Ecco qui che l'ha trovata, tutta bella incipriata con le scarpe di cioccolata, Colombina vuol ballar / Chinaline
Название: Мы словно перекати-поле (удержи нас на месте)
Автор: Shun
Бета: miss right
Артер: Енот со странностями
Артер: KiRin661
Коллажист и оформитель: Kara
Коллажист: neks
Фэндом: EXO
Пэйринг: Лу Хань / О Сехун, Лу Хань / Ким Минсок, fem! Бён Бэкхён (Бэкри) / fem! Чжан Исин (Син), Пак Чанёль / fem! Бён Бэкхён (Бэкри)
Рейтинг: NC-17 (только за слэш)
Жанр: real life AU, ангст
Количество слов: ~ 20000
Предупреждения: гендерсвитч (Бэкхён и Исин в тексте девочки, девочками и останутся, так что если вас такое смущает, пожалуйста, не читайте), сомнительный авторский хэппи энд.
Описание: Они ехали так долго, что давным-давно сбились с пути, пересаживаясь из дешевых машин в дорогие, из изящных кабриолетов – в высокие фуры. Номера в мотелях, случайные вписки, тысячи новых знакомых смешались для них в безумный калейдоскоп. Поначалу они думали, что сбежали от привычной жизни, где все было расписано за них. Но где-то посередине пути бегство от рутины превратилось в бегство от самих себя.
Никто из них этого не заметил.
От автора: Есть истории, которые придумываешь ты, есть истории, которые придумали себя сами, и тебе осталось только их записать. Вероятно, потому что грустные сказки тоже нужны и важны.
Благодарности: Я не могу выразить словами свою благодарность miss right, моей бете и альфаридеру, которая возникла буквально из ниоткуда и фактически держала меня за ручку, пока я писала фик. Не факт, что без ее участия и поддержки, я бы осилила эту дорогу. Огромное спасибо Енот со странностями и Kara, которые не послали меня, когда внезапно фэнтэзи кайсины превратились в совсем другую историю. Я крайне ценю то, что вы остались со мной. Опять же бесконечное спасибо KiRin661, к которой я вчера ворвалась с воплем "нарисуй мне арт, мимими". Она не только меня не послала, она действительно нарисовала именно то, что я просила. Спасибо котику neks, всегда готовой помочь и подстраховать. Отдельная благодарность уходит Tinker Bell, go! за фразу "что ты ломаешься, пиши уже НЦ", а так же за ценные замечания по ходу текста и помпоны, которыми она периодически махала.
Разумеется, я не могу не сказать спасибо компании SM Entertainment и группе EXO, потому что без них не было бы вообще ничего. Прости меня, фотография Лу Ханя, я больше не буду тебя грызть.
Скачать текст: docx, FB2
Они не были братьями.
Даже кузенами.
Один из них родился в Пекине, второй в Сеуле, но их так часто путали, что порой они сами забывали, как кого зовут. Для большинства европейцев все азиаты на одно лицо.
Они ехали так долго, что давным-давно сбились с пути, пересаживаясь из дешевых машин в дорогие, из изящных кабриолетов – в высокие фуры. Номера в мотелях, случайные вписки, тысячи новых знакомых смешались для них в безумный калейдоскоп.
У них все было общим: одежда, косметика, деньги, сигареты, даже секс. Если едешь далеко-далеко, однажды все равно окажешься в одной постели.
Лу Хань не возражал, он с ранней юности предпочитал трахаться с парнями, а Сехуна никто не спрашивал.
Поначалу они думали, что сбежали от привычной жизни, где все было расписано за них: хорошая школа, престижный университет, работа с большой зарплатой, идеальная жена, послушные дети… Все как у их родителей, за вычетом послушных детей.
Но где-то посередине пути бегство от рутины превратилось в бегство от самих себя.
Никто из них этого не заметил.
Лу Хань проснулся в четыре утра в очередном из безликих мотелей. Он нехотя выбрался из постели, побрился разовой бритвой из приветственного набора, почистил зубы такой же разовой щеткой и подумал, что пора двигаться дальше. Они и так задержались в городке на целых два дня. Лу Хань стащил с Сехуна одеяло, пощекотал грязную пятку, а потом грубо дернул за отросшие темные пряди. По долгому опыту, он знал, что это единственный способ его разбудить – нежные поцелуи, уговоры, даже холодная вода не помогали.
– Хань, какого черта, – недовольно сказал Сехун и потянулся за упавшим одеялом. Утренний стояк оттягивал ткань трусов, и Лу Хань решил, что это неплохой способ провести несколько минут, прежде чем они отправятся ловить попутку.
Не спрашивая разрешения, он толкнул Сехуна на спину, сдернул трусы и раздвинул коленом тощие ноги. Тот громко выругался, больше от удивления, чем от злости, но послушно обхватил бедрами талию Лу Ханя. Это был не то чтобы “настоящий секс”. Настоящим сексом насмотревшийся порнухи Лу Хань называл исключительно процесс, когда его член оказывался в чужой заднице, необязательно Сехуна. Петтинг, дрочка, минет и прочие милые шалости к сексу не относились и служили только для того, чтобы снять напряжение, если под рукой не оказывалось смазки и презервативов. Сейчас это был точно не секс, так, потерлись членами друг о друга, немного подрочили, путаясь в пальцах и ритме.
Капли спермы осели на животе Сехуна, и Лу Хань размазал их по бледной коже, пытаясь нарисовать то ли солнце, то ли чей-то портрет.
– Придурок, – пробормотал Сехун, морщась и выбираясь из постели.
Он терпеть не мог эти забавные игры, после которых почему-то именно он всегда оказывался перепачканным спермой с ног до головы. Лу Хань прекрасно знал о его нелюбви к таким развлечениям и всегда старался извозить его побольше.
Сехун смешно выглядел, когда злился.
Им повезло. Машину они поймали почти сразу, и водитель сказал, что добросит их до Бернау, а оттуда они могут даже пешком до Берлина добраться.
Лу Хань не стал уточнять, что ходить пешком он разлюбил еще до того, как открыл для себя автостоп. Сехун устроился на его плече, по радио играли какие-то старинные немецкие хиты, кондиционер в старой фуре сломался еще до рождества христова, и это было, наверное, одно из худших путешествий в его жизни. Впрочем, Лу Хань давно перестал обращать внимание на такие мелочи.
Водитель пытался рассказать о своей жене, которая то ли изменяла, то ли не изменяла ему с соседом, но скудный запас немецких слов не позволял окончательно разобраться в этой истории. Лу Хань изо всех сил делал вид, что понимает и сочувствует горю рассказчика, кивал головой, горько улыбался, вставлял “о да” и “какой кошмар” и больше всего на свете мечтал съездить по голове Сехуну, чтобы он тоже принял хоть какое-то участие в беседе немого с глухим.
Обычно за автостоп приходилось расплачиваться именно вниманием. За время путешествия Лу Хань научился говорить “ну надо же” и “вот она сука” на пяти или семи европейских языках, этого вполне хватало, чтобы поддержать беседу – большей части водителей совсем не требовался вдумчивый разговор, им просто нужно было поболтать о чем угодно, чтобы не заснуть за рулем, а автостопщики служили чем-то вроде будильника с функцией “да-да, чувак, ты не спишь, твоя бывшая такая сука”.
Бернау оказался на редкость тоскливым и серым, поэтому они, молча переглянувшись, поймали очередную тачку, теперь уже до Берлина. На электричке добраться было проще, но денег оставалось совсем немного. Те два дня ничегонеделания в мотеле пробили значительную брешь в их бюджете. То есть им требовалась работа и срочно, а еще место, где можно вписаться на какое-то время, потому что ночевать под мостом было совсем неромантично, а еще адски неудобно.
– Есть хочу, – уныло пробормотал Сехун, принюхиваясь к запахам из многочисленных уличных ресторанчиков.
– Денег нет, – автоматически ответил Лу Хань.
Деньги-то были, но только на номер в хостеле, и если потратить их на еду, то мост или вокзал оставались единственным вариантом на ночь. Иногда приходилось затягивать пояса потуже и терпеть.
Берлин был красивым городом – с его тяжеловесной готической архитектурой, с современными небоскребами, переливающейся неоном рекламой. Таким же красивым, как большинство европейских городов, особенно по ночам. Проблема была в том, что Лу Ханю, как, впрочем, и Сехуну, было наплевать на эту красоту. Слишком хотелось жрать и спать. Оба понятия не имели, почему их понесло именно в Берлин, а не в Барселону или, скажем, Вену. “Мы в Германии еще не были. – А какая там столица? – Кажется, Берлин. Или Кельн, я точно не помню. – Ну, поехали в Берлин”.
Карты, планы, путеводители – все это придумали для других, для настоящих туристов, а не для перелетных птиц.
– Я сейчас умру от голода, – еще раз вздохнул Сехун.
– Не умрешь, человек без еды может почти месяц продержаться.
– И это будет очень хуевый месяц. Лучше я умру прямо сейчас.
– Прекрати ныть, – Лу Хань с силой шлепнул Сехуна по заднице, но по сторонам оглянулся.
Если им очень повезет, и они найдут очень дешевую забегаловку, то, возможно, им хватит на тарелку какого-нибудь мерзкого супа и хостел.
– Эй, нехорошо детей обижать, – сказал кто-то рядом. Сказал, причем, на чистом корейском, и Лу Хань на секунду испытал желание прочистить себе уши.
Не то чтобы в Европе было мало азиатов – наоборот. Просто они предпочитали либо держаться своими тесными компаниями, либо заговаривать с незнакомцами на английском, если уж решались заговорить. Мало ли, их случайный собеседник мог оказаться из Бангладеша или Индонезии, сами азиаты иногда тоже путались в том, кто и откуда.
– Он уже не ребенок, ему только на пользу пойдет, – ответил Лу Хань. С одной стороны, ему очень хотелось посоветовать навязчивому незнакомцу отвалить, с другой – тот мог помочь с едой и впиской.
– Телесные наказания никому не идут на пользу, – случайный собеседник уже откровенно развлекался за их счет.
Он был немного навеселе, наверное, отсюда взялась его неожиданная разговорчивость. Выкрашенные в рыжий волосы торчали смешными иглами, небрежно подведенные глаза казались еще более раскосыми, и это ему удивительно шло. Незнакомец был чем-то похож на изящного, красивого кота, которого хотелось взять на колени и погладить. Ну, это если не обращать внимание на его тело – в качалке случайный собеседник явно провел не один час.
Лу Хань громко сглотнул, и теперь уже Сехун больно ударил его по спине. Он хорошо знал этот взгляд “хочу-хочу, прямо здесь и сейчас”, и, понятное дело, этот взгляд ему не нравился.
– Минсо-о-ок, Минсок-оппа, куда ты… Ах, какая прелесть.
Из-за угла в буквальном смысле выпала еще одна кореянка. Выпила она явно гораздо больше Минсока-оппы, поэтому передвигалась странными зигзагами. Для того, чтобы пройти несколько метров до их маленькой компании, ей потребовалось больше двух минут.
– Ах, какая прелесть, – повторила она и тут же вцепилась в руку Сехуну. – Какие милые мальчики, оппа, где ты их нашел?
– На улице, – пожал плечами уже не совсем незнакомец по имени Минсок. – Они стояли и обменивались ударами.
– Ударами… Боже, какая прелесть. – Кореянка громко засмеялась, продолжая держаться за Сехуна. Видимо, тоже понимала, что если его отпустит, то упадет.
– Бэкри, тебе уже хватит. Давай я отведу тебя домой. – Минсок попытался отодрать ее от Сехуна, но та явно не собиралась выпускать свою добычу.
– Домо-ой. Ох, Син будет ругаться. Син будет сильно ругаться. Зачем ты позволил мне столько выпить, оппа?
– Потому что тебя невозможно остановить. Ты же у нас “бесстрашная”. Не боишься ни пауков, ни темноты, ни соджу.
– Я только Син боюсь. Син может напугать, – Бэкри надула губы. – А давай возьмем их с собой? Тогда Син не будет ругаться.
“Домой” – это слово прозвучало торжественным гимном в ушах Лу Ханя. У них появился шанс не просто бесплатно переночевать, но, возможно, выпросить еду у слишком гостеприимной Бэкри.
– Син и так не будет ругаться. Ни разу не слышал, чтобы она повышала на тебя голос, – хмыкнул Минсок. – Ты просто придумываешь повод.
“Отличный повод, – мысленно взмолился Лу Хань. – Я готов соорудить алтарь этой Син и приносить туда трупы бабочек, только пустите нас переночевать”.
– А вот ты кореец, да? – Бэкри ткнула пальцем в грудь Сехуна. – Скажи, что кореец, а то тут так мало корейцев, сплошные вьетнамцы, поговорить не с кем.
Бэкри была бы хорошенькой, даже красивой, если бы столько не выпила. Короткие черные волоса, слишком много подводки, белая кожа и точеная фигурка, разве что грудь была маловата на вкус Лу Ханя, зато задница отличная. Но пьяные женщины всегда мистическим образом в его глазах превращались в чудовищ, пусть даже чудовищ, готовых пустить их под крышу своего дома.
– Я кореец, – буркнул Сехун, глядя на Лу Ханя в немом крике о помощи. С новыми знакомствами у него всегда не ладилось. Пришлось брать дело в свои руки, если они оба не хотели остаться на улице.
– Да, он кореец, и его зовут О Сехун, а я китаец, и меня зовут Лу Хань, – как можно вежливее улыбнулся он и легко поклонился.
– Китаец… Боже, какая прелесть, – Бэкри определенно заклинило на одной фразе. – Син будет в восторге, она обожает китайцев. Вы точно идете с нами.
Минсок развел руками и улыбнулся:
– Не бойтесь, она вас не съест, хотя если вам нужно в другое место…
– Нет-нет, нам никуда не нужно, мы пару часов назад приехали в Берлин и не успели даже хостел подыскать.
– Тогда вы удачно попали, ребята. Или неудачно, это как посмотреть.
Лу Ханю уже нравился этот Минсок-оппа, и не только из-за отличной фигуры. Хотя в основном из-за нее.
"
До дома Бэкри они шли больше часа. Та категорически отказалась вызвать такси, утверждая, что пока еще крепко стоит на ногах. Тут она погорячилась, потому что к концу пути Сехуну пришлось нести Бэкри практически на руках.
Жила она в одном из старых немецких домов, построенных еще в девятнадцатом веке. Со стороны смотрелись они прекрасно, но Лу Хань представлял какая там холодина, как хлопают от ветра окна, а уж про канализацию лучше было не вспоминать. Впрочем, Бэкри очень шло это место – строгое и одновременно богемное, дом, где любят селиться художники и поэты, утверждая, что здесь лучше чувствуют старину. А владельцы таких домов очень любят эту старину продавать, так что все остаются счастливы.
– Си-и-ин, – Бэкри забарабанила кулаками по деревянной двери с потускневшей табличкой. – Си-и-ин, я дома.
Лу Хань сам не знал почему, но всю дорогу он представлял себе Син бучеподобной короткостриженной немкой с толстыми ляжками и татуировками по всему телу. Наверное, из-за слов Бэкри, что Син страшная и она ее боится.
Он почти растерялся, когда вместо огромного буча дверь им открыла хрупкая азиатка с длинными темными волосами, в цветастой юбке и майке с таким вырезом, что Лу Ханю и Сехуну срочно пришлось отвести взгляд. Просто во избежание. Видимо, кроме Син и Бэкри в этом доме жил еще кто-то, что совершенно не удивляло.
– Любовь моя, – Бэкри тут же повисла у азиатки на шее. – Любовь моя, я так соскучилась. Все время думала только о тебе.
– Скорее, о том, что я скажу, когда ты вновь вернешься пьяной, – поджала губы азиатка. Ей это не шло, такими губами надо было делать другие вещи – ну, например, облизывать рожок с мороженым.
Лу Хань в очередной раз мысленно ударился головой об стену. То Минсок-оппа с его накачанными руками, то незнакомая азиатка с пухлыми губами – и ведь нельзя сказать, что ему не хватало секса.
– Син, любимая, ты плохо думаешь обо мне. – Бэкри устроила голову на груди азиатки, и Лу Хань услышал как рядом прерывисто вздохнул Сехун.
Можно сколько угодно трахаться с парнями, но хорошее лесбийское порно – это хорошее лесбийское порно.
– Син, я знаю, что ты добрая и хорошая девочка, поэтому не выгонишь нас на улицу, – Минсок решил прервать нежное воссоединение. Наверное, он это шоу не раз видел, но мог бы подумать и о других.
– Тебя не выгоню, гэ, а эти двое кто? – Син осторожно отодвинулась, и Бэкри тут же покачнулась и чуть было не упала.
– Мы подобрали их на улице, как двух бедных голодных котят. Ты же любишь котят?
– Котят я люблю, только они больше похожи на двух голодных автостопщиков.
В чем в чем, а в наблюдательности Син нельзя было отказать. Видимо, потому что, в отличие от Минсока и Бэкри, она не пила.
– Ты любишь голодных автостопщиков, – пробормотала Бэкри. – Я верю, что ты их любишь, ты всех любишь.
– Не всех, – пожала плечами Син. – Но раз вы их притащили, пусть остаются. Только спать они будут с Чонином.
– А этот что опять у нас делает? – возмутилась Бэкри. – У него своя общага есть и своя девушка.
– Нет у него больше девушки, поэтому он ночует у нас. Мы репетировали.
– Репети-и-ировали, – протянула Бэкри.
Вся эта комедийная сцена слишком затянулась, а Лу Хань очень хотел спать и есть. Есть гораздо больше, поэтому он бочком протиснулся в квартиру, потянув Сехуна за собой.
Мало ли, вдруг эти две юные и прекрасные девы собирались отношения на пороге до утра выяснять, не толпиться же на лестнице.
Зато квартира оказалась именно такой, какой ее себе представлял Лу Хань: разрисованные стены, скрипящие полы с разноцветными циновками, мебель, отреставрированная – и не не везде удачно – своими руками, яркие шторы и гора непонятного хлама повсюду. В общем, типичная квартира не-таких-как-все. Он немало повидал подобных за время своего путешествия.
Единственное, что его действительно удивило, – огромный, явно дорогой рояль в центре гостиной. Чаще всего музыкальные инструменты в богемных домах оказывались завалены салфетками, статуэтками и статуэточками и покрывались слоем вековой пыли, а этот выглядел так, словно на нем играли каждый день.
В общем, обычно с роялями и пианино Лу Хань сталкивался только в качестве бесполезного предмета интерьера – выкинуть жаль, похвастаться можно, опять же статуэтки на нем хорошо смотрятся.
Он осторожно провел ладонью по крышке. Когда-то Лу Хань учился играть на пианино, у него, говорят, даже неплохо получалось, но футбол ему нравился больше, а потом он встретил Сехуна, потом решил немного посмотреть мир – наверное, он теперь даже простую гамму не вспомнит. От этой мысли ему почему-то стало немного грустно, впрочем, как всегда, когда он думал об упущенных возможностях.
Порой даже перелетные листы жалеют о ветке, от которой они оторвались.
– Еда на кухне. – В гостиную вошла Син. – К сожалению, ничего серьезнее сэндвичей с ветчиной я приготовить не успела.
Говорила она, как и все в компании, на корейском, но с заметным акцентом.
– Ты китаянка? – с любопытством спросил Лу Хань. Он был уверен в ответе на сто процентов, но всегда предпочитал уточнить информацию.
– Из Чанши, – ответила она. – Хотя в Берлине уже больше десяти лет. А ты откуда?
– Из Пекина.
– О, столичный мальчик. – На щеке у Син появлялась милая ямочка, когда она улыбалась, и Лу Хань подумал, что, наверное, все ее друзья стараются сделать так, чтобы Син улыбалась почаще. Это была действительно очень милая ямочка.
– Еще немного, и ужинать тебе придется крошками со стола, – Сехун неожиданно обнял его за талию и положил подбородок на плечо. Лу Хань аж вздрогнул от – эта привычка бесшумно подкрадываться и тут же обнимать, ерошить волосы или просто дергать за руку страшно его бесила.
Сейчас она его бесила еще и потому, что вслед за Сехуном пришел Минсок, и теперь внимательно смотрел на их объятия, слишком внимательно для человека, которому наплевать.
Вряд ли его смущали геи, иначе бы он не общался с Син и Бэкри – хотя кто знает. Лу Хань встречал парней, которые дружили с лесби и терпеть не могли пидорасов. Во избежание проблем он быстро отодвинулся от Сехуна, приторно улыбаясь.
– Он очень тактильный мальчик, – пояснил Лу Хань непонятно кому.
К счастью, неловкая пауза надолго не затянулась.
– Почему вы все тут собрались? Жрать хочу умираю, – Бэкри с недовольным видом возникла в дверях. – А Чонин где? Ты же говорила, что он у нас ночует?
– Чонин устал сегодня и уже спит, поэтому давайте не шуметь. Ужин и тоже спать. – Син подхватила за руку Минсока, потом Бэкри и повела их в сторону кухни.
Лу Ханю и Сехуну оставалось только последовать за ними.
Сэндвичи Син не были вершиной кулинарного искусства, но, судя по скорости, с которой все ели, это мало кого волновало. Лу Ханя тем более, он в своей жизни пробовал куда более отвратительные вещи.
Бэкри упорно пыталась завести разговор, начинала громко расспрашивать, откуда они приехали и зачем, но Син каждый раз так на нее смотрела, что та немедленно замолкала. Видимо, сон Чонина в этом доме крайне ценили.
В итоге Лу Ханя и Сехуна отправили спать в бывшую комнату прислуги на фальшивом втором этаже. Там помещались только старый диван и шкаф, которым почти не пользовались – ручки у него оказались стянуты большим желтым бантом – явно, чтобы внезапно не открывались.
С таинственным Чонином они так и не познакомились, потому что с ним уложили Минсока. Может, Бэкри боялась, что Лу Хань или Сехун сделают что-то не то, или Чонин сделает что-то совсем не то. В общем, Лу Ханя это мало интересовало. Спать на диване оказалось вполне удобно, и это было главным. Скорее всего, завтра им придется уйти, так что не было смысла задавать глупые вопросы, ответы на которые забудутся через пять минут.
Утром Лу Хань проснулся от звуков рояля. Кто-то в гостиной играл незнакомую мелодию, причем играл хорошо, хотя Лу Хань слышал композицию впервые.
Осторожно он спустился по крутым ступенькам, добрался до гостиной и замер.
За роялем сидела Син, длинная челка, которая вчера была заколота, падала ей на лицо, но ей это, кажется, совершенно не мешало. Белые пальцы легко порхали по клавишам, она даже в ноты не смотрела – видимо, знала мелодию наизусть.
Но замер Лу Хань не из-за нее. В залитой светом гостиной, из которой убрали почти всю мебель, танцевал незнакомый парень. Лу Хань плохо разбирался в балете, все, что он слышал, – это слова типа “фуэте” или “гран батман”, но то, что он видел перед собой, было не просто круто, это было охуенно.
За долю секунды балет стал любимым видом искусства для Лу Ханя. Если все танцоры двигались на сцене так, как этот парень в небольшой берлинской комнате, он явно многое упустил в своей жизни.
– Ой, прости, кажется, мы тебя разбудили. – Син убрала пальцы с клавиш. Танцор остановился в полупрыжке и хмуро улыбнулся.
Конечно, он тоже оказался корейцем. Эту квартиру немцы, видимо, избегали, или обитатели квартиры избегали немцев – в общем, какая разница. Смуглая кожа и черные выразительные глаза контрастировали с выкрашенными в белый волосами, и от этого контраста у Лу Ханя сердце почему-то начало биться чуть быстрее. Он всегда ценил красоту, а в этом мире она так редко встречалась.
– Чонин, это Лу Хань, один из ребят, подобранных вчера Бэкри. Лу Хань, это Чонин, наш друг. Прости, у нас скоро выступление, вот и приходится репетировать в неподходящих местах в неподходящее время.
– Ничего страшного. Я же у вас в гостях.
– Конечно, ничего страшного, просто мы пока еще чувствуем себя неловко, когда на нас смотрят, – смущенно улыбнулась Син. – Бэкри спит, ее раньше трех часов не добудишься. Минсок убежал на работу, но обещал вечером заглянуть. На кухне блинчики, наверное, еще теплые. Если вы с Сехуном решите прогуляться, просто захлопните дверь за спиной. Адрес написан на листочке около зеркала в коридоре – вдруг вы решите вернуться.
Из всей торопливой речи Лу Хань уловил главное: лучше ему свалить сейчас из гостиной, на кухне есть еда и их не выгоняют из квартиры.
В гостиной он бы с радостью остался, ему действительно очень хотелось посмотреть как танцует этот Чонин, но две другие новости его бесконечно порадовали. Бесплатная пища и крыша над головой – о чем еще может мечтать автостопщик.
Блинчики оказались на порядок лучше сэндвичей. Видимо, это было коронное блюдо Син, или просто вчера ей не хотелось готовить.
После пятого Лу Хань понял две вещи: он больше не может и надо оставить хоть что-нибудь Сехуну, иначе тот его сам съест с кленовым сиропом и взбитыми сливками. Большого стола на кухне не было, вместо него стоял низкий корейский столик, от которых Лу Хань успел почти отвыкнуть. Он уютно устроился на подушках, налил себе чай, потому что не нашел кофе, и вслушался в тихую музыку из гостиной – видимо,ту неплохо звукоизолировали, потому что вряд ли Син специально старалась играть потише. Ему было настолько хорошо и спокойно, что Лу Хань сам не заметил, как вновь заснул.
– Просто сонное царство какое-то, я чувствую себя обиженной пчелкой, – насмешливо прозвучал смутно знакомый голос.
Лу Хань с неохотой разлепил глаза. Над ним стоял Минсок, широко расставив ноги, и солнечно улыбался. Так солнечно, что захотелось его ударить – люди не должны радоваться после рабочего дня, особенно, если другие ничего в это время не делали.
– Син сказала, что ты на работе.
– Утренняя смена закончилась, и я вернулся, чтобы вас проверить. Сюрприз, вы даже глаза не разлепили.
– Разлепили, – мрачно ответил Лу Хань. – И перебрались с дивана на кухню.
– Еда – величайший мотиватор. Хотя, судя по всему, у твоего приятеля другие интересы.
– Сехун? Где он? – Лу Хань моментально запаниковал. С того бы сталось в одиночестве отправиться в город и угодить в какие-нибудь неприятности, например, подраться. Такое уже пару раз случалось. Сехун только на первый взгляд казался милым, беззащитным мальчиком, и многие слишком часто ошибались на его счет.
– Сидит в гостиной, наслаждается искусством. Я только не понял, каким больше – длинными ногами Чонина или вырезом на платье Син. В любом случае ему ничего не светит, но смотрится забавно.
Лу Хань чуть было не надул губы, как Бэкри вчера. Его-то из гостиной выставили, а Сехуну, значит, разрешили остаться. Мир, как обычно, оказался подлым и несправедливым местом.
– А Син и Чонин, они вообще чем занимаются?
Выглядела эта парочка очень профессионально, но вполне могла выступать в каком-нибудь любительском театре по вечерам, а по утрам, скажем, мыть посуду в китайской забегаловке. Таких историй Лу Хань знал гораздо больше, чем Шахразада своих сказок.
– Учатся в Университете Искусств, только на разных отделениях. Син – пианистка, Чонин – танцор. Кажется, именно там они и познакомились. Поначалу терпеть друг друга не могли, но затем случилось чудо – первый совместный проект, второй, и вот уже Бэкри мечтает, чтобы Чонин со своим балетом свалил учиться куда подальше и попрестижнее, а то вдруг еще какое-нибудь чудо произойдет.
– Бэкри ревнивая?
– Ты даже не представляешь, – Минсок засмеялся и протянул ему руку. – Вставай, тебе повезло, что монстр не проснулся. Я покажу тебе немного Берлина, пока Бэкри откусывает голову твоему приятелю. Тот действительно слишком уж увлечен искусством.
Поначалу Лу Хань все же решил позвать Сехуна с ними, все-таки чаще всего они знакомились с новым городом вместе, но потом небольшая, но мерзкая обида взяла верх. Если ему настолько интересно торчать в гостиной, что он даже о Лу Хане не вспомнил, пусть там и остается.
На удивление вместо Берлинского собора или Бранденбургских ворот Минсок привел Лу Ханя к Гумбольдт-боксу. Футуристическое здание из стекла совершенно не вписывалось в традиционные европейские улицы вокруг, и от этого захватывало дух еще больше.
– Там есть всякие обзорные экскурсии, – сказал Минсок. – Типа тебе расскажут про музей азиатского искусства.
– Всю жизнь мечтал послушать про династию Хань, я прям чувствую недостаток знаний в этой части своей истории.
Минсок засмеялся:
– Гораздо интереснее площадка наверху, двадцать два метра, это не так уж высоко, но смотрится потрясающе.
Лу Хань хотел сказать про свой страх высоты, посмотрел на сияющее лицо Минсока и заткнулся. В конце концов, тот не знал, хотел показать ему что-то действительно уникальное, а не очередной скучный собор. Можно было немного потерпеть.
Правда, актером Лу Хань оказался так себе, особенно когда вцепился в руку Минсока и уткнулся лицом ему в плечо. Каждый раз ему казалось, что он побороол этот глупый страх, летал же он спокойно на самолетах, и каждый раз при взгляде на маленькие игрушечные здания внизу и еще более игрушечных людей, внутренности у него завязывались тугим холодным узлом и становилось сложно дышать.
– Мог бы предупредить, – укоризненно сказал Минсок, успокаивающе поглаживая его по спине.
– Сейчас пройдет, – сквозь зубы ответил Лу Хань. – Первые пять минут самые страшные.
В итоге он смог даже подойти к перилам, продолжая крепко сжимать ладонь Минсока, словно якорь, который не позволял ему рухнуть на землю. Берлин не был самым красивым городом, из всех, что он видел: в нем не оказалось изящества Милана, ярких цветов Амстердама или элегантности Парижа, не говоря уже о миксе из прошлого и будущего Токио, – но он выглядел приземленным, настоящим. Тем самым местом, где хочется просто жить, а не путаться в слишком узких улицах или задыхаться от жаркого воздуха.
– В Берлин тяжело влюбиться, – Минсок будто прочитал его мысли. – Я его до сих пор не люблю, но он может сильно понравиться. Настолько сильно, что потом сложно представить себя в другом городе.
Лу Хань только слабо улыбнулся в ответ.
Он еще не встречал места, где ему действительно хотелось бы остаться. Быть может, проблема была не в месте, а в людях.
Он познакомился много с кем за время своего путешествия, но мало кто остался в его памяти. В конце концов, та была не безразмерна. Порой Лу Ханю становилось интересно – что стало с теми, кого он называл друзьями, вместе пил, вместе танцевал, трахался с некоторыми из них, но эти мысли исчезали так же легко. как и появлялись. В его старом мобильнике хранились сотни номеров и ссылок на чужие твиттеры или инстаграмы, сейчас так просто было подглядеть в замочную скважину, чтобы узнать – практически что угодно. Вот только искушения у Лу Ханя не возникало.
Все, что было, то прошло. Движение вперед гораздо увлекательнее любых воспоминаний.
Минсок неожиданно посмотрел на часы и поморщился:
– Слушай, мне страшно неудобно, что я вытащил тебя на прогулку, а сам сливаюсь, но я опаздываю на работу.
– На еще одну?
– Что поделать, жить в Европе – дороговато. Я тебя немного провожу, надеюсь, не потеряешься.
– А где ты работаешь?
Лу Хань понял, что ему смертельно не хочется возвращаться в квартиру Бэкри, объясняться с Сехуном, вежливо улыбаться Син: с Минсоком сейчас было намного проще и приятнее, – а сложности ему никогда не нравились.
– В баре. Хочешь составить компанию?
– Хочу, – кивнул головой Лу Хань.
– Но никакой халявной выпивки за счет заведения.
– Без проблем.
Бар, где работал Минсок, оказался маленьким и уютным – в основном, туда приходили сложившиеся компании, чтобы немного расслабиться после работы или отпраздновать встречу за парой кружечек пива. Очень быстро Лу Хань потерялся в звуках немецкой речи, запахе сосисок и взрывах смеха. Большую часть времени Минсок просто разливал пиво, изредка смешивал коктейли и болтал с завсегдатаями, почти не обращая внимания на сгорбленную фигуру, притулившуюся на одном из стульев возле барной стойки. Лу Ханю было скучно – вероятно, ему стоило пойти в свой временный дом, а не тратить минуты и часы рядом с человеком, который на него даже не смотрел.
Скорее всего, он бы просто ушел, но тут в бар ввалилась действительно большая компания, обе официантки заметались, не успевая выполнять заказы, и неожиданно Лу Хань оказался с подносом, полным пивных кружек. Он не особо любил эту работу, но знал, что и как делать, порой им с Сехуном приходилось добывать деньги и таким способом. Хозяева маленьких заведений никогда не отказывались от лишних рук в напряженные дни.
Когда все немного успокоилось и выдохшийся Лу Хань вновь вернулся на облюбованный стул возле стойки, Минсок с улыбкой поставил перед ним огромную кружку с виски и колой.
– Я подумал, что ты один из тех парней, которые любят виски, – пояснил он.
Лу Хань был из тех парней, которые пьют все, что горит, а то, что не горит, – поджигают и пьют, но не стал уточнять этот факт.
– А как же “никакой выпивки за счет заведения”?
– Я думаю, ты заслужил. Заведение очень тебе благодарно.
В квартиру Бэкри они вернулись уже под утро, хотя смена Минсока закончилась в два ночи. На улице было тепло, и, несмотря на усталость, Лу Ханю захотелось немного пройтись, потом еще немного, а затем небо окрасилось рассветными лучами, быстро посветлело, и на часах оказалось уже шесть.
Расставаться не хотелось. Ему нравилось болтать с Минсоком, несмотря на то, что они постоянно путались в трех языках, корейском, китайском и немецком, но это выглядело забавно. Минсок был словно старый друг, потерянный в далеком детстве и неожиданно встреченный в кафе за углом. Пожалуй, впервые Лу Хань чувствовал что-то подобное, даже с Сехуном было совсем не так – скорее, там хотелось защищать и оберегать, а не обсуждать сборную Германии по футболу полтора часа без перерыва, не обращая внимания на то, куда ведут ноги.
– Хорошо, что этим утром я не работаю, – зевнул Минсок, обнимая Лу Ханя за плечи. – Иначе бы и кофе меня не спас.
– Упс. Хорошо, что ты не работаешь.
Обычно ему не нравилось, когда его трогали, особенно малознакомые люди, но прикосновения Минсока ощущались – правильными, что ли. Нужное слово никак не находилось, и Лу Хань решил, что не будет его искать. Ни к чему усложнять и без того сложную жизнь.
– Надеюсь, Бэкри меня не выгонит, – Минсок зевнул еще раз. – Нет сил добираться до своей конуры.
– А Бэкри кого-то выгоняет? Правда?
– Ты плохо ее знаешь. Она еще и вещи вслед выкинет, если что-то ее не устроит. Рядом с Син она стала поспокойней, а до этого была настоящая хулиганка. – Минсок поморщился, подбирая слово. – Из тех, с кем не хочешь встречаться в темном переулке, потому что можешь уйти без штанов и кошелька.
Лу Хань громко фыркнул. Бэкри казалась такой хрупкой и женственной, что мысль о грабежах в переулках совсем с ней не вязалась.
– В общем, если она притащила с собой Чанёля, а Чонин, как обычно, завис рядом с Син, то придется мне вас покинуть.
– А Чанёль кто такой?
Минсок задумался.
– Чанёль – барабанщик в будущей самой крутой немецкой рок-группе. Только не спрашивай про их отношения с Бэкри. Я в это не лезу и тебе не советую. Официально они лучшие друзья, бро навсегда и заодно ударник с вокалисткой.
– Так Бэкри поет?
– Бэкри делает все. Просто что-то у нее получается хуже, например, быть хорошей девочкой, – хмыкнул Минсок. – Хватит сплетничать, мы уже почти пришли.
– Веселая у вас тут корейская компания подобралась, просто “маленький Сеул”.
– Эй, ну вы-то с Син китайцы.
– Я и говорю, маленький Сеул.
Дверь им открыл заспанный Чонин, который молча мотнул головой, приглашая войти. Устраиваясь на футоне рядом с Минсоком, Лу Хань с удивлением сообразил, что, кажется, впервые за два года провел день, ни словом не обменявшись с Сехуном. Он тут же пообещал себе, что такого больше не повторится, и забыл о собственном обещании на следующее утро.
Квартира Бэкри, точнее, Бэкри и Син, потому что они снимали ее вместе, была похожа на мини-театр и сумасшедший дом одновременно. Здесь постоянно пели, танцевали, весело ругались, еще веселее мирились, постоянно встречали и провожали кучу разных людей, говорили на трех или четырех языках одновременно и жили в доме так, словно постоянно ехали куда-то.
По крайней мере, от этой квартиры у Лу Ханя все время возникало чувство путешествия, когда ты не знаешь, с кем и где проведешь следующий день. Разве что Минсок вносил нотку стабильности в этот разноголосый хор. Он не был ни танцором, ни музыкантом, ни актером, рисовал из рук вон плохо и работал курьером и барменом, где ему стабильно платили деньги. Лу Хань понятия не имел, что связывало его с этой странной компанией, а на прямой вопрос Минсок ответил, что ему с ними весело.
Слово “весело” объясняло все и одновременно ничего не объясняло. Впрочем, Лу Хань догадывался, что Минсока рядом с Бэкри и Син удерживало то же самое ощущение, что давным-давно выгнало его из дома: страх стать обычным, утонуть в рутине, окончательно вырасти. Здесь это не грозило никому.
Как ни странно, лучше всего в обстановку постоянного дурдома вписался Сехун. Он то гулял где-то вместе с Чонином, то ходил на репетиции к Бэкри и таинственному Чанёлю, о котором Лу Хань столько слышал, но еще ни разу не видел, а еще очень много времени проводил рядом с Син. Со стороны это выглядело так, словно он решил стать второй тенью девушки. Бэкри подобное поведение немного напрягало, поэтому она постоянно отпускала язвительные комментарии, но, видимо, всерьез Сехуна не воспринимала, так что из дома не выгоняла и разборок не устраивала.
Гораздо больше ее волновал Чонин.
В свой первый скандал в квартире Лу Хань как раз влетел по неосторожности на второй или третий день, потому что
потому что Бэкри встала не с той ноги, Син не оказалось дома, а Чонин не вовремя вышел на кухню попить воды.
– Решил сюда переехать?
– Мы репетируем.
– Надеюсь, исключительно в вертикальной позиции. Впрочем, о чем это я, в вертикальной позиции тоже много можно интересного нарепетировать.
– Я передам Син, что ты думаешь о ее верности.
– Сделай это, и я сломанным карандашом выпущу тебе кишки, а потом пилочкой для ногтей вырежу голосовые связки, – тихо сообщила Бэкри.
Лу Хань вжался в стену – угрозы выглядели не то чтобы серьезными, скорее, пугало то, каким тоном они были сказаны. Чонин всего лишь пожал плечами. Судя по всему, он привык к подобному поведению.
– Что молчишь, ответить нечего? – постепенно начала заводиться Бэкри.
– Предпочитаю не разговаривать с идиотами, – ответил Чонин. – Опустят на свой уровень и победят за счет опыта.
– Ты назвал меня идиоткой, я правильно расслышала?
– Думай в силу собственной сообразительности, как именно я тебя назвал и почему.
– Ты охуел, Чонин-а? Если ты репетируешь, – последнее слово Бэкри произнесла с явной издевкой,– с Син, это не значит, что ты можешь разевать на меня свою грязную пасть.
– Я с Син действительно репетирую, а вот что ты делаешь по вечерам с Чанёлем, я понятия не имею. Говорят, что больше всего подозревают те, кто сами в чем-то виноваты.
– Ах ты сука, – Бэкри вскочила с места и фурией вылетела из кухни.
Чонин еще раз пожал плечами – в этот раз виновато.
– Не обращай внимания, у нее случается.
– Такое случается со всеми женщинами, поэтому я предпочитаю мужчин, – пробормотал Лу Хань больше сам себе.
Он не скрывался, просто каминг-аут таким образом устраивать не планировал. Но Чонин только понимающе улыбнулся в ответ. Больше они это не обсуждали.
Время тянулось – одновременно слишком медленно и слишком быстро. Быстро в те моменты, когда Лу Хань гулял с Минсоком, или торчал в его баре, или играл в компьютерные игры с Чонином. Медленно, когда все или почти все уходили из квартиры или репетировали. В такие моменты хотелось завыть от скуки или начать бегать по стенам, нетерпеливо глядя на часы. Лу Хань предпочитал читать. Книги на корейском, китайском, немецком, английском и даже итальянском валялись повсюду, и среди них можно было отыскать путеводитель по Южной Африке, – кстати, вот где они никогда не бывали с Сехуном, – Лао Цзы, Цай Цзюнь и Кон Сонок с ее “Приходите на поле гаоляна”. Лу Хань понятия не имел, кто подбирал эту странную библиотеку, но книги позволяли не мучиться от неясной тоски.
Иногда к нему приходил Сехун, усаживался рядом или клал голову на колени – Лу Хань запускал пальцы в отросшие и теперь всегда чистые пряди, бессмысленно их перебирал, пока кому-то из них это не надоедало.
Пару раз Сехун хотел о чем-то поговорить, даже открывал рот, но замолкал и быстро уходил. Лу Хань догадывался о чем тот хотел сказать: “Не слишком ли мы задержались на месте, хён?” Но, кажется, прощание с квартирой, точнее, с Син или Чонином, Лу Хань пока не разобрался, пугало его так же сильно.
Они продолжали плыть в мутной воде жизни в квартире – порой убирались, порой готовили завтрак, чтобы не казаться совсем уж нахлебниками. Ни Син, ни Бэкри ничего им не говорили, словно молча приняли в свою семью, где не было ни одного кровного родственника, но отношения казались лучше, чем в иных кланах.
Минсок косвенно это подтвердил, случайно обмолвившись, что впервые видит, как Бэкри не злится из-за того, что кто-то так надолго завис. Лу Хань хотел спросить, не пора ли им съезжать, но, как и Сехун, быстро закрыл рот.
Порой лучше молчать, чтобы потом не разбираться с последствиями неосторожно сказанных слов.
Есть такое понятие – точка невозврата. По крайней мере, Лу Хань не сомневался, что у него эти точки были. Момент, когда он отказался дополнительно заниматься математикой из-за футбола, когда тайком накопил деньги и улетел в Корею, когда познакомился с Сехуном и почувствовал, как внутри что-то громко щелкнуло: “Вот же он, лови”, – когда они вдвоем уехали в Европу, когда Лу Хань поднял руку, останавливая свою первую машину.
Если посчитать, таких моментов накопилось немало, и что могла изменить еще одна “точка”? В конце концов, это были просто слова – изменить можно все, кроме смерти. По крайней мере, Лу Хань думал именно так.
“Точкой невозврата” в Берлине стала постоянная работа. Не то чтобы ему было стыдно перед Син и Бэкри, скорее, слишком скучно сидеть в одиночестве дома, и после того, как милая китаянка из забегаловки по соседству предложила ему немного помочь, Лу Хань не отказался.
Теперь он тоже вставал рано утром, торопливо принимал душ, а потом перебегал через дорогу, чтобы полдня улыбаться клиентам, накладывать в контейнеры и разогревать еду, подавать бутылки и вновь улыбаться клиентам. Чаще всего в забегаловку заходили китайцы из округи: неразговорчивые рабочие, торопливо съедавшие порцию лапши со свининой, и наоборот слишком разговорчивые молодые мамы с детьми, которым надоедало сидеть в парке. Еще часто заходили немцы, любившие поесть быстро и недорого, но при этом постоянно морщившиеся, словно в подсобном помещении умерла крыса, – Лу Хань проверил, в забегаловке не то что крыс, даже подсобного помещения не оказалось.
Но больше всего ему нравились туристы – их было легко отличить по любопытству в глазах, вопросам “А что это? А это вкусно?” с жутким французским или английским акцентом и просьбам показать, как добраться до собора или Бранденбургских ворот. Он не знал немецкого, но быстро запомнил несколько расхожих фраз, чтобы не молчать в ответ или не звать на помощь напарницу. Лу Хань постоянно ловил себя на мысли, что немного завидует этим туристам. У них впереди достопримечательности, незнакомые улицы, случайные встречи, а ему с утра вновь придется надеть униформу и подавать, разогревать, отвечать, улыбаться – все ради того, чтобы заработать несколько евро и отдать их Син за еду и аренду.
Через неделю он перестал врать себе, что дело в чувстве неловкости. Во-первых, они с Сехуном могли уехать в любой момент, во-вторых, их никто не выгонял.
И это осознание, эта “точка невозврата” напугала его гораздо сильнее, чем китайская забегаловка. Настолько, что он начал складывать вещи в рюкзак, поражаясь, когда успел обрасти таким количеством ненужной, но милой фигни.
Вечером в баре Лу Хань не пытался помогать, не обращал внимания на окружающих – просто сидел за стойкой, положив голову на скрещенные руки. Даже большой бокал любимого виски, который поставил перед ним Минсок, не вывел Лу Ханя из состояния полутранса.
– Дело серьезное, я гляжу. Что-то случилось?
Впервые за вечер Лу Хань соизволил нормально сесть, но теперь он слепо уставился в пустоту. Он понятия не имел, что ответить на вопрос.
“Да, случилось, и тебе это вряд ли понравится?”. До него наконец дошло, почему он никак не может найти в себе силы, чтобы уехать.
Все дело было в Минсоке. Людей, с которыми легко общаться, можно найти повсюду, даже среди индийских отшельников в Непале, и если бы все сводилось к общению, Лу Хань бы не торчал уже третий месяц в Берлине, делая вид, что ему просто очень нравится город, да и компания хорошая подобралась.
Наверное, если бы у него, как у нормальных людей, в животе появлялись бабочки, а в глазах сердечки, он бы раньше сообразил, что происходит, и раньше бы сбежал, пока боль от расставания казалась бы терпимой. Вот только Лу Хань понятия не имел, что должны чувствовать нормальные люди, – сам он до этого никогда не влюблялся.
Конечно, был Сехун, но он всегда воспринимал его больше как брата с элементами “мы друзья, а еще иногда трахаемся”. Любовью, флиртом, романтикой – ни одним из этих пошлых и избитых слов Лу Хань бы даже под пытками не назвал бы их отношения.
Сехун для него являлся чем-то вроде константы в жизни: солнце встает на востоке, самгепсаль вкусный, Сехун рядом, все хорошо и правильно.
С Минсоком ничего не выглядело правильно с точки зрения Лу Ханя.
Именно поэтому он сейчас сидел в баре посередине Берлина, сжимал в руках бокал с виски и не знал, как предложить Минсоку пойти куда-нибудь в укромное (или не очень) место и заняться безудержным сексом. Раньше все казалось проще. Максимум, что мог получить в ответ Лу Хань, – это очередной шрам на лице, не такая уж большая потеря, а теперь цена выглядела слишком серьезной.
Он не знал, как отреагирует на отказ: заплачет, подерется с кем-то, поймает первую тачку до какого-нибудь Франкфурта, вернется домой, вытащит из постелей Сехуна и Чонина и заставит их с ним трахаться. Если раздобыть где-нибудь травки или кокса, то можно уговорить Син и Бэкри присоединиться – чем больше народу, тем веселее, апокалипсис должен быть крутым.
– Мы через пятнадцать минут закрываемся, я попрошу Ингрид снять за меня кассу, и мы поговорим, ладно? – Минсок потрепал Лу Ханя по плечу. Наверное, надеялся приободрить, вот только эффект получился обратный. Лу Хань еще больше сжался, мечтая оказаться невидимым и где-нибудь подальше отсюда, желательно на Марсе. Врать он никогда не любил и не умел, а Минсок всегда задавал прямые вопросы и терпеливо, словно клещами, вытаскивал ответы.
После того, как бар закрылся, еще час они молча бродили по улицам, благо погода выдалась теплая. Все внутри Лу Ханя кричало: “Просто спроси его, чувак, нет так нет”. Но он упорно стискивал зубы и упрямо шел вперед, не обращая внимания, следует ли за ним Минсок. Всю жизнь Лу Хань был сторонником теории, что лучше горькая правда, чем самая сладкая неопределенность – и вот он, финал всех теорий и иллюзий. Ненависть к себе у него сейчас просто зашкаливала.
– Слушай, – Минсок наконец не выдержал, – я не знаю, что случилось, но если ты решил кого-нибудь убить, то так и скажи, я помогу спрятать труп.
Против воли Лу Хань рассмеялся.
Чувство юмора – одна из тех вещей, которые ему так нравились в Минсоке. Впрочем, список этих вещей давно бы не поместился ни в одном, даже очень толстом, блокноте. Наверное, это правда, что нравиться люди начинают за что-то, продолжают нравиться вопреки, а заканчивается все тем, что ты гуляешь по улицам Берлина и не можешь признаться, словно тебе снова пятнадцать лет, и самая красивая девчонка в классе не смотрит в твою сторону.
– Слушай, – подхватил Лу Хань, – я понял, что у меня спермотоксикоз, поэтому я решил кого-нибудь убить, так что помощь с трупом будет как раз кстати.
– Если у тебя спермотоксикоз, не проще кого-нибудь изнасиловать?
– Но ты предложил спрятать труп, а не подержать жертву!
Минсок ухмыльнулся:
– И кто же жертва? Только не говори, что это наша прекрасная Бэкри.
– Не скажу, – Лу Хань аж остановился от такого предположения. – С чего ты вообще взял? Она вообще не в моем вкусе.
Если уж выбирать для изнасилования особу женского пола, причем знакомую, он бы выбрал Син – в конце концов, такие сиськи и волосы мало кого могли оставить равнодушным, плюс тихие китайские женщины – это всегда хорошо. Конечно, когда они действительно тихие.
– Чонин? – теперь уже удивился Минсок.
– Тебя изумляет, что это Чонин или что это парень? Хотя это точно не Чонин. – Лу Хань пристально посмотрел на Минсока, ожидая ответа, зачем-то даже пальцы за спиной скрестил.
– То, что парень как раз не удивляет, я думал, что у вас Сехуном что-то там такое… Просто вы с Чонином вроде особо не общаетесь, да и тот как раз больше по девочкам.
– У нас с Сехуном нет ничего такого, – Лу Хань продолжал держать за спиной скрещенные пальцы, мысленно добавив: “По крайней мере, сейчас”.
– В общем, нам нужен симпатичный мальчик лет примерно двадцати-двадцати пяти. Клуб? Я знаю парочку с подходящим контингентом.
– Окей, теперь удивился я, – честно признался Лу Хань. – Откуда ты знаешь такие клубы?
– Лу Хань. – Минсок почесал кончик носа. – Я думал, ты давно догадался.
– О чем догадался?
– О том, что я гей вообще-то. Это была одна из причин, почему я уехал из Кореи. Там таких не очень любят, здесь любят не сильнее, но хотя бы делают вид.
– Минсок, – Лу Хань вздохнул, – во-первых, мне кажется, нужно присесть, потому что мой гейдар еще никогда так не ошибался. Во-вторых, ты мне нравишься.
Если б можно было купить кнопочку с функцией “отменить последние слова”, Лу Хань бы не пожалел любых денег, особенно сейчас. Но что сказано, то сказано. Минсок никогда не жаловался на слух.
– А вот теперь, кажется, пора присесть мне, – надтреснуто рассмеялся Минсок. – Мой, не знаю как назвать, лавдар только что тоже дал огромный сбой.
Они стояли посреди какой-то незнакомой улицы и просто смотрели друг на друга, а потом начали смеяться, как идиоты, сгибаясь пополам, вытирая выступившие на глазах слезы.
– Это было самое оригинальное признание из всех, что я слышал, – отсмеявшись, признался Лу Хань.
– Твое еще оригинальнее. “Я хочу потрахаться, не знаю с кем, кстати, ты подойдешь, все забывал тебе об этом рассказать”.
– Я думал, что ты натурал!
– Я думал, что ты не натурал, но запал на Бэкри.
– Короче, – подытожил Лу Хань, – с интуицией у нас обоих хуево, можем перейти к чему-нибудь более интересному.
Первый поцелуй у них получился идеальным – не было никакой неловкости, стеснения, литров слюны, зубов в труднодоступных местах. Мягкое прикосновение губ к губам, пальцы Минсока на щеках Лу Ханя, ладони Лу Ханя на плечах Минсока, сбившееся дыхание и слегка закружившаяся голова.
– Я не уверен точно, что живу недалеко, но я знаю, как можно вызвать такси, – сообщил Минсок, когда минут через десять они оторвались друг от друга.
Лу Хань только кивнул в ответ.
Забавно, но Минсок действительно жил недалеко, и до его дома они дошли практически бегом, не разжимая руки и изредка быстро целуясь. Вот теперь действительно можно было почувствовать себя словно в пятнадцать, когда колени подкашиваются от одной мысли, что самая красивая девочка класса все-таки согласилась не просто пойти с тобой на свидание, но потом позвала к себе, чтобы “посмотреть телевизор”. Все дело в том, что в пятнадцать лет Лу Хань ничего подобного не испытывал, а “телевизор смотрел” с мальчиком на класс постарше, и колени тогда дрожали от мысли, что их застукают родители.
Квартира Минсока, во-первых, оказалась действительно крошечной, где вдвоем с трудом можно было развернуться, а, во-вторых, полной противоположностью квартире Бэкри и Син. Здесь, вместо творческого и не очень бардака, царствовала почти стерильная чистота. Никакой пыли, разбросанной повсюду одежды и обуви, валяющихся книг, проспектов и рекламных буклетов. Именно такую комнату можно сфотографировать и послать маме снимок, чтобы она в кои-то веки гордилась своим сыном: он наконец научился застилать за собой постель.
На пороге Минсок немного замялся:
– Может, кофе или вина?
Необходимый этикет, чтобы придать сегодняшнему вечеру хотя бы видимость романтики.
– Если ты нальешь мне вина после виски, то я смогу разве что заснуть на полу, – улыбнулся Лу Хань, прижимаясь губами к его виску, где билась тонкая ниточка пульса.
Они оба раздевались медленно, неторопливо, словно давая друг другу шанс передумать, сказать, что все было неудачной шуткой и, может, действительно лучше по бокалу вина и разойтись. Лу Хань видел, как дрожат пальцы Минсока, когда тот расстегивал рубашку, и чувствовал, что его собственные трясутся не меньше.
Черт его знает почему. Это был не первый и не последний секс у каждого, они явно оба прекрасно представляли, что делать, но все равно нервничали, словно те самые школьники после первого свидания.
Лу Хань, стянув футболку, протянул руку, погладил Минсока по щекам, взъерошил волосы на затылке, успокаивая то ли его, то ли себя.
Тот только закрыл глаза и потянулся за очередным поцелуем. В этот раз он получился жарким, страстным, с прикушенными губами и капелькой чьей-то крови, смешавшейся со слюной.
Лу Хань уронил Минсока на узкую, слишком узкую кровать, – вдвоем не развернуться – навалился сверху, провел языком по выступающим острым ключицам, скользнул ниже к соску. Это не было похоже на торопливый перепих, слова лучше в словаре не нашлось бы, с Сехуном. Лу Хань и Минсок так же медленно, как раздевались, изучали тела друг друга, касаясь пальцами и губами, отыскивая те самые точки, которые заставляют стонать и выгибаться.
Минсок подался вперед, потерся членом о бедро Лу Ханя и болезненно застонал.
– Смазка и презервативы под кроватью.
Вообще-то, для первого раза это было чересчур, минет или совместная дрочка – максимум на что Лу Хань надеялся, но спорить он не стал.
Кровать противно скрипела под ними, когда он постарался как можно шире развести ноги Минсока, когда пропихнул внутрь сначала один палец, затем второй.
– Надеюсь, соседи у тебя не злобные твари, – пробормотал Лу Хань, целуя лоб Минсока и осторожно толкаясь бедрами.
– Пе-ре-терпят, – выдохнул тот, кусая губы и цепляясь до побелевших костяшек за деревянное изголовье.
Ничего медленного и плавного больше не осталось, только хаотичные, рваные движения, шумные стоны, глаза Минсока с настолько расширившимися зрачками, что, казалось, они затопили всю радужку. Почему-то именно эти глаза и взгляд – безумный и одновременно растерянный – заставил Лу Хань окончательно растерять остатки самоконтроля.
Он начал двигаться еще быстрее, закинув на плечо ногу Минсока, и обхватил его член, двигая рукой в том же сумасшедшем темпе.
Пот катился по ним градом, и короткие рыжие волосы Минсока слиплись смешными колючками, словно у ежика, – Лу Хань не удержался, провел свободной рукой по влажным прядям, и этого простого жеста оказалось достаточно. Минсок выгнулся, сжимая в себе себе член Лу Ханя почти до боли, и тут же кончил, длинно и со стоном выдыхая. Лу Ханя накрыло почти сразу за ним, но он еще некоторое время не двигался, чувствуя как пульсирующее тепло от паха растекается по всему телу, превращает в его в какое-то малиновое желе.
С ним так бывало после отличного секса. Жаль, что тот случался нечасто.
– Ванная, – прошептал Минсок, отпихивая от себя Лу Ханя и осторожно выбираясь из-под него. – Сейчас вернусь.
Вернулся он вместе с влажными салфетками и мокрым полотенцем, которыми наспех обтер сначала себя, хотя они оба пользовались презервативами и следов от спермы не осталось, а затем Лу Ханя.
Уместиться вдвоем на кровати оказалось сложно, почти невозможно, если только не переплестись руками и ногами словно щупальцами. Засыпать слишком близко от кого-то Лу Хань не любил, он даже Сехуна всегда отпихивал, чтобы тот дал ему возможность дышать, но, как ни странно, в этот раз отрубился почти сразу, уткнувшись носом в теплую шею Минсока.
Утро для Лу Ханя началось с дребезжания старого механического будильника – оказалось, что такие еще существуют – и лихорадочно мечущегося по комнате Минсока.
– Мы проспали! – трагическим тоном сообщил тот, пытаясь одновременно натянуть джинсы и носки. Акробатический этюд выглядел настолько забавно, что Лу Хань практически сразу проснулся.
– А где мой утренний поцелуй? – капризно поинтересовался он, вылезая из кровати и чувствуя, что у него ноет каждая мышца. Думать о том, как ощущает себя Минсок, у которого явно еще и задница болела, думать не хотелось.
– Сначала зубы почисти, потом поцелуй.
На душ времени не осталось совершенно, поэтому пришлось ограничиться очередной порцией влажных салфеток и собственным пальцем, чтобы провести по зубам мятной пастой. Запасной щетки у Минсока, разумеется, не оказалось.
Утренний поцелуй вышел торопливым и смазанным, но Лу Хань все равно шагал по улицам Берлина со счастливой улыбкой. Он действительно был по-детски оглушающе счастлив, настолько, что не обращал внимания на тычки в плечи и спину торопящихся немцев. По дороге он решил, что ему так хорошо, что совершенно не хочется портить настроение в забегаловке, поэтому позвонил на работу и сказался больным. Хозяйка, судя по тону, ему не поверила, но все равно дала выходной. В конце концов, Лу Хань работал у нее незаконно, поэтому платила она ему гроши, а посетителям он нравился, так что искать очередного дарового работника ей явно не хотелось.
Именно поэтому Лу Хань пришел домой слишком рано – обычно в это время он уже торчал в забегаловке. Квартира встретила его непривычной тишиной: никто не играл на рояле, не топал в комнате, разучивая очередные движения, Бэкри громко не трепалась по скайпу. Лу Хань от неожиданности поначалу подумал, что оглох.
Он прошел на кухню, чтобы сварить кофе – у Минсока он даже стакан воды выпить не успел – и обнаружил там незнакомого парня с короткими черными волосами в халате на голое тело. Пояс у халата развязался, поэтому можно было рассмотреть все прелести, на которые смотреть после ночи отличного секса не хотелось совершенно. Но Лу Хань промолчал, он все еще не хотел портить чудесное утреннее настроение.
– Привет, – сказал он, – я Лу Хань. Не помешаю?
– Привет, – широко улыбнулся в ответ парень, словно только что встретил лучшего друга, потерянного пару лет назад. – Я Чанёль, Пак Чанёль, и мне ты точно не помешаешь.
– Я много о тебе слышал, – брякнул первое пришедшее в голову Лу Хань, поддерживая светскую беседу.
– Я о тебе тоже. Странно, что в первый раз встречаемся.
– Да ты как-то в гости не заходишь.
– Скорее, ты тут почти не появляешься.
Лу Хань сообразил, что Чанёль прав. Последнее время домой он возвращался поздно вечером и сразу ложился спать, потому что утром ему надо было в забегаловку, а вечера он проводил в баре с Минсоком. Свободные дни он тоже проводил с Минсоком – они то ходили по магазинам, то осматривали достопримечательности, то просто гуляли по городу, болтая обо всем и ни о чем и делая смешные фотографии друг друга.
– Упс. Я как-то не заметил.
– Да мне-то что, – ответил Чанёль. Голос у него оказался низкий, густой и совсем не вязался с его улыбающимся лицом и торчащими смешными ушами. Такой голос хотелось записать на диктофон и потом слушать в плеере, отгораживаясь от остальных людей. Странно, что в этой группе, о которой Лу Хань тоже много слышал, он был ударником, а не каким-нибудь бэк-вокалистом.
– Чанни, ты где? – на кухню вплыла Бэкри в короткой ночной сорочке, настолько короткой и кружевной, что Лу Хань по достоинству оценил не только грудь отличной формы, но и крепкие белые ляжки. – Ой, не ожидала тебя так рано увидеть.
Последняя фраза явно предназначалась Лу Ханю, и он смог только промямлить ту же неубедительную отмазку про болезнь.
Бэкри ему тоже не поверила, но расспрашивать не стала – она чувствовала себя откровенно неловко, словно ее только что поймали на краже в магазине или что-то типа того.
В общем, так оно и было. Лу Хань давно перестал быть наивным мальчиком и сложить один плюс один – распахнутый халат и откровенную сорочку – не представляло для него труда. Страшно хотелось спросить про Син, про то как Бэкри смотрит ей в глаза, но это было не его дело. По большому счету, он тут меньше всех имел права задавать свои вопросы. Конечно, Сехуну он изменял, как и Сехун ему, но это всегда было несерьезно, они оба знали, что это просто секс, но свести все к одной ночи с Минсоком Лу Хань не собирался.
Кофе закипел, и он осторожно перелил его из турки в чашку.
Чанёль продолжал с любопытством смотреть на него, все так же широко улыбаясь, Бэкри топталась на пороге, комкая подол сорочки и задирая ее все выше и выше. Настолько, что при желании Лу Хань мог бы рассмотреть ее трусики или отсутствие оных – вот только смотреть в ту сторону он не собирался.
Неожиданно он почувствовал, как остро ему не хватает Сехуна. За этот месяц они обменялись максимум десятком фраз, и все их общение сводилось к сну на одном диване. Это было неправильно – словно солнце вдруг начало вставать на западе, а трава из зеленой резко стала розовой или фиолетовой. Лу Хань даже на кактус посмотрел на холодильнике, чтобы убедиться – тот все еще не изменил цвет, мир не перевернулся, инопланетяне не прилетели.
– У тебя чисто случайно нет пары сигарет? – обратился он к Чанёлю.
– Чисто случайно есть. – Тот выложил на стол пачку “Кента” и зажигалку. – Хорошо, что я про запас несколько штук таскаю, вечно их теряю. – Он покрутил красный “Крикет” в пальцах и положил на место.
– Спасибо, – Лу Хань засунул в карман “Кент” и бочком выскользнул из кухни, плечом задев Бэкри. Та аж подпрыгнула от неожиданности.
– Ничего не говори Син, пожалуйста, – жарко прошептала она ему в ухо, схватив за руку.
Лу Хань молча кивнул в ответ. Он предпочитал не лезть в чужие дела и не разносить сплетни.
Это были проблемы Бэкри и Син, ну вот теперь и Чанёля. Как они собирались разруливать их между собой, Лу Ханя волновало мало. Тем более, сейчас. Он сам ухитрился запутаться в треугольнике, которой сложно было назвать любовным, но легче от этого не становилось. Лу Хань лучше других знал, что Сехун ненавидит выяснять отношения, терпит до последнего, но потом взрывается смертоноснее, чем ядерная бомба. Шансов отползти на безопасное расстояние и переждать ни у кого не остается.
Напоследок Лу Хань развернулся и еще раз внимательно посмотрел на Чанёля. Тот продолжал сидеть за столом, все так же улыбаясь, словно Бог или Ктулху таким его и задумал, с вечной улыбкой на лице. Но в глазах у него за напускной веселостью просматривалась почти звериная тоска.
Делиться всегда нелегко.
Автор: Shun
Бета: miss right
Артер: Енот со странностями
Артер: KiRin661
Коллажист и оформитель: Kara
Коллажист: neks
Фэндом: EXO
Пэйринг: Лу Хань / О Сехун, Лу Хань / Ким Минсок, fem! Бён Бэкхён (Бэкри) / fem! Чжан Исин (Син), Пак Чанёль / fem! Бён Бэкхён (Бэкри)
Рейтинг: NC-17 (только за слэш)
Жанр: real life AU, ангст
Количество слов: ~ 20000
Предупреждения: гендерсвитч (Бэкхён и Исин в тексте девочки, девочками и останутся, так что если вас такое смущает, пожалуйста, не читайте), сомнительный авторский хэппи энд.
Описание: Они ехали так долго, что давным-давно сбились с пути, пересаживаясь из дешевых машин в дорогие, из изящных кабриолетов – в высокие фуры. Номера в мотелях, случайные вписки, тысячи новых знакомых смешались для них в безумный калейдоскоп. Поначалу они думали, что сбежали от привычной жизни, где все было расписано за них. Но где-то посередине пути бегство от рутины превратилось в бегство от самих себя.
Никто из них этого не заметил.
От автора: Есть истории, которые придумываешь ты, есть истории, которые придумали себя сами, и тебе осталось только их записать. Вероятно, потому что грустные сказки тоже нужны и важны.
Благодарности: Я не могу выразить словами свою благодарность miss right, моей бете и альфаридеру, которая возникла буквально из ниоткуда и фактически держала меня за ручку, пока я писала фик. Не факт, что без ее участия и поддержки, я бы осилила эту дорогу. Огромное спасибо Енот со странностями и Kara, которые не послали меня, когда внезапно фэнтэзи кайсины превратились в совсем другую историю. Я крайне ценю то, что вы остались со мной. Опять же бесконечное спасибо KiRin661, к которой я вчера ворвалась с воплем "нарисуй мне арт, мимими". Она не только меня не послала, она действительно нарисовала именно то, что я просила. Спасибо котику neks, всегда готовой помочь и подстраховать. Отдельная благодарность уходит Tinker Bell, go! за фразу "что ты ломаешься, пиши уже НЦ", а так же за ценные замечания по ходу текста и помпоны, которыми она периодически махала.
Разумеется, я не могу не сказать спасибо компании SM Entertainment и группе EXO, потому что без них не было бы вообще ничего. Прости меня, фотография Лу Ханя, я больше не буду тебя грызть.
Скачать текст: docx, FB2
Они не были братьями.
Даже кузенами.
Один из них родился в Пекине, второй в Сеуле, но их так часто путали, что порой они сами забывали, как кого зовут. Для большинства европейцев все азиаты на одно лицо.
Они ехали так долго, что давным-давно сбились с пути, пересаживаясь из дешевых машин в дорогие, из изящных кабриолетов – в высокие фуры. Номера в мотелях, случайные вписки, тысячи новых знакомых смешались для них в безумный калейдоскоп.
У них все было общим: одежда, косметика, деньги, сигареты, даже секс. Если едешь далеко-далеко, однажды все равно окажешься в одной постели.
Лу Хань не возражал, он с ранней юности предпочитал трахаться с парнями, а Сехуна никто не спрашивал.
Поначалу они думали, что сбежали от привычной жизни, где все было расписано за них: хорошая школа, престижный университет, работа с большой зарплатой, идеальная жена, послушные дети… Все как у их родителей, за вычетом послушных детей.
Но где-то посередине пути бегство от рутины превратилось в бегство от самих себя.
Никто из них этого не заметил.
Лу Хань проснулся в четыре утра в очередном из безликих мотелей. Он нехотя выбрался из постели, побрился разовой бритвой из приветственного набора, почистил зубы такой же разовой щеткой и подумал, что пора двигаться дальше. Они и так задержались в городке на целых два дня. Лу Хань стащил с Сехуна одеяло, пощекотал грязную пятку, а потом грубо дернул за отросшие темные пряди. По долгому опыту, он знал, что это единственный способ его разбудить – нежные поцелуи, уговоры, даже холодная вода не помогали.
– Хань, какого черта, – недовольно сказал Сехун и потянулся за упавшим одеялом. Утренний стояк оттягивал ткань трусов, и Лу Хань решил, что это неплохой способ провести несколько минут, прежде чем они отправятся ловить попутку.
Не спрашивая разрешения, он толкнул Сехуна на спину, сдернул трусы и раздвинул коленом тощие ноги. Тот громко выругался, больше от удивления, чем от злости, но послушно обхватил бедрами талию Лу Ханя. Это был не то чтобы “настоящий секс”. Настоящим сексом насмотревшийся порнухи Лу Хань называл исключительно процесс, когда его член оказывался в чужой заднице, необязательно Сехуна. Петтинг, дрочка, минет и прочие милые шалости к сексу не относились и служили только для того, чтобы снять напряжение, если под рукой не оказывалось смазки и презервативов. Сейчас это был точно не секс, так, потерлись членами друг о друга, немного подрочили, путаясь в пальцах и ритме.
Капли спермы осели на животе Сехуна, и Лу Хань размазал их по бледной коже, пытаясь нарисовать то ли солнце, то ли чей-то портрет.
– Придурок, – пробормотал Сехун, морщась и выбираясь из постели.
Он терпеть не мог эти забавные игры, после которых почему-то именно он всегда оказывался перепачканным спермой с ног до головы. Лу Хань прекрасно знал о его нелюбви к таким развлечениям и всегда старался извозить его побольше.
Сехун смешно выглядел, когда злился.
Им повезло. Машину они поймали почти сразу, и водитель сказал, что добросит их до Бернау, а оттуда они могут даже пешком до Берлина добраться.
Лу Хань не стал уточнять, что ходить пешком он разлюбил еще до того, как открыл для себя автостоп. Сехун устроился на его плече, по радио играли какие-то старинные немецкие хиты, кондиционер в старой фуре сломался еще до рождества христова, и это было, наверное, одно из худших путешествий в его жизни. Впрочем, Лу Хань давно перестал обращать внимание на такие мелочи.
Водитель пытался рассказать о своей жене, которая то ли изменяла, то ли не изменяла ему с соседом, но скудный запас немецких слов не позволял окончательно разобраться в этой истории. Лу Хань изо всех сил делал вид, что понимает и сочувствует горю рассказчика, кивал головой, горько улыбался, вставлял “о да” и “какой кошмар” и больше всего на свете мечтал съездить по голове Сехуну, чтобы он тоже принял хоть какое-то участие в беседе немого с глухим.
Обычно за автостоп приходилось расплачиваться именно вниманием. За время путешествия Лу Хань научился говорить “ну надо же” и “вот она сука” на пяти или семи европейских языках, этого вполне хватало, чтобы поддержать беседу – большей части водителей совсем не требовался вдумчивый разговор, им просто нужно было поболтать о чем угодно, чтобы не заснуть за рулем, а автостопщики служили чем-то вроде будильника с функцией “да-да, чувак, ты не спишь, твоя бывшая такая сука”.
Бернау оказался на редкость тоскливым и серым, поэтому они, молча переглянувшись, поймали очередную тачку, теперь уже до Берлина. На электричке добраться было проще, но денег оставалось совсем немного. Те два дня ничегонеделания в мотеле пробили значительную брешь в их бюджете. То есть им требовалась работа и срочно, а еще место, где можно вписаться на какое-то время, потому что ночевать под мостом было совсем неромантично, а еще адски неудобно.
– Есть хочу, – уныло пробормотал Сехун, принюхиваясь к запахам из многочисленных уличных ресторанчиков.
– Денег нет, – автоматически ответил Лу Хань.
Деньги-то были, но только на номер в хостеле, и если потратить их на еду, то мост или вокзал оставались единственным вариантом на ночь. Иногда приходилось затягивать пояса потуже и терпеть.
Берлин был красивым городом – с его тяжеловесной готической архитектурой, с современными небоскребами, переливающейся неоном рекламой. Таким же красивым, как большинство европейских городов, особенно по ночам. Проблема была в том, что Лу Ханю, как, впрочем, и Сехуну, было наплевать на эту красоту. Слишком хотелось жрать и спать. Оба понятия не имели, почему их понесло именно в Берлин, а не в Барселону или, скажем, Вену. “Мы в Германии еще не были. – А какая там столица? – Кажется, Берлин. Или Кельн, я точно не помню. – Ну, поехали в Берлин”.
Карты, планы, путеводители – все это придумали для других, для настоящих туристов, а не для перелетных птиц.
– Я сейчас умру от голода, – еще раз вздохнул Сехун.
– Не умрешь, человек без еды может почти месяц продержаться.
– И это будет очень хуевый месяц. Лучше я умру прямо сейчас.
– Прекрати ныть, – Лу Хань с силой шлепнул Сехуна по заднице, но по сторонам оглянулся.
Если им очень повезет, и они найдут очень дешевую забегаловку, то, возможно, им хватит на тарелку какого-нибудь мерзкого супа и хостел.
– Эй, нехорошо детей обижать, – сказал кто-то рядом. Сказал, причем, на чистом корейском, и Лу Хань на секунду испытал желание прочистить себе уши.
Не то чтобы в Европе было мало азиатов – наоборот. Просто они предпочитали либо держаться своими тесными компаниями, либо заговаривать с незнакомцами на английском, если уж решались заговорить. Мало ли, их случайный собеседник мог оказаться из Бангладеша или Индонезии, сами азиаты иногда тоже путались в том, кто и откуда.
– Он уже не ребенок, ему только на пользу пойдет, – ответил Лу Хань. С одной стороны, ему очень хотелось посоветовать навязчивому незнакомцу отвалить, с другой – тот мог помочь с едой и впиской.
– Телесные наказания никому не идут на пользу, – случайный собеседник уже откровенно развлекался за их счет.
Он был немного навеселе, наверное, отсюда взялась его неожиданная разговорчивость. Выкрашенные в рыжий волосы торчали смешными иглами, небрежно подведенные глаза казались еще более раскосыми, и это ему удивительно шло. Незнакомец был чем-то похож на изящного, красивого кота, которого хотелось взять на колени и погладить. Ну, это если не обращать внимание на его тело – в качалке случайный собеседник явно провел не один час.
Лу Хань громко сглотнул, и теперь уже Сехун больно ударил его по спине. Он хорошо знал этот взгляд “хочу-хочу, прямо здесь и сейчас”, и, понятное дело, этот взгляд ему не нравился.
– Минсо-о-ок, Минсок-оппа, куда ты… Ах, какая прелесть.
Из-за угла в буквальном смысле выпала еще одна кореянка. Выпила она явно гораздо больше Минсока-оппы, поэтому передвигалась странными зигзагами. Для того, чтобы пройти несколько метров до их маленькой компании, ей потребовалось больше двух минут.
– Ах, какая прелесть, – повторила она и тут же вцепилась в руку Сехуну. – Какие милые мальчики, оппа, где ты их нашел?
– На улице, – пожал плечами уже не совсем незнакомец по имени Минсок. – Они стояли и обменивались ударами.
– Ударами… Боже, какая прелесть. – Кореянка громко засмеялась, продолжая держаться за Сехуна. Видимо, тоже понимала, что если его отпустит, то упадет.
– Бэкри, тебе уже хватит. Давай я отведу тебя домой. – Минсок попытался отодрать ее от Сехуна, но та явно не собиралась выпускать свою добычу.
– Домо-ой. Ох, Син будет ругаться. Син будет сильно ругаться. Зачем ты позволил мне столько выпить, оппа?
– Потому что тебя невозможно остановить. Ты же у нас “бесстрашная”. Не боишься ни пауков, ни темноты, ни соджу.
– Я только Син боюсь. Син может напугать, – Бэкри надула губы. – А давай возьмем их с собой? Тогда Син не будет ругаться.
“Домой” – это слово прозвучало торжественным гимном в ушах Лу Ханя. У них появился шанс не просто бесплатно переночевать, но, возможно, выпросить еду у слишком гостеприимной Бэкри.
– Син и так не будет ругаться. Ни разу не слышал, чтобы она повышала на тебя голос, – хмыкнул Минсок. – Ты просто придумываешь повод.
“Отличный повод, – мысленно взмолился Лу Хань. – Я готов соорудить алтарь этой Син и приносить туда трупы бабочек, только пустите нас переночевать”.
– А вот ты кореец, да? – Бэкри ткнула пальцем в грудь Сехуна. – Скажи, что кореец, а то тут так мало корейцев, сплошные вьетнамцы, поговорить не с кем.
Бэкри была бы хорошенькой, даже красивой, если бы столько не выпила. Короткие черные волоса, слишком много подводки, белая кожа и точеная фигурка, разве что грудь была маловата на вкус Лу Ханя, зато задница отличная. Но пьяные женщины всегда мистическим образом в его глазах превращались в чудовищ, пусть даже чудовищ, готовых пустить их под крышу своего дома.
– Я кореец, – буркнул Сехун, глядя на Лу Ханя в немом крике о помощи. С новыми знакомствами у него всегда не ладилось. Пришлось брать дело в свои руки, если они оба не хотели остаться на улице.
– Да, он кореец, и его зовут О Сехун, а я китаец, и меня зовут Лу Хань, – как можно вежливее улыбнулся он и легко поклонился.
– Китаец… Боже, какая прелесть, – Бэкри определенно заклинило на одной фразе. – Син будет в восторге, она обожает китайцев. Вы точно идете с нами.
Минсок развел руками и улыбнулся:
– Не бойтесь, она вас не съест, хотя если вам нужно в другое место…
– Нет-нет, нам никуда не нужно, мы пару часов назад приехали в Берлин и не успели даже хостел подыскать.
– Тогда вы удачно попали, ребята. Или неудачно, это как посмотреть.
Лу Ханю уже нравился этот Минсок-оппа, и не только из-за отличной фигуры. Хотя в основном из-за нее.
"До дома Бэкри они шли больше часа. Та категорически отказалась вызвать такси, утверждая, что пока еще крепко стоит на ногах. Тут она погорячилась, потому что к концу пути Сехуну пришлось нести Бэкри практически на руках.
Жила она в одном из старых немецких домов, построенных еще в девятнадцатом веке. Со стороны смотрелись они прекрасно, но Лу Хань представлял какая там холодина, как хлопают от ветра окна, а уж про канализацию лучше было не вспоминать. Впрочем, Бэкри очень шло это место – строгое и одновременно богемное, дом, где любят селиться художники и поэты, утверждая, что здесь лучше чувствуют старину. А владельцы таких домов очень любят эту старину продавать, так что все остаются счастливы.
– Си-и-ин, – Бэкри забарабанила кулаками по деревянной двери с потускневшей табличкой. – Си-и-ин, я дома.
Лу Хань сам не знал почему, но всю дорогу он представлял себе Син бучеподобной короткостриженной немкой с толстыми ляжками и татуировками по всему телу. Наверное, из-за слов Бэкри, что Син страшная и она ее боится.
Он почти растерялся, когда вместо огромного буча дверь им открыла хрупкая азиатка с длинными темными волосами, в цветастой юбке и майке с таким вырезом, что Лу Ханю и Сехуну срочно пришлось отвести взгляд. Просто во избежание. Видимо, кроме Син и Бэкри в этом доме жил еще кто-то, что совершенно не удивляло.
– Любовь моя, – Бэкри тут же повисла у азиатки на шее. – Любовь моя, я так соскучилась. Все время думала только о тебе.
– Скорее, о том, что я скажу, когда ты вновь вернешься пьяной, – поджала губы азиатка. Ей это не шло, такими губами надо было делать другие вещи – ну, например, облизывать рожок с мороженым.
Лу Хань в очередной раз мысленно ударился головой об стену. То Минсок-оппа с его накачанными руками, то незнакомая азиатка с пухлыми губами – и ведь нельзя сказать, что ему не хватало секса.
– Син, любимая, ты плохо думаешь обо мне. – Бэкри устроила голову на груди азиатки, и Лу Хань услышал как рядом прерывисто вздохнул Сехун.
Можно сколько угодно трахаться с парнями, но хорошее лесбийское порно – это хорошее лесбийское порно.
– Син, я знаю, что ты добрая и хорошая девочка, поэтому не выгонишь нас на улицу, – Минсок решил прервать нежное воссоединение. Наверное, он это шоу не раз видел, но мог бы подумать и о других.
– Тебя не выгоню, гэ, а эти двое кто? – Син осторожно отодвинулась, и Бэкри тут же покачнулась и чуть было не упала.
– Мы подобрали их на улице, как двух бедных голодных котят. Ты же любишь котят?
– Котят я люблю, только они больше похожи на двух голодных автостопщиков.
В чем в чем, а в наблюдательности Син нельзя было отказать. Видимо, потому что, в отличие от Минсока и Бэкри, она не пила.
– Ты любишь голодных автостопщиков, – пробормотала Бэкри. – Я верю, что ты их любишь, ты всех любишь.
– Не всех, – пожала плечами Син. – Но раз вы их притащили, пусть остаются. Только спать они будут с Чонином.
– А этот что опять у нас делает? – возмутилась Бэкри. – У него своя общага есть и своя девушка.
– Нет у него больше девушки, поэтому он ночует у нас. Мы репетировали.
– Репети-и-ировали, – протянула Бэкри.
Вся эта комедийная сцена слишком затянулась, а Лу Хань очень хотел спать и есть. Есть гораздо больше, поэтому он бочком протиснулся в квартиру, потянув Сехуна за собой.
Мало ли, вдруг эти две юные и прекрасные девы собирались отношения на пороге до утра выяснять, не толпиться же на лестнице.
Зато квартира оказалась именно такой, какой ее себе представлял Лу Хань: разрисованные стены, скрипящие полы с разноцветными циновками, мебель, отреставрированная – и не не везде удачно – своими руками, яркие шторы и гора непонятного хлама повсюду. В общем, типичная квартира не-таких-как-все. Он немало повидал подобных за время своего путешествия.
Единственное, что его действительно удивило, – огромный, явно дорогой рояль в центре гостиной. Чаще всего музыкальные инструменты в богемных домах оказывались завалены салфетками, статуэтками и статуэточками и покрывались слоем вековой пыли, а этот выглядел так, словно на нем играли каждый день.
В общем, обычно с роялями и пианино Лу Хань сталкивался только в качестве бесполезного предмета интерьера – выкинуть жаль, похвастаться можно, опять же статуэтки на нем хорошо смотрятся.
Он осторожно провел ладонью по крышке. Когда-то Лу Хань учился играть на пианино, у него, говорят, даже неплохо получалось, но футбол ему нравился больше, а потом он встретил Сехуна, потом решил немного посмотреть мир – наверное, он теперь даже простую гамму не вспомнит. От этой мысли ему почему-то стало немного грустно, впрочем, как всегда, когда он думал об упущенных возможностях.
Порой даже перелетные листы жалеют о ветке, от которой они оторвались.
– Еда на кухне. – В гостиную вошла Син. – К сожалению, ничего серьезнее сэндвичей с ветчиной я приготовить не успела.
Говорила она, как и все в компании, на корейском, но с заметным акцентом.
– Ты китаянка? – с любопытством спросил Лу Хань. Он был уверен в ответе на сто процентов, но всегда предпочитал уточнить информацию.
– Из Чанши, – ответила она. – Хотя в Берлине уже больше десяти лет. А ты откуда?
– Из Пекина.
– О, столичный мальчик. – На щеке у Син появлялась милая ямочка, когда она улыбалась, и Лу Хань подумал, что, наверное, все ее друзья стараются сделать так, чтобы Син улыбалась почаще. Это была действительно очень милая ямочка.
– Еще немного, и ужинать тебе придется крошками со стола, – Сехун неожиданно обнял его за талию и положил подбородок на плечо. Лу Хань аж вздрогнул от – эта привычка бесшумно подкрадываться и тут же обнимать, ерошить волосы или просто дергать за руку страшно его бесила.
Сейчас она его бесила еще и потому, что вслед за Сехуном пришел Минсок, и теперь внимательно смотрел на их объятия, слишком внимательно для человека, которому наплевать.
Вряд ли его смущали геи, иначе бы он не общался с Син и Бэкри – хотя кто знает. Лу Хань встречал парней, которые дружили с лесби и терпеть не могли пидорасов. Во избежание проблем он быстро отодвинулся от Сехуна, приторно улыбаясь.
– Он очень тактильный мальчик, – пояснил Лу Хань непонятно кому.
К счастью, неловкая пауза надолго не затянулась.
– Почему вы все тут собрались? Жрать хочу умираю, – Бэкри с недовольным видом возникла в дверях. – А Чонин где? Ты же говорила, что он у нас ночует?
– Чонин устал сегодня и уже спит, поэтому давайте не шуметь. Ужин и тоже спать. – Син подхватила за руку Минсока, потом Бэкри и повела их в сторону кухни.
Лу Ханю и Сехуну оставалось только последовать за ними.
Сэндвичи Син не были вершиной кулинарного искусства, но, судя по скорости, с которой все ели, это мало кого волновало. Лу Ханя тем более, он в своей жизни пробовал куда более отвратительные вещи.
Бэкри упорно пыталась завести разговор, начинала громко расспрашивать, откуда они приехали и зачем, но Син каждый раз так на нее смотрела, что та немедленно замолкала. Видимо, сон Чонина в этом доме крайне ценили.
В итоге Лу Ханя и Сехуна отправили спать в бывшую комнату прислуги на фальшивом втором этаже. Там помещались только старый диван и шкаф, которым почти не пользовались – ручки у него оказались стянуты большим желтым бантом – явно, чтобы внезапно не открывались.
С таинственным Чонином они так и не познакомились, потому что с ним уложили Минсока. Может, Бэкри боялась, что Лу Хань или Сехун сделают что-то не то, или Чонин сделает что-то совсем не то. В общем, Лу Ханя это мало интересовало. Спать на диване оказалось вполне удобно, и это было главным. Скорее всего, завтра им придется уйти, так что не было смысла задавать глупые вопросы, ответы на которые забудутся через пять минут.
Утром Лу Хань проснулся от звуков рояля. Кто-то в гостиной играл незнакомую мелодию, причем играл хорошо, хотя Лу Хань слышал композицию впервые.
Осторожно он спустился по крутым ступенькам, добрался до гостиной и замер.
За роялем сидела Син, длинная челка, которая вчера была заколота, падала ей на лицо, но ей это, кажется, совершенно не мешало. Белые пальцы легко порхали по клавишам, она даже в ноты не смотрела – видимо, знала мелодию наизусть.
Но замер Лу Хань не из-за нее. В залитой светом гостиной, из которой убрали почти всю мебель, танцевал незнакомый парень. Лу Хань плохо разбирался в балете, все, что он слышал, – это слова типа “фуэте” или “гран батман”, но то, что он видел перед собой, было не просто круто, это было охуенно.
За долю секунды балет стал любимым видом искусства для Лу Ханя. Если все танцоры двигались на сцене так, как этот парень в небольшой берлинской комнате, он явно многое упустил в своей жизни.
– Ой, прости, кажется, мы тебя разбудили. – Син убрала пальцы с клавиш. Танцор остановился в полупрыжке и хмуро улыбнулся.
Конечно, он тоже оказался корейцем. Эту квартиру немцы, видимо, избегали, или обитатели квартиры избегали немцев – в общем, какая разница. Смуглая кожа и черные выразительные глаза контрастировали с выкрашенными в белый волосами, и от этого контраста у Лу Ханя сердце почему-то начало биться чуть быстрее. Он всегда ценил красоту, а в этом мире она так редко встречалась.
– Чонин, это Лу Хань, один из ребят, подобранных вчера Бэкри. Лу Хань, это Чонин, наш друг. Прости, у нас скоро выступление, вот и приходится репетировать в неподходящих местах в неподходящее время.
– Ничего страшного. Я же у вас в гостях.
– Конечно, ничего страшного, просто мы пока еще чувствуем себя неловко, когда на нас смотрят, – смущенно улыбнулась Син. – Бэкри спит, ее раньше трех часов не добудишься. Минсок убежал на работу, но обещал вечером заглянуть. На кухне блинчики, наверное, еще теплые. Если вы с Сехуном решите прогуляться, просто захлопните дверь за спиной. Адрес написан на листочке около зеркала в коридоре – вдруг вы решите вернуться.
Из всей торопливой речи Лу Хань уловил главное: лучше ему свалить сейчас из гостиной, на кухне есть еда и их не выгоняют из квартиры.
В гостиной он бы с радостью остался, ему действительно очень хотелось посмотреть как танцует этот Чонин, но две другие новости его бесконечно порадовали. Бесплатная пища и крыша над головой – о чем еще может мечтать автостопщик.
Блинчики оказались на порядок лучше сэндвичей. Видимо, это было коронное блюдо Син, или просто вчера ей не хотелось готовить.
После пятого Лу Хань понял две вещи: он больше не может и надо оставить хоть что-нибудь Сехуну, иначе тот его сам съест с кленовым сиропом и взбитыми сливками. Большого стола на кухне не было, вместо него стоял низкий корейский столик, от которых Лу Хань успел почти отвыкнуть. Он уютно устроился на подушках, налил себе чай, потому что не нашел кофе, и вслушался в тихую музыку из гостиной – видимо,ту неплохо звукоизолировали, потому что вряд ли Син специально старалась играть потише. Ему было настолько хорошо и спокойно, что Лу Хань сам не заметил, как вновь заснул.
– Просто сонное царство какое-то, я чувствую себя обиженной пчелкой, – насмешливо прозвучал смутно знакомый голос.
Лу Хань с неохотой разлепил глаза. Над ним стоял Минсок, широко расставив ноги, и солнечно улыбался. Так солнечно, что захотелось его ударить – люди не должны радоваться после рабочего дня, особенно, если другие ничего в это время не делали.
– Син сказала, что ты на работе.
– Утренняя смена закончилась, и я вернулся, чтобы вас проверить. Сюрприз, вы даже глаза не разлепили.
– Разлепили, – мрачно ответил Лу Хань. – И перебрались с дивана на кухню.
– Еда – величайший мотиватор. Хотя, судя по всему, у твоего приятеля другие интересы.
– Сехун? Где он? – Лу Хань моментально запаниковал. С того бы сталось в одиночестве отправиться в город и угодить в какие-нибудь неприятности, например, подраться. Такое уже пару раз случалось. Сехун только на первый взгляд казался милым, беззащитным мальчиком, и многие слишком часто ошибались на его счет.
– Сидит в гостиной, наслаждается искусством. Я только не понял, каким больше – длинными ногами Чонина или вырезом на платье Син. В любом случае ему ничего не светит, но смотрится забавно.
Лу Хань чуть было не надул губы, как Бэкри вчера. Его-то из гостиной выставили, а Сехуну, значит, разрешили остаться. Мир, как обычно, оказался подлым и несправедливым местом.
– А Син и Чонин, они вообще чем занимаются?
Выглядела эта парочка очень профессионально, но вполне могла выступать в каком-нибудь любительском театре по вечерам, а по утрам, скажем, мыть посуду в китайской забегаловке. Таких историй Лу Хань знал гораздо больше, чем Шахразада своих сказок.
– Учатся в Университете Искусств, только на разных отделениях. Син – пианистка, Чонин – танцор. Кажется, именно там они и познакомились. Поначалу терпеть друг друга не могли, но затем случилось чудо – первый совместный проект, второй, и вот уже Бэкри мечтает, чтобы Чонин со своим балетом свалил учиться куда подальше и попрестижнее, а то вдруг еще какое-нибудь чудо произойдет.
– Бэкри ревнивая?
– Ты даже не представляешь, – Минсок засмеялся и протянул ему руку. – Вставай, тебе повезло, что монстр не проснулся. Я покажу тебе немного Берлина, пока Бэкри откусывает голову твоему приятелю. Тот действительно слишком уж увлечен искусством.
Поначалу Лу Хань все же решил позвать Сехуна с ними, все-таки чаще всего они знакомились с новым городом вместе, но потом небольшая, но мерзкая обида взяла верх. Если ему настолько интересно торчать в гостиной, что он даже о Лу Хане не вспомнил, пусть там и остается.
На удивление вместо Берлинского собора или Бранденбургских ворот Минсок привел Лу Ханя к Гумбольдт-боксу. Футуристическое здание из стекла совершенно не вписывалось в традиционные европейские улицы вокруг, и от этого захватывало дух еще больше.
– Там есть всякие обзорные экскурсии, – сказал Минсок. – Типа тебе расскажут про музей азиатского искусства.
– Всю жизнь мечтал послушать про династию Хань, я прям чувствую недостаток знаний в этой части своей истории.
Минсок засмеялся:
– Гораздо интереснее площадка наверху, двадцать два метра, это не так уж высоко, но смотрится потрясающе.
Лу Хань хотел сказать про свой страх высоты, посмотрел на сияющее лицо Минсока и заткнулся. В конце концов, тот не знал, хотел показать ему что-то действительно уникальное, а не очередной скучный собор. Можно было немного потерпеть.
Правда, актером Лу Хань оказался так себе, особенно когда вцепился в руку Минсока и уткнулся лицом ему в плечо. Каждый раз ему казалось, что он побороол этот глупый страх, летал же он спокойно на самолетах, и каждый раз при взгляде на маленькие игрушечные здания внизу и еще более игрушечных людей, внутренности у него завязывались тугим холодным узлом и становилось сложно дышать.
– Мог бы предупредить, – укоризненно сказал Минсок, успокаивающе поглаживая его по спине.
– Сейчас пройдет, – сквозь зубы ответил Лу Хань. – Первые пять минут самые страшные.
В итоге он смог даже подойти к перилам, продолжая крепко сжимать ладонь Минсока, словно якорь, который не позволял ему рухнуть на землю. Берлин не был самым красивым городом, из всех, что он видел: в нем не оказалось изящества Милана, ярких цветов Амстердама или элегантности Парижа, не говоря уже о миксе из прошлого и будущего Токио, – но он выглядел приземленным, настоящим. Тем самым местом, где хочется просто жить, а не путаться в слишком узких улицах или задыхаться от жаркого воздуха.
– В Берлин тяжело влюбиться, – Минсок будто прочитал его мысли. – Я его до сих пор не люблю, но он может сильно понравиться. Настолько сильно, что потом сложно представить себя в другом городе.
Лу Хань только слабо улыбнулся в ответ.
Он еще не встречал места, где ему действительно хотелось бы остаться. Быть может, проблема была не в месте, а в людях.
Он познакомился много с кем за время своего путешествия, но мало кто остался в его памяти. В конце концов, та была не безразмерна. Порой Лу Ханю становилось интересно – что стало с теми, кого он называл друзьями, вместе пил, вместе танцевал, трахался с некоторыми из них, но эти мысли исчезали так же легко. как и появлялись. В его старом мобильнике хранились сотни номеров и ссылок на чужие твиттеры или инстаграмы, сейчас так просто было подглядеть в замочную скважину, чтобы узнать – практически что угодно. Вот только искушения у Лу Ханя не возникало.
Все, что было, то прошло. Движение вперед гораздо увлекательнее любых воспоминаний.
Минсок неожиданно посмотрел на часы и поморщился:
– Слушай, мне страшно неудобно, что я вытащил тебя на прогулку, а сам сливаюсь, но я опаздываю на работу.
– На еще одну?
– Что поделать, жить в Европе – дороговато. Я тебя немного провожу, надеюсь, не потеряешься.
– А где ты работаешь?
Лу Хань понял, что ему смертельно не хочется возвращаться в квартиру Бэкри, объясняться с Сехуном, вежливо улыбаться Син: с Минсоком сейчас было намного проще и приятнее, – а сложности ему никогда не нравились.
– В баре. Хочешь составить компанию?
– Хочу, – кивнул головой Лу Хань.
– Но никакой халявной выпивки за счет заведения.
– Без проблем.
Бар, где работал Минсок, оказался маленьким и уютным – в основном, туда приходили сложившиеся компании, чтобы немного расслабиться после работы или отпраздновать встречу за парой кружечек пива. Очень быстро Лу Хань потерялся в звуках немецкой речи, запахе сосисок и взрывах смеха. Большую часть времени Минсок просто разливал пиво, изредка смешивал коктейли и болтал с завсегдатаями, почти не обращая внимания на сгорбленную фигуру, притулившуюся на одном из стульев возле барной стойки. Лу Ханю было скучно – вероятно, ему стоило пойти в свой временный дом, а не тратить минуты и часы рядом с человеком, который на него даже не смотрел.
Скорее всего, он бы просто ушел, но тут в бар ввалилась действительно большая компания, обе официантки заметались, не успевая выполнять заказы, и неожиданно Лу Хань оказался с подносом, полным пивных кружек. Он не особо любил эту работу, но знал, что и как делать, порой им с Сехуном приходилось добывать деньги и таким способом. Хозяева маленьких заведений никогда не отказывались от лишних рук в напряженные дни.
Когда все немного успокоилось и выдохшийся Лу Хань вновь вернулся на облюбованный стул возле стойки, Минсок с улыбкой поставил перед ним огромную кружку с виски и колой.
– Я подумал, что ты один из тех парней, которые любят виски, – пояснил он.
Лу Хань был из тех парней, которые пьют все, что горит, а то, что не горит, – поджигают и пьют, но не стал уточнять этот факт.
– А как же “никакой выпивки за счет заведения”?
– Я думаю, ты заслужил. Заведение очень тебе благодарно.
В квартиру Бэкри они вернулись уже под утро, хотя смена Минсока закончилась в два ночи. На улице было тепло, и, несмотря на усталость, Лу Ханю захотелось немного пройтись, потом еще немного, а затем небо окрасилось рассветными лучами, быстро посветлело, и на часах оказалось уже шесть.
Расставаться не хотелось. Ему нравилось болтать с Минсоком, несмотря на то, что они постоянно путались в трех языках, корейском, китайском и немецком, но это выглядело забавно. Минсок был словно старый друг, потерянный в далеком детстве и неожиданно встреченный в кафе за углом. Пожалуй, впервые Лу Хань чувствовал что-то подобное, даже с Сехуном было совсем не так – скорее, там хотелось защищать и оберегать, а не обсуждать сборную Германии по футболу полтора часа без перерыва, не обращая внимания на то, куда ведут ноги.
– Хорошо, что этим утром я не работаю, – зевнул Минсок, обнимая Лу Ханя за плечи. – Иначе бы и кофе меня не спас.
– Упс. Хорошо, что ты не работаешь.
Обычно ему не нравилось, когда его трогали, особенно малознакомые люди, но прикосновения Минсока ощущались – правильными, что ли. Нужное слово никак не находилось, и Лу Хань решил, что не будет его искать. Ни к чему усложнять и без того сложную жизнь.
– Надеюсь, Бэкри меня не выгонит, – Минсок зевнул еще раз. – Нет сил добираться до своей конуры.
– А Бэкри кого-то выгоняет? Правда?
– Ты плохо ее знаешь. Она еще и вещи вслед выкинет, если что-то ее не устроит. Рядом с Син она стала поспокойней, а до этого была настоящая хулиганка. – Минсок поморщился, подбирая слово. – Из тех, с кем не хочешь встречаться в темном переулке, потому что можешь уйти без штанов и кошелька.
Лу Хань громко фыркнул. Бэкри казалась такой хрупкой и женственной, что мысль о грабежах в переулках совсем с ней не вязалась.
– В общем, если она притащила с собой Чанёля, а Чонин, как обычно, завис рядом с Син, то придется мне вас покинуть.
– А Чанёль кто такой?
Минсок задумался.
– Чанёль – барабанщик в будущей самой крутой немецкой рок-группе. Только не спрашивай про их отношения с Бэкри. Я в это не лезу и тебе не советую. Официально они лучшие друзья, бро навсегда и заодно ударник с вокалисткой.
– Так Бэкри поет?
– Бэкри делает все. Просто что-то у нее получается хуже, например, быть хорошей девочкой, – хмыкнул Минсок. – Хватит сплетничать, мы уже почти пришли.
– Веселая у вас тут корейская компания подобралась, просто “маленький Сеул”.
– Эй, ну вы-то с Син китайцы.
– Я и говорю, маленький Сеул.
Дверь им открыл заспанный Чонин, который молча мотнул головой, приглашая войти. Устраиваясь на футоне рядом с Минсоком, Лу Хань с удивлением сообразил, что, кажется, впервые за два года провел день, ни словом не обменявшись с Сехуном. Он тут же пообещал себе, что такого больше не повторится, и забыл о собственном обещании на следующее утро.
Квартира Бэкри, точнее, Бэкри и Син, потому что они снимали ее вместе, была похожа на мини-театр и сумасшедший дом одновременно. Здесь постоянно пели, танцевали, весело ругались, еще веселее мирились, постоянно встречали и провожали кучу разных людей, говорили на трех или четырех языках одновременно и жили в доме так, словно постоянно ехали куда-то.
По крайней мере, от этой квартиры у Лу Ханя все время возникало чувство путешествия, когда ты не знаешь, с кем и где проведешь следующий день. Разве что Минсок вносил нотку стабильности в этот разноголосый хор. Он не был ни танцором, ни музыкантом, ни актером, рисовал из рук вон плохо и работал курьером и барменом, где ему стабильно платили деньги. Лу Хань понятия не имел, что связывало его с этой странной компанией, а на прямой вопрос Минсок ответил, что ему с ними весело.
Слово “весело” объясняло все и одновременно ничего не объясняло. Впрочем, Лу Хань догадывался, что Минсока рядом с Бэкри и Син удерживало то же самое ощущение, что давным-давно выгнало его из дома: страх стать обычным, утонуть в рутине, окончательно вырасти. Здесь это не грозило никому.
Как ни странно, лучше всего в обстановку постоянного дурдома вписался Сехун. Он то гулял где-то вместе с Чонином, то ходил на репетиции к Бэкри и таинственному Чанёлю, о котором Лу Хань столько слышал, но еще ни разу не видел, а еще очень много времени проводил рядом с Син. Со стороны это выглядело так, словно он решил стать второй тенью девушки. Бэкри подобное поведение немного напрягало, поэтому она постоянно отпускала язвительные комментарии, но, видимо, всерьез Сехуна не воспринимала, так что из дома не выгоняла и разборок не устраивала.
Гораздо больше ее волновал Чонин.
В свой первый скандал в квартире Лу Хань как раз влетел по неосторожности на второй или третий день, потому что
потому что Бэкри встала не с той ноги, Син не оказалось дома, а Чонин не вовремя вышел на кухню попить воды.
– Решил сюда переехать?
– Мы репетируем.
– Надеюсь, исключительно в вертикальной позиции. Впрочем, о чем это я, в вертикальной позиции тоже много можно интересного нарепетировать.
– Я передам Син, что ты думаешь о ее верности.
– Сделай это, и я сломанным карандашом выпущу тебе кишки, а потом пилочкой для ногтей вырежу голосовые связки, – тихо сообщила Бэкри.
Лу Хань вжался в стену – угрозы выглядели не то чтобы серьезными, скорее, пугало то, каким тоном они были сказаны. Чонин всего лишь пожал плечами. Судя по всему, он привык к подобному поведению.
– Что молчишь, ответить нечего? – постепенно начала заводиться Бэкри.
– Предпочитаю не разговаривать с идиотами, – ответил Чонин. – Опустят на свой уровень и победят за счет опыта.
– Ты назвал меня идиоткой, я правильно расслышала?
– Думай в силу собственной сообразительности, как именно я тебя назвал и почему.
– Ты охуел, Чонин-а? Если ты репетируешь, – последнее слово Бэкри произнесла с явной издевкой,– с Син, это не значит, что ты можешь разевать на меня свою грязную пасть.
– Я с Син действительно репетирую, а вот что ты делаешь по вечерам с Чанёлем, я понятия не имею. Говорят, что больше всего подозревают те, кто сами в чем-то виноваты.
– Ах ты сука, – Бэкри вскочила с места и фурией вылетела из кухни.
Чонин еще раз пожал плечами – в этот раз виновато.
– Не обращай внимания, у нее случается.
– Такое случается со всеми женщинами, поэтому я предпочитаю мужчин, – пробормотал Лу Хань больше сам себе.
Он не скрывался, просто каминг-аут таким образом устраивать не планировал. Но Чонин только понимающе улыбнулся в ответ. Больше они это не обсуждали.
Время тянулось – одновременно слишком медленно и слишком быстро. Быстро в те моменты, когда Лу Хань гулял с Минсоком, или торчал в его баре, или играл в компьютерные игры с Чонином. Медленно, когда все или почти все уходили из квартиры или репетировали. В такие моменты хотелось завыть от скуки или начать бегать по стенам, нетерпеливо глядя на часы. Лу Хань предпочитал читать. Книги на корейском, китайском, немецком, английском и даже итальянском валялись повсюду, и среди них можно было отыскать путеводитель по Южной Африке, – кстати, вот где они никогда не бывали с Сехуном, – Лао Цзы, Цай Цзюнь и Кон Сонок с ее “Приходите на поле гаоляна”. Лу Хань понятия не имел, кто подбирал эту странную библиотеку, но книги позволяли не мучиться от неясной тоски.
Иногда к нему приходил Сехун, усаживался рядом или клал голову на колени – Лу Хань запускал пальцы в отросшие и теперь всегда чистые пряди, бессмысленно их перебирал, пока кому-то из них это не надоедало.
Пару раз Сехун хотел о чем-то поговорить, даже открывал рот, но замолкал и быстро уходил. Лу Хань догадывался о чем тот хотел сказать: “Не слишком ли мы задержались на месте, хён?” Но, кажется, прощание с квартирой, точнее, с Син или Чонином, Лу Хань пока не разобрался, пугало его так же сильно.
Они продолжали плыть в мутной воде жизни в квартире – порой убирались, порой готовили завтрак, чтобы не казаться совсем уж нахлебниками. Ни Син, ни Бэкри ничего им не говорили, словно молча приняли в свою семью, где не было ни одного кровного родственника, но отношения казались лучше, чем в иных кланах.
Минсок косвенно это подтвердил, случайно обмолвившись, что впервые видит, как Бэкри не злится из-за того, что кто-то так надолго завис. Лу Хань хотел спросить, не пора ли им съезжать, но, как и Сехун, быстро закрыл рот.
Порой лучше молчать, чтобы потом не разбираться с последствиями неосторожно сказанных слов.
Есть такое понятие – точка невозврата. По крайней мере, Лу Хань не сомневался, что у него эти точки были. Момент, когда он отказался дополнительно заниматься математикой из-за футбола, когда тайком накопил деньги и улетел в Корею, когда познакомился с Сехуном и почувствовал, как внутри что-то громко щелкнуло: “Вот же он, лови”, – когда они вдвоем уехали в Европу, когда Лу Хань поднял руку, останавливая свою первую машину.
Если посчитать, таких моментов накопилось немало, и что могла изменить еще одна “точка”? В конце концов, это были просто слова – изменить можно все, кроме смерти. По крайней мере, Лу Хань думал именно так.
“Точкой невозврата” в Берлине стала постоянная работа. Не то чтобы ему было стыдно перед Син и Бэкри, скорее, слишком скучно сидеть в одиночестве дома, и после того, как милая китаянка из забегаловки по соседству предложила ему немного помочь, Лу Хань не отказался.
Теперь он тоже вставал рано утром, торопливо принимал душ, а потом перебегал через дорогу, чтобы полдня улыбаться клиентам, накладывать в контейнеры и разогревать еду, подавать бутылки и вновь улыбаться клиентам. Чаще всего в забегаловку заходили китайцы из округи: неразговорчивые рабочие, торопливо съедавшие порцию лапши со свининой, и наоборот слишком разговорчивые молодые мамы с детьми, которым надоедало сидеть в парке. Еще часто заходили немцы, любившие поесть быстро и недорого, но при этом постоянно морщившиеся, словно в подсобном помещении умерла крыса, – Лу Хань проверил, в забегаловке не то что крыс, даже подсобного помещения не оказалось.
Но больше всего ему нравились туристы – их было легко отличить по любопытству в глазах, вопросам “А что это? А это вкусно?” с жутким французским или английским акцентом и просьбам показать, как добраться до собора или Бранденбургских ворот. Он не знал немецкого, но быстро запомнил несколько расхожих фраз, чтобы не молчать в ответ или не звать на помощь напарницу. Лу Хань постоянно ловил себя на мысли, что немного завидует этим туристам. У них впереди достопримечательности, незнакомые улицы, случайные встречи, а ему с утра вновь придется надеть униформу и подавать, разогревать, отвечать, улыбаться – все ради того, чтобы заработать несколько евро и отдать их Син за еду и аренду.
Через неделю он перестал врать себе, что дело в чувстве неловкости. Во-первых, они с Сехуном могли уехать в любой момент, во-вторых, их никто не выгонял.
И это осознание, эта “точка невозврата” напугала его гораздо сильнее, чем китайская забегаловка. Настолько, что он начал складывать вещи в рюкзак, поражаясь, когда успел обрасти таким количеством ненужной, но милой фигни.
Вечером в баре Лу Хань не пытался помогать, не обращал внимания на окружающих – просто сидел за стойкой, положив голову на скрещенные руки. Даже большой бокал любимого виски, который поставил перед ним Минсок, не вывел Лу Ханя из состояния полутранса.
– Дело серьезное, я гляжу. Что-то случилось?
Впервые за вечер Лу Хань соизволил нормально сесть, но теперь он слепо уставился в пустоту. Он понятия не имел, что ответить на вопрос.
“Да, случилось, и тебе это вряд ли понравится?”. До него наконец дошло, почему он никак не может найти в себе силы, чтобы уехать.
Все дело было в Минсоке. Людей, с которыми легко общаться, можно найти повсюду, даже среди индийских отшельников в Непале, и если бы все сводилось к общению, Лу Хань бы не торчал уже третий месяц в Берлине, делая вид, что ему просто очень нравится город, да и компания хорошая подобралась.
Наверное, если бы у него, как у нормальных людей, в животе появлялись бабочки, а в глазах сердечки, он бы раньше сообразил, что происходит, и раньше бы сбежал, пока боль от расставания казалась бы терпимой. Вот только Лу Хань понятия не имел, что должны чувствовать нормальные люди, – сам он до этого никогда не влюблялся.
Конечно, был Сехун, но он всегда воспринимал его больше как брата с элементами “мы друзья, а еще иногда трахаемся”. Любовью, флиртом, романтикой – ни одним из этих пошлых и избитых слов Лу Хань бы даже под пытками не назвал бы их отношения.
Сехун для него являлся чем-то вроде константы в жизни: солнце встает на востоке, самгепсаль вкусный, Сехун рядом, все хорошо и правильно.
С Минсоком ничего не выглядело правильно с точки зрения Лу Ханя.
Именно поэтому он сейчас сидел в баре посередине Берлина, сжимал в руках бокал с виски и не знал, как предложить Минсоку пойти куда-нибудь в укромное (или не очень) место и заняться безудержным сексом. Раньше все казалось проще. Максимум, что мог получить в ответ Лу Хань, – это очередной шрам на лице, не такая уж большая потеря, а теперь цена выглядела слишком серьезной.
Он не знал, как отреагирует на отказ: заплачет, подерется с кем-то, поймает первую тачку до какого-нибудь Франкфурта, вернется домой, вытащит из постелей Сехуна и Чонина и заставит их с ним трахаться. Если раздобыть где-нибудь травки или кокса, то можно уговорить Син и Бэкри присоединиться – чем больше народу, тем веселее, апокалипсис должен быть крутым.
– Мы через пятнадцать минут закрываемся, я попрошу Ингрид снять за меня кассу, и мы поговорим, ладно? – Минсок потрепал Лу Ханя по плечу. Наверное, надеялся приободрить, вот только эффект получился обратный. Лу Хань еще больше сжался, мечтая оказаться невидимым и где-нибудь подальше отсюда, желательно на Марсе. Врать он никогда не любил и не умел, а Минсок всегда задавал прямые вопросы и терпеливо, словно клещами, вытаскивал ответы.
После того, как бар закрылся, еще час они молча бродили по улицам, благо погода выдалась теплая. Все внутри Лу Ханя кричало: “Просто спроси его, чувак, нет так нет”. Но он упорно стискивал зубы и упрямо шел вперед, не обращая внимания, следует ли за ним Минсок. Всю жизнь Лу Хань был сторонником теории, что лучше горькая правда, чем самая сладкая неопределенность – и вот он, финал всех теорий и иллюзий. Ненависть к себе у него сейчас просто зашкаливала.
– Слушай, – Минсок наконец не выдержал, – я не знаю, что случилось, но если ты решил кого-нибудь убить, то так и скажи, я помогу спрятать труп.
Против воли Лу Хань рассмеялся.
Чувство юмора – одна из тех вещей, которые ему так нравились в Минсоке. Впрочем, список этих вещей давно бы не поместился ни в одном, даже очень толстом, блокноте. Наверное, это правда, что нравиться люди начинают за что-то, продолжают нравиться вопреки, а заканчивается все тем, что ты гуляешь по улицам Берлина и не можешь признаться, словно тебе снова пятнадцать лет, и самая красивая девчонка в классе не смотрит в твою сторону.
– Слушай, – подхватил Лу Хань, – я понял, что у меня спермотоксикоз, поэтому я решил кого-нибудь убить, так что помощь с трупом будет как раз кстати.
– Если у тебя спермотоксикоз, не проще кого-нибудь изнасиловать?
– Но ты предложил спрятать труп, а не подержать жертву!
Минсок ухмыльнулся:
– И кто же жертва? Только не говори, что это наша прекрасная Бэкри.
– Не скажу, – Лу Хань аж остановился от такого предположения. – С чего ты вообще взял? Она вообще не в моем вкусе.
Если уж выбирать для изнасилования особу женского пола, причем знакомую, он бы выбрал Син – в конце концов, такие сиськи и волосы мало кого могли оставить равнодушным, плюс тихие китайские женщины – это всегда хорошо. Конечно, когда они действительно тихие.
– Чонин? – теперь уже удивился Минсок.
– Тебя изумляет, что это Чонин или что это парень? Хотя это точно не Чонин. – Лу Хань пристально посмотрел на Минсока, ожидая ответа, зачем-то даже пальцы за спиной скрестил.
– То, что парень как раз не удивляет, я думал, что у вас Сехуном что-то там такое… Просто вы с Чонином вроде особо не общаетесь, да и тот как раз больше по девочкам.
– У нас с Сехуном нет ничего такого, – Лу Хань продолжал держать за спиной скрещенные пальцы, мысленно добавив: “По крайней мере, сейчас”.
– В общем, нам нужен симпатичный мальчик лет примерно двадцати-двадцати пяти. Клуб? Я знаю парочку с подходящим контингентом.
– Окей, теперь удивился я, – честно признался Лу Хань. – Откуда ты знаешь такие клубы?
– Лу Хань. – Минсок почесал кончик носа. – Я думал, ты давно догадался.
– О чем догадался?
– О том, что я гей вообще-то. Это была одна из причин, почему я уехал из Кореи. Там таких не очень любят, здесь любят не сильнее, но хотя бы делают вид.
– Минсок, – Лу Хань вздохнул, – во-первых, мне кажется, нужно присесть, потому что мой гейдар еще никогда так не ошибался. Во-вторых, ты мне нравишься.
Если б можно было купить кнопочку с функцией “отменить последние слова”, Лу Хань бы не пожалел любых денег, особенно сейчас. Но что сказано, то сказано. Минсок никогда не жаловался на слух.
– А вот теперь, кажется, пора присесть мне, – надтреснуто рассмеялся Минсок. – Мой, не знаю как назвать, лавдар только что тоже дал огромный сбой.
Они стояли посреди какой-то незнакомой улицы и просто смотрели друг на друга, а потом начали смеяться, как идиоты, сгибаясь пополам, вытирая выступившие на глазах слезы.
– Это было самое оригинальное признание из всех, что я слышал, – отсмеявшись, признался Лу Хань.
– Твое еще оригинальнее. “Я хочу потрахаться, не знаю с кем, кстати, ты подойдешь, все забывал тебе об этом рассказать”.
– Я думал, что ты натурал!
– Я думал, что ты не натурал, но запал на Бэкри.
– Короче, – подытожил Лу Хань, – с интуицией у нас обоих хуево, можем перейти к чему-нибудь более интересному.
Первый поцелуй у них получился идеальным – не было никакой неловкости, стеснения, литров слюны, зубов в труднодоступных местах. Мягкое прикосновение губ к губам, пальцы Минсока на щеках Лу Ханя, ладони Лу Ханя на плечах Минсока, сбившееся дыхание и слегка закружившаяся голова.
– Я не уверен точно, что живу недалеко, но я знаю, как можно вызвать такси, – сообщил Минсок, когда минут через десять они оторвались друг от друга.
Лу Хань только кивнул в ответ.
Забавно, но Минсок действительно жил недалеко, и до его дома они дошли практически бегом, не разжимая руки и изредка быстро целуясь. Вот теперь действительно можно было почувствовать себя словно в пятнадцать, когда колени подкашиваются от одной мысли, что самая красивая девочка класса все-таки согласилась не просто пойти с тобой на свидание, но потом позвала к себе, чтобы “посмотреть телевизор”. Все дело в том, что в пятнадцать лет Лу Хань ничего подобного не испытывал, а “телевизор смотрел” с мальчиком на класс постарше, и колени тогда дрожали от мысли, что их застукают родители.
Квартира Минсока, во-первых, оказалась действительно крошечной, где вдвоем с трудом можно было развернуться, а, во-вторых, полной противоположностью квартире Бэкри и Син. Здесь, вместо творческого и не очень бардака, царствовала почти стерильная чистота. Никакой пыли, разбросанной повсюду одежды и обуви, валяющихся книг, проспектов и рекламных буклетов. Именно такую комнату можно сфотографировать и послать маме снимок, чтобы она в кои-то веки гордилась своим сыном: он наконец научился застилать за собой постель.
На пороге Минсок немного замялся:
– Может, кофе или вина?
Необходимый этикет, чтобы придать сегодняшнему вечеру хотя бы видимость романтики.
– Если ты нальешь мне вина после виски, то я смогу разве что заснуть на полу, – улыбнулся Лу Хань, прижимаясь губами к его виску, где билась тонкая ниточка пульса.
Они оба раздевались медленно, неторопливо, словно давая друг другу шанс передумать, сказать, что все было неудачной шуткой и, может, действительно лучше по бокалу вина и разойтись. Лу Хань видел, как дрожат пальцы Минсока, когда тот расстегивал рубашку, и чувствовал, что его собственные трясутся не меньше.
Черт его знает почему. Это был не первый и не последний секс у каждого, они явно оба прекрасно представляли, что делать, но все равно нервничали, словно те самые школьники после первого свидания.
Лу Хань, стянув футболку, протянул руку, погладил Минсока по щекам, взъерошил волосы на затылке, успокаивая то ли его, то ли себя.
Тот только закрыл глаза и потянулся за очередным поцелуем. В этот раз он получился жарким, страстным, с прикушенными губами и капелькой чьей-то крови, смешавшейся со слюной.
Лу Хань уронил Минсока на узкую, слишком узкую кровать, – вдвоем не развернуться – навалился сверху, провел языком по выступающим острым ключицам, скользнул ниже к соску. Это не было похоже на торопливый перепих, слова лучше в словаре не нашлось бы, с Сехуном. Лу Хань и Минсок так же медленно, как раздевались, изучали тела друг друга, касаясь пальцами и губами, отыскивая те самые точки, которые заставляют стонать и выгибаться.
Минсок подался вперед, потерся членом о бедро Лу Ханя и болезненно застонал.
– Смазка и презервативы под кроватью.
Вообще-то, для первого раза это было чересчур, минет или совместная дрочка – максимум на что Лу Хань надеялся, но спорить он не стал.
Кровать противно скрипела под ними, когда он постарался как можно шире развести ноги Минсока, когда пропихнул внутрь сначала один палец, затем второй.
– Надеюсь, соседи у тебя не злобные твари, – пробормотал Лу Хань, целуя лоб Минсока и осторожно толкаясь бедрами.
– Пе-ре-терпят, – выдохнул тот, кусая губы и цепляясь до побелевших костяшек за деревянное изголовье.
Ничего медленного и плавного больше не осталось, только хаотичные, рваные движения, шумные стоны, глаза Минсока с настолько расширившимися зрачками, что, казалось, они затопили всю радужку. Почему-то именно эти глаза и взгляд – безумный и одновременно растерянный – заставил Лу Хань окончательно растерять остатки самоконтроля.
Он начал двигаться еще быстрее, закинув на плечо ногу Минсока, и обхватил его член, двигая рукой в том же сумасшедшем темпе.
Пот катился по ним градом, и короткие рыжие волосы Минсока слиплись смешными колючками, словно у ежика, – Лу Хань не удержался, провел свободной рукой по влажным прядям, и этого простого жеста оказалось достаточно. Минсок выгнулся, сжимая в себе себе член Лу Ханя почти до боли, и тут же кончил, длинно и со стоном выдыхая. Лу Ханя накрыло почти сразу за ним, но он еще некоторое время не двигался, чувствуя как пульсирующее тепло от паха растекается по всему телу, превращает в его в какое-то малиновое желе.
С ним так бывало после отличного секса. Жаль, что тот случался нечасто.
– Ванная, – прошептал Минсок, отпихивая от себя Лу Ханя и осторожно выбираясь из-под него. – Сейчас вернусь.
Вернулся он вместе с влажными салфетками и мокрым полотенцем, которыми наспех обтер сначала себя, хотя они оба пользовались презервативами и следов от спермы не осталось, а затем Лу Ханя.
Уместиться вдвоем на кровати оказалось сложно, почти невозможно, если только не переплестись руками и ногами словно щупальцами. Засыпать слишком близко от кого-то Лу Хань не любил, он даже Сехуна всегда отпихивал, чтобы тот дал ему возможность дышать, но, как ни странно, в этот раз отрубился почти сразу, уткнувшись носом в теплую шею Минсока.
Утро для Лу Ханя началось с дребезжания старого механического будильника – оказалось, что такие еще существуют – и лихорадочно мечущегося по комнате Минсока.
– Мы проспали! – трагическим тоном сообщил тот, пытаясь одновременно натянуть джинсы и носки. Акробатический этюд выглядел настолько забавно, что Лу Хань практически сразу проснулся.
– А где мой утренний поцелуй? – капризно поинтересовался он, вылезая из кровати и чувствуя, что у него ноет каждая мышца. Думать о том, как ощущает себя Минсок, у которого явно еще и задница болела, думать не хотелось.
– Сначала зубы почисти, потом поцелуй.
На душ времени не осталось совершенно, поэтому пришлось ограничиться очередной порцией влажных салфеток и собственным пальцем, чтобы провести по зубам мятной пастой. Запасной щетки у Минсока, разумеется, не оказалось.
Утренний поцелуй вышел торопливым и смазанным, но Лу Хань все равно шагал по улицам Берлина со счастливой улыбкой. Он действительно был по-детски оглушающе счастлив, настолько, что не обращал внимания на тычки в плечи и спину торопящихся немцев. По дороге он решил, что ему так хорошо, что совершенно не хочется портить настроение в забегаловке, поэтому позвонил на работу и сказался больным. Хозяйка, судя по тону, ему не поверила, но все равно дала выходной. В конце концов, Лу Хань работал у нее незаконно, поэтому платила она ему гроши, а посетителям он нравился, так что искать очередного дарового работника ей явно не хотелось.
Именно поэтому Лу Хань пришел домой слишком рано – обычно в это время он уже торчал в забегаловке. Квартира встретила его непривычной тишиной: никто не играл на рояле, не топал в комнате, разучивая очередные движения, Бэкри громко не трепалась по скайпу. Лу Хань от неожиданности поначалу подумал, что оглох.
Он прошел на кухню, чтобы сварить кофе – у Минсока он даже стакан воды выпить не успел – и обнаружил там незнакомого парня с короткими черными волосами в халате на голое тело. Пояс у халата развязался, поэтому можно было рассмотреть все прелести, на которые смотреть после ночи отличного секса не хотелось совершенно. Но Лу Хань промолчал, он все еще не хотел портить чудесное утреннее настроение.
– Привет, – сказал он, – я Лу Хань. Не помешаю?
– Привет, – широко улыбнулся в ответ парень, словно только что встретил лучшего друга, потерянного пару лет назад. – Я Чанёль, Пак Чанёль, и мне ты точно не помешаешь.
– Я много о тебе слышал, – брякнул первое пришедшее в голову Лу Хань, поддерживая светскую беседу.
– Я о тебе тоже. Странно, что в первый раз встречаемся.
– Да ты как-то в гости не заходишь.
– Скорее, ты тут почти не появляешься.
Лу Хань сообразил, что Чанёль прав. Последнее время домой он возвращался поздно вечером и сразу ложился спать, потому что утром ему надо было в забегаловку, а вечера он проводил в баре с Минсоком. Свободные дни он тоже проводил с Минсоком – они то ходили по магазинам, то осматривали достопримечательности, то просто гуляли по городу, болтая обо всем и ни о чем и делая смешные фотографии друг друга.
– Упс. Я как-то не заметил.
– Да мне-то что, – ответил Чанёль. Голос у него оказался низкий, густой и совсем не вязался с его улыбающимся лицом и торчащими смешными ушами. Такой голос хотелось записать на диктофон и потом слушать в плеере, отгораживаясь от остальных людей. Странно, что в этой группе, о которой Лу Хань тоже много слышал, он был ударником, а не каким-нибудь бэк-вокалистом.
– Чанни, ты где? – на кухню вплыла Бэкри в короткой ночной сорочке, настолько короткой и кружевной, что Лу Хань по достоинству оценил не только грудь отличной формы, но и крепкие белые ляжки. – Ой, не ожидала тебя так рано увидеть.
Последняя фраза явно предназначалась Лу Ханю, и он смог только промямлить ту же неубедительную отмазку про болезнь.
Бэкри ему тоже не поверила, но расспрашивать не стала – она чувствовала себя откровенно неловко, словно ее только что поймали на краже в магазине или что-то типа того.
В общем, так оно и было. Лу Хань давно перестал быть наивным мальчиком и сложить один плюс один – распахнутый халат и откровенную сорочку – не представляло для него труда. Страшно хотелось спросить про Син, про то как Бэкри смотрит ей в глаза, но это было не его дело. По большому счету, он тут меньше всех имел права задавать свои вопросы. Конечно, Сехуну он изменял, как и Сехун ему, но это всегда было несерьезно, они оба знали, что это просто секс, но свести все к одной ночи с Минсоком Лу Хань не собирался.
Кофе закипел, и он осторожно перелил его из турки в чашку.
Чанёль продолжал с любопытством смотреть на него, все так же широко улыбаясь, Бэкри топталась на пороге, комкая подол сорочки и задирая ее все выше и выше. Настолько, что при желании Лу Хань мог бы рассмотреть ее трусики или отсутствие оных – вот только смотреть в ту сторону он не собирался.
Неожиданно он почувствовал, как остро ему не хватает Сехуна. За этот месяц они обменялись максимум десятком фраз, и все их общение сводилось к сну на одном диване. Это было неправильно – словно солнце вдруг начало вставать на западе, а трава из зеленой резко стала розовой или фиолетовой. Лу Хань даже на кактус посмотрел на холодильнике, чтобы убедиться – тот все еще не изменил цвет, мир не перевернулся, инопланетяне не прилетели.
– У тебя чисто случайно нет пары сигарет? – обратился он к Чанёлю.
– Чисто случайно есть. – Тот выложил на стол пачку “Кента” и зажигалку. – Хорошо, что я про запас несколько штук таскаю, вечно их теряю. – Он покрутил красный “Крикет” в пальцах и положил на место.
– Спасибо, – Лу Хань засунул в карман “Кент” и бочком выскользнул из кухни, плечом задев Бэкри. Та аж подпрыгнула от неожиданности.
– Ничего не говори Син, пожалуйста, – жарко прошептала она ему в ухо, схватив за руку.
Лу Хань молча кивнул в ответ. Он предпочитал не лезть в чужие дела и не разносить сплетни.
Это были проблемы Бэкри и Син, ну вот теперь и Чанёля. Как они собирались разруливать их между собой, Лу Ханя волновало мало. Тем более, сейчас. Он сам ухитрился запутаться в треугольнике, которой сложно было назвать любовным, но легче от этого не становилось. Лу Хань лучше других знал, что Сехун ненавидит выяснять отношения, терпит до последнего, но потом взрывается смертоноснее, чем ядерная бомба. Шансов отползти на безопасное расстояние и переждать ни у кого не остается.
Напоследок Лу Хань развернулся и еще раз внимательно посмотрел на Чанёля. Тот продолжал сидеть за столом, все так же улыбаясь, словно Бог или Ктулху таким его и задумал, с вечной улыбкой на лице. Но в глазах у него за напускной веселостью просматривалась почти звериная тоска.
Делиться всегда нелегко.
@темы: band: exo, Strong Heart - 2014
-
-
14.07.2014 в 23:56-
-
14.07.2014 в 23:57-
-
14.07.2014 в 23:57-
-
14.07.2014 в 23:57-
-
14.07.2014 в 23:58-
-
15.07.2014 в 00:01-
-
15.07.2014 в 00:21-
-
15.07.2014 в 00:24-
-
15.07.2014 в 00:28-
-
15.07.2014 в 00:31-
-
15.07.2014 в 06:30-
-
15.07.2014 в 10:56замечательное оформление, очень красивые и коллажи, и арты
-
-
15.07.2014 в 15:30очень такая трогающая что-то внутри история получилась. с одной стороны, вроде бы все у всех хорошо, но при этом грусть такая от того, что не всегда получается идеально. жизненно и от этого очень цепляет, у каждого, наверное, есть те, кого мы любим, но с которыми по тем или иным причинам не можем быть там и в том качестве, в котором нам бы хотелось... понравилось что герои не однозначно положительные или отрицательные - они нормальные, реальные и от этого им веришь и сопереживаешь и в итоге жалко всех =) да и не особо любимый мною гендерсвич очень в тему по тому как и что в истории потом сложилось.
очень красивое оформление. атмосферно получилось, весьма в тему настроения истории, арты прекрасные, особенно впечатлила Син ибо СИСЬКИ! =))))
-
-
15.07.2014 в 16:29на этом моменте предательски защипало в носу, а на последнем предложении я расплакалась. стало невыносимо грустно, когда началась часть про Сехуна
спасибо за текст, это очень... правда очень трогает. просто безумно больно было за Сехуна и Син, но за Сехуна больше, наверное потому, что про Син не так много...
конечно, у каждого из них всё будет хорошо, но...
и жаль Лу Ханя... не думаю я, что он любит Минсока так, как любил Сехуна, пусть и неправильной любовью
спасибо оформителям и вообще всем, кто работал над этим
-
-
15.07.2014 в 18:53спасибо за замечательный текст и оформление
-
-
15.07.2014 в 23:30Спасибо, котик. И вообще спасибо за все
mesmey,
Спасибо.
СИН! Син прекрасна. Нельзя так говорить про своего персонажа, но я прям влюбилась в нее
И любовь к декольте, конечно.Tinker Bell, go!,
Выбор редко бывает хорошим. Он может быть продуманным, правильным, оптимальным, но хорошим для всех - редко. Это как "пойдешь направо, коня потеряешь".
Вот здесь, наверное, об этом, ну и еще о том, что "жизнь случается".
Спасибо тебе за то, что была рядом.
дельфиньи колени,
Да, я хочу поговорить о Сехуне
Конечно, Лу Хань никогда не любил и не будет любить Минсока так, как любил Сехуна. Сехун - первая любовь, много испытаний вместе, общие воспоминания. Есть вещи (и чувства), которые нельзя заменить или забыть. Но любви к Минсоку все это не отрицает. Иногда можно любить двоих, просто по разному.
solnce.alex,
Жизнь продолжается. Спасибо, что прочитал, солнце
2all: Мне опять ОЧЕНЬ повезло с артерами и коллажистами, они все чудесные
-
-
16.07.2014 в 20:01-
-
16.07.2014 в 20:50спасибо ещё раз за фанфик, это очень сильно
-
-
17.07.2014 в 09:54-
-
17.07.2014 в 12:20Я вот тоже не знаю, что сказать, потому что вовсе не хотела бить по больному. Надеюсь, что у тебя выйдет все таки более хэппи энд, чем у Лу Ханя с Сехуном.
Бегать от себя занятие довольно бессмысленное, но часто удержаться невозможно, вот и придумываешь дорогу подлиннее да препятствий побольше.
дельфиньи колени,
В тексте есть фраза "В этот раз Сехун сделал выбор за Лу Ханя". Возможно, если бы Сехун пришел, поговорил с Лу Ханем, объяснил, что чувствует, то выбор был бы, если бы не иным. то хотя бы осознанным. Понятно, что Лу Хань благополучно обманывал себя до отъезда Сехуна, но иногда чтобы понять "ой, у меня же было что-то дорогое", это дорогое надо реально потерять.
-joyce hartnett-,
-
-
18.07.2014 в 05:37Персонажи получились удивительные, со всеми мелкими деталями, великолепно их обрисовывающими. Не буду скрывать, что мое
сердце было на стороне О Сехуна, обнять этого парня так же, как он обнимал Син.
А Лу Хань, такой вроде тоже понятный и узнаваемый, и Минсок, и эта эпичная сцена с признанием.
Вообще, наверное, нет смысла все перечислять, потому каждая сцена - как маленькое сокровище, читать и наслаждаться.
И я как-то совсем не умею писать отзывы, но фик действительно очень тронул
А перед офрмителями хочется арссыпаться в благодарностях за только подчеркивающие атмосферу иллюстрации. В коллажах фотографии подобраны просто с какой-то удивительной точностью, и цвета мягко-приглушенные как нельзя лучше подходят. В арте не могла отвести взгляда от груди Син, прсотитеменяпожалуйста х)
Спасибо всем
-
-
18.07.2014 в 09:11Не знаю, кто все эти люди, но текст настолько насыщен, настольно захватывающ, что даже это не мешает чтению. Потрясающий по своей силе текст, и концовка очень правильная, а не сомнительная - в жизни хэппи-энд везде и всем не бывает, и у них все равно когда-нибудь что-нибудь будет хорошо.
-
-
18.07.2014 в 21:53Спасибо, солнце, за такой отзыв. Мне хотелось рассказать историю из жизни, таких много случается с нами и нашими знакомыми, когда первая любовь не складываеется, люди расстаются, но все равно помнят друг друг друга.
Я очень рада, что тебя это зацепило. Еще раз спасибо тебе!
Аурум,
Аричка, вот тебя тут прям внезапно! было увидеть. Если тебя не смутили странные имена и ктовсеэтилюдиааа, то я прям очень-очень довольна, что текст в итоге не оставил равнодушным.
Я долго ебалась с ним, даСовсем хэппи эндов обычно не бывает, но бывает спокойное счастье. Я надеюсь, что мои герои его таки найду.
Спасибо, что прочитала
-
-
23.07.2014 в 03:19меня вывернуло на изнанку, встряхнуло и вывернуло снова.
Шун, не знаю, как ты это делаешь, но это потрясающе..
очень цельный текст, очень хорошая история.
и оформление офигенное.
очень в атмосфере фика и так красиво, что глаз не оторвать. *заботливо сохранила все в папочку*
Енот со странностями, KiRin661, Kara, neks, снимаю шляпу
-
-
23.07.2014 в 23:19Спасибо, солнышко
-
-
24.07.2014 в 10:48Мои симпатии были целиком и полностью на стороне Сехуна, поэтому вторую половину текста читала уже с мокрыми глазами( вообще, ооооочень жалко было эту развалившуюся парочку, поэтому за минсока с луханем я вообще не порадовалась.
Вообще, текст очень тронул и запомнился. Все герои настолько продуманные и живые, как будто я хороший фильм посмотрела. Спасибо <3
-
-
27.07.2014 в 15:03Спасибо, солнце. Иногда так бывает, что люди расстаются. Просто не судьба.
А у Сехуна все будет хорошо, обещаю.
Спасибо за комментарий.
У меня чудесные были все, и артеры, и коллажисты.
-
-
27.07.2014 в 21:02аааааа. какая же у тебя красивая авка *.*
-
-
27.07.2014 в 21:04Прекрасная
Все авки с Чонином обычно красивые
-
-
28.07.2014 в 10:58