряд, кое-как пригладил взъерошенные волосы, протёр запылившуюся книгу и в сопровождении лакея отправился на ужин.
Ужинать его высочество предпочитал на летней террасе, что примыкала к его опочивальне. Разумеется, рядом с террасой произрастали ветвистые деревья, по которым без каких-либо сложностей можно было втихаря выбраться в сад, например. Ючон смог бы. Даже в доспехах. А раз смог бы он, то принц и подавно сможет. Небось, так под шумок и удирает, когда ему вздумается.
Он вдоволь наслушался болтовни слуг, когда ему придавали "человеческий вид". Чанмину полагалось соблюдать определённый церемониал и всё время быть на виду, а он этим пренебрегал. И все молчали. Король ― в том числе. Почему-то. Церковь тоже не вмешивалась, хотя говорили, что церковь на Чанмина подозрительно косится. Ючон церковников мог понять ― он на их месте тоже подозрительно бы косился на типа, зацикленного на девственницах. Особенно в свете Девы Марии подобная зацикленность внушала некоторые опасения.
Принц ожидал смотрителя архива за столиком на террасе. Он держал в руке бокал с вином и наблюдал за тем, как плакали воском свечи в вычурных канделябрах.
― Мой принц... ― с поклоном пробормотал Ючон.
― Опаздываешь. Терпеть не могу непунктуальность ― запомни это.
― Непременно.
― Садись. Вино чудное.
Ючон сместился к стулу и осторожно опустился на самый краешек, в руках он сжимал книгу и не знал, куда её сунуть.
― О, ты выбрал для меня интересную историю?
― Да, мой принц.
― Без девственниц?
― Без.
― Надо же. Выходит, такая история всё-таки есть, ― восхитился Чанмин и кивнул в сторону бокала, что стоял перед Ючоном. Пришлось оценить вино на вкус ― и впрямь чудное. Тёмно-красное, но с ароматом абрикоса, чуть кисловатое ― ровно столько, сколько нужно, с тёплыми оттенками, однако освежающее.
Принц небрежным жестом велел слугам испариться, что они и проделали практически буквально.
Ючон чувствовал себя скованно. Не то чтобы он не помнил, когда и каким столовым прибором надлежит пользоваться, просто пристальный взгляд Чанмина изрядно его смущал.
― Свинина в лимонном уксусе ― тебе понравится. ― Его высочество придвинул к рыцарю означенное блюдо. И оно непременно понравилось бы Ючону, если б принц не пялился.
― Вам бы тоже не мешало что-нибудь откушать, ― пробубнил смотритель себе под нос и раздражённо воткнул в свинину вилку.
― Не волнуйся, голодным не останусь, ― с лёгкой иронией отозвался Чанмин и с интересом проследил, как Ючон отпилил ножом крошечный кусочек нежного мяса. С ещё большим интересом он наблюдал, как рыцарь откладывает нож, подбирает вилкой отпиленный кусочек и отправляет его в рот. ― Вряд ли с помощью такой мышиной порции можно оценить вкус.
Ючон подавился и закашлялся, прижал к губам салфетку, потянулся одновременно за бокалом и кое-как запил это дело.
― Вы всегда мешаете другим нормально есть?
― А я мешаю? ― с невинным видом уточнил принц. Снова примерещилось, что его глаза светятся или в них играют подозрительно яркие серебристые отблески.
Ючон смутился. Не ляпнешь же прямым текстом королевской особе: "Хватит пялиться, у тебя своя тарелка есть". За такое по голове не погладят, а вот отрубить эту самую голову могут ещё как.
― Нет, но мне неловко, что я отвлекаю вас от еды, ― выкрутился он.
― Не волнуйся, я отвлекаюсь сам и исключительно по собственному желанию, ― медоточиво сообщил ему Чанмин. ― Пускай неловко будет мне.
А это уже нечто невероятное. Судя по всему, принцу никогда не случалось испытывать неловкость.
Ючон уткнулся носом в тарелку, вновь воткнул вилку в свинину и яростно отпилил ножом приличный шмат. К чёрту! Он всё-таки голодный, а тут кормят бесплатно. Принц хочет смотреть? Ладно, пусть смотрит. Ючон отправил отпиленный кусок в рот, тут же отпилил второй. Да, а свинина и впрямь хороша. Опустошил он тарелку всего за пару минут, придвинул к себе блюдо с рябчиками, очистил его старательно и даже педантично, под носом тут же появилась тарелка с баклажанами в каком-то соусе. Настоящий рыцарь ест всё, поэтому баклажаны тоже пали смертью храбрых. Напоследок уже сытый Ючон поклевал чуть маринованный горошек, запил вином и соизволил обратить внимание на принца. Тот с подлинно королевским изяществом вкушал филе из индейки и на рыцаря не смотрел. Вероятно, решил, что ужин интереснее оголодавшего провинциала.
После застолья они перебрались в опочивальню, где Ючону пришлось исполнять функции камериста и помогать принцу раздеваться. Ни разу в жизни он ничем подобным не занимался, посему ощущал себя... не в своей тарелке. И его смущал запах Чанмина. Вроде бы знакомый хвойный аромат, но какой-то странный ― как кисточкой из беличьего меха нежно по обнажённым нервам провели, а потом ещё и легонько пощекотали. Из-за запаха и необъяснимых ощущений Ючону с трудом удавалось сосредоточиться на поставленной перед ним задаче. Невольно он задел кончиками пальцев кожу на шее Чанмина и случайно поворошил длинноватые тёмные пряди.
Принц медленно повернул голову и бросил короткий взгляд в зеркало, где отражались они оба.
― С тобой всё в порядке?
― Д-да, мой принц, ― немного прикрыв глаза от смущения из-за собственной неловкости, пробормотал Ючон. Втихаря он разглядывал загорелую шею и тонкий белый шрам на ней. Вообще-то, ни о каком порядке и заикаться не стоило. Рыцарь ни разу в жизни себя подобным образом не чувствовал: мысли путались, руки слегка дрожали и взор постоянно с необъяснимым упрямством возвращался к принцу. И ладно бы, если б просто так возвращался, но ведь возвращался же с явным намерением детальнее изучить внешность Чанмина. Ючон никогда прежде за собой такой склонности не замечал. По отношению к мужчинам. Вот если бы принц был девушкой ― логично и понятно, но принц отнюдь не девушка.
Чёрт, какой странный запах... Скорее всего, именно запах и виноват, но как перестать дышать? Никак, поэтому...
Ючон помог Чанмину снять тонкую батистовую рубашку и застыл, смяв пальцами ткань. Чувствовал себя круглым болваном, но пялился на плечи и спину принца. Взгляд своевольно блуждал по коже, жадно повторяя все линии, искал и находил крошечные родинки, отмечал длинные гибкие мышцы, рассказывающие о скорости и выносливости их обладателя, и, чёрт бы его побрал, наслаждался тёплым оттенком всё той же кожи.
Красивый...
― У меня на спине Мадонна нарисована? ― ядовито полюбопытствовал принц, оглянувшись на Ючона. Над обнажённым плечом сверкнули ехидством блестящие глаза. В них снова плясали подозрительные серебряные блики.
Рыцарь ещё сильнее смял батист пальцами и глупо спросил:
― Почему Мадонна?
― Девственница потому что, ты ж у нас рыцарь. А что, не Мадонна? Что-то другое?
Кажется, у Ючона заполыхали щёки и даже уши.
― Нет, я просто... удивлён. ― Отчасти правда, отчасти ложь, но какая разница? Правду не сказать, потому что для начала не мешало бы эту правду узнать самому.
― Чем же, уж позволь узнать, ― фыркнул, отвернувшись, Чанмин.
― Обычно... Обычно все во дворце не суются на солнце. Вы один такой... смуглый.
― Я сам по себе смуглый. Что-то ещё? А, да, я ж тебе признавался ― не девственник.
― Но принц, ― напомнил Ючон, не удержавшись от желания отплатить Чанмину его же монетой.
― О, ну надо же, я и забыл, ― сокрушённо повинился его высочество, правда, в зеркале он выглядел весьма довольным и насмешливым. ― Ты же у нас рыцарь, значит, падок на девственность и королевское происхождение, которое у тебя приравнивается к вечной девственности.
― Чушь какая-то... ― сердито проворчал Ючон, потеребил в руках рубашку и уставился на брюки Чанмина. Это что же, он ещё и брюки должен с принца снимать? И обувь? Судя по всему, понял он правильно, потому что его подопечный спокойно опустился на танкетку и закинул ногу на ногу. Ючон рассеянно сунул куда-то основательно помятую рубашку, неуверенно опустился на колено и прикоснулся к узкой ступне, спрятанной в дорогой башмак с кучей крошечных фигурных пряжек. Интересно, и как это расстёгивать?
Он повозился с одной пряжкой, кое-как расстегнул, взялся за вторую, застрял на ней, а потом вскинул голову, чтобы проверить, как воспринял заминку принц. Чудом Ючон не плюхнулся на задницу, а ведь мог бы. Чанмин успел наклониться вперёд и, вероятно, всё это время наблюдал за его вознёй с пряжками, и теперь лицо с резкими чертами находилось в непосредственной близости от Ючона. Глаза принца с такого расстояния казались полностью зеркальными или серебряными, а вовсе не тёмными, как обычно.
― Ты вкусно пахнешь, ― сообщил ему Чанмин так, словно о погоде говорил.
― Да и вы тоже ничего... ― ошарашенно выдал рыцарь.
― Правда? ― Похоже, действительно удивился. ― Мне часто говорили, что у меня нет запаха.
― Есть. Хвойный такой. Как в лесу.
Чанмин немного недоверчиво хмыкнул, и Ючон спохватился.
― Простите, мой принц, это не моё дело, конечно же.
― Ну почему же? Очень даже твоё. Нос ведь тоже твой.
Ючон не понял, что Чанмин хотел этим сказать. И не понял, почему у принца такая... любопытная реакция на обыденные слова. К слову, Чанмин явно о чём-то задумался, и задумался всерьёз, поскольку он больше не обращал внимания на возню подданного. Его даже поворошить потребовалось, чтобы он ногу поменял. К счастью, после обуви брюками принц занялся сам, и Ючону пришлось лишь накинуть на плечи Чанмина шёлковый халат, изукрашенный павлинами.
Наконец рыцарь сопроводил особу королевской крови в огромную кровать, сходил за книгой и устроился на подушке на полу у изголовья кровати.
― Погромче или тихо? ― спросил он перед тем, как начать чтение.
― Как хочешь, ― безразлично отозвался Чанмин. Он явно продолжал витать в каких-то своих мыслях.
Ючон набрал воздуха в грудь и неторопливо принялся посвящать принца в детали легенды о неправильном рыцаре. Поначалу он старался читать негромко и размеренно, но вскоре увлёкся и добавил в голос различные оттенки, чтобы точнее передать суть истории и её нюансы. Через час Ючон сделал передышку и покосился в сторону кровати. Похоже, Чанмин уснул. Рыцарь выдохнул с облегчением, закрыл книгу, аккуратно пристроил её на столике и бесшумно убрался из опочивальни.
Когда за Ючоном закрылась дверь, принц сел на кровати и слегка закусил губу. Затем он поднял руку и принюхался к коже на запястье, слабо улыбнулся. У таких, как он, не было запаха ― для большинства людей вокруг. И для зверей. Запах могли уловить лишь его сородичи. И иногда ― кто-нибудь из людей, но очень редко. Как правило, на таких редких представителей рода человеческого этот запах действовал... определённым образом.
Любопытно, сколько времени потребуется Ючону? Точнее, как долго он сможет сопротивляться?
Чанмин щёлкнул пальцами, и все свечи в комнате погасли, лишь в распахнутое окно мягко струился лунный свет. Соткать из лунного света облик Ючона легко, воскресив по памяти каждую линию. Немножко магии и волшебства, чтобы облик оживить и дать ему голос, похожий на настоящий.
Принц уронил голову на подушку и прикрыл глаза, вслушавшись в тихие выразительные слова. Рыцарь, конечно, не подлинный, а всего лишь временная копия, способная повторять только действия оригинала, но... Заснуть под этот голос всё же приятно, пусть даже он искусственный.
Пока что искусственный.
Жаль, что он не встретил этого человека десять лет назад. Человеческий разум уязвим, и подправить в нём воспоминания не так уж трудно для Чанмина, но однажды этот странный рыцарь поймёт, что настоящий принц и принц нынешний – не одно и то же.

Мечта Ючона сбылась через две недели, правда, не тем способом, каким ему бы желалось.
На юге королевства вспыхнул мятеж. Размах внушал серьёзные опасения двору, поэтому высоко ценился каждый рыцарь. К тому же, Ючон уже хорошо себя зарекомендовал во время предыдущих смут, хоть и считался отнюдь не бывалым волком из-за возраста.
Ему велели явиться к королю, что он и сделал. Получил под своё командование три сотни королевских гвардейцев и задание. Ему надлежало охранять единственный мост через полноводную Лару.
Десять дней пути к югу от столицы, небольшой замок и разводной мост. И постоянные попытки повстанцев захватить замок и мост, чтобы их силы могли перейти на другой берег. Вплавь ― никак, Лара слишком стремительна и коварна. То есть, единицы могли с чужой помощью пересечь реку, но обычно это пресекалось защитниками замка. Иногда приходилось опускать мост, чтобы королевские войска могли перебраться на другую сторону. И так продолжалось до тех пор, пока на противоположном берегу мятежники не разбили огромный лагерь. Юг королевства был полностью потерян для Короны.
Положение шаткое и хлипкое, на самом деле. Всё, что отделяло повстанцев от пути к столице ― замок и поднятый мост. Защитники находились в более выгодном положении, но рано или поздно... Нет абсолютной защиты, а способ для атаки найдётся всегда.
Ючон поправил ремешок, удерживавший левый наплечник, и в очередной раз полюбовался на огни от костров, что усыпали другой берег, словно звёзды небо. Он поставил локти на каменный блок бойницы и чуть наклонился. Внизу надсадно скрипела подъёмная часть моста, притянутая к стенам канатами и цепями, а ещё ниже шумели стремительные воды реки.
Выпрямившись, он устало прикрыл глаза. С тех пор, как покинул дворец, ни разу нормально не спал. Дело было даже не в периодических диверсиях или нападениях, а именно что во сне. Ему каждую ночь снилось такое, что просыпался он... Взмокший, взъерошенный, взбудораженный и измотанный. И Пушок, пробравшийся в походный мешок с вещами и прибывший в замок вместе с рыцарем, смотрел на хозяина после побудки с немым укором. И думать не хотелось, что белая мышь видела до и после.
Во снах Ючона преследовал запах принца, тот самый, легко путавший мысли. Этот запах ощущался словно наяву, хотя Чанмина нет рядом и быть не могло. Хуже того, Ючон запрещал себе вспоминать о своих снах, потому что в них творилось нечто такое, что... Когда он просыпался, всё тело ныло и стонало, будто бы увиденное в снах ― опять же ― происходило наяву. Быть может, и происходило, ведь Ючон не помнил, что он делал сам с собой и как. Пушок вот видел наверняка, судя по его большим и весьма удивлённым глазам. Бедняга.
Ючон прижал к собственному лбу кулак и приказал себе выкинуть всё из головы, забыть намертво. Чёрт возьми, это же просто принц, с которым в детстве он весело играл, его сюзерен и, чтоб ему пусто было, мужчина, как и сам Ючон. Разве смеет он желать внимания принца? У него нет ни единого шанса на такое, и он не чёртова девственница... Кстати, Чанмин не любит девственниц, так может...
Тьфу! Да сколько же можно?!
И они даже толком не попрощались.
Чёрт. Он не мог не думать о принце.
За день до отъезда Ючона Чанмин пришёл к нему в библиотеку. Как он там умудрился найти своего смотрителя ― загадка, но умудрился, да. Подкрался бесшумно в своей обычной манере, простоял какое-то время, просто наблюдая за рыцарем, а потом невозмутимо тронул за плечо.
Ючон тогда чуть язык себе не откусил: читал, увлёкся, ничего не замечал, а тут ― как гром средь ясного неба.
― Завтра уже? ― поинтересовался принц. Догадаться, о чём он, было легко.
― Ага, ― кивнул Ючон и постарался оказаться как можно дальше от своего господина, чтобы не чуять тот странный аромат, который порождал в нём богопротивные и неуместные желания.
― Кажется, ты рад этому? ― слегка прищурившись, уточнил Чанмин. Теперь Ючону вообще захотелось испариться.
― Это мой долг, ― пробубнил он себе под нос.
― Но я ведь теперь не узнаю, чем закончится история неправильного рыцаря.
Принц говорил о той самой легенде, в которой "неправильный рыцарь" проклял негостеприимный город. В ту же ночь улицы города затопили полчища крыс, пожиравших всё на своём пути. И в итоге горожанам пришлось искать того самого рыцаря, просить у него прощения и умолять о снятии проклятия. В конце концов, он внял просьбам и уговорам, сделал флейту и вывел из города всех крыс, которые после бросились с обрыва в море и погибли.
Но это было не всё.
Вместе с крысами чарам флейты поддались и дети, коих постигла та же судьба, что и крыс. Вот так пришлось обитателям Ротбурга заплатить за обиду, нанесённую рыцарю. А мораль этой истории сводилась к тому, что нельзя пренебрегать защитниками. Слабая защита может не только сломаться от вражеской атаки, но и обернуться против того, кого должна защищать. Проще говоря, тот, кто хорошо заботится о своих воинах, будет обладать крепкой и верной армией, а тот, кто заботится плохо, от неё же и пострадает.
Всё это Ючон и изложил принцу. Ну, раз уж он теперь не сможет дочитать легенду нормально.
― Любопытно, ― подытожил Чанмин.
― Девственниц нет, мой принц, сами видите. Зря подозревали подвох.
― Пожалуй. Но это лишь одна история.
Да уж, бесполезно с ним спорить ― всё равно придумает, как утопить любого оппонента парой слов в чайной ложке.
― И ты по-прежнему остаёшься моим смотрителем архива, ясно?
Какие собственнические интонации, однако. Ючон удивлённо посмотрел на принца и кивнул. Кто бы сомневался, что он слуга именно Чанмина, ведь это Чанмин взял его на службу во дворец. Зачем же делать акцент на столь очевидных вещах?
― Хочу сделать тебе подарок.
Теперь Ючон не просто удивлённо посмотрел на принца, а ошарашенно уставился в упор. Подарок? За две недели службы? И не блестящей службы? Он по-прежнему путался в ремешках и пряжках, а терпение Чанмина почему-то не истощалось, хотя должно бы. Тут и подарок ещё...
― Не волнуйся, полкоролевства тебе не светит, ― ехидно пояснил принц, налюбовавшись на его ошарашенное лицо.
― Уже и помечтать нельзя...
― Ты рыцарь, тебе положено о девственницах мечтать. И об отрубленных головах. Чьих-нибудь. Ну или просто о славе.
Ючон подавил желание взвыть ― девственниц он уже бешено ненавидел, ибо они неизменно напоминали ему о Чанмине.
― Я неправильный рыцарь, ― буркнул он, уставившись себе под ноги.
― Это хорошо, я люблю неправильных рыцарей.
Пришлось заставить себя не поднимать голову, потому что... Потому что последняя фраза в устах принца прозвучала двусмысленно как-то. Просто показалось? В свете ночных грёз ― вполне могло. И Ючон медленно, но верно покраснел. Ощущение того, что Чанмин буквально читает его мысли, казалось невероятно реальным. Словно в деталях знает, что и как снится Ючону каждую ночь, причём знает лучше самого Ючона.
― Вот, возьми.
Он моргнул, увидев перед собой ладонь, на которой зеркальными бликами играла небольшая овальная жемчужина. Жемчужина, только чёрная. Или металлическая. Гладкая, прохладная даже на вид, сияющая. И в зеркальной её поверхности отражалось лицо Ючона с изумлённо распахнутыми глазами.
― Это... Это что?
― Подарок.
― Нет, я не...
― Чёрный жемчуг. Гематит. Камень такой. Не золото, конечно, но тем и лучше. Мне бы не хотелось, чтобы ты его продал. Кстати, подарить девственнице ты его тоже не сможешь ― это камень воинов. Охраняет в бою.
― Мой принц желает, чтобы его смотритель архива вернулся к своим обязанностям?
― Естественно, ― фыркнул Чанмин, вложил гематит в левую ладонь Ючона, заставил сжать кулак и провёл кончиком пальца по простому серебряному кольцу. ― Он сюда подойдёт идеально. Любит серебро.
― А... Да, наверное. Мой принц, а вы уверены? Это всё же дорогой подарок даже для...
― Уверен. И знаю. Буквально от сердца оторвал и вот тебе дарю. А ты ещё и отказаться пытаешься, неблагодарный?
Тогда Ючон ещё не понимал, что "оторвал от сердца" означало именно... Действительно в прямом смысле ― от сердца кусочек.
И, стоя на стене над мостом в оборонительном замке, он тоже этого не понимал. Просто стянул латные рукавицы и погладил прохладную жемчужину, украсившую серебряное кольцо матери. После того, как с кольцом и гематитом поработал придворный ювелир, украшение идеально надевалось только на указательный палец правой руки. Прохладное и тёплое одновременно. И когда Ючон прикасался к камню, то испытывал ощущение объятий: будто бы кто-то подходил со спины и обнимал его. И если на ночь он не снимал кольцо, то к нему приходили ещё более бурные и безумные сны.
Камень, запах, неконтролируемые желания...
А если у церковников была причина для косых взглядов в сторону принца? С другой стороны, Чанмин не вонял серой, копыт у него тоже как-то... Даже хвоста нет. Колдуна, конечно, от простого человека отличить трудно, но когда аббат в королевской молельне плескал святой водой налево и направо, стараясь попасть в принца прицельно, тот не падал на пол замертво, даже не корчился в судорогах ― вообще явно никаких мук не испытывал.
Может быть, он неправильный колдун? Но странно тогда, потому что колдуны любят девственниц, а не рыцарей...
Ючон отвлёкся от мыслей и бросил взгляд в сторону холма у замка. Показалось, что там мелькнула тень. Через десять минут гвардейцы рьяно прочесали весь холм, но никого не нашли, даже следов никаких не обнаружили. Видимо, и впрямь показалось. Хотя неудивительно, ведь Ючон устал от полубредовых ночей и постоянного напряжения. Помощник деликатно намекнул, что командиру пора бы и отдохнуть. Здраво, ничего не скажешь. И ведь не объяснить никому, что "отдых" для него был пыткой куда большей, чем бодрствование.
Ючон всё же проверил посты, порычал на дозорных и поплёлся к себе. Тщательно запер дверь, закрыл окна, придвинул к Пушку свежий запас сухарей и лениво выбрался из доспехов. К ночи ему уже натаскали воды в деревянную кадку, правда, вода остыла, но он влез даже в прохладную с наслаждением. Поплескавшись вволю, перебрался в кровать ― и вытираться не стал. Всё равно бессмысленно ― проснётся в любом случае на влажных от пота простынях.
Пушок совершил традиционную ходку по подушке, посидел рядом немного и убежал обратно на стол ― грызть сухари.
Ючон поднял перед собой правую руку и уставился на гематит, загадочно блестевший на указательном пальце. Волшебство или проклятие? А ведь глаза принца больше всего похожи на гематит: такие же блестящие, загадочные, ещё и светятся иногда ― или так только кажется.
Он вздохнул, уронил руку на покрывало и смежил веки. Можно кольцо снять, но от снов это не избавит. С кольцом сны ярче, и он хоть что-то потом вспомнить сможет. Наверное.
Уснул Ючон практически сразу ― слишком устал. И поначалу всё даже шло непривычно спокойно: ни видений, ни желаний, ни внутреннего огня. Но потом уже мелькали образы в голове, словно серые тени, постепенно появлялись краски, оттенки, запахи и вкус ― до полного осознания поцелуя, что производил впечатление реального, настоящего, заставлял чётко ощутить собственное обнажённое тело, каждый его кусочек. И Ючон знал, что, разомкнув веки, увидит прямо напротив глаза с зеркально-серебряными бликами. И поэтому Ючон с силой зажмурился. К чёрту, сейчас пройдёт...
Поцелуй стал глубже, настойчивее ― более яркий и пылкий. Прикосновения ладоней тоже больше не напоминали морок. Хотелось расслабленно отдаться во власть этих видений, впрочем, Ючон всегда именно так и поступал, просто неизменно терялся и переставал различать, где его собственные руки, а где те, что ему так осязаемо мерещатся. Думать о том, что это он сам дарит себе удовольствие, было печально.
Он подтянул колено к груди, правая ладонь скользнула по бедру, пальцы медленно и дразняще потревожили тонкую чувствительную кожу и уверенно скользнули внутрь тела: сначала один, затем второй, а левая рука добралась до напряжённой плоти и обхватила её, чтобы неторопливо и жёстко провести по всей длине, обострив тем самым внутреннее напряжение почти до предела.
Он знал, что чем быстрее достигнет предела, тем быстрее уснёт уже нормально ― без видений и желаний. Поэтому...
У него не получилось. Видения чаще всего оказывались сильнее и мешали ему быстро со всем покончить, отвлекали и дразнили. И, запрокинув голову, он хрипло стонал от отчаяния, но всё равно продолжал эту запретную игру. Продолжал до тех пор, пока грудь не обожгли поцелуями чужие губы. Его собственная ладонь коснулась слегка волнистых прядей. И, распахнув глаза, он ожидаемо увидел принца.
Видение казалось пугающе реальным.
― Надо проснуться... ― пробормотал он, вновь прикрыв глаза.
― Зачем? ― пощекотало ухо слово, произнесённое со знакомой насмешкой. ― Хороший сон ― приятный сон.
Чанмин поймал его запястья, припечатал их к подушке и занял лихорадочно подыскивающего достойный ответ Ючона поцелуем. Через пару минут рыцарь позабыл, какой именно ответ искал и на что ― это стало бессмысленным. К тому же, его сон впервые мог похвастать удивительной реалистичностью, ведь он больше не путался в ощущениях.
― Хочу сейчас...
― Помолчи, ― властно велели ему.
Под тяжестью принца он послушно обмяк и расслабился, заблудившись в бесконечном поцелуе. Вопреки ожиданиям, он всё-таки вцепился в плечи Чанмина, когда его тело получило больше того, на что рассчитывало. Не то чтобы больно, но и не чистое незамутнённое блаженство, пришлось привыкать на ходу, правда, об этой досадной детали он быстро позабыл. Запах, будивший внутри него безумные желания, окутывал его вполне по-настоящему, погружая в дымку лёгкой одержимости и не совсем присущей ему в обычное время страстности.
Ючону даже во сне мысль свободно прикасаться к принцу казалась кощунственной, но удержаться от этого...
Он неуверенно провёл ладонями по спине, по плечам и осторожно обнял. Сейчас его, как ни странно, смущал именно титул, а отнюдь не пребывающая в нём плоть титулованной особы.
Тихий смешок ― прямо в губы, словно Чанмин продолжал читать его мысли даже во сне. Жёсткие ладони погладили бёдра, подхватили и... И, в общем-то, Ючон получил тот самый огонь, которого так желал. Жаль, что во сне, хотя результат был не хуже, чем наяву. Во время всего этого безумия даже мысли про титул благополучно убрались в сторону стола и присоединились к застывшему столбиком Пушку. Зато Ючон дал волю рукам и позволил себе с упоением исследовать тело принца на ощупь: гладить то нежно, то страстно, запускать пальцы в спутанные пряди, прижиматься губами и пробовать на вкус... Воистину удовольствие, походившее именно на безумие. Удовольствие как от собственных действий, так и от действий принца. Необычным было и то, что сам Ючон ощущал эффект от обычных вроде бы толчков ошеломляюще остро. Раньше у него так точно не получалось ― раньше получалось мягче и неторопливее, как полупрозрачная пелена приятного дурмана. Теперь же ― сильно и стремительно, словно шторм, когда нет времени на мысли и желания или иные мелочи, когда мелочами становилось абсолютно всё, кроме самого удовольствия.
И удовольствие по-прежнему жило в нём, даже когда огонь угас. Лёгкие прикосновения к волосам и щеке заставили прикрыть глаза и невольно улыбнуться.
― Поспи немного... ― едва слышный шёпот возле уха. И нежное прикосновение ладони к внутренней поверхности бедра, медленное чувственное поглаживание. Чёрта с два так уснёшь. Ещё и почти неощутимые поцелуи на шее, плечах и груди. Или он просто всё же забыл закрыть одно из окон, и это просто шалости ночного ветра?
Ючон расслабленно полежал немного и всё-таки открыл глаза. Нет, окна закрыты, на кровати он один, покрывало свалилось на пол, на столе Пушок с перепуганным видом обнимал лапками сухарь, а на теле рыцаря красноречиво виднелись следы недавно испытанного удовольствия. Так сказать, неопровержимые доказательства его вины.
Здорово, да уж...
Ючон потянулся за покрывалом и полотенцем. Кое-как привёл себя в порядок, заполз под покрывало и почти что клубком свернулся. Было холодно и немного грустно. И он всё ещё помнил недавний сон в деталях. Ну ладно, в деталях ― сильно сказано, поскольку он большую часть времени ни черта не соображал, но всё же. Такой необыкновенно яркий сон...
Яркие сны приходили к нему ещё дважды за месяц обороны. После из столицы пришёл приказ об отступлении, а ещё через неделю король велел стянуть все силы к столице. И уже именно в столице Ючон узнал, что мятеж охватил восточные земли и северные. Только западные пока оставались верны Короне. По счастью, отец Ючона тоже был предан королю.

После обязательного доклада, Ючон добрёл до своей комнаты и уже не возражал, когда толпа слуг взялась приводить его в "человеческий вид". Он даже уснуть умудрился в процессе, разве что сжал правую руку в кулак намертво, чтобы кольцо не сняли с пальца.
Повод для усталости, кстати, был весомый: всю дорогу в столицу он представлял свою встречу с принцем. Из затеи ничего не вышло, зато голова буквально на части раскалывалась из-за обилия обрывочных, не до конца додуманных мыслей. И Ючон уже просто не знал, как ему реагировать на принца, ведь в его снах он столько лишнего себе позволил. "Лишнего" ― мягко сказано. По факту он позволил себе то, что недозволено как раз. На самом-то деле вряд ли принцу есть дело до одного из своих многочисленных подданных. И уж, тем более, вряд ли бы ему захотелось одного из подданных тащить в постель и любить там до умопомрачения этого самого подданного.
Умопомрачение, к слову, Ючона настигло давно и бесповоротно. Он панически боялся выдать себя или сорваться. Ведь если Чанмин будет у него перед глазами, на расстоянии вытянутой руки... Чёрт возьми, это же невозможно вынести!
Примерно в том же ключе Ючон продолжал мыслить, когда его одевали, расчёсывали и придавали лоск. К счастью, ему сообщили лишь обычные указания: ужин и чтение на ночь, а значит, он вполне мог сбежать в библиотеку и попытаться до ужина взять себя в руки.
Избавившись от слуг, Ючон выудил из вещного мешка белую мышь и оставил на столе. Пушок заторможенно огляделся, поковылял к вазочке, обнял своё сокровище и напал немедленно на вкуснейшее печенье, коего был лишён почти два месяца. Отощал, бедолага.

Оставив Пушка за главного в комнате, Ючон короткими перебежками добрался до библиотеки и юркнул внутрь. Сначала бродил вдоль полок, потом начал искать книги по определённой тематике. Нашёл одну ― осторожно вернул на место: сборник пыток, принятых у церковников. Соблазнение ведьмами, соблазнение колдуньями ― всё не то. Отыскал книгу про магов и колдунов, но там везде фигурировали девственницы. Инкубы тоже не подошли.
В итоге пришлось признать, что принц никуда не вписывался. К тому же, далеко не факт, что он вообще Ючона соблазнял. Скорее уж, Ючон сам по себе соблазнился. В конце концов, вряд ли Чанмин мог по собственной воле менять свой запах. Стало быть, запах у него от природы, как и глаза, как и внешность, и характер ― всё остальное тоже. Если от природы, то какое же это колдовство? Никакое. Значит, Ючон сам и виноват.
― Ну здорово... ― вздохнул он, прислонившись лбом к полке.
Часы злорадно пробили девять ― время ужина.
Рыцарь обречённо поплёлся в покои Чанмина, настроившись на долгую и мучительную пытку. Лучше ему не стало, в руки себя не взял, а желания по-прежнему бурлили в крови. Даже просто посмотреть, просто увидеть ― уже невыносимо больно, потому что в воспоминаниях чудесным образом он видел всё иначе: там не существовало запретов и придворного церемониала.
Вот если бы его послали на передовую или за головой какого-нибудь дракона, умыкнувшего девственницу, а то и парочку девственниц... Чтобы быть подальше от Чанмина. Так далеко, как только возможно. У него хоть остались бы тогда сны.
Принц ждал его на террасе за столом, как и всегда. Словно за два месяца ничего не изменилось. Небрежно кивнул и жестом предложил присесть. Как в первый раз, Ючон примостился на самом краю стула и с преувеличенным вниманием уставился на блюда.
― Здесь всё так же хорошо готовят, ― уныло признал он после нескольких минут тягостной тишины.
― Я вижу, как тебя радует это обстоятельство, ― тут же ядовито подметил Чанмин. ― Прямо весь сияешь. Надо полагать, эти два месяца тебя кормили на убой и сплошными изысками. Хотя по тебе не скажешь, скорее уж, отощал.
― Просто... Аппетита нет, ― отодвинув тарелку, признался Ючон и не выдержал ― бросил быстрый взгляд на Чанмина. Только взгляд прилип к принцу намертво и не пожелал сместиться куда-либо ещё. То же самое лицо, что он видел в своих снах: каждая чёрточка на месте, загадочный блеск глаз, иронично изогнутые в едва заметной полуулыбке губы... Но это не сон, здесь и сейчас ― только реальность.
― Выпей вина, ― предложил Чанмин. ― Устал?
― Не то чтобы... ― Ючон благодарно кивнул, когда принц наполнил его бокал тёмно-красной жидкостью с ароматом вишни. ― Положение не самое замечательное. Почти вся страна охвачена огнём. Мой принц, разве вас это не беспокоит?
― Сейчас? Нет.
Вино они пили в молчании, и Ючон упорно старался смотреть куда угодно, только не на Чанмина. Слуги убрали со стола и ушли, оставив их вдвоём. Время для чтения на ночь. Ючон увидел на привычном месте ту самую историю, что дочитать не успел, но рассказал уже финал её.
― Может, что-то другое?
― Не стоит. Дочитаешь мне эту, тогда возьмёшь другую.

@темы: Strong Heart - 2013, band: dong bang snin ki

---

Second Time Coming

[Донка]

Название: Second Time Coming
Автор: crazyground
Переводчик: Донка
Коллажисты: solnce.alex, Рене
Фандом: TVXQ!
Пейринг: Юнхо/Чанмин
Категория: слэш
Жанр: AU, пост-апокалипсис, романс
Рейтинг: PG-13
Размер: ~14700
Саммари: После того, как наступил конец света, Чанмин прошел пятьсот и еще семьдесят девять километров, но, конечно же, все эти километры привели его именно туда, откуда он начал.
Разрешение на перевод: Получено

После того, как наступил конец света, Чанмин прошел пятьсот и еще семьдесят девять километров. Не было никакого другого способа определить, насколько хорошо мир справился со своим концом, и Чанмин не хотел знать, сколько времени уже прошло, или как много людей он уже потерял. Вот чего он действительно не мог избежать - это пейзажей, которые, несмотря на повсеместные разрушения оставались такими же, и дорожных знаков, которые было невозможно игнорировать. Сейчас голубой, упавший и затоптанный указатель говорит ему, что он находится около своего родного города.

Конец света.

После того, как наступил конец света, Чанмин прошел пятьсот и еще семьдесят девять километров, но, конечно же, все эти километры привели его именно туда, откуда он начал. Вероятно, это небеса так над ним насмехаются, думает он. Чанмин хмурится, пряча нос еще глубже в шарф, и переступает с одной гудящей ступни на другую.

Пока он молчит, шок сползает с лица Юнхо и оставляет на нем только безрадостное смирение. Чанмин видит, как знакомо никнут его плечи - однажды это произошло именно из-за него, и внезапно он чувствует себя пойманным между иррациональной надеждой, что не только он способен так действовать на Юнхо, и болезненным чувством вины.

"Ну, тогда пойдем, что ли," - отрывисто говорит Юнхо. Он поворачивается на каблуках и идет непонятно куда, не ожидая ответа. Чанмин следует за ним на автомате, так, как он делал, когда был еще ребенком - словно они вернулись в те времена.

"Куда мы идем?" - спрашивает Чанмин, когда становится ясно, что Юнхо не собирается нарушать неловкую тишину, повисающую между ними уже второй раз. У Чанмина нет сил с ним ругаться. От холода его лицо болит, почти так же сильно, как и ноги, почти так же сильно, как сердце. "О, Чон Юнхо, ну не так же быстро, твою мать."

Юнхо останавливается и оборачивается, чтобы смерить его взглядом. Когда он качает головой и что-то бормочет себе под нос, Чанмин неловко разглаживает полы своего рваного пальто и запускает пятерню в разлохмаченные волосы. "Что? Я пришел сюда, и это было не очень-то, мать твою, близко," - заводится он.

"А я не об этом," - говорит Юнхо. Его голос, который Чанмин теперь может расслышать, стал грубее и суше, чем раньше. "Ты ничуть не изменился, да?"

Чанмин пожимает плечами, когда Юнхо на шаг отступает в сторону. "Я пришел обратно, и я прошел весь путь обратно. Может быть, поэтому."

Это определенно не звучит как то, что стоило бы говорить. Их прошлое всем своим весом опускается на плечи Чанмину, но это не то, что он действительно имел в виду, и Юнхо знает его достаточно хорошо, чтобы это понять. Юнхо морщится в болезненной усмешке. "Наверное."

Они останавливаются в магазинчике, его окно разбито, и внутри все заметено снегом. Юнхо перешагивает через разбитые стекла, Чанмин морщится, но следует за ним. Осколки кажутся очень острыми под тонкими подошвами его ботинок.

Чанмин поднимает бровь, когда обнаруживает, что стеллажи пусты только наполовину, и оставшиеся товары аккуратно упакованы. Все супермаркеты и магазины, мимо которых он проходил, были разграблены подчистую, и иногда там даже попадались кровавые пятна, оставленные голодающими и отчаявшимися, как в комиксах про войну, которые он раньше читал. А этот, несмотря на разбитые окна, выглядит точно так, как должен выглядеть нормальный магазин. Юнхо идет по нему, как постоянный покупатель, собирая с полок упаковки с раменом и бутылки с соджу, и бросает их в пластиковую корзину.

"Твое здоровье," - говорит он, перебрасывая бутылку Чанмину, и тот почти роняет ее из одетых в перчатки рук. Фыркая, Чанмин открывает бутылку и отбрасывает крышку. Алкоголь холодный, как лед, и сладкий, Чанмин делает большой глоток и смакует тепло, пробегающее по горлу к самому центру его существа. Юнхо оборачивается на его удовлетворенный вздох и улыбается.

"Неплохо, да?" Говоря, он направляется к выходу из магазина, и, проходя через него, задевает корзиной подоконник. "Окно разбито специально, потому что электричество закончилось неделю назад, а так еда не портится, и алкоголь остается холодным."

"Оригинально," - признает Чанмин, потому что он соскучился по тому, как от алкоголя кружится голова, потому что он пока так и не понимает, как им следует себя вести друг с другом. "Еще какие-то фокусы?"

Юнхо пожимает плечами. "Хочешь выпить на детской площадке?"

"Да, конечно. Не то чтобы я куда-то спешил," - отвечает Чанмин, несмотря на все пятьсот и еще семьдесят девять километров, оставленные позади.

"У нас есть все время в этом долбанном мире," - соглашается Юнхо.

***

Чанмин начинает пить на качелях, потом перемещается на горку, и в конце концов устраивается в пластиковом туннеле в полутора метрах от земли. Юнхо лежит напротив, прислонившись спиной к такой же изогнутой поверхности. Это смешно - двое взрослых мужчин их габаритов в этих штуках для детских игр, но у них получается. Колени Чанмина прижаты к груди, а шея Юнхо изогнута таким образом, что совершенно точно будет болеть с утра, думает Чанмин. Он закатывает глаза и тянет руку к этому идиоту, собираясь ухватить его за лодыжку и потащить, чтобы он сполз чуть ниже и занял более удобное положение.

Пивные банки повсюду, они держат их в руках, на коленях, а часть просто валяется вокруг. Сопротивляемость Юнхо алкоголю, как обычно, никакая, так что он осиливает только одну - а остальные подталкивает к Чанмину, пока его щеки не становятся ярко-красными, а дыхание - хриплым.

У Юнхо может быть, и никакая сопротивляемость алкоголю, но у Чанмина-то всегда была печень как у бога.

"Из-за чего... пиво, ты..." - ну ладно, может быть, как у полубога. Чанмин сглатывает, язык кажется ватным, и пытается снова. "Из-за чего ты хочешь меня напоить?"

Юнхо хмурит брови, как будто робеет из-за того, что был пойман. "Почему ты вернулся, Чанмин-а?"

"О, нет, давай сменим тему." Затылок стукается о пластик позади. Это одна из тех вещей, которые он ненавидит в Юнхо - Чанмин уже давно не ребенок, и в целом даже умнее него, поэтому Юнхо не стоит пытаться с ним играть. Но даже если он ребенок и все-таки не умнее, Юнхо все равно не стоит этого делать. Так устроен мир. Чанмин скашивает глаза. "Почему бы тебе самому не ответить на вопрос?"

"Если ты ответишь на мой вопрос, это будет ответ на твой вопрос в ответ на мой вопрос, поэтому мне не нужно будет отвечать на твой вопрос."

"Окей, оу, черт," - говорит Чанмин после паузы, - "давай не будет делать этого прямо сейчас."

С невеселым смешком Юнхо поднимает свою банку. "Вот и я о том."

Пиво - это не единственное, что заставляет щеки Чанмина гореть. Ледяной ветер задувает в крошечную дырку в пластике прямо рядом с его лицом. Он молчит, только шуршит тканью, пытаясь сильнее запахнуть куртку и закутаться в шарф. Ему не хочется двигаться, несмотря на погоду. В таком состоянии он мог бы и замерзнуть на этой детской площадке. Это не кажется такой уж плохой идеей - он играл здесь еще когда был ребенком, тогда площадка казалась огромной, и ему всегда было тепло, так как он постоянно бегал, и погода не имела значения. Юнхо тоже часто играл здесь - Чанмин помнит ярко-желтые резиновые сапоги, которые были на нем, когда они встретились в первый раз. Юнхо уронил его в песочницу. Засранец. Он заплакал, он тогда много плакал, поэтому его маме пришлось...

"Я хочу зайти домой попозже,"- внезапно произносит Чанмин. "Вероятно, я вернулся именно поэтому."

"А." Это все, что говорит Юнхо. Чанмин сводит брови так, что становится понятно, что он в любом случае разберется, что это значит.

"И я знаю, что это заняло много времени... охуенно много," - Чанмин выкидывает руку вперед, пиво выплескивается прямо Юнхо на бедро. Тот недовольно фыркает, отводя в сторону банку с пивом и встряхивая руку. Чанмин даже не замечает. "... охуенно далеко, я был на самом деле очень далеко, понимаешь?"

"Я знаю, я помню, как ты уходил." Юнхо вздрагивает, сжимая губы.

Слишком пьяный, нет, просто немного выпивший, Чанмин забывает это отметить. Его заносит, почти прорывает. "И мне пришлось идти, так охуенно далеко, и нет людей, нет людей, чтобы вести долбанные поезда, правда? Но видишь, мне пришлось, без вариантов, потому что я обещал, что увижу ее..."

Чанмин внезапно останавливается и замирает, Юнхо закрывает глаза.

"Мама, черт, потому что я обещал с ней встретиться как будет конец семестра, но был еще и конец света, а я обещал, моя мама, моя семья, блять. Блять."

Ничего не говоря, Юнхо наклоняется, чтобы отодвинуть в сторону все пустые банки, которые валяются вокруг них. Чанмина трясет, он продолжает бормотать что-то про обещания, про семью и необходимость быть мужчиной, про сестру и то, что, если ты все-таки дошел, но оказалось слишком поздно, его слова наскакивают одно на другое, мешаются в непрерывный поток, пока не иссякает и он. К тому времени, как Юнхо дергает его за воротник, чтобы привлечь к себе, Чанмин уже прячет лицо в ладонях.

Чанмин по-прежнему остается единственным, кто издает какие-то звуки, но теперь вокруг не кажется так невыносимо тихо.

***

Когда Чанмин открывает глаза, первым, что он видит, оказывается длинная шея Юнхо. Он упирается подбородком в ладони, а локтями - в колени, чтобы прикрыть голову Чанмина, а Чанмин прижимается щекой к животу Юнхо, и его ноги вытянуты вдоль туннеля. Чанмин хмурится, а потом начинает дрожать. Кожа на веках и щеках, которая была мокрая от слез, теперь болит, как ужаленная, несмотря на все попытки Юнхо согреть его. Он ругается сквозь зубы, и Юнхо вздрагивает, прежде чем посмотреть вниз.

"Когда они?.." - Чанмин сдавленно замолкает. Он поднял голову настолько высоко, что теперь может уронить ее с достаточно сильным ударом, который, вероятно, позволит избавиться от пульсации в затылке. Но и это не помогает. Все, чего он добивается - того, что Юнхо теперь тоже больно. "Погоди, черт, я реально хочу это знать?"

Чанмин чувствует, как Юнхо пожимает плечами. "Не знаю. Предполагаю, тебе нужно какое-то время, чтобы подумать."

На мгновение все, что Чанмин может чувствовать - это скучивающиеся от боли мышцы, которые ноют, когда он пытается снова сесть.

"А я хочу пойти домой?"

Юнхо снова пожимает плечами, и это вызывает в Чанмине вспышку раздражения, но он уверен, что это просто из-за собственной беспомощности. "Я не знаю, реши сам." Юнхо молчит и только крутит в пальцах тонкий воротник пальто Чанмина. "Может быть. Вероятно, да?.. Моя задница уже слишком сильно болит."

Чанмин фыркает и протирает глаза. Они совершенно точно красные, они болят, и, вообще-то, Чанмин не может думать хотя бы о чем-нибудь. Юнхо потягивается, и при этом движении его спина отчетливо хрустит, а щека Чанмина упирается ему в бедро. Чанмин морщится. "Да какого хрена. Пойдем."

"К тебе?" - Юнхо неловко выбирается из туннеля, переставляя свои слишком длинные ноги. Его брови сходятся у переносицы. "Или ко мне?"

Чанмин смотрит вниз с самого высокого места на площадке, и на его лице отражается усиленная работа мысли. Только он думает не столько о том, как ответить на вопрос, сколько о том, достаточно ли он строен, чтобы поместиться в туннель, по которому можно спуститься вниз.

Недостаточно. Конечно, он очень худой, но по-прежнему взрослый мужчина, и его ноги с трудом втискиваются в туннель до середины бедра. Его задница даже не касается начала туннеля, и, конечно, это будет гораздо больше похоже на неудобное протискивание, чем на захватывающий спуск. Юнхо издает фыркающий смешок, который больше похож на лай, чем на смех, и просто спрыгивает вниз. Потом он поднимает голову на Чанмина, хмурясь, когда тот моргает ему в ответ.

"Ну, давай уже," - говорит он, и, когда Чанмин спрыгивает, он берет его за руку и тянет за собой.

Чанмин опускает глаза на их сцепленные ладони. "Ты же не... Подкатываешь ко мне или что-то такое?.. Потому что сейчас не самый лучший момент."

Взгляд, который Юнхо кидает на него, определенно означает, что Чанмин слишком не в себе из-за шока и горя, и поэтому Юнхо просто проигнорирует этот выпад. Он выпускает пальцы Чанмина на мгновение, чтобы взять его выше, за запястье, твердой хваткой.

Обратный путь проходит без осложнений, но чертовски медленно, потому что Чанмина тошнит от всего сразу - вины, тоски, похмелья. С другой стороны - а другие стороны очень важны, когда наступил конец света, и очень сложно хотя бы придумать, ради чего вообще стоит жить дальше - это позволяет ему не поднимать головы, почти не открывать судорожно сжатых глаз, так что он не замечает, насколько изменился его гостеприимный, родной город. Он полностью полагается на Юнхо, рассчитывая, что тот доведет его до дома и проследит, чтобы он не вляпался во что-нибудь по пути. Юнхо, к своей чести, хорошо справляется с ролью лидера, приноравливаясь к темпу, в котором идет Чанмин, и убеждаясь, что он по-прежнему в состоянии держаться на ногах. Вокруг темно, все фонари на улицах разбиты, и Юнхо спотыкается пару раз, но уверенно ведет Чанмина за собой на протяжении всего пути.

Когда Чанмин все-таки открывает глаза, он все равно не поднимает головы. Так что он снова смотрит на их сцепленные руки. Большой и указательный пальцы Юнхо обнимают его запястье легко, и еще остается свободное место. В основном это потому, что желудок Чанмина с трудом справляется с концом света, и места, откуда можно доставать еду, как-то очень быстро заканчиваются, но еще это потому, что Юнхо, очевидно, стал только крупнее за то время, пока Чанмина не было.

Это странное чувство для донсена, но тем не менее, оно именно такое. Чанмин не чувствует себя повзрослевшим, потому что он всегда был тем, кто постоянно о чем-то усиленно думает, даже до того, как он выяснил, что это относится к чему-то, что делают "взрослые". С другой стороны, Юнхо никогда не был худеньким по сравнению с ним. И это не может иметь отношения к тому, насколько шире стали его плечи, или к тому, настолько более плотным и одновременно более гибким он стал, но все же имеет. Парадокс, думает Чанмин, и не может найти что-то общее между Юнхо, которого он оставил, и Юнхо, которого он нашел.

Эта мысль занимает его всю дорогу домой.

***

За исключением того, что кое-какая мебель стоит не на своих местах, а также слоя пыли, покрывающего каждую доступную поверхность, дом Чанмина не особенно изменился. Кроме сломанного замка на входной двери (Юнхо пожимает плечами в фальшивом извинении - я должен быть проверить) все осталось таким же, каким было, когда Чанмин уходил после прошлогодних праздников. Чанмину приходится заставлять себя не идти на автомате на кухню, где должна была бы быть его мама, охраняя холодильник. Он не останавливается около гостиной, чтобы поздороваться с отцом, и по пути наверх к своей комнате, Чанмин не заглядывает к сестре, а значит, она не кричит на него, чтобы он выметался.

Через мгновение Юнхо следует за ним со стаканом воды в руке, и находит Чанмина сидящим на кровати с унылым видом. Если бы это было год назад, Юнхо нерешительно присел бы рядом. Если бы это было два года назад, он бы поставил стакан с водой на столик рядом с кроватью, потом бы вышел. Если бы это было три года назад, он бы встал на колени перед ним, и обнял его, чтобы прижать губы к виску. Но сейчас не год, не два и не три назад, поэтому Юнхо просто стоит рядом с Чанмином, чувствуя себя неловко и время от времени поднимая глаза, чтобы поймать его взгляд.

"Ты так и собираешься просто сидеть здесь?" - в конце концов спрашивает Юнхо, сжимая стакан с водой в руке, а потом поднимает его и приставляет стеклянный край к губам Чанмина.

"А ты так и собираешься просто стоять здесь?" - спрашивает в ответ Чанмин, после того как делает глоток и Юнхо убирает стакан.

"Это зависит от того, будешь ли ты в порядке, если останешься один."

Чанмин не отвечает, потому что он уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что это не тот случай, когда стоит врать о чем-то подобном. Пока он раздумывает, Юнхо вздыхает и тянет его за руку, чтобы начать снимать тяжелую верхнюю одежду, которая до сих пор еще осталась на них обоих. Он отбрасывает тяжелые пальто и свитера в угол, а потом берет из шкафа две пары домашних штанов и кидает одну Чанмину. Вторую он натягивает на себя, пока Чанмин не издает ни звука, чтобы возразить.

"Если тебе будет что-нибудь нужно, я буду внизу," - говорит ему Юнхо. Он ждет, а потом вздыхает, когда Чанмин кивает в ответ, но не делает больше ничего.

"Эй,"- говорит он, приобнимая Чанмина за плечи одной рукой. Чанмин пытается увернуться, но Юнхо не обращает внимания, собираясь и дальше не обращать внимания на то, что усиливает напряжение между ними. Юнхо - это Юнхо-хен, и он собирается и дальше вести себя именно так. Он мягко поднимает Чанмина и аккуратно прижимает к себе. Он чувствует, как Чанмин хмурится ему в шею, и не может сдержать улыбку.

"Я буду в порядке, если останусь один," - бормочет Чанмин после паузы. Он не двигается. "Ты можешь идти обратно или делать что угодно, что хочешь делать."

"Ну, не то чтобы я занимался чем-нибудь важным." - Юнхо качает головой, а потом отступает на шаг назад. Чанмин грустно смотрит на его плечо, его рот сжат в тонкую линию. "Я буду внизу, хорошо?"

"Хорошо." Он молчит, разглаживая ткань на рукаве Юнхо. "Спасибо, хен."

***

В доме три спальни и гостевая комната, но когда Чанмин выходит из своей, он находит Юнхо спящим на диване. Скорее всего, это что-то типа преувеличенного почтения к мертвым, думает Чанмин, приседая на корточки рядом с Юнхо, и он не может понять, как ему нужно реагировать на то, что Юнхо обслюнявил одну из их семейных подушек. Но с гостевой-то комнатой что не так?

Чанмин помнит, как он смеялся над нелепым лицом Юнхо, которое было у него во сне, и с тех пор оно не стало лучше. Его глаза полузакрыты, и его рот широко распахнут, а тонкая ниточка слюны опускается прямо на подушку. Это очаровательно, кивает сам себе Чанмин, перед тем как прикрыть глаза Юнхо собственной ладонью, вытереть уголок его рта и надавить на подбородок, чтобы его поднять.

И что теперь?

Чанмина пробирает дрожь. Пол под его ногами очень холодный, и он видит тонкий слой изморози на каждом оконном стекле. Здесь до сих пор есть электричество, и переносной обогреватель в его комнате по-прежнему отлично работает, так что же случилось с батареями по всему дому? Может быть, Юнхо экономит электроэнергию, но для чего, Чанмин не может даже предположить. Он снимает с плеч тонкое одеяло, которое захватил из своей комнаты, и набрасывает его на Юнхо, а потом выходит из гостиной. Может быть, плита все еще работает. Она электрическая или газовая?..

В итоге Чанмин завтракает раменом, который Юнхо взял из магазина, приготовленным в талом снеге из двора, потому что трубы заморожены. Чанмин находит керосиновую горелку на месте микроволновки, но она горит неохотно и керосин в ней быстро заканчивается, так что его рамен местами хрустит, недоварившись.

Впрочем, пока это позволяет желудку Чанмина не переваривать самому себя, это еще неплохо. Почти. Еще одна упаковка?

Прислонившись к столу, Чанмин ждет, пока вода закипит и пока ему не начнет казаться, что даже та компания, которая у него есть - это снова нормально. То, что другой человек рядом, что он дышит, что он живой и знакомый, кажется сюрреалистичным. Чанмин не знает, что с этим делать. В его голове есть голоса, которые звучат совсем не так, как звучит голос Юнхо, но он единственный, кто здесь может говорить. Юнхо бы никогда не стал обвинять его в том, что он не защитил свою семью, или - несмотря на все преувеличения - не был способен спасти их, или был способен спасти только себя. Чанмин уже знает, что конец света вытаскивает наружу все самое плохое в людях. Юнхо - не незнакомец, чьи безликие обвинения Чанмин легко может парировать. Юнхо - не незнакомец, поэтому Чанмин знает, что если он и правда был слишком слаб, чтобы предотвратить уничтожение собственных близких, тогда Юнхо будет достаточно жесток, чтобы Чанмин это понял.

"Ты только что съел все наши запасы?"

Чанмин поднимает голову и видит Юнхо в дверном проеме, одной рукой он удерживает одеяло, а другой трет глаза, чтобы проснуться. Чанмин не делает никаких резких движений, продолжая перемешивать рамен, пока еще он сидит между Юнхо и кухонным столом, прикрывая от его взгляда все пустые упаковки.

"Нет?"

Уголок рта Юнхо изгибается, он совсем не впечатлен.

"...Я оставил несколько для тебя, конечно," - говорит Чанмин, серьезно оглядывая кухню.

И он чувствует только легкое разочарование, когда Юнхо берет предложенную миску, потому что позади него ровно пять пустых упаковок из-под рамена, и состояние его желудка колеблется где-то между "приятно наполненный" и "готовый разорваться".

Юнхо по-прежнему ест как кто-то, кто готов напасть на Чанмина и отнять то, что он ест - оказывается достаточно милым знать, что некоторые вещи не меняются. Когда Чанмин думает, что, вероятно, это он был тем, кто отнимал у Юнхо еду все то время, пока они были молодые, поэтому неудивительно, что против него срабатывал подобный защитный механизм. Ну что же, это чуть менее весело. Он фыркает, и Юнхо оборачивается на звук.

"Что?" - требовательно спрашивает он. У него по подбородку течет бульон, и Чанмин морщит нос в отвращении.

"Тебе, наверное, пять лет," - говорит он. Он прислоняет палец к подбородку Юнхо, чтобы вытереть бульон. Они замирают, слишком хорошо понимая, что сейчас происходит, а потом Юнхо выдавливает благодарность и возвращается к рамену.

"И что ты теперь собираешься делать?" Отставляя миску, Юнхо опирается на столешницу.

"Не знаю, так далеко я еще не заглядывал." Ну, вообще-то, заглядывал, но эти мысли затрагивали людей, которых больше не существует. Юнхо, вероятно, не стоит об этом знать. "Думаю, я пойду обратно в постель."

"Серьезно?" Юнхо идет за ним из кухни так близко, что когда Чанмин неожиданно оборачивается, они почти стукаются головами. Юнхо вздрагивает, но Чанмин игнорирует и это тоже.

"Ты можешь предложить что-то еще, чем мне стоило бы заняться?" Глаза Чанмина вопросительно округляются, и, вероятно, прожигают дыры у Юнхо прямо в душе. Он тушуется, потому что ему никогда раньше не приходилось отвечать на вопросы, произнесенные таким тоном.

"Хочешь выпить на детской площадке?"

И сразу же ему хочется взять эти слова обратно, потому что Чанмин весь будто бы поникает. Его плечи опадают, голова опускается, и глаза тускнеют. Разочарование заставляет Юнхо задохнуться, но он по-прежнему не знает, что сказать.

Чанмин говорит ему: "Может быть, в другой раз, хен," - и на этом они расходятся.

***

Вечером Юнхо приходит домой с тремя новыми упаковками сухой лапши, консервированного мяса и новой канистрой керосина для горелки. Сейчас это можно считать новым вариантом роскоши. Он захватил даже выпивку, бутылку настоящей водки, а на что-нибудь еще с достаточно высоким уровнем алкоголя уже не хватило рук.

А потом он роняет все одновременно, потому что видит дверь в комнату Чанмина, стекло из которой валяется осколками на полу. Он преодолевает расстояние до нее за три шага и...

"Чанмин?!"

Чанмин не поднимает взгляд, но Юнхо уже все равно. Он хватает его за плечи и трясет до тех пор, пока Чанмин не обмякает в его руках. Как только Юнхо убеждается, что с ним все нормально - руки расцарапаны, волосы взлохмачены, глаза снова красные, но все остальное в порядке - Юнхо вздыхает с облегчением.

Падая на кровать рядом с Чанмином, он осматривается, чтобы оценить ущерб и понимает, что от комнаты остались одни развалины. Дверцы шкафа сорваны с петель, зеркало разбито, и - Юнхо знает, что на это должно было потребоваться недюжинное количество сил, - сломан даже толстый деревянный остов кровати. Сломанные доски больно упираются в его задницу даже через матрас. Плечи у Чанмина очень острые, а у Юнхо жилистые руки, но Чанмин думает, что даже несмотря на это, его объятия - это самая успокаивающая вещь на свете. Конечно, если не учитывать тот факт, что сравнивать сейчас особо не с чем.

Юнхо начинает говорить, потому что он никогда не знает, когда стоит заткнуться, и хотя прошло уже очень много времени с тех пор, как он имел дело с более-менее полными ответами, к которым привык, он все равно пытается. Он просто говорит все, что приходит ему в голову, и направляет монолог в ту или иную сторону в зависимости от реакции Чанмина, напрягается он в его руках или обмякает, расслабившись. А потом ему приходится вытаскивать оттуда их обоих, потому что уже начинает темнеть, в комнате холодеет, а его рот пересыхает.

При выходе из комнаты, по пути вниз, поднимая оброненные у двери покупки, Юнхо не прекращает разговаривать, делая исключение только для того, чтобы быстро глотнуть пива. Когда они выходят за дверь и пересекают заснеженную мерзлую дорожку рядом с домом, Юнхо переходит на числа, потому что они безопасны и не значат ничего серьезного. Он говорит, от семи миллиардов осталось семь миллионов, кажется, что это много, но на самом деле выжил только один человек из тысячи, все зависит от того, под каким углом ты на это смотришь.

"Ну, наш город всегда был маленьким, да?" - он идет быстро, руки его заняты пакетами, и Чанмин держится за полы его пальто. "Так что у нас осталось меньше десятка человек."

Он перечисляет их, имена незнакомы Чанмину. Юнхо не упоминает, как некоторые из них сломались, чувствуя себя не столько выжившими, сколько брошенными, и не упоминает, как ему пришлось хоронить трех из них в неглубоких могилах. Вероятно, это не так и важно сейчас.

"Ты вонючий лицемер," - говорит Чанмин, когда они доходят до дома Юнхо, потому что его гостиная очевидно была когда-то разгромлена, а потом приведена в порядок. Диван стоит на ножках, но обивка порвана, а экран телевизора разбит. Стены и пол изрезаны. Когда Чанмин топает каблуком, дерево стонет в ответ и гнется. "Ты же не мог все это сделать сам, хен?"

Не извиняясь, Юнхо просто наклоняет голову ниже и ведет Чанмина в сторону кухни.

Кожа на лице у Юнхо горит, дом кажется ровно таким же пустым, каким был все эти месяцы. Он складывает пакеты на кухонный стол и слышит в голове голос матери, который упрекает его за бардак на кухне. Юнхо привел кого-то домой, и не соизволил ее заранее предупредить. Стирая с лица гримасу боли, он оборачивается к Чанмину. "Ты голоден, да?"

"Не особенно," - отвечает Чанмин.

"Не может такого быть, ты всегда голоден." И с этими словами Юнхо приступает к приготовлению ужина. Он кипятит воду, открывает консервы, надрывает упаковки, достает бутылку водки и передает ее Чанмину, который берет ее в руки и делает большой глоток

"Я помню, хен, что ты всегда ведешь себя как дерьмо, когда сердишься." Чанмин не совсем в том состоянии, чтобы контролировать то, что говорит, но он говорит все равно, чтобы погасить огонь, которым загорается пищевод. "Но, очевидно, это не сработало. Это твой новый ход? Играть в хозяюшку и быть противным заботливым хеном?

Проходит секунда, и Юнхо кидает в Чанмина чашку, которую держит в руках. Чанмин уворачивается, а потом с рычанием бросается на Юнхо.

Юнхо всегда был подвижным и сильным, но Чанмин здорово заматерел, пока его не было в городе, и им везет, что к концу потасовки ничего не оказывается разбитым. Они застывают на полу, пытаясь не двигаться и тяжело дыша, все в синяках и царапинах.

"Давай не будем начинать это снова," - хрипит Юнхо.

Когда Чанмин не отвечает, он заглядывает ему в лицо и морщится. Чанмин замечает, вытирает пот со лба и возвращает ему взгляд. Он открывает и закрывает рот, но не издает ни звука. Глотка Чанмина уже болит от крика, его глаза опухли, а сердце как будто бы пропустили через мясорубку.

"Чанмина, а, Чанмина," - шепчет Юнхо. "Ты..."

Внезапно Чанмин переворачивается, прячет лицо в плечо Юнхо и начинает кричать. На таком расстоянии (или, скорее, его отсутствии), крик оглушает и дезориентирует Юнхо настолько, что он вздрагивает, но все равно переворачивается и придвигается ближе.

Крик превращается в ругательства, потом в бессвязный поток слов, а потом замолкает, и Чанмин просто сотрясается в бесшумных рыданиях.

Юнхо принимает все это как должное, а когда Чанмин утихает и уже просто дрожит, он отводит его в кровать. Даже если щеки мокрые у них обоих, все равно рядом нет никого, чтобы это заметить.

***

"Ну ладно, я и так постоянно слишком много сплю," - говорит Чанмин первым делом с утра. "Так что, мы собираемся придумать какой-нибудь охуенный план и решить, что будем делать дальше, да?"

Вероятно, есть какая-то отдельная причина, по которой Чанмину обязательно сидеть на Юнхо верхом, когда он говорит это, но это совершенно точно не самая лучшая идея, и Юнхо определенно не волнуют никакие, даже самые уважительные причины. Он пытается перевернуться и получает за это удар в солнечное сплетение.

"Эй, ты меня слышал? Мы решаем, что делать дальше," - ворчит Чанмин. "Думаю, тебе стоит проснуться для этого."

"...и мы собираемся делать все это как... мы?" - чуть слышно спрашивает Юнхо.

Чанмин замирает на мгновение, прежде чем откатиться на другую сторону и сесть на пятки. Воздух устремляется к животу Юнхо, холодный и кусачий. "Ты не должен... Я просто подумал, что, у тебя уже есть планы?"

Ох черт, будь хеном, будь хеном. Юнхо вытирает слюну с подбородка краем одеяла и тянет Чанмина вниз, так что в итоге они оказываются лежащими плечом к плечу, и Юнхо обхватывает запястье Чанмина ладонью.

"Не, это не то что я имел в виду," - говорит Юнхо. У него пересыхает во рту, и он сглатывает. "Просто... ты знаешь, я не могу, я не знаю, как отсюда уйти."

"О." Чанмин делает паузу. "Это именно то, что я имел в виду, когда говорил, что мы слишком много спим."

"Ну, сейчас-то это может быть даже полезно," - отвечает Юнхо, даже не пытаясь начинать вставать. "Что ты хочешь сказать?"

"Я говорил тебе, я пришел сюда. Пешком. Собственно, все, но это заняло чертову кучу времени." В кровати у Юнхо не так много свободного места, так что когда Чанмин пытается устроиться удобнее, он заканчивает тем, что заезжает локтем Юнхо прямо под ребра. Это оказывается даже больнее, чем обычно, из-за их вчерашней потасовки. Юнхо закашливается и сталкивает Чанмина с кровати.

"И что ты видел?" Даже не двигаясь, Юнхо может видеть, как меняется выражение лица Чанмина. "Я к тому, что нам нужно знать, что происходит, прежде чем что-то решать, так ведь? Так что стоит хотя бы сопоставить факты, которые у нас есть, нет?"

Так что Чанмин начинает рассказывать. Очень сухо, безэмоционально, все его долгое пешее путешествие сводится к статистике, такое-то количество километров, такие-то разрушенные города, такое-то количество человек, оставшихся в живых. Так проще - рассказывать о том, как он проснулся в пустой комнате в их общаге в 7:15 утра, но не о часах, которые он провел, выкрикивая имя Кюхена. Рассказывать о разрушенных и зачищенных городах, но не о чьих-то домах, которые выглядят как поля кровавых сражений, о том, как он шел по пустынным улицам, но не о самоубийствах, которые происходили вокруг.

"А те, кто выжили?.."

Рот Чанмина кривится в некрасивой усмешке. "А что было с ними здесь?.."

Вспышка отчаяния и ярости мелькает в глазах Юнхо. От цивилизации остались одни обломки, и он думает обо всех ужасных словах, которые кидали ему в лицо, о том, как тихо сдавались оставшиеся, как его оставили совершенно одного - то ли бесцельно что-то искать, то ли умирать.

"Не очень хорошо," - в итоге произносит он.

Чанмин смотрит в потолок, на уродливые темные пятна. "Аналогично и с остальными."

Юнхо хмыкает. "Не очень-то ценная информация," - подытоживает он. Если везде все так же, как здесь, то нет особого смысла куда-то идти, верно? "Может быть, мы могли бы..."

"Мы не останемся здесь, хен." Чанмин хмурит брови. "По крайней мере, нам нужно вернуться в город, где собираются люди. Кто-то должен лучше знать, что происходит."

"Ты пришел из города," - соглашается Юнхо, так же хмурясь. "И ты ни черта не знаешь."

"Я глупый студент колледжа. Окей, я проиграл в видео игры всю ночь перед..." Чанмин сглатывает. Он запускает руку в волосы небрежным жестом, который говорит сразу обо всем. "Может быть, я просто не встретил нужных людей. Если это природная катастрофа, то только географы должны знать, что происходит, так? Черт, если это инопланетяне, тогда нам нужно искать астрономов или астронавтов... о, хен, иди в жопу, я к тому, что десять миллионов человек все-таки остались в живых, и ну хоть кто-то должен знать, что происходит."

"...и, в конце концов, мы найдем кого-нибудь, кто знает, что делать дальше," - медленно выговаривает Юнхо. Это имеет смысл, это кажется логичным, но изнутри все равно что-то его грызет, дергает где-то глубоко в душе. "Но... но кто-то может вернуться."

Чанмин фыркает. "Сейчас? Ты шутишь, да? Если бы кто-то мог вернуться, они уже тысячу раз это бы сделали."

И тогда Юнхо мягко говорит: "Ты вернулся."

Чанмин выдыхает с тихой усмешкой. Его рука выскальзывает из руки Юнхо, а потом он снова переплетает их пальцы.

"Но, хен, я... ну..." Что я?.. Мне было куда возвращаться? Было некуда больше пойти? Сначала не хотел возвращаться? Последнее - это, вероятно, худшее, что вообще он может сказать. Чанмин сглатывает и пытается хорошо подумать, чтобы выбрать лучший вариант. "...Но я уже здесь. И я никого не встретил по пути."

"Но... но мог бы."

"Ладно." Они долго молчат, а потом Чанмин говорит. "Я подожду с тобой, если хочешь."

Юнхо начинает что-то говорить, а потом замолкает. Чанмин наблюдает за ним краем глаза. Потом Юнхо фыркает, не в силах сдержать смешок. "Нет, это глупости, ты, ха, ты - в порядке. В порядке. И мы пойдем. Куда-нибудь."

Его большой палец с силой вжимается в ладонь Чанмину, так что тот сжимает его ладонь в ответ и не отпускает до тех пор, пока Юнхо не делает это первым.

***

На кухне бардак.

"Это отвратительно," - подчеркивает Чанмин. Смеясь, он поворачивается к Юнхо и добавляет, - "ты отвратителен. Я не знаю, как ты столько времени выживал без меня."

"Я тоже без понятия," - так же весело отвечает Юнхо, потому что Чанмин собирается навести порядок на его кухне, и в то же время собрать все то, что им понадобиться в дороге. Юнхо держит в руках пакет для мусора и пытается быть полезным, не делая абсолютно ничего до тех пор, пока Чанмину не понадобиться что-нибудь выкинуть. Он слоняется по комнате, пока Чанмин командует ему, что делать, и пытается смириться с этой странной ситуацией.

Их сборы оказываются непростыми по двум причинам:

1. Им сложно быстро передвигаться, потому что они одеты в тяжелую зимнюю одежду. Это исправляется легко - Юнхо снимает свое пальто и запрещает Чанмину сделать то же самое, потому что в доме все-таки слишком холодно, удостаиваясь разочарованного взгляда. Но больше Чанмин не делает ничего, и этого достаточно.

2. Обычно Чанмин придумывает великолепные планы, но учитывая новые и настолько необычные обстоятельства, он совершенно не представляет, что нужно взять с собой, а что нужно оставить. Все кажется ужасно полезным и абсолютно бессмысленным одновременно, Чанмин запутывается в собственных попытках предугадать их будущее. Снаряжение, которое может им понадобиться, и вещи, которые Чанмин таскает отовсюду, накапливаются вокруг их рюкзаков двумя кучами. Этого достаточно, чтобы оборудовать форт, и еще останется на боеприпасы. Юнхо закусывает губу и пытается пережить организационную суматоху.

"Так нельзя," - в конце концов во весь голос объявляет Юнхо. Он дергается, когда Чанмин из своих завалов кидает на него убийственный взгляд. "Ладно, ладно. Давай посмотрим, чем я могу помочь."

В итоге Юнхо принимается отнимать у Чанмина вещь за вещью, чтобы запихнуть их куда-нибудь, где Чанмин догадается посмотреть в последнюю очередь. Когда они заканчивают, рюкзаки, заполненные одеждой и вещами первой необходимости, оказываются почти такого же размера, как и они сами. Они добавляют даже клейкую ленту и стеклорез, Юнхо кажется, что он собирается в самый захватывающий поход в своей жизни.

"Хорошо," - говорит Чанмин. Ухмылка на его лице почти может считаться удовлетворенной. "А теперь - продукты."

"Что?.." - Юнхо окидывает сумки смятенным взглядом. "Мы же идем пешком, ты помнишь об этом, да? Как мы собираемся унести столько..."

"О, хен, не беспокойся об этом," - Чанмин снисходительно пожимает плечами. "Я успел научиться целой куче фокусов."

Пока Чанмин решает задачу утрамбовывания рюкзаков, Юнхо собирается на улицу, чтобы пройтись до магазина за запасами продуктов.

"Какие-то пожелания?" - спрашивает он на выходе.

"Сигареты!" - кричит ему Чанмин из гостиной.

Пораженный, Юнхо возвращается. "Ты теперь куришь?" Неверие звучит в его голосе - он хорошо помнит все гримасы отвращения на лице Чанмина, когда он почти заимел эту привычку сам.

"Ну, не будь идиотом, хен. Сейчас это как валюта." И, после паузы, - "и захвати презервативы тоже."

"...валюта?"

"Да, а что?.."

"А," - доносится до Чанмина ответ, и тому, вероятно, только кажется слабый след разочарования в голосе Юнхо.

Ловя кураж, Чанмин кричит ему: "Что, ты хочешь чего-нибудь от меня? Тебе нужно только попросить!", - но Юнхо уже ушел, поэтому Чанмин начинает чувствовать себя глупо. Он сглатывает комок в горле и прячет его глубоко внутри.

Когда Юнхо возвращается, Чанмин лежит на диване, уставившись в потолок. Юнхо садится на пол и опирается спиной о подлокотник, на котором лежит голова Чанмина.

"В общем," - начинает он, - "я взял сигареты. И презервативы. Консервы, шоколад, воду и все остальное."

"Это хорошо. Я проверю, не забыл ли ты что-нибудь," - отвечает Чанмин.

Проверка пакетов занимает у него десять минут после того, как он вскакивает с дивана.

"Потому что ты эксперт, да?" - Юнхо наблюдает, как Чанмин внимательно перебирает то, что он принес, и каким-то магическим образом вмещает в рюкзаки, которые совершенно точно были абсолютно полными. Ха. "Не припомню, чтобы ты таскал с собой столько всего, когда пришел."

"Ну, я использовал большую часть." И было тяжело все это с собой носить. Он слишком устал тогда, чтобы идти дальше, и не видел необходимости брать с собой так много. Чанмин косится на то немногое, что они решили унести. Для путешествия, которое будет длиться месяцами, у них достаточно еды и остального только на неделю, но это на самом деле все, что реально стоит брать с собой. Он трясет головой. "Думаю, что нам совершенно точно будет где пополнить запасы."

"О, ну ладно." Юнхо помогает Чанмину застегнуть молнии на рюкзаках. "Все посыпется наружу как только мы попытаемся их открыть, ты же это понимаешь, да?"

Чанмин кидает на него острый взгляд, когда отставляет рюкзаки в сторону. Он делает глубокий вдох, и Юнхо напрягается, но Чанмин говорит только: "Мы и правда делаем это?"

"Ага." Голос Юнхо звучит легко, но его сердце сжимается при мысли о том, что нужно уходить. Он практически уверен, что он больше не вернется домой, по крайней мере, если и вернется, то очень нескоро. Но он напоминает себе, что возвращаться не к чему и не к кому. Но на всякий случай спрашивает еще раз: "Хочешь передумать?"

"Не," - на секунду на лице Чанмина появляется это странное выражение, обида пополам с раздражением, и его нижняя губа выступает вперед. Он делает шаг к входной двери, и Юнхо следует за ним, смущенный. "Просто... я же только пришел! И мы идем обратно в тот город, из которого я ушел?"

"Мы всегда можем отложить, не обязательно уходить прямо завтра."

"Это то, чего ты хочешь?"

"...нет. Нет, оставаться нет никакого смысла."

"Ну ладно. Тогда до завтра, хен."

***

Машина, которую они выбирают, маленькая и насыщенно лавандового цвета. Чанмин морщится, показывая, что считает цвет девчачьим, но выбор у них небольшой. Есть и другие автомобили на окраине города, где нет брошенных машин, которые могли бы преградить им путь, но Чанмин признает их не подлежащими использованию, когда заглядывает под капоты и осматривает двигатели. Юнхо не верится, что он может знать и такие вещи, но он думает, что, вероятно, скоро ему придется это признать. С пассажирского сидения он смотрит, как Чанмин забирается в водительское кресло. Когда он устраивает ноги под приборной доской, пластик трещит под жесткими отворотами его сапогов. Чанмин пинает ее пару раз, а потом сползает вниз. Его голова исчезает под рулевым колесом.

"Что ты делаешь?!" - Юнхо видит искры рядом с тем местом, где должна быть голова Чанмина.

"Стартер барахлит," - доносится его нечеткий ответ, - "просто надо... а!"

Машина оживает. Чанмин выныривает из-под руля и, усаживаясь, давит на газ, чтобы увеличить обороты двигателя. Ухмылка на его лице становится маниакальной, когда они выезжают на дорогу. "Это сойдет за фокус?.."

Юнхо почти не хочет об этом думать. "...и на кого, черт побери, они учили тебя в колледже?"

"Ну, эм, я думаю, что пока можно некоторым образом считать, что на ассистента механика," - отвечает Чанмин. Он закатывает глаза, когда Юнхо оборачивается на него. "Да как бы там ни было, хен. Куда мне ехать?"

Они едут прямо почти до полудня. Окна в машине были разбиты, поэтому Чанмин выдавил их до конца еще перед тем, как они поехали, так что теперь их волосы похожи на сено. Юнхо убирает их с лица и жалеет, что не посетил парикмахера перед тем, как ни одного из них не осталось. Может быть, Чанмин сможет помочь ему с этим попозже. А сейчас он выгружает запасные батарейки и пластиковые бутылки с бензином из багажника. Он запихивает их в их нынешнюю машину и удовлетворенно хлопает по капоту.

"Вот так. Если она не решит сломаться к чертям окончательно," - он бросает на нее долгий взгляд, - "ее должно хватить еще хотя бы на пару городов."

И ее бы хватило, если бы не упавшее дерево, преграждающее им путь в следующем городе. Чанмин пытается применить свой фокус к другой машине, которая больше похожа на грузовик, чем на легковой автомобиль. Он покрыт пылью, и зеленая краска с боков совсем облупилась, а в кабине пахнет жареной курицей, но постель позади чистая, так что они остаются там на ночь.

"Мы не идем в город из-за чего-то конкретного?" - спрашивает Юнхо, наблюдая за тем, как Чанмин прилепляет на себя пластырь, задрав свитер и футболку. "Там могут быть люди..."

"Они там есть," - отвечает Чанмин. Он поднимает голову в небо, как будто хочет посчитать звезды у них над головами. "Именно поэтому мы туда и не идем."

Юнхо думает о доносящемся до них зловонном запахе гнили, о закопченных зданиях, и молчит весь остаток ночи. Эта первая ночь за пределами родного города выматывает ему все нервы, и когда он закрывает глаза, сомнения начинают грызть его изнутри.

"Юнхо. Юнхо-хен," - шепчет Чанмин рядом, - "ты в порядке?"

Когда Юнхо не отвечает, Чанмин перекатывается на его половину и берет его за руку. Он утыкается подбородком Юнхо в плечо и мягко говорит, - "Я знаю, это сложно. Не переживай, ты привыкнешь."

Юнхо не уверен, что правильно понимает, о чем он говорит, только подозревает. Это смущает, но Юнхо думает, что такие мысли - не для него, поэтому он закрывает глаза и решительно выбрасывает их из головы.

Он просыпается, чувствуя, как его нос болит от утреннего мороза, но в остальном ему тепло, потому что Чанмин сопит прямо поверх его живота, утыкаясь лицом в его кофту. После месяцев пробуждений в одиночку тело Юнхо протестует - ничего такого не должно было случиться, но тепло проникает ему прямо между ног, и у него встает так, что это становится даже больно. Тут же он начинает очень хорошо чувствовать, как волосы Чанмина щекочут ему подбородок, как его рука сжимает отворот его кофты, как переплетены их ноги. Запаниковав, Юнхо делает глубокий вдох и тянет кофту наверх, холодный воздух кусает его за голую кожу...

"Хен?"

Юнхо дергается, его щеки горят, и быстро поправляет штаны. Чанмин не замечает, слишком занятый протиранием глаз со сна. Он сидит слишком, слишком близко, и Юнхо не может удержать смех.

"С добрым утром, Чанмин!"

Честно? Начало дня оказывается вполне многообещающим. И все действительно складывается хорошо, они доезжают до следующего города без особых проблем, и он оказывается пустым, но спокойным. В этом крошечном городке всего один магазин, и большая часть ассортимента уже испорчена или превратилась в кашу, но им удается найти пару банок тушенки и пачку макарон. Сытый Чанмин - это счастливый Чанмин, и когда они умудряются заблудиться стараниями Юнхо, несмотря на то, что там одна дорога, на которой невозможно потеряться, Чанмин добродушно позволяет ему списать это на неопытность. Он не говорит, что дороги одинаковые везде, он вообще не очень много говорит. Чем дольше они уходят, тем тише он становится. На самом деле, он оказывается действительно полезным и берет на себя ровно половину всех хлопот. Это непривычно, и Юнхо задумывается, является ли это очередным знаком того, что Чанмин повзрослел.

Однажды Юнхо поймет все странные манеры Чанмина делать все шиворот-навыворот. Он рассортирует все привычки, которые Чанмин приобрел в колледже, он разберется, что является уникальными особенностями Чанмина, а что он подцепил уже после конца света. Но сейчас он оказывается совершенно ошеломлен, когда наблюдает, как Чанмин раскладывает содержимое их рюкзаков на полу. Они в том же самом городе, где точно так же, как и раньше, ничего нет, и им абсолютно нечего добавить к своим запасам, поэтому нет никакой необходимости разбирать вещи.

Когда Юнхо говорит это вслух, Чанмин в последний момент удерживается от того, чтобы презрительно поднять бровь, чего Юнхо от него и ждет. Он наклоняет голову, пряча ухмылку.

"Мы уже близко," - говорит Чанмин. В его глазах мелькает вспышка - решимости?.. отчаяния?.. - и ее почти невозможно разглядеть. Когда Юнхо все-таки пытается, Чанмин вздрагивает и хмурится сильнее. Он берет часть их запасов у Юнхо из рук, чтобы самому упаковать их обратно. "Давай я," - бормочет он, и Юнхо не возражает.

***

Когда у него в голове все-таки что-то щелкает, расставляясь по местам, он не ждет никакого правильного момента.

"Ты мне ничего не должен," - внезапно говорит Юнхо. Чанмин в замешательстве поднимает на него взгляд от банки с супом. Несмотря на это, Юнхо практически на сто процентов уверен, что Чанмин хорошо понимает, о чем он. "Ты не должен делать все это для меня. Я могу позаботиться о себе сам, или я смогу научиться это делать. Ты мне ничего не должен," - повторяет Юнхо, - "потому что я сам, в первую очередь, не держу на тебя зла."

В итоге Чанмин издает какой-то тихий звук, но когда он уже почти открывает рот, чтобы что-то сказать, Юнхо забирает у него из рук банку, чтобы начать ужин. И вместо всего, что собирался, Чанмин говорит: "Не возражаешь, мы сегодня откроем две?.."

Юнхо поднимает бровь. "Ты и твой аппетит," - говорит он тоном, который совсем не звучит как обвинительный. "Конечно. Которую?"

Немногим спустя Чанмин признается себе, что все-таки действительно понял, о чем Юнхо говорил. И тогда, когда они уже лежат плечом к плечу, он решает ответить.

"Юнхо-хен," - шепчет он, потом дожидается, пока Юнхо повернется к нему лицом. Чанмин продолжает смотреть в окно в потолке, где булавочными уколами мерцают звезды. Но он всегда был очень прямолинейным, поэтому он говорит: "Знаешь, я не жалею, что ушел."

"...Я тоже не жалею, что ты ушел," - в конце концов отвечает Юнхо. Он подкладывает руку под голову, чтобы лучше видеть Чанмина. Вокруг достаточно лунного света, чтобы его профиль был обрисован очень четко. "Чанмин-а, я знаю, почему тебе пришлось уйти, и я уже сказал, что не держу на тебя за это зла."

"Я знаю. Хен, ты даже слишком милый," - говорит Чанмин. Он пытается смягчить голос, чтобы это звучало шуткой, но это по-прежнему звучит очень честно, Юнхо-хен всегда был слишком мил с Чанмином, так же, как и он сам. "Я просто... я подумал, что мне нужно повзрослеть и это должно произойти без тебя. Хен, мы же были вместе всю мою жизнь! Думаю, я просто боялся так и остаться в твоей тени."

Чанмин замолкает, чтобы сглотнуть. Он слишком хорошо чувствует взгляд Юнхо, который жжет его.

"Поэтому, когда меня приняли в колледж, я подумал, что должен... должен оттолкнуть тебя и все такое." И он снова замолкает. Юнхо так близко, что Чанмин может отлично чувствовать, как он напряжен, как он еле заметно вздрагивает. Этого мало, и Чанмин переворачивается к нему лицом, чтобы лучше видеть, и они оказываются еще ближе. Его глаза раскрываются шире, когда он встречает взгляд Юнхо, и Чанмин чувствует, что именно сейчас настало время для любых признаний насчет того, что он понял с тех пор, как ушел, и в итоге он говорит: "Прости. Мне действительно жаль. Мне не... мне не стоило делать тебе больно. Прости."

Юнхо долго молча смотрит на него, выражение на его лице невозможно было бы прочитать, даже если бы не было так темно. Чанмину хочется поежиться, но вместо этого он прямо смотрит на Юнхо в ответ. По крайней мере, это самое малое, что он может сделать.

И внезапно Юнхо хихикает. Вся неподвижность слетает с него, он снова оживает, и у него такое счастливое, радостное и живое лицо, что Чанмин не может даже вздохнуть.

"Я целую вечность ждал, пока ты это скажешь," - признается Юнхо шепотом. "В смысле, сначала было ужасно - ты, придурок, не думай, что я тебе еще это не припомню, - но, наверно, я должен быть догадаться, и я понял через какое-то время, но зная тебя, зная... Я понял." И Юнхо бросает говорить и просто треплет Чанмина по волосам, как будто ему совершенно неважно, что будет потом.

Вероятно, еще слишком рано раздражаться из-за этого, думает Чанмин, но его это и правда не раздражает, поэтому он не возражает. "Я просто хотел, чтобы ты знал. Прости. Я не имел в виду ничего такого, я не должен быть... Не надо ненавидеть меня за это, ладно?"

Юнхо прищуривается. "Ты, придурок," - перебивает его он, - "я никогда не переставал заботиться о тебе."

"О," - Чанмин чувствует, как его сердце начинает танцевать какой-то нелепый танец. Это также странно, как если бы он вдруг решил сделать что-то такое сам. "Я... Оу. Хм." И внезапно его заливает краска. Кашлянув, Чанмин подбирает к себе ноги и сжимает ресницы. "Ладно. Теперь, когда это все, я... Спокойной ночи."

Юнхо смотрит на взъерошенные темные волосы у него на голове и ему хочется взъерошить их еще больше. Вместо этого он говорит: "В конце концов, я думаю, что тебе удалось повзрослеть," - и прижимает подбородок к его макушке. "Спокойной ночи, Чанмина."

Им еще есть куда двигаться, и их отношения по-прежнему не те, что раньше. Напряжение между ними остается, но все уже не так плохо. Все уже лучше.

И тут же они встречаются с первой реальной проблемой.

Они едут до тех пор, пока не приходится остановиться - гигантское дерево лежит прямо на дороге. Юнхо съезжает на обочину, чтобы его объехать, и машина сразу же забуксовывает. Чанмин, совсем не впечатленный его усилиями, наблюдает за ним, усевшись на стволе дерева. Когда Юнхо, в свою очередь, возвращает ему такой же недовольный взгляд, вставай, придурок, и помоги мне, он вздыхает и тяжело поднимается на ноги.

"Ну," - говорит Чанмин таким тоном, как будто подводит итоги. Он опускает взгляд на шины, глубоко утонувшие в каше из подтаявшего снега и льда. "Вот отсюда мы и пойдем пешком."

Кивая, Юнхо закидывает рюкзак на плечо. "Я думал, что ты преувеличивал, когда говорил, что пришел домой пешком."

"И какого черта я бы стал это делать?" Все, что нужно было для того, чтобы ездить на машине, нет смысла брать с собой, думает Чанмин, иначе все вместе будет не унести.

"Не знаю. Я хотел надеяться, думаю. Но я не возражаю против того, чтобы прогуляться," - оптимистично заявляет Юнхо. "Я люблю гулять."

"Ты так думаешь," - отвечает ему Чанмин.

***

И долгое время после этого они идут, идут, а потом снова идут. По пути им не попадается каких-либо способных к передвижению автомобилей, а дорога завалена мусором, поскольку нет никакой дешевой рабочей силы, с помощью которой он мог бы быть убран. Чанмин держит такой плотный темп, что кажется, сейчас побежит. Юнхо не понимает про него очень много, но это, кажется, все-таки ему понятно. Дороги труднопроходимы и тяжелы, но Чанмин, похоже, вознамерился твердо преодолеть достаточное их количество.

Юнхо следует за ним, думая, что сложно одновременно поддерживать заданный темп и пытаться глядеть по сторонам. Картинка, которая оказывается перед его глазами, неправильна по многим причинам. Лямки тяжелого рюкзака впиваются ему в плечи, но спина Чанмина остается прямой, как палка. На его шее выступает пот, заставляя волосы виться и прилипать к коже, но он не замедляет темп. Каждый шаг Чанмина, уничтожающего всего на своем пути, отмечен треском и хрустом.

Так проходят дни.

Несмотря на все это, Чанмин спокоен. Чанмин - просто квинтэссенция спокойствия. Юнхо никогда не видел его настолько спокойным, и, конечно же, это начинает выводить его из себя.

"Чанмин," - начинает Юнхо. Чанмин не слышит его, поглощенный ломаньем веток на собственном пути. "Эй, Чанмин!"

Он поворачивается к нему на каблуках. Выражение его лица мягкое и вопросительное.

"Тебе не кажется, что мы слишком торопимся?" - Юнхо хмуро кивает на напряженные плечи Чанмина. Он выглядел точно так же, когда был совсем молодым и ему приходилось нелегко в школе, и эта тонкая морщинка на лбу появлялась у него обычно перед тем, как он собирался взорваться. "Впереди еще долгий путь, не хотелось бы слишком быстро выбиться из сил."

"Либо так, либо мы будем идти по этой долбанной дороге вечность," - глаза Чанмина загораются. "Лучше я буду выжат, как лимон, чем этот поход будет длиться дольше, чем нужно."

"Что, тебе так сложно меня выносить?"

"Нет, не в этом дело," - говорит Чанмин, и потом подходит ближе к Юнхо. Он не замечает, как Юнхо морщится, когда он разбивает стеклянную бутылку в паре сантиметров от лодыжки Юнхо. "Но. Но все равно. Это слишком утомительно."

Любую другую попытку замедлить Чанмина постигает примерно такая же судьба. Впрочем, с учетом всех обстоятельств, их путешествие проходит гладко. С Юнхо легко, и Чанмин быстро снова попадает под его очарование. Они знают друг друга так долго, что тот период, когда лучшие друзья начинают ненавидеть друг друга за любые мелочи, уже прошел. Чанмин не говорит ничего, когда Юнхо раскидывает свои вещи вокруг каждый раз, когда они устраиваются на ночь, и Юнхо быстро привыкает не задавать вопросов обо всех странных открытиях, которые Чанмин сделал насчет того, как нужно уметь выживать. Все равно каждое из них пригождается, они выменивают согревающие пластыри на сигареты у одинокого мужчины, поспешившего исчезнуть сразу после этого, и когда они находят ботинки, торчащие из огромного сугроба - Чанмин тянет их, попутно откапывая, а Юнхо не пытается протестовать.

Оставшееся время они молчат, вытягивая гудящие ноги и пытаясь не задумываться об ужасающей реальности вокруг. Их отношения - в своем роде симбиоз. Чанмин хлопочет вокруг Юнхо, как он всегда и делал, хотя в этот раз его великолепный опыт позволяет ему быть лидером, несмотря на то, что Юнхо каждый раз пытается отказаться с показной бравадой. Потом Юнхо начинает вести себя как хен, и давит до тех пор, пока Чанмин не уступает. Тем временем, Юнхо начинает обдумывать план следующей атаки, чтобы ослабить Чанмина.

Воздух становится теплее, и это смягчает его решимость. Зима заканчивается, и она забирает с собой это растущее напряжение. Где-то к восьмому городу небо окончательно проясняется. Сейчас, должно быть, наступает ранняя весна, потому что после обеда идут дожди, а вечером дует приятный бриз. Город, который они проходят, оказывается настоящим городом, а не сборищем полуразрушенных старых зданий.

Плохие новости состоят в том, что его население также было довольно велико, и остатки этого населения не очень хорошо справились с концом света. Чанмин привык к этому так, как никогда бы не хотел привыкать, поэтому он усиленно разглядывает небо, когда они проходят мимо винного магазина с ржавыми цветными пятнами, разлагающимися трупами и неприличными надписями на стенах. Юнхо следует примеру, но не может ничего поделать с подступающей к горлу тошнотой. Там есть даже тела людей, свернувшихся калачиком, со льдом на бледных голубых лицах, но это оказывается уже слишком сюрреалистично, чтобы осознать. В этот момент Юнхо очень явственно чувствует дыхание смерти, и вспоминает все до одной причины, по которым он так долго оставался в родном городе. В основном, конечно, это было из-за глупых надежд, но даже Юнхо достаточно разумен, чтобы просто бояться из него уйти.

"Эй, Юнхо-хен?" Реагируя на голос Чанмина, Юнхо отводит глаза от облаков. Чанмин встречает его взгляд, озабоченно хмурясь, беспокойство разливается по его лицу. Юнхо выглядит нездорово все эти дни, но сегодня он почти белый и его лицо покрыто тонкой пленкой пота. До сих пор холодно, и Чанмин закусывает нижнюю губу. "Юнхо-хен, с тобой все в порядке?"

Нет, со мной не все в порядке, хочет сказать Юнхо, но ему кажется, что он засмеется, как только откроет рот, и тогда Чанмин засуетится еще больше. Он с усилием задумывается, пытаясь подобрать слова, чтобы описать, как скребет у него в груди, или как сверлит в затылке, или как его дыхание стало отвратительно тяжелым и медленным, и с этим ничего нельзя поделать. "Я в порядке," - говорит он.

Глаза Чанмина сужаются так, что это могло бы пугать, если бы его брови не были нахмурены с беспокойством. "Не надо мне врать, Юнхо." Он протягивает руку, чтобы схватить его за запястье, а затем резко вдыхает. Кожа под его пальцами просто горит. Тревожный звонок начинает звенеть еще громче, когда Юнхо пытается вытащить руку, но не может. "Черт, Юнхо, ты весь горишь. Ты же заболел, блять, ты же заболел, да?"

"Чанмин, заткнись, успокойся, я не... черт." Юнхо трясет головой, и это совершенно очевидно оказывается ошибкой - мир переворачивается и снова встает на место. Что? Все наклоняется и размазывается на секунду, пока Юнхо выпадает из реальности. Пальцы Чанмина сжимаются вокруг его запястья, и Юнхо возвращается на землю, постепенно, до тех пор, пока не начинает снова слышать, что Чаммин говорит. Его голос становится громче. Он кричит. Что-то очень громкое и сердитое, и это совершенно не облегчает внезапной острой боли, которая разливается по всему телу. "Чанмин-а... Правда... Мне просто немного нехорошо, это все погода, не надо..."

И потом его колени подламываются.

@темы: Strong Heart - 2013, band: dong bang snin ki

---

Из ничего

[erytelluris]

Название: Из ничего (Ex nihilo)
Автор: Jusrecht
Переводчик: Jewel Girl
Бета: AgniBlade
Коллажист: Seele-Helga
Фандом: Super Junior
Пейринг: Шивон/Кюхён
Категория: Слэш
Жанр: Романтика, флафф
Рейтинг: NC-17
Размер: Миди, ~13 000 слов
Описание: Они изначально знали, что совершенно не подходят друг другу. Они слишком разные, и единственное, что их связывает — это секс и дикая, безумная жажда соперничества. Их первый раз оказался банальным — Кюхён завелся посреди выступления, и ему срочно потребовалась разрядка, а Шивон просто вовремя оказался у него под рукой. За первым разом последовал второй, третий, пятый, а потом Шивон перестал считать. Они ходили по стеклу, забыв осторожность, сводили друг друга с ума, доводили себя до исступления, лишь бы не потерять контроль, не упустить превосходства, не сломаться из-за нелепых чувств.
Это — их эквилибриум, их бесконечный сдвиг неустойчивого баланса, их расшатанный вальс на краю безумия. И возможно, это — любовь, совсем скоро они поймут.
Разрешение на перевод получено.

- 13 причин, почему они не подходят друг другу -

1. Немыслимое прошлое

Кюхён в полном одиночестве идет позади остальных, держит порядочную дистанцию, и, видя это, Шивон говорит: "Мы могли бы вести себя немного любезнее". Говорит совсем тихо, шепчет, чтобы его слова, проплывая, не смогли преодолеть разделяющее парней расстояние и застряли на периферии, отделяющей от Кюхёна их маленькую, раздраженную группу. Его слышат все, абсолютно все, кроме отстающего макнэ.

Донхэ поднимает голову первым, скорее всего потому, что сам повторял похожие слова из недели в неделю, никогда не страшась холодного молчания, которое всегда возникало после его речи. И пусть он не самый высокий, не самый старший, зато у него, пожалуй, самое доброе сердце. Во всяком случае, у него есть особая храбрость и способность побороть оцепенение страхом, которое так часто душит обыкновенную честность. Шивон перехватывает взгляд Донхэ и мгновенно чувствует себя немного смелее - дружеское участие помогает ему расправить плечи.

- Ну да, - небрежно бросает кто-то, и возможно, это Канин или Хичоль, или любой другой парень из группы. Это не имеет значения, потому что, кому бы ни принадлежали эти слова, интонацию все равно невозможно истолковать двояко - издевка и только.

- Он заслуживает второй шанс, - Шивон выдвигает еще один аргумент, продолжая отстаивать свое мнение. Чувство ущемленной справедливости заставляет его быть решительнее, но вся его добродетельность обрывается намертво, как только большинство одногруппников смеряют его злыми взглядами.

- Тебе легко говорить, - произносит Хёкдже или, скорее, выплевывает, судя по ярости в его голосе. - Ты же практически неприкасаем. Но знаешь, остальным не так повезло.

Шивон напрягается. Это старая рана, но воспоминания прописаны чернилами гуще крови, и со временем боль лишь прячется в панцирь, но исчезать - не исчезает.

- Ты не прав, - с трудом отвечает он, хотя последнее, что ему сейчас нужно - идти против всех. Снова.

- Как скажешь.

И почему-то чувство, так отчетливо напоминающее чувство стыда, заставляет Шивона умолкнуть и сглотнуть горечь, подступившую к горлу. Он изо всех сил старается не думать о двенадцати различных интерпретациях трусости и истинного права бороться за то, что правильно. Потому что когда вырастаешь в семье, где полно денег и когда тебе, в придачу к безупречной располагающей внешности, достается необъятное количество обожателей на каждом углу, приходится возводить вокруг себя тернистый забор чувства неловкости. И нет, Шивону пока не удалось выбраться из-за своей решетки.

Никто из девяти парней не говорит ни слова, но общего молчания вполне достаточно, чтобы подавить все остальные аргументы Шивона. Он не оглядывается назад. Он и так уже достаточно выделился, а Кюхёну в любом случае придется показать, чего он стоит, если, конечно, он все же захочет выжить.


2. Немыслимое сражение

Через несколько месяцев после аварии Кюхён понимает, что даже ниспосланная небесами благодать изнашивает себя. Разумеется, одногруппники любят его, если такое искаженное и искореженное чувство, рожденное из чрева вины, в последствие кровавой трагедии вообще можно назвать любовью. Факт остается фактом - в улыбках парней всегда будет присутствовать боль, потому что в их глазах он был и всегда будет их наказанием - за глупую мелочность, эгоизм и ограниченность. Кюхён - грубейший сигнал к пробуждению, пощечина, напоминающая о том, что ненависть с легкостью может убить. Именно поэтому Итук потакает почти каждой, даже незначительной, его просьбе. Именно поэтому Хичоль замолкает на полуслове, когда его вспыльчивый нрав пытается вырваться на свободу. Именно поэтому Йесон только улыбается своей спокойной непостижимой улыбкой, когда макнэ отпускает едкие шутки о том, что он - лучший певец в группе. Именно поэтому, когда честность, наконец-то, вырывается из заточения чувством вины и ударяет Кюхёна прямо в лицо, он думает, что заслужил большего.

Проблема в том, что, даже несмотря на плотные грозовые облака ярости, Кюхён не настолько слеп, чтобы считать самого себя безупречным. Заметить то, что его поведение уже несколько недель действует остальным на нервы, было легко, ведь даже Донхэ иногда бросал на макнэ недовольные взгляды, а, учитывая его добродушие, это говорило о многом. Но Кюхён не останавливался. Он продолжал накалять атмосферу, выталкивал и выталкивал парней на негатив, ведомый уже чем-то более страшным, чем простое желание поддразнить. А потом кто-то из ребят просто сорвался, и Кюхён выбежал из репетиционного зала, наорав на всех подряд. Ну, по крайней мере, он успел исчезнуть до того, как развязалась настоящая драка.

Это не должно меня волновать, - повторяет Кюхён сам себе, расхаживая взад-вперед по крыше офисного здания. Споры в группе - обычное дело, и какими бы чертовски солнечными и цветочно-привлекательными они ни казались со стороны, споры есть споры. Когда в группе тринадцать человек с абсолютно разными характерами, сложно удержаться от ругани хотя бы три дня подряд.

Только вот на этот раз это по-настоящему больно. Возможно потому, что только правда способна так глубоко ранить своими алмазными острыми гранями и жестоким равнодушием стекла. Как бы там ни было, Кюхён не готов принять правду, не готов отказаться от возможности вымещать свою злобу на подвижных целях. Именно поэтому, когда на крыше его находит Шивон, переполненный благими намерениями, которые буквально сотрясают воздух, Кюхён резко разворачивается и сквозь зубы шипит:

- Не надо.

Шивон выглядит удивленным и слегка оскорбленным, хоть и старается как можно надежнее скрыть эти эмоции за личиной крайне глубокой взволнованности. Достойная попытка. Все-таки роль хорошего парня - его специальность. И Кюхён ненавидит его за эту игру.

- "Не надо" что? - осторожно спрашивает Шивон. Кюхёну хочется поинтересоваться, правда ли он настолько глуп или только прикидывается. Скорее всего - и то, и другое.

- Не надо притворяться, что ты обо мне беспокоишься, - говорит он, чувствуя в горле сопротивление каждого слова. - Или что я тебе даже нравлюсь.

- Я действительно о тебе беспокоюсь, - отвечает Шивон, занимая скорее оборонительную позицию. Кюхён усмехается.

- Ну да, как-никак совсем недавно я чуть было не умер.

- Прекрати повторять это, - в голосе Шивона звучит первый намек на злость. Он раздражает слух, и Кюхён чувствует, как его губы искривляет дикая, жестокая ухмылка.

- Признай это. До той ночи ты меня даже не замечал. Я для тебя и не существовал вовсе. Одна мысль о том, что ты - да впрочем, кто угодно из вас - может обо мне "беспокоиться" не только смешна, но еще и чертовски обидна, знаешь, - Кюхён делает паузу, упиваясь раскаленной белой яростью, которая неистово бурлит в нем и затмевает собой все остальное. Он замечает, что его колотит мелкая дрожь, что его голос срывается, но никогда прежде в его арсенале не было ножа острее этих самых слов. - Что ж, спасибо Господу за эту аварию.

И эти слова так легко, так красиво и идеально слетают с губ, что Кюхён почти улыбается. Или всхлипывает. Или и то, и другое. И, конечно же, его фраза производит на Шивона сильный эффект. Аккуратно выстроенные между ними стены терпения трескаются, разваливаются и падают горой мусора на пол, а когда Шивон отвечает, его голос звучит настолько холодно и яростно, что Кюхёна в тот же момент пробирает до самых костей.

- Ты - жалкий кусок дерьма.

Кюхён смотрит на него, разрываясь между злостью и потрясением.

- Что?

- Попробуй поменьше носить эту рубашку несчастной жертвы и, может быть, ты увидишь, что твоя жизнь вертится не только вокруг этой проклятой аварии.

И это, естественно, уже второй удар за день.

Весь остаток вечера Кюхён проводит в помещении, нацепляя улыбку только по щелчку включения камеры. Целая бессонная ночь и большая часть следующего дня уходят на то, чтобы он, наконец-то, сумел признать, что два настолько болезненных удара были не такими уж несправедливыми. Он действительно вел себя как кусок дерьма, слишком часто разыгрывал карту грубого, испорченного и неуправляемого макнэ, чтобы добиться желаемого, слишком откровенно разочаровал абсолютно всех участников группы.

Да, он был не прав. Поэтому возможно, если до конца этой недели - и до конца следующей тоже - он будет стараться себя приструнить и прекратит жаловаться, при этом все равно оставаясь отчужденным и безразличным, возможно, всего лишь возможно, что одногруппники поймут - таков его способ попросить прощения. Хичоль закатит глаза. Хёкдже проклянет его неспособность извиниться прямо. Сонмин начнет бренчать на гитаре мелодии, которые напомнят Кюхёну музыкальные мотивы из его любимой игры, но он все равно притворится, что ничего не знает. Рёук без особого повода приготовит для него что-нибудь вкусное, а Итук только улыбнется своей понимающей, обреченной улыбкой, которая говорит о том, что лидерство, черт возьми, - круглосуточная работа, и, несмотря на то, что Чонсу иногда ужасно хочется поубивать всех этих несуразных парней за то, что они создают столько сложностей, он никогда не сделает этого, потому что слишком сильно их любит. И да, это истинная любовь, под каким бы искаженным и вывернутым углом на нее ни смотрел Кюхён.

Шивон... Шивон, вероятно, попытается улыбнуться Кюхёну слабой, неловкой улыбкой даже после того, что было сказано между ними. Все-таки он хороший парень, этого не отнять. А Кюхён отведет взгляд и отвернется, в основном потому, что есть слова, которые, что ни делай, уже не забрать, а чувство вины само по себе - странная штука.


3. Немыслимый поцелуй

Когда Кюхён проезжается кулаком по его лицу, Шивон думает, что ему изначально следовало ожидать чего-то подобного. Наступает момент пустоты, который заполняет лишь перепуганное, загнанное дыхание остальных участников группы, а затем Кюхён кричит, что есть сил.

- Сукин ты сын! Ты не имел никакого права! Думаешь, потому, что ты такой якобы невхеренно красивый, с тобой все захотят целоваться?

Шивон не падает на пол, но силы удара вполне достаточно для того, чтобы он сильно пошатнулся и вцепился пальцами в край столешницы, лишь бы устоять на ногах. Парень зачем-то пытается вспомнить, когда в последний раз его кто-то так сильно бил, но в ушах стоит ужасно противный, пусть и смутно знакомый, звон. Перед глазами все еще плывут черные пятна. Шивон моргает и видит, как Донхэ и Шиндон пытаются удержать Кюхёна от того, чтобы он превратил его лицо в кровавое месиво. Кюхён просто поразителен в гневе. Невероятен и слишком красив - гораздо красивее, чем это вообще позволительно.

Шивон крепко зажмуривает глаза, пуская под откос подобный ход мыслей. Его уши горят - Кюхён продолжает без устали швырять в него изысканные ругательства, и Шивон невольно сжимает кулаки до побеления костяшек пальцев. По венам все еще бежит адреналин - отголосок закончившегося три минуты назад выступления. Шивону нелегко сдерживаться - стоит лишь на секунду утратить самообладание, и он с полной силой ударит Кюхёна в ответ.

- Иди к черту, Шивон! К черту тебя и твою гребаную потребность ежесекундно быть шлюхой!

- Кровавый получился фансервис, - Шивон наконец-то открывает глаза, и собственный голос кажется ему слишком тихим и слишком опасным. - Веди себя как профессионал и успокойся, Кю.

Он разворачивается и выходит из комнаты, смахнув с плеча руку обеспокоенного Итука. Это похоже на бегство, но ничего другого не остается, потому что для продолжения спора у Шивона нет ни одного нормального объяснения собственного поступка. Разве что - безумная высота, на которой была установлена сцена или его неспособность здраво мыслить при виде восторженного Кюхёна во время их выступления, когда он выглядит настолько ярким и ошеломительно красивым, а на его губах играет дерзкая улыбка, и бледная кожа мерцает от пота.

В памяти Шивона вспыхивает тот момент, та доля секунды, когда Кюхён провел по губам кончиком языка - нарочито медленно и соблазнительно, настолько пошло, что Шивону не оставалось ничего иного, кроме как быстро его поцеловать. Разумеется, это самая жалкая попытка сфабриковать собственное оправдание. К тому же, она ничуть не умаляет жжения ссадины на лице.

4. Немыслимый первый раз

- Я тебе не верю.

Шивон стоит, прислонившись спиной к двери уборной, выражая собственным видом абсолютное удивление. Если бы сложившаяся ситуация была чуть менее унизительной, Кюхёна, вероятно сложило бы по полам от смеха, он бы смеялся громко и долго, даже до слез, возможно. Но сейчас смех - последняя реакция, о которой он может думать. Кюхён сжимает пальцами эмалированную кромку раковины и горит от стыда. С расстояния в пять мелких шагов Шивону прекрасно видно, насколько сильно он возбужден - слишком узкие брюки только подчеркивают его крепкий стояк, а на сцену возвращаться примерно через десять минут.

- Лучше уйди, - говорит Кюхён, и из-за сухости в горле его слова звучат хрипло и как-то ломко. Возбуждение давит, из-за него тянет внизу живота, и это практически невыносимо. Кюхёну настолько нужна разрядка, что он готов закричать и схватиться за голову. Он знает, что потрясенный, вызывающий взгляд Шивона будет сниться ему еще не одну ночь, но сейчас важнее всего это нервное, мучительное возбуждение, из-за которого не получается думать ни о чем другом. Кюхён даже не может вспомнить, из-за чего именно так сильно завелся.

Шивон стискивает зубы и, в три больших шага преодолев расстояние, отделяющее его от Кюхёна, решительно хватает его за запястье и затаскивает в одну из узких туалетных кабинок. Кюхён возмущенно вскрикивает, но Шивон только бросает ему короткое: "Замолчи" и сразу же прижимает парня к тончайшей стене, провоцируя тишину на острое, бездыханное мгновение.

- Что ты делаешь? - спрашивает Кюхён, как только к нему возвращаются дерзость и праведное негодование. Он стряхивает с себя сильные руки Шивона, и внезапно под кожей вспыхивает отголосок их недавней ссоры - саднящая рана, которая заживет еще явно не скоро. Кюхён делает глубокий вдох, но все, о чем получается думать - губы Шивона и тот вынужденный поцелуй.

- Замолчи, - раздраженно повторяет Шивон, и Кюхён уже готов снова вспомнить язык кулаков, когда парень вдруг зажимает его рот ладонью. - Замолчи или я не помогу тебе с этим.

Свободной рукой Шивон скользит вниз по животу Кюхёна, а затем накрывает его член и осторожно сжимает пальцы поверх брючной ткани, и в этот момент парень искренне рад тому, что его рот уже зажат - из горла вырывается слишком громкий стон удивления и удовольствия. Если бы не Шивон, кто-нибудь с легкостью мог бы услышать этот стон даже из коридора. У Кюхёна подгибаются ноги, он всем телом дрожит и едва ли не умоляет о том, чтобы все скорее прекратилось. Он даже не может назвать испытываемые ощущения удовольствием в полной мере - это нечто дикое и жесткое, почти болезненное. И Кюхёну отчаянно нужно больше.

Когда Шивон наконец-то расстегивает его ширинку и обхватывает член ладонью, Кюхён понимает, что вся его жалкая сдержанность и все попытки сопротивления только что пошли серым пеплом. Он жарко стонет, толкаясь в руку Шивона, и уже на третьем рывке выгибает спину, вдавливая пальцы в широкие плечи неожиданного партнера. Смутно осознавая то, что Шивон что-то шепчет над ухом, Кюхён может только моргать в ответ. Голос парня слишком глубокий и странный, как будто он с трудом балансирует на грани между здравомыслием и безумием, но в этот момент ослепляющей похоти абсолютно ничто не имеет смысла.

"Сильнее", - хочет жадно сказать Кюхён, но получается лишь коснуться кончиком языка ладони Шивона. Парень сбивается с заданного ритма и издает звук, очень похожий на стон, неприличный настолько, что Кюхён усмехается. Он снова проводит языком по ладони Шивона - дважды, трижды, не сводя взгляда с его потемневших глаз. Шивон сглатывает, нахмурившись, и Кюхён думает, что готов вот-вот кончить, возбужденный и окрыленный собственной маленькой победой. Весь былой гнев делает триумф только слаще и разгоняет по венам новый адреналин. Но вот Шивон уже быстрее движет сомкнутой ладонью, и Кюхён запрокидывает голову, прислоняясь затылком к стене, закрывает глаза и позволяет еще нескольким непристойным стонам слететь с языка. По краю сознания смутно проскальзывает мысль о том, что времени осталось совсем немного - может еще минут семь, и кто-нибудь обязательно начнет их искать. Или кто-нибудь просто так может зайти в уборную и услышать их, стать свидетелем жесткой близости. Запрет и пьянящая угроза опасности, спешка - особый кайф, и Кюхён окончательно слетает с катушек - выгибается в спине, задыхается в руках Шивона. Ему нужно кончить как можно скорее.

- В заднем кармане, - неожиданно говорит Шивон, и его глубокий, грубый шепот заставляет Кюхёна еще сильнее дрожать от желания, подаваясь навстречу рваным рывкам. - Достань платок. Ты же не хочешь обкончать сценическую одежду, правда?

Кюхён едва ли не смеется, но послушно тянется к джинсам парня. Конечно, это же Чхве Шивон, истинный джентльмен, идеально старомодный, с дурацким платком в заднем кармане брюк и охренительно горячими ладонями. Он поглаживает член Кюхёна, торопясь подвести его к грани, отводит руку от его рта и, выхватив выглаженный платок из дрожащих пальцев партнера, накрывает мягкой тканью головку его сочащегося смазкой члена. И когда он просто произносит его имя, это хриплое "Кюхён" звучит почти как приказ. Или как разрешение, а может и как чертовски высокомерная просьба: "Давай, пожалуйста. Можешь кончить в мою ладонь". Конечно же, именно это Кюхён и делает, позволив себе благодарный стон. Он сжимает предплечье Шивона, втягивает носом запах его дорогого одеколона, чувствует над ухом его дыхание и ощущает кожей его горячие прикосновения. Его слишком много, и все это так остро и дико, что Кюхён кусает костяшки пальцев, лишь бы сдержаться и не выкрикнуть имя партнера, пока Шивон продолжает вытягивать из него оргазм. Единственный очевидный, но пока еще не разыгранный сценарий - сценарий, по которому Шивон должным образом натягивает на себя Кюхёна, и на этот раз парень кричит, не сдерживаясь, заново возбуждаясь, едва представив себе эту картину.


5. Немыслимый импульс

Когда Кюхён не разговаривает с ним в течение нескольких дней, Шивон знает, что лучше не лезть и не пытаться что-либо исправить. Он даже не позволяет себе задавать лишних вопросов. Любые разговоры окажутся солью для раны, и Шивон понимает, что и сам захотел бы подобного избежать. Когда один парень теряет контроль над происходящим и невольно отдает этот самый контроль другому... Ну, по крайней мере, это слегка унизительно, а Кюхён кончил дважды, причем обрывочно выкрикивая имя Шивона на втором круге. Да от таких вещей кому угодно, хоть немного, но снесет крышу.

Поэтому Шивон напускает на себя хмурый вид, чтобы скрыть за недовольством смирение, и где-то глубоко среди обломков его души - трусость и мелкая пыль облегчения, ведь Кюхён не единственный, кто после случившегося потерял часть себя. К каким бы сложным и запутанным объяснениям ни прибегал Шивон, именно он оказался тем парнем, который собственной рукой помог одному из своих одногруппников кончить. Разумных объяснений для произошедшего нет, как нет оправданий и для второго раза, когда три недели спустя все повторилось. Факт оставался фактом, второй раз случился, и Шивон с готовностью выбросил из головы всякие "почему" и "как так", едва Кюхён расстегнул его ширинку и обхватил пальцами его член, чтобы вернуть услугу. Прежде чем Шивон вошел в комнату и еще до того, как он рухнул на чужую кровать, на языке вертелись бесформенные извинения, но все мысли умерли после первого же прикосновения. Возможно, Шивону было бы стыдно за то, что он так легко уступил контроль, но к тому моменту ему уже надоело просыпаться разгоряченным и возбужденным из-за того, что во снах к нему возвращались раскованные стоны Кю. По утрам Шивон задыхался, и жаркие воспоминания заполняли все его мысли, постепенно разрывая в клочья остатки желания что-либо контролировать. Кюхён ухмыльнулся, заставив Шивона кончить три раза за ночь, а затем они снова начали разговаривать.

Третий раз случился, когда они принимали душ, и Кюхён мучительно долго целовал Шивона, прижимая его спиной к холодной кафельной плитке, а затем опустился на колени и обслужил партнера губами и языком. На четвертый раз Шивон выяснил, что может кончить, просто наблюдая за тем, как Кюхён трахает самого себя пальцами. Естественно, за четвертым разом неизбежно последовал пятый, когда тремя днями позже Шивон сделал для себя еще несколько разных открытий - как глубоко духовных, так и совершенно банальных. Конечно же, в ходе безумных новых экспериментов, Кюхён самолично подкинул Шивону большую часть откровений, и, безусловно, особенно сильно с ума сводил тот факт, что вокальные навыки его драгоценного коллеги, являемые у микрофона, не имели ничего общего со стонами, которые он издавал в постели, когда Шивон вколачивал его в мягкий матрас.

А после пятого раза Шивон прекратил считать.

6. Немыслимые сложности

Одна из самых невыносимых черт Чхве Шивона - та нелепая застенчивость, которую он вдруг проявляет, когда речь заходит о его внешности или семейном благополучии. Впрочем, на последнее Кюхён может закрыть глаза, потому что богатство не дает автоматической гарантии на успех и кроме множества привилегий обеспечивает еще и высокую степень ответственности. В мире блеска и звездочек талант и усердный труд - главные карты, соседняя немаловажная масть - удача и хитрость, а значимое происхождение - та рубашка, которая вызывает лишь ехидные комментарии со стороны.

Первое же по-настоящему задевает Кюхёна. Люди не просто так превозносят и боготворят красоту, зачастую переходя границы разумного. Красота - козырной туз, он бьет другие карты, если и не всегда, то почти постоянно, его веса вполне достаточно для того, чтобы наклонить чашу весов в сторону обладателя хорошей внешности. Где угодно, в любой момент. Ничто не вызывает у людей такой зависти, как красота - случайное сочетание линий и форм, образующих совершенство. Ничто искусственно созданное не способствует природному молотку и долоту, которыми управляют музы.

То же самое относится и к их веселой группе из тринадцати человек. Не так уж просто находиться в одном коллективе с Чхве Шивоном и на ежедневной основе сталкиваться с прекрасным образцом мужественного совершенства в его лице. Кюхён нисколько не удивился бы, узнав, что каждый из них в той или иной мере успел выдумать себе какой-нибудь комплекс. Более того, он точно знает, что тоже не застрахован от падения со своего самолично присвоенного четвертого места.

Но сейчас все иначе.

- В этом никогда не было никаких сомнений, - Кюхён слышит свой голос и думает, что его легкий тон кажется слишком игривым. - Шивон - непревзойденный номер один среди всех нас.

Ведущий, от которого Кюхёну достался компрометирующий вопрос, как и ожидалось, смеется и добавляет к своей речи давно заученную шутку, после которой все гости студии тоже обязаны рассмеяться. Кюхён притворяется, что не видит, как застывает отрепетированная улыбка Шивона, как его сковывает тонкий лед дискомфорта, и держит язык за зубами, оставляя любые возможные реплики до конца съемок.

- Это правда, ты ведь знаешь? - шепчет он через полчаса, остановившись рядом с Шивоном на автостоянке. - Ты - номер один.

Тень раздражения появляется на красивом лице.

- Прекрати говорить об этом.

Кюхён почти спрашивает: "Почему?", но в последний момент сдерживает себя. Ему не нужно ничего спрашивать. Наука колкостей и тонких манипуляций сводится не только к вербальным методам - поведение тоже является важным фактором. Нужно только легко качнуть бедрами, нацепить слабую, но безошибочную усмешку, скрестить на груди руки и медленно постучать пальцами по предплечью. Кюхён молчит, но Шивон все равно ощущает язвительность, напрягается и уходит в себя. Все дело в технике и долгой, по-настоящему долгой, практике.

Это совсем незначительная победа, Кюхён понимает, но в данной ситуации возможность выбора между действием и бездействием - еще один оттиск его превосходства. Потому что теперь Кюхён знает, как Шивон выглядит за три секунды до момента оргазма. Он знает, насколько мягкий, интимный выдох срывается с его губ, если коснуться пальцами его сосков. Знает, как Шивон стонет, если поцеловать его член и провести языком по стволу от основания до самой головки. Знает, насколько темное, убийственное отчаяние загорается в его взгляде, когда он больше не может терпеть искушения, когда собирается повалить Кюхёна и отыметь его буквально до бессознательного состояния. И катись все к черту, если все это не придает слову "победа" совершенно особенного значения. В конце концов, именно мелкие детали наполняют мир столь разнообразным по своим параметрам содержанием.

Возможно, это всего лишь эго или странная тяга к парадоксам любого вида, но Кюхён никогда не ощущает себя более могущественным, чем в тот момент, когда лежит на спине с широко раздвинутыми ногами и наблюдает за тем, как само совершенство, не сводя с него похотливого темного взгляда, постепенно сгорает над ним, с каждым страстным выдохом и рваным толчком рассыпаясь на примитивные "хочу тебя" и "возьму".

"Мой номер один", - думает Кюхён и молчит, но лишь потому, что в этот момент выбирает бездействие.


7. Немыслимый характер

Пятнадцать минут назад у Шивона действительно была иная причина визита. Только вот он потерял ее, едва выяснил, что в общежитии нет никого кроме Кюхёна, и все комнаты абсолютно пусты. Шивон на самом деле пришел, чтобы поговорить с Итуком и на одиннадцатый этаж заглянул, разыскивая многострадального лидера, но Кюхён прервал его, даже не выслушав сбивчивые объяснения до конца. Его взгляд и полуулыбка, одновременно отражавшая безразличие и похоть, не предвещали ничего хорошего. Сперва был простой поцелуй, и Шивон помнит, что пытался сопротивляться аж около двух секунд, но затем почувствовал на языке острый привкус вина, и желание сопротивляться погибло быстрой, изящной смертью, едва Кюхён ловко проскользнул руками под рубашку Шивона. Все остальное оказалось проигранной битвой, не достойной ни слов, ни упоминания.

Такой быстрый проигрыш мог показаться душещипательным, но Шивон вдруг понимает, что ему все равно. Проигрыш не волновал его четырнадцать с половиной минут назад, не волнует он его и сейчас. Сейчас они находятся в общей комнате, на диване, который Хёкдже купил буквально три недели назад, и Шивон разглядывает лицо Кюхёна, пока парень охотно насаживается на его член. Шивон не может вспомнить, когда в последний раз видел нечто настолько прекрасное и непристойное вместе с тем.

- Ты настоящая шлюха.

Кюхён переводит на него взгляд, смотрит из-под полуопущенных век и взмахивает ресницами. Его губы трогает легкое подобие усмешки, а затем он проводит ногтями по груди Шивона, оставляя на его коже красные полосы.

- А ты - жалкий человек, которому нравится трахать эту самую шлюху.

- Я не единственный, кому это нравится.

- Нет, - мурлычет Кюхён, облизав губы, и ни на секунду не сводит с Шивона глаз. - Ты не единственный.

Шивон рычит, сильнее вдавливает пальцы в бедра Кюхёна и создает следы-полумесяцы от ногтей. Кюхён заставляет его кровь гореть. У него паршивый, колючий характер, в который, конечно же, сложно влюбиться, но дело совсем в другом - в чем-то жестоком и высокомерном, в том, что находит свое отражение в понимающих взглядах и надменных усмешках и провоцирует Шивона на то, чтобы закопать самого себя и отыметь Кюхёна в два раза жестче. Шивон просто хочет увидеть, как он сломается.

И Кюхён ломается - совершенно изысканно и прекрасно - крепко зажмуривает глаза и раскрывает губы, выдыхая стон, а затем выплескивается прямо на грудь Шивона, кончает без единого прикосновения к себе. Шивон кончает на пару секунд позже и удовлетворенно откидывается на спинку дивана, позволив себе, надменно усмехнувшись, торжествовать. Это - их эквилибриум, их бесконечный сдвиг неустойчивого баланса, их расшатанный вальс на краю безумия.

Шивон совершенно не удивляется, когда Кюхён подается вперед, наклоняется к его шее и начинает нежно посасывать кожу, чтобы затем болезненно прикусить. Это не такой сильный укус, чтобы появилась кровь, но Шивон судорожно выдыхает, чувствуя, как горит след от зубов и как распускается сигнальная метка, увидев которую, стилист изумленно изогнет бровь. Они с Кюхёном сводят друг друга с ума, и этого вполне достаточно для того, чтобы Шивон, разозлившись, решил поменять позицию и, опрокинув Кюхёна на спину, недовольно навис над ним.

- Я же просил, чтобы ты так не делал.

- А я решил наплевать, - говорит Кюхён, лаская языком мочку уха Шивона, и в этот момент парень точно знает, что, если бы можно было услышать ухмылку, она звучала бы в точности как бархатный голос Кю.

Единственная причина, по которой они не заходят на второй круг - телефон Шивона, который внезапно разрывается от звонка.


8. Немыслимое оправдание

Когда Итук входит в комнату, Кюхён стонет в подушку задушенные проклятия, а Шивон влажно ласкает языком его твердые чувствительные соски. Лидер замирает на пороге, и его лицо мгновенно искажает предательское удивление. Кюхён на долю секунды встречается с лидером взглядом, а затем он быстро выходит за дверь, оставив ее наполовину прикрытой, и Кюхён выдергивает себя из оцепенения, пока не стало слишком поздно попытаться хоть что-то исправить.

- Черт, Туки-хён, - резко шипит он, чувствуя, как страх и паника скребутся в самое горло. Шивон застывает - одна рука на ребрах Кюхёна, вторая - на пряжке его ремня. Тихо выругавшись, Кюхён выворачивается и выбирается из-под Шивона, едва ли не толкнув его ногой в грудь. Уже в дверях он натягивает на себя рубашку, и Шивон, наконец-то, избавляется от собственного оцепенения. По крайней мере, штаны все еще при них, и спасибо всевышнему хотя бы за это.

Итука нигде не видно. В практически слепой панике Кюхён бросается к следующей двери, на ходу выдумывая темные оправдания и объяснения, и чувствует слабое облегчение, заметив лидера около лифта. Кажется, что спасение еще можно догнать. Увидев Кюхёна, Итук потрясенно распахивает глаза, и в его взгляде читается легкий упрек и тень рассерженного разочарования. Макнэ не успевает даже открыть рта, как Итук затаскивает его обратно в комнату общежития.

- О чем ты только думал, выскочив в коридор в таком виде? - кричит Итук, едва захлопнув за собой дверь, и только в этот момент Кюхён понимает, что нацепил рубашку Шивона, да еще и наизнанку плюс ко всему. Если бы кто-то еще заметил его пару минут назад, безусловно, все стало бы только хуже. Но сейчас Кюхёну, в общем-то, все равно. Сейчас Итук смотрит на него, как на самое большое разочарование в его жизни, и разве что-нибудь может быть хуже?

- Прости, - отчаянно говорит Кюхён, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в ладони. Он должен отвлечься хотя бы на легкую боль, отвлечься от тяжелого чувства вины, которое душит его и прогрызается изнутри. Итук молчит. Прислоняется спиной к двери, скрещивает на груди руки и, качнув головой, безразлично откидывает русую челку, которая лезет в глаза. В этот момент он выглядит значительно старше своих лет, кажется по-настоящему уставшим.

- Почему вы ничего не сказали мне? - Итук спрашивает совсем тихо, но его вопрос разрезает воздух с легкостью хорошо заточенного ножа.

"Потому что тебя это никак не касается", - слышит Кюхён в своей голове, но когда речь идет об Итуке, он прячет когти, поэтому вместо того, чтобы грубить, он тяжело сглатывает и повторяет: - Мне очень жаль.

Итук поджимает губы, и в комнате снова воцаряет молчание. Кюхён, опустив голову, чтобы избежать осуждающего взгляда лидера, пялится на свои босые ноги и старается сконцентрироваться на своем дыхании. Он не слышит, скорее, чувствует, как Шивон осторожно подходит ближе и становится рядом с ним.

- Знаешь, ты последний, от кого я ожидал такого... - лидер останавливается на полуслове. В конце концов, Пак Чонсу - человек с добрым сердцем, а доброта не уходит на второй план только из-за того, что злость натягивает поводья тирана. - Ладно, - продолжает Итук прежде, чем успевает услышать корявые объяснения. - Неважно. Это в любом случае не мое дело. Просто... постарайтесь в будущем быть осторожнее. И пожалуйста, всегда обязательно закрывайте дверь.

Кюхён скованно кивает - в подобной ситуации сложно что-то сказать и потом не пожалеть о сказанном. Итук глубоко вздыхает и тянется к ручке двери, избегая того, чтобы смотреть на одногруппников.

- Я вас оставлю.

И это - его вердикт, большее, на что он способен в данный момент. Кюхён принимает тяжелое молчание, оставшееся после лидера, как часть наказания. Шивон тоже. Спустя минуту тишины и ужасных мысленных криков, Кюхён наконец-то сдается и медленно оборачивается, чтобы увидеть Шивона, который стоит чуть позади него, посреди комнаты, мрачно изучая пол под ногами.

- Теперь он думает, что мы встречаемся, - первая фраза, которую произносит Шивон.

- Мне все равно, - отвечает Кюхён, проведя ладонью по волосам. - А что? Тебя это беспокоит?

Шивон заметно напрягается, а в воздухе покалывает опасность, и Кюхён знает, что все это ему не кажется - грядет буря. Шивон переводит на него глубокий и затягивающий своей темнотой взгляд.

- Что между нами на самом деле?

- О, только не это, - шипит Кюхён, отрицая резкость своего тона. Сам факт того, что Шивон осмелился задать такой глупый вопрос, злит его, провоцирует на крик и ссору. - Дело не в тебе, ясно? И даже не в нас. Мы трахаемся потому, что хотим этого. И потому, что нам нужен секс. Черт, да если бы я мог физически трахаться со старкрафтом и получать от этого удовольствие, я бы уже давно начал, и ничего этого бы не произошло.

Шивон смотрит на него как на какого-то незнакомца.

- Хочешь сказать, тебе подойдет кто угодно? - в его голосе чувствуется холод льда. - До тех пор, пока он хорош в постели?

- Черт побери, Шивон, - Кюхён рычит, ударив кулаком в ближайшую стену. - Может, ты прекратишь сводить все на личности? Я привык к тебе, ясно? И честно говоря, ты не так уж плох, если только не ведешь себя как плаксивая стерва.

- Не так уж плох, значит? - переспрашивает Шивон, и Кюхёну кажется, что он готов зайтись истерическим смехом или же ударить его по лицу.

- Только не прикидывайся, что ты лучше. Ты спишь со мной только потому, что я всегда под рукой.

- Если это в твоем понимании означает "быть лучше", то да, возможно, я лучше.

Кюхён смотрит на него, чувствуя, как обрывается сердце, осмысливая мириады возможных значений фразы Шивона, а Шивон проходит мимо него и выскакивает из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.


9. Немыслимое откровение

Есть просто сражения, а есть их сражения. Эта попытка найти различия в противостояниях разных людей не поддается никакой логике, и на самом деле это действительно глупо и ужасно высокомерно. Шивон всегда старался вести себя относительно прилежно, но Кюхён с легкостью и слабой усмешкой разрушал все правила и убеждения, которых Шивон придерживался по жизни.

И, тем не менее, факт оставался фактом - у них никогда не было сражений в обычном понимании этого слова, как не было и обыкновенных нормальных стычек. Еженедельный перепихон, тайком украденные прикосновения и передергивание в общественных туалетах - вот их небольшие стычки. Когда же они противостояли друг другу по-настоящему, их грубые, масштабные сражения ломали сдержанность и вызывали внутренних монстров, а вместо ударов они прибегали к острым словам. И Шивон мог поклясться в том, что давным-давно все это начиналось как взаимовыгодная система. Они оба нуждались в моментах эмоционального выплеска, в ощутимых дружеских отношениях, в интимной близости. Их общая цель была ясна - эмоциональная и физическая разрядка посредством взаимного удовлетворения обоих сторон. Секс в качестве метода был не менее очевиден. Шивону казалось, что все это практично, и ослепительно, и абсолютно логично, хотя он с самого начала мог назвать сотню причин, по которым подобная система была опасной и, безусловно, неправильной. Впрочем, система безупречно работала. Шивон стал более собранным, начал лучше выступать на сцене, лучше играть на съемочных площадках, все было идеально за исключением одного: они с Кюхёном продолжали свою бессмысленную борьбу, а последнее сражение, даже по их меркам, выпадало из системы и было чем-то совершенно иным, пока еще не знакомым.

В течение нескольких дней никто из них не предпринимает никаких решительных действий. Шивон работает по своему графику с послушанием хорошо обученного солдата и находит себе нерушимое оправдание в слишком загруженном расписании и острой нехватке времени. Он с трудом находит время на отдых, так откуда же ему взять время на тяжелый и глубоко личный разговор с одним из своих одногруппников, который не менее занят.

После борьбы с Кюхёном Шивон обычно чувствовал к концу дня даже не злость, скорее досаду, но на этот раз все иначе. Эту ссору не удастся замять быстрым отсосом или грубым сексом на жестком ковре в квартире Шивона. Этот удар оказался больнее и глубже, он задел тайну, уязвимое место, которое вообще должно было остаться неприкасаемым. И примерно через неделю Шивон понимает, что его это пугает. Раньше у них был всего лишь секс - легко и просто, но теперь Шивон не знает, как называется то, что есть между ними. На ум приходит только "борьба", но борьба подразумевает, что человеку есть за что бороться, что он боится потерять то, что ценит и по-настоящему любит. И с этого момента Шивон боится сделать хоть один шаг вперед, потому что Кюхён - его приятель, его одногруппник, он айдол, а Super Junior - стеклянный лифт, который поднимает их высоко в небо, лифт, в котором они заключили свою сделку с дьяволом, осознанно пожертвовав любым правом на личную жизнь в обмен на славу и популярность. Поэтому нет, Шивон просто не может влюбиться в Кюхёна, он не имеет на это права. Только вот Кюхён всегда с легкостью рвал в клочья все убеждения, которых Шивон придерживался по жизни.

Шивон понимает, что всегда был немного влюблен в голос Кюхёна. В большинстве случаев он успокаивал и дарил удивительное очарование, Шивон слушал пение Кюхёна и чувствовал, как на его губах формируется мягкая улыбка, и как сердце начинает учащенно биться в клетке ребер. Но в то же время этот же самый голос мог запросто свести Шивона с ума. Как в ту самую ночь, когда Кюхён стонал и проклинал Шивона из-за того, что он отказался войти в него и лишь двигал в нем двумя пальцами, медленно, ради того, чтобы подольше послушать его голос и сбивчивые мольбы. Только вот Кюхён никогда ни о чем не просил и никогда не станет. Поэтому даже ту битву Шивон проиграл, сорвавшись, и это поражение было бы унизительным, если бы не прекрасный мелодичный стон, слетевший с губ Кюхёна в тот момент, когда Шивон наконец-то толкнулся в него на всю длину. Разумеется, после этого они оба не продержались долго.

Да, голос Кюхёна всегда имел особенное значение. Именно поэтому, когда во время выступления в Осаке Кюхён внезапно решает вновь поиграть, возобновить сражение, будто между ними ничего и не произошло, Шивон злится. Кюхён дразнит его, поет провокационную строчку песни, глядя ему в глаза, и Шивон, ощутив два быстрых удара сердца, приходит в ярость. Он ничего не делает в полсилы, и этот же принцип касается мести, поэтому Шивон просто игнорирует макнэ - сначала на концерте, потом дома, на фотосессии на следующий день и на репетиции еще через сутки. Он игнорирует его до тех пор, пока Кюхён не толкает его к зеркалу в студии, прямо на глазах у остальных парней.

- Прекрати на меня злиться, - шипит он над ухом Шивона, а затем отстраняется и уходит. Вместе с ним исчезает и тепло, и давление, и смысл существования Шивона - исчезает все. Спустя три впустую истраченные секунды, Шивон выдергивает себя из оцепенения и бежит вслед за макнэ. Он ловит его в коридоре и сразу же заталкивает в ближайшую комнату, которая оказывается подсобным помещением с кучей серых коробок и цветных проводов, развешанных по беленым стенам. Шивон бездумно целует Кюхёна и пытается все исправить.

- Прости, - шепчет он между поцелуями, мягко, почти отчаянно, даже при том, что не совсем понимает, почему извиняется именно он. Все, о чем он может думать - это Кюхён и его взгляд, то, как холодно и яростно он смотрел на него пару мгновений назад и как продолжает смотреть сейчас.

- Ты просто свинья, - зло огрызается Кюхён, и Шивон снова целует его, заставляя умолкнуть. Он замечает каждую мелочь происходящего - и то, как дрожат плечи Кюхёна, и то, как он сжимает в пальцах футболку на его спине, и даже собственное бешеное сердцебиение, подчиненное одной лишь без конца повторяющейся мысли: "Кюхён, Кюхён, Кюхён".

- Тебе придется загладить свою вину, - шепчет макнэ, не отрываясь от губ Шивона. Шивон улыбается, крепче обнимает его и прижимается к нему бедрами, трется о пах Кюхёна и наслаждается стоном, вырвавшимся из его горла.

- Черт, я сделаю для тебя что угодно. Поимею тебя, как ты захочешь. Только скажи...

Кюхён смотрит на него из-под ресниц, а затем приказывает:

- Встань на колени. И как следует поработай ртом.

Шивон с легкостью подчиняется, потому что он думал о любви и чувствах довольно долго, и сейчас, когда он видит лицо Кюхёна, эти самые чувства лишь оживают. И это пугает, а секс - знакомая территория, поэтому Шивон фокусируется на вкусе Кюхёна и старается убедить себя в том, что ему просто нравятся его стоны - хриплые, чувственные стоны, слетающие с прекрасных губ. Шивон притворяется, что влюблен лишь в голос Кюхёна, как будто влюбленность в какую-то отдельную деталь спасет его от влюбленности в самого человека. Шивон знает, что не спасет, но иногда ему просто нравится врезаться в стены.

10. Немыслимый риск

- Не хочешь сходить куда-нибудь?

Сперва Кюхён только мурлычет в ответ - Шивон покрывает поцелуями открытые участки его шеи, и это действительно отвлекает. Макнэ смутно осознает присутствие Шиндона и Сонмина в гостиной, но ощущение ладоней Шивона на бедрах и его горячее дыхание на затылке уже слишком привычны, поэтому он совершенно не дергается и даже не пытается отстраниться.

Возможно, всего лишь возможно, после первого прикосновения мягких и теплых губ Шивона, поток сбивчивых мыслей Кюхёна вспыхивает искрой и корчится где-то в углу запутанного лабиринта его сложной памяти. Но это настолько слабая, сомнительная искра, что она практически сразу гаснет и исчезает во тьме, ведь ни Кюхён, ни Шивон ни разу не говорили о том моменте, имевшем или не имевшем место три недели назад, в комнате с серыми коробками и кольцами проводов.

Кюхён домывает последнюю тарелку и наконец-то спрашивает:

- Куда?

- Не знаю, куда-нибудь, где подают хорошие десерты, может быть? - шепчет Шивон и, снова коснувшись губами шеи Кюхёна, проводит по ней языком. - Или мы можем пойти потанцевать.

- Ну да, это ведь совершенно изумительная идея, - с сарказмом отвечает Кюхён и, развернувшись в кольце рук Шивона, заглядывает в его глаза. На кухне достаточно много места, но они стоят слишком близко друг к другу, хотя с учетом всего, что произошло между ними за последний год, понятие "слишком близко" давно утратило всякий смысл. Кюхён не знает наверняка, когда именно границы между ним и Шивоном начали меркнуть, или когда простой физический комфорт превратился в нечто большее. На сцене они всегда вели откровенно честную игру - поцелуи в щеку, интимный шепот над самым ухом, руки на подставленных для объятий плечах - что угодно на радость фанатов. Только вот в какой-то момент все это просочилось и в реальную жизнь, и теперь они стоят, прижавшись друг другу в пустой комнате, где нет публики, которую нужно развлечь. А еще они об этом не говорят.

- Можем пригласить остальных, пусть присоединяются за компанию, - предлагает Шивон после короткой паузы.

- Разумеется, ведь десять парней заметить гораздо сложнее, да?

- Оставь свой сарказм и выслушай, - в голосе Шивона слышится нетерпение, беззлобное, скорее игривое - он тоже уже привык к манерам Кюхёна. - На прошлой неделе Кангта-хён рассказывал мне о новом клубе, который открылся неподалеку от нашего офиса. Каждую пятницу там проводится интересная акция: все гости клуба обязаны надевать маски. Хён был там уже несколько раз, и угадай что? Ничего страшного не случилось.

Кюхён облокачивается на раковину, позволяя заманчивой идее пойти развеяться напевать ему серенады.

- Даже несколько раз?

- И ничего страшного не случилось, - повторяет Шивон, сжимая руки на талии Кю.

- Клуб подразумевает танцы, правильно?

- Танцы, - шепчет Шивон над ухом, недвусмысленно раскачивая бедрами в медленном ритме. - И еще много чего интересного.

Кюхён растягивает губы в усмешке.

- Тогда мы не возьмем с собой Хёкдже - он нас пропалит.

- Договорились, - улыбается Шивон и легко целует Кюхёна в губы. Возможно, они сумасшедшие - сводят друг друга с ума, но совсем скоро, уже в клубе, Кюхён понимает, что ему все равно. Когда громкая музыка долбит в ушах, а мир теряется среди ярких вспышек и танцующих тел, ему абсолютно ни до чего нет дела. Маска на пол-лица - сомнительная страховка, ее слишком легко сорвать, но как только Кюхён открывает глаза и встречается взглядом с Шивоном, ему не остается ничего иного, кроме как рухнуть навстречу риску и укутаться в предложенное одеяло анонимности, каким бы фальшивым и тонким оно ни было.

Все это безрассудно, безумно и глупо, и они ни за что не должны подобного допускать, но Шивон кладет ладонь на затылок Кюхёна и, наклонившись, целует его прямо в губы - по-настоящему, на публике, посреди толпы людей, которые могут разоблачить их и уничтожить. Кюхён улыбается и смеется, задыхается от восторга, упиваясь объятиями оголенной опасности. Это чистой воды безумие, но Кюхён точно знает, что ему никогда не хватит этого чувства сполна.

@темы: Strong Heart - 2013, band: super junior

---

Отступники: Вернуться Домой

[efa_888]

Фандом: DBSK5 (персонажи) x DragonHunt (вселенная)
Название: Отступники: Вернуться Домой
Автор:  Шу-кун
Артер/Коллажист:  efa_888
Персонажи: DBSK5 (все), Чжэбэ (ОЖП) + фоновые
Пейринги: читатели могут узреть ЮМин, ЮнДже, Джунсу/Чжэбэ, ДжеМин, 2Ю, ДжеСу, ХоМин, ХоСу, МинСу и что-нить ещё, но автор официально заявляет, что только три первых пейринга имеют место: первые два – основные, третий – намёками, прочие инсинуации – продукт воображения читателей, и только
Размер: макси (~ 57.5 тысяч слов)
Жанр: НФ, винегрет (экшн, романс, приключения, юмор, ангст и т.д.)
Рейтинг: 18+
Дисклэймер: DBSK и JYJ принадлежат сами себе, а вселенная DragonHunt и Чжэбэ ― мне
Предупреждение: слэш, низкорейтинговый гет (Джунсу/Чжэбэ) намёками
Авторские примечания:
* другие расы (Фиано – не люди, да, просто хорошо притворяются и похожи на людей до безобразия, ибо гуманоиды), космос, гонки...
** языковая база Фиано построена на базе языков алтайской группы (тюрк. ветвь), значения имён соответствуют реальным ― на базе тюрк. группы.
*** термины Фиано в большей части тюрк. происхождения.
****

Маленький глоссарий терминов Фиано:

Маленький глоссарий терминов Фиано:
Фиано (Fîâno) ― наиболее близкая людям раса гуманоидов.
Улак (Ulak) ― гонец/разведчик/почтальон Фиано, лёгкое и быстрое почтовое или разведывательное судно-невидимка с максимальной защитой, которое практически невозможно засечь никакими приборами.
Тэлаш (Telaş ) ― Большая Гонка в солнечной системе с тем же названием.
Сайчжик (Saycik) ― гоночный/военный сверхскоростной корабль Фиано, расчитанный только на одного пилота.
Чжелли-доспех (Celli) ― "живые" латы из неизвестных людям сверхпрочных сплавов с биоактивной составляющей, обеспечивающей быструю регенерацию и повышенную стойкость к любым повреждениям.
Ёрюнгэ (Yörünge) ― космическая станция Фиано. Как правило, статична и имеет постоянные координаты.
Сойма ― игра Фиано, подробнее о ней рассказывается в тексте.

Скачать одним файлом: Отступники.doc

Отступники:
Вернуться Домой

Отдалённый рубеж Империи Аракано,
Безымянная Система 5486,
исследовательское судно аракано "Горностай"

Человек предполагает и рассчитывает, а Бог ― или тот, кто за всем наблюдает откуда-то сверху или снизу ― решает сразу за всех, как Его душе угодно.
Вот Бог и нарешал так, что исследовательское судно Империи Аракано встало колом посреди чужой системы. Причина отказа двигателей до сих пор ускользала от команды, хотя облазили и осмотрели всё, что могли, раз по пять.
― "Любовь моя, ты сердце тоской гложешь..." ― мурлыкал себе под нос строчку из популярной песенки офицер по внешним контактам. Он с любопытством пялился внутрь пускового центра системы воздухообеспечения, не имевшего никакого отношения к двигателям.
Лейтенант технического отдела выразительно закатил глаза и слегка покачал головой.
― Нашёл там что-то интересное? ― ехидно спросил он у коллеги.
― Провода, коробочки, ерунда всякая... Хотя чисто эстетически выглядит симпатично. Красивый у нас двигатель, ― расправив складку на чёрной форме, сообщил офицер по контактам: в команде его обзывали по-простому ― переговорщик.
― Ючон, это не двигатель. Ты влез в систему воздухообеспечения, поэтому я слёзно молю тебя ― не трогай там ничего, а ещё лучше ― закрой от греха подальше. И отойди шагов на десять. Спасибо.
― Ну прости, я спец по иной части. Да отошёл уже, отошёл.
― Вот и я недоумеваю ― на кой чёрт мне дали тебя в нагрузку? ― пробормотал Джеджун, подцепив отвёрткой выкрученный болт и откинув панель с запасного аккумулятора.
― В качестве моральной поддержки? Ну, чтобы ты не чувствовал себя одиноко, ― предположил переговорщик и полюбовался на своё отражение в полированной крышке S-распределителя, поправил прядь, выбившуюся из чёлки, и довольно хмыкнул.
― Чёртов франт... Хватит мне мозги пудрить, умник. Помогал бы лучше.
― А? Сейчас...
― Нет-нет! Лучше стой там и ничего не трогай! ― вовремя спохватился Джеджун.
― Но я только...
― Стоять! А не то зашибу! ― мрачно предупредил лейтенант, для весомости ещё и погрозил отвёрткой, после чего полез дальше во внутренности аккумулятора. ― Ничего не понимаю...
― Что там? ― Рядом немедленно обнаружился любопытный нос Ючона.
― Ничего. Всё в полном порядке. Но почему тогда двигатели не запускаются? Бред какой-то.
― Не проще ли послать сигнал бедствия?
― Кому? Тут пусто, как в холодильнике после твоего дня рождения.
― Так ведь пять дней отмечали, ― развеселился переговорщик. ― Народ торкнуло.
― Именно. Где это видано? И мне пришлось торчать на кухне вместе с поварами.
― Сам ляпнул, что готовить умеешь, так что пострадал не безвинно. Зато пир был шикарный.
Джеджун коротко выругался сквозь зубы, поставил панель на место и принялся вкручивать болты обратно. Не то чтобы он злился из-за затянувшегося праздника, но хотелось слегка опустить Ючона на землю. Пак, кажется, вообще никогда не унывал, и его жизнерадостность порой слегка выводила из себя. К тому же, он умудрился подружиться буквально со всеми. Как? Чёрт его знает. Но факт, да.
― Дать бы тебе по башке... ― беззлобно проворчал Джеджун и выронил один из болтов. Ючон вовремя подхватил металлическое изделие и вручил напарнику.
― Если дать мне по башке, она же испортится.
― Скотина... ― развеселился лейтенант и вкрутил ещё один болт.
― Знаешь, всё-таки стоит попробовать послать сигнал. ― Ючон спокойно уселся на трубу перегонного комплекса ― его явно не беспокоили пары никония под чудовищным давлением, что могли просочиться сквозь микроскопические трещины, коль такие вдруг завелись бы, а заводились они часто.
― Некому, говорю же. Нас не услышат, мы слишком далеко от окраинных баз. В этой стороне только Фиано, а они не ответят. Им вообще плевать на нас, пока мы не сунулись на их территорию. Прямо сейчас мы и от них на приличном расстоянии.
― Попробовать можно. Или зря я учил их язык? Вот увидишь, я даже Фиано могу уболтать ― примчатся, никуда не денутся.
― Плюнь. Сейчас их лучше не трогать. Переворот был уже давненько, но вроде они там ещё бурлят. Лучше не связываться, да и инструкция есть: "Контактов с Фиано избегать всегда. Контакты допускаются только с их стороны и по их инициативе". Если помнишь, они до сих пор отказываются иметь дело со Сферой. Да и сам подумай, они ж там все чокнутые, верят в какую-то Богиню, даже говорят с ней. Учитывая их возможности и способности... Чокнутые машины смерти. Ты хочешь иметь дело с психанутыми прирождёнными убийцами? Если эти придурки вдруг решат, что мы их чем-то и как-то ущемили, мы даже сказать "мама" не успеем, как отправимся к Адаму на пиво.
― Не сгущай краски, ― расплылся в улыбке Ючон. ― Чем мы можем их ущемить, если мы уже в полной заднице?
― Твой оптимизм меня убивает, ― вкрутив последний болт, фыркнул Джеджун и смахнул со лба тёмные пряди, чтоб в глаза не лезли. Переговорщик расхохотался и попытался что-то пояснить жестами, но ни черта не вышло.
― Хватит ржать!
― Ну ты и гусь, ― отсмеявшись, подытожил Пак. ― Тебе к лицу эти четыре чёрные полоски на лбу. Эротический макияж истинного воина ― враги сражены наповал и бегут с поля боя впереди собственного визга.
― Сейчас как... ― Джеджун замахнулся отвёрткой, офицер по контактам с хохотом слетел с трубы и ретировался к перегородке. ― Ладно, пошли на верхнюю палубу, узнаем, как дела у остальных. Вдруг кто-то нашёл причину неисправности.
Зря надеялись ― чуда не случилось. Корабль стоял по-прежнему колом. Все системы жизнеобеспечения работали автономно, а вот двигатели признаков жизни не подавали и подавать отказывались наотрез. По неизвестной причине.
― Дрейф ― ноль целых одна десятая. Показатель минимальный. Похоже, пройдёт немало времени, пока судно попадёт в зону притяжения ближайшей из планет, ― без энтузиазма просветил команду капитан. ― Все системы работают отлично, поэтому мы можем спокойно жить тут столько времени, сколько получится. Будь на борту бабы, хватило бы ресурсов и на воспитание нового поколения. Но баб-с нет, увы.
― Это как с Ноевым ковчегом, ― оживился Ючон, удобно устроившийся в мягком кресле у макета камина. Он взял бокал в другую руку, выдержал эффектную паузу, а когда все с любопытством уставились на него в ожидании продолжения, негромко поведал: ― Взял, значит, этот умник каждой твари по паре, как ему велено было свыше. А среди тварей прихватил и парочку динозавров, как же без них? И вот, случился потоп, ковчег ― вжик! ― рассекает по волнам, твари снимают стресс, как могут, люди ― тоже. И тут ― незадача! Выяснилось, что динозавры ― самцы.
Ючон умолк и припал к бокалу. Все затаили дыхание.
― И что? Что дальше-то? ― не выдержал кто-то из пилотов.
― Как что? Вот так они и вымерли ― приплода не получилось, а ведь так старались, бедняги...
― Трепло! Умолкни там! ― рыкнул капитан, но поздно. Его рык потонул в мощной волне всеобщего хохота.
Ючон поднял руку, призвав всех к тишине.
― Зря ржёте, через годик взвоете. И вот, дабы не взвыть, давайте пошлём сигнал о помощи.
― Некому, ― помрачнел капитан. ― Нас никто не услышит.
― А какая разница? Что мы теряем? Просто пошлём автосигнал. Услышат ― хорошо, не услышат ― хуже всё равно не будет. Это лучше, чем просто сидеть и ждать у моря погоды.
― Нас только Фиано и услышат, а они и мизинцем не шевельнут ради низшей расы. Их улаки могут подойти, чтобы убедиться окончательно, что мы угрозы не представляем. Помогать они не станут.
― И ладно, зато могут сообщить в Аракано. Мало ли.
― В Аракано? Издеваешься? Фиано если с кем и контачат, то только с пиратами и контрабандистами из буферов. В конце концов, там была тёмная история с Акинами. Акинами ― единственная представительница Аракано, с которой Фиано нашли общий язык. И у Акинами здоровенный зуб на императорскую династию.
― Ой, да ладно! Когда это было? Эта безбашенная давным-давно в прах превратилась. Сколько уже императоров сменилось с тех времён?
― Всякое возможно, ― вздохнул капитан. ― Говорят, её гены совпадали с генами Фиано больше, чем надо. Она ж ещё кучу всяких экспериментов ставила с никонием. Помимо прочего.
― Да уж, кражу Имперского Рубина ей вовек не забудут. Самая громкая кража за последние пять тысячелетий.
― У неё все кражи были громкими, ― фыркнул Ючон. ― И каждая ― шедевр. Как там её потом прозвали? Багдадский Вор? Сюда бы её, небось, сразу бы нашла причину неисправности проклятых двигателей. Капитан, так я пойду и начитаю текст сигнала?
― А чёрт с тобой. Иди, ― обмякнув на диванчике, махнул рукой старший. ― Делай, что хочешь. Эй, только не лезь к системе управления!
― Да пущай лезет, ― заржали в углу ребята из сервисного отдела. ― Движок всё равно мёртвый, что он там нарулит? Пусть хоть урулится, хуже не сделает, как и лучше. Можно даже аттракцион устроить: почувствуй себя пилотом, порули от души ― вдруг поможет?
― Ага, корабль придёт в ужас и сам по себе запустит движок, ― уставившись в потолок, заметил Джеджун. ― Кто хочет сыграть партию в покер?
Ючон не стал слушать дальше, а побрёл на мостик, на ходу размышляя над текстом сигнала. Если все правы, и услышать сигнал смогут лишь Фиано, следовало так составить текст, чтобы их заинтересовать, зацепить за живое. Перспектива торчать в космосе уйму лет ничуть не прельщала. При таком раскладе даже озверевшие Фиано намного предпочтительнее. И если эти ребята решат их прикончить, пускай приканчивают. Это тоже веселее, чем вечность в плену космоса.
На мостике Ючон проверил состояние спасательных капсул, вспомогательного буксира и яхты. Капсулы в данной ситуации отпадали сразу же. Они подходили для оживлённых маршрутов, где их всегда могли обнаружить проходящие мимо суда. В этой отдалённой системе от капсул пользы никакой. Разумнее оставаться на корабле, который точно заметят, если сюда хоть кто-то забредёт. Капсулы, скорее всего, просто затеряются в космосе навсегда. Буксир и яхта тоже не годились, ибо они не могли совершить перелёт к ближайшей окраинной станции Аракано. Их двигатели проще, им требовалось топливо. И если бы команда загрузила ту же яхту топливом под завязку, всё равно этого мало ― и половины пути не одолеть. Можно только до ближайших планет добраться, но смысл, если ни одна из планет не подходила для людей? Ни атмосфера, ни условия ― ничего. Промышленный малый буксир мог взять на борт только одного человека, двигался слишком медленно и вообще не был рассчитан на межзвёздные перелёты.
― Говорит "Горностай", мирное исследовательское судно Империи Аракано. Мы находимся в Безымянной Системе 5486, наши координаты... ― Ючон сунул нос в навигационный журнал и продиктовал то, что красовалось в последней записи. ― Наши двигатели по неизвестной причине не функционируют. Судно слабо дрейфует и практически стоит на месте. Если кто-нибудь слышит нас, помогите, пожалуйста. Во имя чего-нибудь, что вам дорого. Пока не поможете, мы будем нагло засорять вам эфир как минимум лет восемьдесят. За добро вам воздастся, за грехи ― тоже, но не благом. А ещё мы можем гадить в космос всякими отбросами. Из вредности. А посему не вводите нас во искушение и просто помогите. "Помогиии мне! Сердце гииибнет... Ля-ля-ляяя... И восстааанем из пееепла, как зооомби, чтоб вершииить суд и мееесть... ля-ля-ляяя..."
Он так увлёкся, что через полчаса сигнал о помощи плавно превратился в концерт по заявкам на языке Фиано для одного слушателя, что по совместительству выступал сразу и ведущим шоу.
― А давайте ещё и флору спасём! "В траве сидел кузнечик..." Ой, или фауну? "Ох, рано встаёт охрана..." Да, работники безопасности ― редкий вымирающий вид. "Крепче за шофёрку держись, баран!" Кстати, о баранках! Где тут рулить? "Руль напрааааво, хвост налееееево, и порвалось в клоооочья наше звёздное таксиии!"
― Какого чёрта ты творишь? ― раздался внезапно над ухом недовольный голос Джеджуна.
― Пою, не слышишь? Сам же говорил, что никто не услышит, так что не мешай... "Я люблю тебя до слёёёз..."
― А ну, пошёл отсюда!
Ючон ловко увернулся от скрученного в жгут полотенца и пулей вылетел в коридор, проказливо хихикнув напоследок. Из коридора через минуту донеслось вновь: "Я люблю тебя до слёёёз..."
Джеджун обречённо вздохнул и запустил сделанную переговорщиком запись в автоповтор. Никто не услышит, конечно, но пусть хоть Фиано поломают себе головы над выходкой Пака.


Конфедерация Триада,
Тёмное Пограничье

Он задремал прямо в чжелли-доспехе и управлял сайчжиком во сне. Последнее считалось невозможным, но у него всегда получалось. Каким-то образом, хотя он сам не знал, каким именно.
Спать не собирался, само вышло. Ранение после неожиданной стычки с отрядом Агонов оказалось серьёзнее, чем он предполагал. На восстановление потребовалось больше сил.
Он зажмурился и потянулся, размял правую руку и плечо. Кажется, всё в полном порядке, даже длинный шрам на серебристой поверхности чжелли почти полностью разгладился. Через пару часов от него и воспоминаний не останется. Рука слушалась хорошо, лишь у плечевого сустава под кожей и мышцами ощущалось лёгкое жжение ― последствие попадания в кровь яда Агонов. Тоже должно пройти через пару часов.
― Ёрюнгэ-пять вызывает "Шторм", ответь, пожалуйста. Ёрюнгэ-пять вызыва...
― Наследник дома Воды на связи, ― лениво отозвался он. ― Отряд разведки Агонов уничтожен в семнадцатом круге. Семь стандартных единиц и одна составная ― классическая восьмёрка. Есть вероятность, что будет ещё одно вторжение. Высылай патрульный караул.
― Будет исполнено, господин. И... тут у нас нечто странное.
― Только не говори, что до вас доковылял подбитый Агон и устрашил до дрожи в коленках, ― съехидничал Наследник.
― Если бы, господин Чанмин, ― вздохнул оператор связи. ― Господин рядом с пятым кругом Тёмного Пограничья, верно?
― Предположим. Ну и?
― Мы получили сигнал. Гм... странный сигнал.
― Сигнал Агонов? ― заинтересовался Чанмин, воодушевившись перспективой нанести ещё восемь свежих зарубок на крыло своего боевого сайчжика, дабы представители двух других правящих домов удавились от зависти. Хотя, в общем-то, им полагалось удавиться ещё два года назад, когда Наследник дома Воды переплюнул в этом плане всех, кого мог, заполучив титул лучшего боевого пилота Триады.
― В том-то и дело... Господин, сообщение на нашем языке, правда, модуляции голоса принадлежат Низшим. Я пересылаю запись. Источник ― в пятом круге, где-то рядом с тобой. Совет Трёх просит тебя разведать обстановку в рамках военного положения.
― В рамках военного? ― Чанмин довольно улыбнулся. Давненько дом Воды не разживался свежей кровью пленников. Какое упущение! Надо немедленно исправить ситуацию и дать новый повод двум другим домам удавиться от зависти ещё разок. ― Принято. Выйду на связь после того, как выясню, что там и как. Кстати, я тут один?
― Один, господин. Счастливой битвы!
― Счастливой победы, ― привычно отозвался на традиционную формулу Наследник и резко сменил курс на пятый круг. Сайчжик послушно разогнался и заложил головокружительный вираж, проскочив под небольшим астероидом практически впритирку. Чанмин хмыкнул ― он был уверен в том, что на матовой обшивке сайчжика не появилось ни единой царапины.
Проверив состояние чжелли-доспеха, довольный Наследник дома Воды запустил полученную запись сигнала.
― "Говорит "Горностай", мирное исследовательское судно Империи Аракано. Мы находимся в Безымянной Системе 5486, наши координаты..." ― После тарабарщины, игравшей роль координат, Чанмин поставил запись на паузу и нелестно прошёлся по адресу Низших. Любят они всё усложнять. Бессмысленный набор цифр и букв ничего ему не говорил. Абсолютно. Он вновь прослушал этот кусок записи и слегка опустил веки. Чушь чушью, но вот голос говорившего ему понравился. Тихий, мягкий, бархатный, словно тёплой рукой погладили по голове. Пленник с таким голосом мог стать гордостью дома, если б и рожей вышел на уровне. И мог бы стать Возлюбленным Братом, коего Фиано полагалось завести ещё три года тому назад.
Конфедерация Триады образовалась не так давно ― после переворота в Уделе. За пять веков до переворота численность Фиано заметно сократилась. Точнее, их женщины слабели, пока каждая вторая не стала умирать при родах. Теперь же женщин ничтожно мало, поэтому рассчитывать на брак могли только представители почётных домов и лишь по достижении определённого возраста, да и то...
Те, кто остался в Уделе, позволили Богине запустить свою странную программу, положившись на результат, что должен проявиться через несколько поколений. Кто знает, может, Богине это и удалось, Чанмин не знал, потому что принадлежал к повстанцам, отвергшим волю Богини и саму Богиню. Фиано из Удела назвали их Отступниками и Еретиками, и они ушли, потеряв право называться Рыцарями Богини. Они ушли на самый край ведомой Сфере Вселенной и основали здесь Конфедерацию с Советом Трёх правящих домов во главе. Они сохранили многие традиции, но ввели ограничение на браки.
Большинство детей являлись продуктом генных разработок и не требовали участия в процессе женщин. Чанмин и был одним из таких детей. Стопроцентный гражданин Конфедерации Триада, что слышал лишь рассказы старших об Уделе, но никогда не бывал там.
Из-за того, что их малочисленные женщины почти ничем не отличались от мужчин, а может, по какой-то иной причине, Совет обязал воинов выбирать себе пару из пленников дома или других Отступников. Такой избранник назывался Возлюбленным Братом и разделял участь своего Старшего Брата.
Правда, пленники не могли похвастать тем же сроком жизни, что и Фиано. Низшие недолговечны, но генетики искусственно исправляли сей недостаток при необходимости, если Низшие не возражали.
И вот, тот Низший, что отправил сигнал, обладал удивительно красивым голосом даже на взыскательный вкус Наследника дома Воды.
― Ладно, что ты там ещё наворковал...
Чанмин запустил запись с начала, одновременно направив сайчжик в самую гущу мелкой туманности.
― "Наши двигатели по неизвестной причине не функционируют. Судно слабо дрейфует и практически стоит на месте. Если кто-нибудь слышит нас, помогите, пожалуйста. Во имя чего-нибудь, что вам дорого. Пока не поможете, мы будем нагло засорять вам эфир как минимум лет восемьдесят. За добро вам воздастся, за грехи ― тоже, но не благом. А ещё мы можем гадить в космос всякими отбросами. Из вредности. А посему не вводите нас во искушение и просто помогите. Помогиии мне! Сердце гииибнет... Ля-ля-ля-ааа... И восстааанем из пееепла, как зооомби, чтоб вершииить суд и мееесть... ля-ля-ляяя... А давайте ещё и флору спасём! В траве сидел кузнечик... Ой, или фауну? Ох, рано встаёт охрана... Да, работники безопасности ― редкий вымирающий вид. Крепче за шофёрку держись, баран! Кстати, о баранках! Где тут рулить? Руль напрааааво, хвост налееееево, и порвалось в клоооочья наше звёздное таксиии!"
Чанмин машинально поставил на паузу и ошарашенно уставился на вспомогательный монитор. У этого Низшего какие-то врождённые проблемы с мозгом? Или это короткий сбой мыслительных процессов из-за стрессовой ситуации? Следовало признать, что пел Низший прекрасно, приятно слушать, но он пел такой бред, что...
Будет не слишком красиво притащить в дом неполноценных пленников. Впрочем, все Низшие ― неполноценные. Зря их, что ли, назвали Низшими? Да и можно вколоть успокоительное на всякий случай ― никто и не заметит, что у Низшего проблемы с головой. Да и голова ему не особенно-то и нужна, ведь пленник дома не имеет права раскрывать рот в присутствии Высших. Исключение только одно: пленникам дозволено говорить после того, как Высший обратится к ним лично. Другое дело, что Низшие строптивы и не знают ничего об элементарном этикете. Дикари. Но дикари забавные. Иногда красивые.
Больше всего красивых дикарей в доме Огня, у Наследника ― Джунсу. В доме Воды красавцев поменьше. В доме Ветра почти нет пленников ― Юнхо слишком стремителен, после боя с ним большинство потенциальных пленников оказывались в числе ни на что непригодных трупов ― среди обломков их кораблей. Оно и понятно, ведь Юнхо ― сам глава дома и старший из них. Ещё в Уделе он привык воевать с Агонами, а Агонов в плен не берут ― они чуждые по природе гуманоидам и родственны насекомым. Агоны ― извечные враги Фиано, мир между ними невозможен.
Агонов нужно убивать. Совсем. Вот Юнхо и поступал так со всеми врагами. Наверное, все Рыцари Богини такие, как он. Чанмин не видел ни одного, ведь в Уделе он никогда не был. Он видел только Юнхо ― бывшего Рыцаря Богини. Джунсу родился в Уделе, но покинул Удел ещё ребёнком, так что стать Рыцарем он не успел.
Ну и ладно, Чанмин не сожалел об этом: трудно сожалеть о том, чего не знаешь. Он не видел ни Богиню, ни Храм, ни Рыцарей, ни Слуг. И вряд ли когда-нибудь увидит. Для Фиано из Удела он просто Отступник и Еретик. Ну и ладно. Ему в Конфедерации хорошо. Правда, было бы, наверное, куда лучше, если б они объединились в войне против Агонов. Низшие, быть может, даже не подозревают о существовании Агонов, ведь Фиано не позволяют этим мерзким тварям пройти дальше.
Но однажды...
Или никогда.
В мечтах Чанмин желал победы над Агонами. Полной победы. И тогда Низшие никогда об Агонах не узнают.
Хотелось бы. Если б ещё бои с Агонами не забирали столько жизней братьев.
Наследник обогнул на полной скорости дальнюю планету Седьмой Системы пятого круга и бросил короткий взгляд на данные телеоптических датчиков.
Длинное несуразное судно Низших болталось, как кое-что в проруби, меж двух планет-близнецов. Как раз угодило в свободный поток ― равное удаление от двух источников притяжения. И болтаться ему там уйму времени. В пересчёте на календарь Низших... Ууу... Столько они точно не живут.
Ну и понятно, с чего у них двигатели не работают. Ещё бы. Интересно, каким местом Низшие делали расчёт курса, когда совались в эту систему? Явно не тем, где располагался мозг. У данной системы было интересное строение ― идеально симметричное. Каждая планета обладала собственным аналогом, точным аналогом. И все они занимали симметричные места, вращаясь вокруг маленького солнца по определённой закономерности и образуя особые поля. Низшие пользовались двигателями, весьма чувствительными к разнообразным полям. С точки зрения Фиано, устаревшая технология. Хороший двигатель не должен зависеть от внешних факторов. Хороший двигатель должен создавать собственную внутреннюю систему, не подверженную никаким влияниям извне. И должен черпать энергию из себя же. Двигатели Низших извлекали энергию из внешней среды: в этом их слабость и несовершенство.
Вот даже любопытно: как они с подобными технологиями отважились вообще вылезть в космос? Такого рода двигатели пригодны лишь к полётам по проверенным маршрутам, где нет никаких опасностей и внезапностей.
Психи.
Или в их природу заложена склонность к самоуничтожению. Разумно, кстати, учитывая плодовитость Низших. Странно только, что на верную смерть шли их лучшие представители, а плодились ― худшие. С точки зрения эволюции... Гм, ладно, эволюцией это и при сильном желании не назвать. Деградация чистейшей воды. И Юнхо как-то сказал на Совете, что Низшие однажды уничтожат сами себя лучше, быстрее и эффективнее, чем их враги. Похоже на правду.
Чанмин остановил сайчжик в паре пробегов от корабля аракано и проверил показатели. Судно ― одна штука. Неповоротливый монстр, напичканный бесполезными мелкими коробками с ещё более бесполезными двигателями. Действительно, очень напоминало стандартную ёрюнгэ, только более маневренную и способную на долгие перелёты. Из оружия ― по одной лучевой пушке на носу, в хвосте и по бортам. Средство для раскалывания астероидов. Корабль точно не военный: защита неплоха, агрессия ― на нуле.
― Тепловой анализ, ― тихо приказал он системам сайчжика.
― На борту не более двух десятков мужских особей. Десяток в возрасте дебютантов, десяток в возрасте заходящего солнца. Расчёт приблизительный. Точность ― семьдесят процентов.
― Славная добыча, ― чуть прищурившись, подытожил Чанмин. ― Ну что, в атаку.
Сайчжик сорвался с места матовой пулей: невидимая, бесшумная и стремительная смерть по имени Фиано.

Еретик или Правоверный ― Низшим без разницы.
Фиано ― это всегда Фиано, всегда Машина Смерти.



Отдалённый рубеж Империи Аракано,
Безымянная Система 5486,
исследовательский корабль аракано "Горностай"


Джеджун сбросил две карты и взял две новые. Десятка и дама треф. Он сложил все пять карт вместе, постучал ими по столику и вновь развернул веером. Десятка, валет, дама, король и туз треф. Ючону крышка.
Переговорщик лениво заменил всего одну карту, новую просто придвинул к себе, но смотреть на неё не стал. Он весело подмигнул Джеджуну.
― Вскрываемся?
― Ты хоть посмотри, что у тебя.
― Незачем. Мне сегодня неприлично везёт ― ты уже тридцать раз продул.
― Двадцать девять!
― Неа, уже тридцать.
― Вот ещё! ― Джеджун сердито бросил на стол свою комбинацию. ― Ну что? Так кто проиграл? Твоё везение закончилось, жулик.
― Сам ты жулик. И колоду ты тасовал. ― Ючон положил поверх карт лейтенанта собственные: десятка, валет, дама и туз пиковой масти.
― Фигня! Без короля это пшик.
― Король есть.
― А покажи!
Ючон медленно и неторопливо перевернул последнюю карту.
― Да чтоб тебя! Чёртов жулик!
От подушки офицер легко уклонился и тихо рассмеялся. С последней карты на Джеджуна высокомерно смотрел пиковый король.
― Как ты это делаешь?
― Никак. Мне просто везёт в картах, а тебе зато ― в любви.
― Не издевайся, ― мрачно буркнул лейтенант. ― Какая ещё любовь? Последняя юбка осталась на том краю света.
― Любовь бывает разная: зелёная и голубая, и даже розовая.
― Ну всё!
Обстрел подушками стихийно перекинулся на весь зал отдыха. Бывалые члены экипажа тихо посмеивались под прикрытием диванной спинки и отпускали шуточные комментарии в адрес молодняка, а те старательно и прицельно метали мягкие снаряды друг в друга ― хоть какое-то развлечение в веренице бесконечно длинных часов ожидания и безделья. Заглянувший в зал капитан получил сразу пятью подушками в лицо и ошалело завертел головой. Шестую подушку запустил в него Ючон ― уже специально.
― Офицер Пак! ― взревел старший.
― Да, капитан?
― Чем ты занимаешься, чёрт бы тебя побрал?
― Убиваю время. Капитан против?
― Я сейчас сам тебя прикончу, разгильдяй!
― Не надо, капитан! ― взвыли остальные члены экипажа. ― Без Пака мы тут загнёмся намного быстрее. С ним хоть весело.
― Вот! ― воздев указательный палец вверх, просиял Ючон и запустил в капитана второй подушкой.
― Мерзавец! ― возопил старший, не ожидавший такой подлости.
― Капитан, у тебя все подушки. Кидай обратно, а то боеприпасы...
― Я вам устрою сейчас боеприпасы! Марш ремонтировать двигатели! Хоть разбирайте и собирайте их заново по чертежам!
― Так уже! ― убито отозвались от камина ребята из отсека с двигателями. ― Дважды.
― Бог любит троицу!
― Капитан, ты ж буддист, ― возмутился младший пилот.
― Тогда разбирайте и собирайте восемь раз, ― подумав, решил глава экипажа.
― Вот кто тебя за язык тянул? ― вызверились на пилота специалисты по двигателям.
Ючон с комфортом устроился в кресле и даже не потрудился скрыть веселье.
― Пака с собой возьмите, пусть сверяет всё по чертежам, ― немедленно подрезал ему крылья капитан.
― Нееет! ― простонал Джеджун. ― Он не даст нам работать. Опять будем ржать до отбоя.
― Не будем, ― потянувшись, опроверг предположение друга Ючон. ― Я голодный. Время обеда, да?
Он наклонился к вазочке с фруктами и стащил с самого верха красное наливное яблоко, демонстративно покрутил в руке и с аппетитом впился зубами в сочный бок.
― Держите меня семеро, ― тихо прорычал капитан.
― Джеджун, улыбнись капитану, ― скомандовал Ючон и ободряюще помахал надкушенным яблоком. ― "От улыбки станет всем светлей..." Нет, другую улыбку, эта мне не нравится. И не мне улыбайся, чудак, а капитану, а то я тебя неправильно пойму...
― Тревога! Разгерметизация на грузовой палубе Н, ― внезапно сообщила система, бесцеремонно вспоров, как ножом, атмосферу веселья, царившую в зале отдыха.
― Наличие угрозы? ― мигом собравшись, спросил капитан и шагнул к монитору внутренней связи. Все притихли на своих местах и уставились в спину старшему.
― В зоне видимости не обнаружено вражеских кораблей. Никаких сигналов на датчиках. Палуба разгерметизирована по неизвестной причине. Датчики не фиксируют проникновения, ― доложила система.
― Фиано? ― громким шёпотом уточнил один из пилотов. Закономерно. Фиано передвигались таким способом, что никакие технические средства не могли их отследить.
― Возможно. Никаких объектов, способных повредить обшивку, поблизости нет, и не было.
― Немедленно вооружиться и разбиться на пары, ― приказал капитан. ― Надо всё проверить.
― Если это Фиано... ― начал Джеджун.
― Сам знаю! Бить только наверняка и в целях самозащиты. В противном случае не давайте повода для агрессии! Выступаем! Джеджун, Ючон, остаётесь здесь, вы двое ― со мной на мостик, вы ― по верхним палубам...
Пак проводил взглядом выметнувшихся из зала коллег и бросил Джеджуну апельсин.
― Перекуси, пока есть возможность.
― Иди к чёрту, ― отстранённо отозвался лейтенант и замер рядом с дверью с мечом в руке. Потом медленно вытянул клинок из ножен и посмотрел на монитор.
― Что там?
― Пока ничего. Наши двигаются к грузовой палубе, капитан на мостике. Тихо... Вот чёрт!
― Что? ― Ючон с хрустом откусил от яблока.
― Минус два. Чёрт, минус четыре! Их там целая куча, что ли? Показатели в норме, но наши больше не двигаются. Минус шесть! Все переборки уровней закрыты, но...
Переговорщик лениво придвинул к себе коммуникатор и подключился к внутренней сети. А вот и картинка. Ребята из технического отдела аккуратной кучкой валялись на нижней палубе. Оружия нет ни у кого, показатели в норме, но все без сознания. И на шее у каждого мигали огоньками какие-то обручи.
― Проникновение в секцию С, ― сухо сообщила система.
― Минус двенадцать, ― пробормотал Джеджун. ― Всех как котят... Как они это делают?
Ючон молча прокрутил записи, но ничего не увидел. Просто члены экипажа друг за другом падали на пол без сознания, а через секунду на их шеях начинали мигать обручи, возникавшие буквально из воздуха.
― Идут к мостику. Минус пятнадцать, ― выдохнул лейтенант.
― Проникновение на мостик. Максимальная угроза, ― бесстрастно отметила система. ― Не могу функционировать. Мои датчики не видят противника. Средства защиты бесполезны. Рекомендую оставшимся членам экипажа немедленно эвакуироваться в спасательных капсулах.
Джеджун и Ючон переглянулись. Лейтенант машинально бросил ладонь на пульт, заблокировав вход в зал. Пак лениво куснул яблоко и отодвинул коммуникатор в сторону.
― Ты всегда такой спокойный? ― мрачно буркнул Джеджун.
― Есть варианты? Наших не убили, просто обезвредили. Возможно, нам помогут. Это чуть лучше, чем торчать до конца жизни в мёртвой зоне. Пока мы живы, есть надежда на лучшее.
― Придурок...
В перегородку грохнуло. Металл запузырился и выгнулся. Лейтенант невольно сделал шаг назад и поднял перед собой меч в правой руке, в левой он сжимал парализатор. Снова мощный удар, после которого дверная панель ввалилась внутрь и громыхнулась на пол. В зал будто бы влетел порыв ветра с серебристыми сполохами. Меч Джеджуна воткнулся в стенку, парализатор просвистел над головой Ючона, а сам лейтенант растянулся на ковре.
Переговорщик машинально цапнул зубами яблоко и моргнул, различив застывшую над телом Джеджуна фигуру.
Навскидку ― два с половиной метра, словно статуя из ртути или начищенного до блеска серебра. Вид вполне человеческий, как и пропорции, просто рост ― два с половиной. Эдакая ожившая статуя, изящная и грациозная даже. "Статуя" наклонилась и надела на шею Джеджуна обруч. Щёлкнул замок, тотчас же замигали огоньки.
Противник стоял спиной к Ючону и, кажется, вовсе не замечал офицера, сидевшего в уютном кресле.
Пак подбросил в руке обкусанное яблоко и метнул его в спину "статуе". Разглядеть движение врага он не смог. Просто яблоко, рассечённое на две идеальные половинки, упало на ковёр, а на Ючона уставился выбеленный череп, в тёмных провалах глазниц которого плясало голубое пламя.
Переговорщик затаил дыхание, сообразив теперь, что перед ним действительно Фиано. Понял, когда увидел череп-маску. Пираты и контрабандисты болтали, что Фиано носят странные "живые" доспехи, а шлемы у них сделаны в виде черепов.
― Я не такой быстрый, но не отказался бы от поединка, ― тихо произнёс Ючон на языке Фиано. Его меч лежал справа на столе, но он не рискнул не то что потянуться за ним, а даже посмотреть в ту сторону.
― Ты недостоин, Низший, ― с нескрываемой иронией отозвался захватчик. ― У тебя нет права обращаться ко мне.
― Угу, уж прям. Я уполномочен вести переговоры.
Фиано спокойно повернулся спиной к Ючону, без усилия закинул Джеджуна на плечо, отнёс к выходу и сгрузил в коридоре за порогом, потом вернулся, опалил лицо Ючона голубым сиянием, струившимся из глазниц, и резко опустил руки. С едва слышным шелестом серебристый металл "полился" к полу, приняв форму двух клинков, в таком виде и затвердел. Две сабли как продолжение рук Фиано.
― Продолжай, Говорящий. Я дозволяю.
― Если только, ― фыркнул Ючон, умудрившийся скрыть удивление: действительно доспехи этого кадра казались живыми. Не стоило и думать о том, чтобы уделать Фиано в поединке. Воистину ― Машина Смерти. Такого фиг прикончишь, скорее, сам костьми ляжешь. Ни шанса, чтоб его черти... ― Это мирное исследовательское судно Империи Аракано. Мы ничего плохого народу Фиано не сделали. У нас почему-то отказали двигатели. На помощь мы особо не рассчитывали, но вы могли бы сообщить на нашу базу о нашем бедственном положении и...
― Умолкни, Говорящий, ― резко велел Фиано. ― Ты в Тёмном Пограничье, на территории военных действий. И подпадаешь под военные законы Конфедерации Триады. Выбирай: плен или смерть.
― Но почему? Мы же не собираемся воевать с вами.
― Не имеет значения. Плен или смерть, Говорящий. Или ты отныне принадлежишь дому Воды, или я могу оставить тебя тут, куда скоро нагрянут Агоны. Агоны не берут пленных ― только убивают. Здесь не место Низшим. Твой народ слишком слаб. Я щедр и позволяю тебе одному сделать выбор. Бросишь вызов ― права на выбор у тебя уже не останется. У меня хорошее настроение сегодня. И ты будешь глупцом, если этим не воспользуешься.
Ючону показалось, что противник даже развеселился.
― Вы... эээ... ― Он сбился и мотнул головой, вспомнив, что в языке Фиано не существовало вежливого обращения "Вы". ― Ты сказал, Конфедерация чего-то там... Разве ты не из Удела?
― Еретик и Отступник, прошу любить и жаловать. Конфедерация Триады не есть Удел. Теперь умолкни, подумай тем, что заменяет тебе мозги, и сделай выбор. ― Прозвучал ядовитый смешок. ― Я подожду.
Фиано прикоснулся длинными пальцами к широкому металлическому ремню на поясе, где сразу вспыхнул синий огонёк.
― Ёрюнгэ-пять, высылай качжи в Седьмую Систему пятого круга. Всё чисто. ― Видимо, кадр в серебристых доспехах выслушал короткий доклад, после чего вновь тронул ремень. Огонёк погас.
Ючон включил голову на полную мощность. "Качжи" ― вид транспорта у Фиано, но какой именно? Вроде как, не военный, а грузовой или пассажирский. Согласно сведениям от пиратов, Фиано в основном совершали перелёты на улаках. Улаки ― маленькие проворные суда, идеально приспособленные для разведки. Очень быстрые, угнаться за ними было невозможно. Ещё пираты видели яты, напоминавшие космические яхты дальнего следования. Яты использовались в развлекательных целях, для путешествий и мирных торговых полётов. Впрочем, угнаться за ними тоже никак. Говорили ещё про сайчжики, но что это такое, никто не знал и не видел.
Дальше что? Ючон понятия не имел ни о какой Конфедерации Триады, но разумно предположил, что это государство, скорее всего, основано повстанцами, потерпевшими поражение после переворота в Уделе Фиано. Те же Фиано, только иного разлива. Хотя ему всё равно ― что совой о пень, что пнём о сову. Судя по поведению этого конкретного Фиано, Империя Аракано Триаде до лампочки.
Агон? "Агон" на языке Фиано означало "заклятый враг". Но что именно Фиано подразумевали под этим словом, Ючон, опять же, не знал. Тем не менее, этот серебристый кадр был полностью уверен, что пресловутые Агоны без колебаний прикончат всех имперцев, до которых доберутся. И Фиано считал, что имперцы не в силах Агонам противостоять.
Ладно. Посмотрим.
Переговорщик медленно поднялся, осторожно прихватил меч со стола и подошёл к захватчику. Остановился в трёх шагах и невольно сглотнул, оценив разницу в их росте. Умом он понимал, что превосходство достигнуто за счёт странных доспехов Фиано, но от этого противник не казался менее опасным и менее низким.
― Я не откажусь от поединка, ― твёрдо произнёс Ючон. ― И я понимаю, что мои шансы на победу призрачны. Чтобы было интереснее, давай договоримся об условиях поединка.
― Да мне уже дико интересно, какой такой дивный недуг скосил твой разум, Говорящий Низших, ― с сарказмом отозвался Фиано. Жаль, что у него на башке чёртов череп ― эмоции можно прочесть лишь по голосу.
― Мой разум в порядке. И попрошу не оскорблять меня всякими "низшими". Я аракано.
― Прекрасно. Мне наплевать на то, как Низшие себя обзывают, ― равнодушно пожал плечами собеседник.
― Эээ... Меня зовут Пак Ючон. Это моё личное имя. Запомнить в силах? Или слишком сложно? ― тихо зверея, поинтересовался офицер.
― Хозяину надлежит знать свою собственность, ― блестяще парировал Фиано. ― Скоро ты будешь Ючоном из дома Воды. Ют-чон... Это значит "благородный упрямый дурак". Тебе подходит.
― О, великий гордец, а тебя-то как звать? ― фыркнул "благородный упрямый дурак".
― Наследник Чанмин из дома Воды пред тобой. Ты счастлив выпавшей тебе высокой чести? ― Яда в голосе этого наследничка хватило бы на целую армию.
― На моём родном языке... Интересное у тебя имя, "воин копья".
Чанмин промолчал на это, потому что значение его имени на языке Фиано было довольно... несколько... неподходящим для воина, тем более, для Наследника дома. Хуже того, значение его имени являлось поводом для насмешек.
― Так вот, про условия поединка... ― Ючон задумчиво почесал затылок свободной рукой и вздохнул. ― Твоя скорость за моими пределами. Думаю, будет справедливо, если ты не будешь использовать то, что мы называем "призрачным движением Фиано".
― Боевой шаг? ― озадаченно уточнил противник. Исчез и возник уже за спиной Ючона в мгновение, что было короче секунды. ― Это?
― Похоже на то. Я не вижу этого и не понимаю, как ты это делаешь. Для меня ты просто исчезаешь. Напоминает порыв ветра.
― Низшие ещё бесполезнее, чем мне казалось, ― пробормотал Чанмин, вернувшись на прежнее место тем же образом, каким с него ушёл. ― Это так же естественно, как дышать. Я зря трачу на тебя своё время.
― Ничего ты не тратишь зря. Тебе всё равно нечего делать, пока ждёшь транспорт. Хоть время весело проведём в ожидании.
Фиано неожиданно рассмеялся.
― А ты забавный.
― Мне часто это говорят. А что ты будешь делать с пленниками?
― Заберу в свой дом. Как часть дома. Традиция. Любой пленник может стать Братом со временем, если захочет. В зависимости от умений пленникам дают работу, жильё, еду. И став частью дома, пленник больше пленником не является. Он принадлежит дому. Конечно, ты никогда не будешь воином, потому что слишком слаб. Но в любом доме нужны не только воины.
― То есть, пленники будут свободны? ― не понял Ючон.
― Да. Запрещено лишь покидать дом. Семью. Так понятнее? Преданность дому ― это всё, что требуется.
― А в твоём доме пленников много?
― Семьдесят моих. Двадцать ― тех, что привели Братья. Около двух сотен тех, что привели раньше, до моего рождения.
― И все остаются в доме?
― А почему они не должны оставаться в доме? Они всем довольны. Мой дом может защитить гораздо большее количество и обо всех позаботиться. Дом Воды ― один из трёх правящих. Попасть в дом Воды ― большая честь для любого пленника.
Ничего себе! Ючон едва не присвистнул. Этот серебристый гордец испытывал удивительную уверенность в своих словах и действительно считал, что Ючону следовало радоваться перспективе угодить в плен в дом Воды.
Псих. Больной на голову. Придурок. Но опасный придурок. Сражаться с ним не тянуло, но если он и впрямь будет двигаться с человеческой скоростью, то шанс уделать его есть.
Ючон медленно снял ножны и отбросил их в сторону. Интересно, меч вообще в силах повредить доспехи Фиано? Интуиция подсказывала, что вряд ли, коль уж из этих доспехов выросли сабли, и сабли явно не игрушечные.
К чёрту.
Ючон с воплем атаковал. Меч вроде бы пошёл сверху наискось, но это был обманный удар, вслед за которым тут же последовал прямой выпад. Скрещенные сабли захватили клинок Пака, увели вниз, а затем холод ожёг шею. Лезвие замерло в миллиметре от кожи. Фиано даже с места не сдвинулся и пресёк все поползновения Ючона играючи и без усилий.
― Я предупреждал, ― насмешливо заметил он. ― Ты ничтожно слаб.
Переговорщик отшатнулся, ухватился за рукоять меча обеими руками и пробежался взглядом по доспехам с головы до ног. У всех есть уязвимые места. Не бывает так, чтобы защита была совершенной.
Ючон шагнул чуть в сторону. Вопреки его ожиданиям, противник не шевельнулся, даже голову не повернул. И он попытался нанести удар по незащищённому боку. Остриё меча с лязгом соскользнуло с подставленной сабли, затем Фиано сделал рукой круговое движение ― и оружие Ючона улетело в сторонку.
― Бессмысленно. Лучше развлеки меня светской беседой, тебя приятно слушать. ― Вслед за словами ― неуловимое движение, толчок в грудь. И Пак плюхнулся на диван. Фиано плавно опустился на пол, скрестив ноги и убрав сабли ― они втянулись в металл доспеха, растворились, став частью целого.
Ючон присмотрелся к "живому" металлу. На миг показалось, что поверхность его чешуйчатая, как у рыбы или змеи.
― Тебе сколько лет? ― спросил Пак от нечего делать.
― Наших? Или в исчислении Низших?
― Оба варианта, пожалуйста, ― сердито буркнул Ючон.
― Наших ― двадцать пять. Твоих... Сорок, наверное. Может, чуть меньше. Точно не знаю. А тебе?
― Двадцать пять, ― пробормотал переговорщик, мысленно попытавшись перевести свой возраст в счётную систему Фиано.
― Совсем ребёнок, ― бесцеремонно подытожил Чанмин. ― Тогда ясно, почему такой дурной.
― Сам дурной! ― огрызнулся Ючон. ― Мы живём намного меньше.
― Сто лет в среднем, ― кивнул Фиано. ― Низшие не умеют пользоваться организмом, поэтому он быстро изнашивается. Но потенциал у Низших тот же. Мозгов вот меньше, конечно.
Он внезапно упёрся локтем в колено, уронил подбородок на подставленный кулак и уставился на Ючона в упор светящимися глазами.
Неуютно. Даже мурашки по коже, когда на тебя пялится белый костяной череп. В провалах глазниц пляшет живое пламя, и не понять, куда именно направлен взгляд Машины Смерти. Словно он смотрит сквозь пространство ― в никуда и сразу повсюду.
― Срок жизни не имеет значения. Любое существо своим появлением на свет делает первый шаг навстречу смерти. И вся жизнь ― это путь к смерти. Достойный путь либо жалкий. Ты боишься?
― Вот ещё. Просто ты странно выглядишь. Непривычно.
― Нравится?
― С чего это? Скорее уж, жутковатый видок. И даже думать не хочется, что прячется под этими железками.
― Зря. Я красивый.
Ючон смог закрыть рот только через минуту, когда пришёл в себя от зашкаливающей самоуверенности Фиано.
― Какое мне дело до твоей внешности?
― Лучше красивый хозяин, чем страшный.
Дошло не сразу, что противник просто-напросто издевается над ним.
― Яблочко? ― предложил Ючон, передвинув на столе вазу с фруктами. Дальше случилось нечто дивное: Фиано шарахнулся от стола так, словно там свернулась кольцами кобра, изготовившаяся к прыжку. По его движениям можно было прочесть брезгливость и отвращение.
― Что-то не так?
― Нет. Просто иногда обычаи Низших отвратительны, ― мрачно ответил Чанмин, усевшись вновь в прежней позе.
― Не понимаю, ― признался Ючон. ― Чем провинилось яблоко?
― Ничем. Еда священна. Её нельзя выставлять на всеобщее обозрение.
― Если я сейчас начну есть яблоко, тебя стошнит? ― живо заинтересовался переговорщик и потянулся к красному плоду. Напрасно. Фиано в мгновение ока отодвинул стол вместе с вазой подальше от него.
― Не стошнит, но мне бы этого не хотелось. Поесть сможешь позже и в одиночестве, как и полагается.
― Глупый обычай. Есть вместе веселее.
― Однажды ты поймёшь, что ошибаешься. Что ты умеешь делать? Каково твоё назначение?
― Ну, я военный офицер...
― Кроме шуток. Я серьёзно.
― Я, вообще-то, тоже.
― Продолжай, ― ядовито предложил Чанмин с шутовским полупоклоном.
― Так вот, я военный офицер по контактам, занимаюсь переговорами и...
― Говорящий. И всё?
― Для этого талант нужен, ― обиженно буркнул Ючон. ― Тебе мало? А ещё я пою хорошо.
― Говорящий... Зачем мне Говорящий? ― задумчиво пробормотал Фиано. ― Хотя... В доме шута нет.
Повышение до придворного шута слабо вдохновляло Пака на подвиги.
― Ну вот раз я тебе не особо и нужен, то, может, подкинешь меня до нашей ближайшей станции, да и разбежимся? Остальные тоже тебе не пригодятся. Кому нужны такие бесполезные пленники?
― Пленники не бывают бесполезными. Раз я вас пленил, значит, теперь должен позаботиться о вас и защитить. Это мой долг.
Час от часу не легче. Долг идиотский какой-то. На кой чёрт Фиано так заморачиваться? Чем они вообще думали, когда составляли такие дикие законы?
― Пройти мимо нас, я так полагаю, ты просто не смог? ― отплатил Ючон захватчику его же сарказмом.
― Если есть надежда на бой, пройти мимо невозможно. Это урон чести воина.
Пак обречённо вздохнул. Ну точно идиот, а не Фиано. Никакой свободы выбора ― всё прописано в законах и традициях, буквально каждый шаг. Какое-то полностью военное общество у них. Следует признать, что это общество гуманное, но всё же.
Транспорт Фиано прибыл куда быстрее, чем Ючон рассчитывал, поэтому большая часть его вопросов осталась без ответов. С другой стороны, он оценивал ситуацию уже намного спокойнее, чем в самом начале. Радужных красок в картине будущего, нарисованной Фиано, было не так и много, но она хоть оказалась не столь безрадостна, как перспектива провести всю жизнь на дрейфующем в космосе корабле. Да и кто знает, что будет дальше. Возможно, отыщется способ вернуться в Аракано.
Качжи управлялся двумя типами в тёмных невзрачных доспехах. Их латы отдалённо напоминали снаряжение Наследника, но не отличались великолепием, да и рост у них... чуть выше Ючона. От силы. И Ючону показалось, что поверхность тёмных доспехов тоже покрыта чешуйками, как у Чанмина.
Эти двое запихивали пленников по одному в прозрачные капсулы, затем очередь дошла и до Пака. Его бесцеремонно всунули в цилиндр с хрупкими на вид стенками и отнесли в грузовой отсек. И ему резко поплохело, когда внезапно раскрылся люк. Сначала одна капсула неторопливо выплыла в космос, затем другая, третья... Ючон настороженно замер, едва качнулась его собственная капсула, но и она последовала за прочими.
Парочка в тёмных доспехах ловила стеклянные ёмкости и закрепляла их на открытой платформе корабля, смахивавшего на буксир. Десять слева и десять справа. Ючон оказался в хвосте и через несколько минут смог полюбоваться на оставшийся вдали "Горностай". Он повертел головой и прислушался к ощущениям. Дышал нормально, двигался тоже без проблем, но странно, конечно, понимать, что вокруг космос, от которого его отделяли невероятно тонкие стенки капсулы.
Неожиданно он увидел чуть в стороне штуковину, похожую на пулю. Заострённый нос, вытянутый корпус, едва заметное туманное облачко у кормы, да по бокам слабо выступающие то ли крылья, то ли плавники. Длина ― метров пять от силы. Совсем кроха, а не корабль. И эта кроха опять же пулей сорвалась с места, чтобы пропасть с глаз. Зато через пару секунд на месте "Горностая" распустился прекрасный цветок. Прекрасный, если не знать, что источником этой красоты стал взрыв, а последствием ― уничтожение исследовательского корабля.
― Проклятый дикарь... ― с сожалением пробормотал Ючон. "Горностай" стоил столько, что даже думать о сумме, потраченной на его строительство, страшно. Люди во время войн старались сохранить корабли ― свои и вражеские, потому что построить их не так и просто. А этот Фиано без колебаний прихлопнул роскошное судно, которое мог бы взять себе как трофей. Бедный "Горностай".
Корабль-пуля метался вокруг качжи, как бешеная оса. Его скорость поражала воображение, как и маневренность. Ючон в жизни ничего подобного не видел. И он даже представить себе не мог, какими навыками следовало обладать пилоту этой крохи. Допустим, в открытом пространстве управлять "пулей" любой дурак сможет, но вот вблизи планет, астероидов и прочих преград и помех... Какие же там нужны реакции? Запредельные...

@темы: Strong Heart - 2013, band: dong bang snin ki

---

За маской Бога

[Йуууля]

Название: За маской Бога
Автор:  Svadilfary
Беты:  Мугивара,  Хэлли, Violet Marigold
Коллажисты:  solnce.alex,  Seele-Helga
Фандом: Infinite, B.A.P, EXO
Основной пейринг: Хоя/Дону
Категория: слэш
Жанр: AU, ангст, паропанк, фэнтези
Рейтинг: R
Размер: ~10 424
Саммари: За маской бога скрывается душа, которую нельзя отвергнуть.

Полдень принёс невыносимую жару и запах гари. Дону нахмурился – от многих мелких людских поселений всегда доносились запахи дыма, все же здесь не так, как в больших городах, и наука еще не вовсю раскинула сети, но в тот момент создавалось впечатление, что парень держал путь не в деревеньку, а на поле боя, пепелище.
Он чуть ускорил шаг, в нем зародилось беспокойство.
Здесь всегда все было по-другому. По-старому. Люди трудились на полях и огородах, торговали между собой и с большим городом. Раз в две недели уходило несколько повозок, а раз в месяц устраивалась ярмарка – большой праздник и радость для местных детишек.
Дону помнил несколько сменившихся поколений, он хранил в сердце оплот спокойствия и тихой радости. Но, когда он видел то, что видел, тошнота вместе с неверием подкатывали к горлу.
Над полусгоревшими остовами домов вились дым и пепел, в воздухе стоял отчетливый запах горелого мяса, соли и крови. А еще ощущался ярким тухлым привкусом мучение, боль и ярость. Дону еле удержался на ногах, когда на его глазах ворона выклевывала глаз мальчику со свернутой шеей. Мальчику, чьи белые волосы покрывал тонкий слой пепла, чьи пальцы поломаны, как сухие веточки вереска, чью рубаху заливала бурая кровь, и чья жизнь прервалась, не успев отойти от стартовой линии и пятнадцати шагов. Это внук паромщика Ко, понимал Дону. Он знал практически всех в деревне.
Теперь все они мертвы.
Ноги почти не слушались, земля превращалась в трясину, и Богу казалось, что его засасывало в самую пучину Тартара. Он испачкал подол кимоно о землю и пепел, а вокруг него валялись обугленные кости; дети, порубленные заживо; женщины, чьи тела обнажены, истерзаны, загублены. Дону видел насилие, он видел обнаженную плоть и сползающую кожу, головы мужей, надетые на пики. Задыхался от мертвого воздуха, но продолжал идти, не мог поднять руки, чтобы стереть слезы, ему не хватило бы сил прогнать всех ворон, пожирающих мертвую плоть. Он продолжал идти, надеясь непонятно на что.
Скребущие звуки и тяжелый хрип разорвали гулкую тишину так, как рвется хлопковая ткань от чрезмерного натяжения. Дону дернулся и сорвался на бег. В висках билась только одна мысль: «В этом аду есть кто-то живой». Неловкий, ослепленный глупой надеждой, он споткнулся и упал на колени в грязь, которой стала земля от пролитой людской крови. Перед Богом, прямо у подкосившихся ног, дергалось в предсмертных конвульсиях тело. Дону знал его, хотя помнил парня совсем мальчишкой с серьезным взглядом. В тот момент глаза Ли Ховона ничего не видели от пелены боли, застилающей глаза, его руки скребли по земле, ломая до крови ногти. Из открытых ран толчками вытекала кровь, а ребра были переломаны до такой степени, что часть легких просто превратилась в кровавую кашу.
Дону не знал, какими силами тот еще остался жив, но прекрасно видел, что Ховона надолго не хватило бы: он почти пересек границу Царства теней, а оттуда еще никто не возвращался.
Дону казалось, что если бы парень умер, то кончился мир, что он сошел бы с ума, оставшись в сером аду, пропахшим смертью. Он почти обезумел, потому что никогда не думал, что люди, обычные люди, могли сотворить такое. Что они способны так поступать с братьями.
Снимать маску перед человеком было не так страшно, как говорили старшие из Высшего Двора.
Когда-то давно, Дону спросил у Бан Енгука, было ли тому больно отдавать часть собственной жизни, часть души тому маленькому мальчику. Енгук лишь усмехнулся в ответ.
Теперь же Дону понимал, что это не больно, а адски мучительно. Одна часть его вопила с требованием прекратить страдание, перестать отдавать себя существу, которое никогда не смогло бы поделиться чем-то подобным с Дону, просто потому, что неспособно. Никогда. Но он лишь продолжал молча, сжав зубы сплетать нити собственной души с едва мерцающей душой Ли Ховона. Золотая паутина сплеталась в единое полотно с темно-синей.
Бог, хотя он таковым уже не является, видел, как дыхание парня выравнилось, как он перестал скрести землю, как окрепли его нити в общем полотне судьбы. Последнее, что сделал бессмертный, прежде чем отключиться, положил ставшую бесполезной маску Ховону на грудь. В бесконечной мертвой тишине ему слышался шелест крыльев и встревоженное карканье ворон. Темнота стала благословлением.

Хоя казался себе рыбой с лопнувшим воздушным пузырем, по крайней мере, ощущения были очень похожи на те, будто бы он медленно всплывал брюхом к верху. Он неспешно, с трудом, открыл глаза и тут же застонал – закатное солнце слепило, а едкий дым все также ковром стелился по земле.
Это не сон. Все было правдой. Крики, огонь, смерти близких, друзей, знакомых. Клан южных кочевников, что вели разбойную жизнь, налетел на их селение внезапно, слишком быстро. Да и что они, простые селяне, могли бы сделать? Разве что убежать в лес, бросив родные дома, но хотя бы спасти жизни. Единственное, чего не понимал Ховон, так это почему он все еще жив. В памяти четко отпечатался момент, как в него влетел шипастый шар утренней звезды, ломая ребра, вспарывая живот. С такими ранениями не живут, и племянник мельника знал, что он должен был оказаться в Серых Чертогах, но никак не на развалинах родного дома.
Рядом кто-то чихнул, где-то зашуршали тяжелые перья, и раздалось хриплое карканье. Воронье. Хоя резко открыл глаза и снова застонал, горло словно разодрали изнутри.
Первое, что он увидел, проморгавшись, были светлые слишком тугие кудряшки, словно их обладателя завивали нарочно, на пиве. Потом темные, искрящиеся любопытством глаза. Мальчик - а мальчик ли? - сидел, обхватив руками колени, длинные рукава его темного одеяния подметали землю. Хоя попытался хоть что-нибудь сказать, спросить, что с ним, что с остальными, кто такой, черт побери, этот пацан, но не смог, голосовые связки издали какой-то непонятный хрип, а по горлу словно бы огненный шар прокатился.
Мальчик склонил на бок голову, качнулся с пятки на носок, и поднялся. Он подошел к Хое, нагнулся и вцепился в его плечи, помогая принять полулежащее положение и опереться на какую-то торчащую из земли деревяшку. Что-то с глухим стуком ударилось о землю. Ховон, насколько ему позволяло его положение, попытался посмотреть, что же это было. Маска. Белая, словно сделанная из кости, маска.
Мальчик тоже скосил взгляд, но поднимать предмет не стал, лишь чуть нахмурился и поджал губы.
- Пей. – Голос незнакомца неожиданно оказался тихим, хриплым, но довольно высоким, с требовательными нотками детской капризности.
Губ Ховона коснулось холодное горлышко фляжки. Первый глоток казался рождением – и больно, и в то же самое время почти блаженство. Он глотал быстро, судорожно, пытаясь как можно больше выпить. Мальчик лишь тихо смеялся и легко перебирал его волосы. Когда сосуд отстранили от губ, Ховон разочарованно вздохнул.
- Лис говорил, что много этого зелья пить нельзя, поэтому, прости. – Мальчишка виновато улыбнулся и пристегнул флягу к поясу. – А маску лучше подними, таким нельзя разбрасываться. Меня, к слову, Зело зовут.
Хоя поначалу с недоумением смотрел в глаза парню, но потом уже заметил чем-то похожую на ту белую, что валялась на земле, маску, свободно болтавшуюся на шее Зело.
- У тебя… такая же, - слова неохотно, словно толчками, как кровь, вырывались из горла.
- Да. – В серых глазах читалось слишком много тоски и печали. И Ховон думал, что они чересчур взрослые, словно в них втиснули пару десятков прожитых лет. – И это очень, очень плохо. Потому что обмен неравноценен. Тот, кто подарил тебе бессмертие, потерял слишком много, и если ты умрешь – умрет и он.
У него шла кругом голова, все слова словно сказаны на чужом языке - они ему не понятны. О каком бессмертии говорил Зело, если он, Ховон, недавно умирал, корчась от боли в размолотых в кашу внутренностях. О чьей смерти или жертве?
- Ты не понимаешь? – Мальчишка снова по-птичьи склонил голову и разочарованно поджал губы, читая в глазах собеседника отрицательный ответ. – Эта маска, ты знаешь, что это такое? Такие носят Боги. Жители Высшего Двора. А знаешь, что происходит, когда такое существо снимает ее перед человеком? Это же все равно, что обнажить душу, вынуть сердце и положить его в чужие руки! Тот Бог, что передал тебе часть души, он жизнь спас тебе. – С каждым произнесенным слогом, Зело говорил все быстрее и быстрее, будто слова рвались из его глотки, и мир рухнул бы, если бы он не успел все высказать.
Хоя закрыл глаза - стало трудно дышать, и раздражающая слабость и беспомощность никак не желала проходить. Парень почти не помнил того Бога, видел его всего лишь пару раз, да и то в детстве. Но доброту и подаренное тепло он запомнил хорошо. А еще идиотский леденец на палочке в виде петушка. И все так глупо, так по-дурацки благородно, что Хоя бы разрыдался. Если бы мог.
- Так, значит, если я умру, умрет и он?
Мальчишка лишь медленно моргнул в знак согласия.
- А если… - он глубоко вздохнул. - А что будет, если он умрет?
- То ничего не случится, ты останешься жив. – Зело пожал плечами. Он больше не смотрел в глаза Хои. Закусив губу, паренек словно пытался что-то разглядеть в стремительно темнеющем небе.
Ли Ховон молчал, стараясь переосмыслить услышанное. Парень все еще силился думать, что это лишь дурной сон, и вот сейчас он проснется у себя в кровати под радостный визг младших. Но реальность проникала в легкие и под кожу едким запахом пепла и дыма.
Бедолага не представлял, как будет жить, да и ради чего. Все, что осталось, – неведомый Бог, которого он еще даже и не видел. Хоя понять не мог, как относиться к этому существу, которое вытащило его с порога смерти.
«Уж лучше бы я умер»
- Его, забрали, здесь чувствуется чужая магия. – Тон, с которым произносил эти слова Зело, резко отличался от того, как он говорил ранее.
- Чт…
- Послушай, он должен был находиться здесь, он бы тебя не бросил. Они же почти беспомощны, после того, как отдадут часть сил и жизни человеку. А его здесь нет. Его забрали у тебя. При чем, кто-то, кто владеет черной магией. Я бы даже сказал, что не просто владеет, а мастер. Точно не определю, я не… не маг. – Зело замолк и опустил взгляд на землю. Только теперь Ховон заметил, как дрожали пальцы паренька. – Ты, конечно, можешь оставить все так, как есть, это твое право… но…
- Нет, - Хоя сам вздрогнул от того, как резко он отозвался, - Нет, я не брошу его, только, с чего мне начать?
Он, кажется, просто сошел с ума. Еще пару минут назад проклинал того, кто оставил его в живых, кто подарил ненужную жизнь. А теперь Ховон сам был готов броситься тому на помощь. По сути, его тоже можно отнести к слишком добрым идиотам.
Мальчишка встряхнул головой, отчего кудряшки смешно подпрыгнули, резко встал и заулыбался. Он оказался неожиданно высоким, каким-то угловатым, словно острый, худющий, совсем еще ребенок, и взгляд у него был чересчур взрослым.
- Через три часа от Алой пристани отходит судно до Зеленого города. Если ты выйдешь прямо сейчас, то можешь успеть на него. – Зело задумался, а потом отстегнул от пояса ту самую фляжку, небольшой кожаный кошель и кинул их на колени Ховону. – Вот. Из фляги будешь делать по глотку каждые двадцать–тридцать минут, не чаще. Денег тебе должно хватить на первое время. В городе ты должен отыскать Нам Ухена. Он… друг, и много знает обо всем, так как часто зависает со всяким отребьем. Не смотри так. Я всего лишь повторил слова Лиса.
От столь быстрого речитатива и большого количества информации кружилась голова, но единственное важное, что Хоя смог вычленить из потока на первый момент – Зело с ним не будет.
- Ты не сможешь мне помогать?
Мальчишка вздохнул, посмотрел как-то виновато, а потом закатал рукав и начал подкручивать шестерёнки на каком-то браслете, охватывающем половину запястья.
- Прости, но я не могу. Меня же просто поймают и запрут дома. Ты понимаешь, мой бессмертный, он как курица-наседка. Я и к тебе смылся только потому, что его не было дома, а Лис сообщил, что еще какой-то сумасшедший Бог решил снять маску перед человеком. – Он вздохнул и снова улыбнулся, немного устало, немного печально. Вокруг него запорхали алые искры. – Ты только помни, что он сделал для тебя, я имею в виду Бога. Помни. Зеленый город. Нам Ухен. Просто расскажи ему все.
Последнее, что услышал Ховон, прежде чем Зело исчез в снопе красных искр, взмывающих в небо – «Про маску не забудь».
Хоя на мгновение откинулся назад и закрыл глаза. Ему бы немного прийти в себя, отдышаться. Просто, привести в порядок тот неожиданный поток информации, рухнувший на него гранитной плитой. Но он понимал, что времени осталось совсем мало и что необходимо сдвинуться с места. Хоя не мнил себя героем, он вообще считал себя обычным. Всю жизнь помогал дяде-мельнику в работе, присматривал за младшими, иногда мотался с торговыми повозками в город.
«Теперь всего этого у тебя нет, идиот, все мертвы, а те, кто жив, не вернутся и не вспомнят. Ты должен собрать себя по кускам и вернуть хотя бы то, что в состоянии вернуть».
Ли Ховон сжал зубы и сглотнул. Он уже принял решение. Он сам. Никто не грозил ему плахой. И поэтому, парень взял в руки белоснежную маску, отряхнул ее от грязи и надел ее по примеру Зело – на шею.

Город встретил Ховона ночными, но шумными улицами. Он решил, что не стоит начинать поиски таинственного Нам Ухена прямо сейчас. Уж лучше с утра, когда откроется городской рынок, где всегда можно услышать любую сплетню, а торговцы за определенную плату расскажут все что угодно.
Он до сих пор надеялся, что это всего лишь дурной сон. Но маска и шрамы на животе и ногах говорили об обратном.
Ему отвратно было вспоминать взгляды селян деревни у Алой пристани. Нет, они отнеслись к нему по-своему добро. Дали новую одежду, позволили смыть с себя кровь и грязь. Но их взгляды, и это немое: «Слава духам, что не мы. Спасибо, что не моя семья. Бедный мальчик, как хорошо…», - все это слишком отчетливо читалось в их молчании, косых взглядах и поджатых губах. Но Ховон ничего не говорил, кроме благодарностей. Он был не вправе выплескивать на них гнев и боль.
Денег, выданных ему Зело, с лихвой хватило на судно, механическое чудовище, созданное учеными Зеленого города. Такое парень видел впервые. Он ощущал запах нагретого метала, пара и масла. Все было слишком ново для него.
Хоя вздохнул и сел на расправленную кровать. Он оперся локтями о колени и закрыл ладонями лицо. Усталость накатила волнами, как грязная речная вода на берег. Денег хватило и на небольшую комнатушку в таверне. Может быть, он мог бы снять и что-нибудь подороже, но не известно было, как скоро найдется Нам Ухен, и что нужно будет делать дальше.
Вся ситуация казалась непонятной для Ли Ховона. Слишком много вопросов без ответов. Как таинственный Лис узнал о том, что Бог отдал маску Хое? Почему он сообщил об этом Зело? Стоило ли вообще доверять всем словам, или же не существует никакого Ухена, а он попусту тратил тут время.
Хоя медленно отнял руки от лица. Вгляделся в темноту комнаты, и решил – а не все ли равно? Сейчас, уставший, разбитый, он не надумал бы ничего путного: лучше отдохнуть, а с утра взяться за все проблемы.
Постель оказалась жесткой и в бок что-то неприятно впивалось, но, тем не менее, парень быстро проваливалился в темные объятия сна.

Дону плывет в вязкой темноте, словно в пучине. Он не чувствует себя чужим, хотя даже не помнит, как сюда попал, но ему это кажется правильным – плавать в океане из чернильной темноты. Здесь нет ничего: ни запахов, ни звуков, ни холода, ни тепла, ни боли, ни удовольствия. Бесконечное ничто. Спустя вечность он ощущает настойчивый сосредоточенный взгляд. Повернуть голову оказывается так трудно, но, тем не менее, бессмертный ощущает, что это чрезвычайно важно. Однако он не видит ничего, кроме мрака. И Дону понимает – он ослеп. Не видит ничего. Вообще. Паника начинает душить, судорогой сводит мышцы, и парень барахтается в вязкой пустоте, как утопающий. Он ощущает теплоту чьих-то рук, но начинает вырываться еще сильнее. Чувствует чужое дыхание на шее. И наконец-то видит. Вокруг не чернильная темнота, но багровая. Кровь. Дону плывет среди моря крови. Как маленький листок пред самой бурей. А удерживают его на плаву теплые руки… кого?
Дону вцепляется в чужие плечи и вглядывается в теплые ласковые глаза. Человек. Это человек, понимает он. Только не может вспомнить имя. Имя. Ему нужно его имя.
А тот лишь серьезно и чуть грустно улыбается. Целует бессмертного, но губы в отличие от рук ледяные, гладкие, словно отполированный камень.
Человек начинает медленно уходить на глубину темно-багрового океана.
Дону не может кричать. Не может пошевелиться. Дону ничего не может, кроме того, как ощущать, как чужие руки выталкивают его на поверхность.
Он должен вспомнить имя. Всего лишь имя. И тогда человек вернется.
Дону чувствует холод.
Чувствует, как темнота и забвение пробирается к нему из уголков «ничего».
Его горло рвет крик.
Человека зовут Хоя. Ли Ховон.
Он должен помнить.
Дону плывет посреди чернильной темноты. Посреди «ничего». Здесь нет ни звуков, ни вкуса, ни запахов. Бесконечность. Безмятежность. Забвение.

Постельное белье взмокло от пота, тонкая простыня комком лежала в ногах. В комнате пахло отсыревшими досками, плесенью и сухим алоэ. Здесь царил полумрак, и Хоя хмуро смотрел в потолок. С улицы доносился монотонный гул, а внизу в таверне что-то с грохотом обрушилось и сопровождалось матом таких высот, что и в ином порту не услышишь.
Сон не привнес должного успокоения, лишь добавил вопросов и неясностей. После него остался мерзкий привкус крови во рту. Хоя смутно помнил сон, но был уверен, что тот как-то связан с тем Богом, что разделил с ним жизнь.
Ховон резко сел и выдохнул. Бог. Нам Ухен. Ему как можно быстрее нужно было найти Нам Ухена. Утро началось однозначно «прекрасно».

Спускаясь вниз и торопливо поправляя все застежки на серо-синей крестьянской робе, Хоя практически не смотрел на ранних посетителей таверны. Проверив в последний раз, крепко ли прикреплен кошелек к поясу, он кивнул хозяину и вышел в шумный утренний город.
Вчера, уже ночью, парню некогда было смотреть по сторонам, но теперь он видел, что Зеленый город и вправду зеленый. Повсюду, куда ни глянь, сквозь камень прорастали вьюнки - сейчас не сезон, но Хоя был уверен, что весной они пышно цветут. Город был полон домов, каменных арок и различных строений, маленьких и настолько больших каналов, что по ним спокойно проходили лодки. И все это утопало в зелени. Хоя присоединился к людскому потоку и позволил нести себя в центр города. Парень не расспрашивал ни людей, ни других существ. Потому что все дороги вели на рынок, через каменные орнаментные арки которого проходили толпы ежедневно.
Он резко выдохнул, когда в бок внезапно врезался чужой локоть. Хоя удивленно глянул в змеиные глаза обладателя такой острой конечности. Тот смотрел на человека мрачно и чуть презрительно и что-то прошипел, тут же скрываясь в толпе. Ховон лишь надеялся, что это было извинение, а не ругательство. На фонтанной площади дети играли в салки, девочка с крыльями за спиной вдумчиво грызла золотистый леденец-петушок. Торговка с глазами енота и с небольшими рожками зазывала попробовать пирожков. Хоя купил один и прошел по торговым рядам, прислушиваясь к разговорам, пытаясь уловить знакомые имена.
За час с лишним, что он бродил по рынку, парень успел уловить тонну ненужной информации: Ли Черин, ведьма с пустынного города, сбросила горшок с бегонией на голову очередному поклоннику, что распевал серенады у нее под окном; кому-то досталось от Банг Енгука за то, что кто-то не удосужился держать пятую точку подальше от неприятностей; двое Богов, что ходили вокруг друг друга годами, наконец, обменялись масками. Но ни слова о Нам Ухене. Ни слова о Зело. Ни слова о родном селении Ховона.
Хоя уже хотел начать прицельно расспрашивать наиболее осведомленных, по его мнению, торговцев, но его внимание привлек разворачивающийся скандал у палатки с шелком.
Высокий, явно южанин из городов пустыни, сложив руки на груди, непроницаемо смотрел на пытающуюся что-то доказать ему торговку. По его шее и предплечью вилась черная вязь татуировок. На нем была странная, без рукавов, красная рубаха с темным орнаментом из полумесяцев и простые черные штаны. Второе, что заметил Ховон, его правое запястье охватывал такой же браслет, что был у Зело. Незнакомец резко перебил торговку, говоря ей что-то на слишком быстром наречии, словно бы состоящем из одних гласных. Его красивое лицо портили сурово нахмуренные брови и слегка поджатые полные губы.
Торговка устало наморщилась.
- Нам Ухен, да ты же без ножа меня режешь, поганец. Забирай чертов кусок шелка, и чтоб духу твоего здесь не было.
Ховон дернулся от неожиданности: «Нашел». А Нам Ухен победно улыбнулся.
Хоя сорвался с места, боясь потерять Ухена, боясь не поймать его, но тот неторопливо сложил шелковую ткань и убрал ее в сумку, перекинутую через плечо.
- Вы Нам Ухен? – Голос Ховона не дрожал, хотя внутренне напрягся, когда к нему повернулись и окинули внимательным взглядом прищуренных глаз. – Нам нужно…
- Человек, - мужчина прервал его внезапно, и интонации, которые уловил Ли в голосе, не предвещали ничего хорошего. – Откуда у тебя маска Чан Дону?

В полупустом баре было темно, несмотря на то, что на дворе полдень. Посетителей немного, но это нормально, их ожидалось гораздо больше, когда вечер принимал в объятья город. Бармен лениво протирал стаканы и кружки, он из-под прикрытых глаз осматривал помещение. Ничего особенного: небольшая компания серых странников, которые так и не сняли замызганные хламиды, мало чем смахивающие на плащи; одинокий музыкант, что сидел у окна и тихо перебирал струны; парочка студентов местного университета тихо переругивались над бумагами. Взгляд бармена замер на двух темных фигурах, притаившихся в углу и о чем-то тихо, почти на грани шепота, переговаривающихся. Они не казались опасными, но все же чувствовалось напряжение, словно сейчас парни сорвутся и устроят драку. Бармен на всякий случай кивнул вышибале и продолжил бродить взглядом по залу.

Рядом с Ухеном чувствовалось, словно сидишь на вот-вот готовой рвануть бочке пороха, по крайней мере, Хою не покидало именно это чувство. И даже несмотря на то, что он рассказал Наму все, что запомнил сам, что знал и о чем рассказывал ему Зело, тот продолжал смотреть на него с каким-то подозрением, словно по частям разбирал и собирал обратно, но никак не мог увидеть целой картины.
Они сидели в баре практически с час, но все, до чего дошли, – это глубокое мрачное молчание. Ли Ховон постепенно начал раздражаться – он надеялся найти ответы и помощь в лице Нам Ухена, но получил лишь неодобрительный взгляд и такую же кучу невысказанных вопросов, что имелись в запасе у него самого.
- Успокойся, - он едва заметно вздрогнул и перевел взгляд от столешницы на собеседника, - Зело сказал, что это была темная магия?
Хоя кивнул:
- Он был в этом уверен, но не мог сказать, какая именно.
- Все верно, он же не маг, хотя сил, доставшихся ему от Банга, хватает на то, чтобы почувствовать магию. – У Ухена цепкие пальцы, и ладонь вся в мозолях. Хоя думал, что этому человеку не раз приходилось держать в руках оружие. – Но, почувствовать смерть большого количества людей, а ты пойми, когда столько душ уходит за черту – это же колоссальный выброс энергии, да и переместиться к месту событий мог только некромант. Если, конечно, маг просто не сидел в кустах и не поджидал Дону специально. – Теперь в голосе Ухена явно звучала ирония.
- И что нам это дает? – Хоя еще совсем ничего не понимал. Возможно, он не великий мыслитель, но и не дурак тоже. А некромантов в этом мире наверняка предостаточно, тем более, если вспомнить, сколько ристалищ порой оживало за год. И если придется разыскивать и допрашивать каждого – шансы увидеть Дону живым улетят в тартарары.
Ухен смотрел на него, как на несмышленого младенца. Хое очень не нравился этот взгляд, но приходилось мириться. А Наму, похоже, все это доставляло извращенное удовольствие. Хоть он и беспокоился за друга и готов был помочь, бесплатное развлечение за счет других, похоже, никто не отменял. И на сколько Ли мог судить, Нам Ухен собирался веселиться на всю катушку.
- Знаешь, сразу заметно, что ты деревенский парень, ну вот сразу. И ты, видимо, мало сталкивался с нашим пакостливым народом.
Хоя удивленно приподнял бровь.
- А ты, значит, необычный парень?
Он с самого начала был уверен, что Ухен не совсем человек, или же совсем не человек. Но гадливые снисходительные нотки в голосе окончательно пробили броню терпения и спокойствия Хои; он терпеть не мог стереотипа, что все жители деревень недалекие и глупые.
- Я? Да я Дракон серых гор, чтоб ты знал, и мне тебя сожрать – что у ребенка конфетку отобрать. А вообще, мы сейчас не об этом. Я хотел сказать, что пускай некромантов в этом мире и предостаточно, хотя и не так много, как ты, наверняка, подумал, но все они в большинстве предпочитают обитать за Серыми горами в стране Серых странников. И знаешь, тебе просто необычайно повезло встретить меня, потому что я знаком с одним темным магом оттуда.
Лицо Ухена светилось самодовольством. И Хоя устало думал, что этот «дракон» еще изрядно потреплет ему нервы, а в то, что изрядно, он не сомневается – до Серых гор путь не в три шага, а до Странников еще дальше.
- Поэтому мы сегодня же отправляемся в путь. О билетах на дирижабль я позабочусь, не волнуйся, тебе только нужно будет дождаться меня у восточного пирса.
- Ммм, а я думал, что ты просто превратишься в дракона, и мы вместе полетим. Так же быстрее.
Подорвавшийся с места Ухен запнулся о ножку стола и чуть было не ударился лицом о столешницу. Мужчина ошалело смотрел на Хою и судорожно хватал ртом воздух.
- Ты обалдел что ли? Я, кого попало, на спине не таскаю. И тебе советую воздержаться от таких предположений в дальнейшем, а то иные за такое и голову могут отхватить. В качестве профилактики глупых решений.
Хоя лишь равнодушно пожал плечами и кинул в руки дракона кошелек. Тот сначала с недоверием глянул в глаза невольного попутчика, потом же ухмыльнулся, подмигнул и исчез с глаз.
Ли Ховон же устало прикрыл ладонью глаза. С этого момента его жизнь норовила стать гораздо, гораздо интереснее и наполнится новыми впечатлениями. Отвратительно.

Бармен за стойкой чуть слышно вздохнул и расслабился. Парочка, напрягавшая его почти два часа, наконец-то соизволила покинуть помещение. Он жестом подозвал официантку и показал на стол. Там сиротливо лежали три золотых и один серебряник.

Восточный пирс был мало чем похож на нормальную морскую гавань, если учесть, что и моря в Зеленом городе не наблюдалось. Он, пирс, больше напоминал бесконечно длинный мост, к которому причаливали, похожие на китов, дирижабли. Вокруг стоял гвалт, пахло паром и железом, почти как на Алой гавани. Народ носился туда-сюда. Рабочие орали и что-то грузили. То тут, то там мелькали оборванцы, сопровождаемые громким матом. Карманники.
Ховон сидел на какой-то бочке и мрачно размышлял, что Ухену придется попотеть, прежде чем найти его среди людского и не людского гвалта.
Мысли двигались лениво, степенно, друг за другом, совсем не так, как вчера, когда все это свалилось неожиданным неподъемным грузом. Он думал о том, что, возможно, им все-таки удастся найти Дону, и даже живым. Что, возможно, это произойдет совсем скоро. Но вот что потом? Дальнейшую жизнь в бессмертии с почти незнакомым ему человеком Хоя представить не мог. Он всю жизнь пробыл помощником мельника и ничего другого практически не умел делать. А умеет ли что-то Дону? Ведь он всю жизнь прожил на Высшем дворе. Он наверняка ни о чем не заботился. Как они будут жить? На что, да и где? Как ему относится к этому доброму и бестолковому, и, несомненно, старшему существу? Ховон считал, что это все очень сложно и вообще неправильно. Вот только бы его деревня была на месте, а семья осталась жива. Тогда бы он просто привел Дону к себе в дом, а тогда уж… тогда бы они решили, что делать дальше. Но думать о том, что могло бы быть слишком горько, потому что ничего уже не будет. У Хои никого не нет, кроме Дону.
От дальнейших тяжелых раздумий его отвлек веселый голос Ухена.
- Ну что, простой человек, пошли, я нашел нам с тобой место на одном дирижабле.
Ухен был похож на того человека, напрашивающегося на хвалу. Весь его вид говорил: «Ну посмотрите, какой я молодец, похвалите меня, ну же». Вот только Ховон не собирался тешить чье-то самолюбие, лишь молча встает и вопросительно смотрит на Ухена. Тот дернул уголком губ, изображая ехидную ухмылку, словно такой реакции и ждал от мрачного человека, схватил Ховона за локоть и потянул куда-то в толпу.

«Андромеда» - исследовательский дирижабль, ее бока были выкрашены в вишнево-красный цвет и слегка блестели на солнце. А воздушный баллон каким-то умником стилизован под карту мира. Хоя с немым недоумением смотрел на пересекающиеся линии параллелей и меридиан. Они молча взбирались по трапу, и Ухен толкнул его локтем в бок.
- Это Лэй, - он кивнул на человека у штурвала. У того была немного темная, от ветра и солнца, кожа, туманный безразличный взгляд и сильные руки, скрытые рукавами кожаной куртки. – Он мой старый знакомый. Повезло, а?
Хоя закатил глаза. Похоже, пресловутый Лис был прав, говоря Зело, что Ухен в каждой бочке затычка.
Их каюта оказалась не слишком большой, но много и не надо. Они свалили вещи на кровати и отправились на палубу воздушного судна – смотреть, как будет отчаливать дирижабль, было намного интереснее, чем торчать в четырех стенах. Небо над ними уже было не такое яркое, и по пристани уже вовсю гулял ветер. Похоже, погода стремительно изменилась, но это никак не повлияло на работу команды: те все так же продолжали заниматься таинственными делами.
Когда небо почти полностью затянуло тучами, матросы, наконец, открепили стальные тросы, что держали воздушное судно над причалом. Дирижабль поднялся вверх, а мощные винты набрали обороты.
Ухен весело смотрел на Хою.
- Ну что, помчались.

Через час, когда работа двигателей стабилизировалась, направление скорректировали и ничего интересного больше не происходило, а команда тихо занималась своими делами, Ухен и Ховон возвратились в каюту. Незачем было больше торчать на холодном ветру, когда нет веселья и суматохи. По крайней мере, так считал Нам, Хое, в принципе, было все равно, но в тепле гораздо лучше, чем на холоде. Тем более, на проплывающие под ними темные равнины и густые леса он налюбовался вдоволь.
Они ужинали в тишине, и так же в тишине сидели примерно с час. Но потом, как ни странно, не выдержал человек.
- Скажи, а как ты познакомился с Дону?
Ухен фыркнул.
- О, это самая обычная история, ничего примечательного. Просто он друг знакомого моего знакомого. – Заметив ничего не выражающий взгляд человека, дракон вздохнул. – Просто как-то раз, брат моего эээ… человека, так, скажем, прибыл к нему в гости не один, а с большой компанией, среди которых был и знакомый тебе Зело, его бессмертный – Бан Енгук, и Дону. Так и познакомились. Сонгю, мой человек, тогда здорово орал на нас, мы по его саду носились, как угорелые. Правда Енгук потом схватил мелкого и надавал по тыковке, чтоб не шалил в гостях. А мы вот с Дону сдружились. Он вообще очень веселый, светлый, но наивный до ужаса.
Выражение лица Ухена стало чересчур мечтательным, он прикрыл глаза и улыбнулся одними уголками губ, совсем не такую улыбку видел весь день Хоя. И ему стало немного завидно – он совсем не знал Дону.
- Слушай, а почему все же ты не решился сам нас доставить к твоему знакомому темному магу?
Дракон мученически простонал, прикрыл ладонью глаза и, казалось, вот-вот будет готов биться головой о стену.
- О, Всемогущий Создатель, не могу я, просто не могу возить на спине не своего человека. Мне это физически неприятно, так скажем. Отвратительно. Невозможно. Понял?
После этого разговор неловко свернулся и большую часть времени они оба сидели молча. И только лишь когда пришло время готовиться ко сну, Хоя с едва заметным сарказмом заметил:
- Не думал, что такие существа, как вы, верите в Создателя.
- Мы, в отличие от вас, людей, не просто верим. Мы знаем, что он существовал, существует и будет существовать еще долго после нас.
Свет в каюте внезапно погас, и прекращение какого-либо движения со стороны Ухена говорило лишь о том, что продолжать дальнейшее общение с человеком тот не хотел. Хое лишь осталось удивленно смотреть в темноту.

Бессмертный ощущает под ногами пепел. Он не горит, но обжигает. Земля пылает и захлебывается огнем. Тела людей оплавляются под нестерпимым жаром, кожа лопается, и кости трещат, как сухой хворост. Он слышит крики женщин и детей и идет. Дону не может остановиться, не может хоть чем-то помочь. Впереди – что-то важное, то, без чего Дону не сможет жить, то, без чего он сам захлебнется огнем, как окружающая его земля. Ноги содраны в кровь и мясо. Адское пламя любовно лижет пятки. Дону торопится, он чувствует, что опаздывает. Он ощущает, как время в песочных часах его жизни падает со скоростью водопада, рушащего границы бытия.
Бессмертный падает на колени и разбивает их. Парень пытается поднять тело человека. Он важен. Дону это чувствует. Этот человек важнее всех других сгорающих в огне, настолько важен, что собственная душа Дону пред ним песчинка.
Человек стонет и захлебывается кровью. Его ноги перебиты. Ребра раздроблены в крошево, а часть легких превратилась в кашу. Глаза затуманены кровавой пеленой боли.
Дону шепчет. Дону укачивает в руках самое важное, что есть на этом свете.
Он снимает маску. Он отдирает ее от лица вместе с кожей. Маска, его грань, защищающая душу, еле поддается. Это чертовски больно, но человек важнее. Он соединяет собственные нити жизни с его, но они превращаются в золу и пепел. Тело на его руках хрипит и замолкает - рассыпается прахом, и в ладонях Дону только гладкий, безмолвный, мертвый череп.
Его маска, его душа идет сетью трещин и замирает в крике.
Дону охватывает темнота.
Он баюкает череп в руках, как младенца.
Его зовут Ли Ховон. Он должен помнить.

Ли Ховон проснулся резко, словно его окатили ледяной водой. Дышать оказалось трудно, словно он бежал всю ночь. Перевернувшись на бок, он старался проанализировать сон, но ничего не получилось. В этот раз парень запомнил больше, чем из предыдущего, но то, что осталось в памяти, ему совсем не нравилось. Там только боль, огонь и кровь. А этого в его недолгой жизни было и так достаточно.
В тесной каюте было тепло, даже душно, а снаружи дул холодный ветер, и тяжелые капли дождя колотили деревянную обшивку воздушного судна. Последнее, о чем думал Ховон, прежде чем снова провалиться в сон, это то, что он совсем не завидовал Лэю.
Ближе к обеду их разбудил мрачный, со следами бессонной трудной ночи на лице, Лэй. Он сообщил, что к месту их высадки «Андромеда» прибудет примерно через три часа, и желательно, чтобы они с Ухеном к этому времени были готовы. Сам же штурман извинился за то, что не сможет их проводить, так как будет спать всю следующую смену. Хоя поблагодарил Лэя вместо Ухена, который, толком-то, еще не проснулся, и ушел умываться. Предстоит непростой день.
Все три часа наполнились недовольным молчанием Нама. Хоя не совсем был уверен, что происходит, но старался лишний раз не тревожить того по пустякам. Оказалось, даже дракон мог быть слишком серьезен. Или же просто тот встал не с той ноги.
Когда один из младших матросов сообщил, что они прибыли на место, оба - и человек, и дракон - уже были собраны.
Место назначения оказалось не тем, что ожидал Ховон, – большое желтое поле, которое окружал лес. Хоя вопросительно посмотрел на дракона, но тот лишь поманил рукой, чтобы человек поторапливался и не задерживал команду «Андромеды».
Когда оба пассажира оказались на твердой земле, команда воздушного судна свернула веревочную лестницу, и дирижабль медленно, но верно ушел ввысь.
Хоя осмотрелся, но вокруг них было только поле некошеной уже жухлой травы и еще бесконечный зеленый лес.
- Пошли. – Ухен дернул его за рукав и, мельком взглянув на небо и отметив что-то для себя, направился к кромке леса. Человек решил ничего не спрашивать. По крайней мере, пока. Лес оказался очень старым, и присутствия в нем какой-либо цивилизации не наблюдалось. В родном лесу Хоя с утра до самого вечера можно было услышать голоса людей. То тут, то там попадались просеки, срубленные стволы и молодые деревца. А так же было много троп. Здесь же ничего такого не было. Лес дик и, по сути, опасен. Поэтому Ховон старался не отставать от Ухена ни на шаг. Он еще не до конца доверял дракону, но за неимением других вариантов приходилось мириться с тем, что есть.
Ноги, не привыкшие к долгим прогулкам по дикой местности, устали через час ходьбы, а дракон даже и не думал останавливаться. К концу второго часа Хоя загнанно дышал. Они совсем не бежали, нет, но это было даже хуже.
Когда темнота леса внезапно сменилась ослепляющим светом равнины и горной прохладой, Ли Ховон готов был падать от усталости. Его окружало море зеленой травы, и это то, что поразило в первый момент. Такой зеленой травы не должно было быть в это время года. А еще, на ней лежал снег. Они с Ухеном увязли по колено в траве, и идти оказалось неприятно, мокро, как по рисовому полю.
В доме, от которого веяло теплом, уютом и какой-то семейной теплотой, встречали их горячим чаем и сухими полотенцами.
Хозяин дома смотрел на него внимательно, изучающее, но не так, как дракон. Мягко, хитро, ласково. Его чай отдавал какими-то пряными травами и жженым сахаром. Он выдал ему и Ухену новую одежду. Но от того, как нежно, с какой заботой и печалью смотрел Нам в сторону хранителя древнего пути в горы, Хое нестерпимо хотелось закрыть глаза. У него возникало ощущение, будто бы он взглянул на что-то запрещенное, увидел обнаженную душу, а это – неправильно.
- Давно не появлялся, Нам Ухен. – Хозяин невесомо коснулся ладони дракона и снова разлил чай по чашкам. Он улыбался, но в его лисьих глазах не было улыбки.
- Ты же знаешь, я не могу долго оставаться на одном месте. Для меня это невозможно.
- Да, я знаю. Но, тем не менее… - человек вздохнул и обернулся к Хое, - Меня зовут Ким Сонгю, и я хранитель пути к Серым Странникам. Ты - Ли Ховон, и я знаю, зачем тебе нужно туда. Можешь не рассказывать.
Хоя удивленно глянул в хитрые глаза Сонгю, а Ухен лишь насмешливо фыркнул.
- Братец Чан уже успел побывать здесь? Не больно сильно, видимо, досталось от Енгука за то, что отпустил Чунхона неведомо куда.
Древний Лис довольно кивнул головой.
- Мой брат, Ким Химчан, Огненная Лисица, один из тех, благодаря кому ты путешествуешь сейчас с этим взбалмошным недоразумением по имени Нам Ухен.
- Эй… я бы попросил!
- И я надеюсь, что у тебя все получится. – Лис мягко пихнул Ухена локтем в бок, а тот лишь обиженно зашипел и уткнулся носом обратно в кружку с ароматным чаем.
- Почему? Почему вы все так стремитесь помочь мне? Разве это принято, у вас, те, кто наблюдает смерти людей по несколько веков, помогать такому жалкому существу, как мне?
Любой бы на месте Ховона просто молча с радостью принял помощь, не каждый же день преподносят вечную жизнь на белом блюде с голубой каемочкой. Но парень знал, что только в мышеловке бесплатный сыр, и Хоя был не из тех людей, что безоговорочно доверяли всем, кто протянет руку помощи. Он и Ухену не до конца верил, предпочитая быть настороже. А тут нарисовался неизвестный, не менее опасный, древний, хитрый, умный лис. И он надеялся на счастье Ховона.
- А разве я не должен помогать другу? – Сонгю искренне удивился. – Ты пойми, это все не только ради тебя, в основном, мы помогаем тебе ради Дону. Ты этого не понял? Не накручивай себя, не нужно много думать, это будет тебе только мешать идти вперед.
На этих словах дракон подавился чаем и начал кашлять. Сонгю как-то странно, словно бы предупреждающе прищурил глаза, из-за чего кажется, что он не лиса вовсе, а змей. Ухен продолжил отфыркиваться, и Хое показалось, что за кашлем дракон скрыл смех.
- В общем, думаю, ты понял, что предавать тебя, а уж тем более пытаться убить, мы не собираемся. – Сонгю замолк и как-то странно, словно сверяя время, посмотрел в сторону заходящего солнца. Хое стало нестерпимо стыдно, ему казалось, что он обманул друзей, – Вы с Ухеном должны пройти северные врата тогда, когда солнце окажется между двумя пиками. Не успеете – вам не найти дорогу в Сумеречный город, но и не попасть обратно. Вы застрянете в горах, и неизвестно, что с вами случится.
- Сонгю, - стон Ухена был похож на стон человека, которому постоянно приходится мириться с занудством другого. – А нельзя без этих правил, покрытых пылью древности?
- Нет. Тебя, да и вообще прочих духов и демонов, я пропускаю по другой тропе, но, Ховон, каким бы бессмертным не являлся, все равно остается человеком, и путь его лежит только тропой людей. Ты лишь можешь помочь ему в этом.
В лисе проснулась некая строгость, даже жестокость. И Хоя понял, что того не согнуть, не сдвинуть с места. А еще он осознал, что Сонгю не решиться перечить даже Нам Ухен.
- Так мы не останемся здесь? – Хоя перевел взгляд с одного на другого.
- Нет, прости, но я не могу пренебречь правилами, что соблюдаются здесь веками. Так что вам придется отправиться буквально через пару часов. А пока, отдыхайте, набирайтесь сил.
Сонгю встал, сделал легкий поклон и отнес поднос с чаем и чашками вглубь дома. Он ступал настолько легко, что можно было подумать, будто он совсем ничего не весит. Ухен резко схватил человека за руку, отрывисто кивнул и сорвался с места за лисом, оставляя Ховона одного. Тот не винил ни Кима, ни Нама ни в чем. Если учесть, что последняя встреча этих двоих была многие месяцы назад, а теперь, неизвестно когда случится снова, то следовало ожидать, что они попробуют взять от этих двух часов по максимуму.
Он не следовал за ними в дом, предпочитая прогулку по тихому саду. Свежий воздух успокаивал и не давал сорваться в бесполезные метания. Это ничего не дало бы, только сделало хуже.
Сонгю был прав – он слишком много думал.
Ховон, пока прогуливался по саду, окружающему дом лиса, пытался распознать некоторые деревья. Ему удалось определить сливу и жасмин, а так же яблоню и персик. Но некоторые из растений ему были незнакомы, и он с удивлением вдыхал их сладкий, по-осеннему теплый аромат.
Когда он подошел к озеру, успев заметить, что от воды не пахнет ни чем – ни тиной, ни какими либо другими водными растениями, что солнце уже почти зашло за один из пиков.
От воды веяло морозом, а в глубине сияли звезды и луна. Хоя поднял голову и отметил, что на самом небе вечерних светил еще не наблюдалось. Он уже почти касался воды ладонями, когда его в две руки оттащили за пояс одежды.
- Не приближайся к нему, а то пропадешь. – Ухен странно прохрипел, словно бы ему залпом пришлось хлестать ледяную воду.
- Прости, что не предупредили, но лучше к этим водам лишний раз не приближаться, они опасны. – Сонгю смущенно отвел взгляд и, наконец, отнял руки от одежды человека. – Думаю, вам пора.
- Вам бы по колокольчику на шею повесить, а то ходите так тихо, что сердечный приступ заработать недолго.
Сонгю заливисто рассмеялся, а Ухен с наглой усмешкой хлопнул человека по плечу и протянул ему сумку.
- Пошли, герой.

Осенью, когда трава уже пожелтела, а листья в деревьях приобрели благородный золотистый оттенок, дракон и человек ушли из дома, что стоял на пути в страну Серых Стражей. Они ушли, не оборачиваясь, по неширокой тропе в горы, прямо туда, где между двух хребтов, похожих на позвонки, горело закатное солнце. Снежный лис, сидя на пороге дома, зажег курильницу и задумчиво посмотрел вслед путникам. В открытом окне ветер играл с металлическими звонкими трубками.

Они снова шли, почти бежали. Местность менялась на удивление быстро. Лес, что стоял впереди, оказался вовсе не лесом, а чередой тонких деревьев, позади них виднелись лишь голые скалы с редкой травой. Тропинка извивалась вглубь в горы все выше и выше. Ухен то и дело обеспокоенно оглядывался на него, и Ховону начинало казаться, что они не успеют. Вокруг стояла неестественная тишина, и это пугало больше всего. Спокойнее бы было среди обычных звуков живой природы. Но нет - здесь даже не было слышно журчания воды или дыхания скал. Только лишь шуршание камней под ногами путников. Когда они зашли настолько глубоко в горы, что знакомых двух хребтов почти не было видно, а солнце еле-еле освещало тропу, Ухен сорвался на полноценный бег. Они почти добежали до перевала. Ховон увидел грандиозную арку, словно бы кем-то выбитую в скале, через нее проходил свет красного солнца, а что за ней – не видно.
Черная тень камнем упала с ближайшей скалы прямо на спину человека, раздирая черными крючьями спину. От неожиданности Ховон не почувствовал даже боли, он не издал ни звука, когда как Ухен закричал, вцепился руками в черную тварь и рывком отбросил ее со спины Хои. Тому казалось, что вместе с тварью ему вырвали кусок плоти.
Зверюга с мордой гиены и телом летучей мыши, а на крыльях красовались зазубренные крючья. Она щерилась на людей мелкими острыми зубами, в ее черных глазах плескалась жажда крови и ярость. Из пасти издавалось не то шипение, не то скрип, и тварь вновь бросилась на путников. Ухен снес ей голову длинным ножом. В ответ на предсмертный вопль, в скалах эхом разнесся визг, по крайней мере, сотни таких же уродцев.
- Вали отсюда, - заорал ему Ухен, - Кому сказал, беги к арке.
- Я тебя не брошу, какого черта!
Нам совсем не по человечески зарычал и отбросил к каменной гряде вторую тварь, бросившуюся откуда-то сверху, еще трое таких же вылетели откуда-то слева.
- Ты только мешаться будешь, идиота кусок. Бегом!
Одна из зверюг впилась зубами-иглами в плечо дракона, тот раздраженно сзастонал и с разбега налетел боком на ближайший камень. Тварь мертвым грузом осела на землю.
Хоя еще с полсекунды сомневался в правильности побега, но потом, все же, рывком, словно прыгая пропасть, направился в сторону арки. Солнце почти скрылось, но слепить глаза не перестало. Сзади раздался вопль, полный боли. Ховон обернулся, и его тут же снесло ударной волной. Прежде чем влететь спиной в долгожданный проем каменного сооружения и отключиться, человек увидел исполинского черно-зеленого дракона.

Вокруг озера множество деревьев, но все они сухие, с черных веток облетают бурые листья. В воздухе пахнет гнилью и сладостью. Дону чувствует, что он был раньше здесь, когда-то. Он точно знает это место. Но оно не то, что раньше. Потому что в его памяти хранится тепло и смех, сейчас же сад напоминает кладбище.
От озера исходит холод, хотя оно не затянуто льдом. Его воды спокойны. А в глубине клубится тьма, как будто кто-то пролил чернила. Дону идет по серому песку и пытается вспомнить, кому же мог принадлежать этот сад, бессмертный настолько погружен в себя, что не замечает, как врезается в кого-то. Он отрывает взгляд от песка и пораженно замирает. Перед ним человек. А людей здесь точно не должно быть. У человека жесткие на вид каштановые волосы, теплые карие глаза и странная улыбка – лишь уголками губ. Человек кутается в черный плащ и улыбается Дону, как старому знакомому.
Вокруг стоит поздняя осень, и очень, нестерпимо холодно. А человек, кажется, очень теплый.
Дону прижимается к нему всем телом и чувствует, как его закутывают в черное одеяние. Ему становится чуточку легче. Он поднимает лицо и смотрит в теплые глаза. А потом чувствует чужие губы на своих губах. И словно примерзает к месту. Что-то не так. Это совсем не то. Это не тот человек. Его губы совсем холодные, словно высечены из глыбы льда. Дону вырывается, он толкает человека в грудь и резко выдыхает – перед ним совсем иное существо. Черные, словно два провала глаза, такие же черные волосы и бледная, словно пергамент, кожа. Дону делает шаг назад. Потом еще один, а потом проваливается в ледяную пустоту. Он барахтается и пытается выплыть, а темные глаза с равнодушием следят за ним. Он хватается за воду, и она распадается на тысячи мелких шариков. Это ртуть, понимает он. Теперь понятно, почему озеро было настолько зеркально чистым.
Его тело медленно опускается на дно, туда, где клубится тьма. Он теряет сознание. На поверхности что-то мелькает алым.

Хоя встал рывком и закричал от боли в спине – в длинные глубокие царапины от крючьев забились мелкие камни и песок. Он перевернулся на живот и встал, чуть пошатываясь, словно новорожденный теленок. Позади него каменная арка, а значит, все-таки удалось перебраться на другую сторону. Ховон огляделся и заметил совсем рядом с каменной громадой тело Ухена. Он подобрался к нему настолько быстро, насколько позволяли собственные раны. Дракон выглядел ужасно: все лицо в царапинах, одежда свисла клочьями, а еще он был весь в крови и хрипло дышал, но все же остался в сознании – из-под опухших век мутно блестели глаза.
- Иди… тут, тут недалеко совсем. Спросишь… спросишь, где живет Ким Менсу… он тот, кто нужен.
- Послушай, ты, дракон недоделанный, - Хоя сжал зубы от боли и прорычал, закидывая Ухена к себе на плечи, - я тебе жизнью обязан, и чтоб я тебя раненого бросил тут, когда неизвестно какая еще тварь выползет из-за угла – да ни за что. Так что просто прими помощь и помалкивай.
Он шел медленно, еле переставляя ноги, спина горела огнем, а на его руках истекал кровью Нам Ухен, и человек молился неведомому Создателю, чтобы благополучно дойти до города и не рухнуть без чувств посреди дороги.
Дорога разрасталась вширь, а скалы расступались. Город словно врос в скалы, его окутал черный дым, а сами постройки горели красными огнями, то тут, то там в темноте блестели линии металлических канатов. Все вокруг даже в наступившем ночном сумраке жило и шумело. Серые Странники не переставали трудиться даже в оковах ночи.
Внутри он был таким же, как и снаружи – суровым, словно самостоятельно выросшим из камня. Дерева, как материала для построек почти не было. Улицы представляли совсем не то, что могло бы нарисоваться в сознании. Одни винтовые башни, уходящие вглубь горы, соединенные между собой либо мостами, либо канатной дорогой. Люди, одетые в жесткую одежду то ли из парусины, то ли из мешковины, укатанные в темные хламиды, либо в кожаные куртки, деловито, ни на кого не обращая внимания, сновали по узеньким улочкам. Прежде чем узнать адрес Менсу, Хое пришлось опросить как минимум десяток прохожих, пока ему не повезло на одном мальчишке, который за пару медных монет указал на одну из винтовых башен. Нижний уровень. Там жил чернокнижник.
Хоя уже ничего не видел от боли и усталости, когда стучал в железную кованую дверь. На третий стук она распахнулась. В глаза ударил желтый свет, и, счастливо улыбаясь, Ли Ховон завалился на бок.

@темы: Strong Heart - 2013, band: exo, band: b.a.p., band: infinite

---

Utopia

[Однохвостая]

Название: Utopia
Автор фика:  Однохвостая
Коллажист:  solnce.alex
Фэндом: DBSK
Основной пейринг: ЮнДже
Категория: слэш
Жанры: экшн, AU, дедфик
Рейтинг: PG-13
Музыка: TVXQ! - Humanoids
Саммари: Разорванное на части витое пространство - это наше будущее. Мы гуманоиды и выше всех.
Размер: 11890 слов

Черноволосый парень, совсем еще подросток, бежал по узкому переулку, практически задыхаясь от нехватки кислорода в легких, но упорно не сбавляя скорости и даже не пытаясь скрыться. Он знал, что его в любом случае найдут. Если не сейчас, то чуть позже. В принципе, ему не важно когда. Важно только то, что они не смогут его убить. А шанс сбежать во второй раз ему уже может и не выпасть, и тогда тысячелетия уготовленной ему жизни превратятся в жалкое воспоминание и бесконечные секунды сожаления о том, чего он уже никогда не сможет достичь.
От таких размышлений парня передернуло, и он еще быстрее рванул вперед, из последних сил заставляя протестующий организм подчиниться.
Перед глазами кроваво-красной пеленой ползло отчаяние, что брало свое начало в разрывающихся без воздуха легких. На нормальный вздох времени не было. Как и не было его на то, чтобы посмотреть по сторонам. Только вперед, не размениваясь ни на какие мелочи.
Перепрыгивая через очередную кучу мусора, парень вылетает на оживленный проспект. Визг тормозов сразу же встряхивает организм, и новая доза адреналина выплескивается в кровь. Мозг просчитывает траекторию за траекторией, пытаясь вычислить наиболее безопасный маршрут. Резкий рывок вперед, три жалких полупрыжка, и мир пошатнулся, а резкая боль не сразу добралась до мозга.
Парень лежал на асфальте, практически под колесами автомобиля, и все никак не мог понять, что случилось.
- Эй! ЭЙ! Ты в порядке?
Сначала голос, потом лицо, после чего картинка снова обрела четкость и пространственно-временное расположение в настоящем парня.
Не обращая внимания на перепуганного водителя, Хиро резко развернулся, даже не пытаясь встать и сосредоточился на том переулке, из которого только что выскочил. Ему нужно много сил, но как раз их сейчас практически и нет.
- Телефон.
- Что? - водитель растерянно осматривает парнишку, которого чуть не сбил минутой ранее, еле успев затормозить. И теперь он просит... Телефон?
- Быстрее! Твой телефон! Дай мне!
Мужчина, удивленно хлопая глазами. Медленно тянется к карману брюк, в котором всегда носит мобильник. «Слишком медленно!» - орет внутренний голос Хиро, и парень в панике оборачивается на переулок. Он уже чует близкое присутствие ищеек, от которых до этого с таким трудом оторвался.
- Ну же!
Плевав на реакцию водителя, парень накрыл своей ладонью мобильник прямо так, пока он в кармане.
Прямое прикосновение не обязательно.
Под пальцами так маняще, будто чье-то маленькое сердечко, стучала электрическая энергия. То самое, что нужно ему, чтобы не сгореть дотла.
- Потом отвезешь меня домой. Адрес в кармане, - пробормотал парень, резко отворачиваясь от выбитого из колеи такими действиями мужчины, и вскинул руки, шустро перебирая пальцами, будто бы какую-то невидимую стену из конструктора выстраивал или кольчугу выплетал.
Мужчина не обращал уже никакого внимания на причудливого парня, когда тот чуть ли не на глазах начал бледнеть, а из носа тонкой струйкой потекла ярко-алая капля крови. А за ней еще одна. И еще...
Парнишка плавно осел на землю, видимо, держась из последних сил, все еще укладывая «кирпичики» непослушными пальцами, но сил у него это действие с каждым разом забирало все больше и больше, пока он снова не упал на асфальт с закатившимися глазами и практически без пульса.
Мужчина не знал, что делать. Он в панике, действительно в панике, потому что если парень умер, вряд ли кто-то будет разбираться, от чего именно он коньки отбросил. Упекут за решетку и не поморщатся...
И когда он уже практически осмелился скрыться с места преступления, оставив этого парнишку лежать прямо на дороге, его внимание привлек странный шум: кто-то орал благим матом, матеря какого-то идиота на все лады. Мужчина не выдержал и обернулся, после чего уже без раздумий подхватил паренька на руки, положил на заднее сиденье и постарался как можно быстрее оказаться где угодно, но только не рядом с этим местом.
Дело в том, что там, в переулке, стояли четверо и никак не могли прорваться наружу. Будто их что-то сзади держало. «Или же они наткнулись на стену...» Мужчина поневоле вспомнил странные движения парня.
Уже в дороге он проверил мобильник на наличие входящих сообщений, но тот оказался разряженным в ноль. Хотя мужчина мог поклясться, что только утром батарея была полная, потому что телефон простоял на подзарядке всю ночь.
«Что же это такое?»

Сознание возвращалось медленно, будто бы нехотя и оттого рывками.
Парень застонал, постепенно приходя в себя, но слабо, в общем-то, понимая, где он вообще находится.
- Очнулся?
Чужой голос заставил вздрогнуть и резко разлепить будто бы свинцовые веки. Боже, сколько же энергии он потерял?!
Парень мутноватым взглядом осматривал того человека, который сначала его чуть не убил, а потом, видимо спас.
- Я Юнхо, - представился водитель с легким кивком и снова перевел взгляд на дорогу.
Имя его парень мимо ушей не пропустил, хотя имел на это все шансы, так как полностью погрузился в анализ состояния собственного тела и энергетического запаса в придачу. И то, и другое находилось в явно плачевном состоянии, а это значило, что либо Хиро срочно подзаряжается, либо... Да, в принципе, ничего страшного не случится, смертельного - тем более. Но вот чувствовать он себя будет, конечно, хуже, чем просто хреново.
- А как тебя зовут? - снова нарушил тишину на этот раз уже не просто водитель, а Юнхо. Парнишка вздрогнул и посмотрел на мужчину чуть расширенными от удивления большими глубокими черными глазами.
- Джеджун. К-ким Джеджун, - как-то слишком нервно и быстро представился парень, отрывисто полукивнув-полупоклонившись. - Юнхо-ши, остановите, пожалуйста, здесь.
Ничего не понимая, мужчина надавил на тормоз, сбрасывая скорость и паркуясь на обочине абсолютно пустой в это время дороги, что вела к тому частному сектору, где пару лет назад Юнхо прикупил себе замечательный особнячок.
- Спасибо, - это парень пробормотал почти неслышно, уже выскакивая из машины.
Однако Юнхо не был бы собой, если бы позволил человеку, который еще десять минут назад лежал в глубоком обмороке, вот так вот расхаживать в одиночку по местности, весьма далекой, что от города, что от домов частного сектора.
Поэтому мужчина, стараясь производить как можно меньше шума, неспешно направился за пошатывающимся парнем, не совсем понимая, правда, куда тот идет: впереди была только линия высоковольтных передач, но вряд ли парень настолько пострадал, что не может теперь отличить здоровенную металлическую хрень с проводами от какого-нибудь дерева или наблюдательной вышки.
Нет, Юнхо, конечно, догадывался, что с парнем не все так просто еще после того происшествия с переулком, но он даже не мог предположить в тот момент, что увидит нечто подобное в итоге.

Хиро действительно шел к линии высоковольтных передач, еще издали заприметив провода. Идеальный для него вариант.
Его шатало от слабости, но если он не сделает этого сейчас, то еще на очень долгое время останется беспомощным, как тот новорожденный котенок. А это совсем не смешно, особенно тогда, когда на него объявлена полноценная охота.
- Твою ж мать, Ким Джеджун, ну же! Ты ж не только что вылупившийся птенец! - бормотал парень себе под нос, упорно, шаг за шагом, продвигаясь к намеченной цели.
Когда пальцы, наконец, смогли коснуться холодного в столь позднее время суток металла, с искусанных пухлых губ парня сорвался чуть ли не стон наслаждения. «Осталось совсем немного!» - мысленно подбодрил он себя и сознанием потянулся к току, что сейчас бежал по проводам. Обычно это практически не требовало никаких усилий, но за все годы своей жизни Джеджун еще никогда настолько сильно не истощал собственный организм, так что теперь ему казалось, что в обморок он упадет еще до того, как столь желанная энергия вольется в его тело.
Но все же нет, еще раз позорно лишиться сознания от слабости Джеджуну было не суждено, потому что именно в этот момент где-то наверху послышался звон керамических изоляторов, которые в этот самый момент брызнули осколками, освобождая путь электричеству.

Юнхо вскрикнул, когда увидел, как разлетается керамика наверху, и уже было бросился к Джеджуну, который чуть ли не обнимал железную опору, но именно в этот момент парня ударило током, и мужчина понял, что теперь отсюда лучше бежать, чтобы его еще не засудили, не дай Бог, за убийство. Однако ноги, казалось, приросли к земле и никуда не отпускали, в то время как по телу парня проходил разряд за разрядом, а Юнхо, может, и хотел что-то сделать, но был не в состоянии пошевелиться, наблюдая за этой ужасающей картиной.
Прошло еще минут десять (а для мужчины целая вечность и промелькнувшая перед глазами почему-то своя жизнь), когда Джеджуна, наконец, перестало бить током, и парень, пересыщенный энергией так, что, казалось, сам скоро заискрит, медленно осел на землю. Юнхо же видел картину немного по-другому, и уже вытащил мобильник из кармана, бросаясь к Киму, чтобы хоть скорую вызвать, совершенно забывая при этом, что его телефон успел где-то разрядиться
Каково же было его удивление, когда уже похороненный им мысленно парень внезапно открыл глаза, которые теперь были ни разу не карими, а серебристо-голубыми с холодными искрами где-то на самом дне зрачков...
- Ты в порядке? - испуганно почему-то прошептал мужчина, разглядывая того, кто уже, вообще-то, точно должен был быть мертвым, но по какой-то прихоти судьбы все еще прибывал в мире живых.
В ответ на заданный вопрос парень лишь кивнул и попытался подняться, недоверчиво посматривая на Юнхо своими все еще запредельными глазами, но мужчина не мог не отметить, что постепенно и холодная серебристая синева, что будто бы светилась, и искры начали тускнеть, исчезая. Такое ощущение, что парень их в себя просто-напросто впитал. Когда Джеджуна снова зашатало, на этот раз от перенасыщенности (но мужчина-то этого не знал), Юнхо чуть ли не опрометью бросился подхватывать юношу, не слушая его слабых мычащих протестов.
Снова усадив парня в свою машину и пристегнув его ремнем, водитель в очередной раз завел машину и теперь поспешил побыстрее набрать скорость и оказаться у себя дома вместе с этим странноватым парнишкой. В конце концов, Юнхо собрался выпытать у этого непонятного Джеджуна всё. Даже то, чем парень делиться намерен не был...

Когда машина тихо прошуршала шинами по гравию, подъезжая к дому, Джеджун вынырнул из той дремы, в которой до этого прибывал, погрузившись в сытый здоровый сон минут через пять после того, как Юнхо решил его увезти подальше от высоковольтной линии электропередач. «Подальше - это, видимо, к себе домой», - мысленно заключил Джеджун, однако вслух ничего не сказал. К тому же парень очень хотел в душ и верил в то, что Юнхо не позволит ему долго пребывать в его доме в том состоянии, в котором он был сейчас: потный, весь в какой-то грязи, да еще и хорошенько повалявшийся в траве после подзарядки.
- Проходи. Чувствуй себя, как дома, - буркнул хозяин, оставив гостя в прихожей, чтобы загнать машину в подземный гараж.
- Как дома, ага, - скептически сам себе заметил парень, потому что дома у него, как такового, и не было никогда. Временное убежище - тот максимум, на который периодически расщедривалась его жизнь. Да и то с такими временными каморками всегда было больше мороки, чем реального толка. Те, кто хотел его найти, находили всегда. Даже если он нигде и никогда не светился.
Единственное, что сейчас смог позволить себе Джеджун - выкупить пентхаус своей мечты прямо в одной из высоток в центре Сеула. Правда, оформлен тот был на абсолютно левого человека, чтобы ищейки не вышли на этот его след, пусть они его все равно нашли позже, но его дом теперь только его дом.
Место, в которое можно возвращаться - это было своеобразной мечтой Джеджуна вот уже многие годы. А сейчас до ее воплощения в реальность осталось всего ничего - пара-тройка дней, за которые обещали закончить ремонт. И все.
- Ты даже не разулся, что ли? - голос Юнхо буквально выдернул Джеджуна из размышлений и сладких мечтаний о своем таком прекрасном недалеком будущем, не просто вернув, а прямо-таки со всего размаха окунув в далеко не самую приятную реальность. По-дружески хлопнув парня по плечу, мужчина стянул собственные ботинки, наступив сначала на одну пятку, потом на другую, и прошел в дом, жестом приглашая слегка оторопевшего Хиро следовать за ним.
Парень вздрогнул от прикосновения, но грязные кеды непослушными пальцами все же расшнуровал, хотя гораздо проще было бы не аккуратно развязывать шнурки, а сорвать их с ног и выкинуть к чертовой матери это уродливое старье. Но Джеджун прекрасно понимал, что каким бы старьем они не были и какие бы лохмотья на нем не болтались (а измочаленную майку и такие же джинсы никто в здравом уме не смог бы назвать новыми), одеть ему больше нечего, а от Юнхо еще нужно будет в чем-то уйти. Или убежать, что более вероятно.
- Душ пока прими!
Дже снова вздрогнул и даже отшатнулся от дверного проема, будто бы ему оттуда только что по лицу мокрой тряпкой прилетело.
Парень не раз за свою жизнь бывал в таких ситуациях. Даже под слоем грязи все равно было видно, что мордашкой Джеджун как раз таки вышел, а вот удачливостью похвастаться не мог. Так что Хиро не просто остерегался, он вполне обоснованно не испытывал никакого кайфа от того, что бывает после того как молодой красивый холостой (Ким просто не нашел ни одной женской пары туфель в прихожей) и, главное, богатый мужчина подбирает его на улице, привозит к себе, сам уходит на кухню, а «гостя» отправляет в душ отмыться. О да, о таком он знал действительно не понаслышке.
Но, в то же время, ходить грязным у чистоплотного Джеджуна сил уже больше никаких не было. Поэтому душ все же перевесил желание остаться в целости и сохранности. В конце концов, с ним грязным все равно ничего не сделают, а убежать можно и после водных процедур.
- Только бы знать, где он... - пробормотал парень, осторожно заглядывая в первую комнату, которая была, видимо, гостиной, совмещенной со столовой. А, может, и просто столовой.
- Сюда, - прокричал Юнхо откуда-то из коридора, надеясь на то, что Джеджун все же найдет его по голосу и ему не придется возвращаться за гостем.
- А полотенце?
Мужчина вздрогнул от того, насколько неожиданно быстро парень до него добрался, но больше ничем не выдал своего волнения по этому поводу.
- Я принесу, не беспокойся.
И раньше, чем Джеджун успел хоть слово вымолвить по поводу того, что терпеть не может, когда кто-то мешает ему принимать водные процедуры, Юнхо чуть ли не испарился из коридора в сторону гостевой спальни, где в шкафу всегда хранилось несколько свежих полотенец, халатов и комплектов постельного белья. Мало ли что...

- Эй! Ты где?
Отмывшийся Джеджун выскользнул из душа, про себя благодаря Юнхо за то, что он не стал вламываться, чтобы отдать полотенце и халат лично в руки купающемуся, а оставил все на полу. Только вот сейчас отсутствие ответа на простой и вполне очевидный вопрос парня начинало настораживать. Вряд ли Юнхо за те полчаса, что Дже провел в душе, смывая грязь с тела и волос, успел уснуть или просто куда-то уехать. Со стороны Чона это было бы просто высшим проявлением глупости - оставить незнакомого человека в своем далеко не бомжацком жилище.
- Юнхо? - Хиро озадаченно огляделся по сторонам, не очень-то понимая, куда делся хозяин.
В коридоре было темно. Не настолько, чтобы прямо казалось, что глаза остались в какой-то параллельной вселенной, но все же очертания дверей парень едва различал. Ион не видел полоски света ни под одной из них...
- Юн?
По самым кончикам пальцев настороженного парня скользнули первые голубоватые искры раздражения напополам со страхом. Неужто снова ловушка?
- Юнхо..?
Босые ноги неслышно ступали по прохладному паркету.
Джеджун крался так, будто бы за каждым поворотом, за каждой дверью его мог поджидать даже не один монстр, а десяток таких милых зверушек, готовых его разорвать в любое мгновение. Только посверкивающие на коже ладони хаотично перемещающиеся искры выдавали всю нервозность парня.
Одна из искорок, оторвавшись от ладони, вмяла вверх, подлетев к пухлым губам парня, и замерла в воздухе, будто бы ожидая команды.
- Лети вперед, крошка.
Его шепот был едва слышим, больше просто выдох, чем действительно попытка сказать что-то.
Но крошечный огонек все понял и опрометью рванул вперед, в темноту коридора, подсвечивая стены мертвенно-белым. Вспышка на секунду осветила сосредоточенное лицо, кажущееся абсолютно белым и каким-то немножечко нереальным. А если бы внимательный наблюдатель в этот момент присмотрелся бы к парню, то заметил бы, что абсолютно черные глаза без какого-либо намека на белок - это не игра его воображения, а самая настоящая реальность.
- Значит, кухня... - прошептал парень и неуверенно двинулся вперед, в ту самую сторону, куда несколькими секундами ранее скользнула искра.

На кухне горел свет.
Пожалуй, сейчас это была единственная освещенная комната во всем немаленьком доме Юнхо.
И этот факт нереально сильно напрягал Джеджуна.
Он не любил таких вот освещенных помещений, особенно, когда не знал, кто или что уничтожило его искру еще на подлете.
А еще Джеджун уже начал жалеть, что не додумался одеть что-нибудь на ноги. Босиком, конечно, было более комфортно, но его шаги очень сложно было назвать беззвучными. Тихими - да. Но в той мертвой тишине, что будто бы расползлась по дому, даже минимальный шорох казался почти раскатом грома, а он тут босиком по полу шлепает. «Молодец, Дже, ты сама беспалевность!» - поздравил сам себя парень, но все же двинулся вперед, останавливаясь в следующий раз только за несколько сантиметров от той линии, за которой его уже можно было бы увидеть, благодаря свету из кухни.
Парень моргнул пару раз, давая глазам привыкнуть к ярким лампам дневного освещения, пытаясь рассмотреть, на кухне ли Юнхо или все же нет. Потому что самое главное искра ему показать как раз таки и не успела, что настораживало еще больше: он так и не увидел, кто или что отбрасывало тень на кухонный пол.
Нет, сейчас на недостаток энергии он жаловаться не собирается, так что от кого не отобьется, от тех убежит, но вот предчувствие одной большой задницы в недалеком будущем... Оно никуда уходить не собиралось, несмотря на все самовнушение парня.
Дже осторожно подался чуть вперед, напрягаясь каждым мускулом, напоминая сейчас поджарую борзую, готовую в любой момент сорваться с места. Парень был не просто сосредоточен, он был на пределе, как перетянутая струна, которая рвется с глухим звуком от любого прикосновения.
Шаг вперед, еще шажочек, совсем небольшой, чтобы хоть краем глаза увидеть, что да, на кухне действительно Юнхо...
- Не двигайся.
Ледяной голос обжигает не хуже упирающегося в затылок серебряного дула. Сердце почти не бьется. Не от страха нет, просто выжидает, когда же до мозга дойдет, кто именно сейчас угрожает Джеджуну оружием, чтобы сразу после сорваться в немыслимый галоп.
- На кухню.
А мозг лихорадочно анализировал, есть ли хоть какой-то шанс сбежать, пусть и в халате, пусть и в ночь, которая на улице. Да и плевать даже на то, что холодно - серебро аргумент более чем серьезный.
- И даже не думай дернуться в сторону, иначе свои мозги на стене увидишь.
Хиро оставалось только скрипеть зубами, но молча повиноваться.
Пол на кухне оказался ледяным, практически таким же, как голос Чона и его оружие. Джеджун никогда не любил таких низких температур, зато знал человека, который бы точно оценил этот холод.
- Руки за спину.
А еще Джеджун очень не любил вот так вот просто исполнять чужие требования. Если бы не оружие у затылка, да и на него, собственно, практически плевать было бы, знай парень, что в обойме самые обыкновенные металлические пули, то свои мозги на стене увидел бы как раз таки Юнхо. Но тот, кто даже не простым пистолетом угрожал наверняка ведь догадался использовать серебряные пули. И именно это было причиной того, что Джеджун послушно завел руки за спину, чтобы в следующий момент ощутить на коже запястий прохладное и одновременно нестерпимо жгущее прикосновение наручников. Не серебро, просто напыление. Но от этого как-то не намного лучше.
- А теперь сядь. - В этот раз Чон не остался за спиной Дже, чуть ли не силой усадив того за стол, а обошел его и сел напротив. Теперь дуло револьвера упиралось практически в лоб парню. Не сказать, что Джеджуна очень сильно нервировала сложившаяся ситуация, но напрягала она его знатно. - И можешь начинать рассказывать.
«А он изменился», - про себя отметил парень, рассматривая сидящего напротив мужчину. Из карих глаз человека пропали искры заинтересованности и флирта. Там осталась только пустота, которая так прекрасно гармонировала с отчужденным выражением его довольно-таки красивого лица.
И все же Дже не мог не заметить, что именно этот человек за многие годы стал тем, кого ему захотелось обратить. С первого взгляда.
И пусть Хиро теперь не нравилась эта мысль, более того, она ему даже претила, но он ничего не мог поделать со своими ощущениями, которые буквально кричали о том, что подходящий экземпляр сидит чуть ли не в метре от него самого.
Но даже несмотря на вопящие чувства, Джеджун принципиально молчал, не собираясь вот прямо так легко выкладывать всю правду о себе. Не то чтобы он боялся рассказать кому-то свою автобиографию, просто такое эксклюзивное право еще заслужить надо было.
Но все же этот человек притягивал Джеджуна, не позволяя даже взгляда от него отвести.
- Спрашивай.

Юнхо сидел и смотрел на своего так внезапно нарисовавшегося гостя, который на самом-то деле был просто невероятной удачей. Кто бы знал, что судьба вот так вот просто возьмет и подкинет ему последнюю мишень.
В свои тридцать восемь Чон Юнхо мог похвастаться многим, но самым главным - вряд ли.
Дело в том, что он был Охотником. Не тем, что в лесу зверушек подстреливают, нет. Не охотился он и на людей - уничтожать себе подобных он собирался меньше всего. Нет, Чон Юнхо был таким же особенным, как и его цели. За каждого убитого правительство платило ему очень немаленькую сумму. Проблема была в том, что жертвы жертвами быть абсолютно не собирались, поэтому мало кто задерживался на этой должности дольше чем на одного убитого. Обычно в процессе убийства Охотники получали ранения, несовместимые с долгой и счастливой жизнью. Да и вообще с жизнью, если уж на то пошло, так что правительство здорово экономило, потому что мертвым деньги уже и ни к чему, а оплата только по факту выполнения задания.
За почти двадцать лет своей работы Юнхо убил уже троих и этот паренек напротив скоро станет четвертым, после чего ему, скорее всего, придется спешно уезжать куда-нибудь очень далеко, туда, куда руки Корейского правительства не дотянутся. А в том, что за ним обязательно начнется охота, Юнхо был более чем уверен - слишком уж большой куш он умудрился отхватить, так что просто так и на все четыре стороны его отпустят ой вряд ли.
Рука мужчины немного устала - все-таки пистолет был довольно тяжелой игрушкой, но по-другому с такими существами, как сидящий напротив парень, было никак. Правительство когда-то назвало существ, подобных Джеджуну, Иными и создало специальный отряд для их выслеживания и уничтожения. Видимо, испугались той угрозы, которую несли с собой совсем еще молодые юноши и девушки. Внешне молодые, как потом поняли Охотники. И все же убивать этих существ было невероятно сложно, потому что...
- Твоя способность.
Джеджун лишь хмыкнул на этот не-вопрос, чуть издевательски изогнул брови, прищурил свои невероятно красивые глаза и с улыбкой победителя ответил:
- Электричество. Молнии там всякие, поля энергетические.
Глаза Юнхо едва заметно увеличились от удивления, но больше ничем он своего состояния не выдал, втайне порадовавшись, тем не менее, что парень почему-то предпочел не сопротивляться. С такой покорностью мужчина, на самом-то деле, сталкивался впервые, но не собирался объяснять Иному, что тому положено убегать и по ходу дела пытаться размазать Охотника тонким слоем по ближайшей более-менее твердой поверхности.
И все же да, их сложно было уничтожить именно поэтому: их сверхспособности. У каждого разные, Юнхо еще ни разу не слышал, чтобы они повторялись, но каждый раз невероятно сильные. А еще Иные были нестареющими бессмертными, убить которых могло только серебро. Поначалу шутили, что, мол, прямо вампиры какие-то, но шутники обычно долго в суетном мире смертных не задерживались, а тем Охотникам, которые хотя бы одну схватку с Иными пережили, уже было глубоко плевать, вампиры они или нет, главное, что хоть чем-то да убивались. Почему именно серебро - никто не знал. Может, работало и еще что-то, но проверять как-то никому не хотелось.
- Сколько тебе лет?
-Восемнадцать, - последовал незамедлительный ответ и практически кокетливый взмах ресницами, но когда парень понял, что шутка не была оценена по достоинству, то даже как-то погрустнел, но возраст все же озвучил: - Триста восемьдесят два года.
Тут уже скрыть свое удивление не получилось. Перед ним сидит существо, которому практически четыре века от роду. До него правительство предполагало, что самым старым Иным не может быть больше двухсот лет, по крайней мере, другие еще не попадались. А теперь получается, что есть и кто-то постарше даже Джеджуна. Да, им говорили, что у каждого Иного должен быть создатель, то существо, которое сделало его таким. О процедуре никто ничего не знал, но и известных фактов было более чем достаточно, чтобы начать всерьез опасаться. Да, в этом деле Чон Юнхо прекрасно понимал свое правительство и желание чиновников истребить Иных - чем старше подобные Джеджуну, тем большая опасность исходит от них и их силы. И пусть Охотника мало волновали политические причины, но мирное население этим монстрам он уничтожать не позволит.
- Я предлагаю тебе сделку.
Голос Иного стал странно тихим и мягким, будто бы обволакивающим, но в то же время и внимание Юнхо он привлек гораздо лучше, чем крик или же раздражающее пощелкивание пальцами перед лицом.
- Сделку? Ты? Мне? - Чон даже не понял, шутка это или его собеседник действительно может нести полную чушь с таким серьезным лицом. Поэтому мужчина даже расхохотался, не обращая никакого внимания на предельно сосредоточенного Джеджуна, которому вся эта ситуация смешной ну ни капельки не казалась. И да, объяснять Юнхо то, что наручники с таким смехотворным напылением серебра ослабить его просто не способны, парень теперь уже не собирался. Если его не воспримут всерьез, то у него будет хотя бы реальный шанс сбежать подобру-поздорову. Поэтому в процессе своей истерики Юнхо не заметил (да и не увидел бы в любом случае), как вокруг Хиро начал вырастать энергетический щит, способный с легкостью остановить одну серебряную пулю и слегка задержать вторую, как раз на те самые драгоценные секунды, что будут необходимы для побега.
- Да. Я. Тебе. Сделку. Мне нужна помощь. - В этот раз Юнхо то ли действительно проникся серьезным тоном парня, то ли просто решил подыграть, но хохотать не начал, за что Джеджун где-то в глубине души был ему очень благодарен.
- И что я получу взамен?
- Вечность.
Дже честно не подумал перед тем, как говорить, он просто озвучил то, что с самого начала беседы на кухне вертелось у него в голове. Теперь, по крайней мере, парень смог спокойно выдохнуть, потому что самый грандиозный бред в своей жизни он только что произнес вслух. Переплюнуть себя же в ближайшее время ему явно не грозит.
- И все?
- Тебе мало?
- Я хочу больше.
- Что именно?
- Мне нужна информация.
За этот какой-то немного обрубленный диалог Джеджун успел даже немного восхититься жаждой знаний Юнхо. Охотник же, в свою очередь, пребывал в глубоком шоке от того, что фактически согласился уже на предложение этого парня, которого он как бы должен был убить, но... Черт, он соврет, если скажет, что никогда не мечтал о том, чтобы стать Иным. Любой мечтал бы стать бессмертным, да еще и с суперсилой. Наверное, это и была та самая первопричина, по которой их начали выслеживать и убивать: во избежание массового помешательства. Одно дело, когда вампиры лишь легенда и над вечной молодостью все тихонько посмеиваются, другое - когда есть реальный шанс все это дело приобрести.
- Я могу тебе ее дать. - Теперь уже оба смотрели друг на друга абсолютно серьезно, потому что Юнхо с решением торопиться не хотел, Джеджун торопить не собирался. - Я пока поесть приготовлю, - вздохнул в итоге Хиро и направился к холодильнику для оценки состояния того на наличие чего-нибудь съестного.
Пока парень, так и не найдя ничего съедобного, пытался найти у Юнхо рис, специи и кастрюли, Охотник не мог отказать себе в удовольствии (то что наблюдать за гостем сплошное удовольствие, Чон понял еще в тот момент, когда только привез его в дом и оставил одного в прихожей) рассмотреть этого Иного получше. Револьвер теперь лежал на столе, а наручники на стуле. Причем Юнхо их точно не снимал, так ему оставалось только порадоваться тому, что Джеджуну почему-то стало гораздо более выгодно предложить ему не самую лучшую сделку, а не убивать.
Пока Чон размышлял, Дже как раз успел промыть рис и поставить его на огонь.
Парень был невысоким и выглядел действительно на восемнадцать, если не вообще на шестнадцать. Несмотря на его настоящий возраст, Юнхо все еще чувствовал себя намного старше. Тонкокостный, какой-то весь легкий, практический воздушный, но пир этом плечи у паренька широкие, мужские, а вот талия практически осиная, причем халат это только подчеркивал, черные волосы до плеч, пухлые губы, которые Дже часто облизывал, пока предлагал Юнхо сделку, аккуратный прямой нос и затягивающие своей потрясающей глубиной глаза, периодически полуприкрытые челкой. Именно по глазам Иных и можно отличить от простого человека: никаких видимых признаков, просто ты ощущаешь мудрость во взгляде таких существ. Это немного пугало, но каждый раз завораживало мужчину.
- Как стать одним из вас? - сорвался с губ Юнхо вопрос, и вместе с этим вопросом Охотник сам для себя понял, что только что принял условия Джеджуна. Почему-то у него появилось ощущение, что он сделал правильный выбор.
- Не так уж и сложно, - тихо ответил парень, оставляя рис вариться на плите, сам при этом присоединяясь к Юнхо за столом. - Нужно просто умереть, - чуть грустная улыбка скользнула по его губам, но Юнхо шокировало немного другое. - Выживешь - станешь гуманоидом.
- И много выживают?
- Один из десяти тысяч.
Вот после этого откровения Чон не стал задавать вопрос, который так и вертелся на языке, про то, что, мол, неужто десять тысяч убил, чтобы подсчитать.
- Для чего я тебе нужен? - это тоже необходимо было спросить. В конце концов, Юнхо должен хотя бы знать, на что подписался.
- Тебе длинную версию или коротко рассказать? - ухмыльнулся парень, откровенно разглядывая немного растерявшегося мужчину, который все же действительно оказался довольно милым, когда удивлялся и был без револьвера.
- Длинную.
В свои тридцать восемь Юнхо действительно во многом оставался ребенком (его старые друзья ржали гиенами, когда узнали, что он до сих пор так и не выбросил того плюшевого олененка, с которым спал с тринадцати лет), наверное, именно из-за этого в нем все еще была жива жажда познания всего нового.
- Сам выбрал, - пробормотал парень и решил все же подняться и пойти готовить салат к рису, потому что в противном случае они останутся без еды, заболтавшись об интересных, конечно, вещах... Но Хиро уже два дня практически ничего не ел, так что до сих пор поражался сам себе и тому, что не смел все съестное, что есть в этом доме, еще полчаса тому назад. - Теперь не перебивай только, - ему действительно стоило рассказать Юнхо правду. Так что Джеджун начал нарезать овощи, попутно объясняя причину всей этой канители. - Видишь ли, я уверен, что вы, те, кто охотится за нами, никогда не задумывались на самом-то деле о том, есть ли у нас какое-то предназначение, высшая цель существования, называй как хочешь. Мне кажется, что я даже не ошибусь, если предположу сейчас, что все ваши знания о нас сводились к тому, что мы бессмертны и обладаем суперспособностями. - На этих словах Юнхо почти что дернулся, чтобы вставить пару оправдательных реплик, но Джеджун не дал ему рта открыть, продолжив: - А на самом деле это не так. У нас действительно есть цель, не просто цель даже, а заложенное в каждом стремление найти свой собственный идеальный мир, свою утопию, в которой нас, гуманоидов, не будут уничтожать люди, да-да, не смотри на меня так. Не только Республика Корея научилась нас вычислять и убивать, так развлекаются правительства всех крупных стран.
Мы поколениями ищем этот мир, в который могли бы уйти, чтобы жить там, не вздрагивая от каждого шороха. Сара, та девушка, которую ты убил семь лет тому назад, она нашла проход. Портал, можешь его и так назвать. Она успела сообщить мне координаты, но не смогла сама его открыть. Из-за тебя ей просто не хватило на это времени. - Юнхо попробовал сделать вид, что сожалеет, но у него это не слишком получилось, потому что ни о чем он, на самом-то деле, не сожалел, а ту шлюху-телепата убил даже с удовольствием. Плохая идея пришла ей в голову: подчинить разум Охотника, тем самым обеспечив себе защиту. Он ведь действительно защищал ее. Но ровно до тех пор, пока в Кёнджу на территории какого-то храма контроль над ним внезапно не ослаб. Тогда-то она и получила свою законную пулю. - Поэтому теперь я пришел сюда. Мне нужно попасть к этому месту, но один я туда не прорвусь, мне нужна помощь. Ты был бы идеальным вариантом, потому что знаешь многих из вашего дела, а это уже уменьшает возможность попасть в ловушку. Мне нужна твоя помощь, Юнхо.
Мужчина задумчиво рассматривал Джеджуна, который за все время своего монолога так ни разу и не повернулся к нему лицом, но все равно чувствовалось, что парень не шутит и что действительно идет на крайние меры, обращаясь к своему врагу.
- И как ты собирался предложить мне вечность? - голос Чона прозвучал непривычно холодно даже для него самого, неудивительно, что Дже практически сразу же обернулся, внимательно всматриваясь в лицо мужчины, будто бы размышлял, стоит тому доверять эту информацию или нет.
- Я хотел сделать тебя одним из нас, - все же признался парень, почему-то опуская взгляд в пол.
- Один шанс на десять тысяч неудачных попыток? - Юнхо позволил себе усмехнуться, потому что до него только сейчас дошло, что Иной практически предлагал самоубиться довольно оригинальным способом.
- Нет! - неожиданно резко ответил Джеджун, чем даже удивил Чона: тот никак не ожидал от этого миловидного мальчишки подобной резкости. - Ты бы выжил. Я знаю, что надо делать, чтобы обращение прошло успешно...
- Тогда предлагаю прямо сейчас этим и заняться, - все же предложил Юнхо, поглядывая на своего гостя. - Как я понимаю, я тебе нужен живым, чтобы добраться до этого самого заветного места. А мне нужны гарантии, что ты меня не убьешь после того, как дело будет сделано. Если сможешь все сделать сейчас, то после мы с тобой в любом случае окажемся в одной лодке, так что кидать друг друга нам будет просто невыгодно. Или я не прав? - все врем, пока говорил, Юнхо внимательно смотрел на Джеджуна, отслеживая по лицу его реакцию на собственные слова. Сначала парень хмурился, потом вроде как над чем-то задумался, по крайней мере, взгляд у него стал отсутствующим, а после успокоился и даже как-то легко улыбнулся.
- Идет, - кивнул Иной. - Но сначала я поем! - и поспешил усадить обратно уже было начавшего подниматься Юнхо. - И поем только я, - вперед вопроса ответил парень. - Если хочешь приступить к делу сегодня же, то есть я тебе настоятельно не рекомендую.
На такое Чон мог лишь немного грустно кивнуть, наблюдая за тем, как Джеджун насыпает пару ложек салата поверх риса.

Гуманоид уложил его на диван и попросил закрыть глаза. Не чтобы начать ритуал, нет. Джеджун собирался рассказать Юнхо, с чем именно ему предстоит столкнуться и почему обращение настолько опасно.
Вообще-то, самому Джеджуну никто не помогал. И то, что он выжил в процессе, вот это точно можно считать настоящей удачей. Не так уж и сложно стать гуманоидом, если ты знаешь, с чем тебе предстоит столкнуться, но когда ты задыхаешься в петле, а вся жизнь проносится перед глазами, очень сложно действовать правильно.
Джеджун тогда умер, его повесили в тридцать два года как государственного изменника и предателя, но он все равно сумел выжить. Главное - успеть.
- Слушай внимательно, Юнхо, - вкрадчивым голосом начал объяснять парень, стараясь максимально убаюкать мужчину. - Время - это спираль. Оно бесконечно по своей структуре и может течь в обе стороны. Наше рождение - это точка и одновременно самая широкая дуга. Наша смерть - бесконечно малый круг. Все то, что находится между ними, и есть время нашей жизни. Сейчас твое время направлено в будущее, после смерти у тебя будет несколько мгновений, за которые твое время уйдет в прошлое. Вы, люди, почему-то говорите, что вся жизнь перед глазами мелькает, не совсем так, конечно, но не в этом суть. Чтобы стать гуманоидом, тебе нужно будет разорвать эту спираль, выйти за ее пределы, тогда время больше не будет властно над тобой. Запомни главное: твое подсознание даже после смерти будет исключительно твоим, так что ты сможешь представить себе все, что будет угодно. Но ты должен разорвать спираль. Проще всего убить того, кто перенаправляет временной поток.
А потом произошло то, чего Юнхо ожидал меньше всего - он почувствовал тепло чужих губ на своих собственных, его ледяное дыхание, будто бы забирающее что-то очень важное. Мужчина удивленно распахнул глаза, чтобы увидеть в чужих свои собственные, из которых медленно уходит жизнь...

Я не чувствую под собой земли и не вижу над головой неба. Вокруг только плотный вязкий белесый туман.
Он забивается в рот и нос, будто бы вата, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Мне кажется, что я ослеп и оглох.
Тишина давит на голову и разрывается болью.
Хочется закричать, но невозможно открыть рот.
Хочется шагнуть, но ноги не слушаются.
Хочется сделать хоть что-нибудь, лишь бы понять, что я - это все еще я.
И только теперь замечаю, что на белесых клубах, будто бы в насмешку, кто-то показывает мне мою же собственную жизнь.
Вот я сижу на кухне и разговариваю с Джеджуном, крадусь за ним же по коридору, смотрю, как он выходит из ванной, отношу ему халат и полотенце, подзываю к душу, приглашаю в дом, привожу, оттаскиваю...
События все ускоряются, постепенно смазываясь в одно пятно, а я понимаю, что моя жизнь показывается в обратном порядке.
Когда я появлюсь на свет - я умру.
Эта мысль не пугает, скорее даже приносит умиротворение.
«Борись!» - слышится откуда-то со всех сторон, но я уже не помню голоса говорящего.
А там мне уже тридцать пять, мы с друзьями празднуем мой день рождения.
И тут на глаза попадается то, чего никак не могло быть тем вечером - тонкая золотая нить, прошивающая насквозь все мои воспоминания. Я не могу двинуть руками, но почему-то в состоянии переместить свое тело прямо к ярко сияющему золоту, вокруг которого столь яростно клубится туман.
Она очень холодная на ощупь, но оставляет на коже пузырящиеся ожоги.
И я вижу свое прошлое, настоящее и будущее, когда дотрагиваюсь до нее. Там почти везде смерть, только один вариант дает возможность жизни, но для этого нужно разорвать нить.
Почему-то мне хочется посмотреть на нее издалека. Я не знаю, что мне это даст, я просто хочу.
Мысль - и я уже в миллионах световых лет от галактики собственной жизни, и я вижу это белое облако, и то, насколько стремительно оно приближается к хвосту этой витой золотой нити.
Разорвать - единственный вариант.
Мне двадцать восемь и я убиваю второго своего Иного.
Воздух-не-воздух вокруг меня гудит от напряжения, когда я вновь оказываюсь посреди тумана, рядом с нитью моей жизни. Теперь она люто жжет руки, но мне плевать. Я хочу жить, черт побери!
Я не могу ее разорвать. Эта правда раскаленным прутом вгрызается в мозг, заставляя орать от боли.
Убить, мне говорили о том, что я должен кого-то убить... Кого-то, кто управляет временем.
Я не знаю, кто дал такой совет, но я его помню.
Да и нет здесь еще кого-то. Только я и мое время, которое сейчас так безбожно проносится мимо.
Я попробовал схватить кусок нити и перенестись вместе с ним далеко, но ничего не вышло. Она просто растянулась.
«Временем управляют живые», - снова откуда-то извне послышалось мне.
Живые? Но из таких в этом месте только я...
Неужто вся суть сводится к самоубийству?!
У меня в руках не было ничего. Зарезаться или застрелиться не получится.
Значит, или покорно досмотреть фильм о своей жизни до конца, либо придумать, как убить себя же за оставшиеся двадцать четыре года...
И я, кажется, знаю, где здесь выход.

- Очнулся?
Первое, что увидел Юнхо, когда все же пришел в себя, - Джеджун. Парень внимательно рассматривал Чона, изучал его лицо, будто бы пытался понять, какую именно способность тот приобрел. В том, что мужчина теперь тоже гуманоид, Хиро не сомневался ни секунды. Почему? Потому что он открыл глаза, а не умер. И потому что выглядел теперь лет на двадцать, не больше.
Наверное, именно это Джеджун любил в процессе изменения больше всего - то, как ты молодеешь до того возраста, когда сумел остановить время. Это всегда немного страшно, потому что никогда не угадаешь, насколько быстро человек справится и не будет ли ему проще умереть, а не превратиться в годовалого младенца. Наверное, именно поэтому превратиться всегда было сложно.
- Очнулся, - и Юнхо не узнал свой голос... Он был сиплым и звучал, почему-то, моложе.
- Выпей, - Джеджун протянул лежащему на диване теперь уже парню стакан прохладной воды. Юнхо не стал спорить и препираться, потому что пить действительно хотелось, хотя никакого доверия к своему гостю он не испытывал. Да и не очень-то понял к тому же, что он делал какие-то жалкие минуты тому назад. Нет, правда, ну не пытался же он разорвать какую-то абсолютно непонятную нить в каком-то абсолютно непонятном тумане.
- Бред, - вслух высказал Чон то самое слово, которое казалось ему единственно верным умозаключением, особенно если принимать во внимание самые недавние воспоминания, все еще крутящиеся в голове.
- Что бред? - Дже не был дураком и прекрасно понимал, что бывшему Охотнику, скорее всего, потребуется некоторое время для полного осознания того положения, в котором он оказался, и именно поэтому парень полагал, что проще на корню пресечь все неверие в ситуацию, чем потом убивать психа. А в том, что придется убивать, Джеджун убедился уже давно и он очень не хотел бы повторения той ситуации, потому что нет никого опаснее, чем свихнувшийся гуманоид, неспособный управлять своей силой.
- Мне приснилось...
- Тебе не приснилось, - на полуслове перебил парнишка, прекрасно знавший дальнейший ход таких рассуждений. Поэтому и достаточно весомый аргумент пришлось подобрать достаточно давно, пусть он и оказался самым простым. Парень молча встал и обошел диван, чтобы меньше чем через минуту вновь предстать перед Юнхо. На этот раз с зеркалом.
А Чон разглядывал свое отражение и не мог поверить. На него смотрел не уставший почти сорокалетний холостой мужчина с нитями седины в волосах и морщинками вокруг глаз, а совсем молодой еще парень. Именно так он выглядел в последнем моменте на той золотой нити, когда он убил своего первого Иного, когда ему исполнилось...
- Двадцать два... - Юнхо даже не прошептал это, а проговорил одними губами, но Джеджун все равно понял, будто бы знал на самом деле.
- Мы меняемся после превращения, - голос Хиро был спокойным и мелодичным, он будто бы покачивал на волнах, заставляя панику, до этого нарастающую в душе, постепенно снова затихать. - Что ты сделал?
- Убил, - бывший Охотник не очень понимал, что именно от него хочет услышать Джеджун, потому и отвечал чисто автоматически. - Я себя убил.
Дже немного удивился ответу, но вида особого не подал, да и вряд ли Юнхо сейчас обратил бы внимание на что-то, помимо собственного отражения.
- А как ты убил? - парню было не просто любопытно, нет. От ответа Чона на этот раз зависело то, узнает он или нет о сверхспособности новообращенного гуманоида.
- Я... Я не знаю. - Чон, наконец, оторвал потрясенный взгляд от отражения, чтобы перевести его на Джеджуна. - Там я был, я время отматывал...
И вот тут до Хиро дошло, почему Юнхо такой потерянный после возвращения. Вот уж где точно пути неисповедимы... Чону пришлось убить себя же, чтобы вернуться. Джеджун знал, что такое бывает, знал и то, как быстро могут сойти с ума такие гуманоиды, но еще он знал, что многие отказывались даже от попытки или умирали, потому что не могли этого сделать. Все вместе это и было той самой причиной, по которой Джеджун решил промолчать. Он не хотел терять Юнхо, хотя и получить психа в его ближайшие планы на будущее тоже не входило. «Я сам себя убил... Мне пришлось... Я ему шею свернул...» - причитания Чона тихим эхом разносились по залу, в котором они сидели. Дже не очень представлял, как именно можно успокоить Юнхо, но понимал, что ему предстоит это сделать в ближайшее время, иначе он не напарника себе получит, а неуравновешенную истеричку с комплексом вины.
- Ты понимаешь, что я его убил?! Я себя убил, черт бы тебя побрал! - вопль Чона больше испугал Джеджуна, чем реально пробудил в нем чувство вины. А вот с заплаканным лицом парня надо было что-то делать, как и со снова начавшимися тихими причитаниями...
Хлесткая пощечина обожгла щеку Юнхо, заставив того мгновенно заткнуться и медленно перевести тяжелый взгляд на Джеджуна.
- Тебя никто не заставлял убивать. Ты мог просто умереть. Ты сам выбрал. - Глаза в глаза и только так, Дже не признавал других методов. Его напарник должен понять, что стать гуманоидом - это только его выбор и ничей больше.
Так что, сказав это, Хиро поднялся на ноги и направился на кухню, оставляя Юнхо в полном одиночестве. В конце концов, ему тоже надо немного успокоиться и прийти в себя. Если Юнхо нервничал только сейчас, то Джеджун сам не свой проходил все то время, пока мужчина лежал без сознания, поэтому горячий чай ему бы точно не повредил.

- Извини.
Юнхо вошел на кухню беззвучно, будто бы призраком каким был, а не живым человеком, заставив Дже вздрогнуть и немного испуганно обернуться на голос.
Кивнув в знак того, что действительно извинил, Хиро снова вернулся к чашке уже подостывшего зеленого чая.
- Как ты себя убил? - Джеджун предпочел не смотреть на Чона, задавая этот вопрос, поэтому немного не ожидал, что тот решит сесть за стол, оказываясь прямо напротив.
- Свернул шею, - немного горько усмехнулся парень в ответ. Но потом все же пояснил, заметив недоуменный взгляд: - Я как-то оказался за спиной у молодого себя и сверну ему шею.
- Там ты мог спокойно перемещаться? - Дже мгновенно встрепенулся, будто бы и не он тут еще минуту назад сидел растерянным мальчишкой. Его глаза горели любопытством, и Юнхо не совсем понимал, чем именно вызвал такой ажиотаж...
- Ну да, - кивнув, Чон все же поднялся и направился к чайнику - он тоже хотел попить чайку, но его собеседник как-то не спешил предлагать свою помощь или делиться. - Чего только во сне не бывает, - пожал плечами.
- А сейчас? Ты пробовал так же перемещаться сейчас? - Дже не сиделось на месте, но он буквально заставлял себя не бежать впереди паровоза, потому что если это правда, если его догадки окажутся не полным бредом, тогда им с Юнхо несказанно повезло.
- Нет, ну ты что. Я же не во сне, - добродушно усмехнулся парень, про себя обозвав собеседника психом и вернувшись к поиску заварки.
- Попробуй! - Джеджун сейчас действительно больше всего напоминал психа, вот только голубоватые искры, беснующиеся в глубине зрачков, как бы намекали, что в таком состоянии с этим нечеловеком лучше не спорить. Ради собственного же блага и долгих счастливых лет практически бесконечной теперь жизни.
Юнхо тяжело вздохнул и прикрыл глаза, чтобы не видеть своего позора в случае чего, и представил, как он оказывается возле входа на кухню. Здесь всего три шага, так что ничего смертельного точно не случится. Но никаких изменений не произошло. Ничего. Вообще ничего.
- Обалдеть... Это правда... - потрясенный голос Джеджуна вызвал волну неприятных ощущений. Если честно, Юнхо начал ожидать всего. От того, что он никуда не переместился, до того, что он превратился в рогато-хвостатого монстра. Страх заставил новоиспеченного гуманоида широко распахнуть глаза, после чего Юнхо практически как подкошенный рухнул на пол.
Он переместился. Он действительно переместился в пространстве.
Парень не знал, что делать: то ли истерить, то ли обрадоваться - одинаково хотелось и того, и другого.
Но тихий шепот Джеджуна привел его в чувство, позволив в полной мере осознать всю силу неожиданного подарка судьбы:
- Мы спасены...

- Теперь мы сможем туда просто телепортироваться, и не будет никаких проблем! - бормотал Джеджун, будто завороженный, периодически поглядывая на Юнхо с такой любовью и нежностью, что объекту внимания становилось откровенно не по себе.
- Вряд ли мы сможем туда переместиться, - немного нервно заметил Юнхо, теребя в руках салфетку.
- Почему?
- Ты говорил о храме в Кёнджу, так? - на всякий случай уточнил Юнхо, дождался утвердительного кивка Джеджуна и только после этого продолжил: - Я никогда не был в Кёнджу, не то что в его храмах. Я вряд ли смогу переместить нас в такое место, о котором даже понятия не имею. Извини...
Несмотря на то, что это было за пределами его возможностей, Чон все равно чувствовал себя виноватым перед этим парнем, наверное, из-за того, что подвел его ожидания.
- Не переживай, - прохладная ладонь Дже накрыла кулак Юнхо, позволяя действительно чуть-чуть расслабиться. - Машину у тебя еще никто не угнал, - и парень улыбнулся ярко-ярко и так тепло, что у Юнхо дыхание перехватило от этой улыбки и той энергии, которую излучал настолько древний гуманоид. - Кстати, можешь меня звать просто Дже. Или Хиро, как больше нравится, - и снова эта радость в глазах и широкая улыбка на лице.
- Хиро? - Юнхо не мог проигнорировать настолько живые эмоции, отчего поневоле сам начал улыбаться, окончательно избавляясь от чувства вины. К тому же прозвище у парня оказалось довольно интересным.
- Ага, - беззаботно кивнул парень, на глазах преображаясь из замкнутого и нелюдимого подростка в самый настоящий генератор радости. - С английского переводится как «герой». Когда я жил в Англии, меня друзья повадились так звать. С тех пор и прицепилось, - парень снова лучезарно улыбнулся, в этот раз немного неуверенно прикрыв широкую улыбку ладонью.
- А почему ты такой веселый? - все же уточнил Юнхо, потому что внезапная перемена в настроении парня его самого довольно-таки сильно напрягала, пусть и очень нравилась.
- Не знаю... - улыбка с лица парня пропала настолько быстро, будто кто-то очень ловкий стер ее буквально одним движением. - Ладно. Нам нужно быстро собраться и выезжать. Не думаю, что твои сослуживцы будут долго тупить, а времени у нас в обрез, - тихо произнес парень. - У тебя найдется какая-нибудь одежда? А то не очень хочется ехать так... - Дже развел руками, демонстрируя, как именно ему ехать не хочется. Юнхо не стал уточнять, что можно было бы обойтись и без наглядности в виде полураспахнутого халата. Вместо этого он молча встал, поманил за собой Джеджуна и, ни слова не говоря, пошел наверх, в свою спальню, по пути включая свет, чтобы нигде не навернуться, по-дурацки споткнувшись о какой-нибудь очень не вовремя валяющийся тапочек.
Чон Юнхо не был сторонником аккуратности и от полнейшего хаоса в дома его спасали, пожалуй, только размеры особняка. Но даже они постепенно сдавались под натиском столь неряшливой особы. Так что неожиданности могли действительно подкрасться незаметно.
- Проходи, - Юнхо решил позвать замершего на пороге его спальне Джеджуна, иначе, он был уверен, парень так и остался бы на месте изображать прекрасную статую самого себя. Потому что иначе одежду они ему никак не подберут, потому что Чон вряд ли сможет на глаз определить нужный размер, да и самому ему тоже нужно что-то для себя найти еще попробовать. В тридцать восемь Чон Юнхо был точно немного более массивным, чем в свои двадцать два. Не говоря уж о тощем восемнадцатилетнем Джеджуне... Короче, задача перед парнями стояла действительно практически невыполнимая...

Слепяще-белый свет фар разрезал густую чернильную темноту ночи, будто бы прокладывал дорогу для несущегося с сумасшедшей скоростью автомобиля. Юнхо понимал, что триста километров за полтора часа они в любом случае ночью вряд ли проеду, но он все равно был намерен максимально сократить время, проведенное в пути.
Никто и не заметил, как Джеджун задремал. Точнее, Юнхо как раз таки заметил, потому что Хиро уснул уже через двадцать минут после их поспешного отъезда, но будить парня не стал. В конце концов, черт знает, когда он еще отоспаться сможет. Ну и, наверное, ему просто стало совестно за то, что он когда-то загонял и убивал таких же гуманоидов, хотя, по сути, они ведь даже не всегда защищались. Второй даже не пытался в итоге убежать, а ведь мог бы. Он просто стоял и ждал той самой пули, после которой его мозги частично оказались на стене...
И теперь вот Джеджун... Юнхо не мог объяснить, почему, но этого ребенка ему хотелось оберегать. Даже в тот момент, когда они были еще по разные стороны баррикад. Может, поэтому Чон и согласился стать одним из гуманоидов?
- Знаешь, - Юнхо вздрогнул от неожиданно раздавшегося голоса Дже, но даже взгляда на парня не перевел, заодно периодически забывая вдыхать-выдыхать, настолько боялся спугнуть момент, -меня ведь тогда повесили. Ну, когда я превратился. - Джеджун тихо хмыкнул, а Юнхо отчего-то захотелось погрызть руль. Может быть из-за той тоски, что сквозила в голосе древнего гуманоида, вызывая желание обнять, которому не суждено было сбыться? - Гуманоидом ведь можно стать и самому, не обязательно иметь того, кто тебе поможет, - продолжал тем временем Ким, разглядывая темноту за окном. Он и сам не смог бы объяснить, почему историю своего превращения захотелось рассказать именно сейчас. Ему просто казалось, что так надо. - Для превращения нужно просто умереть. Этого достаточно на самом-то деле. Умереть и не потерять слишком много времени, - парень горько усмехается, но даже не пытается повернуться, спиной прекрасно чувствуя, насколько напряжен Юнхо. - Я не убивал себя, как это пришлось сделать тебе, нет. В том моем видении я видел женщину, старуху, которая сматывала клубок железной нити. И я до сих пор не знаю почему, но я как-то понял, что ее надо убить. У меня было меньше времени, чем у тебя, я был моложе, поэтому сейчас я так выгляжу. Но суть не в этом. В тот миг я думал только о том, как ее уничтожить. И почему-то выбрал молнию, - парень снова хмыкнул, вспоминая те моменты и до сих пор недоумевая, почему именно молния пришла ему на ум тогда. - То как ты убьешь часового, определит твою способность. Ты даже не представляешь, насколько слабым я был до тех пор, пока люди не изобрели электричество и не стали его везде использовать... - Джеджун, наконец, оторвался от окна и откинулся на спинку сидения, запрокидывая голову и разглядывая немного странно выглядящий в полумраке потолок салона автомобиля. - За мной постоянно охотятся последние полтора века, Юнхо. Ты даже не представляешь себе, насколько я устал постоянно убегать и прятаться ото всех этих ищеек, - тяжело выдохнул парень в потолок, обессилено прикрывая глаза.
- Почему серебро смертельно? - немного сиплым от длительного молчания голосом задал давно интересующий его вопрос Юнхо.
- Не смертельно, - Дже немного нахмурился, однако в темноте этого практически не было видно. - Просто вы стреляете в голову, - а теперь улыбнулся, пусть и через силу. - Серебро не смертельно, оно просто блокирует наши способности, в том числе и потрясающую регенерацию, из-за которой мы не стареем и не умираем. Согласись, приятный бонус, - а в этот раз уже довольно неприятно усмехнулся, из-под ресниц следя за реакцией Юнхо на его слова, однако водитель оставался абсолютно безэмоциональным, будто бы и не слушал никаких откровений одного очень старого гуманоида. Дже лишь мысленно порадовался такой выдержке его компаньона. - Если бы вы стреляли...
- Я больше не в числе Охотников, не обобщай, пожалуйста, - наконец, подал голос Юнхо, чем вызвал невольно уважительное хмыканье со стороны рассказчика и заработал легких кивок в знак понимания и согласия.
- Они, - исправился Джеджун после того, как снова устроил голову на подголовнике. - Если бы они стреляли в руки или ноги, то нам достаточно было бы просто вытащить пулю. Но Охотники почему-то предпочитают не давать нам шанса и пристреливают на месте, а когда твои мозги на стене - даже самая лучшая регенерация ничем не поможет, - Дже снова замолчал. Не из-за того, что сказать было больше нечего, историй у него было как раз таки полно, просто на заданный вопрос он ответил, а больше Юнхо ничего и не спрашивал.
- Какая она, эта ваша утопия? - внезапно прозвучал еще один вопрос, заставивший Хиро немного недоуменно рассматривать молодого гуманоида. - И не смотри на меня так, - улыбнулся Чон реакции собеседника. - Нам еще почти полтора часа ехать, поэтому, если не хочешь, чтобы я уснул прямо за рулем, расскажи что-нибудь интересное.
На пару минут в салоне повисла немного тяжелая тишина, нарушаемая только рокотом двигателя, шуршанием шин по асфальту и шумом ветра. Свет фар все так же выхватывал из темноты полотно дороги, указывая путь, а навигатор уверял, что они действительно еще не сбились и даже едут в Кёнджу. Юнхо уже начал было подумывать, что его сейчас очень цветасто пошлют вместо ответа, когда Дже подал голос. И его речь, на удивление, началась не с матов:
- Я не знаю, какая она, - тихо ответил мальчишка и снова замолчал. Но его фраза вызвала у Юнхо гораздо больше удивления, чем если бы парень начал расписывать все достоинства и недостатки мифического места.
- Как не знаешь?! - не выдержал Чон, поглядывая на Дже с любопытством, конечно, но больше с какой-то затаенной яростью в глубине глаз.
- Не знаю, - как ни в чем не бывало, пожал плечами парень и снова уставился в окно, за которым как раз начинало сереть небо, предвещая скорый рассвет. Взгляд невольно скользнул на часы на приборной панели. Почти полпятого. Где-то в районе шести они доберутся до Кёнджу.
- Тогда какого черта ты уверен, что там будет лучше? - огрызнулся Юнхо, который терпеть не мог такой любительский подход к делу. Да и напряжение от пересыщенного событиями вечера тоже дало о себе знать, вырвавшись волной раздражения на весь белый свет, сконцентрировавшейся на Джеджуне. Но следующий ответ этого совсем еще ребенка на вид выбил почву из-под ног:
- Там не будет людей, Юнхо. Уже только ради этого стоит попробовать, - и опять улыбнулся своей неземной улыбкой, от которой дыхание перехватило.
Дальше они ехали молча, потому что Юнхо окончательно расхотелось спать, особенно когда восходящее солнце начало слепить глаза, а Джеджун не был настроен болтать, рассматривая пейзаж за окном настолько внимательно, будто бы там действительно кроются ответы на самые важные вопросы во Вселенной.

@темы: Strong Heart - 2013, band: dong bang snin ki

---

Эффект плацебо

[Schitz]

Название: Эффект плацебо.
Автор: Miss_Aztec57
Переводчик:  Schitz
Артер:  shurshic-chan
Фандом: EXO.
Основные пейринги: Ифань/Исин, Минсок/Лу Хань.
Категория: слэш.
Жанр: AU, ангст, драма, фантастика.
Рейтинг: NC-17.
Размер: 15 334 слова.
Разрешение на перевод: есть.
Саммари: в антиутопическом будущем разница между репликантом и человеком заключается лишь в том, что последние могут испытывать эмоции. И то, если знаешь, куда смотреть. Ифань - репликант, скрывающийся от закона, который прячется среди людей, принимая таблетки, вызывающие эмоции. А потом он встречает Исина.
От переводчика: из-за накладки с разрешением на предыдущий фик я его заменила на другой.
Фик написан по мотивам фильма "Бегущие по лезвию".

Часть 1

Время около полудня, но по-прежнему темно, хоть солнце и пытается пробиться сквозь пелену смога и пыли, окутавшую город. Ифань надевает свободную белую рубашку, не застегивая пуговицы, а после садится в кресло у окна. Где-то внизу завывает сирена, проносится мимо мигающий красный огонек, и он вздрагивает. Дрожь – сейчас это автоматическая реакция. Его квартира находится настолько высоко над землей, что разглядеть тянущиеся внизу дороги почти невозможно. Здесь он окружен другими такими же безобразными громадными зданиями, тщетно пытающимися коснуться небес. Иногда он задается вопросом, а осталось ли небо.
Вокруг лишь пустынный пейзаж, который, возможно, должен был наполнить его отчаянием, однако – нет, он ничего не чувствует.

Зарывшись пальцами в волосы, Ифань поднимается с кресла и подходит к раковине в ванной. Он вздыхает, опираясь на неё, и открывает пузырек. На ладони оказываются две белые таблетки в цветную крапинку, которые он отправляет в рот, зажмурившись и на миг замерев, прежде чем проглотить.
Всплеск эмоций настолько мощный, что ему приходится вцепиться в края раковины. Несколько секунд его тело бьет дрожь, но затем чувство потери контроля стихает.
Ифань поднимает взгляд и встречается глазами с самим собой в зеркале, покрытом по углам тонким слоем грязи. Он моргает, задевая темными ресницами щеки, и отражение повторяет его движение.
Протягивая руку, он касается зеркала пальцами, а затем безвольно опускает ее.
Пора идти.

Внизу темнее – старые улицы слабо освещаются фонарями.
Он идет к метро быстрым шагом, не обращая внимания на плачущего мальчика у обочины, который клянчит деньги. Мальчик бросается вперед неловко, так как руки у него ампутированы. Ифань чувствует легкий приступ отвращения: они делают это по своей воле – продают части тела за деньги, а потом просят еще. Тошнотворно.
Уличный торговец кричит ему вслед, и улицу заполняет запах чего-то жареного. В животе урчит, поэтому Ифань достает протеиновый батончик – по крайней мере, это заставит его работать.
Поезд прибывает как раз в тот момент, когда он спускается к платформе; он всегда прекрасно рассчитывает время. Он уже было делает шаг вперед, когда чувствует, как кто-то в него врезается. Ифань инстинктивно тянется рукой – возможно, это вор – и хватает мужчину за рубашку. Их взгляды встречаются, и Ифань понимает, что ошибся: с такой представительной одеждой тот попросту не может быть вором. Мужчина коротко извиняется и поспешно скрывается из виду.
– Подождите! – окликает его Ифань, однако его голос теряется в гомоне толпы. – Вы обронили ID.
Ифань наклоняется и поднимает карточку. Рядом с фотографией неулыбающегося мужчины он читает надпись «Чжан Исин». Он вздыхает, бросая взгляд на поезд, затем вглядывается в толпу, в которой исчез Исин. В раздумьях он стучит несколько раз по ID пальцем, но тут машинист объявляет о том, что двери закрываются.
Иногда, прикидывает он, он слишком хороший – наверное, ему следует ограничиваться одной таблеткой по утрам.
Ифань стискивает зубы и бежит туда, откуда пришел, сквозь хаотично снующих людей. Найти Исина будет несложно, ID предоставляет всю нужную информацию: дату рождения, происхождение, текущий статус занятости – все о нем, вплоть до семейного положения. Там говорится, что Исин работает в Министерстве технологий – и это логичное объяснение тому, почему на нем дорогая одежда, размышляет Ифань.

Министерство технологий – одно из самых высоких зданий в районе Ифаня и наиболее отдаленное от внутреннего города. Дорога до места назначения не занимает много времени – он отлично знает короткие пути, так как скрывается здесь уже на протяжении двух лет.
Внутри здания все сделано из стекла и платинового серебра. Белые коридоры вьются змейками вокруг сотен, тысяч кабинетов. Он чувствует себя неловко – не привык к такому, и поэтому беспокойство лишь усиливается. Ифань небрежно опускает ID перед женщиной, сидящей за столом, и та, мельком глянув на карточку, отмахивается от парня.
К нему подходит человек и кланяется, неуверенно улыбаясь.
– Как поживаете, господин? Не хотите ли вы, чтобы я вам помог?
Это один из них, понимает Ифань и отступает назад. Тревога плотно стискивает грудь.
– Нет, я и сам справлюсь, – отвечает он, а в мыслях крутится: а знает ли репликант.
Киборг кивает и уходит к другому человеку. Ифань осознает, что сердце бьется непривычно быстро, и глубоко вдыхает через нос. Он оглядывается по сторонам, понятия не имея, где находится, и решает, что, возможно ему стоит спросить, куда идти, или хотя бы в каком отделе работает Исин. Однако ему не приходится долго размышлять, так как взгляд цепляется за знакомый затылок в нескольких метрах, – Исин проскальзывает мимо в лабораторном халате.
Ифань спешит за ним.
– Извините, вы обронили это утром в метро.
Исин на мгновенье задерживает взгляд, полный недоверия, на незнакомом ему лице Ифаня, но потом видит, что тот держит в руке, и резко выдыхает. Он быстро забирает ID, пряча документ в кармане рубашки под халатом.
– Спасибо вам огромное, – смягчаясь, шепчет он. И Ифань может его понять – удостоверение чрезвычайно важно, без него невозможно существовать. И если власти обнаружат отсутствие ID, то тебя могут уничтожить, причем на вполне законных основаниях.
Ифань через силу улыбается Исину.
– Да без проблем.
Он поворачивается и уходит, бросив взгляд на часы, – его смена началась час назад, они не обрадуются.
Следующим утром Ифань принимает только одну таблетку. На сегодня этого будет достаточно, думает он.
Он слегка улыбается от того, что вновь попал в метро вовремя – все распланировано вплоть до минуты.
Здесь очень оживленно, и Ифань замечает среди десятка лиц одно знакомое – Исина. Он коротко машет ему рукой, и Исин, пусть и выглядит несколько удивленным, все же машет ему в ответ. Однако почти сразу сливается с толпой.

Сегодня одна белая таблетка и одна – желтая.
Он приходит на платформу секунда в секунду: двери раздвигаются, и из поезда вываливается поток толкающихся людей – беспорядочное скопление рук, ног и тел. Ифань отступает на шаг назад и терпеливо ждет, лишь тихо ворча, когда кто-то его толкает.
Исин смотрит прямо на Ифаня, широко улыбаясь.
– Привет опять.
Ифань издает недоверчивый смешок.
– Привет, Исин, – он крепко придерживает Исина за плечи, пока вокруг них беспорядочно шмыгают люди. – Кстати, я Ифань.
Исин замирает, секунду пристально рассматривая его. Ифаню кажется, будто эти темные глаза заглядывают внутрь, в самую душу, но все же не может разорвать зрительный контакт.
– Мне нужно на этот поезд, извини, – Исин кивает и отходит от него. – Еще раз спасибо, – доносится до Ифаня его голос, когда двери вагона закрываются. Ифань оборачивается и дарит ему легкую улыбку, прежде чем Исин исчезает в темной пустоте тоннеля.

– Привет.
Ифань поворачивается к наблюдающему за ним Исину, который устроился на полу платформы. Он поднимается, и Ифань хмурится в замешательстве.
– Я решил пораньше приехать, – произносит Исин и, выдержав паузу, добавляет: – Хотел увидеть тебя.
Откинув с глаз челку, Ифань слышит свист ветра и визг останавливающегося поезда. Исин косится на состав, но потом снова переводит взгляд на Ифаня. Он делает шаг вперед и оказывается настолько близко, что их плечи соприкасаются, а после легко дотрагивается до его ладони, прижимая что-то к пальцам.
– Удачного дня, – тихо говорит Исин и просачивается куда-то вправо. Ифань наблюдает за ним, а затем разжимает кулак, находя там записку, написанную, предположительно, рукой Исина.
Это его номер.

Ифань сидит на подоконнике уже почти два часа и все еще не может решить, звонить Исину или нет. В комнате темно, но лампа рассеивает тусклый свет, кое-как освещая пространство. Телефон лежит нетронутым у него на коленях, а пальцы водят по выведенным на записке цифрам. Звонить Исину – это же просто смешно, и не только потому, что тот – человек, но и потому что Исин работает с такими, как Ифань. Это все равно, что добровольно сдаться в руки властям. Он должен оставаться в тени, а звонок, пожалуй, – худшее, что сейчас можно сделать.
Длинный гудок.
– Алло? – отвечает Исин, и Ифань чувствует сквозящую в его голосе безмерную усталость. Затем следует пауза, в течение которой он уже готов бросить трубку.
– Это Ифань.
На другом конце провода слышится копошение.
– Ифань? А, ты занят сегодня вечером?
На мгновенье его охватывает паника. Слишком быстро, но он отвечает:
– Нет.
Исин прочищает горло.
– Хорошо, тогда встреть меня в метро через час.
Слышатся короткие гудки, и Ифаню требуется секунда, чтобы осознать, что произошло. Затем он подрывается и включает свет в ванной, который отзывается мерным дребезжанием. Ифань ополаскивает лицо и надевает белую рубашку и джинсы, тут же расчесываясь. Он уже готов уходить, но тут взгляд натыкается на склянки, стоящие на полочке, и парень берет одну, откручивая крышку. Ифань смотрит на себя в зеркало и стискивает зубы – возможно, у него достаточно времени.

Ифань быстрым шагом идет по улице, замечая по пути то тут, то там небольшие лужи – наверное, дождило. Он останавливается перед светофором и сворачивает в переулок. Вроде бы холодно, но он ничего не чувствует. Ифань подходит к мужчине, сидящему на земле возле маленького фонарика. Голова у него вся в кудряшках, а на лице безумно ослепительная улыбка, которая, однако, не щурит глаз.
– Привет, блондиночка, – хихикает он и встает. Кажется, он даже выше Ифаня. Мужчина оступается и закашливается, на миг стирая улыбку, но потом отправляет в рот две желтые таблетки. Его улыбка становится еще шире. – Зачем пожаловал?
Ифань отшатывается, но мужчина с остекленевшим взглядом лишь придвигается ближе.
– Мне нужно еще подкупить, – говорит Ифань, и тот хохочет, не прекращая, пока из уголков глаз не брызгают слезы, скатываясь по щекам.
– Я скучал по тебе, блондиночка, – произносит он и тычет ему пальцем в грудь. – У меня есть пара штук из новой серии. Хочешь попробовать Ревность или Сочувствие? Или как обычно – Мультикомплекс?
Ифань качает головой и отталкивает мужчину.
– Как обычно, но еще, – он замолкает и вздыхает, – я хочу немного Любви.
Глаза мужчины расширяются – Ифаню кажется, это смотрелось бы смешно, если бы не так ненормально.
– Любовь? О, а это человек? – взволнованно взвизгивает тот. Ифань хмыкает и терпеливо ждет, пока мужчина найдет нужные таблетки в бездонных сумках.
– Любовь может быть слишком сильной, поэтому я бы принимал только по одной в день – этого должно быть достаточно, чтобы, по крайней мере, сохранить чувства, – он шуршит пакетами, выуживая оттуда несколько склянок. – Знаешь, я потерял клиентов, «бегущие по лезвию» стали лучше работать. Но некоторые люди продолжают сюда приходить, а это, наверное, хорошо влияет на бизнес. Они все под воздействием Счастья – прямо как я! – говорит он и снова хихикает, заглатывая очередную желтую таблетку. Ифаню немного жалко его, и когда мужчина протягивает ему руку, беря деньги, то он на мгновенье сжимает его пальцы в своей кисти.
– Не принимай слишком много, хорошо? – мягко произносит Ифань, и мужчина моргает. Парень готов поклясться, что видит в его глазах проблеск жизни, но затем его взгляд вновь стекленеет, и мужчина смеется.
– Счастья много не бывает!
Ифань мысленно не соглашается, засовывая пластиковый контейнер в карман.

По пути он закидывает в рот красную таблетку, глотая ее без воды. Исин уже ждет его на платформе. После галдящих людей, недавно толпившихся тут, в метро жуткая атмосфера и наводящая страх тишина. Всего пара человек ждет поезд, еще пара – проходит мимо, но ощущается некая странная опустошенность и безжизненность.
Исин не поднимает взгляд, пока Ифань не становится прямо перед ним, но потом улыбается. Он выглядит нерешительным, и Ифань чувствует накатывающую любовь – наверняка таблетка уже действует. Исин дергает шарф, повязанный вокруг шеи, и облизывает губы.
– А, тут где-то неподалеку должен быть ресторанчик, который до сих пор…
Ифань наклоняется и целует его, чувствуя дрожь резко выдыхающего ему в губы Исина. Он мысленно спрашивает себя, а у него такие же теплые и мягкие, как у парня, или нет.

Квартира Исина намного красивее его собственной: окна чистые, ванная сделана из фарфора, а свет горит ярко. Но его воспоминания об этом будто подернуты дымкой – их заполнили горячие поцелуи на подбородке, дрожащие пальцы и толчки бедрами, которые отчетливо врезались в память.
Исин неуклюжий и немного отчаянный, и Ифань думает, что он точно такой же – полный безнадежности, потому что обычно он так не рискует. Когда Исин сжимает в кулаке его волосы и стонет, а Ифань чувствует везде вспышки жара, то на мгновенье забывает, кем на самом деле является.

Когда Исин засыпает с легкой улыбкой на губах, положив ногу на ноги Ифаня, последний ощущает тяжесть в груди и хочет запечатлеть эту картинку навеки. Но вместо этого он вылезает из-под одеяла, осторожно выпутывая ноги, и обратно натягивает одежду.
– Спокойной ночи, Исин, – шепчет он и закрывает за собой дверь.

Проходит несколько дней, прежде чем Ифань снова звонит Исину.
– Привет, это Ифань.
– Сегодня в десять?
– Хорошо.

Это становится постоянными-непостоянными встречами. Ифань звонит, а Исин ждет. В их мире мало места настоящим отношениям, по крайней мере, чувствам. Секс неплохой, даже хороший, и они оба знают, что ближе к утру Ифань уйдет, а Исин останется дожидаться.

Идеальная система.

Для Ифаня становится шоком, когда однажды Исин стонет его имя с такими неприкрытыми, голыми эмоциями.
– Я люблю тебя, – шепчет он в губы Ифаню.
Тот же думает, что мир вокруг остановился.

У Ифаня уходит еще несколько дней, чтобы перезвонить, но сейчас это уже зависимость, он не может остановиться.
Голос Исина звучит еще более отчаянно, если это возможно, отвечая слабым: «Алло?».
– Это Ифань.
Секунду он слышит лишь дыхание Исина, но потом:
– Давай встретимся сегодня вечером.
Ифань хмурится.
– Хорошо, где мне тебя встретить?
– Где обычно.

На Исине узкие джинсы и черный пиджак. Парень улыбается Ифаню и говорит: «Пошли поужинаем». Ифань кивает, все еще неуверенный в том, что делает, – их отношения были такими идеальными. Он уже собирается сделать шаг вперед, как чувствует что-то на руке и опускает взгляд, замечая, что Исин сплел их пальцы вместе. Последний улыбается, и Ифань думает, что это красиво. Никогда до этого он не понимал красоты: почему люди считают красивыми деревья или звезды – это было ему неподвластно.
Но это – это – красота. И он думает, что теперь понимает.
Исин приводит их в довольно неплохой ресторан вдали от дороги, скрытый в небольшом переулке и освещенный сказочными фонариками. Внутри достаточно много людей, чтобы гул голосов на фоне не прекращался, но недостаточно для толпы. Это забавно, думает Ифань, наблюдая, как Исин проводит пальцами по уголку меню, явно нервничая. Это так мило и так по-человечески. Исин видит, что он смотрит, и улыбается – хоть и робко – ему.
В этот вечер у них нет секса, но Ифань не разочарован. Исин страстно целует его и почти с сожалением отстраняется, опуская руки, а затем поворачивается и исчезает в ночи.

На самом деле это хорошо.

Утром Ифань лежит в постели без сна. Слабый лучик солнца пытается дотянуться до его лица. Он моргает, глядя в потолок, и перед глазами появляются черные точки. Ифань думает, что же такое любовь, – он думает, а чувствует ли то же самое по отношению к Исину. Парень предполагает, что нет. То, что Ифань чувствует, лишь имитация эмоций, которая и близко не стоит рядом с настоящими. Он вздыхает и переворачивается, вновь засыпая.

– Как ты думаешь, а репликанты существуют?
Ифань проводит пальцами по животу Исина, чувствуя, как дрожит под ними кожа.
Исин смеется и наклоняется вперед, целуя его подбородок.
– Ты всегда спрашиваешь о таких странных вещах, – тихо произносит он.
Ифань прижимается ближе и обвивает рукой бедро Исина.
– Ну так? – повторяет он.
Исин моргает, и Ифань видит ответ прежде, чем слышит.
– Конечно, нет. Я их создаю, я знаю, что их не существует.
Ифань затягивает Исина в глубокий поцелуй, отчаянно пытаясь выбросить из головы последние слова. Но все же его сердце разваливается на куски.

Исин освобождается от работы в пять часов дня.
– Что ты тут делаешь?
Ифань пожимает плечами и скрещивает руки на груди.
– Просто мимо проходил.
И это ложь, так как он проторчал у сточной канавы почти три часа. Исина отговорка не убеждает, но он не задает лишних вопросов. Он идет, явно ожидая, что Ифань пойдет за ним, что тот и делает.
– Хочешь кофе?
Исин улыбается ему, и Ифань кивает.
– Тут кафешка как раз через дорогу, – он продолжает смотреть вперед, но протягивает руку назад, обхватывая ладонь Ифаня.
Последний ощущает тепло от пальцев Исина, и его пробирает дрожь – настолько это прекрасное чувство. Оно почти мгновенно уходит, как только он замечает, что движение на дороге заблокировано. Ифань напрягается, и это не ускользает от Исина, потому что он быстро оборачивается к нему, взволнованно вздернув брови.
– Что-то не так?
– Нет, ничего, – Ифань думает, сможет ли сбежать, но потом до него доходит, что уже слишком поздно, и это попросту вызовет подозрение.
Исин сжимает его пальцы.
– Все в порядке, это просто проверка. Они быстро нас отпустят.
Ифань заставляет себя дышать ровно. Он принимает таблетки, они не должны узнать. «Бегущий по лезвию» подходит к ним. Его шляпа нагло сдвинута вбок, а на губах играет самоуверенная ухмылка.
– Обычная проверка, ребята, – говорит он, слегка растягивая слова. Исин отпускает руку Ифаня и покорно останавливается. «Бегущий по лезвию» включает на запястье переносное устройство Voight-Kampff и подводит небольшую камеру к его глазам.
Его не проверяли несколько месяцев – проверки делаются все время, но в разных местах, чтобы выловить сбежавших репликантов. Вопросы задаются, чтобы выявить уровень эмоций – единственное, чего нет у андроидов.
Инспектор задает Исину всего пять вопросов – Ифань думает, что в это время дня они уже обленились, – а потом поворачивается к нему.
– Руку, – говорит он, и Ифань протягивает ладонь. От липучек неприятно чешется кожа, и он чувствует, как учащается сердцебиение. «Бегущий по лезвию» моргает и подводит камеру к его глазам.
– Как тебя зовут?
– У Ифань.
– Какой у тебя ID?
– 00397553.
– Кто твои родители?
– Они мертвы.
Устройство жужжит немного громче, и «бегущий по лезвию» прочищает горло.
– Какие отношения связывают тебя с этим мужчиной?
Ифань замирает – такого он не ожидал. Проверяющий внимательно на него смотрит, в то время как устройство издает несколько щелчков. Ифань буквально кожей чувствует, как не пытается смотреть на него Исин, но все же любопытство перевешивает.
– Он… он мой парень, – Ифань чувствует, как краснеет, потому что ощущает себя настолько уязвимым, сказав эти слова.
«Бегущий по лезвию» фыркает и убирает камеру.
– Отвратительно, – бормочет он под нос. Ифань просто стоит, не в силах сдвинуться с места.
– Можете идти, вы чисты, – усмехается инспектор, и Исин благодарно кланяется, а потом берет Ифаня за руку и уводит прочь. Ифань мысленно благодарит Бога, в которого не верит, и таблетки, в которые очень даже верит. Это не что иное, как чудо, что «бегущие по лезвию» до сих пор его не поймали.
Когда они сворачивают за угол, Ифаня вдруг вжимают в стену. Кирпичи больно впиваются в спину, но его это мало заботит, потому что Исин целует его, и, о… это так прекрасно. Язык проникает в его рот, а пальцы путаются в волосах, и когда Исин отстраняется, прижимаясь к нему пылающей щекой, Ифань чувствует себя крайне ошеломленным.
– Почему? – вздыхает он.
– Потому что я твой парень, – улыбается тот.
Исин снова его целует до тех пор, пока не хватает воздуха.

Эти «эмоции» день за днем усиливаются, окутывая пленкой и наполняя любовью сердце. Ифань осознает, что первая мыслью поутру у него об Исине, с мыслями о нем Ифань же и засыпает. Ему хочется проводить каждый день с Исином – тот помогает ему забыть.

– Ты же знаешь, что я тебя люблю?
Ифань кивает и прислоняется лбом ко лбу Исина.
– Да, – шепчет он, выдыхая это прямо в его губы.

Когда Ифань впервые приглашает Исина к себе домой, то знает, что это не самая удачная идея, но все равно это делает, потому что это Исин, а у него есть непреодолимое желание отдать себя всего целиком этому мужчине. Может, холостяцкая жизнь сделала свое дело.
Исин никак не комментирует интерьер его квартиры, но Ифань видит мелькнувшую в его глазах грусть. Вместо этого он притягивает к себе Ифаня и целует его, сначала нежно, но потом постепенно углубляя его и делая жарче.
Следующим утром Ифань просыпается очень рано. Кажется, будто его сознание оцепенело от радости, а по всему телу разлилась приятная теплота. Он переворачивается на бок и смотрит, как дышит Исин, как медленно вздымается и опускается его грудь. Его веки слегка подрагивают, и Ифань задается вопросом, что же тому снится, а радостны ли его сны. Он тянется рукой и проводит большим пальцем по его щеке. Тот протяжно вздыхает, и уголки его губ слегка приподнимаются. Ифань улыбается в ответ и чувствует, как сердце излучает столь невероятное счастье, какое он никогда ранее не испытывал. Он выбирается из-под одеяла, потягивается и надевает свободные штаны, небрежно брошенные накануне вечером на туалетный столик.
Ифань встает, тихо шаркая и не желая будить Исина. Он включает в ванной свет и шмыгает, так как в комнате холодно, и его нос заложило. Ифань тянется к склянке с таблетками и быстро отвинчивает крышку. Пауза. Он широко распахивает глаза.
Ни одной не осталось.
У Ифаня трясутся руки, переворачивая пузырек вверх дном. На подставленную ладонь ничего не падает. Горло сдавливает паника, и Ифань переводит взгляд на спящего в его постели Исина, на его обнаженное тело и валяющиеся у ног скомканные простыни.
Ифань глубоко вздыхает, потому что внезапно стало жарковато. Он заглядывает во все бутылочки в надежде, что хотя бы в одной из них его ждет приятный сюрприз. У Ифаня осталась парочка синих, россыпь зеленых и одна желтая – но это не то, что ему надо. В последней склянке он наконец находит то, что так долго искал, и достает оттуда единственную красную таблетку. Ифань улыбается, чувствуя огромное облегчение, и решает принять заодно и желтую.
– Что ты делаешь?
Ифань вздрагивает, чуть не роняя пилюлю, и мгновенно поворачивается к Исину, стоящему в дверях. Он еще не стряхнул с себя сон, а волосы растрепанными прядями закрывают лицо. Какой же он красивый, думает Ифань.
Исин косится на пилюли, чуть ли не выпавшие из ладони Ифаня, и его улыбка слегка меркнет. Он делает шаг вперед и подводит одну из таблеток – красную – к глазам, но Ифань не может даже пошевелиться.
– Похоже на эмоциональные таблетки, – мямлит Исин, переводя взгляд на Ифаня. Замечая его испуганный вид, он резко выдыхает и отступает.
– О боже. Ты…
Ифань подается вперед.
– Исин, это не то, о чем ты подумал, пожалуйста…
– Ты репликант? Да блин! Ты ничего ко мне не чувствуешь – ты даже не человек! – он усмехается, но Ифань потрясенно видит слезы в уголках его глаз.
– Нет, это не так!
Исин с силой отталкивает его.
– Конечно же, так!
Он замахивается и попадает Ифаню прямо в губу. Последний слышит, как что-то хрустит, и надеется, что это не челюсть, так как ее переподключение будет стоит бешеных денег. И это все-таки не она – это рука Исина, на которой появилась кровоточащая ссадина. Исин враждебно на него смотрит, баюкая раненую ладонь.
– Да пошел ты, – тихо произносит он, и каждое его слово буквально сочится ядом. – Ты даже не настоящий.
Исин поворачивается и уходит, хватая по пути куртку и обувь и захлопывая за собой дверь.
Ифань на миг замирает, моргая в пустоту. Сказанные слова до сих пор эхом проносятся в его сознании.
– Я люблю тебя, – едва слышно шепчет он и удивляется, когда понимает, что это на самом деле так.

Выброшенная красная таблетка так и валяется на полу.



Часть 2

Ифаню требуется всего мгновение, чтобы прийти в себя и начать кидать одежду в большую сумку, найденную в шкафу. Он кладет туда еще и другие вещи – чашку, одеяло, пачку лапши, – и едва застегивает молнию. Ифань знает, что нужно немедленно отсюда убираться – здесь больше не безопасно. Исин знает, где он живет, и легко сообщит об этом «бегущим по лезвию». Ифань поворачивается, чтобы взять несколько пузырьков с таблетками, но его пальцы замирают над склянками, а на лице проступает гнев.
«Да пошел ты», – шепчет он. В голове все еще звенят слова Исина, и Ифань берет бутылочку. Он взвешивает ее на ладони, а после разбивает о зеркало, чувствуя захлестнувшее удовлетворение. Затем разворачивается и бежит из квартиры.
Несколько недель у него уходит на то, чтобы найти новый дом, и он проводит холодные ночи в метро.
Возле него сидит мужчина: его одежда вся рваная и грязная, но у него очень симпатичное лицо – так выделяющееся среди остальных бомжей.
– Лу Хань, – представляется он и протягивает руку, а другой – подтягивая к себе одеяло. Ифань пожимает ее, но не утруждает себя ответом. Лу Хань наблюдает за ним, моргая своими большими глазами.
– Ты тоже репликант, – тихо говорит он, но Ифаню кажется, будто Лу Хань эти слова прокричал, и поэтому прижимает к губам мужчины палец. Тот убирает руку.
– Все нормально, я никому не скажу.
Ифань смотрит на него.
– Как ты узнал?
– Я просто могу сказать, – пожимает плечами Лу Хань.
– Ты тоже скрываешься?
– А разве мы все – нет? – грустно улыбается мужчина.

На следующий день Ифань звонит на работу и увольняется.
В общем-то, деньги ему особенно и не нужны.

Ифань стоит возле Министерства технологий и ждет Исина. Он не уверен, чего пытается этим добиться, и когда Исин наконец выходит, Ифань быстро ныряет в тень проулка, прислоняясь спиной к кирпичам и не совсем понимая, почему сердце так отчаянно колотится в груди.
Он следует за Исином до его дома, глядя, как тот идет с полностью выпрямленной спиной, засунув руки в карманы. Больше всего на свете Ифань хотел бы подбежать к нему и обнять, безумно поцеловать и забыть обо всем, что случилось.
Но Ифань этого не делает, а просто позволяет сердцу молча обливаться кровью.

Лу Хань возвращается в метро, когда темнеет, и в тоннель заползают неуютные тени. Он садится позади Ифаня и тащит за собой другого парня. Последний улыбается, но его улыбка слегка натянутая – от этого у него надуваются щеки, и глаза превращаются в щелочки.
Лу Хань с застенчивой улыбкой смотрит на парня, вырисовывая большим пальцем узоры на его ладони.
– Это Минсок, и он такой же, как мы, – говорит он, и ему даже не надо объяснять свои отношения с ним, Ифань и так может сказать – Лу Хань смотрит на Минсока так же, как и Исин смотрел на него самого.
Ифань приветственно кивает.
– Вы принимаете эмоциональные таблетки? – он думает, что вопрос немного не в тему, но сейчас ему как-то не до светских норм.
– Я никогда не принимал эмоциональные таблетки, – хмурится Лу Хань, и Минсок мычит в знак согласия.
– А как же вы тогда чувствуете?
Лу Хань широко распахивает глаза и наклоняется ближе.
– Ты хочешь сказать, что еще не слышал? – Ифань в замешательстве качает головой. – Они ошиблись на наш счет: некоторые из нас совсем, как они, – даже в эмоциональном плане.
Ифаню кажется, будто все внутри рухнуло.
– А они знают?
Лу Хань смотрит на него.
– Большинство людей не подозревает об этом – это бы вызвало массовые беспорядки и недоверие в народе. Ну, то есть как они вообще узнают, человек перед ними или нет? В курсе всего несколько людей – и то, это правительственные чиновники. Кажется, даже наши создатели понятия не имеют об этом.
В душе Ифаня поселяется тоска.
– То есть вы можете чувствовать любовь?
Лу Хань тихо посмеивается и придвигается к Минсоку.
– Не думаю, что это что-то другое, – говорит он, и Минсок неслышно фыркает, сплетая их пальцы.
Ифань ощущает себя больным, потому что все обретает смысл – он не принимал таблетки вот уже неделю, но все еще при мысли об Исине не может сдержать бурю чувств.
Это немного печально, думает он, что первая эмоция, которую он ясно осознал, – это горе.

Где-то в конце второй недели Лу Хань говорит ему, что нашел жилье.
– Оно тесновато, – говорит он, – но подойдет мне, тебе и Минсоку, если ты захочешь пойти с нами.
Ифань с благодарностью принимает предложение, и в тот же миг они выдвигаются. Лу Хань прав, помещение маленькое, даже меньше, чем его предыдущая квартирка, но все-таки места достаточно, чтобы они уместились там втроем. Место расположено над старым заброшенным кафе, и из него им удается вынести остатки кухонной утвари – кастрюлю и чайник.
Лу Хань и Минсок проводят дни по большей части вне квартиры – Лу Хань ворует в других домах, а Минсок работает на химическом заводе на другом конце города. Ифань почти все время лежит в кровати, выходя на улицу лишь затем, чтобы прикупить кое-что в магазине, если у них водятся деньги.

Однажды прогуливаясь, на другой стороне улицы Ифань обнаруживает телефон-автомат и набирает навсегда врезавшийся в память номер.
– Алло? – отвечает Исин, и Ифань захлебывается, потому что так скучал по этому голосу.
– Алло? – повторяет Исин, и Ифань просто закрывает глаза.
– Я люблю тебя, – шепчет он и быстро вешает трубку, так страшась ответа.
Я так тебя люблю.

Ифань не уверен, как оказался у дома Исина, но что есть, то есть. Он стоит там почти час, подняв кулак, чтобы постучать, а затем просто опускает его. Ифань собирает все свое мужество, стискивая зубы, и наконец громко стучит.
Дверь открывается, и из проема высовывается Исин, с улыбкой и сквозящим в глазах любопытством глядя на улицу – пока не замечает, кто пришел. Его лицо тут же становится раздраженным.
– Какого черта ты тут забыл?
Ифань немного вздрагивает, потому что, честно говоря, Исин пугает.
– Я пришел, чтобы объяснить.
Исин уже было закрывается, но Ифань успевает подставить руку, и дверь тут же послушно отскакивает. На лице Исина проскальзывает тень замешательства, но потом он понимает.
– Вали отсюда, репликант.
Ифаню больно, но он не собирается сдаваться.
– Нет, пожалуйста, дай мне сначала объяснить.
Ифань заходит внутрь, и теперь они испепеляют друг друга взглядами на кухне. У Исина дрожат кулаки – видно, что сердит. Он подходит к Ифаню настолько близко, что чувствует его дыхание, и тычет пальцем в его грудь.
– Нет уж, дай объяснить мне. Ты трахал меня с моими чувствами, в то время как сам ничего не испытывал. Ты ведь даже понять это не можешь, не так ли? Ты, наверное, думаешь, что я настолько жалок, что позволяю так с собой обращаться, но дай мне кое-что тебе сказать. У нас, людей, по крайней мере, есть душа.
Исин, рыча, прижимает Ифаня к стене.
– Ты никогда не поймешь, – выдыхает он это в лицо Ифаню, жестко глядя тому в глаза.
Ифань чувствует, как больно сердцу биться в груди.
– Ты неправ, – говорит он мягко, но настойчиво.
– И с чего это вдруг? Я создаю таких, как ты, – прищурившись.
Ифань хватает его за воротник рубашки.
– Нет, ты неправ, – говорит он, отчетливо произнося каждое слово, и наклоняется, целуя Исина. Ифань чувствует, как на мгновенье расслабляется тело под ним и как неуверенно чужие пальцы обхватывают его запястья – но затем все исчезает, и Исин отталкивает его, слишком сильно – Ифань падает на стол, слыша звук сокрушительного удара.
– Убирайся из моего дома! – кричит ему Исин, и Ифаню никогда в жизни не становилось так страшно.
Вскакивая на ноги, он выбегает из квартиры и не останавливается, пока не преодолевает пять кварталов, а затем останавливается у бетонной стены и сползает по ней вниз. Ифань вытирает дрожащей рукой лоб, и ему в глаза попадает что-то красное. Именно тогда он понимает, что, должно быть, упал на стекло и порезался, когда Исин оттолкнул его.
Он даже не чувствует это – сердце болит намного больше.

– Кто такой Исин? – спрашивает однажды Лу Хань.
– А зачем тебе?
– Ты иногда бормочешь его имя во сне, – Лу Хань придвигается ближе. – Он сделал тебе больно? Ты всегда звучишь так грустно.
– Что-то типа того, – горько усмехнувшись, тихо произносит Ифань.

Ифань решает извиниться с помощью сообщений.
Он подсовывает их под дверь, шлет в офис и оставляет на телефоне.
Однажды ему кто-то звонит, и он чуть не падает от шока на стуле, когда слышит из динамика голос Исина.
– Хватит оставлять мне сообщения.
– Пока ты не выслушаешь меня – нет.
Исин вздыхает – так устало.
– Ифань, послушай, я не могу любить тебя, ты не человек.
– Пожалуйста…
– Я не могу.
– Это не значит, что ты все же этого не делаешь.
Раздаются короткие гудки, и Ифань засыпает, держа у уха трубку.

Полдень. Ифань понимает, что у него нет фотографии Исина. Они сфотографировались только один раз, и Ифань положил эту глянцевую бумажку под будильник – это было первое, на что он смотрел, когда вставал.
Ифань решает забрать ее – вряд ли кто-то уже успел въехать. Наверное, никто даже не понял, что он покинул квартиру.
Когда он поднимается на свой этаж, то ошарашенно отскакивает назад.
Распахнутая дверь держится на одном шарнире, и Ифань видит царствующий там беспорядок. Он медленно входит, не веря своим глазам: простыни порваны, матрас перевернут, ванная разбита, и все ящики выдвинуты и разбросаны по комнате. Тут явно кто-то что-то искал – явно Исин рассказал о нем «бегущим по лезвию».
От осознания этого у Ифаня подкашиваются ноги, и он падает на колени, моргая от ужаса. Глазам становится жарко, и что-то выскальзывает из них, что-то мокрое – слеза. Он подводит дрожащий палец к лицу и проводит по щеке. Ифань никогда раньше не плакал и не думал, что может. Но еще он не думал, что Исин возненавидит его до такой степени, что будет желать смерти.
Он сворачивается калачиком и рыдает.
И не останавливается, пока не кончаются слезы.

Ифань вроде как ненавидит себя, но знает, что может принять таблетку, чтобы унять эмоции – всего пара пилюль Счастья, и все с ним будет в порядке. И поэтому когда он сворачивает в тот проулок, то хочет умереть, но отчаяние слишком сильно.
Мужчина переводит на него взгляд. Его улыбка не такая широкая, как обычно, но левый глаз все так же сильно дергается.
– Снова Любовь?
Ифань сердится.
– Ты знаешь, что мы можем чувствовать? Знаешь, что репликанты могут иметь эмоции?
Мужчина моргает.
– Да, – честно выдает он. – Но ты не знал.
Ифань чуть не бросается на него с кулаками, но вместо этого запускает руку в волосы и глубоко вдыхает.
– Э-это не сработало на нас… – мягко произносит он. – Сейчас мне нужно Счастье.
Мужчина кивает и рыскает по бутылочкам. Он кашляет в ладонь, и на перчатке остается красный след крови. Ифань склоняется к нему.
– Ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает он.
– Да. Знаешь, я сократил дозу, как ты мне и сказал, – улыбается мужчина. Ифань фыркает, и на его губах мелькает улыбка. Продавец замирает, а потом протягивает пузырек. – Эй, я знаю тебя уже почти три года и до сих пор не в курсе твоего имени.
– Ифань, – отвечает тот и берет склянку.
Мужчина улыбается на этот раз гораздо шире.
– Приятно познакомиться, Ифань. Я Чанёль.

Таблетки Счастья хороши.
Проблема в том, что они не помогают ему забыть.

В один прекрасный день Лу Хань смывает их в раковину, и Ифань орет на него. Он хочет их – они нужны ему, он стал зависимым от того чувства, когда проглатывает маленькие желтые капсулы. У Лу Ханя глаза на мокром месте, и он шмыгает носом, поворачивая кран и глядя, как вода уносит таблетки в никуда. Те будто дразнятся и задерживаются у края, но все же уплывают в трубу. Ифань ударяет его и царапает руки, оставляя красные следы, но Лу Хань лишь крепко его удерживает.
– Это для твоего же блага, – говорит он, в то время как Ифань яростно мечется, шаря по раковине.
Позже возвращается Минсок, и Ифань слышит, как они переговариваются с Лу Ханем в соседней комнате. Потом Минсок приходит к нему, тихо прикрывает за собой дверь и направляется прямиком к самому Ифаню, заезжая тому по лицу.
– Никогда больше не заставляй его плакать, – предостерегающе говорит он.
Ифань опускает голову и дает обещание.

Темно и сыро. Ифань лежит на диванчике, смотря новости по телевизору, который удалось стащить Лу Ханю на той неделе. Он один, и это отчасти неплохо: тихо и расслабляет. Засовывая пальцы ног в подушки, Ифань потирает ладони и согревает их дыханием. Снаружи раздается громкий звук, и на миг ему чудится, будто гремит гром, пока он не понимает, что это кто-то поднимается по лестнице. Ифань замирает, вспоминая, как Лу Хань сказал, что сегодня вечером они с Минсоком уйдут гулять. Он встает, осторожно направляясь к двери.
Звук шагов утихает, а потом гулко стучат в дверь, которая тут же распахивается, являя Ифаню вымокшего до нитки человека.
Это Исин, доходит до Ифаня, и он слегка приоткрывает от удивления рот.
Исин с минуту просто стоит, переводя дыхание.
– Я думал, ты умер, – не мигая, говорит он. – Я думал, «бегущие по лезвию» нашли тебя.
Ифань не отводит от него взгляд.
А затем Исин издает нечто похожее на всхлип и бросается вперед, стискивая Ифаня так сильно, что тот едва может дышать. Исин плачет и прячет лицо на груди парня, который не в силах сдвинуться с места.
– Я думал, ты умер, – говорит он сквозь слезы. – Я думал, они убили тебя, и-из-за меня, а я н-н-не хотел этого…
Ифань мягко отталкивает его, чтобы взглянуть в глаза. Он поднимает руку и проводит большим пальцем по щеке Исина, вытирая кожу.
– Все хорошо, – нежно говорит он. У Исина дрожат губы, и Ифаню хочется сцеловать все его слезы.
Так он и делает.

Они не говорят, вопросы могут подождать – вместо этого они становятся отчаянным клубком тел. Исин просит прощения, прижимаясь невозможно близко, и Ифань с готовностью его дает, протягивая к нему руки. Он чувствует боль тоски и отчаяния, и секс становится таким жарким и быстрым, что его руки и ноги дрожат от напряжения, а вены приятно немеют.
Исин ложится на живот, проводя пальцем по телу Ифаня.
– Я уже не знаю, что и думать, – нежно говорит он, и Ифань смахивает с его лица прядь волос, упавшую на глаза. – В смысле, ты не человек, но я тебя люблю, – он хмурится и поджимает губы, как будто пытаясь определить, как теперь с этим жить.
Ифань медленно кивает и сплетает их пальцы.
– Все в порядке, я понимаю.
Исин вздыхает и подползает ближе, кладя подбородок на грудь Ифаня.
– Вот это и важно, – выдыхает он с улыбкой.
Ифань не может не согласиться.

Исин уходит до того, как все возвращаются, и целует его так долго, что Ифань вынужден оторваться, чтобы продышаться. Исин снова придвигается к нему, прикрыв веки, но не целует, а просто дышит.
– Увидимся завтра, – говорит он.
Ифань улыбается.
– Ага, – произносит он, задыхаясь, потому что в этот момент Исин открывает глаза, в которых танцуют огоньки лунного света, и Ифань вновь вспоминает, что такое красота.

Настает следующий день. Исин заходит в их квартиру с улыбкой и быстро целует Ифаня, пока Лу Хань с любопытством на них косится. Ифань тащит его за руку внутрь, и в это время из-за угла выворачивает Минсок. Ифань прокашливается и улыбается Исину.
– Все – это Исин.
Исин немного застенчиво машет рукой, и Ифань думает, что это очаровательно. Минсок улыбается, но Лу Хань смотрит подозрительно.
– Так это ты сделал Ифаню больно.
Улыбка Исина меркнет, и он нервно переводит взгляд на Ифаня.
– Да, – говорит он и глубоко вздыхает. – И это была самая большая ошибка, которую я когда-либо совершал.
Лу Хань хмурится.
– Ну, если ты снова его обидишь, я обижу тебя еще больше, – вдруг его лицо озаряет улыбка. – Но приятно познакомиться, – говорит он. Исин улыбается в ответ, и Ифань на мгновенье чувствует прилив любви к Лу Ханю – он даже понятия не имел, что парень может быть таким самоуверенным.

Сейчас Исин часто у них бывает; он стал частью их небольшой семейки.

Исин стоит у тихо булькающего чайника, прислонившись к диванчику и сжимая пальцами подлокотники. Он смеется над какой-то шуткой Лу Ханя, и Ифань смотрит, как Исин щурится и растягивает губы в улыбке, чувствуя, как что-то в сердце сжимается. Исин замечает, что тот смотрит, и подмигивает. Ифань отводит взгляд, потому что с таким напором эмоций он пока совладать не может – слишком смущает.
Чайник вскипает, и Исин разливает кофе в четыре чашки. Лу Хань втискивается между Минсоком и Ифанем и с улыбкой поворачивается к последнему.
– Ты такой милый, – говорит Лу Хань, и Ифань закатывает глаза.
– Уйди, Лу Хань, – отвечает он и отпихивает его. Лу Хань обижается, но подчиняется, вешаясь на Минсока.
Исин ставит чашки на столик, гремя посудой.
– Кофе подан, – говорит он и садится возле Ифаня. Последний чувствует теплую ладонь на бедре и поднимает глаза, видя улыбку Исина – на сердце тут же расцветает теплое чувство удовлетворенности.
Они сидят так некоторое время, пока в темноте мерцает телевизор, и тихо комментируют фильм. Исин шутит о спецэффектах, и Лу Хань все время смеется.
Фильм кончается, прежде чем Ифань понимает, что единственный еще не уснул.
Он косится на Минсока, мирно похрапывающего в руках Лу Ханя, который устроился у него на плече. Затем Ифань переводит взгляд на Исина, заснувшего у него на коленях и положившего ноги на Лу Ханя. Ифань стряхивает с его глаз волосы. Исин морщится, когда прядь падает, но Ифань быстро ловит ее, и на лице спящего появляется легкая улыбка. У Ифаня болят почти занемевшие ноги, но он не хочет шевелиться.
Утром он встает и замечает, что Исин разметал волосы по его лицу и прижал колено к животу, но Ифаню кажется, будто так удобно не было еще никогда.

– Ифань.
Тот мычит в ответ.
– Как ты думаешь, все репли… те, кого я помогаю создавать, такие, как ты?
Ифань кладет газету на стол и смотрит на закусившего губу Исина, который изо всех сил избегает его взгляда.
– Не знаю.
Исин слегка вздрагивает.
– Но что, если это правда, и если… если я привожу их в этот мир и лишь приношу им боль, и я хочу сказать, что это так…
Ифань обнимает его и целует в макушку.
– Это не твоя вина. Никто тебя не обвиняет.
Исин обмякает в его руках.
– Я обвиняю, – тихо бормочет он.

В один прекрасный день Исин вытаскивает его из квартиры, и они усаживаются на бордюре у старого кафе.
– Что ты делаешь? – немного раздосадовано спрашивает Ифань, так как ему и слова не дали сказать. Исин радостно ему улыбается и подпрыгивает на месте.
– Минсок собирается сделать Лу Ханю предложение.
– Что?! – наверное, он крикнул слишком громко, потому что с крыши магазина слетело пару голубей. Исин шикает на него.
– Он мне сегодня утром сказал, поэтому нам надо было уйти.
Ифань издает смешок.
– Неужели мы будем проводить свадьбу?
Исин кивает и улыбается еще шире.
– Я же пошутил, – бледнеет Ифань. Он уже собирается еще что-то сказать, как слышит радостный крик и видит, как Лу Хань переваливается через перила балкона, чуть ли не сваливаясь от волнения.
– Ифань, Исин, вы никогда не догадаетесь, что сейчас произошло!
Ифань смеется и не может сдержать улыбку, так и просящуюся на лицо, потому что Лу Хань так невозможно счастлив, и Ифань думает, что он заслуживает этого больше, чем любой другой.
– Бьюсь об заклад, никогда не догадаюсь, – говорит он, и они с Исином вталкивают Лу Ханя обратно, прежде чем тот привлечет слишком много внимания.

Ким Минсок женится на Лу Хане в воскресенье.
На улице льет дождь, крыша подтекает, да и в гостиной их всего четверо, но Лу Хань постоянно восклицает, как же все идеально.
Исин смаргивает слезы и берет Ифаня за руку.
– Забавно, – говорит ему позже Исин, – я никогда не видел такой же крепкой любви, как у них.
– Ну, наверное, нам нужно составить им конкуренцию, – бормочет Ифань ему в губы и целует смеющегося Исина.

Рассказы о «бегущих по лезвию» становятся все более пугающими.
Они не всегда убивают репликантов – некоторые из них просто исчезают, и никто не знает, где они. Эксперименты, думает Ифань, но для каких целей, он и понятия не имеет – и не особенно хочет узнавать. Исин знает столько же, сколько и он, так как почти не соприкасается с «бегущими по лезвию»: его работа больше направлена на дизайн и помощь при создании.
И хотя Ифань всегда настороженно относился к «бегущим по лезвию». Они никогда не устраивали за ним слежку, но он думает, что сейчас, когда у него появился смысл существования, мысль о собственном убийстве еще никогда не была так далека от его сознания.
Иногда Ифань просыпается в холодном поту, но всегда под рукой находится Исин, который поцелуем отгоняет прочь все его кошмары.

– Нам надо быть очень осторожными, – приподняв бровь, бормочет однажды за завтраком Исин. – Я слышал, что они запускают новую команду «бегущих по лезвию», и сейчас туда входят и репликанты.
Ифань кладет ложку – молоко внезапно потеряло вкус.
– Хотел бы я, чтобы нам не пришлось так жить, – горько произносит он.
Исин поглаживает его руку.
– Я знаю.
Лу Хань шмыгает носом, и Ифань посылает ему ободряющую улыбку.
– Все будет в порядке, мы справимся.
Лу Хань кивает, но его нижняя губа все равно подрагивает.
– Иногда я слишком боюсь. Не понимаю, почему они нас так ненавидят.
Исин со скрипом отодвигает стул и встает, обнимая Лу Ханя за шею и кладя подбородок ему на голову.
– Прости, я просто очень боюсь.
Лу Хань улыбается грустно, но все же улыбается.
– Я бы хотел, чтобы все люди были как ты, Исин.
Тот смеется и щипает его за щеку.
– Не думаю, что тебе бы это сильно понравилось.

Однажды, когда Ифань затаривается в магазине, то чувствует, как что-то врезается в живот, и отступает на пару шагов. Это Лу Хань, по лицу которого текут слезы, глаза широко распахнуты и бешено смотрят на него, и дрожат руки.
– Они нашли его, – задыхается он. – Минсока. Они… они… он…
Ифань роняет покупки и тащит Лу Ханя из магазина.
– Что? – шипит он, держа парня за руки, потому что в ином случае тот, наверное, упадет. Лу Хань наклоняет голову, и его глаза вновь застилают слезы.
– О-они пришли к нему на работу, я д-д-д-даже не знаю, как они нашли его, н-н-но они это сделали, и он от-от-отправил… он… – Лу Хань начинает истерически рыдать и больше не произносит ни слова, поэтому Ифань просто обнимает его.
– Все хорошо, – неистово повторяет он, – все хорошо, – говорит он, но в душе понимает, что это не так.

Лу Хань с опустошенным взглядом сидит на диванчике, вновь и вновь проигрывая сообщение от Минсока.
– Я люблю тебя, Лу Хань, я очень тебя люблю, и мне очень жаль, я… черт…
Затем кто-то кричит, и связь обрывается. Лу Ханя начинает трясти после окончания сообщения, и Ифань утягивает его к себе на колени, проводя пальцами по волосам и поглаживая голову. Он качается с ним взад и вперед, тихо баюкая его, пока Лу Хань не засыпает.

Ифань держит все эмоции в себе из-за Лу Ханя. Он знает, что должен быть сильным, потому что Лу Хань из тех людей, которые подпитываются силой других. Поэтому Ифань не плачет, а успокаивает парня; делает вид, что ему не больно, когда Лу Хань всхлипывает, прижавшись к его груди, и что он не чувствует сильное желание ударить кулаком в стену, когда потрепанный Лу Хань просыпается от собственного крика.

Он оставляет слезы для Исина, который нежно вытирает их и позволяет тихо плакать в плечо, пока они лежат вместе в темноте.

– Я ухожу, Ифань.

Ифань поворачивается к Лу Ханю и удивленно смотрит на него, потому что они никогда ранее не делились друг с другом, когда собираются уходить. Что-то не так, он слышит в голосе Лу Ханя уловку. Ифань видит в его глазах решительность и то, как его губы складываются в легкую улыбку, лишь подтверждает это. Он знает – Лу Хань не вернется. Они смотрят друг на друга мгновенье, и Ифань колеблется, потому что не уверен, как должен себя вести.
Он встает и подходит к Лу Ханю, кладя руку на плечо.
– Хорошо, – говорит Ифань и обнимает его, сжимая рубашку. Он зажмуривается, потому что, черт, ему не хочется, чтобы Лу Хань уходил. – Удачи, – шепчет он в шею и видит в глазах Лу Ханя слезы, когда отстраняется. Парень решительно кивает и натянуто улыбается.
– Спасибо.

Это был последний раз, когда Ифань его видел.

Сейчас из всего двое – в квартире так тихо. Исин почти переехал к нему, возвращаясь к себе лишь раз в неделю, чтобы заплатить хозяйке. Сейчас он работает допоздна и приходит домой уставший. Его глаза красные, но Ифань никогда не спит в это время, лишь лежит в кровати, уже готовый притянуть его поближе.

Сейчас почти три часа ночи, и в дверь раздается серия громких и быстрых ударов.
Ифань стонет и выползает из кровати, морщась, когда включается на миг ослепляющий его свет. Он заглядывает за дверь и видит взволнованного Исина. Тот тяжело дышит, протягивая руку и хватая Ифаня.
– Нам надо уходить, – говорит он, и Ифаню вдруг становится страшно – у Исина расширены зрачки, и в них плещется обнаженный страх.
Ифань колеблется, потому что его мозг еще окончательно не проснулся, и оглядывается назад. На его лице отображается замешательство, но Исин нетерпеливо трясет его руку.
– Нет, Ифань, нам надо бежать.
В его голосе слышится твердость, отчего Ифань снова смотрит ему в глаза и кивает, не требуя объяснений.
– Хорошо, – говорит он, и они выходят.

Они бегут по забытым улицам и скрытым переулкам. Тротуар больно царапает голые пятки Ифаня, а дыхание белыми облачками выдувается в ночной холодный воздух. Северный ветер кусает лодыжки, смешиваясь с витающей над ними туманной дымкой, сквозь которую пытается пробиться лунный свет.
Никто из них не знает, куда им идти, но, иронично усмехаясь, судьба приводит их в метро.
Исин оборачивается к Ифаню.
– Они знают о тебе. Они знают о тебе, – повторяет он, тяжело дыша.
Ифань раздраженно фыркает и прислоняется к плиточным стенам метро, мелко подрагивая от напряжения. Он ненавидит это: ненавидит прятаться, ненавидит постоянно убегать.
– Как? – выдыхает Ифань.
Исин стонет.
– Не знаю, но когда я работал, то в мой кабинет вдруг зашли два «бегущих по лезвию». Они спрашивали о тебе.
Ифань сожалеет, и ему вдруг становится больно от осознания того, что и Исин сюда вовлечен – что лишь находясь рядом, он становится мишенью, как и Ифань. Он навлек на Исина опасность. Ифань выдыхает и проводит рукой по лбу.
– Прости, – мягко произносит он и придвигается ближе, прижимаясь щекой к плечу Исина.
– Не извиняйся, – отвечает тот и сжимает его ладонь. – Я бы не променял это ни на что.
Ифань понятия не имеет, что им сейчас делать, куда они должны идти, где они должны прятаться; но он не обращает внимания на обрушившиеся вопросы и делает на мгновенье вид, что в метро их всего двое. Его взгляд скользит по ресницам Исина, носу, изгибу губ, его улыбке, и Ифань понимает, что важно лишь это – что они сейчас здесь вместе. Он прижимается настолько близко, что кончики их носов соприкасаются.
– Я так тебя люблю, – выдыхает он в губы Исина.
Исин улыбается.
– Я знаю, – нежно отвечает тот. – Я знаю.


Приквел. Сопротивление.


Лу Хань просыпается от кашля, пронизывающего все его тело и заставляющее конечности биться в судорогах. Он зажмуривается, когда желудок сводит слишком сильно, и чувствует, как воздух комком бултыхается в легких. Его пальцы слепо нащупывают рядом с матрасом стакан с водой, и Лу Хань залпом осушает его, успокаивая раздраженное горло.
Он сидит так с минуту: стакан в одной руке, в другой – сжимая простыни, и пытается выровнять дыхание. В голову закрадывается мысль, что если бы он был человеком, то сильно бы испугался, что заболел.
Но ему не надо этого бояться.
Он вытягивает ноги, и с лодыжек соскальзывает простынь. На потолке ветвится лабиринт грязных ниточек, а в углу комнаты темнеет лоскут чего-то более зловещего. Лу Хань облизывает губы и наслаждается тем, как они на миг увлажняются, но потом ощущение исчезает, и они почти сразу вновь трескаются.
Часы на прикроватном столике разбиты, но циферки все равно слабо светят сквозь треснувшее стекло, возвещая, что у него есть всего час на то, чтобы встать и умыться. Лу Хань кладет стакан и падает обратно на матрас. Непокорная пружина резко вдавливается в его спину, но он не обращает на нее внимания, закрывая глаза и позволяя сну утащить себя глубоко-глубоко.

Лу Хань никогда не считал себя красивым.
Неважно, сколь много раз это нашептывают ему на ухо или в губы. Неважно, сколь много раз в него толкаются, выводя это руками и языком на его животе. Когда другие кричат его имя и начинают читать мантру похвал, он все еще не думает, что красивый.
Когда он после лежит на кровати, весь разгоряченный и потный, то думает, что в это мгновенье наименее красив.

Лу Хань существует, чтобы ублажать, – один из репликантов для удовольствия, покупаемых крупными бизнесменами, у которых времени и одержимости сексом в избытке. Это не вызывает в нем отвращения – возможно, сейчас это дело привычки, но его расстраивает, что у него нет иного смысла жизни, что он никому не нужен. Вместо этого Лу Хань чувствует, что его время на Земле ограничено тем количеством удовольствия, которое он может принести, – больше существование, нежели что-то другое, которое он не назвал бы «жизнью».
Лу Хань не жалуется, потому что репликанты делают то, что им говорят, – возможность легкой замены держит в постоянном страхе быть уничтоженным, и ошибка может стоить жизни. И все же смерть не так страшна, как, наверное, когда-то думал Лу Хань: сейчас он видит в ней едва ли не путь к помощи и окончательному миру.
Иногда он задумывается, а отправляются ли репликанты в рай.

Когда он заходит в гостиную, все тут же оживляются: в глазах напротив горит желание, животная страсть, а в некоторых поблескивают оттенки ненависти. Но все эти взгляды объединяет одно: он будто игрушка, драгоценная вещица с алыми щечками и носом-пуговкой, чья жизнь посвящена тому, чтобы издавать приятные звуки, когда его касаются в нужных местах.
Лу Хань слишком хорошо знает, что произойдет, когда исчезнет чувство новизны.
Когда он предлагает мужчине напиток, то его притягивают ближе к раздутому животу, щек касаются мозолистые пальцы, а чужие губы растягиваются в ухмылке, обнажая желтые от сигарет зубы.
– Буду ждать тебя, прелесть, – выдыхает он, и от него веет перегаром. Лу Хань кивает с кокетливой улыбкой, отработанной до идеала.
– Конечно, – говорит он и кланяется. От его взгляда не ускользает, как мужчина смотрит на его губы и облизывает собственные.
– О, и пока ты не ушел, Лу Хань. Это Минсок, он будет с нами жить следующие несколько недель, пока не найдет новый дом. Поприветствуй его, – кричит его босс с другого конца комнаты.
Он жестом указывает на парня, который стоит в нескольких шагах позади. Тот явно не модель для удовольствия – не с этими пухлыми щеками и небольшим ростом, но есть что-то в его улыбке; в том, как уголок его губ слегка приподнимается, а глаза скашивает в сторону – на миг время замирает, и Лу Хань пытается вспомнить, как дышать.

Он слегка улыбается и смутно раздумывает, надо ли проверить систему на вирусы.

Лу Хань готовится встретиться позже с боссом, подводя глаза черным и укладывая волосы, когда Минсок входит в ванную.
Он поднимает голову и встречается с ним взглядом – на долю секунды, но Лу Хань видит в глазах Минсока проблеск чего-то похожего на свой собственный взгляд – проблеск отчаяния, окантованного надеждой.
– Что ты делаешь? – Минсок заходит и опирается на стену позади раковины, играясь с петлями для ремня.
Лу Хань поджимает губы, начиная подводить левый глаз и стараясь ничего не размазать.
– Просто делаю свою работу.
Минсок выдыхает и отворачивается, кажется, смущаясь.
– Ты же репликант для удовольствия, да?
Лу Хань кивает, быстро моргая, после того как слишком сильно надавливает на глаз. Минсок ворчит, но потом снова нацепляет свою забавную улыбку.
– Хотел бы я быть таким красивым, как ты, – легко признается он.
Лу Хань наблюдает, как Минсок уходит, тихо закрывая за собой дверь.

В эту ночь, когда босс прижимает его к себе, Лу Хань позволяет сознанию петлять меж воспоминаний о кривых улыбках и небольших глаз и тут же чувствует боль в груди из-за взбредшей в голову мысли о том, полюбит ли его когда-нибудь кто-то.

Они иногда встречаются взглядами – когда Лу Хань предлагает стакан воды, когда его тянут на чьи-то колени, когда грубые руки блуждают по его телу, и он стоит в ожидании. В глазах Минсока мелькает искра гнева и еще чего-то, Лу Хань не может определить, прежде чем он берет лицо под контроль – идеальное бесстрастное выражение, нечитаемая маска. Лу Хань игнорирует взгляды и закрывает глаза. Лишь хриплые вздохи срываются с его приоткрытых губ, когда чужие пальцы проходятся по его бедру, потому что для этого он и был создан.
Он размышляет, заботится ли о нем Минсок – никто раньше не заботился о нем. Лу Хань находит эту мысль волнующей и прекрасной, и когда он думает об этом, то на лицо так и просится улыбка.

Но затем он вспоминает, что они оба репликанты и забота выходит за пределы их возможностей.

Ложь – это нечто, что изначально встроено в Лу Ханя. Она дается ему так легко, что иногда ему приходится напоминать себе, что верно, а что – нет. Он предполагает, что ограниченность его эмоционального диапазона в качестве – это преимущество. Лу Хань может закрыться от внешнего мира и спрятаться в защищенном участке сознания, пока его тело механически продолжает делать работу, почти оторвавшись от мыслей.
Лу Хань создает на краю сознания небольшое пространство – маленькую комнатку, где стены желтые, ковер чист, и он сидит у окна, наблюдая за миром будто сквозь тонированное стекло. Когда он выглядывает из окна, то видит лишь деревья, птиц и солнце, и во время этих мгновений мир становится идеальным.
Пока реальность когтями не выцарапывает его обратно, и прелесть момента исчезает в стонах и липком тепле.

Он почти никогда не разговаривает с другими репликантами, но иногда все же обращается к ним с просьбой об одолжении или с каким-то уведомлением. Лу Хань рано понял, что дружба не приводит ни к чему хорошему – не с таким существованием.
Поэтому он удивляется, когда в один прекрасный день Минсок намеренно заходит к нему, слегка касаясь руки.
– Ты занят сегодня вечером? – спрашивает он.
Лу Хань поднимает голову, цепляя его взгляд.
– Нет.
Минсок слабо улыбается.
– Тогда встретимся сегодня в моей спальне.
Когда он уходит, Лу Хань чувствует, как часть сердца разбивается вдребезги, потому что он питал надежды, что Минсок не такой, как остальные, что наконец появился кто-то, кто смог сквозь внешнюю оболочку и желание разглядеть самого Лу Ханя. Лу Хань разжимает руки и видит на запястье следы от впившихся ногтей.
Он думает, каково это – когда тебя уничтожают.
Он думает, больно ли это.
Он понимает, что ему все равно.

Когда солнце заходит, и тени причудливо расползаются по всему дому, освещаемому лишь тусклым светом ламп в коридорах, Лу Хань медленно бредет в комнату Минсока. Он ведет пальцами по стене, обводя рамки фотографий и собирая пыль с неровной штукатурки. После стука дверь открывается, и Лу Хань входит.
– Привет, – говорит он, и Минсок улыбается, робко похлопывая по кровати. Лу Хань вздыхает, снимая через голову рубашку.
В груди нарастает отчаяние, когда он делает шаг вперед и слегка отталкивает Минсока назад, обхватывая его голову и глубоко целуя. Столкновение губ и зубов – столкновение боли и разочарования. Следует пауза, и Лу Хань хмурится, потому что Минсок под ним обмякает и отстраняется, глядя широко распахнутыми глазами.
Есть в них что-то похожее на жалость, но потом их наполняет невероятное удивление.
– Ты думал, я хотел этого? – шепчет он и было поднимает руку вверх, почти к губам, но вместо этого она застывает в воздухе.
Лу Хань наклоняет голову набок.
– А разве нет?
– Нет, конечно, я… я бы никогда тебя о таком не попросил, – выдыхает Минсок.
Лу Хань чувствует, как сердце склеивается по кусочкам, и им вновь овладевает облегчение – и это странно, потому что раньше секс его никогда так не беспокоил, но только что-то в Минсоке заставляет его ожидать большего. Он чувствует прилив смущения и закусывает губу, быстро надевая рубашку.
– Прости, – говорит он. – Просто обычно люди хотят от меня этого.
Он неловко мнется, но потом его обнимают теплые руки, цепляясь в рубашку, и лицо прижимается к груди.
– Я никогда, – слегка приглушенно, но твердо говорит Минсок, – я никогда не буду тебя использовать. Я просто хотел подружиться.
Лу Хань в ответ обнимает Минсока и закрывает глаза. Первый раз в жизни он чувствует, что его по-настоящему успокоили – никогда ранее у него не было друга.
– Спасибо, – мягко говорит он, и сердце вновь становится цельным.

@темы: Strong Heart - 2013, band: exo

---

"Без спешки"

[Roleri]

Название: Без спешки
Автор: chiharu
Переводчик: Roleri
Бета: Zua
Коллажист: Рене
Фандом: EXO
Основной пейринг: Крис/Лухань
Категория: слэш
Жанр: AU, ангст
Рейтинг: PG
Размер: ~11 000
Разрешение на перевод: Есть

(кликабельно)

Лухань проводит в больнице всего три дня. За это время число цветов, подарков и открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления достигает такого количества, что Минсоку приходится вывозить все это добро в три захода. Лухань разминает лодыжку и болтает с медсестрой, когда Минсок наконец возвращается за ним.

– Хотят сделать еще какие-то анализы? – интересуется Минсок, пока они спускаются на лифте в вестибюль, где их, естественно, поджидают вооруженные камерами и очередными подарками фанаты.

Лухань теребит больничный браслет, поглаживая пальцами его неровные края. Вчера, в ожидании рентгена, он целый час играл с малышкой из соседней палаты и дал ей разрисовать свой браслет подсолнухами и пчелами.

– Нет. – Мелодичный звонок лифта оповещает, что они достигли первого этажа. Лухань смущенно улыбается Минсоку. – Попросила автограф.

Хотя Минсоку и охранниками удается проложить путь сквозь толпу фанатов, Лухань все равно умудряется потерять кепку по дороге из больницы в машину. Минсок садится на заднее сидение рядом с Луханем и, прежде чем автомобиль успевает тронуться, достает планшет.

– Я отменил все мероприятия на следующие несколько дней. Съемки для рекламы перенесены на следующую неделю, а 13-й Фестиваль «Молодой феникс» придется пропустить.

Лухань хмуро ощупывает карманы джинсов и не сразу вспоминает, что большинство его гаджетов покоится теперь на свалке вместе с остатками BMW.

– Я не могу пропустить фестиваль. Меня там впервые заметили. И вообще, я его символ.

Минсок молчит так долго, что экран планшета успевает погаснуть. Заметив это, он окончательно выключает планшет – верный знак, что его следующие слова произведут на Луханя неизгладимое впечатление или наоборот выведут из себя.
– Не каждому удается пережить подобную аварию, Лухань. То, что ты чудом уцелел, не делает тебя неуязвимым.

«Я знаю», – вертится на языке у Луханя. Но судя по выражению лица Минсока, тот это понимает. Луханю остается лишь молча наблюдать за мелькающими за окном домами. Весной в Пекине ветряно и сухо, песчаный ветер вечно портит прическу Луханя в самый неподходящий момент. Лухань думает о разных пустяках, например, заезжал ли кто-нибудь к нему домой, чтобы закрыть окно и полить кактус. Все те дни, что он провел в больнице, мир продолжал жить без него, а подоконник в его квартире покрывался тонким слоем пыли. В квартире ничего не изменилось – в раковине его ждет оставленная грязная посуда, на столешнице – роман Цзинь Юн, на столе – открытая пачка хлебцев.

А на диване сидит незнакомый мужчина.

– Это Крис, – спокойно говорит Минсок. – Он будет за тобой присматривать.

Крис непохож на телохранителя. У него слишком острый подбородок и слишком запоминающиеся черты лица, как у актеров, с которыми Лухань постоянно фотографируется на церемониях награждения. Лухань смотрит на Минсока, но тот только кивает Крису.

– Я консультант по личностному развитию, – уточняет Крис.

– Это шутка, что ли? – интересуется Лухань. Минсок молчит, и Лухань переводит взгляд обратно на Криса. Крис производит впечатление человека знающего, слишком много знающего. Он напоминает Луханю медсестру, которая брала у него кровь на наличие алкоголя в крови. Хуже бесконечных рентгенов было только молчание Минсока, когда выяснилось, что алкоголя в его крови нет.

Лухань не снизошел до того, чтобы успокоить Минсока в больнице, но здесь и сейчас он чувствует необходимость сказать хоть что-то.
– Я не был пьян, но и не разбивал машину специально.

Я не пытался покончить жизнь самоубийством.

*

Неделю спустя Минсок заезжает за Луханем, Крис ждет в машине. Он молча наблюдает, как Лухань возится с ремнем безопасности. Сидящий на переднем сидении Минсок рассказывает о планах на день. Есть в Крисе что-то такое, что не дает Луханю покоя. Лухань привык быть объектом пристального внимания, на это он вполне может закрыть глаза. Но Крис слишком высокий и симпатичный, чтобы его игнорировать.

– Хочу напомнить, – встревает Лухань, когда Минсок начинает подсчитывать число подарков и букетов, пришедших в офис компании, и количество оставленных на вейбо сообщений. – Я уже давно не новичок в этом бизнесе.

Лухань улыбается, когда Минсок со вздохом интересуется, позавтракал ли он. Услышав, что Лухань встал за десять минут до отъезда, Минсок протягивает ему батончик мюсли. Только разорвав обертку, Лухань вспоминает, что Минсок обычно выбирает самые безвкусные мюсли. Разломав батончик надвое, он предлагает половинку Крису.

– Можешь не есть, – вздыхает Лухань, заметив замешательство Криса. – Кто знает, вдруг я его отравил, чтобы свести счеты с жизнью. Не стоит рисковать.

– С такими вещами не шутят, Лухань, – говорит Крис.

Луханя так и подмывает сказать Крису, что его однообразные речи похожи на заезженную пластинку. Однако после неловкой ссоры пару дней назад Лухань знает, это не поможет ему избавиться от Криса. Смириться же с его присутствием невозможно. Особенно учитывая, что тот ворвался в его жизнь, уверенный, что с ним что-то не так. Лухань отчетливо осознает, что есть ситуации, в которых невозможно одержать верх, есть слова, которые нельзя произносить, и есть песни, которые он не может петь. К несчастью, Минсок принял раздражение Луханя за согласие и обязал Криса нянчиться с ним несколько месяцев.

– Ты и правда будешь всюду ходить за мной по пятам? – интересуется Лухань, лениво жуя безвкусный батончик.

– Я не смогу помочь тебе, не узнав тебя лучше, – неубедительно повторяет Крис.

Лухань наклоняется вперед и хватается за подголовник сидения Минсока.

– Где ты нашел этого парня и сколько платишь ему за то, чтобы он возился со мной?

– Веди себя прилично. Пожалуйста, – отталкивает Луханя Минсок.

Лухань строит рожицу молчащему Крису.

– Он меня обижает, – заговорщицки шепчет Лухань. – Я всегда веду себя крайне прилично.

*

Интервью проходит удачно. Лухань целых пять минут благодарит фанатов за поддержку и извиняется за то, что напугал их. Когда журналистка в шутку интересуется, не хочет ли Лухань стать лицом национального проекта о безопасном вождении, тот лишь смеется.

– Возможно, когда выпущу новый альбом, – отвечает Лухань.

– И когда нам его ждать?

– Это секрет, – едва заметно улыбается Лухань.

По пути на съемки рекламы Лухань спрашивает Минсока, удастся ли отремонтировать его BMW.

– Нет, – отвечает Минсок. Он выглядит немного виноватым. – Не думаю, что машина поддается восстановлению.

Он не говорит о том, что спасателям пришлось вырезать дверь, чтобы вытащить находившегося без сознания Луханя. Однако тот и сам все это прекрасно знает. Хорошо хоть в прессу не просочились его фотографии в машине скорой помощи.

Сидящий рядом с Луханем Крис что-то конспектирует на айпаде.

– Вместо того чтобы наблюдать за мной, почему бы тебе не спросить меня о том, что тебя интересует? – Без телефона Лухань как без рук, и ему срочно нужно какое-то развлечение. А Крис с его идеальной прической как раз подходящая мишень.

– И что ты хочешь, чтобы я о тебе знал? – вскидывает бровь Крис. Лухань ожидает подвоха от каждого вопроса Криса. Он растягивает гласные, употребляет множество деепричастий, и от этого его речь кажется неискренней и будто бы заранее отрепетированной.

Лухань задумчиво облокачивается на дверь машины.

– Мое любимое время года – осень, у меня три айпода, я вполне бегло говорю по-корейски, по утрам мой будильник играет песню J.J.Lin, и я пытаюсь пройти Diablo3 на последнем уровне сложности.

– Все это я и так знаю, – отвечает Крис, не сводя с Луханя глаз.

Лухань хмурится, понимая, что Крис явно неплохо изучил его.

– Тогда, может, тебе стоит пройти тест «Как хорошо ты знаешь Луханя» в Elle Girl. Фанаты, набравшие больше всего очков, участвуют в розыгрыше вип-билетов на мою автограф-сессию!

– Лухань, – предостерегает Минсок.

Лухань показывает ему знак мира и одевает наушники, тем самым давая понять, что разговор окончен. Сидящий рядом с ним Крис даже не шевелится, так сильно он поглощен своим айпадом. Лухань размышляет, какие же выводы сделал Крис из всех этих фактов и обрывков информации, которые в большинстве своем попросту придуманы для фанатов. Лухань сам забывает о них, стоит ему рассказать о них кому-то.

*

Крис ждет Луханя на площадке после окончания съемок рекламы популярного апельсинового сока. Лухань приглаживает беспорядочно завитые волосы и безрезультатно пытается стереть косметику с лица. Крис наблюдает за ним, пока Минсок вычеркивает что-то из расписания. Когда они садятся в машину, за окном совсем темно. На заднем сидении лежит полностью разрядившийся айпод Луханя.

– Ты забыл его выключить, – поясняет Крис, вновь садясь рядом.

– Почему же не выключил, если заметил?

– Ты хотел, чтобы я сделал это за тебя? – медленно спрашивает Крис, внимательно глядя на него. – Ключ к пониманию – это общение. Нужно озвучивать свои желания.

Лухань скептически смотрит на него. Минсок протягивает Луханю свой айпод.

– Мне очень хочется ударить тебя, – бормочет Лухань, распутывая наушники Минсока. На обратном пути он размышляет о плойках и ужасно худых партнершах. Плэйлист Минсока, состоящий сплошь из корейского инди-попа, прекрасно отвлекает его всю поездку.

Выйдя из машины, Лухань машет на прощание рукой и исчезает в лифте. Дома он принимает душ, пытаясь снять боль, которая не покидает его после аварии. Фантомная боль от удара, который он даже не почувствовал. Лухань стискивает пальцами край запотевшего зеркала и достает тоник. Он хмурится, обнаружив на ватке следы тональника.

На следующее утро его волосы уложены красиво и непринужденно, но стилистка все равно убирает пряди со лба, чтобы наложить подходящий тон. В углу Крис разговаривает с Минсоком. В руках у них одинаковые стаканчики с кофе. Когда Лухань вразвалочку приближается к ним, Минсок протягивает ему чай.

– Иначе уровень глюкозы в твоей крови будет зашкаливать, – поясняет Минсок и, извинившись, отвечает на телефонный звонок. К счастью, чай оказывается смесью зеленого чая и ягод асаи. Грея пальцы о теплый стаканчик, Лухань оглядывает холодную студию.

– Что тебе особенно нравится в фотосессиях? – спрашивает Крис.

Лухань уже знает ответ на этот вопрос.
– Разнообразие и то, что хотя бы на пару часов я могу побыть, кем захочу.

– Ты и так можешь быть, кем хочешь, – говорит Крис.

– Я тот, кем меня хочешь видеть ты, – улыбается Лухань, челка падает ему на левый глаз и щекочет нос.

Крис обдумывает услышанное. Лухань замечает, как тот делает паузу перед каждой фразой, словно подбирает слова.
– Это не одно и то же, – наконец говорит Крис.

Минсок возвращается прежде, чем Лухань успевает ответить. Тут же Луханя утаскивает фотограф, чтобы обсудить концепцию съемки. Лухань достаточно долго крутится в шоу-бизнесе и знает, как лучше повернуть голову и какое выражение придать лицу, знает правильный баланс между ранимостью и превосходством. Он сбился со счету, во сколько образов ему приходилось вживаться. Горы журналов и фотографий, которые он даже не смотрел, так и пылятся дома в кладовке.

Когда Лухань переодевается обратно в толстовку, Минсок заводит разговор о Сехуне.
– Он вернулся в город и хотел поужинать с тобой. Я согласился.

Лухань берет Минсока под руку и чувствует легкий запах его шампуня.

– Ты всегда знаешь, чего я хочу, – говорит Лухань, ведя Минсока к машине.

– Я могу лишь догадываться, Лухань.

К вящему недовольству Луханя Крис следует за ними в лапшичную. Он почти не участвует в разговоре и выглядит совершенно неуместно в этих своих рубашке и брюках. Он сидит молча и слушает, как Сехун извиняется перед Луханем за то, что не прилетел утренним рейсом сразу по окончанию очередного танцевального шоу со своей группой, и наблюдает за тем, как Сехун раскладывает на столе сувениры для Луханя. Крис не возражает, когда Лухань представляет его своим пресс-агентом, и вместе с Сехуном набрасывается на чжацзянмянь.

Когда Крис уходит в туалет, очевидно, чтобы поправить прическу, Лухань уговаривает Сехуна сбежать из ресторана. Он оставляет на столе пачку банкнот и торопится к выходу. Они гуляют по улицам и, вспоминая старые добрые времена, покупают баббл-чай в любимом ларьке.

Крис ждет Луханя дома. Он удобно устроился на столешнице в кухне и просматривает интернет-странички.

– Удачное свидание?

– Это было не свидание, – говорит Лухань.

Крис показывает ему страницы, вовсю пестрящие их с Сехуном фотографиями.
– На твоей страничке пишут совсем другое.

Ирония происходящего задевает Луханя. Крис понимает, что фанаты вторгаются в личную жизнь Луханя, но сам поступает точно так же. Лухань заглядывает Крису через плечо и замечает фотографию, на которой он смотрит прямо в камеру.

– И что ты об этом думаешь?

– А что думаешь ты, Лухань?

– Думаю, тебе стоит прекратить вламываться в мой дом, – сухо улыбается Лухань и, схватив запасной ключ со столешницы, прячет его в карман. – Кое-кому стоило бы задуматься о том, что нехорошо вмешиваться в чужую жизнь. Оказавшись за решеткой, ты уже не сможешь спасти меня от самого себя.

– Собираешься вызвать полицию? – снисходительно улыбается Крис.

– Я им уже позвонил. Сказал, что видел подозрительно высокого типа. Спасайся, пока они не приехали. – Лухань возвращает Крису айпад и указывает на дверь.

*

Чондэ навещает Луханя за два дня до музыкального фестиваля на CCTV, на котором им обоим предстоит выступить. Лухань пытается одновременно игнорировать присутствие Криса и делать уборку. Однако когда раздается звонок в дверь, он просто запихивает весь мусор под раковину. Чондэ ничуть не изменился. Он радостно уплетает перепелиные яйца и рисовую кашу, бросая любопытные взгляды на Криса.

– Это мой новый пресс-агент, – по-корейски объясняет Лухань.

– Да? Хороший? – моргает Чондэ.

– Ужасно надоедливый тип, – признается Лухань, глядя на поглощенного чтением книги Криса.

– Я все понял, – ровным голосом говорит Крис, не обращая внимания на смеющихся Луханя и Чондэ. И даже не пытается присоединиться к их разговору, когда Чондэ принимается излагать в мельчайших подробностях концепт своего нового сингла и рассказывает о соведущей с MBC, которая весь эфир флиртовала с ним.

Позже, когда Чондэ уезжает вместе с заехавшим за ним менеджером, Лухань поворачивается к Крису:
– Не знал, что ты говоришь по-корейски.

– Ты и не спрашивал. – Крис закрывает книгу.

Практичность Криса раздражает Луханя.

– Если я задам вопрос, ты ответишь честно? – задумчиво спрашивает Лухань.

Крис отвечает не сразу.

– Да.

– Как думаешь, ты сможешь меня починить? – Слова слетают с его языка прежде, чем он успевает их обдумать.

– Чтобы починить тебя, мне сначала нужно обнаружить поломку.

– Разве не в этом заключается твоя работа? Найти мои недостатки?

Крис опускает книгу на колени и задумчиво смотрит на Луханя.

– В процессе исследования мы изначально полагаем, что пока ты живешь, в тебе больше хорошего, чем плохого, как бы ужасно и безнадежно ты себя не чувствовал.

Лухань не испытывает безнадежность. Его работа – продавать желания, фантазию, созданную вокруг того, кем он стал и кем мог бы быть. Это не игра. Это образ жизни. Когда-то Исин сказал, что если он будет достаточно долго притворяться кем-то, то в итоге станет им. Лухань всегда мечтал быть кем-то другим.

*

Лухань превращает все в игру – на любой вопрос Криса он вместо ответа задает ему какой-нибудь риторический вопрос. Однажды Луханю удается втянуть Криса в бесконечную дискуссию о карме, но Минсок зовет их в конференц-зал. Тут-то и наступает час расплаты. Лухань вынужден отвечать на вопросы о своих музыкальных предпочтениях и о том, как продвигается работа над новым альбомом. Когда они покидают офис компании, Лухань так занят игрой в «Ниндзя-Фрукт» на своем новом мобильнике, что больше не обращает на Криса внимания. Минсок пытается выведать у него подробности.

– Я работаю над песнями, – говорит Лухань, случайно задев в игре бомбу.

– Лухань, – начинает Минсок, но замолкает на полуслове, когда Лухань наконец отрывается от мобильника.

– Ты сказал, что будешь поддерживать меня до тех пор, пока я пою.

Минсок молчит. Наверное, не ожидал, что Лухань вспомнит о прошлом. Лухань чувствует себя путешественником во времени, который оказался в давно забытой эпохе. Во времени, когда единственным проявлением бунтарства были импровизированные походы в караоке, которые Лухань предпринимал в перерывах между написанием курсовых и зубрежкой грамматики. Они втроем частенько собирались вместе, чтобы проверить расписание отъезжающих от кампуса автобусов. Как бы долго ни приходилось уговаривать Минсока пропустить семинар, Лухань всегда наверстывал упущенное время с Исином. Луханю хотелось бы, чтобы с возрастом у них становилось бы больше общего, а не больше поводов для ссор.

*

Раздача автографов в Чаоян проходит суматошно и неорганизованно. Охрана пытается хоть как-то усмирить набившихся в небольшое помещение людей. Когда одна из девушек спотыкается и падает возле стола, за которым сидит Лухань, именно Крис подхватывает ее под руку и помогает вернуться на место. Занятый следующей группой фанаток, Минсок благодарно улыбается Крису. Лухань смеется и машет Крису, тем самым привлекая к нему всеобщее внимание.

– Лухань, – спрашивает фанатка посмелее, протягивая ему диск. – А кто вон тот симпатичный мужчина?

Лухань с улыбкой подписывает диск.
– Это мой новый пресс-агент. Пожалуйста, не обижайте его. – Лухань почти уверен, что именно она делала баннеры для сайта с изображениями его бывшего менеджера и водителя, который спас Луханя от толпы в Шанхае. Однако позже это не мешает Луханю показать Крису баннер в его честь, похожий на баннер с сайта самого Луханя, и посмеяться над выражением его лица.

– Зачем ты ее поощрял? – спрашивает Крис, разглаживая несуществующую складку на рубашке.

– Потому что мог, – не задумываясь, отвечает Лухань. Чем больше он проводит времени с Крисом, тем бесшабашнее становится. У него прямо руки чешутся сказать очередную колкость. Но, несмотря на странности и назойливость, Крису можно доверять. Они сверлят друг друга взглядом, пока Минсок не напоминает, что завтра им предстоит ранний перелет в Шаньдун.

– Фотограф отказалась в последний момент, – добавляет Минсок, протягивая Крису конверт. – Если хочешь, можешь полететь вместо нее.

Крис молча принимает билеты.

Следующим утро Лухань с Минсоком направляются прямо в аэропорт. На удивление растрепанный Крис ожидает их прямо возле выхода на посадку. Он настолько поглощен поиском чего-то важного в сумке, что не замечает, как роняет паспорт.

– Канада? – удивленно спрашивает Лухань и замолкает, когда Крис выхватывает паспорт у него из рук. – И все это время ты молчал, что ты иностранец.

– Я гражданин Канады, – поправляет Крис. – Но я родился в Китае, и с тобой я разговариваю на национальном языке Китая.

– Все это время ты врал мне, – говорит Лухань во время посадки. – Может, стоит навести о тебе справки? Минсок, ты уверен, что ему можно доверять?

– Он подписал договор о неразглашении на китайском и английском, – на полном серьезе отвечает Минсок и подталкивает Луханя к выходу. Их провожают в бизнес-класс, где Луханю достается место рядом с Крисом, а Минсок занимает кресло через проход от них. Лухань знает: есть черта, которую он не должен пересекать. Чем больше он будет узнавать о Крисе, тем больше у того будет права вторгаться в жизнь самого Луханя.

– Мне нравится летать, – говорит Лухань Крису после взлета. Он понятия не имеет, что побудило его завести этот разговор, но, поймав заинтересованный взгляд Криса, продолжает. – В Северной Америке можно пересекать часовые пояса. Однажды я летел из Калифорнии в Нью-Йорк. Это была настоящая гонка наперегонки со временем.

Лухань до сих пор задается вопросом, что же случилось с ним самим, исчезнувшим за те часы? Иногда ему кажется, что на другом континенте он оставил частичку себя.

– Я тоже люблю летать, – неожиданно признается Крис. – Приятно думать, будто отправляешься в далекое путешествие, даже если летишь всего лишь в соседний город.

Крис сидит ровно, а Лухань развалился на сидении, вытянув ноги вперед. Он не знает, то ли у него действительно все на лице написано, то ли Крис так хорошо разбирается в людях.

– В детстве я много путешествовал, – поясняет Крис, когда Лухань не отвечает.

Лухань смотрит в окно, наблюдая, как причудливо меняются очертания оставшегося внизу города.

– А я нет. Я очень мечтал выбраться куда-нибудь из Пекина.

Его мечта сбылась – он дал концерт в Малайзии, сфотографировался на лужайке в Сингапуре и перекинулся анекдотами с ведущими в Тайбэе. Ирония судьбы в том, что обратный рейс всегда привозил его обратно в Пекин. Любой побег – это временная мера. Даже самолет не может оставаться в небе вечно.

В аэропорту Шаньдунь Лухань принимает от фанатов столько подарков, сколько в силах унести. Минсок, везущий тележку с их багажом, беспомощно пожимает плечами, и Крису приходится вернуться за пакетами с логотипом Abercrombie к настойчиво машущей фанатке.

– Знаешь, что она мне сказала? – спрашивает Крис, залезая в фургон и не обращая внимания на вопли и крики вокруг.

– Что ты симпатичный? – предполагает Лухань, опуская подарки на пол. Минсок обходит вокруг фургона, закрывает дверь и занимает место впереди.

– Нет. Она попросила меня позаботиться о тебе.

Лухань не знает, что ответить.

– Они тебя на самом деле любят, – добавляет Крис.

– Ты меня смущаешь, – говорит Лухань и отворачивается. Крис выглядит так серьезно, что кажется, будто он говорит правду.

*

Соведущий Сонг Тьен, длинноногий тихоня – местная восходящая звездочка. Застукав его за кулисами зубрящим карточки с текстом, Лухань решает, что тот совсем неопытный новичок. Ему интересно, для кого же были баннеры, которые он видел в студии.

– Дебютный альбом Тао вышел в прошлом месяце, – рассказывает восторженным зрителям Сонг Тьен. Она сильно похудела после церемонии наград в Чанша. Но скажи Лухань это вслух перед камерой, его слова восприняли бы за комплимент. Толпа взрывается, когда Сонг Тьен обращается к Луханю.

– Конечно же, я наслышан о Принце ушу. – Лухань помнит памятку, которую Минсок впихнул ему в самолете. Он соглашается, когда Сонг Тьен предлагает, чтобы Тао обучил его паре приемов, и послушно ахает и охает, когда тот демонстрирует удар ногой с разворота.

– Уверен, что справишься? – спрашивает Тао, когда Лухань пытается повторить движение. Его недоверие лишь еще больше смешит Луханя.

– Менеджер учил меня никогда не сдаваться, – отвечает Лухань и показывает камере большой палец, прежде чем замахнуться ногой. Ему удается удачно приземлиться под аплодисменты публики. Он видит, как смеется Минсок и улыбается Крис.

В следующей части передачи режиссер ошарашивает ничего не подозревающую фанатку, вызвав ее на сцену, чтобы она могла обнять Луханя. Ошеломленная девушка пытается спрятаться за Сонг Тьен, но та предлагает ей обнять заодно и Тао.
– Два зайца одним выстрелом, да? Мы живем только раз.

Когда Тао робко обнимает девушку, Лухань дуется. Он идет к краю сцены, и оператор следует за ним.
– Так нечестно! Эй, Хуан Цзытао. Тогда я заберу себе одну из твоих фанаток.

Зрители заходятся криком, когда Лухань останавливается напротив небольшой группы с леопардовыми баннерами. Смеющаяся Сонг Тьен утаскивает его обратно на сцену. В конце передачи Лухань поет песню под неожиданно слаженный хор фанатов.

Пока съемочная группа собирает оборудование, Лухань зажимает Тао в углу и приглашает на ужин.

Судя по выражению лица Тао, он бы с радостью отказался, но Сонг Тьен уже ждет их. В ресторане Лухань и Минсок заказывают еду. Тао сидит молча и отвечает только тогда, когда Крис просит его передать салфетку. В то время как Лухань пытается стащить все манты с тарелки Минсока, Крис признается, что когда-то занимался ушу, и у них с Тао завязывается разговор. Лухань замечает, склонившихся друг к другу Криса и Тао и даже со своего места ощущает аромат одеколона Криса.

Лухань болтает с Сонг Тьен о ее радио-шоу, выспрашивая, когда же она планирует пригласить его. В ответ на «как только выпустишь новый альбом» Лухань незамедлительно обещает посвятить ей песню.

– Я тоже напишу тебе песню! – встревает Тао.

– Прошу вас обоих, не надо, – смеется Сонг Тьен и, улыбаясь, поворачивается к Луханю. – А как дела с той балладой, которую ты обещал сочинить для Чжан Лиинь? Уверена, кое-кто до сих пор ждет ее.

Лухань втискивается между Крисом и Тао, вынуждая Криса уступить ему свое место, и тем самым обрывает их разговор. Остаток ужина они обсуждают новый звездный статус Тао. Лухань дает ему советы как вести себя с обезумевшими фанатками. Они обмениваются телефонами, Лухань фотографируется вместе с Тао и, пока официант убирает со стола, загружает фотографию на вейбо.

– Береги себя, – напутствует Сонг Тьен прежде, чем скрыться в такси.

Лухань радостно кивает и машет ей вслед, пока за ним не подъезжает машина.

– О чем ты болтал с Хуан Цзытао? – спрашивает Лухань у Криса по пути в отель.

Крис внимательно смотрит на него.
– Интересовался, всегда ли ты такой дружелюбный.

Его обезоруживающий имидж создавался очень тщательно и в итоге позволил ему завоевать титул национального любимчика по версии множества журналов. Наивный вид ему только на руку. Трюк в том, чтобы не выглядеть проницательным. Еще в детстве Лухань знал, когда вернуться в пустой дом, а когда уйти. С возрастом маскарад становится только сложнее.

*

Во второй половине апреля Лухань берет недельный отпуск и отправляет свою команду отдохнуть, как следует. Он покупает Минсоку билет до Кореи и обратно и выплачивает шоферу премиальные. Он говорит всем, что отправляется в Хайдянь навестить родных и исчезает, пока никто не начал задавать вопросы.

Однако все это время он проводит дома за просмотром тайваньских сериалов. Он перечитывает свою коллекцию манги Eyeshield и трижды перестирывает постельное белье. Он методично переворачивает все часы в квартире циферблатом вниз и с ужасом ожидает наступления двадцатого числа. Крис застает Луханя, поедающего сделанный на заказ торт в окружении гигантских плюшевых талисманов Олимпийских игр в Пекине.

– Ты уже второй раз вламываешься в мою квартиру, – говорит Лухань, откусывая кусочек торта. – Что тебе надо?

Крис оглядывается по сторонам и подходит ближе.

– Хотел забрать книгу, которую забыл тут. – Он хмурится и кладет запасной ключ на стол. Ключ надо бы перепрятать, но Луханю и в голову не пришло, что Крис решит проверить старый тайник. – Ты же должен быть в Хайдянь.

Лухань понятия не имеет, как объяснить, что все эти предосторожности должны спасти его от разочарования. Смешно, наверное, что он проводит свой день рождения дома в одиночестве, хотя фанаты празднуют его повсюду.

– Как видишь, я никуда не поехал, – говорит Лухань, гоняя клубничину по тарелке. – Будешь торт?

– Почему ты никому не сказал? – тихо спрашивает Крис.

Лухань понятия не имеет, о чем говорит Крис. О том, что он изначально планировал никуда не ехать, о том, что он не способен зажечь свечи и не закапать весь стол воском, или что одиноким быть проще, когда кажется, что у тебя есть выбор.

– Почему ты отослал Минсока, Лухань? – допытывается Крис.

Лухань стал на год старше, можно позволить себе честность. Но порыв сказать правду, как обычно, умирает быстро и слова застревают в горле. Лухань не хочет, чтобы Минсок знал, как он жалок. Ведь это его единственный друг.

От понимания в глазах Криса Луханю больно.

– А что насчет других твоих друзей? Сехун? Сонг Тьен или…

– Я отрежу тебе кусочек, – решает Лухань.

Он кладет торт на тарелку Криса, и тот говорит:

– Я не смогу стать твоим другом, Лухань.

На мгновение Лухань забывает, что значит дышать.

– То есть, – поясняет Крис. – Я могу стать твоим другом, если ты этого хочешь. Но я не могу быть твоим единственным другом.

Лухань прекрасно понимает, о чем говорит Крис. Он ждал этого, своего рода приговор. Крис всегда знает, чего боится Лухань и чего пытается избежать. Это знание одновременно успокаивает и смущает. Но его слова расставляют все на свои места. Игра окончена, и они оба это понимают.

Крис пытается сказать, что он здесь не для того, чтобы критиковать Луханя, а чтобы помочь, когда тот будет готов принять помощь.

Лухань молчит, но, похоже, Крис понимает его без слов.

*

Больше всего Лухань боится не реакции Минсока, а того, что их отношения изменятся. Минсок, как обычно, не злится. Он просто выглядит усталым.

– Прости, что я соврал, – извиняется Лухань, чувствуя себя виноватым.

– О, – Минсок поднимает взгляд на Луханя. – Я не злюсь. С чего ты взял? Просто хотелось бы, чтобы ты говорил мне, когда тебе плохо.

Луханю плохо только десять процентов времени в сутках. В остальное время он чувствует себя не просто хорошо, а замечательно. Но эти десять процентов – самые утомительные в его жизни. По ночам он лежит в темноте и чувствует обреченность, наблюдая за танцем теней на стенах. Отвернувшись от Минсока, Лухань ловит взгляд Криса.

– Я плохой менеджер, Лухань, – говорит Минсок, собравшись с духом. – С каждым днем я все меньше понимаю тебя. Мне кажется, я подвожу тебя.

Луханю хочется забрать свои слова обратно. В последнее время Минсок единственный, с кем он честен.

– Это неправда. – Лухань подходит ближе к Минсоку. – Ты единственный, кто не махнул на меня рукой.

– Ох, Лухань. Никто не думал бросать тебя. То, что ты не можешь поговорить с… – Он замолкает на полуслове. – У тебя всегда есть я, Лухань.

Раньше переживать неудачи было легче.

– Я знаю, – говорит Лухань и не двигается, когда Минсок обнимает его. Он намеренно смотрит в пол, ибо стоит ему встретиться взглядом с Минсоком, и он умрет от жалости к себе.

*

– Держи. – Крис протягивает Луханю коробку в коричневой оберточной бумаге. – С прошедшим днем рожденья.

Разорвав бумагу, Лухань обнаруживает кожаный дневник. Он не готов к тому, чтобы вести дневник, слишком быстро и слишком опасно. Заметив его беспокойство, Крис присаживается напротив.

– Составь список из ста вещей, которые ты бы хотел сделать, – говорит Крис. – То, чем собираешься заняться, и то, что давно откладывал, или то, что тебе казалось недостижимым. Мы будем вместе просматривать записи и выполнять каждый пункт.

Лухань начинает с простого: перестирать постельное белье, разослать запоздалые благодарности и полить кактус. Он вычеркивает порядка двенадцати строчек, испытывая удовлетворение от собственной продуктивности. Перечитывая записи Луханя, Крис никак не комментирует значимость дел, он просто кивает, пока не доходит до страницы с невычеркнутыми пунктами.

Лухань готовится к интервью, когда Крис садится рядом. Конечно же, он снова просматривал его дневник.
– Чем собираешься заняться, когда дочитаешь тот роман? – Он протягивает Луханю дневник, когда тот пытается отобрать его.

После интервью, когда помощники собирают реквизит, а Минсок разговаривает с директором проекта, Лухань возвращает дневник Крису. Он смотрит, как тот читает новые пункты.

– Взять напрокат велосипед, сходить в зоопарк посмотреть на панд, примерить исторический костюм в Запретном городе, покататься на лодке возле Летней резиденции… Это ведь все то, чем любят заниматься туристы.

– Я никогда не был туристом в Пекине, – честно признается Лухань.

Крис долго и пристально смотрит на него, но Лухань не отводит взгляда. Он знает, что когда Крис согласился на это, то пообещал не судить его. Сегодня это все, на что может рассчитывать Лухань.
– Ладно, – соглашается Крис, еле заметно улыбаясь. – Мы вполне можем все это сделать.

*

Минсок не расспрашивает об их планах, просто по мере возможности меняет расписание Луханя. Переносит пару встреч и освобождает вечера. Иногда доброта Минсока пугает Луханя больше всего.

Лухань не просит, но вечерами Крис всегда следует за ним по пятам сквозь толпы народа, вычеркивая из списка разные мелочи. Лухань заказывает самый экзотический десерт в Starbucks, смотрит в кинотеатре иностранный фильм без субтитров и покупает дюжину открывашек в форме Лянь По. Вместе с толпой туристов они наблюдают за церемонией опускания флага на площади Тяньаньмэнь.

По утрам они ходят в парк, смотрят, как люди под радио занимаются тайцзицюань, и слушают разговоры стариков. Потом сидят на траве и едят хворост, который Лухань купил в киоске.

– Я был здесь однажды в младшей школе, – признается Лухань, когда мимо них проходит группа школьников в красных галстуках. – Я разозлился на отца, прогулял школу и пошел сюда. – Он думал, его будут искать, но так и вернулся домой вечером в одиночестве.

– Твой отец волновался? – спрашивает Крис.

– Неа, он просто ужасно разозлился, – смеется Лухань.

Крис кладет руку ему на плечо. Если он и заметил, как вздрогнул Лухань, то не подает вида.
– Люди могут и злиться, и грустить одновременно, Лухань. Чувства – вещь тонкая.

Лухань не знает правда ли это. Чувства мимолетны, но грусть всегда побеждает. Она всегда с ним, когда он просыпается по утрам. Стоит ему задуматься об этом, и его охватывает спокойствие. Ему хочется окутаться грустью, выносить, вырастить ее, сделать только своей.

– Мы живем не для того, чтобы побеждать или проигрывать, – поясняет Крис, когда Лухань не произносит ни слова. – Это баланс. Взрослея, ты должен задумываться о хорошем, о плохом и о правильном. Как и Минсок, я всегда поддержу тебя в твоих попытках.

«Шаг за шагом», – думает Лухань.

*

Взглянув на запись в дневнике, Минсок звонит вышестоящему руководству. Проигнорировав протесты Луханя, что это совсем неважно, он ходит с одной деловой встречи на другую.

– Ты хочешь выступить в Государственном дворце спорта Пекина, а моя работа – помочь твоей мечте осуществиться.

– Ты сам внес это в список, – озвучивает очевидное Крис, когда компания Луханя бронирует зал и приступает к формированию сетлиста и поискам подходящей группы для музыкального сопровождения. Лухань не успевает сказать и слова, как оказывается вместе с Минсоком на собеседованиях с потенциальными постановщиками концерта и помощниками режиссера.

– Предполагалось, что это будет одно из сложнейших заданий, – говорит Лухань, когда они остаются одни в конференц-зале. В воздухе витает возбуждение, а из-за двери доносятся обрывки разговоров.

Крис странно, но по-доброму улыбается.
– Не бывает сложных или легких заданий, Лухань. Есть вещи, которые ты можешь или не можешь сделать. Секрет в том, что ты можешь все. Минсок лишь пытается помочь тебе достигнуть желаемого.

Лухань знает, что это правда. Ему всегда помогали, начиная с его первого менеджера, учителя вокала, агента, который нашел его и разглядел потенциал в студенте с факультета иностранных языков. Он вряд ли когда-либо сможет по достоинству отблагодарить всех тех, кто поддержал и продолжает поддерживать его.

– Слышала о твоем сольном концерте! – Звонок от Сонг Тьен раздается пару дней спустя, когда она приезжает в Пекин на интервью. – Поздравляю. Ты ведь пришлешь мне вип-пропуск?

– Можешь даже зайти за кулисы, – смеется Лухань и, вспомнив о том, что на носу июнь, добавляет. – Не хочешь прогуляться по городу?

Сонг Тьен встречает его у западных ворот Летнего дворца. К счастью, она догадалась не надевать туфли на каблуках, и они спокойно ходят по Ваньшоушань, рассматривая скульптуры Цилинь. Сонг Тьен игнорирует его вопрос о том, что подумает ее корейский бойфренд, когда увидит их совместное фото на фоне европейских туристов. Позже, сидя в Саду Добродетели, они слушают, как люди вокруг переговариваются на разных языках.

– Иногда приятно побыть никем, – говорит Сонг Тьен, когда Лухань протягивает ей бутылку с водой.

Лухань часто задумывается, что было бы, останься он обычным неприметным парнем. Он живет, зная, что где-то есть тот, для кого он важен. И хотя он определенно обманывает себя, эта мысль успокаивает. Он делится своими мыслями с Сонг Тьен, когда они прогуливаются вокруг озера Куньмин.

Остановившись, Сонг Тьен берет его за руку.
– Не думай так, Лухань. Тебя все любят. Очень сильно любят.

– Спасибо.

Серьезность, с которой он это произносит, вызывает у нее смех. Луханю нравится ее голос. Он все еще помнит их первый концерт, когда он разнервничался настолько, что налетел на оператора, а она улыбнулась и поманила его к себе. Он до сих пор пытается вспомнить того Луханя, с которым когда-то познакомилась Сонг Тьен.

Они прощаются, когда звонит менеджер Сонг Тьен. Она легонько толкает его в плечо и убегает прочь, а он стоит под темнеющим небом и смотрит ей вслед. Луханю остается только цепляться за знание, что кому-то он нравится. Очень скоро Лухань тоже полюбит себя.

*

В мае Лухань дает несколько промо-интервью. Испытывая жажду деятельности, он пролистывает старые записи с набросками песен. Он вытаскивает синтезатор из кладовки и целый час ищет по квартире провод. Когда Минсок обнаруживает Луханя на полу в гостиной с клочком бумаги в руках, то сразу же утаскивает его в специально оборудованную студию.

Лухань покидает студию спустя час весь в мыле. За дверью его ждет Крис.

– Слышал, ты вновь начал писать песни. Поздравляю, – говорит Крис.

– Давай прогуляемся, – предлагает Лухань. Они идут пешком пару кварталов, удаляясь от шумной толпы. Стоя на пешеходном мосту, Лухань любуется заходящим солнцем. Проносящийся внизу поток транспорта создает эффект белого шума. Лухань передает Крису тетрадку с песнями и следит за его реакцией, когда тот открывает первую страницу.

– Я нашел несколько недописанных песен. Посмотри на дату на третьей.

– Ты уже два года пытаешься дописать ее, – кивает Крис.

– Я полностью прописал начало, – объясняет Лухань, вцепившись в перила и глядя на облупившуюся краску. – Первая тема – восходящее арпеджио и скачки по интервалам вниз. Вторая тема более мелодичная, и открытый финал. Хуже всего получалось с развитием темы, но сегодня я все сделал.

Крис дает ему знак продолжать и перечитывает заметки.

– Там движение по интервалам вверх, но что-то тянет мелодию обратно и удерживает ее внизу. – Лухань знает, почему так и не закончил песню. Сочиняя ее на закате в пустом классе, он предполагал, что это будет дуэт. Лухань вспоминает уроки музыки, которые связали их вместе, те далекие дни, когда он исписывал нотами каждую тетрадь.

Глубоко вдохнув, он поворачивается к Крису.
– Эту песню я писал вместе с Чжан Исином.

(кликабельно)

Глядя в глаза Криса, он понимает, что тот и так знает. В последнее время Крис знает о Лухане все, и это несколько пугает. Это нечестно, учитывая, что сам Лухань не знает о нем почти ничего.

– Исин понимал меня лучше других, – продолжает Лухань, разглядывая летящий поток машин, в котором группа велосипедистов подрезает красный седан. – Мы все делали вместе. Жили вместе, дышали вместе. Я думал, мы мечтаем об одном и том же, но, похоже, я слишком плохо его знал.

– Где он сейчас?

Лухань хмурится. Где сейчас Исин не имеет значения, главное, кого он бросил.

– Три года назад я записался на конкурс караоке в рамках Фестиваля «Молодой феникс», где меня и заметил агент. Минсок тут же предложил стать моим менеджером, хотя вначале ему предстояло закончить университет и пройти обучение под руководством старшего менеджмента. Я думал, Исин тоже захочет мне помочь. Я хотел, чтобы мы продолжали вместе писать песни и учиться.

Но больше всего Луханя расстроил не отказ Исина, а то, что его мечты разбились о реальность.

– Думаю, он просто хотел убраться от меня подальше. Поэтому и свалил в Америку, – выдыхает Лухань.

Все это время Лухань жил, лишившись своего лучшего друга. С кем только он ни пытался сойтись, сколько бы раз он ни чувствовал себя счастливым, он неизменно понимал, что каждая секунда, каждая улыбка – мимолетны. Тот, кто хоть раз терял то, что навсегда считал своим, понимает, что у него ничего нет и не было. То, что когда-то любил Лухань, не было вечным.

– Он уехал не из-за тебя, Лухань. – Голос Криса звучит до невозможности ласково, он притягивает Луханя ближе и обнимает. – Уверен, у него были свои желания и цели.

Повернувшись, Лухань утыкается лбом в плечо Криса. Он понимает, что Крис прав, но ему все равно нужно за что-то держаться.

*

Минсок сопротивляется, когда Лухань утаскивает его со встречи со специалистом по звуку.

– Постановщик сам со всем разберется, – улыбается он, запихивая Минсока в машину и занимая место водителя. – Не волнуйся, у Сонг Йонг сегодня выходной. – Поймав скептический взгляд Минсока, Лухань добавляет. – Обещаю, я ни во что не врежусь.

Тащась по загруженным улицам, они слушают песни Ван Лихома. Лухань болтает о еде, успешно игнорируя вопросы Минсока.

Минсок замолкает, когда они выруливают на знакомую улицу перед университетом. На клумбах уже распустились тюльпаны, тут и там спешат студенты, потерянные в мире, который Лухань больше не знает и не понимает.

– Скучаешь? – спрашивает Минсок, когда они гуляют по кампусу, рассматривая знакомые здания и газоны. Лухань вспоминает утра, проведенные в кафе неподалеку, их одинаковые темно-синие тетради, любимое соевое молоко Минсока. Нет большей грусти, чем вспоминать счастливые моменты в минуты несчастья.

– Я скучаю по нам прежним, – говорит Лухань, глядя Минсоку в глаза.

– Сомневаюсь, что люди способны кардинально измениться, Лухань. – Минсок берет его за руку. – Нас создали не для того, чтобы мы были несчастны. Ты не был создан для того, чтобы быть несчастным. Не думаю, что ты осознаешь, скольких вдохновляешь, оставаясь самим собой. Я всегда восхищался тобой.

Луханя всегда пугало, что кто-то разглядит его истинное я. Он чувствует в груди растущее беспокойство, что его сочтут недостаточно больным или несчастным. Но быть прозрачным для близких и при этом быть любимым теперь кажется ему наивысшим даром.

– Если когда-нибудь ты перестанешь узнавать меня, – говорит Лухань, когда желание плакать проходит, – прошу, перестань быть моим менеджером и вновь стань моим другом.

– Не глупи, я всегда был твоим другом, – добродушно отвечает Минсок.

Так бы они и стояли, не прикатись к их ногам футбольный мяч с ближайшей лужайки. «Это знак», – думает Лухань и поднимает мяч. Подбежавший следом парень долго смотрит на Луханя, когда тот спрашивает, можно ли им присоединиться к игре. Лухань и Минсок давно не играли, но вокруг поля все равно собирается толпа, чтобы поглядеть на национальную звезду Луханя в стенах его родной альма-матер.

– Мы их сделали! – Кричит команда противников, забив финальный гол. – Мы победили Луханя!

– Заткнись! – орет парень, отдавший передачу Минсоку. – Это еще не делает вас знаменитыми!

Лухань смеется так сильно, что Минсоку приходится поднимать его с травы, дабы сфотографироваться со зрителями. Они общаются с фанатами, пока Минсок не вспоминает о том, что им пора.

– В последнее время ты кажешься счастливее, – замечает Минсок в машине. – Рад, что Крис оказался полезен.

Крис не просто полезен, но Лухань прекрасно понимает, что на сегодня откровений уже достаточно.

*

Лухань вручает Крису дневник, когда до сотни остается всего пять пунктов. Вчера билборды, рекламирующие его сольный концерт, появились на главных торговых коридорах города. Лухань чувствует нарастающее беспокойство. Время на исходе.

Крис с улыбой рассматривает новые пункты:
– Хорошо, мы это сделаем.

Они садятся в метро и отправляются на Ванфуцзин, где пытаются отведать всевозможные лакомства в каждой лавочке. Лухань радостно жует завернутую в блинчик танхулу. Он смеется, поймав полный отвращения взгляд Криса, и замолкает, когда тот указывает на очередную лавочку с баоцзы.

Зайдя в огромный книжный магазин, они направляются в секцию с комиксами.

– Я никому об этом не рассказывал, – говорит Лухань, разглядывая полки. – Мои родители отправили меня в университет, думая, что я хочу быть профессиональным переводчиком. Если бы агент не заметил меня в тот день, то я бы переводил мангу. – Он застенчиво улыбается Крису. – Можешь представить, чтобы я весь день сидел за столом, редактировал сканлейт и сводил с ума редактора, заменяя рисунки на фотографии с котами.

– По-моему, я вполне могу это представить, – снисходительно улыбается Крис.

– А ты?

– Не знаю, Лухань. Я просто хотел в чем-нибудь преуспеть. Не этого ли желаем все мы?

– Мне кажется, ты мог бы преуспеть во многом, – говорит Лухань.

– Ну, так и есть, – признается Крис и смеется, когда Лухань фыркает. – Но я хочу помогать людям преуспеть в том, что им нравится. Может, я просто хочу помочь им стать лучше.

«Я могу быть лучше», – думает Лухань.

Лухань прокрадывается в секцию CD дисков и просит Криса сфотографировать его вместе с постером его концерта. Он утаскивает Криса из магазина прежде, чем кто-либо успевает их узнать.

– Раньше я боялся приходить сюда, боялся, что встречу маму, – признается Лухань, когда они стоят возле магазина с бижутерией. – А потом понял, что это ничего не изменит. Она пройдет мимо по улице и даже не узнает меня.

Крис наблюдает за прохожими.

– Когда отец бросил нас, мне всюду мерещилось его лицо – в книжном магазине, в метро, возле его любимого ресторана. Даже если я действительно увижу его вновь, то решу, что это обман зрения.

Поймав взгляд Криса, Лухань не отводит глаза.
– Он когда-нибудь возвращался?

- Нет. Я думал, он будет хотя бы приезжать на важные события в моей жизни, но этого не случилось. Он не появился ни на дне рождения, ни в день окончания школы, ни когда я решил уехать учиться в Китай.

Лухань не знает, что стало бы с ним, реши Крис остаться в Канаде со своим идеальным ответственным отцом. Все, что он знает, сейчас Крис здесь. И поэтому Лухань тоже тут.

Повторный поход по лавочкам проходит сложнее. Лухань запивает жареных скорпионов пивом, отмахиваясь от предложения Криса сходить в магазин за водой.

– Только в Китае пиво стоит дешевле воды, – поясняет Лухань, в толпе туристов вынужденный прижиматься к Крису. – Какая она, Канада?

– Другая, – уклончиво отвечает Крис. – Не сказать, что лучше, просто другая.

В Чаоян Лухань затаскивает Криса в бар и заказывает серию шотов. Он выпивает порцию Криса, когда тот отказывается.

– Я не всегда такой безответственный, – признается Лухань и исчезает на танцполе. Потеряв Криса в толпе, он тонет в невозможно громких басах среди полуобнаженных девушек. Эйфория длится, пока Крис не прожигает его взглядом и не утаскивает прочь.

– Не думаю, что это благотворно повлияет на твой имидж, – шепчет Крис на ухо Луханю.

Лухань придвигается ближе, когда кто-то толкает его в спину.
– Ты обещал, – говорит он, хватаясь за Криса, чтобы не потерять равновесия.

– Шшш, – смеется Крис, понимая, что Лухань все же добился своего. Крис слишком высокий, его бедра слишком жесткие. Он толкает Луханя к выходу. Крис – это стихия, воплощающая все то, что теперь знает Лухань, и эта стихия толкает его туда, где он хочет быть. Лухань повторяет это как мантру, когда они мчатся домой в такси.

Он дает Крису проводить себя. Крис поддерживает его, когда они поднимаются в лифте, заходят в квартиру и пересекают гостиную. Уложив Луханя в кровать, Крис исчезает и вновь появляется со стаканом воды и дневником. В темноте Лухань тянется к Крису, и тот вкладывает ему в руки дневник.

Лухань слишком устал, чтобы что-то объяснять. Свет от луны проникает в окно, его достаточно, чтобы открыть журнал и вычеркнуть:

96. Попробовать всю еду в уличных лавках.

97. Сделать компрометирующий снимок в общественном месте.

98. Сходить в клуб и свалить после первой же песни.

99. Узнать Криса получше.

– Как ты думаешь, я выполнил пункт №99? – спрашивает Лухань, дергая Криса за рукав, пока он не присаживается рядом. Они так близко, что Крис слышит, как быстро стучит сердце Луханя. Лухань напряжен, его снедают сомнения. Крис не придвигается ближе, но и не пытается отстраниться.

– А ты как думаешь? – интересуется Крис, в его голосе слышатся загадочные нотки. Он сидит так близко, что Лухань чувствует запах ветра в его волосах и летнее солнце на его коже. Даже в темноте Крис – это доброта и благожелательность, это даже больно. Когда Лухань касается его запястья, Крис вздыхает и обхватывает лицо Луханя руками.

– Мне кажется, – выдыхает Лухань, – мне кажется, меня безнадежно тянет к тебе, а это слишком опасно. Это несправедливо, потому что я думаю, что ты ко мне тоже неравнодушен.

– Ты прав. – Впервые Крис выглядит потерянным. Лухань не уверен, действительно ли он слышит непреодолимую грусть в голосе Криса. – Но я не могу быть единственным, за что ты цепляешься.

Лухань боится, что это правда. Он не знает, где он или где заканчиваются его мечты и где начинается мир. Привязанность порождает множество иллюзий, а Крис - идеал, которого Луханю хочется держаться. Эту бесконечную пропасть Лухань может преодолеть только сам. В силах Криса указать ему путь, но он не может прыгнуть за него.

Лухань вдыхает запах Криса.

– Если ты мое зеркало, – еле слышно шепчет Лухань, – то кто же ты без меня? Кто же ты, когда меня нет рядом?

Крис едва касается пальцами кожи Луханя и прижимается лбом к его лбу.
– А ты, Лухань? Кто ты без Чжан Исина? Куда ты сбегаешь, когда прячешься?

Лухань уже знает ответ на этот вопрос. Он эксперт по части грусти, с легкостью погружающийся и тонущий в ней. Лухань словно призма, сквозь которую преломляется грусть. Иногда ему хочется вырвать из сердца всю нежность и чуткость. А иногда ему кажется, будто он и вовсе не существует.

И все же Лухань не может сдаться. Стоит людям опустить руки, и они умирают. Тогда им кажется, что в них ничего нет, и за рулем своей машины они спокойно въезжают в туман одиночества и неопределенности.

Как же Луханю хочется снова почувствовать, что в нем что-то есть.


Билеты на первый сольный концерт Луханя распродаются за день. Небольшое количество отложено для руководства компании, друзей, семьи и лотереи на радио. В день, когда Лухань отдает последний билет, он вычеркивает пункт номер сто.

«Я столько всего хочу сказать тебе лично», – гласит записка, которую Лухань прикладывает к билетам на самолет. Он надеется, что где-то там Исин хоть немного скучает по нему.

Звуко- и светооператоры превосходно справляются со своей работой. Некоторые моменты особенно врезались в память Луханя: грохочущее эхо барабанов на самых энергичных песнях, нескончаемые аплодисменты, когда он рассказывал о прогулках по Пекину, восхищенные крики, когда он вытащил на сцену Минсока, и окутанный янтарным светом зал во время первой песни.

Лухань исполнил две новые песни. Перед тем, как выйти на сцену для второй, Лухань замечает за кулисами Криса – светящийся серебром силуэт на границе света и тьмы.

Недолговечность – вот что пугает Луханя, вероятность, что стоит ему сделать шаг, и Крис исчезнет.

Лухань знает, Крис не может оставаться с ним вечно, и все же он с нетерпением ждет наступления дня, когда Крис ему будет не нужен. И хотя надежда на это кажется ему кощунственной, он знает, что однажды он сможет жить и без его помощи.


После концерта Лухань понимает, что в одном он был прав. Буря, когда-то принесшая Криса в жизнь Луханя, с такой же легкостью унесла его прочь.

– Дело не в том, что ты ему безразличен, – поясняет Минсок. – Его контракт истек. Кроме того, я думаю, он хочет, чтобы ты научился обходиться без него.

Один распустившийся цветок еще не означает, что наступило лето. Так же и один счастливый день не делает человека счастливым вечно. Когда все сказано и сделано, Лухань слушает, как бушует за окном буря, и вспоминает времена, когда жизнь казалась ему пустой. Лухань не знает, как связаться с Крисом и где его найти, но он изо всех сил старается донести до него, что справится и без него. «Надо начать с необходимого, – думает он. – А затем перейти к тому, что возможно». Тогда можно достичь невозможного.

Лухань знает, когда-нибудь они встретятся вновь. Возможно, к тому времени он повзрослеет и поумнеет или просто похорошеет. И если они встретятся, значит, он это заслужил.


Лухань вспоминает об этом лишь следующей весной. Он мужественно преодолевает восемь лестничных пролетов, после того, как обнаружил на лифте табличку «не работает», и, поприветствовав новых соседей, медленно подходит к собственной квартире. Семилетняя дочка соседей гениальная пианистка, благодаря которой весь этаж имеет возможность наслаждаться музыкой в самые разнообразные часы дня. Лухань частенько просыпается или греет утренний чай под аккомпанемент медленных вальсов Дебюсси.

Открывая дверь, он подумывает о том, чтобы вновь брать уроки игры на пианино. Последние четыре дня он был в Шанхае и успел заскучать по натертым воском полам и освежителю воздуха с запахом сандала. Затащив чемодан в прихожую, он включает свет как раз в тот момент, когда кто-то обсыпает его конфетти с ног до головы.

– Что происходит? – глупо спрашивает Лухань, стряхивая серпантин с носа.

– С днем рождения, хен! – улыбается Сехун.

– С днем рождения! – подхватывают появившиеся Сонг Тьен, Минсок и смеющаяся Лиинь. Здесь и стилистка Луханя, и его новый пресс-агент, и даже некоторые друзья, с которыми он пересекся на импровизированной встрече одногруппников в прошлом месяце.

Рядом с Минсоком стоит водитель Луханя. Лухань стряхивает челку с глаз и вспоминает, что они расстались с ним в гараже всего десять минут назад. Сонг Тьен смеется, а Сехун выглядит довольным как удав.

– Как…

– Надеюсь, ты неплохо размялся, – говорит Чондэ, показывая знакомую табличку «не работает». Он смеется и, подойдя ближе, водружает праздничный колпак на голову Луханя. – Скажи что-нибудь!

– Мой день рождения через два дня, – отвечает Лухань, поглядывая на календарь, заваленный горой салфеток. Он переводит взгляд вверх и видит плакат, который явно нарисовал Чондэ.

– То, что ты существуешь на этом свете, мы можем отметить когда угодно, – поясняет Сонг Тьен, чьи волосы украшены праздничными лентами, и радостно добавляет: – Хотя твой день рождения мы все равно проведем вместе.

Лухань вспоминает о 14-м ежегодном Фестивале «Молодой феникс». Теперь понятно, как в его гостиной оказалось трое его завсегдатаев, но от этого настроение нисколько не ухудшилось.

– Ты провел меня! – накидывается на Минсока Лухань, но тот лишь виновато улыбается. Последние три часа они провели в самолете, где Минсок рассказывал ему обо всем, кроме грядущего дня рождения. – И ты впустил сюда Чондэ без няньки, боже мой!

В этот момент Сехун выносит торт. Лухань прячет лицо в ладонях, когда все принимаются петь. Сехун смеется так сильно, что случайно задувает три свечки.

– Загадывай быстрее, пока все не погасли! – настаивает Чондэ.

– Пожелай, чтобы голова Кима Чондэ в этом году сдулась, – встревает Сехун.

Лухань смеется и под аплодисменты задувает свечи. Он вспоминает обо всем, что случилось за последний год: его первый концертный тур, выход второго альбома, поездка в Европу, свадьба шофера, ужасная неделя, которую он провел с родителями, и соглашение, которого он достиг с Исином. Прошлый день рождения кажется таким далеким.

Пока все едят торт, Чондэ приносит из кухни какие-то странные напитки. Лухань наотрез отказывается их пробовать, пока Сонг Тьен не заталкивает ему в рот кубик сыра и не велит быть мужчиной. Пару минут спустя Лиинь интересуется, как обстоят дела с песней, которую он пишет для нее уже два года.

– Обещаю, она обязательно войдет в мой следующий альбом! – Лухань улыбается, когда Лиинь понимающе фыркает.

Он благодарит ее за то, что она нашла время прийти, а она в ответ зовет его глупым и в свою очередь говорит спасибо за то, что поделился с ней своим тортом.

Пресс-агент назидательно советует всем получше прятать запасные ключи, но сама все фотографирует и фотографирует гостей. Лухань смеется и просит ее в честь дня рождения не быть с ним такой строгой, старательно не замечая, как его бывший одногруппник не сводит глаз с Лиинь.

– Сегодня не твой день рождения, – напоминает Минсок, тем самым прерывая все разговоры о работе. – Что ты загадал?

– Чтобы ты почаще брал отпуск, – говорит Лухань и смеется, когда Минсок легонько толкает его в бок. В этот момент Сехун и Чондэ утаскивают его смотреть, кто лучше всех упаковал подарок.

Поздно вечером, после ухода гостей, Лухань разбирает подарки. Отложив плакат с Manchester United от стилистки, он берет в руки непримечательный конверт от Минсока.

Внутри статья из местной газеты об открытии клиники для душевнобольных. И фотография сотрудников, приветствующих журналистов на церемонии открытия. Надпись под фотографией гласит «Ву Ифань, основатель и директор клиники». Но Лухань и сам без труда узнает эти широкие плечи.

*

(кликабельно)

Лухань с легкостью находит нужное здание. Когда он заходит внутрь, секретарша разговаривает по телефону, и он вынужден бродить по фойе и рассматривать таблички с именами и дипломы. Зацепившись взглядом за один из дипломов, он понимает, что понятия не имеет, что теперь делать, что сказать и как объяснить свое присутствие здесь.

– Не думаю, что, если тебя заметят здесь, это пойдет на пользу твоему имиджу, – слышится рядом знакомый голос.

Лухань улыбается сам себе.
– У меня превосходный пресс-агент. Она спасет меня от чего угодно.

– Похоже, ее ждет задание не из легких, – хмыкает Крис.

– Не бывает сложных или легких заданий, – поясняет Лухань, поворачиваясь к Крису. – Есть вещи, которые ты можешь или не можешь сделать. Секрет в том, что ты можешь все.

Крис улыбается. За то время, что они не виделись, его волосы стали темнее и теперь прикрывают уши.

– Ты поумнел, – говорит Крис и засовывает руки в карманы своего белого халата.

– Думаю, то же можно сказать и о вас, доктор Ву, – улыбается Лухань.

– Странно слышать это от тебя, – признается Крис, слегка склоняя голову. Луханю кажется, он изменился – стал скромнее, но в тоже время увереннее. Им повезло, что они встретились именно тогда. Тогда Крис был ближе других к тому, чтобы стать его доктором, но Лухань никогда не принял бы помощь от врача.

– Скажи, теперь ты знаешь, чего хочешь? – спрашивает Крис.

Лухань задумывается.

Он встретил Криса не в лучший момент в своей жизни. И хотя Лухань все еще пытается стать самим собой, он хочет вновь влюбиться в Криса.

И на этот раз быть уверенным, что он его любит.

@темы: Strong Heart - 2013, band: exo

---

[All K-Pop Fanworks]

Дорогие авторы и иллюстраторы, первая выкладка уже послезавтра, так что пришло время поговорить об оформлении выкладок.

1. Текст и иллюстрации (кроме шапки фика) заключаются в тег more. Вы можете украсить тег баннером, но помните, что размер баннера не должен превышать 400px по большей из сторон.

2. Арты и коллажи должны быть в превью, 600px по большей стороне.

3. Видео должны быть залиты на любой онлайн-проигрыватель (дополнительно можете предоставить ссылку на скачивание)

4. Если текст не влезает в пост, разместите его в комментариях (тоже под тегом more). Кроме того, дополнительно вы можете дать ссылку на скачивание.

На этом вроде все, если у вас возникнут какие-то вопросы, то можете задать в комментариях.

---

Расписание "Strong Heart" - 2013

[All K-Pop Fanworks]

Дорогие авторы и артеры, под катом расписание челленджа ""Strong Heart" - 2013.
Если у вас есть какие-то замечания и уточнения, пожалуйста, пишите на умыл сообщества. Мы не включали в расписание авторов, которые не уверены в том, что они успеют написать фик, но если все же звезды сложатся как надо, напишите организаторам, мы добавим вас в список.
Внимание! В расписании возможны изменения, следите за апдейтами.

Расписание

05.04.

Автор:  Roleri
Иллюстратор:  Рене
Фандом: EXO

06.04.

Автор:  Schitz
Иллюстратор:  shurshic-chan
Фандом: EXO

08.04.

Автор:  Однохвостая
Иллюстратор:  solnce.alex
Фандом: DBSK

09.04.

Автор:  Svadilfary
Иллюстратор:  solnce.alex
Фандом: Infinite

10.04.

Автор:  Шу-кун
Иллюстратор:  efa_888
Фандом: DBSK

11.04.

Автор:  Jewel Girl
Иллюстратор:  Seele-Helga
Фандом: Super Junior

12. 04
.
Автор:  Однохвостая
Иллюстратор:  solnce.alex
Второй иллюстратор:  Aya Taibono
Фандом: DBSK

13.04.

Автор:  Донка
Иллюстратор:  solnce.alex
Второй иллюстратор:  Рене
Фандом: DBSK

15.04.
Автор:  Шу-кун
Иллюстратор:  efa_888
Второй иллюстратор:  Merle: )
Фандом: DBSK

16.04.

Автор:  Saki
Иллюстратор:  KonaYuki
Фандом: EXO

17.04.

Автор:  Roleri
Иллюстратор:  Рене
Фандом: DBSK

18.04.

Бонусный текст

19.04.

Авторы:  павлини пирожок &  Tinker Bell, go!
Иллюстратор:  noonaknowsbest
Фандом: EXO

20.04.

Автор:  [doppler effect]
Иллюстратор:  noonaknowsbest
Фандом: EXO (основной), DBSK (на фоне); упоминаются: SHINee, Super Junior, BoA.

22.04.

Автор:  Jewel Girl
Иллюстратор:  Micky Mouse
Фандом: DBSK

23.04.

Автор:  Kwon
Иллюстратор:  the baddest female
Фандом: EXO

24.04.

Автор:  maresca
Иллюстратор:  Merle: )
Фандом: Super Junior

25.04.

Автор:  Генерал Кросс
Иллюстратор:  Mr.Prince ~bling-bling~
Фандом: EXO

26.04.

Автор:  Lolifox.
Иллюстратор:  Лунный дождь
Фандом: DBSK

27.04.

Автор:  Reiters
Иллюстратор:  the baddest female
Фандом: EXO

29.04.

Автор:  Zitao
Иллюстратор:  Vikara
Второй иллюстратор:  Kara

30.04.

Автор:  [Captain Mel Sparrow]
Иллюстратор:  Naturka
Второй иллюстратор:  Mr.Prince ~bling-bling~
Фандом: DBSK

01.05.

Автор:  [just julie]
Иллюстратор:  KonaYuki
Второй иллюстратор:  Aya Taibono
Фандом: EXO

02.05.

Автор:  Леопардовый Марсианин
Иллюстратор:  solnce.alex
Второй иллюстратор:  KonaYuki
Фандом: EXO

03.05.

Автор:  G Dragen
Иллюстратор:  RingO_o
Второй иллюстратор:  the baddest female
Фэндом: BigBang

04.05.

Автор:  Shun
Иллюстратор:  Енот со странностями
Второй иллюстратор:  Kara
Третий иллюстратор:  Лунный дождь
Фандом: DBSK

06.05.

Автор:  neks
Иллюстратор:  Енот со странностями
Фандом: EXO


07.05.

Авторы:  ~Плачущий Ангел~ &  Just9095
Иллюстратор:  Aya Taibono
Фандом: DBSK

08.05.

Автор:  Мугивара
Иллюстратор:  Naturka
Фандом: B.A.P при участии Hello Venus и Prepix Project Asia

09.05.

Авторы:  Shun &  neks
Иллюстратор:  Kara
Фандом: Infinite

10.05.

Автор:  Kankouku-man
Иллюстратор:  обломов (?)
Фандомы: VIXX, Big Star, BTOB

11. 05.

Автор:  Criminelle
Иллюстратор:  RingO_o
Фандом: Big Bang


13.05.

Автор:  shurshic-chan
Иллюстратор:  neks
Второй иллюстратор:  Shun
Фандомы: EXO, SHINee

14.05.

Автор:  Shun &  neks
Иллюстратор:  Kara
Второй иллюстратор:  noonaknowsbest
Третий иллюстратор:  Лунный дождь
Фандомы: DBSK, EXO

@темы: Strong Heart - 2013, модераторское