человек-например
Автор: EffieH
Бета: Bell8, Jesse
Иллюстратор: .паркер
Размер: многа103319 слов
Фандом: Monsta X
Пейринг/Персонажи: Ю Кихён/Ли Минхёк, остальные монста, разные артисты в эпизодах
Категория: Слэш
Жанр: Юмор, приключения, повседневность, AU
Рейтинг: R
Предупреждения: спойлер?слоубёрн как он есть
Краткое содержание: Начиная работать в авиакомпании "Старшип" Кихён хотел заполучить себе всё небо целиком и красивую девушку в придачу. К сожалению, не всем поставленным целям суждено сбыться в этой жизни.
Ссылка на скачивание: здесь
Примечания автора: первоеВ самую первую и главную очередь я хочу поблагодарить чудесного бэтмена, который не оставил даму в беде на всех этапах подготовки этой работы, начиная с начал и заканчивая ночными вычитками со слезами - Bell8! Я нереально ценю это, ты самый лучший человек в мире и никакие миллионы "спасибо" не смогут выразить всей той благодарности, которую я хочу тебе дать!, второе так же огромное спасибо чудесным бета-ридерам и иллюстраторам .паркер и Vikara, а так же Iron Queen которая и пихнула в нужном направлении с идеей нанораймо, а потом поддерживала добрым словом! Спасибо, что терпели меня и даже не заказали киллера на мой адрес тт.тт Лучшая команда подготовки фика!1, третьеAnd last but not the least! Причина появления всего этого безобразия на свет - yoaura! Этот фик как бы тебе в качестве новогоднего подарка. С Новым Годом, Саня!
Бета: Bell8, Jesse
Иллюстратор: .паркер
Размер: многа103319 слов
Фандом: Monsta X
Пейринг/Персонажи: Ю Кихён/Ли Минхёк, остальные монста, разные артисты в эпизодах
Категория: Слэш
Жанр: Юмор, приключения, повседневность, AU
Рейтинг: R
Предупреждения: спойлер?слоубёрн как он есть
Краткое содержание: Начиная работать в авиакомпании "Старшип" Кихён хотел заполучить себе всё небо целиком и красивую девушку в придачу. К сожалению, не всем поставленным целям суждено сбыться в этой жизни.
Ссылка на скачивание: здесь
Примечания автора: первоеВ самую первую и главную очередь я хочу поблагодарить чудесного бэтмена, который не оставил даму в беде на всех этапах подготовки этой работы, начиная с начал и заканчивая ночными вычитками со слезами - Bell8! Я нереально ценю это, ты самый лучший человек в мире и никакие миллионы "спасибо" не смогут выразить всей той благодарности, которую я хочу тебе дать!, второе так же огромное спасибо чудесным бета-ридерам и иллюстраторам .паркер и Vikara, а так же Iron Queen которая и пихнула в нужном направлении с идеей нанораймо, а потом поддерживала добрым словом! Спасибо, что терпели меня и даже не заказали киллера на мой адрес тт.тт Лучшая команда подготовки фика!1, третьеAnd last but not the least! Причина появления всего этого безобразия на свет - yoaura! Этот фик как бы тебе в качестве новогоднего подарка. С Новым Годом, Саня!
Взмах руки, и гладкая, чуть прохладная на ощупь ткань подкладки кителя с тихим шорохом скользит по рубашке. Одернуть манжет рубашки, чтобы сидел как с иголочки, поправить воротник, смахнуть несуществующие пылинки с рукава, отороченного тремя золотистыми полосками, и Кихён безупречен как никогда.
Свободной рукой он поправляет запонку от галстука, чтобы та сидела идеально, а затем словно невзначай прикасается подушечками указательного и среднего пальцев к значку. На нём изображён логотип его авиакомпании с красивыми крыльями по бокам. Кихён улыбается собственному отражению в зеркале, ещё раз проверив, не забыл ли положить удостоверение в нагрудный карман, и выходит в коридор. Он красивый, он стильный, он полностью готов к своему самому первому серьёзному полёту в качестве второго пилота Боинга. Больше никаких тренажёров, никаких тренировок и налётов необходимых часов. Только светлое будущее и безграничное синее-синее небо вокруг.
Прикоснувшись к ручке двери его квартиры, Кихён вдруг резко дёргается: о самом важном-то он чуть не позабыл! Приходится снова вернуться к зеркалу, чтобы примостить фуражку на голову как следует, и всё: он готов покорять небеса.
Подхватив небольшой чемоданчик, Кихён шлёт воздушный поцелуй героине всех своих эротических фантазий. Она как всегда солнечно улыбается ему с постера, одной рукой привычно приглашая в полёт. Это хорошо, значит, всё хорошо, и дальше будет ещё лучше. Летящей походкой Кихён выпархивает из дому и спешит к уже немного нетерпеливому Чжухону за рулём.
— Извини, что заставил ждать, — тут же говорит он после приветствия и укладывает чемоданчик на заднее сидение. — Просто…
— Первый полёт и ты переживаешь? — подхватывает за него Чжухон, тихонько вздыхая. Он заводит мотор машины, плавно выворачивая руль так, чтобы выехать с парковки у дома Кихёна. — Эх, я бы на твоём месте тоже переживал. Летать, осознавая, что ты несёшь ответственность за сотню пассажиров на борту, совсем не так как в симуляторе…
— Чжухони, — тянет Кихён с небольшой ноткой сожаления в голосе. — Просто ещё не настало твоё время, ты пересдашь теорию через месяц, получишь удостоверение и…
— И со своим везением буду искать работу до пенсии, — хмыкает Чжухон, притормозив у светофора. — Не надо меня жалеть, если что, пойду в метро машинистом. Раз не рождён летать, так хоть наползаюсь вволю.
— Ты неисправим, — качает головой Кихён, без разрешения включая радио на магнитоле. Оттуда доносится энергичная песня одной популярной нынче группы. Обычно Кихён предпочитает что-нибудь более наполненное смыслом, но сейчас ему кажется, такое настроение и позитивные строки как никогда подходят к ситуации.
Они с Чжухоном уже много раз обсуждали его возможную лётную карьеру. Что не всё удаётся с первого раза, и не всё приходит в руки так просто, но в жизни же всегда всем воздаётся по заслугам, не так ли? Может ли это значить, что Чжухона после стольких лет изматывающих тренировок, кучи сторонних подработок и тысячи проваленных тестов ждёт самая лучшая авиакомпания в мире, которая будет платить ему золотые горы за совсем уж простые полёты?
Кихён не знает наверняка. Его тоже нельзя назвать уж слишком удачливым человеком. Он просто берёт не талантом, не фортуной, а упорным трудом и невообразимой выносливостью. Он ёжится, вспоминая те бессонные ночи за учебниками. Однако он прекрасно помнит слова инструктора, сказанные ещё на самом первом теоретическом занятии:
«В небе вы несёте ответственность за каждую живую душу на борту: неважно, командир вы или простой бортпроводник. Остальные могут устать или что-то недоглядеть. Но именно вы потом будете отвечать за их оплошности».
Он отвечает не только за свою жизнь, но и за жизнь каждого вверенного ему пассажира. Поэтому Кихён просто не мог отлынивать от учёбы. Вместо этого он с фанатичным энтузиазмом штудировал эфсиоэм и кьюэрэйч, параллельно зачитываясь эфситиэм. Ему важно было знать не только о том, что делать в случае проблем, но и как эффективно их избежать. Именно это фундаментальное понимание, что в небе всё абсолютно серьёзно и нельзя, просто нельзя пропускать важные предвзлётные процедуры, возможно, и помогло ему получить лётное удостоверение коммерческого пилота, а затем и расширение до инструктора.
И ему кажется, что именно этого понимания Чжухону и не хватает ради достижения своих целей. Кихён вовсе не осуждает его, в конце концов, Чжухон — его хороший друг, возможно, единственный оставшийся на настоящее время. Просто… Просто он мог бы постараться стать немного организованнее и давно бы уже получил свою лицензию пилота, не говоря уже о лицензии инструктора.
— Что, боишься? — снова приводит его в чувство голос Чжухона, словно выдёргивает репку из-под земли. Кихён моргает, уже открывает рот, чтобы привычно начать спорить и доказывать, почему он ничего не боится, но вдруг перед ним возникает огромный аэропорт, снующие туда-сюда люди, наперебой сигналят машины, — у них есть всего минута на стоянку, и тут он честно признаётся:
— Да.
Чжухон хмыкает, нежно, почти любовно стукает его кулаком по плечу и мило жмурится, демонстрируя ямочки на щеках:
— Хён, вот ты — последний человек, от которого бы я хотел это услышать. Если не ты, то тогда кто достоин звания пилота, а?
— Ненавижу тебя, идиот, — ворчит тот, закатывая глаза, однако комплимент принимает с маленькой, почти незаметной застенчивой улыбкой на лице. Всё будет хорошо, он в этом практически уверен теперь. — Всё, мне пора, а то ещё оштрафуют за длительную стоянку.
— Удачи! — кричит ему Чжухон уже в спину.
Кихён в очередной раз восхищённо рассматривает буквы на крыше аэропорта, перехватывает чемоданчик поудобнее в правую руку и тихо шепчет себе под нос: «спасибо».
Он уверен, что всё пройдёт гладко, как никогда в жизни, но немного удачи ему всё же не помешает. Им всем нужно в жизни получить свою крохотную долю благословения от Фортуны.
Первый в его официальной карьере коммерческого пилота полёт долею судьбы назначен в Японию. Полтора часа дневного полёта, три часа в аэропорту Фукуоки, а потом обратно домой на вечернем рейсе. Кихён и не рассчитывает на какие-то привилегии, его приняли на работу всего несколько дней назад, но всё же, первый регулярный, да ещё и международный полёт можно по праву считать большой удачей.
Он успешно находит медицинский кабинет, обслуживающий сотрудников его авиакомпании, проходит осмотр, так энергично мотая головой на вопрос о жалобах, что чуть не просит таблетку обезболивающего. Нет, какое тогда он произведёт впечатление на руководство авиакомпании, если с самого первого полёта начнёт просить медикаменты?
Выходя из кабинета, Кихён словно невзначай пытается высмотреть глазами форму бортпроводниц его компании: его муза, его главная маленькая радость, Хёрин, как он ласково называет девушку с плаката, должна, просто обязана лететь с ним в составе одного экипажа. Зря что ли он остановил свой выбор именно здесь, хотя его резюме приняли множество более продвинутых конкурентов.
Сердце Кихёна радостно замирает, когда он замечает знакомую чёрную юбку с белой окантовкой. Он поднимает голову выше, рассчитывая тут же познакомиться с красавицей Хёрин, но на него в упор смотрит другая девушка.
— Новенький на эмикс пять четырнадцать? — коротко спрашивает она, словно гавкает. Кихён покорно кивает, поёжившись от её ну слишком сурового взгляда. И вот как она до сих пор не распугала своим видом всех пассажиров? — Меня зовут Кан Джихён, и я буду старшей бортпроводницей в твоём первом полёте.
Она протягивает руку и тут же сжимает ладонь Кихёна в крепком рукопожатии. Не хрупкая девушка, а какой-то устрашающий киборг. И если правило семи секунд действительно работает, то Джихён оставила просто кошмарное первое впечатление о себе!
— Ю Кихён. Новенький, — чеканит он, стараясь подражать её тону. Голос вроде даже ни разу не дрогнул, что уже можно считать победой.
— Чудно, — закатывает глаза она, вытягивая ладонь после неоправданно затянувшегося рукопожатия, и указывает свободной рукой на небольшую группу людей, облаченных в форму их авиакомпании, сидящих на небольшом диванчике возле гигантской пальмы в горшке размером, пожалуй, с самого Кихёна. — Там твой капитан сидит и остальная команда на сегодня. Сам сможешь познакомиться или мне за ручку тебя привести?
— Спасибо, я и сам в состоянии себе помочь, — фыркает Кихён в ответ, но тут же выдавливает из себя милую улыбку. Эффективное управление персоналом экипажа. Краеугольный камень, на который нашла его коса обучения. Тема, которую он способен процитировать даже спросонья, но неспособен понять. Соль на все его раны. — Был рад с вами познакомиться, Джихён.
— Это взаимно. Надеюсь, вы проведёте незабываемые минуты в рамках первого полёта на коммерческом рейсе.
Это звучит как самая настоящая угроза. Кихён не совсем понимает, где и когда он уже успел насыпать соли на хвост Джихён — с таким-то отношением к себе, но вслух спросить не решается. Вместо этого он действительно следует её совету и подходит к широкоплечему капитану, который мило о чём-то переговаривается с другим бортпроводником. Рядом улыбается самая младшая по виду бортпроводница, кивая на каждое сказанное слово, словно маленький китайский болванчик.
Картинка выглядит настолько идиллично, что Кихён даже не решается её нарушить своим грубым вмешательством. Однако стоять и ждать, пока Джихён вернётся и ничтоже сумняшеся опозорит его ещё раз перед уважаемыми людьми, тоже не особо хочется.
— Извините, если прерываю вашу беседу, но мне бы хотелось представиться. Ю Кихён, новый пилот. Второй пилот… В смысле, я…
— Вы — Ю Кихён, мы это уже поняли, — усмехается капитан, помахав перед ним тонкой бумажной папкой белого цвета. Бортпроводник рядышком противно заливисто смеётся, глядя на него, словно учитель, экзаменующий нерадивого школьника, и в ту же секунду Кихён осознаёт, что в Джихён, по сути, нет ничего такого ужасного, она просто женщина-киборг, когда этот тип откровенно над ним смеётся без особой на то причины. Этот противный…
Он слегка суживает глаза, пытаясь разобрать табличку на груди бортпроводника как можно незаметнее, но тот, как назло, поворачивается так, что левая рука закрывает буквы. В этот момент капитан поднимается с дивана и пожимает руку Ю Кихёна так сильно, что Джихён по сравнению с ними всеми уже кажется маленькой хрупкой девочкой, наивно хлопающей глазками посреди лютикового поля.
— Шин Хосок. Твой самый первый капитан, — улыбается тот так широко, словно был бы счастлив сломать кисть Кихёну прямо здесь же перед полётом. И ещё немного напрягает явное ударение на слово «первый». Оно словно шепчет на ухо, что ничего хорошего от этого полёта ждать не стоит. — Рядом со мной Ли Минхёк — опытный бортпроводник и Им Даён, наша младшая. Вернее, теперь у нас ты самый младший.
— Очень… Приятно, — с трудом отвечает Кихён, высвобождая руку из цепкой капитанской хватки. По сравнению с ним, мягкая, чуть прохладная кисть Минхёка кажется чуть ли не лучшей вещью, к которой он прикасался за сегодня. Даён мило улыбается, скромно вкладывая свою тёплую ручку в его ладонь. Нет, может, всё не настолько печально и это у Кихёна всего лишь предполётная паника? Они ведь наверняка все опытные, вряд ли бы компания, основная маркетинговая линия которой — абсолютная безопасность, стала бы рисковать и ставить на один полёт с неопытным пилотом каких-то дремучих дебилов, не так ли?
Да и вообще, после таких жёстких проверок и экзаменов, Кихён не слишком уверен, что любой не особо здоровый человек способен реализоваться в лётной карьере. Себя он, разумеется, считает вполне спокойным и уравновешенным человеком. Он стрессоустойчив, обладает навыками коммуникабельности и вообще являет собой просто идеальное сферическое резюме в вакууме. Поэтому, по его мнению, полёт просто ну никак не может стать плохим.
— Это взаимно, — слово в слово повторяет реплику Джихён Хосок точно таким же сладенько-угрожающим тоном. В ту же секунду лёгкая паника, которая и без того кружилась вокруг головы Кихёна, раздувается во стократ сильнее, и дурное предчувствие уже как-то и не спишешь на нервный мандраж.
Ситуацию немного спасает своим возвращением Джихён, рукой указывая по направлению к пунктам таможенного контроля.
— Вы здесь уже все познакомились? Может, тогда начнём бриф, пока не началась регистрация?
— Да, хорошо, — просто кивает Хосок, начиная коротко и быстро раздавать каждому инструкции вместе с Джихён.
Вообще Кихён раньше думал, что именно капитан — самый главный и ответственный человек на борту, и все обязаны ему беспрекословно подчиняться. И он уже был на это готов: при всей своей независимости и жажде к справедливости Кихён авторитеты уважал. Однако Джихён, по всей видимости, вертела все эти авторитеты вокруг того места, которого у неё отродясь не было. Она спокойно перебивает Хосока, вставляет уместные и не очень ремарки. Удивительно, но команда общается без всякой необходимой субординации, даже Минхёк позволяет себе какие-то несмешные шутки, от которых все почему-то всё равно смеются.
— Окей, — кивает Хосок и хлопает себя по коленям, решительно вставая с дивана. — Пойдём готовиться к взлёту, мне нужно показать нашему маленькому Кихёни все необходимые процедуры.
Кихён морщится от такой слишком откровенной фамильярности, но возразить не смеет. Он всё ещё помнит о субординации, которую нужно неукоснительно соблюдать. Для него капитан — всё ещё тот нерушимый и крепкий авторитет, за который необходимо держаться всеми силами.
— Значит, смотри, — он подаёт паспорт мужчине в военной форме вместе с лётным удостоверением, пластиковой картой-пропуском и бумагами из белой папки. — Без разрешения тебя никогда не пустят в стерильную зону. Пока ты учишься, я делаю за тебя все бумаги, но позже тебе придётся разбираться с этим самому.
— Да, капитан, — подобострастно кивает Кихён, что вызывает смешок сзади. Он стреляет взглядом-кинжалом, повернув голову в сторону. Ну кто бы сомневался, что это будет Минхёк? Они не перекинулись и двумя словами, а в душе Кихёна уже разгорелось яркое пламя ненависти, способное осветить самую тёмную ночь в радиусе нескольких километров.
Их вещи проверяют на сканере, после чего экипаж пропускают в зал ожидания, где снуют тысячи куда-то спешащих пассажиров. Они мельтешат, мечутся, тащат за собой маленькие чемоданчики, сопротивляющихся детей, прозрачные пакеты из магазинов беспошлинной торговли.
Это абсолютно другой мир. Здесь время подчиняется законам компьютерного расписания, оно замедляется, тянется, тянется, чтобы потом, достигнув критического значения растяжения, в один момент полететь вперёд словно эластичная пружинка. Словно кусочек резинки из рогатки Кихёна, когда тот был совсем ещё ребёнком.
— Эй, ты меня вообще слушаешь? — машет перед его лицом Хосок, и Кихён заново фокусирует взгляд перед собой, возвращаясь в реальность.
— Конечно, капитан! — преувеличенно бодро отвечает он, и на этот раз уже никто в радиусе двух метров не смеётся своим глупым, противным голосом. Оглянувшись, Кихён замечает свою команду проводников у их предполагаемого гейта. Оторвались, значит.
— Не теряй концентрацию, — вздыхает Хосок, направляя его к тому же выходу. — Особенно перед своим инструктором. Помни, что от меня зависит чуть ли не всё твоё будущее в авиации!
Кихён тяжело сглатывает. Фраза, которая звучит обыкновенным запугиванием, может запросто превратиться из ночного кошмара в реальность, если он не понравится Хосоку. Одно неверное движение в поле зрения инструктора, и всё твоё будущее будет предопределено. С плохой характеристикой тебя вряд ли возьмут на важные рейсы, ты никогда не получишь повышения. На плохую характеристику прежде всего обращают внимание другие авиакомпании при найме к себе в штат. Всего лишь один неверный шаг и всё, ты летишь в пропасть без парашюта и хотя бы мизерного шанса спастись живым.
— Конечно, капитан, — повторяет он уже не так живо, пока они проходят сквозь коридор к самолёту. Обычный узкофлюзеляжный Боинг, на котором он оттренировал немало часов на тренажёре. Вроде, пока что ничего нового. Они заходят в кабину пилотов, Кихён осторожно занимает место слева.
— В таком случае начинаем предполётную проверку, — громко и внятно говорит Хосок на английском языке, от чего Кихён даже торопеет на одну секунду. Да, всё правильно, в кабине установлен датчик, реагирующий на голоса, чтобы потом при необходимости можно было их поднять и проанализировать. Кихён не хочет думать о той самой необходимости, когда вскрывают бортовой самописец, не в самый же первый день полёта?
— Есть проверка, — выдыхает он, выключая всю аппаратуру, предписанную инструкцией. Затем он берёт в руки бортовой журнал, провожает взглядом вставшего Хосока и семенит за ним следом, словно несмышлёный утёнок за опытной и вальяжной матерью.
— Дальше нам следует сделать внешнюю проверку машины, — поясняет он, проходя по салону самолёта мимо проводников и спускаясь по второму трапу на землю. Кихён осматривается, всё так же крепко сжимая в руках бортовой журнал. В нескольких метрах от правого крыла их дожидается молодой парень в серой униформе с ярко-жёлтой светоотражающей манишкой.
— Проводим предполётный осмотр, — громко говорит ему Хосок, подходя ближе. — Взял с собой второго пилота. Мы у него первые, так что будь нежен.
Техник закатывает глаза, снимает перчатку с правой руки и пожимает протянутую руку Кихёна.
— Им Чангюн. Вряд ли ты будешь меня часто видеть, этот аэропорт огромный, как дыра в моём сердце, но иметь знакомых техников в списке контактов всегда важно. К твоим услугам.
— Ю Кихён. Очень приятно, — честно отвечает ему он, сдержанно улыбаясь. Пока что из всех встреченных людей Чангюн меньше всего создаёт отталкивающее впечатление. Он кажется приятным малым, да и какой можно ждать свиньи от человека, который отвечает за твою жизнь в воздухе?
Вместе с этим в голову Кихёна влетает мысль, что он вообще-то должен был рассчитать количество топлива, необходимое в полёте, чтобы передать данные Чангюну.
— Топливо! — сипло выдыхает он, выхватывая маленький блокнотик из внутреннего кармана кителя. Вдохновившись задачей, которую он, согласно протоколу, должен был выполнить перед тем, как встретиться с техником, Кихён, увлечённо просчитывая необходимую цифру, не замечает на себе два любопытных взгляда. — Так… Обратно… Учитывая оба двигателя… Запас… Вот!
Сияя, он вручает Чангюну страничку с необходимым количеством топлива, на что получает снисходительный кивок. Бумажку аккуратно складывают и прячут в нагрудный карман формы.
— Молодец, правильно посчитал всё до литра, — одобрительно кивает он. — Но рейс в Фукуоку у нас частый, так что все данные уже давно высчитаны для экономии времени. Может, всё же приступим к проверке?
На лице Кихёна, кажется, можно приготовить омлет. Он с силой сжимает кулаки, уже норовя наброситься на Чангюна, единственного человека, которому он хотел довериться, как резко вспоминает, что вообще-то на него сейчас смотрит его горе-инструктор, который как-то ну вообще не помогает в первом полёте.
— А почему сразу не предупредили-то? — старается он спросить максимально нейтральным тоном. Кровь, кажется, понемногу начинает сходить с лица, но уши ещё горят словно печка.
— Ты слишком прикольно увлёкся подсчётами, — пожимает плечами Чангюн, вытаскивая из кармана маленький манометр. — Мне стало стыдно прерывать твой приступ вдохновения.
— Да ладно тебе, чего ты пыхтишь так? — подливает масла в огонь Хосок с другой стороны, похлопывая Кихёна по плечу с самым ехидным выражением лица в мире. — У всех нас был свой ужасный первый рабочий день, и, поверь, у тебя он только начинается. Ты там пишешь значение давления в шинах?
Это катастрофа. Самая настоящая катастрофа с одной человеческой жертвой в виде Кихёна. Он уже совсем не уверен, что сможет пережить свой первый полёт. Когда кажется, что всё против тебя, даже противная техника, очень хочется зарычать, разорвать обидчиков на клочки и сдаться. Кихён чувствует, что от этой грани, когда дальше сдерживать себя нет смысла, расстояние в миллиметр. Ещё что-то, даже самое незначительное, и он начнёт убивать, прямо как в фильмах.
— Да, капитан, — цедит он, с силой сжимая зубы. Как же ему сейчас хочется ответить что-нибудь другое. Что-нибудь такое, от чего у них всех поотвисают челюсти и больше никогда не появится желания над ним шутить. Но вместо этого Кихён буквально уговаривает себя сдержаться, на этот раз. Пусть хотя бы в первый день всё пройдёт без стандартных базарных ссор.
Бортовой журнал заполнен наполовину. Местами виднеются какие-то красные пометки поверх обычных чёрных, местами белая бумага запачкана какой-то непонятной субстанцией чёрного цвета. Мазутом, наверное. Самая последняя запись гласит, что была произведена плановая проверка хвостового оперения и заменена одна из деталей.
— А почему меняли хвост? — спрашивает он словно невзначай, быстро прописывая цифры в нужных графах.
— А, — отмахивается Чангюн, проверяя наклейки в отсеке для шасси. — Этот герой с шеей шириной в секвойю, что стоит возле тебя, сажал самолёт с двумя горящими двигателями. Снижался боком, потому что нужно было аккуратно втиснуться между высотными зданиями города, но слегка в самом конце зацепил хвост. Хорошо, что вообще дотянул до аэропорта… Кстати, шасси в порядке.
Кихён нервно икает и смотрит на чересчур довольного Хосока с некоторой долей ужаса в глазах. Не может такого быть, неужели он и правда настолько хорошо может справляться с техникой? Но почему он тогда, на первый взгляд, кажется человеком недалёким?
— Но почему тогда в бортовом журнале нет записей о замене двигателей? — резонно спрашивает он, глядя как Чангюн ловко спрыгивает с разводным ключом в руке. Тот кивает, усмехаясь.
— Делай выводы сам, новичок. Крепления в норме, багажный отсек в норме.
То ли это из-за того, что Кихён уже практически в шаге от нервного срыва, то ли из-за того, что он излишне впечатлительный, но паззл с выводами в его голове складываться отказывается категорически. Не помогает также Хосок, который расхаживает с самодовольным лицом, словно индюк какой-то. Почему нет записи о том, что двигатели меняли? Не может такого быть, что они полетят на старых, безопасность полётов же всегда стоит на первом месте!
— Так, вроде всё проверили, самолёт готов к полёту, — объявляет Чангюн спустя некоторое время, отбирая у Кихёна журнал и поставив в него роспись вместе с небольшим пятном от машинного масла прямо посреди страницы. Он покорно подписывается в нужном месте, всё ещё осторожно поглядывая на героя Хосока. Герой же безмятежно осматривается по сторонам и разве что не в носу ковыряется. — Удачного полёта. Буду ждать сегодня ночью.
— Спасибо, — кивает Кихён за них обоих. Ему интересно, как долго длится смена у Чангюна, что он будет их дожидаться обратно. Может, он берёт сверхурочные часы? Или рабочий день его только начался? Как вообще регулируется работа на земле?
Ещё больше по возвращению в кабину его пугают обещания Хосока, что на этом его приключения на сегодня не заканчиваются. То есть эти шутники точно подготовили ему самые сладкие час и двадцать минут полёта. Он вешает на крючок фуражку, надевает наушники и мысленно начинает готовиться к худшему.
— Наружная предполётная проверка окончена, — объявляет Хосок, отрезая чуть ли не все остальные мысли Кихёна. Протокол проверки аппаратуры перед взлётом тут же возникает в его голове, несмотря на всплывающие подсказки бортового компьютера. Эти драгоценные минуты серьёзной работы — его спасение, его глоток свежего воздуха. Здесь точно не место глупым шуточкам, как не место им во время взлёта, во время так называемой «стерильный кабины», так что хотя бы двадцать минут для восстановления душевного равновесия у него есть. Он послушно проверяет гидравлику самолёта, ставит нужное положение закрылок. Всё по списку, чётко и плавно.
— Проверка самолёта окончена, — объявляет Хосок, тут же переходя на родную речь. — Обычно в таких разворотных рейсах мы меняемся со вторым пилотом обязанностями в обратном полёте, но сегодня я буду капитаном в обе стороны. Ты же умеешь поддерживать связь с диспетчером? И сможешь давать объявления пассажирам?
— Конечно, — фыркает Кихён. К нему явно относятся, как к какому-то школьнику, несмотря на то, что он уже довольно давно преодолел этот этап. Ну, не с самого рождения Кихён осознал, что хочет быть пилотом гражданской авиации, такое бывает. Да, он переучивался и потерял несколько лет, поэтому входит в карьеру не с самого юного возраста. Но это же не значит, что к нему стоит относиться как к несмышлёному малышу?
— Тогда вперёд, — кивает Хосок. Примерно в ту же секунду голос Джихён сообщает, что посадка закончена.
И уверенности в собственных силах у Кихёна мгновенно становится в несколько раз меньше. Нет, он не молодой и сопливый мальчик, который заикается при первой связи с диспетчером. Но некоторый холод в области лодыжек он всё же чувствует. Нарочито уверенно улыбаясь, Кихён нажимает на кнопку связи с землёй и сообщает, едва услышав щелчок:
— Инчон, здравствуйте. Рейс эмикс пять четырнадцать, — сообщает он, но горло как на зло пересыхает в самый ответственный момент, и вместо внятного предложения Кихёну удаётся только прохрипеть.
— Эмикс пять четырнадцать, слушаю. Говорите чётче, — рявкают на него с вышки так грубо, что желание убежать и бросить это всё гиблое изначально дело возрастает раз так в тысячу. Но нет, он не сдастся так просто. Кихён прочищает горло и повторяет заготовленную в голове речь. Ну, он хотя бы не сбился, уже и на том можно сказать спасибо.
— Запрашиваю разрешение на взлёт, — добавляет он максимально спокойным тоном. На том конце подозрительно молчат, катаясь и по без того расшатанным нервам Кихёна. Если он переживёт эти два рейса за сегодня, то явно купит себе какой-нибудь вкусной и неполезный еды в ресторане быстрого питания. Но там молчат.
Молчат. Молчат. Молчат…
— Эмикс пять четырнадцать, — наконец разрезает недовольный голос густую тишину в кабине пилотов. — Разрешаю руление на полосу пятнадцать левая.
— Понял, руление на пятнадцать левую, — выдыхает Кихён, отчаянно стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе. Он же не мальчишка какой-то, почему он нервничает, словно в первый раз собирается заняться сексом?
Они потихоньку рулят по полосам, расчерченным на асфальте по направлению к заданной точке, как резко Хосок спрашивает на родном языке:
— Ты тренировал налёт на Цессне, так?
— Ну… Да, — неуверенно отвечает Кихён. Он не слишком понимает, к чему эти вопросы в один из самых ответственных моментов управления самолётом. — А что?
— Ничего, — едва слышно хмыкает тот. — Для тебя же не является секретом излишняя для тренировочного самолёта стабильность? Так вот, в Боингах её нет…
Ну всё. Если каждый из экипажа ставил перед собой цель довести Кихёна до нервного срыва, то у них это удалось сполна. Четыре раза. Даже у миленькой Даён, которая, вроде как, вообще ничего ещё не успела сказать Кихёну, но теперь он более чем уверен, что это всего лишь вопрос времени. Но особенно в искусстве сыпать соль на разные не предназначенные для этого места отличился его треклятый капитан, Шин Хосок. На которого даже не огрызнёшься, потому что он ещё и инструктор. И из самолёта уже не выпрыгнешь — все выходы надёжно запаяны, так что придётся убивать и метать только в Японии. Но там уж Кихён оторвётся…
На реплику Хосока он решает не отвечать, лишь наблюдая за разгоняющимся огромным самолётом в ливрее джейвайпи эйр. Невольно он задумывается, что, наверное, зря поспешил принять предложение работы от старшипа. Кто знает, кто стал бы его инструктором и старался бы ли он довести его до нервного срыва с упорством пятиклассника, стань он пилотом какой-нибудь более крупной авиакомпании?
— Эмикс пять четырнадцать? Даю разрешение занять полосу пятнадцать левую, — снова слышит он голос диспетчера. Ему бы с таким голосом не в авиации работать, а где-нибудь на радио. Кихён легко может представить этот утомлённый, слегка недовольный голос на каком-нибудь ночном эфире. Он бы обсуждал проблемы взрослых людей, ставил бы какие-то особо эротические треки в эфир и совершенно точно был бы звездой своего эфира. Работа авиадиспетчером ему не идёт ни в коем случае.
— И-инчон, — неожиданно для себя заикается Кихён, подтверждая команду. — В-вас понял. Эмикс пять четырнадцать, ко взлёту готовы.
— Господи, первый рейс что ли? — вздыхает диспетчер, но Кихён не отвечает на реплику не отвечает. Не положено по правилам, а так бы он уже давно и с удовольствием бы поставил вредный голос на место. — Эмикс пять четырнадцать. Даю разрешение на взлёт. Занимайте эшелон двести девяносто. И не тряситесь вы так, как школьник перед первым сексом. Это будет так же быстро и совсем не больно.
— Есть, эшелон двести девяносто, — сквозь зубы и обидный смех Хосока цедит Кихён, заполняя информацию в бортовом компьютере. Самолёт достаточно быстро набирает скорость, от чего его прижимает немного к креслу.
— Отрываемся, — сообщает Хосок, потянув на себя рычаг, и они действительно плавно начинают набирать высоту.
Наверное, Кихёна никогда не станет удивлять то волшебное чувство восторга, граничащего с чем-то большим, намного более возвышенным и сильным, когда ноги больше не чувствуют твёрдую поверхность взлётной полосы под собой, а единственная мысль, которая бьётся в голове словно рыба, выброшенная на берег, это то, что он летит! Он взаправду набирает высоту на огромном пассажирском самолёте, у него на борту сто семь пассажиров, три бортпроводника и целый капитан, который оказывается, ещё и неожиданно профессионал своего дела.
Кихён не без удовольствия выполняет все его приказы и неотрывно следит за всеми показателями на экранах. Считывать буквой «Т», не пытаться охватить взглядом всё.
Голос инструктора звучит в голове так же кристально чисто и без помех, как он сейчас слышит голос Хосока, громко и четко комментирующего каждое выполненное действие. Кихён не возражает. На самом деле, он вполне способен подчиняться. Из него бы вышел выдающийся подчинённый, если честно! Но только дело в том, что для толкового подчинения ему нужен толковый начальник, а буквально до самого момента взлёта Хосок показывал себя исключительно как долбоёб.
— Включаю автопилот, — сообщает Хосок, выполняя команду, как только на приборах высвечивается выбранная высота. В кабине повисает неловкая тишина на несколько секунд. Кихён может чувствовать её кожей, особенно, в тех местах, где горячая рубашка прилипла к спине от пота. Что-то ему подсказывает, что просто так его в покое не оставят.
В дверь раздаётся стук, и едва в их кабине появляется голова Минхёка, Кихён уже почти что уверен наверняка, что пришёл он как раз по его душу. Ну, вот не смогут они его оставить в покое. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
— Капитан? Мне кажется, у нас проблемы… — неуверенно говорит Минхёк с постным выражением лица. Кихён бы и сам поверил, что у них в самолёте проблемы, если бы не плохо скрываемые чёртики, которые чуть ли не пасадобль пляшут в его глазах.
— Что там? — удручённо выдыхает Кихён. И буквально чувствует, как под ногами падает последняя опора. В руках у Минхёка несколько болтов из обшивки самолёта. Которые не могут появиться просто так.
— Я нашёл их на полу… Не знаю, как они могли оказаться на борту… Думаю, что они оторвались пока мы взлетали.
Это уже выглядит как серьёзная заявка на победу. С цветами и красивой красной ленточкой. На их гробах. Если их вообще смогут выловить из моря, если все упадут. А в том, что самолёт без должной обшивки рухнет, Кихён уверен на все сто процентов: ведь если повредилась обшивка, значит, нарушилась целостность машины, значит, на такой высоте в условии пониженного давления самолёт вообще должно разорвать к чертям за несколько жалких секунд.
Кихён смотрит на Хосока, Хосок смотрит на него с притворным ужасом на лице, и тут до Кихёна доходит.
— Ну да, конечно. Детали внешней обшивки самолёта в загерметизированном корпусе. Даже если бы теоретически ты их и нашёл, то мы бы уже давно развалились на части от декомпрессии. Иди лучше пугай своими болтами кого поглупее, ага?
— Ну, как знаете… Я вас предупредил, — трагически шепчет Минхёк в ответ, аккуратно закрывая за собой дверь, от чего сердце Кихёна всё же начинает биться в несколько раз быстрее. Предательское и нелогичное «а что, если он всё же прав» бодро начинает грызть мозг прямо внутри черепной коробки. Ну конечно он издевается, это же разводка дедсадовца, на такое может повестись только совсем уж идиот, потому что Хосок и глазом не моргнул на это заявление, а ведь именно он — главный человек на борту.
— Помнишь, что я говорил про Цессну? — невзначай спрашивает этот самый человек, с улыбкой глядя в розово-голубое небо перед ними. Кихён хочет ответить, поставить его на место и, наконец, самоутвердиться в его новой компании и в принципе. Но не может, потому что в этот же момент самолёт резко теряет несколько градусов наклона и, соответственно, снижается на пару десятков метров по приборам. Вкупе с предыдущей жалобой Минхёка, а также вспоминая показания бортового журнала с новым хвостом, Кихён уже даже не паникует. А какой смысл разводить истерику, если они всё равно рухнут? А если не рухнут, смысл вообще паниковать?
От этой мысли в одночасье в голову Кихёна приходит просветление и спокойствие. Какой вообще смысл паники? Паника сеет хаос, хаос порождает разрушения и проблемы. Нет паники, нет проблем. В крайнем случае он убьёт Хосока уже в туалете аэропорта без лишних свидетелей и шума. И Минхёка.
— Самолёт сейчас на автопилоте, — вздыхает Кихён. — Если приборам нужно опустить ненадолго нос, то так тому и быть, зачем нервничать?
— А если по приборам ты будешь находиться высоко в небе, но перед твоим лицом внезапно возникнет гора?
— «Опасное сближение с землёй» ещё никто не отменял. Если визуально я увижу препятствие, но буду прислушиваться к приборам и диспетчеру, то без проблем смогу избежать катастрофы.
— А если ты будешь лететь в режиме слабой видимости, а приборы внезапно откажут? — не унимается Хосок.
— Что, прямо все? — Хосок коротко кивает вместо ответа. — Ну, значит, неожиданно влечу в эту самую проклятую гору и закончу жизнь подобно воину воздуха. А если серьёзно, то мы же сделали предвзлётную проверку, приборы были в полном порядке. К тому же какие горы, мы над морем летим?
Раздражаться Кихёну намного комфортнее, чем тихонько сидеть в кресле и воображать все те сценарии, что предлагает ему любимейший капитан с энергичностью мелкой болонки. Раздражение всегда было самым любимым способом Кихёна для избавления от стресса и паники. Хосок ещё раз открывает рот, явно намереваясь что-то сказать, но в дверь снова стучат.
— Кофе, чай? — спрашивает Джихён, мило улыбаясь им двоим. На какой-то момент Кихён даже начинает верить в то, что эта улыбка действительно искренняя, а не банальный результат тренировок и обычная профдеформация. Улыбаясь, Джихён даже несколько преображается в глазах Кихёна: черты лица смягчаются, сияющая улыбка поднимает настроение, а искренняя, неподдельная заинтересованность в глазах действительно заставляет поверить в простую иллюзию бортпроводника. Наверняка Джихён получила это звание совершенно заслуженно. И да, в этот момент Кихён ею искренне восхищён, пускай даже это остаётся не более чем профессионализмом.
— Я хочу кофе и курицу, — отвечает Хосок, принимая багет с курицей и стаканчик крепкого ароматного кофе. Кихен горестно вздыхает, принимая свой чай и веганский багет. Правила авиакомпании требуют от пилотов разного питания во избежание отравления их обоих. И хоть в этом нет вины ни Хосока, ни Джихён, он чувствует, как потихоньку переступает черту спокойствия.
После которой уже становится всё равно. После которой уже плевать, что там напишет этот инструктор в своей папочке. Плевать на всё. Если уволят, ничего страшного, у Кихена есть другой кандидат на это место, к тому же это не единственная авиакомпания в мире. Плевать. Он уже собирается откусить от этого бесспорно противного и безвкусного бутерброда, как относительное спокойствие прерывает приятный голос неприятного диспетчера.
— Эмикс пять четырнадцать. Вы подходите к границе зоны моего покрытия. Работайте с Фукуокой. Один два девять точка один.
— Эмикс пять четырнадцать, вас понял. Переходим на частоту Фукуоки. Один два девять точка один, — отвечает Кихён и резко осознает, что напряжение, которое присутствовало в самом начале диалога с землёй, исчезло, словно его вообще не было. Всё становится намного проще, когда прекращаешь париться. Наверное, стоит это сделать личным жизненным кредо. Не надо напрягаться.
Фукуока отвечает не настолько понятно и чётко, но хотя бы не стремится Кихёна как-то обидеть, за что уже получает несколько жирных плюсиков в карму. Они плавно пересекают море и по навигатору уже совсем скоро начнут снижаться (и этот кошмар наконец закончится), как Хосок поворачивается к Кихёну и в духе дурацких фильмов-катастроф трагически шепчет:
— Наверное, мне нужно было сказать это раньше, ведь очень странно летать с этой… особенностью, — Хосок тяжело сглатывает, всё же бросая взгляд на приборы, что несколько смягчает драматичность момента. Сердце Кихёна начинает подозревать неладное. Не к добру это. Ой, не к добру.
— Я слушаю, — осторожно кивает тот, предпочитая сконцентрироваться на приборах, чем на сложном лице Хосока. Ещё секунда и тот точно пустит слезу, как пить дать.
— Просто я пришёл в авиацию, чтобы это победить. Но… — он снова выдерживает драматичную паузу. — Я боюсь высоты. Иногда мне кажется, что это сильнее меня, например, как сейчас. Именно поэтому я попрошу тебя посадить самолёт самостоятельно, там всего по глиссаде нужно спуститься.
Кихён закатывает глаза. Очередная тупая шутка, ну когда они уже угомонятся?
— Ага, конечно. Командир воздушного судна, инструктор, налетавший хренову тысячу часов, и резко боится высоты? Я, конечно, ещё новичок, но имейте совесть, блин.
— Посадишь? — спрашивает в ответ Хосок, и Кихён снова закатывает глаза, отчётливо кивая.
— Да, Господи, проще было сразу сказать, что хотите посмотреть на мои навыки. К чему эти шуточки? — раздражённо отвечает он, положив левую руку на рычаг. — Беру управление самолётом на себя.
Сажать учебный самолёт по глиссаде он умеет чуть ли не с закрытыми глазами. Даже не глядя на приборы. Однако такой огромный боинг Кихён раньше сажал только на тренажёре. Да, всё это время у него получалось посадить симулятор плавно и гладко, но в реальности всё оказывается немного страшнее.
— Начинаю снижение. Угол тангажа минус пять градусов, — отчётливо говорит он, аккуратно наклоняя нос ниже по приборам. Воспользовавшись свободной секундой, Кихён бросает взгляд на подозрительно притихшего Хосока. И как для тупого нелепого розыгрыша, у него слишком подозрительно бледное лицо.
— Фукуока, рейс эмикс пять четырнадцать, — говорит тот диспетчеру ровным, безжизненным голосом. Либо это слишком жестокая шутка, и они таким образом пытаются довести Кихёна до мини-инфаркта, либо…
Да нет, такого не может быть, чтобы человек, который в небе проводит больше времени, чем на земле, до одури боялся высоты? Где логика? И почему тогда раньше, когда они только отрывались от земли и летели по нормальному курсу, никаких признаков аэрофобии у Хосока не проявлялось? Нет, он точно придуривается.
— Полоса тридцать четыре открыта для вас, влажность воздуха шестьдесят четыре процента, температура плюс девятнадцать, ветер восточный, четыре метра в секунду, — слышит он из динамиков, разворачивая самолёт по заданному курсу. Параллельно до него доносится приятный, практически бархатный голос Хосока, который щебечет прямо в микрофон для связи с пассажирами.
— Снижаемся по курсу… Прибытие в аэропорт на пять минут раньше…
Именно этот контраст между голосом напуганного Хосока и Хосока-соблазнителя и склоняет чашу весов к теории, что это — всего лишь очередная нелепая шуточка в честь его первого полёта. И переживания отпускают полностью. В такую чушь может поверить только очень наивный и глупый человек.
Мысленно Кихён помечает у себя в голове не забыть проверить достоверность рассказа Чангюна, как появится интернет. Что-то ему феерическая история с горящими двигателями и повреждённым хвостом всё больше и больше кажется лютой небылицей.
— Вхожу в глиссаду, — сообщает Кихён, внимательно наблюдая за показателями приборов. Он продолжает снижать скорость согласно построенной схеме и уже даже видит нужную посадочную полосу.
Над головой с тихим звуком включается автоматический сигнал пристегнуться. Диспетчер с Хосоком ведут спокойные переговоры. Самолёт снижается идеально по глиссаде и выходит над самой взлётно-посадочной полосой с идеальной рекомендованной скоростью.
— Выпустить шасси. Закрылки пятнадцать. Убираю газ, — командует он и через минуту чувствует, как нежно касается земли, максимально потянув штурвал на себя. Самолёт послушно снижает скорость и останавливается в безопасных двух сотнях метров от конца полосы.
— Мужик, — выдыхает Хосок, и на Кихёна этот комплимент действует, словно признание в любви нежной девушке: он смущённо улыбается и чувствует, как начинает краснеть.
Мужик, определённо. Он же сумел с первого раза самостоятельно посадить самолёт! Да Кихён вообще герой!
— Эмикс пять четырнадцать. Рулите к выходу «А» двадцать девять, — слышат они указание от диспетчера, и, придя в себя после такого захватывающего небесного приключения, включает малый газ и сворачивает с полосы на рулевые дорожки, пока не подкатывает к назначенному месту, где их уже ждут техники и прочие японские работники аэропорта.
— Запрашиваю послеполётную проверку? — спрашивает Хосок, улыбаясь так тепло и искренне, что Кихён не может не улыбнуться в ответ.
— Есть послеполётная проверка, — отвечает он, с лёгкостью проверяя и выключая приборы. Да, он всё ещё обижен на Хосока, на злых проводников, которым лишь бы позубоскалить, даже на Чангюна, который, кажется, его не воспринимает всерьёз. Но о том, как установить себе репутацию серьёзного, профессионального человека, он подумает позже. Когда прилетит обратно домой и ляжет в постель. Не сейчас.
Техники аэропорта быстро паркуют самолёт у рукава выхода, рутинная проверка проходит плавно и без нареканий. Практически идеально, что уже вызывает у Кихёна подозрения, однако он неохотно их отметает, заполняя данные бортового журнала. Хосок в это время прощается с пассажирами самолёта с другой стороны от кабины пилотов.
У них впереди один час, чтобы перевести дух, а затем снова готовить самолёт к возвращению домой, но на этот раз полёт обещает быть немного сложнее: придётся использовать все свои навыки ориентировки по освещению полос аэропорта в ночных условиях. У Кихёна с этим никогда не было проблем, но ему всегда было намного проще, как и всем остальным адекватным пилотам, садиться в условиях дневного освещения.
Едва проводники заканчивают проверку салона и доверяют машину техникам и уборщикам, Кихён, явно понимая, что вряд ли кто-то из его экипажа захочет проводить с ним целый час свободного времени, решает воспользоваться привилегиями своей авиакомпании и идёт в кафетерий прямо посреди транзитной зоны.
Вообще, будучи в здравом уме и при весьма скромном бюджете, Кихён никогда и ни за что бы не остановил свой выбор на подобном заведении, но теперь у него есть удостоверение пилота и работа в авиакомпании, которая берёт на себя все расходы экипажа на питание и напитки в рабочее время.
Что он сейчас как раз и протестирует с этим ароматным…
— Два американо и два чизкейка с карамелью! — слышит он за своей спиной противный звонкий голос, стоило ему только открыть рот и набрать побольше воздуха в лёгкие. Всё так же не закрывая рот, Кихён поворачивается, чтобы ещё раз взглянуть в бесстыжее лицо Минхёка. — Если ты любишь с шоколадом, то так и скажи, они сейчас быстро поменяют!
— Ты что, заказал мне чизкейк? — недоверчиво спрашивает Кихён, удосужившись, наконец, закрыть рот. Минхёк на вопрос не отвечает, но вдруг резко взмахивает рукой в сторону только освободившегося столика.
— Займи его скорее, пожалуйста, а то будем пить кофе стоя, — говорит он, и Кихён не заставляет себя ждать, шустро устраиваясь за столиком прямо посреди зала. Будь его воля, он бы выбрал что-нибудь более скромное где-нибудь в углу, однако Минхёк действительно прав: мест в кафетерии терминала нет.
Тот подходит к столику через несколько минут и ставит перед Кихёном красивую керамическую тарелочку с тортиком и маленькой стильной металлической ложечкой. Точно такой же тортик он ставит перед собой.
— Ты так и не уточнил, с шоколадом тебе или с карамелью, — поясняет Минхёк. — Поэтому я взял с карамелью. И ещё вот американо. Только настоящие мужики пьют американо!
В таком случае Кихён — ненастоящий мужик. Так, подделка. Квазимужик.
Но вслух он этого не говорит. Ещё чего — разрушать свою и без того разгромленную репутацию в первый день работы!
— Там точно нет слабительного? Или какого-нибудь стимулятора? — ядовито спрашивает он вместо пояснений своих кофейных предпочтений, но чашку всё же принимает, покрутив немного в руках, прежде чем поставить обратно на столик.
— Нет, — хохочет Минхёк, плюхаясь рядом и меняясь ещё непочатыми стаканами. — Вообще, кофе тебе положен от капитана. Он сказал, что тебе нужно немного взбодриться перед обратным полётом. А уже прийти с чизкейком была моя инициатива. Я вообще за мир во всём экипаже, поэтому хочу извиниться за весь этот сегодняшний балаган. Извини! Лучше давай вкусим этого прекрасного пирога и оставим в прошлом наш топор войны, если у тебя он есть!
Свободной рукой он поправляет запонку от галстука, чтобы та сидела идеально, а затем словно невзначай прикасается подушечками указательного и среднего пальцев к значку. На нём изображён логотип его авиакомпании с красивыми крыльями по бокам. Кихён улыбается собственному отражению в зеркале, ещё раз проверив, не забыл ли положить удостоверение в нагрудный карман, и выходит в коридор. Он красивый, он стильный, он полностью готов к своему самому первому серьёзному полёту в качестве второго пилота Боинга. Больше никаких тренажёров, никаких тренировок и налётов необходимых часов. Только светлое будущее и безграничное синее-синее небо вокруг.
Прикоснувшись к ручке двери его квартиры, Кихён вдруг резко дёргается: о самом важном-то он чуть не позабыл! Приходится снова вернуться к зеркалу, чтобы примостить фуражку на голову как следует, и всё: он готов покорять небеса.
Подхватив небольшой чемоданчик, Кихён шлёт воздушный поцелуй героине всех своих эротических фантазий. Она как всегда солнечно улыбается ему с постера, одной рукой привычно приглашая в полёт. Это хорошо, значит, всё хорошо, и дальше будет ещё лучше. Летящей походкой Кихён выпархивает из дому и спешит к уже немного нетерпеливому Чжухону за рулём.
— Извини, что заставил ждать, — тут же говорит он после приветствия и укладывает чемоданчик на заднее сидение. — Просто…
— Первый полёт и ты переживаешь? — подхватывает за него Чжухон, тихонько вздыхая. Он заводит мотор машины, плавно выворачивая руль так, чтобы выехать с парковки у дома Кихёна. — Эх, я бы на твоём месте тоже переживал. Летать, осознавая, что ты несёшь ответственность за сотню пассажиров на борту, совсем не так как в симуляторе…
— Чжухони, — тянет Кихён с небольшой ноткой сожаления в голосе. — Просто ещё не настало твоё время, ты пересдашь теорию через месяц, получишь удостоверение и…
— И со своим везением буду искать работу до пенсии, — хмыкает Чжухон, притормозив у светофора. — Не надо меня жалеть, если что, пойду в метро машинистом. Раз не рождён летать, так хоть наползаюсь вволю.
— Ты неисправим, — качает головой Кихён, без разрешения включая радио на магнитоле. Оттуда доносится энергичная песня одной популярной нынче группы. Обычно Кихён предпочитает что-нибудь более наполненное смыслом, но сейчас ему кажется, такое настроение и позитивные строки как никогда подходят к ситуации.
Они с Чжухоном уже много раз обсуждали его возможную лётную карьеру. Что не всё удаётся с первого раза, и не всё приходит в руки так просто, но в жизни же всегда всем воздаётся по заслугам, не так ли? Может ли это значить, что Чжухона после стольких лет изматывающих тренировок, кучи сторонних подработок и тысячи проваленных тестов ждёт самая лучшая авиакомпания в мире, которая будет платить ему золотые горы за совсем уж простые полёты?
Кихён не знает наверняка. Его тоже нельзя назвать уж слишком удачливым человеком. Он просто берёт не талантом, не фортуной, а упорным трудом и невообразимой выносливостью. Он ёжится, вспоминая те бессонные ночи за учебниками. Однако он прекрасно помнит слова инструктора, сказанные ещё на самом первом теоретическом занятии:
«В небе вы несёте ответственность за каждую живую душу на борту: неважно, командир вы или простой бортпроводник. Остальные могут устать или что-то недоглядеть. Но именно вы потом будете отвечать за их оплошности».
Он отвечает не только за свою жизнь, но и за жизнь каждого вверенного ему пассажира. Поэтому Кихён просто не мог отлынивать от учёбы. Вместо этого он с фанатичным энтузиазмом штудировал эфсиоэм и кьюэрэйч, параллельно зачитываясь эфситиэм. Ему важно было знать не только о том, что делать в случае проблем, но и как эффективно их избежать. Именно это фундаментальное понимание, что в небе всё абсолютно серьёзно и нельзя, просто нельзя пропускать важные предвзлётные процедуры, возможно, и помогло ему получить лётное удостоверение коммерческого пилота, а затем и расширение до инструктора.
И ему кажется, что именно этого понимания Чжухону и не хватает ради достижения своих целей. Кихён вовсе не осуждает его, в конце концов, Чжухон — его хороший друг, возможно, единственный оставшийся на настоящее время. Просто… Просто он мог бы постараться стать немного организованнее и давно бы уже получил свою лицензию пилота, не говоря уже о лицензии инструктора.
— Что, боишься? — снова приводит его в чувство голос Чжухона, словно выдёргивает репку из-под земли. Кихён моргает, уже открывает рот, чтобы привычно начать спорить и доказывать, почему он ничего не боится, но вдруг перед ним возникает огромный аэропорт, снующие туда-сюда люди, наперебой сигналят машины, — у них есть всего минута на стоянку, и тут он честно признаётся:
— Да.
Чжухон хмыкает, нежно, почти любовно стукает его кулаком по плечу и мило жмурится, демонстрируя ямочки на щеках:
— Хён, вот ты — последний человек, от которого бы я хотел это услышать. Если не ты, то тогда кто достоин звания пилота, а?
— Ненавижу тебя, идиот, — ворчит тот, закатывая глаза, однако комплимент принимает с маленькой, почти незаметной застенчивой улыбкой на лице. Всё будет хорошо, он в этом практически уверен теперь. — Всё, мне пора, а то ещё оштрафуют за длительную стоянку.
— Удачи! — кричит ему Чжухон уже в спину.
Кихён в очередной раз восхищённо рассматривает буквы на крыше аэропорта, перехватывает чемоданчик поудобнее в правую руку и тихо шепчет себе под нос: «спасибо».
Он уверен, что всё пройдёт гладко, как никогда в жизни, но немного удачи ему всё же не помешает. Им всем нужно в жизни получить свою крохотную долю благословения от Фортуны.
Первый в его официальной карьере коммерческого пилота полёт долею судьбы назначен в Японию. Полтора часа дневного полёта, три часа в аэропорту Фукуоки, а потом обратно домой на вечернем рейсе. Кихён и не рассчитывает на какие-то привилегии, его приняли на работу всего несколько дней назад, но всё же, первый регулярный, да ещё и международный полёт можно по праву считать большой удачей.
Он успешно находит медицинский кабинет, обслуживающий сотрудников его авиакомпании, проходит осмотр, так энергично мотая головой на вопрос о жалобах, что чуть не просит таблетку обезболивающего. Нет, какое тогда он произведёт впечатление на руководство авиакомпании, если с самого первого полёта начнёт просить медикаменты?
Выходя из кабинета, Кихён словно невзначай пытается высмотреть глазами форму бортпроводниц его компании: его муза, его главная маленькая радость, Хёрин, как он ласково называет девушку с плаката, должна, просто обязана лететь с ним в составе одного экипажа. Зря что ли он остановил свой выбор именно здесь, хотя его резюме приняли множество более продвинутых конкурентов.
Сердце Кихёна радостно замирает, когда он замечает знакомую чёрную юбку с белой окантовкой. Он поднимает голову выше, рассчитывая тут же познакомиться с красавицей Хёрин, но на него в упор смотрит другая девушка.
— Новенький на эмикс пять четырнадцать? — коротко спрашивает она, словно гавкает. Кихён покорно кивает, поёжившись от её ну слишком сурового взгляда. И вот как она до сих пор не распугала своим видом всех пассажиров? — Меня зовут Кан Джихён, и я буду старшей бортпроводницей в твоём первом полёте.
Она протягивает руку и тут же сжимает ладонь Кихёна в крепком рукопожатии. Не хрупкая девушка, а какой-то устрашающий киборг. И если правило семи секунд действительно работает, то Джихён оставила просто кошмарное первое впечатление о себе!
— Ю Кихён. Новенький, — чеканит он, стараясь подражать её тону. Голос вроде даже ни разу не дрогнул, что уже можно считать победой.
— Чудно, — закатывает глаза она, вытягивая ладонь после неоправданно затянувшегося рукопожатия, и указывает свободной рукой на небольшую группу людей, облаченных в форму их авиакомпании, сидящих на небольшом диванчике возле гигантской пальмы в горшке размером, пожалуй, с самого Кихёна. — Там твой капитан сидит и остальная команда на сегодня. Сам сможешь познакомиться или мне за ручку тебя привести?
— Спасибо, я и сам в состоянии себе помочь, — фыркает Кихён в ответ, но тут же выдавливает из себя милую улыбку. Эффективное управление персоналом экипажа. Краеугольный камень, на который нашла его коса обучения. Тема, которую он способен процитировать даже спросонья, но неспособен понять. Соль на все его раны. — Был рад с вами познакомиться, Джихён.
— Это взаимно. Надеюсь, вы проведёте незабываемые минуты в рамках первого полёта на коммерческом рейсе.
Это звучит как самая настоящая угроза. Кихён не совсем понимает, где и когда он уже успел насыпать соли на хвост Джихён — с таким-то отношением к себе, но вслух спросить не решается. Вместо этого он действительно следует её совету и подходит к широкоплечему капитану, который мило о чём-то переговаривается с другим бортпроводником. Рядом улыбается самая младшая по виду бортпроводница, кивая на каждое сказанное слово, словно маленький китайский болванчик.
Картинка выглядит настолько идиллично, что Кихён даже не решается её нарушить своим грубым вмешательством. Однако стоять и ждать, пока Джихён вернётся и ничтоже сумняшеся опозорит его ещё раз перед уважаемыми людьми, тоже не особо хочется.
— Извините, если прерываю вашу беседу, но мне бы хотелось представиться. Ю Кихён, новый пилот. Второй пилот… В смысле, я…
— Вы — Ю Кихён, мы это уже поняли, — усмехается капитан, помахав перед ним тонкой бумажной папкой белого цвета. Бортпроводник рядышком противно заливисто смеётся, глядя на него, словно учитель, экзаменующий нерадивого школьника, и в ту же секунду Кихён осознаёт, что в Джихён, по сути, нет ничего такого ужасного, она просто женщина-киборг, когда этот тип откровенно над ним смеётся без особой на то причины. Этот противный…
Он слегка суживает глаза, пытаясь разобрать табличку на груди бортпроводника как можно незаметнее, но тот, как назло, поворачивается так, что левая рука закрывает буквы. В этот момент капитан поднимается с дивана и пожимает руку Ю Кихёна так сильно, что Джихён по сравнению с ними всеми уже кажется маленькой хрупкой девочкой, наивно хлопающей глазками посреди лютикового поля.
— Шин Хосок. Твой самый первый капитан, — улыбается тот так широко, словно был бы счастлив сломать кисть Кихёну прямо здесь же перед полётом. И ещё немного напрягает явное ударение на слово «первый». Оно словно шепчет на ухо, что ничего хорошего от этого полёта ждать не стоит. — Рядом со мной Ли Минхёк — опытный бортпроводник и Им Даён, наша младшая. Вернее, теперь у нас ты самый младший.
— Очень… Приятно, — с трудом отвечает Кихён, высвобождая руку из цепкой капитанской хватки. По сравнению с ним, мягкая, чуть прохладная кисть Минхёка кажется чуть ли не лучшей вещью, к которой он прикасался за сегодня. Даён мило улыбается, скромно вкладывая свою тёплую ручку в его ладонь. Нет, может, всё не настолько печально и это у Кихёна всего лишь предполётная паника? Они ведь наверняка все опытные, вряд ли бы компания, основная маркетинговая линия которой — абсолютная безопасность, стала бы рисковать и ставить на один полёт с неопытным пилотом каких-то дремучих дебилов, не так ли?
Да и вообще, после таких жёстких проверок и экзаменов, Кихён не слишком уверен, что любой не особо здоровый человек способен реализоваться в лётной карьере. Себя он, разумеется, считает вполне спокойным и уравновешенным человеком. Он стрессоустойчив, обладает навыками коммуникабельности и вообще являет собой просто идеальное сферическое резюме в вакууме. Поэтому, по его мнению, полёт просто ну никак не может стать плохим.
— Это взаимно, — слово в слово повторяет реплику Джихён Хосок точно таким же сладенько-угрожающим тоном. В ту же секунду лёгкая паника, которая и без того кружилась вокруг головы Кихёна, раздувается во стократ сильнее, и дурное предчувствие уже как-то и не спишешь на нервный мандраж.
Ситуацию немного спасает своим возвращением Джихён, рукой указывая по направлению к пунктам таможенного контроля.
— Вы здесь уже все познакомились? Может, тогда начнём бриф, пока не началась регистрация?
— Да, хорошо, — просто кивает Хосок, начиная коротко и быстро раздавать каждому инструкции вместе с Джихён.
Вообще Кихён раньше думал, что именно капитан — самый главный и ответственный человек на борту, и все обязаны ему беспрекословно подчиняться. И он уже был на это готов: при всей своей независимости и жажде к справедливости Кихён авторитеты уважал. Однако Джихён, по всей видимости, вертела все эти авторитеты вокруг того места, которого у неё отродясь не было. Она спокойно перебивает Хосока, вставляет уместные и не очень ремарки. Удивительно, но команда общается без всякой необходимой субординации, даже Минхёк позволяет себе какие-то несмешные шутки, от которых все почему-то всё равно смеются.
— Окей, — кивает Хосок и хлопает себя по коленям, решительно вставая с дивана. — Пойдём готовиться к взлёту, мне нужно показать нашему маленькому Кихёни все необходимые процедуры.
Кихён морщится от такой слишком откровенной фамильярности, но возразить не смеет. Он всё ещё помнит о субординации, которую нужно неукоснительно соблюдать. Для него капитан — всё ещё тот нерушимый и крепкий авторитет, за который необходимо держаться всеми силами.
— Значит, смотри, — он подаёт паспорт мужчине в военной форме вместе с лётным удостоверением, пластиковой картой-пропуском и бумагами из белой папки. — Без разрешения тебя никогда не пустят в стерильную зону. Пока ты учишься, я делаю за тебя все бумаги, но позже тебе придётся разбираться с этим самому.
— Да, капитан, — подобострастно кивает Кихён, что вызывает смешок сзади. Он стреляет взглядом-кинжалом, повернув голову в сторону. Ну кто бы сомневался, что это будет Минхёк? Они не перекинулись и двумя словами, а в душе Кихёна уже разгорелось яркое пламя ненависти, способное осветить самую тёмную ночь в радиусе нескольких километров.
Их вещи проверяют на сканере, после чего экипаж пропускают в зал ожидания, где снуют тысячи куда-то спешащих пассажиров. Они мельтешат, мечутся, тащат за собой маленькие чемоданчики, сопротивляющихся детей, прозрачные пакеты из магазинов беспошлинной торговли.
Это абсолютно другой мир. Здесь время подчиняется законам компьютерного расписания, оно замедляется, тянется, тянется, чтобы потом, достигнув критического значения растяжения, в один момент полететь вперёд словно эластичная пружинка. Словно кусочек резинки из рогатки Кихёна, когда тот был совсем ещё ребёнком.
— Эй, ты меня вообще слушаешь? — машет перед его лицом Хосок, и Кихён заново фокусирует взгляд перед собой, возвращаясь в реальность.
— Конечно, капитан! — преувеличенно бодро отвечает он, и на этот раз уже никто в радиусе двух метров не смеётся своим глупым, противным голосом. Оглянувшись, Кихён замечает свою команду проводников у их предполагаемого гейта. Оторвались, значит.
— Не теряй концентрацию, — вздыхает Хосок, направляя его к тому же выходу. — Особенно перед своим инструктором. Помни, что от меня зависит чуть ли не всё твоё будущее в авиации!
Кихён тяжело сглатывает. Фраза, которая звучит обыкновенным запугиванием, может запросто превратиться из ночного кошмара в реальность, если он не понравится Хосоку. Одно неверное движение в поле зрения инструктора, и всё твоё будущее будет предопределено. С плохой характеристикой тебя вряд ли возьмут на важные рейсы, ты никогда не получишь повышения. На плохую характеристику прежде всего обращают внимание другие авиакомпании при найме к себе в штат. Всего лишь один неверный шаг и всё, ты летишь в пропасть без парашюта и хотя бы мизерного шанса спастись живым.
— Конечно, капитан, — повторяет он уже не так живо, пока они проходят сквозь коридор к самолёту. Обычный узкофлюзеляжный Боинг, на котором он оттренировал немало часов на тренажёре. Вроде, пока что ничего нового. Они заходят в кабину пилотов, Кихён осторожно занимает место слева.
— В таком случае начинаем предполётную проверку, — громко и внятно говорит Хосок на английском языке, от чего Кихён даже торопеет на одну секунду. Да, всё правильно, в кабине установлен датчик, реагирующий на голоса, чтобы потом при необходимости можно было их поднять и проанализировать. Кихён не хочет думать о той самой необходимости, когда вскрывают бортовой самописец, не в самый же первый день полёта?
— Есть проверка, — выдыхает он, выключая всю аппаратуру, предписанную инструкцией. Затем он берёт в руки бортовой журнал, провожает взглядом вставшего Хосока и семенит за ним следом, словно несмышлёный утёнок за опытной и вальяжной матерью.
— Дальше нам следует сделать внешнюю проверку машины, — поясняет он, проходя по салону самолёта мимо проводников и спускаясь по второму трапу на землю. Кихён осматривается, всё так же крепко сжимая в руках бортовой журнал. В нескольких метрах от правого крыла их дожидается молодой парень в серой униформе с ярко-жёлтой светоотражающей манишкой.
— Проводим предполётный осмотр, — громко говорит ему Хосок, подходя ближе. — Взял с собой второго пилота. Мы у него первые, так что будь нежен.
Техник закатывает глаза, снимает перчатку с правой руки и пожимает протянутую руку Кихёна.
— Им Чангюн. Вряд ли ты будешь меня часто видеть, этот аэропорт огромный, как дыра в моём сердце, но иметь знакомых техников в списке контактов всегда важно. К твоим услугам.
— Ю Кихён. Очень приятно, — честно отвечает ему он, сдержанно улыбаясь. Пока что из всех встреченных людей Чангюн меньше всего создаёт отталкивающее впечатление. Он кажется приятным малым, да и какой можно ждать свиньи от человека, который отвечает за твою жизнь в воздухе?
Вместе с этим в голову Кихёна влетает мысль, что он вообще-то должен был рассчитать количество топлива, необходимое в полёте, чтобы передать данные Чангюну.
— Топливо! — сипло выдыхает он, выхватывая маленький блокнотик из внутреннего кармана кителя. Вдохновившись задачей, которую он, согласно протоколу, должен был выполнить перед тем, как встретиться с техником, Кихён, увлечённо просчитывая необходимую цифру, не замечает на себе два любопытных взгляда. — Так… Обратно… Учитывая оба двигателя… Запас… Вот!
Сияя, он вручает Чангюну страничку с необходимым количеством топлива, на что получает снисходительный кивок. Бумажку аккуратно складывают и прячут в нагрудный карман формы.
— Молодец, правильно посчитал всё до литра, — одобрительно кивает он. — Но рейс в Фукуоку у нас частый, так что все данные уже давно высчитаны для экономии времени. Может, всё же приступим к проверке?
На лице Кихёна, кажется, можно приготовить омлет. Он с силой сжимает кулаки, уже норовя наброситься на Чангюна, единственного человека, которому он хотел довериться, как резко вспоминает, что вообще-то на него сейчас смотрит его горе-инструктор, который как-то ну вообще не помогает в первом полёте.
— А почему сразу не предупредили-то? — старается он спросить максимально нейтральным тоном. Кровь, кажется, понемногу начинает сходить с лица, но уши ещё горят словно печка.
— Ты слишком прикольно увлёкся подсчётами, — пожимает плечами Чангюн, вытаскивая из кармана маленький манометр. — Мне стало стыдно прерывать твой приступ вдохновения.
— Да ладно тебе, чего ты пыхтишь так? — подливает масла в огонь Хосок с другой стороны, похлопывая Кихёна по плечу с самым ехидным выражением лица в мире. — У всех нас был свой ужасный первый рабочий день, и, поверь, у тебя он только начинается. Ты там пишешь значение давления в шинах?
Это катастрофа. Самая настоящая катастрофа с одной человеческой жертвой в виде Кихёна. Он уже совсем не уверен, что сможет пережить свой первый полёт. Когда кажется, что всё против тебя, даже противная техника, очень хочется зарычать, разорвать обидчиков на клочки и сдаться. Кихён чувствует, что от этой грани, когда дальше сдерживать себя нет смысла, расстояние в миллиметр. Ещё что-то, даже самое незначительное, и он начнёт убивать, прямо как в фильмах.
— Да, капитан, — цедит он, с силой сжимая зубы. Как же ему сейчас хочется ответить что-нибудь другое. Что-нибудь такое, от чего у них всех поотвисают челюсти и больше никогда не появится желания над ним шутить. Но вместо этого Кихён буквально уговаривает себя сдержаться, на этот раз. Пусть хотя бы в первый день всё пройдёт без стандартных базарных ссор.
Бортовой журнал заполнен наполовину. Местами виднеются какие-то красные пометки поверх обычных чёрных, местами белая бумага запачкана какой-то непонятной субстанцией чёрного цвета. Мазутом, наверное. Самая последняя запись гласит, что была произведена плановая проверка хвостового оперения и заменена одна из деталей.
— А почему меняли хвост? — спрашивает он словно невзначай, быстро прописывая цифры в нужных графах.
— А, — отмахивается Чангюн, проверяя наклейки в отсеке для шасси. — Этот герой с шеей шириной в секвойю, что стоит возле тебя, сажал самолёт с двумя горящими двигателями. Снижался боком, потому что нужно было аккуратно втиснуться между высотными зданиями города, но слегка в самом конце зацепил хвост. Хорошо, что вообще дотянул до аэропорта… Кстати, шасси в порядке.
Кихён нервно икает и смотрит на чересчур довольного Хосока с некоторой долей ужаса в глазах. Не может такого быть, неужели он и правда настолько хорошо может справляться с техникой? Но почему он тогда, на первый взгляд, кажется человеком недалёким?
— Но почему тогда в бортовом журнале нет записей о замене двигателей? — резонно спрашивает он, глядя как Чангюн ловко спрыгивает с разводным ключом в руке. Тот кивает, усмехаясь.
— Делай выводы сам, новичок. Крепления в норме, багажный отсек в норме.
То ли это из-за того, что Кихён уже практически в шаге от нервного срыва, то ли из-за того, что он излишне впечатлительный, но паззл с выводами в его голове складываться отказывается категорически. Не помогает также Хосок, который расхаживает с самодовольным лицом, словно индюк какой-то. Почему нет записи о том, что двигатели меняли? Не может такого быть, что они полетят на старых, безопасность полётов же всегда стоит на первом месте!
— Так, вроде всё проверили, самолёт готов к полёту, — объявляет Чангюн спустя некоторое время, отбирая у Кихёна журнал и поставив в него роспись вместе с небольшим пятном от машинного масла прямо посреди страницы. Он покорно подписывается в нужном месте, всё ещё осторожно поглядывая на героя Хосока. Герой же безмятежно осматривается по сторонам и разве что не в носу ковыряется. — Удачного полёта. Буду ждать сегодня ночью.
— Спасибо, — кивает Кихён за них обоих. Ему интересно, как долго длится смена у Чангюна, что он будет их дожидаться обратно. Может, он берёт сверхурочные часы? Или рабочий день его только начался? Как вообще регулируется работа на земле?
Ещё больше по возвращению в кабину его пугают обещания Хосока, что на этом его приключения на сегодня не заканчиваются. То есть эти шутники точно подготовили ему самые сладкие час и двадцать минут полёта. Он вешает на крючок фуражку, надевает наушники и мысленно начинает готовиться к худшему.
— Наружная предполётная проверка окончена, — объявляет Хосок, отрезая чуть ли не все остальные мысли Кихёна. Протокол проверки аппаратуры перед взлётом тут же возникает в его голове, несмотря на всплывающие подсказки бортового компьютера. Эти драгоценные минуты серьёзной работы — его спасение, его глоток свежего воздуха. Здесь точно не место глупым шуточкам, как не место им во время взлёта, во время так называемой «стерильный кабины», так что хотя бы двадцать минут для восстановления душевного равновесия у него есть. Он послушно проверяет гидравлику самолёта, ставит нужное положение закрылок. Всё по списку, чётко и плавно.
— Проверка самолёта окончена, — объявляет Хосок, тут же переходя на родную речь. — Обычно в таких разворотных рейсах мы меняемся со вторым пилотом обязанностями в обратном полёте, но сегодня я буду капитаном в обе стороны. Ты же умеешь поддерживать связь с диспетчером? И сможешь давать объявления пассажирам?
— Конечно, — фыркает Кихён. К нему явно относятся, как к какому-то школьнику, несмотря на то, что он уже довольно давно преодолел этот этап. Ну, не с самого рождения Кихён осознал, что хочет быть пилотом гражданской авиации, такое бывает. Да, он переучивался и потерял несколько лет, поэтому входит в карьеру не с самого юного возраста. Но это же не значит, что к нему стоит относиться как к несмышлёному малышу?
— Тогда вперёд, — кивает Хосок. Примерно в ту же секунду голос Джихён сообщает, что посадка закончена.
И уверенности в собственных силах у Кихёна мгновенно становится в несколько раз меньше. Нет, он не молодой и сопливый мальчик, который заикается при первой связи с диспетчером. Но некоторый холод в области лодыжек он всё же чувствует. Нарочито уверенно улыбаясь, Кихён нажимает на кнопку связи с землёй и сообщает, едва услышав щелчок:
— Инчон, здравствуйте. Рейс эмикс пять четырнадцать, — сообщает он, но горло как на зло пересыхает в самый ответственный момент, и вместо внятного предложения Кихёну удаётся только прохрипеть.
— Эмикс пять четырнадцать, слушаю. Говорите чётче, — рявкают на него с вышки так грубо, что желание убежать и бросить это всё гиблое изначально дело возрастает раз так в тысячу. Но нет, он не сдастся так просто. Кихён прочищает горло и повторяет заготовленную в голове речь. Ну, он хотя бы не сбился, уже и на том можно сказать спасибо.
— Запрашиваю разрешение на взлёт, — добавляет он максимально спокойным тоном. На том конце подозрительно молчат, катаясь и по без того расшатанным нервам Кихёна. Если он переживёт эти два рейса за сегодня, то явно купит себе какой-нибудь вкусной и неполезный еды в ресторане быстрого питания. Но там молчат.
Молчат. Молчат. Молчат…
— Эмикс пять четырнадцать, — наконец разрезает недовольный голос густую тишину в кабине пилотов. — Разрешаю руление на полосу пятнадцать левая.
— Понял, руление на пятнадцать левую, — выдыхает Кихён, отчаянно стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе. Он же не мальчишка какой-то, почему он нервничает, словно в первый раз собирается заняться сексом?
Они потихоньку рулят по полосам, расчерченным на асфальте по направлению к заданной точке, как резко Хосок спрашивает на родном языке:
— Ты тренировал налёт на Цессне, так?
— Ну… Да, — неуверенно отвечает Кихён. Он не слишком понимает, к чему эти вопросы в один из самых ответственных моментов управления самолётом. — А что?
— Ничего, — едва слышно хмыкает тот. — Для тебя же не является секретом излишняя для тренировочного самолёта стабильность? Так вот, в Боингах её нет…
Ну всё. Если каждый из экипажа ставил перед собой цель довести Кихёна до нервного срыва, то у них это удалось сполна. Четыре раза. Даже у миленькой Даён, которая, вроде как, вообще ничего ещё не успела сказать Кихёну, но теперь он более чем уверен, что это всего лишь вопрос времени. Но особенно в искусстве сыпать соль на разные не предназначенные для этого места отличился его треклятый капитан, Шин Хосок. На которого даже не огрызнёшься, потому что он ещё и инструктор. И из самолёта уже не выпрыгнешь — все выходы надёжно запаяны, так что придётся убивать и метать только в Японии. Но там уж Кихён оторвётся…
На реплику Хосока он решает не отвечать, лишь наблюдая за разгоняющимся огромным самолётом в ливрее джейвайпи эйр. Невольно он задумывается, что, наверное, зря поспешил принять предложение работы от старшипа. Кто знает, кто стал бы его инструктором и старался бы ли он довести его до нервного срыва с упорством пятиклассника, стань он пилотом какой-нибудь более крупной авиакомпании?
— Эмикс пять четырнадцать? Даю разрешение занять полосу пятнадцать левую, — снова слышит он голос диспетчера. Ему бы с таким голосом не в авиации работать, а где-нибудь на радио. Кихён легко может представить этот утомлённый, слегка недовольный голос на каком-нибудь ночном эфире. Он бы обсуждал проблемы взрослых людей, ставил бы какие-то особо эротические треки в эфир и совершенно точно был бы звездой своего эфира. Работа авиадиспетчером ему не идёт ни в коем случае.
— И-инчон, — неожиданно для себя заикается Кихён, подтверждая команду. — В-вас понял. Эмикс пять четырнадцать, ко взлёту готовы.
— Господи, первый рейс что ли? — вздыхает диспетчер, но Кихён не отвечает на реплику не отвечает. Не положено по правилам, а так бы он уже давно и с удовольствием бы поставил вредный голос на место. — Эмикс пять четырнадцать. Даю разрешение на взлёт. Занимайте эшелон двести девяносто. И не тряситесь вы так, как школьник перед первым сексом. Это будет так же быстро и совсем не больно.
— Есть, эшелон двести девяносто, — сквозь зубы и обидный смех Хосока цедит Кихён, заполняя информацию в бортовом компьютере. Самолёт достаточно быстро набирает скорость, от чего его прижимает немного к креслу.
— Отрываемся, — сообщает Хосок, потянув на себя рычаг, и они действительно плавно начинают набирать высоту.
Наверное, Кихёна никогда не станет удивлять то волшебное чувство восторга, граничащего с чем-то большим, намного более возвышенным и сильным, когда ноги больше не чувствуют твёрдую поверхность взлётной полосы под собой, а единственная мысль, которая бьётся в голове словно рыба, выброшенная на берег, это то, что он летит! Он взаправду набирает высоту на огромном пассажирском самолёте, у него на борту сто семь пассажиров, три бортпроводника и целый капитан, который оказывается, ещё и неожиданно профессионал своего дела.
Кихён не без удовольствия выполняет все его приказы и неотрывно следит за всеми показателями на экранах. Считывать буквой «Т», не пытаться охватить взглядом всё.
Голос инструктора звучит в голове так же кристально чисто и без помех, как он сейчас слышит голос Хосока, громко и четко комментирующего каждое выполненное действие. Кихён не возражает. На самом деле, он вполне способен подчиняться. Из него бы вышел выдающийся подчинённый, если честно! Но только дело в том, что для толкового подчинения ему нужен толковый начальник, а буквально до самого момента взлёта Хосок показывал себя исключительно как долбоёб.
— Включаю автопилот, — сообщает Хосок, выполняя команду, как только на приборах высвечивается выбранная высота. В кабине повисает неловкая тишина на несколько секунд. Кихён может чувствовать её кожей, особенно, в тех местах, где горячая рубашка прилипла к спине от пота. Что-то ему подсказывает, что просто так его в покое не оставят.
В дверь раздаётся стук, и едва в их кабине появляется голова Минхёка, Кихён уже почти что уверен наверняка, что пришёл он как раз по его душу. Ну, вот не смогут они его оставить в покое. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
— Капитан? Мне кажется, у нас проблемы… — неуверенно говорит Минхёк с постным выражением лица. Кихён бы и сам поверил, что у них в самолёте проблемы, если бы не плохо скрываемые чёртики, которые чуть ли не пасадобль пляшут в его глазах.
— Что там? — удручённо выдыхает Кихён. И буквально чувствует, как под ногами падает последняя опора. В руках у Минхёка несколько болтов из обшивки самолёта. Которые не могут появиться просто так.
— Я нашёл их на полу… Не знаю, как они могли оказаться на борту… Думаю, что они оторвались пока мы взлетали.
Это уже выглядит как серьёзная заявка на победу. С цветами и красивой красной ленточкой. На их гробах. Если их вообще смогут выловить из моря, если все упадут. А в том, что самолёт без должной обшивки рухнет, Кихён уверен на все сто процентов: ведь если повредилась обшивка, значит, нарушилась целостность машины, значит, на такой высоте в условии пониженного давления самолёт вообще должно разорвать к чертям за несколько жалких секунд.
Кихён смотрит на Хосока, Хосок смотрит на него с притворным ужасом на лице, и тут до Кихёна доходит.
— Ну да, конечно. Детали внешней обшивки самолёта в загерметизированном корпусе. Даже если бы теоретически ты их и нашёл, то мы бы уже давно развалились на части от декомпрессии. Иди лучше пугай своими болтами кого поглупее, ага?
— Ну, как знаете… Я вас предупредил, — трагически шепчет Минхёк в ответ, аккуратно закрывая за собой дверь, от чего сердце Кихёна всё же начинает биться в несколько раз быстрее. Предательское и нелогичное «а что, если он всё же прав» бодро начинает грызть мозг прямо внутри черепной коробки. Ну конечно он издевается, это же разводка дедсадовца, на такое может повестись только совсем уж идиот, потому что Хосок и глазом не моргнул на это заявление, а ведь именно он — главный человек на борту.
— Помнишь, что я говорил про Цессну? — невзначай спрашивает этот самый человек, с улыбкой глядя в розово-голубое небо перед ними. Кихён хочет ответить, поставить его на место и, наконец, самоутвердиться в его новой компании и в принципе. Но не может, потому что в этот же момент самолёт резко теряет несколько градусов наклона и, соответственно, снижается на пару десятков метров по приборам. Вкупе с предыдущей жалобой Минхёка, а также вспоминая показания бортового журнала с новым хвостом, Кихён уже даже не паникует. А какой смысл разводить истерику, если они всё равно рухнут? А если не рухнут, смысл вообще паниковать?
От этой мысли в одночасье в голову Кихёна приходит просветление и спокойствие. Какой вообще смысл паники? Паника сеет хаос, хаос порождает разрушения и проблемы. Нет паники, нет проблем. В крайнем случае он убьёт Хосока уже в туалете аэропорта без лишних свидетелей и шума. И Минхёка.
— Самолёт сейчас на автопилоте, — вздыхает Кихён. — Если приборам нужно опустить ненадолго нос, то так тому и быть, зачем нервничать?
— А если по приборам ты будешь находиться высоко в небе, но перед твоим лицом внезапно возникнет гора?
— «Опасное сближение с землёй» ещё никто не отменял. Если визуально я увижу препятствие, но буду прислушиваться к приборам и диспетчеру, то без проблем смогу избежать катастрофы.
— А если ты будешь лететь в режиме слабой видимости, а приборы внезапно откажут? — не унимается Хосок.
— Что, прямо все? — Хосок коротко кивает вместо ответа. — Ну, значит, неожиданно влечу в эту самую проклятую гору и закончу жизнь подобно воину воздуха. А если серьёзно, то мы же сделали предвзлётную проверку, приборы были в полном порядке. К тому же какие горы, мы над морем летим?
Раздражаться Кихёну намного комфортнее, чем тихонько сидеть в кресле и воображать все те сценарии, что предлагает ему любимейший капитан с энергичностью мелкой болонки. Раздражение всегда было самым любимым способом Кихёна для избавления от стресса и паники. Хосок ещё раз открывает рот, явно намереваясь что-то сказать, но в дверь снова стучат.
— Кофе, чай? — спрашивает Джихён, мило улыбаясь им двоим. На какой-то момент Кихён даже начинает верить в то, что эта улыбка действительно искренняя, а не банальный результат тренировок и обычная профдеформация. Улыбаясь, Джихён даже несколько преображается в глазах Кихёна: черты лица смягчаются, сияющая улыбка поднимает настроение, а искренняя, неподдельная заинтересованность в глазах действительно заставляет поверить в простую иллюзию бортпроводника. Наверняка Джихён получила это звание совершенно заслуженно. И да, в этот момент Кихён ею искренне восхищён, пускай даже это остаётся не более чем профессионализмом.
— Я хочу кофе и курицу, — отвечает Хосок, принимая багет с курицей и стаканчик крепкого ароматного кофе. Кихен горестно вздыхает, принимая свой чай и веганский багет. Правила авиакомпании требуют от пилотов разного питания во избежание отравления их обоих. И хоть в этом нет вины ни Хосока, ни Джихён, он чувствует, как потихоньку переступает черту спокойствия.
После которой уже становится всё равно. После которой уже плевать, что там напишет этот инструктор в своей папочке. Плевать на всё. Если уволят, ничего страшного, у Кихена есть другой кандидат на это место, к тому же это не единственная авиакомпания в мире. Плевать. Он уже собирается откусить от этого бесспорно противного и безвкусного бутерброда, как относительное спокойствие прерывает приятный голос неприятного диспетчера.
— Эмикс пять четырнадцать. Вы подходите к границе зоны моего покрытия. Работайте с Фукуокой. Один два девять точка один.
— Эмикс пять четырнадцать, вас понял. Переходим на частоту Фукуоки. Один два девять точка один, — отвечает Кихён и резко осознает, что напряжение, которое присутствовало в самом начале диалога с землёй, исчезло, словно его вообще не было. Всё становится намного проще, когда прекращаешь париться. Наверное, стоит это сделать личным жизненным кредо. Не надо напрягаться.
Фукуока отвечает не настолько понятно и чётко, но хотя бы не стремится Кихёна как-то обидеть, за что уже получает несколько жирных плюсиков в карму. Они плавно пересекают море и по навигатору уже совсем скоро начнут снижаться (и этот кошмар наконец закончится), как Хосок поворачивается к Кихёну и в духе дурацких фильмов-катастроф трагически шепчет:
— Наверное, мне нужно было сказать это раньше, ведь очень странно летать с этой… особенностью, — Хосок тяжело сглатывает, всё же бросая взгляд на приборы, что несколько смягчает драматичность момента. Сердце Кихёна начинает подозревать неладное. Не к добру это. Ой, не к добру.
— Я слушаю, — осторожно кивает тот, предпочитая сконцентрироваться на приборах, чем на сложном лице Хосока. Ещё секунда и тот точно пустит слезу, как пить дать.
— Просто я пришёл в авиацию, чтобы это победить. Но… — он снова выдерживает драматичную паузу. — Я боюсь высоты. Иногда мне кажется, что это сильнее меня, например, как сейчас. Именно поэтому я попрошу тебя посадить самолёт самостоятельно, там всего по глиссаде нужно спуститься.
Кихён закатывает глаза. Очередная тупая шутка, ну когда они уже угомонятся?
— Ага, конечно. Командир воздушного судна, инструктор, налетавший хренову тысячу часов, и резко боится высоты? Я, конечно, ещё новичок, но имейте совесть, блин.
— Посадишь? — спрашивает в ответ Хосок, и Кихён снова закатывает глаза, отчётливо кивая.
— Да, Господи, проще было сразу сказать, что хотите посмотреть на мои навыки. К чему эти шуточки? — раздражённо отвечает он, положив левую руку на рычаг. — Беру управление самолётом на себя.
Сажать учебный самолёт по глиссаде он умеет чуть ли не с закрытыми глазами. Даже не глядя на приборы. Однако такой огромный боинг Кихён раньше сажал только на тренажёре. Да, всё это время у него получалось посадить симулятор плавно и гладко, но в реальности всё оказывается немного страшнее.
— Начинаю снижение. Угол тангажа минус пять градусов, — отчётливо говорит он, аккуратно наклоняя нос ниже по приборам. Воспользовавшись свободной секундой, Кихён бросает взгляд на подозрительно притихшего Хосока. И как для тупого нелепого розыгрыша, у него слишком подозрительно бледное лицо.
— Фукуока, рейс эмикс пять четырнадцать, — говорит тот диспетчеру ровным, безжизненным голосом. Либо это слишком жестокая шутка, и они таким образом пытаются довести Кихёна до мини-инфаркта, либо…
Да нет, такого не может быть, чтобы человек, который в небе проводит больше времени, чем на земле, до одури боялся высоты? Где логика? И почему тогда раньше, когда они только отрывались от земли и летели по нормальному курсу, никаких признаков аэрофобии у Хосока не проявлялось? Нет, он точно придуривается.
— Полоса тридцать четыре открыта для вас, влажность воздуха шестьдесят четыре процента, температура плюс девятнадцать, ветер восточный, четыре метра в секунду, — слышит он из динамиков, разворачивая самолёт по заданному курсу. Параллельно до него доносится приятный, практически бархатный голос Хосока, который щебечет прямо в микрофон для связи с пассажирами.
— Снижаемся по курсу… Прибытие в аэропорт на пять минут раньше…
Именно этот контраст между голосом напуганного Хосока и Хосока-соблазнителя и склоняет чашу весов к теории, что это — всего лишь очередная нелепая шуточка в честь его первого полёта. И переживания отпускают полностью. В такую чушь может поверить только очень наивный и глупый человек.
Мысленно Кихён помечает у себя в голове не забыть проверить достоверность рассказа Чангюна, как появится интернет. Что-то ему феерическая история с горящими двигателями и повреждённым хвостом всё больше и больше кажется лютой небылицей.
— Вхожу в глиссаду, — сообщает Кихён, внимательно наблюдая за показателями приборов. Он продолжает снижать скорость согласно построенной схеме и уже даже видит нужную посадочную полосу.
Над головой с тихим звуком включается автоматический сигнал пристегнуться. Диспетчер с Хосоком ведут спокойные переговоры. Самолёт снижается идеально по глиссаде и выходит над самой взлётно-посадочной полосой с идеальной рекомендованной скоростью.
— Выпустить шасси. Закрылки пятнадцать. Убираю газ, — командует он и через минуту чувствует, как нежно касается земли, максимально потянув штурвал на себя. Самолёт послушно снижает скорость и останавливается в безопасных двух сотнях метров от конца полосы.
— Мужик, — выдыхает Хосок, и на Кихёна этот комплимент действует, словно признание в любви нежной девушке: он смущённо улыбается и чувствует, как начинает краснеть.
Мужик, определённо. Он же сумел с первого раза самостоятельно посадить самолёт! Да Кихён вообще герой!
— Эмикс пять четырнадцать. Рулите к выходу «А» двадцать девять, — слышат они указание от диспетчера, и, придя в себя после такого захватывающего небесного приключения, включает малый газ и сворачивает с полосы на рулевые дорожки, пока не подкатывает к назначенному месту, где их уже ждут техники и прочие японские работники аэропорта.
— Запрашиваю послеполётную проверку? — спрашивает Хосок, улыбаясь так тепло и искренне, что Кихён не может не улыбнуться в ответ.
— Есть послеполётная проверка, — отвечает он, с лёгкостью проверяя и выключая приборы. Да, он всё ещё обижен на Хосока, на злых проводников, которым лишь бы позубоскалить, даже на Чангюна, который, кажется, его не воспринимает всерьёз. Но о том, как установить себе репутацию серьёзного, профессионального человека, он подумает позже. Когда прилетит обратно домой и ляжет в постель. Не сейчас.
Техники аэропорта быстро паркуют самолёт у рукава выхода, рутинная проверка проходит плавно и без нареканий. Практически идеально, что уже вызывает у Кихёна подозрения, однако он неохотно их отметает, заполняя данные бортового журнала. Хосок в это время прощается с пассажирами самолёта с другой стороны от кабины пилотов.
У них впереди один час, чтобы перевести дух, а затем снова готовить самолёт к возвращению домой, но на этот раз полёт обещает быть немного сложнее: придётся использовать все свои навыки ориентировки по освещению полос аэропорта в ночных условиях. У Кихёна с этим никогда не было проблем, но ему всегда было намного проще, как и всем остальным адекватным пилотам, садиться в условиях дневного освещения.
Едва проводники заканчивают проверку салона и доверяют машину техникам и уборщикам, Кихён, явно понимая, что вряд ли кто-то из его экипажа захочет проводить с ним целый час свободного времени, решает воспользоваться привилегиями своей авиакомпании и идёт в кафетерий прямо посреди транзитной зоны.
Вообще, будучи в здравом уме и при весьма скромном бюджете, Кихён никогда и ни за что бы не остановил свой выбор на подобном заведении, но теперь у него есть удостоверение пилота и работа в авиакомпании, которая берёт на себя все расходы экипажа на питание и напитки в рабочее время.
Что он сейчас как раз и протестирует с этим ароматным…
— Два американо и два чизкейка с карамелью! — слышит он за своей спиной противный звонкий голос, стоило ему только открыть рот и набрать побольше воздуха в лёгкие. Всё так же не закрывая рот, Кихён поворачивается, чтобы ещё раз взглянуть в бесстыжее лицо Минхёка. — Если ты любишь с шоколадом, то так и скажи, они сейчас быстро поменяют!
— Ты что, заказал мне чизкейк? — недоверчиво спрашивает Кихён, удосужившись, наконец, закрыть рот. Минхёк на вопрос не отвечает, но вдруг резко взмахивает рукой в сторону только освободившегося столика.
— Займи его скорее, пожалуйста, а то будем пить кофе стоя, — говорит он, и Кихён не заставляет себя ждать, шустро устраиваясь за столиком прямо посреди зала. Будь его воля, он бы выбрал что-нибудь более скромное где-нибудь в углу, однако Минхёк действительно прав: мест в кафетерии терминала нет.
Тот подходит к столику через несколько минут и ставит перед Кихёном красивую керамическую тарелочку с тортиком и маленькой стильной металлической ложечкой. Точно такой же тортик он ставит перед собой.
— Ты так и не уточнил, с шоколадом тебе или с карамелью, — поясняет Минхёк. — Поэтому я взял с карамелью. И ещё вот американо. Только настоящие мужики пьют американо!
В таком случае Кихён — ненастоящий мужик. Так, подделка. Квазимужик.
Но вслух он этого не говорит. Ещё чего — разрушать свою и без того разгромленную репутацию в первый день работы!
— Там точно нет слабительного? Или какого-нибудь стимулятора? — ядовито спрашивает он вместо пояснений своих кофейных предпочтений, но чашку всё же принимает, покрутив немного в руках, прежде чем поставить обратно на столик.
— Нет, — хохочет Минхёк, плюхаясь рядом и меняясь ещё непочатыми стаканами. — Вообще, кофе тебе положен от капитана. Он сказал, что тебе нужно немного взбодриться перед обратным полётом. А уже прийти с чизкейком была моя инициатива. Я вообще за мир во всём экипаже, поэтому хочу извиниться за весь этот сегодняшний балаган. Извини! Лучше давай вкусим этого прекрасного пирога и оставим в прошлом наш топор войны, если у тебя он есть!
@темы: band: monsta x, Strong Heart - 2018
-
-
23.07.2018 в 11:22-
-
23.07.2018 в 11:23-
-
23.07.2018 в 11:23-
-
23.07.2018 в 11:24-
-
23.07.2018 в 11:25-
-
23.07.2018 в 11:25-
-
23.07.2018 в 11:26-
-
23.07.2018 в 11:26-
-
23.07.2018 в 11:27-
-
23.07.2018 в 11:27-
-
23.07.2018 в 11:28-
-
23.07.2018 в 11:29-
-
23.07.2018 в 11:30-
-
23.07.2018 в 11:31-
-
23.07.2018 в 11:31-
-
23.07.2018 в 11:31-
-
23.07.2018 в 11:32-
-
23.07.2018 в 11:35-
-
23.07.2018 в 11:35-
-
23.07.2018 в 11:35-
-
23.07.2018 в 11:36-
-
23.07.2018 в 11:39-
-
23.07.2018 в 11:40-
-
23.07.2018 в 11:40-
-
23.07.2018 в 11:41-
-
23.07.2018 в 11:42-
-
23.07.2018 в 11:43-
-
23.07.2018 в 11:45-
-
23.07.2018 в 11:45-
-
23.07.2018 в 11:46